В любой области жизнедеятельности мы привыкли ориентироваться и опираться на максимумы, на идеальные модели, на эталоны. Если искать философию, максимально и целенаправленно воздействующую на становление воинских искусств, то в первую очередь следует указывать на чань-буддизм, исследовать его психологию. Именно этому китайскому варианту буддизма, влиянию его метода и теории обязаны своим процветанием шаолиньская школа борьбы (кит.— шао-линьсы цюаньфа; яп. — сериндзи кэмпо) и японские самурайские воинские искусства, практикующие идеологические и моральные принципы кодекса «Бусидо» (Путь самурая).
Школа чань (яп. — дзэн) возникла в Китае на рубеже V-VI вв., удачно объединив индийскую и местную традиции. Основателем школы считается индийский миссионер Бодхидхарма (кит. — Пути-Дамо; яп. — Бодай-Дарума).
В соответствии с доктриной чань-буддизма сознание человека подразделяется на «загрязненное» («омраченное») и «чистое» («просветленное»). В «омраченном» состоянии люди не могут постичь истинную природу вещей. Они воспринимают вещи в искаженном, грубом, субъективно желаемом свете, что является главной причиной страданий и неудовлетворенности, которые приходится терпеть в бесконечной череде перерождений. Покончить со страданием и перерождениями, спастись человек может лишь в том случае, если ему удастся, кардинально изменив свою психическую деятельность, добиться «чистого» («неомраченного») сознания, обрести просветление, постигнув истинную природу вещей и своего «Я». Когда в процессе самосовершенствования человек поймет, что нельзя разделять мир на «Я» и «не-Я», на субъект и объект, выделять в едином гармоничном целом оппозиции и противоположности, тогда он приобретает абсолютный покой и безмятежность.
Но чтобы избавиться от ложного сознания, которое «подобно облакам омрачает сияние солнца истинной реальности», необходимо обратиться к адекватной практике психической саморегуляции, т. е. к медитации.
Медитация (санскр. — дхьяна; кит. — чань-на, чань) — психофизический метод, целью которого является достижение состояния глубокой сосредоточенности при общей расслабленности, мысленной и эмоциональной отрешенности. С помощью медитации можно выйти на уровень интуитивного познания, которое рассматривается как совершенная мудрость, как источник истинного, нерасчлененного и, следовательно, неискаженного опыта.
Медитация обычно практиковалась в комплексе с многими другими методами воздействия на психическое и соматическое состояния человека, например с парадоксальными задачами (гун-ань) и диалогами (вэнь-да). Процесс медитации включал два основных этапа. На первом, подготовительном этапе с помощью массажа биологически активных точек, дыхательных упражнений, водных процедур и т. п. необходимо было добиться полной релаксации, снять возбуждение, отстраниться от отвлекающих внимание посторонних факторов. Только после этого медитирующий мог приступать к акту глубокого созерцания, подразумевающему в свою очередь две ступени. Сначала следовало научиться сосредоточивать «опустошенное», лишенное каких-либо образов, мыслей сознание в одной точке (санскр. — экагра; кит. — и-нянь-синь). «Отработав» этот уровень, можно было переходить к практике «скользящей» медитации, когда внимание без всяких (даже самых минимальных) усилий воли и сознания самопроизвольно движется, течет подобно воде, не задерживаясь и не концентрируясь ни на каком отдельном объекте, но схватывая всю ситуацию в целом при мгновенном интуитивном учете и оценке всех ее частностей. Человеческое «Я» при этом не только не вмешивается в деятельность своей психики, оно как бы перестает существовать, растворяясь в подсознании. Субъект сливается с объективной ситуацией, начинает жить и действовать по ее законам, т. е. максимально адекватно.
Чтобы освоить данный метод психофизического тренинга, нужна была многолетняя, упорная, продуманная до мелочей работа. Мало того, последователи чань убедительно доказывали, что медитация не должна существовать сама по себе, не должна отделяться от какого-либо вида деятельности, доведенного до совершенства, до гунфу. Одно поддерживает другое: овладение каким-то искусством (будь это даже простая, непривлекательная, чисто механическая процедура) требует умения без излишнего умственного и физического напряжения сконцентрировать на нем все внимание, т. е. умения медитировать; в свою очередь совершенное владение методом медитации предполагает мастерское исполнение какой-то (лучше творческой) работы. Отсюда требование активных форм медитации. В случае пассивной медитации последняя становится самоцелью, выступает в чистом виде, как метод и вид деятельности одновременно. Если пассивная медитация годна только для аскета-отшельника, то активная — гораздо жизненнее и прекрасно согласуется с любой социальной функцией.
Мастер искусства постоянно следит за своей физической и душевной «формой», к началу занятий он должен уметь быстро сосредоточиться, отвлечься от всего постороннего, успокоиться, отрегулировать дыхание, произвести массажирующие, растягивающие и расслабляющие упражнения. Далее в зависимости от программы тренировки отшлифовываются отдельные элементы и «связки» базовой техники. Доведенные до автоматического, бездумного, неосознанного исполнения, формальные комплексы позволяют перейти от одноточечной медитации к скользящей или ситуативной, т. е. подняться на уровень «обусловленного поединка» с несколькими противниками. Наконец, вершиной мастерства и самой сложной ступенью медитации является «свободный спарринг», когда нет времени думать и просчитывать ходы, когда контратака опережает атаку, когда одно движение естественно и органично, без всякой задержки вытекает из другого, когда мастер без остатка «растворяется» в поединке, переставая противопоставлять себя противнику, интуитивно постигая последнего как самого себя, мгновенно разгадывая любой его замысел.
Интересным моментом медитации применительно к воинским искусствам является своеобразный крик (а может быть, клич) атакующего бойца. Функцию крика «ки-йа» в каратэ или «а-чи» в таэквондо объясняют по-разному: необходимостью акцентировки внимания на завершающий атаку удар, регулировкой дыхания, концентрацией энергии, подбадриванием себя и запугиванием противника. Истинное объяснение носит гораздо более сложный философско-психологический характер. Касается оно практики взаимодополнения медитации и парадоксальных задач дзэна. Целью парадоксальных задач (кит. — гун-ань; яп. — коан) также являлась помощь адепту чань в достижении интуитивной мудрости, просветления. Бессмысленная задача, вопрос, диалог призваны были помешать ученику рационально, логико-понятийно осмыслить, концептуализировать ситуацию. Разум исключался. Оставалось требование «думать животом». Реагировала вся психосоматическая целостность человека, притом реагировала мгновенно и точно по ситуации.
В средние века в Китае и Японии коан был доведен до совершенства в технике «My!». Беспрерывно и нудно повторяя это междометие, отвечая им на любое препятствие, выражая с его помощью любую эмоцию, желание, ученик дзэна полностью идентифицировался с «My!», вживался в «My!». Весь мир выражался одним словом, умещался в нем. Мышление заменялось интуицией, осознанная реакция уступала место рефлексу. Дзэнские военные наставники превратили простой воинственный клич в совершенный коан, наполнили его новым содержанием, заставили играть если не основную, то, по крайней мере, очень значительную роль в психофизической подготовке воина.