Часть 3

Хотелось бы коснуться также и проблемы взаимоотношений, складывающихся между наставниками и их духовными чадами, проблемы послушания – как в монастырской жизни, так и в жизни мирской.

В первую очередь, кажется, необходимо определить, какой смысл вкладываем мы в употребляющиеся здесь понятия: «наставник», «духовный отец», «духовное чадо». Наверное, если формальный подход вообще трудно назвать правильным, то тем более был бы он неуместен в настоящем случае. Поэтому выскажем такое мнение: наставником может быть в действительности лишь тот, кто на самом деле наставляет, имея целью помочь незаблудно шествовать наставляемому стезей, ведущей в Небесное Царствие. Духовным отцом может заслуженно именоваться тот священник, который реально (в той или иной мере – в зависимости от своей опытности, духовных и физических возможностей, обстоятельств) принимает на себя отцовское попечение о вверившейся ему о Христе душе. И чадом может называться только тот, кто действительно доверился своему духовнику, как ребенок отцу, кто решился на послушание ему о Христе (опять-таки – в той или иной мере, что зависит и от характера лиц, о которых идет здесь речь, и, снова, от конкретных обстоятельств).

Поясним, как мы понимаем эти взаимоотношения. Со стороны духовника, как нам кажется, необходима ответственность в отношении приходящего к нему человека, понимание того, что он ответствен за него, за его жизнь, за его вечное спасение и перед ним самим, и прежде всего перед Богом. Со стороны же чада необходимо доверие. При том можно сказать так: если нет ответственности, то не может быть и доверия. Если нет доверия, то невозможно по-настоящему за что-либо отвечать. И опять: со стороны духовника необходимо внимание, а со стороны чада – послушание. Здесь – прямая связь: чем, с одной стороны, больше ответственность и внимание, тем, с другой – больше доверие и послушание. И наоборот: чем больше доверие и послушание, тем больше ответственность и внимание[235].

Если же все вышесказанное отсутствует, то ни истинное духовное руководство, ни истинное послушание невозможны. Напрасно будет мучиться духовник с «чадом», которое не доверяет ему, не слушает его, а поступает лишь по собственному смышлению и собственной воле. Также напрасно вверит себя человек «наставнику», не готовому отнестись к нему всерьез, с необходимым вниманием, тем более – взять на себя хотя бы и самую малую ответственность за него (мы уже не говорим – «наставнику», совершенно неопытному, не имеющему верных духовных ориентиров). Скажем даже более того: в таком случае человек совершит не только напрасный поступок, но, вполне вероятно, и трагическую ошибку.

Поэтому отношения «духовный отец – чадо» никак не могут быть установлены искусственно. Они могут лишь сложиться естественным путем и в той степени, в которой это возможно в данной ситауции. Если они не сложились, если их нет, то «выдумывать» их ни в коем случае нельзя. Однако что же тогда делать (ведь жизнь своевольная и самочинная, тем более если она носит характер «духовной», до добра довести не может)? Что делать мирянину и что – монаху, для которого вне зависимости от того, «сложились» или же «не сложились» отношения с игуменом или монастырским духовником, послушание является обетом?

Видимо, общий путь в этом отношении таков. Есть послушание Церкви – ее учению, уставам, канонам, оно обязательно для всех. Есть послушание священноначалию – в том, что касается частностей, связанных с устройством церковной жизни в определенном месте (будь то Поместная Церковь, епархия, монастырь или приход), оно также общеобязательно. Есть то послушание, наконец, которое необходимо со стороны человека, пришедшего на исповедь, в отношении принимающего эту исповедь конкретного священника (это касается разрешения или же, напротив, запрещения на Причастие, определения сроков: как часто может этот человек причащаться; это касается, конечно же, того элементарного уважения, почтения, которое у исповедника к священнику должно присутствовать обязательно; это, вообще говоря, касается признания той власти «вязать и решить», которая дана священнику Самим Христом).

Вместе с тем человеку необходимо, если можно так выразиться, иметь послушание «в духе». Прежде всего послушание Богу, доверие Богу, Его всеблагому и всепремудрому Промыслу, смирение перед этим Промыслом и перед людьми, которые всего лишь его орудия. Затем – послушание людям, в первую очередь священству, но и вообще всем людям – послушание и отсечение своей воли во всем, в чем это только возможно, в чем это не противоречит евангельским заповедям и, следовательно, не душевредно. Должно осознать необходимость, целительную силу, спасительность послушания и, напротив, пагубность, гибельность своеволия – в соответствии с тем, как учит об этом Священное Писание и как объясняют это учение святые отцы Церкви.

