Милые люди

 

Нам повезло. Боже, как повезло! А ведь бывает по‑разному. Соседи куда важнее родни! С родней можно не общаться или общаться крайне редко. А вот с соседями регулярно сталкиваешься нос к носу. А если общая стена? Если скандалы, музыка, вопли и битье посуды? А если грязнули? Тогда – мусор, рассыпанный у мусоропровода, грязная лестничная клетка, запахи и даже всякие кровососущие, непременно мигрирующие в соседние квартиры.

Нет! У нас ничего подобного не наблюдалось! Нашими соседями (спасибо судьбе) оказались интеллигентные бездетные супруги немного старше нас. Она – дирижер‑хоровик, он – кандидат химических наук, занимавшийся чем‑то, связанным с бытовой пластмассой. Изабелла Николаевна и Владимир Петрович. Тихие, милые, приветливые люди. Как и все пары, не обремененные детьми, жили они для себя и друг для друга.

Изабелла – для знакомых Беллочка – была прекрасной хозяйкой. Какие запахи раздавались из‑за их двери! Мы на секунду замирали и шумно втягивали в себя пряный, ароматный дух ее творений. Она всегда нас угощала: пироги, торты, паштеты, заливное. Приносила все это на красивом блюде, покрытом белоснежной кружевной салфеткой. И в доме у нее были чистота и уют: накрахмаленные шторы, блестящие в любую погоду окна, сверкающий паркет. Все на своих местах – журналы в стопочке, тапочки по линейке, зимние вещи в чемодане, пересыпанные порошком от летающих вредителей, обувь в коробках, сложена по сезону, носки в комоде – темные и светлые отдельно.

Жизнь они вели размеренную, но не мещанскую. Театры, выставки, кинопремьеры. Правда, гостей не собирали. Беллочка говорила, что близкие друзья живут в разных странах, школьные остались на родине – она была из Феодосии, а Володя из Мурманска. Там, на курорте, куда приехал житель сурового Севера Вова, будущие супруги и познакомились. Ну а потом, после какого‑то открытия в области бытовых пластмасс, его перевели в Москву, в научный институт.

Зарплата у Володи оказалась неплохая, плюс помощь родителей, и – итог: прекрасная двухкомнатная кооперативная квартира. Вскоре появилась и машина.

Летом, в августе, они уезжали в Юрмалу. «Пить сосновый и морской воздух», – с неким пафосом говорила Беллочка. Юг не любили: «жарко, грязно, некультурно» – тоже цитата. Отправлялись в отпуск на машине, по дороге заезжали в Псков, Питер или Нижний Новгород.

Ну а мы с мужем сидели с детьми на съемной даче. По очереди: месяц он, месяц я. И еще месяц бабушки – вдвоем. Справиться с нашими детками было не так просто. Бабушки, разумеется, не всегда совпадали по вопросам воспитания. Свекровь почти всему умилялась, а моя строгая мама постоянно находила, к чему придраться. Они даже поругивались и не разговаривали друг с другом по несколько дней. А мы, выслушивая их жалобы и претензии, ухохатывались – вот ведь, а еще образованные и интеллигентные тетеньки.

Об отдыхе вдвоем мы с мужем могли только мечтать. Ближайшие лет десять – точно.

Но случилось чудо. Уволилась с работы свекровь, и вышла на пенсию моя мама – почти одновременно. И тут мы принялись жалобно скулить, чтобы нас отпустили вдвоем. Ну хотя бы на десять дней! Совещания и прения длились довольно долго. Мы затаились. Понятно, что выдержать наших буйных деток было трудновато. Особенно – двум немолодым женщинам. Но наконец был дан ответ: черт с вами, езжайте. И даже на две недели!

Мы стали лихорадочно думать куда. Нет, мест предостаточно. Но хотелось и моря, и впечатлений, и путешествий, и эстетики, и возможности порадовать себя покупками и вкусной едой. Мы посчитали, что не были в ресторане семь лет. Кухня и уборка, котлы и швабры надоели до тошноты. Неужели можно две недели не пылесосить?! Не мыть посуду и не думать мучительно, что приготовить на завтрак, обед и ужин?!

