Л. Лиходеев

Хищница¹

Эта история тянется уже более десяти лет. Если бы героиня ее была своевременно отделена от общества, срок ее наказания уже истекал бы.

Но то, что она совершила, не влечет за собою мер наказания. Вся ее деятельность ни разу не выходила из рамок закона. Наоборот, она стремилась освятить буквой закона свой жизненные устои.

Ей минуло семнадцать лет, когда она почувствовала острую необходимость устроить свою жизнь. Она взяла в руки дубину и

вышла на большую дорогу. Она научилась свистать в четыре пальца и раскраивать черепа с одного удара.

Вы думаете, я сгущаю краски? Ничуть. Героиня этой истории – благообразная дама, вдова известного академика. Она умеет себя держать в обществе и может при случае прочитать лекцию о моральном облике.

Итак, ей было немногим больше семнадцати. Она была студенткой. А ему было немногим меньше семидесяти. Он был профессор. Она захотела стать его вдовою. Бывают такие девицы, которые мечтают стать вдовами богатых стариков.

Строгие мора листы утверждают, что истории известны случаи бескорыстной любви юных дев к преклонным старцам. При этою ссылаются на любовь Марии к Мазепе, а также на страстное чувство нежной Суламифи к не очень юному царю Соломону.

Оставим историю в покое. Я говорю о тех современных сула-мифях, которые обращаются со своим предметом любви не бескорыстно. Никто из них еще не влюблялся в старого бакенщика, но все почему-то норовили прорваться в мир персональных автомобилей и личных текущих счетов. Эта порода девиц привыкла смотреть на жизнь, как на огромную лавку, набитую барахлом. Они смотрят на свои прелести, как на разменную монету, при помощи которой можно урвать кусок и для себя.

Так вот он получил от нее письмо. Она писала ему, что он строен, как тростник; и красив, как лотос. Он долго смотрел в зеркало, убеждая себя в том, что он неотразимее мастера футбола.

О мертвых принято либо ничего не говорить, либо говорить хорошее. Мне кажется, о мертвых нужно говорить правду в назидание живым.

Она писала ему письма, насыщенные хорошо продуманной наивностью. В свободное от любовных писем время она писала своим родителям о том, как ей нравятся его квартира, его положение и его деньги. Деньги были красивы, и родители благословили чадо на жизненный подвиг.

Она не торопилась. Она дала возможность сердцу покойника дозреть. Она понимала, что в любви самое важное – это благопристойность.

И сердце дозрело. Тогда-то и начались препятствия, без которых, как утверждают специалисты, любовь не стоит ломаного гроша.

Препятствием оказалась старая жена влюбленного. Любовь требует жертв. И старая жена была отдана в жертву любви. Ее объявили психически больной. Это оказалось самым благопристойным поводом для развода. Как выяснилось, с сумасшедшими можно разводиться в три счета, без объявления в газете, в первой судебной инстанции.

Итак, профессор свершил все, что мог. Развелся с неполноценной женой и официально женился на полноценной девице, которая из приходящей приживалки превратилась в единую и неделимую

супругу со всеми вытекающими последствиями. Все это было совершено по закону. По закону же была установлена опека над несчастной старухой. Опека заключалась в том, что единая и неделимая девица присваивала себе старухину пенсию, вероятно, чтобы уберечь пенсионерку от соблазнов на старости лет.

Вступив во владение, юная супруга немедленно выписала из-под Полтавы своих бедных родителей, которые, не успев распаковать узлы, занялись спекуляцией на правах папы и мамы знаменитого академика. И их тоже не трогали, поскольку они были прописаны и паспорта у них оказались в порядке.

Итак, более десяти лет убежденная дармоедка пользуется московской квартирой и подмосковной дачей, принимает посмертные гонорары, спекулирует фруктами из сада, и брачное свидетельство прикрывает все это свинство, как патент на право мелкой торговли.

· - А где же была общественность? – спросит читатель. – Как она могла прозевать? Куда смотрели уважаемые друзья уважаемого покойного, пока он был еще жив?

Общественность не зевала. Она уже десять лет подает свой звонкий голос. Однако она не может разрушить неприступные стены, возведенные хищницей вокруг своей особы.