Сегодня люди, испорченные своей безбожной жизнью, жизнью по лукавым и жестоким законам мира, придя в Церковь, видят зачастую соблазн там, где его нет, искушаются и отпадают от Церкви, от ее добрых, истинных пастырей. Иные не останавливаются перед тем, чтобы восстать против нее, против ее действительных или – нередко – мнимых недостатков, восстать, вместо того чтобы, пребывая в смиренном и богоугодном послушании ей, вместе с нею эти недостатки исправлять. Кто-то же, напротив, по слову преподобного Иоанна Лествичника, обольщается, принимая за пастыря волка[236], оказывая послушание в том, в чем оно прямо греховно. Да, об этом действительно необходимо в наше время говорить: «по послушанию» нельзя воспринимать то, что несовместимо с христианским учением. «По послушанию» нельзя грешить, нельзя быть жестоким, нельзя быть безразличным, лицемерным, коварным, подлым, нельзя предавать, вообще нельзя жить и поступать противно Евангелию.

Пусть никого не удивляет такой странный «ряд», следующий за словом «послушание»: мы говорим здесь о тех пороках, которые люди зачастую оправдывают «послушанием» или которых от них ради «послушания» требуют. Нельзя вверять свою жизнь тому, кто будет не вести человека к очищению от страстей, к познанию воли Божией, а навязывать свою волю, часто совершенно противоположную воле Божественной. Нельзя вверять свою жизнь и спасение тому, кто сам не находится в послушании Церкви и ее священноначалию, не идет ее путем, но избирает для себя и своих чад некий «особый» путь. Нельзя, наконец, всецело вверять свою участь и тому, кто с не принадлежащей ему властью повелевает людьми, ломает человеческие судьбы, требует послушания не Богу, а себе, чья жизнь отнюдь не свидетельствуется евангельскими добродетелями кротости и смирения.

Может быть, кому-то покажутся странными и эти слова. Но и об этом говорить надо. Обычно человеку в его падшем состоянии трудно бывает отсечь перед духовником, да и вообще перед кем бы то ни было свою волю, смириться, проявить истинное послушание хотя бы в самом малом. Для этого необходим подвиг самопонуждения. И часто люди не выдерживают даже самого разумного и основательного духовного руководства именно потому, что не хотят смиряться. Но в то же время, как это ни парадоксально, множество людей ищет того, что можно было бы назвать «готовым спасением», ищет того, кто мог бы сказать: «Я знаю, как надо» – и повести за собой так, чтобы думать больше не приходилось ни о чем, так, чтобы избавиться от постоянного мучительного выбора между добром и злом, добродетелью и пороком, предоставив право этого выбора за себя другому. Знает ли этот другой, куда действительно должно идти, или же он всего лишь «слепец, ведущий других слепцов, чтобы вместе с ними упать в яму»[237],– оказывается не важным. Важнее другое – его сила, его уверенность, способность подчинять, действовать решительно, без колебаний. Чем можно объяснить подобное явление? Отец Рафаил говорит об этом в своей книге, хотя и несколько по другому поводу: воля сломленная ищет подчинения воле более сильной. Но каков будет результат этого подчинения?

Надо сказать, что эта проблема, условно говоря, «проблема духовной власти», на самом деле очень серьезна. Для отравленного грехом человеческого естества, более, нежели всеми иными страстями, зараженного гордостью, стремление к власти свойственно. Священнику «духовная власть» над людьми дается в самой хиротонии, а поскольку он и сам человек, то соблазн злоупотребления ею всегда присутствует и в его жизни. Однако пастырь неизменно обязан помнить, что власть эта собственно не его. В разрешительной молитве Таинства Исповеди священник произносит такие знаменательные слова: «…властию Его (Христа.– Ред.) мне данною, прощаю и разрешаю…»[238]. То есть власть вся принадлежит только Христу. Вообще любому священнику, духовнику необходимо ясно сознавать, что он не есть лицо самодействующее, что он лишь соработник у Бога[239], приставник, которому вверено временное попечение о человеческих душах. То попечение, которое опять-таки не собственно его дело, но Божие и за которое он обязан будет дать перед Богом отчет.

Главное содержание жизни священника не господствование над наследием Божиим[240], а служение Богу и сему самому наследию, то есть людям. Ведь не напрасно же говорит Господь Своим ученикам: А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель – Христос, все же вы – братья; и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на Небесах; и не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник – Христос. Больший из вас да будет вам слуга: ибо кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится[241]. Поэтому священник не господин, не властитель, но служитель – Бога и людей. И потому послушания он может требовать лишь до тех пор, пока остается верным в своем служении. Верность же заключается в том, чтобы искать только одного: исполнения воли Божией о себе и о своей пастве.

Это то, что касается пастырей. Ну а из тех, кто является «пасомым», избежать ошибки может, пожалуй, лишь тот, кто сам всем сердцем стремится жить по Евангелию, для кого оно стало в жизни единственным законом, кто осознал необходимость борьбы со страстями, кто ищет в своей духовной жизни истины, а не ложных «утешений» и «успокоения», достигающихся за счет многообразных компромиссов с собственной совестью. Его сердце всегда поможет ему познать пастыря доброго – не святого, не прозорливого, не безгрешного, но действительно ищущего спасения и себе, и своим духовным чадам.