По преданию, основные принципы чань-буддизма были сформулированы самим Бодхидхармой и сводились к следующему: «не опираться на иероглифы» (т. е. не использовать слова и тексты для проповеди); использовать «передачу вне слов, непосредственно и прямо указывать на истинную природу человека»; «созерцая свою изначальную природу, стать буддой» (искать путь к Просветлению не в книгах, но очищая собственную природу, свои врождённые свойства, ибо каждый человек — потенциальный будда). В реальности все эти принципы были сформулированы значительно позже того времени, когда жил Бодхидхарма.
Создание традиции «безмолвной передачи истины» чань-буддисты приписывали самому Будде. Они не раз обвиняли другие направления буддизма в «увлечении словами и письменными знаками». Чань-буддизм делал упор на непосредственную, интимную передачу учения, поэтому в нём весьма заметна роль учителя. Более того, большинство чань-буддистов считали авторитетом не какую-то абстрактную догму, не канон или трактат, но учителя. Именно его слова, а не строки писаний, и были для них воплощением учения. Благодаря этому чань-буддизм, с одной стороны, всегда оставался учением живым, личностным, а с другой — был предельно пластичен, менял свою форму в зависимости от учителя и эпохи.
Чань-буддизм считает, что истинным учителем, точнее «учителем в последней инстанции», может являться лишь сам человек, который открывает истину «в себе и для себя». Характерен пример монаха Шияня, который отдавал приказы сам себе, вызывая порой недоумение у окружающих. По утрам он садился лицом к стене и грубым голосом обращался сам к себе: «Хозяин!». Затем тут же отвечал: «Слушаюсь!». «Ты обязан поддерживать вечную бодрость и чистоту сознания!» — продолжал приказывать себе Шиянь. И, уважительно кланяясь, послушно отвечал: «Слушаюсь, слушаюсь».
Признавая все основные постулаты буддизма и потенциальную «буддовость» каждого человека, последователи чань считали особенно важным осознание глобальной вселенской Пустоты (санскр. «шуньята», кит. «кун», яп. «ку»). Пустота потенциально содержит всю вселенную, считали чань-буддисты, время от времени она порождает все вещи, даёт бытие этому миру и представляет собой вселенную в потенции. И в то же время — это некое глобальное ничто; не случайно синонимом Пустоты в чань-буддизме является понятие у — «ничто», «небытие».
Чань-буддисты так объясняют важность осознания Пустоты: в своём высшем проявлении природа будды также абсолютно пустотна и логически непознаваема. Её можно понять лишь в момент Просветления, внезапного и интуитивного озарения. «Пустота — и есть будда. Будда — и есть ты сам», — гласит чаньское изречение.
Таким образом, речь идёт о «пробуждении», которое даётся как внезапная вспышка осознавания, когда человек чувствует слияние с Пустотой и ясно ощущает своё единство со всей вселенной. Он распластан в вечности, для него существует лишь одно «вечно длящееся настоящее» без вчера и завтра. При этом он пребывает в состоянии «отсутствия мыслей», его разум не замутняет ни одна идея, более того — он сам (его Я, его эго) как бы отсутствует, растворяется в общей ткани вселенной. Это состояние, которое должно быть присуще не только чаньскому подвижнику, но и истинному воину, именуется «у во» — «не я» {санскр. «анатман»). При достижении этого состояния рушатся границы между внешним и внутренним, между человеком и окружающим его миром, между субъектом и объектом. Именно в таком состоянии китайские мастера советовали заниматься различными типами психофизической практики, например, медитацией или ушу, рассматривая их и как метод совершенствования, и как его конечную цель. На той же идее основана боевая практика японских самураев. Знаменитый фехтовальщик Миямото Мусаси учил, что «истинный удар мечом исходит из Пустоты», а высшее боевое мастерство приходит лишь тогда, «когда обретёшь состояние растворения и самоотсутствия».
Постижение Пустоты очищает сознание, которое становится «отполированно-гладким»; не случайно такой непоколебимый покой духа чань-буддисты сравнивали с чистым зеркалом и зеркальной водной гладью. Лишь в этом состоянии человек может увидеть мир таким, какой он есть на самом деле — не искажённым и не замутнённым собственными субъективными ощущениями и мыслями. В сознании, постигшем Пустоту, мир не разделяется больше на противоположности, добро и зло, любовь и ненависть, на реальность и иллюзию, явь и сон. Человек видит мир единым, «единотелесным» с собой.
Поскольку истину нельзя ни выразить письменами, ни объяснить словами, то на неё следует «непосредственно указать» («чжи чжи»). Для этого используется практика «гунь-ань» (кит.), «коан» (яп.) – парадоксальные загадки. Приведем примеры некоторых из них: «Когда хлопают две ладоши, возникает определенный звук. А каков звук хлопка одной ладони?»; «Если у вас есть посох, я дам его вам, если у вас его нет, я возьму его увас?». Также стереотипы мышления призвана сломать практика особых диалогов мастера и ученика по типу вопрос — спонтанный ответ (кит. «вэнь-да», яп. «мондо»). Например: «Что есть Будда?» — вопрошает ученик своего наставника. «Кипарис, что растёт во дворе!» — мгновенно отвечает тот. Лаконичные, по виду абсурдные, но в действительности весьма многозначительные ответы мастера помогали ученику увидеть свою подлинную природу.
Большинство чаньских школ говорило о внезапном Просветлении, которое весьма характерно именовалось «мгновенным пробуждением» — дуну или по-японски сатори. Но как должно наступать Просветление?
Из-за разных ответов на этот вопрос в чань-буддизме в VII в. возник первый крупный раскол. Два лучших ученика V чаньского патриарха — Ху-эйнэн и Шэнь-сю — затеяли спор о том, каким образом можно обрести Просветление. Оба признавали, что Просветление достижимо ещё в нынешней жизни, без дополнительных перерождений. Однако Хуэйнэн утверждал, что оно наступает внезапно, «подобно вспышке молнии в ночи»; Шэнь-сю же считал, что Просветление приходит постепенно, ему должна предшествовать долгая монашеская практика. Наставники (кстати, выходцы из одного монастыря) образовали две группировки. Школа Шэнь-сю стала называться Северной, поскольку он ушёл со своими учениками на север, а Хуэйнэн, выходец с юга Китая, возглавил Южную чань-скую школу. После долгих споров верх взяла Южная школа, VI чаньским патриархом стал Хуэйнэн — самый блестящий представитель чаньского направления за всю его историю.
Хуэйнэн впервые провозгласил, что нет необходимости «покидать свой дом и уходить в горы», т.е. становиться монахом ради постижения чаньской истины. Руководствуясь знаменитым тезисом «достичь Просветления здесь и сейчас», он говорил, что можно, оставаясь мирянином и занимаясь любым делом, настроиться на нужный лад и постичь истину. Если мир — воплощение истины, зачем же уходить в монастырь? Позже такая позиция стала общей для всего Южного направления чань-буддизма.
Несложно догадаться, что такой либеральный подход привлёк к чань-буддизму тысячи новых поклонников. В их рядах теперь числились не только монахи, но аристократы и чиновники, поэты и мастера боевых искусств, художники и каллиграфы, одним словом, все те, кто ценил свободу творческой мысли, интуитивность в действиях и поступках.