Качественные методики конкретного юридического исследования

 

Специфика социального мира, состоящая в его осмысленности, выражающейся в знаково-символических формах, предполагает выработку таких методик, которые позволяли бы выявлять суть социального. Поэтому в конце ХХ в. в рамках «гуманистической социологии», возникшей в результате «антропологического переворота», достаточно активно стали развиваться методики, позволяющие зафиксировать субъективную значимость социальных явлений, направленные на раскрытие их субъективного смысла. Они и получили наименование качественных методов или методик.

Первоначально качественные методики представляли собой ситуативный анализ, производимый в терминах самих участников исследуемого социального явления[309]. «Классическое» качественное исследование предполагает описание социального объекта в его естественном состоянии, использование преимущественно индуктивной логики, само же исследование носит исключительно открытый характер, без сформулированных заранее гипотез[310]. На наш взгляд, к качественным методикам относятся те, которые делают акцент на рефлексивности социальных (и правовых) явлений и по своей сути интерпретативны. Поэтому многие положения символического интеракционизма, феноменологии, понимающей социологии, этнометодологии, психодрамы, драматургии И. Гофмана, психолингвистики и других направлений гуманистической социологии и психологии образуют инструментарий качественных методик.

Структура качественного исследования, в отличие от традиционного, может быть представлена следующей схемой: сбор данных — их описание — их классификация — построение теории — итоговый документ. При этом на каждом этапе происходит возврат к исходным данным. Наиболее важным здесь является требование соотнесения установки автора и действующего субъекта, а также постоянный учет обстоятельств контекста: места, времени и типа культуры[311]. Поэтому описание выступает здесь основанием для концептуального анализа, т. е. для построения теории описываемого явления. Для этого требуется обобщение сходных данных в соответствующую категорию. Затем необходимо осуществить контекстуализацию категорий: выяснить, при каких условиях они действуют и выявить связи, зависимости между этими явлениями. Это, в свою очередь, условие для классификации явлений. Тем самым происходит формулирование мини-теории — индуктивного обобщения отдельных явлений, концептуализация единичных фактов. Эмпирическая информация об отдельных частях (сторонах) явления достраивается до целого его образа и превращается в «теорию данного явления»[312]. Затем, очевидно, данный отдельный случай, концептуализированный до уровня теории, сравнивается с другими аналогичными случаями.

Рассмотрим конкретные методики, используемые при проведении качественного исследования.

Case study — это методика описания и изучения уникального явления в его взаимосвязях и в сравнении с другими уникальными отдельными явлениями. При этом используется включенное наблюдение, глубинное интервью. Результатом исследования отдельного явления может быть его типизация на все явления, находящиеся в аналогичных ситуациях, для понимания норм, ценностей, системы ролей и установление того, как они входят в процесс повседневного общения. Одновременно эта методика используется для выявления скрытого смысла соответствующего явления, соотношения формальной и неформальной структуры[313].

Эта методика лежит в основе прецедентного способа мышления и выражает специфику англо-американской юриспруденции. Именно единичное, по мнению Дж. Форрестера, индивидуальное создает прецедент общего, которое оказывается всего лишь статистическим именем для эмпирически складывающихся образцов практики[314]. С другой стороны, эта методика может быть весьма полезна при разграничении официального, позитивного права и неофициального, интуитивного[315].

Этнографический метод состоит в описании культуры (норм, ценностей, установок, мифов) группы, отличающейся от основной массы населения, в дословном описании на языке самого субъекта (носителя данной культуры) исследуемого явления. Иными словами, это представление чужой культуры глазами ее носителей с последующим переводом на язык своей культуры. Этот метод (методика) используется в том случае, если исследуемая культура (или явление в ее рамках) представляет собой замкнутую группу, не склонную к контактам с носителями доминирующей культуры, и потому ее изучение традиционными методами весьма затруднительно.

В качестве конкретных приемов этнографического метода В. В. Семенова называет групповое интервью, изучение документов, образцов фольклора, анализ ключевых символов — носителей информации о данной культуре[316]. Более интересным представляется разработанный в психолингвистике метод изучения прецедентных слов, имен, фраз, текстов. Это такие слова, имена, фразы, тексты, которые выступают эталонными для данной культуры, которые знают все и которые передаются от поколения к поколению в процессе социализации[317]. Знание смысла прецедентных феноменов позволяет адекватно (насколько это возможно) выявить специфику данной культуры, ее отличия от культуры исследователя и тем самым обеспечить перевод полученной информации. Этнографический метод дополняется и развивается методикой включенного наблюдения.

Включенное наблюдение — это разновидность наблюдения; отличается тем, что объект исследования не осознает, что за ним наблюдают. Благодаря такой методике удается гораздо глубже проникнуть в смысл поступков, внутренних убеждений, систему символов. При этом исследователь должен войти в чужую культуру и стать в ней «своим», но в то же время должен сохранить различия для объективности исследования[318].

