Трагедия Мануэлы Саенц как возлюбленной Боливара была в том, что Боливар ее не использовал, никогда реально не делил с ней жизнь и никогда не защищал ее и не воздавал ей честь.
Она была умной, эффектной женщиной фантастической верности и искусства, с огромным "чутьем", способная на великую заботу и способная дать великое удовлетворение. И только эта последняя способность была востребована, и то непоследовательно и даже нечестно.
Во-первых, Боливар так никогда и не женился на ней. Он вообще никогда не был женат. Это пробивало брешь фантастических размеров в любой защите, которую она могла осуществить от его или ее врагов, имя которым легион[244]. Так что первой ее ошибкой было то, что она не сумела, тем или иным путем, стать его женой.
То, что она позволяла себе иметь отстраненного мужа, которому, до определенной степени, она была продана, косвенным образом испортило ее жизнь.
Она была слишком неэгоистичной, чтобы принимать реальное участие во всех своих очень хитрых интригах.
Для решения этой брачной проблемы она могла изобрести сколько угодно действий.
Она была надежным другом всех его доверенных советников, даже своего его старого учителя. И все же она не сумела устроить ничего для себя.
Она была до крайности преданной, совершенно блестящей и совершенно неспособной добиться реального окончательного успеха в любых действиях.
Она нарушала Формулу Власти в том, что она не знала, что у нее есть власть.
Мануэла была лицом к лицу с человеком, с которым было трудно сладить. Но ее знания были недостаточны, чтобы она сумела сделать эффективным свой собственный двор. Она организовала его. Но она не знала, что с ним делать.
Самой фатальной ее ошибкой было, что она не сумела избавиться от Сантандера, злейшего врага Боливара. Это стоило ей всего, что она вынесла перед кончиной и после смерти Боливара. годами она знала, что Сантандера надо убить. Она говорила и писала об этом каждые несколько дней. И все же она никогда не обещала никакому молодому офицеру приятную ночь или горсть золота, чтобы он сделал это — и это в то время, когда дуэли были в моде. Это все равно, что стоять рядом и говорить, что хорошо видимый в саду волк, который пожирает цыплят, должен быть застрелен, и даже держать в руках ружье, и ни разу за многие годы не поднять его, в то время как цыплята исчезают один за другим.
В стране, переполненной священниками, она так и не сумела приручить священника, который помог бы ей добиться своей цели.
Она была фантастическим разведчиком. Но она поставляла информацию человеку, который не был способен на какие-либо действия, чтобы защитить себя или друзей, который мог только эффективно командовать сражающимися армиями.
Она не видела этого и так же спокойно работала в должности шефа тайной полиции. Ее ошибка была в том, что она ждала, чтобы ее просили: просили прийти к нему, просили действовать. Она добровольно стала его лучшим агентом политической разведки. Поэтому она должна была также принять на себя и другие роли.
Она вела его корреспонденцию, была дружна с его секретарями. И все же она никогда не собирала, не подделывала и не воровала никаких документов, чтобы избавиться от врагов — либо с помощью представлений Боливару, либо с помощью собственного окружения. А в среде с таким низким уровнем этики это было фатальным.
Она открыто писала памфлеты и яростно сражалась против преследующего ее сброда.
В ее распоряжении бывали очень большие суммы денег. В стране готовых на все за грош индейцев она никогда не воспользовалась деньгами, чтобы оплатить наемного убийцу или даже важные свидетельские показания.
Когда просто открыть рот ей было достаточно, чтобы получить любое конфискованное имение роялиста, она обратилась в суд по поводу законного наследства, сначала проиграла дело, затем выиграла, но так никогда и не получила наследство.
Они жили на краю трясины, зыбучих песков. Она никогда не купила ни доски, ни веревки.
Увлеченная славой, полностью преданная, с большими способностями и опасная врагам, она все же не действовала.
Она ждала вызова, чтобы прийти к нему, даже когда он умирал и агонизировал.
Его власть над ней, никогда не слушавшейся никого другого, была слишком абсолютной для ее или его собственного выживания.
Ее признанные промахи (на которые в свое время указывали как на ее капризы и забавы) не были ошибками. Они делали ее только интереснее. Они были далеки от фатальных.
Она не была достаточно безжалостной, чтобы компенсировать его недостаточную безжалостность, и недостаточно предусмотрительной, чтобы компенсировать его недостаточную предусмотрительность.
Пути, открытые перед ней для приобретения состояния и для действий оказались без единой двери. И при этом путь простирался до самого горизонта.
Она храбро сражалась, но она просто не предпринимала никаких действий.
Она была актрисой только для театра.
И она умерла из-за этого. Она позволила, чтобы Боливар умер из-за этого.
Мануэла так и не огляделась и не сказала: "Смотрите, дела не должны идти так неправильно. Мой любимый распоряжается половиной континента, и даже мне верны его батальоны. И все же эта женщина не погналась за наживкой!"
Мануэла не сказала врачу Боливара, который, по слухам, был ее любовником: "Скажите этому человеку, что он не сможет жить без того, чтобы я была постоянно рядом с ним, и повторяйте это ему, пока он не поверит в это, или мы найдем сюда другого врача".
Мир был открыт перед ней. В то время как Теодора, жена императора Юстиниана I[245], правившего в Константинополе[246], простая циркачка и проститутка, правила жестче, чем ее муж, вместо своего мужа и за его спиной — и, кроме того, заставила его жениться на ней — Мануэла никогда не могла принести четырехведерную корзину золота и отдать Боливару для его неоплаченных солдат, с ответом: "Просто нашла это, дорогой" на его вопрос: "Откуда, черт побери, ...?" — после того, как пленные роялисты заботливо освобождались бы из тюрьмы за выкуп с помощью ее окружения и друзей-офицеров. Она никогда не отдала дочь известного семейства, выступающего против нее, солдатам-неграм и не спросила затем: "Какое сверхзнаменитое семейство — следующее?"
Она даже имела звание полковника, но пользовалась им только потому, что днем носила мужскую одежду. Это была грубая, безжалостная земля, а не игра в музыкальном салоне.
Так что Мануэла, без гроша в кармане, непредусмотрительная, умерла в нищете нелегкой смертью, изгнанная врагами и брошенная друзьями.
И почему бы друзьям ее не бросить? Они все бедствовали до такой степени, что не могли помочь ей, даже если бы и хотели — но ведь она когда-то имела власть сделать их платежеспособными. И не воспользовалась этим. Они были в нищете до того, как они победили, но ведь после этого они фактически управляли страной. И после этого — зачем сохранять плохую привычку к нищете?