Двадцать два раза (не два, читатель, а двадцать два!) обрушивалась на общественность веселая вдова. Двадцать два раза московские суды, тяжело вздохнув, разбирали дело дамы, спекулирующей правом на апелляцию. Она прекрасно выучила все статьи закона. Она понимает, что при выработке того или иного закона невозможно предусмотреть все могущие возникнуть ситуации, все этические категории. Закон требует справку с печатью. И она предъявляет эту справку.

Двадцать два раза она судилась, обвиняя честных людей в посягательстве, в клевете, в глумлении над памятью старого академика и в издевательстве над семьей как ячейкой общества.

И двадцать два раза, опираясь на свои «законные вдовьи права», плевала на несущественные для нее этические категории – честность, ненависть к тунеядству, презрение к хищничеству. Когда у нее спросили, каким полезным трудом она занимается, она ответила, что воспитывает ребенка академика, и главным образом упирала на то, что в нашей стране женщина-мать окружена всеобщим почетом. Вдова не работает и живет при этом припеваючи. Она захватила площадь, на которой можно свободно разместить четыре семьи...

Я не называю фамилии указанной дамы, чтобы не потревожить уважаемый прах академика. Я действительно не хочу, чтобы досужие языки трепали его известное в науке имя. Но еще больше я не хочу, чтобы этот мой-фельетон превратился в документ, на основании которого были бы приняты меры только против одной хищницы.

Я хочу, чтобы было обращено пристальное внимание на хищничество вообще, на хищничество как разновидность оголтелого мещанства, путающегося у нас в ногах.

Я хочу, чтобы хищники были окружены позором, чтобы никакие формальные права не спасали их от презрения всех честных людей. Их немного, но их не должно быть совсем...

Папа и мама вырастили единственную дочку. Это были довольно средние папа и мама, со средним достатком и со средним представлением о том, как надо воспитывать детей. Они, как говорят в таких случаях, ни в чем ей не отказывали. И когда дочка вышла замуж, они радовались и кричали «горько» на свадьбе. После свадьбы им стало действительно горько.

Дочка вышла замуж. Не за академика. За обыкновенного парня, с которым у нее обнаружилось родство душ.»Родственную душу прописали на родительской территории. А через два дня любимая и единственная дочка подала на родителей в суд, чтобы получить законное право на жилплощадь, в которой ей, собственно, никто и не отказывал. Робкие родители сроду не бывали в суде. Мама плакала и показывала фотографии ангела в колыбельке. Папа мял в растерянности галстук. Он сгорбился от неожиданного позора, который свалился на его неподготовленные плечи, как грязный мешок. Спокойными были только родственные души.

· - В нашей стране, – говорили они, – молодежь имеет все права. Право на образование, право на труд, право на самостоятельную жизнь. Мы хотим начать самостоятельную жизнь, и нам нужна жилплощадь!

· - Но если вы так рветесь к самостоятельной жизни, начните ее, как ваши папа с мамой, с палатки, с общежития, с труда, который приносит все жизненные блага, в том числе и жилплощадь...

· - Да? – саркастически вопросили родственные души. – Молодежь окружена заботой? Окружена! И катитесь с нашей территории ко всем чертям!

И папа с мамой покатились. Мама пристально рассматривала ангелочка в колыбельке и никак не могла понять, как из ангелочка вылупилась мерзавка без чести и совести.

А суд развел руками: все законно. Имеет право на жилплощадь? Имеет...

Хищные души норовят урвать бесплатный кусок. Они пользуются для этого нашими законами и нашими словами. Хищное мурло мещанина просовывается во все щели. И все, что это мурло заглатывает, оно заглатывает, не нарушая ни одного пунктика кодекса. Мещанин – это существо, извлекающее для себя выгоду прежде всего при помощи закона. А суть закона для него в форме. Только в форме.

Они ходят среди нас, посвечивая фосфорическими волчьими глазами, одни из них машут веерными ресницами, другие поражают скромным видом, они вползают в душу, льстят и подличают до того желанного часа, когда при помощи достигнутой всеми способами законной справки смогут запустить свои когти в чужое добро и изломать чужую жизнь!

1959

* * *

В.Н. Войнович – известный российский писатель и публицист; в 1980 г. из-за несогласия с политикой власти и своих критических выступлений по этому поводу вынужден был покинуть страну; в настоящее время живет в Москве и Мюнхене.

¹ Публикуется по изл.: Лиходеев Л. Фельетоны. М., 1961. С. 5-12.