Примеры блестяще проведенного включенного наблюдения предоставляет деятельность западногерманского журналиста Г. Вальрафа, который с помощью такой методики изучал в 70-е годы ХХ в. положение турецких рабочих в ФРГ, в 80-е годы ситуацию с неонацизмом, а в 90-е — изготовление сенсационных новостей концерном «Бильд».

Интерпретативный анализ — это методика, сопровождающая практически любое качественное исследование. В его основе лежит чрезвычайно продуктивная идея, сформулированная Дж. Г. Мидом, лидером символического интеракционизма, о том, что социальный мир — это мир постоянной рефлексии: принятия на себя роли обобщенного другого (оценка себя с точки зрения социума)[319]. А. Щюц, родоначальник социологической феноменологии, выявил основные типизации мира повседневности и используемые в социальном действии два вида мотивов: «для того чтобы» и «потому что». Первый относится к внутреннему миру человека и направлен в будущее, тогда как второй — это приписывание мотива действующему субъекту с точки зрения наблюдателя, он относится к прошлому (объяснению поведения с позиции прошлого опыта). Отсюда вытекает неизбежное различие смысла социального действия для действующего субъекта, для взаимодействующего с ним партнера и для наблюдателя, не включенного в эти действия. Полная картина смысла социального действия должна включать оба вида мотивов[320].

Близкие идеи были сформулированы в 1974 г. И. Гофманом и А. Сикурелом. Первый в работе «Анализ рамок взаимодействия» показал, что в повседневной жизни существуют структуры, незримо управляющие нами. Это схемы интерпретации, позволяют обозначать, опознавать и воспринимать происходящие ситуации. Они организуют наш опыт и руководят нашими действиями. Проявляются они в наших предположениях о том, что мы видим в социальном мире, проводя аналогию между той ситуацией, в которой мы находимся, и той, которую хотим квалифицировать с известными по личному опыту образцами ситуаций. Рамками взаимодействия как раз и являются имплицитно или эксплицитно задаваемые определения ситуации[321]. Похожую мысль высказал в работе «Когнитивная социология» А. Сикурел, сформулировав понятие «народной модели». Последняя представляет собой систему общих и приспособленных к ситуации правил того, как необходимо действовать в ней (определенной ситуации). Другими словами, это культурные образцы для обыденных действий. У каждого человека существует база данных (знаний) — народных моделей — пригодных для поведения в различных типизированных ситуациях, которые соотнесены с личностными, биографическими знаниями, личным опытом[322].

Таким образом, интерпретативный метод, заимствующий многие эвристически ценные идеи из герменевтики, социальной феноменологии, направлен на обнаружение того, как люди описывают свой опыт и какой смысл они вкладывают в свои действия. При этом интерпретативный анализ не может ограничиваться лишь констатацией этого: он должен включать в себя и соотнесение субъективного смысла с господствующими в данной культуре значениями и со значениями, существующими в других культурах.

Биографический метод — это изучение личного опыта человека на разных стадиях (этапах) его жизни, как правило, в нетипичных, экстремальных ситуациях. Можно сказать, что биографический метод — это изучение соответствующего, интересующего нас явления в преломлении его восприятия конкретным субъектом. Этот метод применяется, например, для изучения социальных групп, которые не поддаются массовому опросу. Для этого изучаются личные документы (например, эпистолярный жанр), автобиографии, проводится глубинное интервью. В обязательном порядке полученная информация проверяется по другим источникам[323]. Этот метод отличается от исследования истории отдельной жизни (монографического жезнеописания) более широкими обобщениями.

В качестве еще одной методики качественного исследования можно выделить этнометодологию. Данный термин, который означает выявление методов, применяемых в обыденной жизни для конструирования социальной реальности, т. е. методов повседневной жизнедеятельности, ввел в научный оборот Г. Гарфинкель в 1967 г.[324]. Метод напоминает этнографический и интерпретативный анализ, однако отличается от них специально разработанными Г. Гарфинкелем так называемыми кризисными экспериментами. Суть их в попытке выявить типизированные представления о нормальном через их соотнесение с ненормальным. Так, студентам предлагалось вести себя дома как в гостях. Это естественно вызывало недоумение у домашних. Их оценка поведения студента и способы, которыми они пытались вернуть положение дел в нормальное русло, и есть скрытое (воспринимаемое в качестве естественной установки) от рефлексии представление о нормальном и те рецепты поведения, которые воспринимаются как нормальные. Другими словами, «кризисные эксперименты» — это сознательное провоцирование на выявление механизмов, поддерживающих нормальный порядок жизнедеятельности.

Г. Гарфинкель известен также своими исследованиями порядка протекания коммуникации, которые демонстрируют подразумеваемое знание и способы прояснения неясностей в ходе, например, телефонной беседы[325].

К качественным методикам также могут быть отнесены некоторые исследования, проводимые в рамках психолингвистики — междисциплинарного направления, соединяющего достижения лингвистики и психологии и проясняющего способы использования человеком языка, т. е. как функционируют речь и язык[326].

Одной из таких методик можно считать интент-анализ — выявление позиции (интенции, направленности на некоторый объект) субъекта в зависимости от особенностей его речи[327]. Для этого, например, используется протокол структуры беседы, фиксирующий реплики оппонентов: развернутый ответ, односложный ответ, уклонение от ответа, отказ от ответа, оспаривание, встречный вопрос, вторичная реплика, перебивание, оспаривание. Показатель позиции (интенции) в таком случае — это средний объем ответных реплик, число переключений, число перебиваний и число накладывающихся реплик. Отсюда делается вывод об эгоцентристской, сбалансированной или партнерской позиции[328].

Небезынтересен интент-анализ политических выступлений, выявляющий способы выставления себя или своей партии в лучшем свете (апологизации), критики оппонентов и анализа положения дел в стране и на международной арене. Тут фиксируется с помощью контент-анализа количество высказываний об этих трех аспектах и их содержание. Отсюда можно сделать вывод о характере политика и о том, на какую аудиторию рассчитано его выступление[329].

Значительный интерес для оценки восприятия политических лидеров на подсознательном уровне представляет методика ассоциативного эксперимента[330]. Такое исследование на протяжении 1996—1999 гг. было проведено Е. Б. Шестопал (в 1996 г. вместе с М. Грунд-Новиковой)[331]. При этом проводилось фокусированное интервью, направленное на выявление как сознательных, вербальных, так и неосознаваемых установок в восприятии политиков по ассоциациям их с животными, запахами, цветами и литературными героями. При ассоциациях с животными оценивалась их сила и слабость, размер, агрессивность, а также символическое значение некоторых из них. При ассоциациях с цветами в расчет принимались такие индикаторы, как светлый—темный, теплый—холодный, яркий—тусклый. Запахи характеризовались как приятный—неприятный, женский—мужской (сладкий, терпкий и т. д.), естественный—искусственный. Литературный герой оценивался как активный—пассивный, положительный—отрицательный.

В результате такого исследования было показано расхождение (порой значительное) между восприятием политика на рациональном, вербальном, уровне и на бессознательном. Так, Г. Явлинский на рациональном уровне не слишком высоко оценивался с точки зрения внешней привлекательности, его наиболее уязвимым местом считалась внешность, хотя положительно воспринималась сила и активность. На бессознательном же уровне привлекательность не ставилась под сомнение, хотя сила оценивалась не слишком высоко. В. Жириновский оценивался на рациональном уровне как внешне привлекательный политик, но морально-политические качества воспринимались крайне негативно. Сила и агрессивность признавались всеми, но большинством со знаком минус. На бессознательном уровне его мужественность не подвергалась сомнению, хотя запахи вызывали самые неприятные ассоциации, а цвета — самые темные. Литературный прототип — отрицательный. Активность — высокая, имеющая агрессивный оттенок. Главный вывод этого исследования состоял в том, что оценка привлекательности для российского избирателя основывалась на личностных, человеческих, а не профессиональных качествах политика[332].

Психолингвистические методики, такие как семантический дифференциал, кластерный анализ фразеологизмов, множественных идентификаций, могут быть чрезвычайно плодотворны при исследовании обыденного правосознания, стереотипов межличностного (межгруппового, межэтнического и межкультурного) восприятия, а также для изучения нерефлексируемых смысловых оттенков правовых явлений и могут активно использоваться в юриспруденции.

Так, семантический дифференциал — это измерительная техника, основанная на применении факторного анализа к исследованию значений. По мнению ее разработчика Ч. Осгуда, это применение процедур шкалирования к контролируемым ассоциациям. С помощью многочисленных исследований им были выделены три универсальных фактора, с помощью которых можно измерять различные проявления человеческой деятельности: оценка, сила и активность[333]. Тем самым они выступают универсальной эмоционально-оценочной формой любой классификации и на их основе можно построить частные семантические пространства для любых понятийных классов с неограниченным расширением набора ведущих базисных факторов, используя набор прилагательных-антонимов[334].

Кластерный анализ фразеологизмов состоит в свободной классификации некоторого количества фразеологизмов с последующим объяснением основания такой классификации. Это достаточно сложный по выполнению анализ, позволяющий определить семантические значения объектов и явлений в рамках определенной культуры[335].

Методика множественной идентификации состоит в исследовании степени корреляции объекта психолингвистического эксперимента, (например, политика, набора поступков, ситуаций, себя) с выделенными «социально значимыми другими», типовыми ситуациями. В этой связи весьма интересны результаты социально одобряемых и неодобряемых поступков с точки зрения представителей различных культур[336].

Таковы достаточно перспективные, как представляется, методики качественного юридического исследования. Большинство из них являются новыми для юридической науки, требующими специальной проработки для адаптации к правовой реальности. Однако их эвристическая ценность не вызывает сомнения, поэтому чем раньше они войдут в инструментарий юридических исследований, тем быстрее следует ожидать от них научных результатов, адекватных вызовам современности.