Как‑то мы столкнулись у лифта с Беллочкой и Володей. Похвастались предстоящей свободой и пожаловались, что не можем придумать маршрут.

Разумная Беллочка вздохнула:

– Да, билеты на поезд вы уже не достанете – надо было месяца за два. На самолет тоже, да и дороговато. Но есть идея! Можете поехать с нами! Лучше Юрмалы ничего не придумать! Здесь и воздух, и море, и прогулки в сосновом бору, и ненавязчивые аборигены, и приличная публика из отдыхающих. Не то что во всяких Сочах и прочих южных курортах. Кафе с прекрасным кофе и свежайшими продуктами. И магазинчики! Янтарь, серебро, керамика, лен и шерсть.

Мы растерялись – а те же билеты? Беллочка рассмеялась: с нами, на машине. Дорога известна, места для стоянок и ночевок тоже. Еда с собой, бензин пополам.

Как все замечательно складывалось! Полночи мы обсуждали с мужем предстоящую поездку. На море! Почти за границу! Да еще и на машине! О ней мы только мечтали. Наши соседи люди воспитанные и спокойные. Все там знают, помогут снять комнату, покатают по окрестностям. Боже! Мы поедем в Ригу и послушаем орган в Домском соборе! Все это было прекрасно, невероятно и просто сказочно.

«Какие милые люди!» – не уставали возбужденно повторять мы.

А потом начались тревоги. Только бы не заболели дети и родители! Только бы хватило денег. Только бы наши матушки не передумали. Только бы, только бы, только бы…

Слава богу – все сложилось! Продукты и рекомендации оставлены, мы собрались и трогаемся завтра в пять утра. Таков приказ.

Дорога была замечательной. Впечатлений море – мы, вырвавшись на свободу, радовались всему: и лесу вдоль дороги, и узким полоскам рек, и деревушкам с косыми домиками.

Были и привалы с Беллочкиными пирогами, нашими котлетами и кофе из термоса. Выносились походный пластмассовый столик и маленькие стульчики, а еще скатерть и пластиковая дорожная посуда – путешественниками наши соседи оказались профессиональными. Разговорами нас не утомляли. Можно было и подремать.

Остановились в Пскове, погуляли, полюбовались местными красотами, там же заночевали: женщины в машине, мужчины в палатке. После завтрака – снова в путь. В Прибалтике пейзаж поменялся резко и сразу. Аккуратные хутора, ухоженные поселки, прекрасные дороги. Выпили кофе в придорожном кафе. Кофе настоящий, крепкий и ароматный. Булочки с корицей, печенье с тмином. Чистота, цветы на столе. Вспомнились наши забегаловки с мутным кофе в граненых стаканах, липкие столы, мухи и хамство официанток. Началась вечная тема – ну почему мы так не можем? Почему у нас все не по‑людски?

Посетовали – и дальше в путь. Увидели море, и нашему восторгу не было предела. Беллочка улыбалась, а Володя усмехался в усы.

В Юрмале, точнее, в Майори, сняли комнату – чистую и уютную, в пяти минутах ходьбы от наших благодетелей.

И начался наш отпуск. Августовское море было, разумеется, прохладным, весьма прохладным, что говорить. Вода обжигала. Но мы купались. Потом лежали в дюнах – спасались от прохладного ветра. Наши соседи в море заходили опасливо. Беллочка только мочила ноги, но Володя плавал.

Я видела, как заботливо они относились друг к другу. Она укутывала мужа в халат, он набрасывал ей на плечи полотенце. Он приносил ей кофе из пляжного кафе, а она разворачивала пакет с бутербродами – Володе надо было перекусить до обеда. В кафе супруги почти не ходили. Беллочка говорила, что муж привык к домашнему, да и зачем понапрасну тратить деньги? В общем, полная идиллия. Даже завидки брали. Мой муж никогда не был так внимателен и заботлив – при всей своей порядочности, верности и прочих положительных качествах. Может, из‑за рассеянности? Так я утешала себя.

А мы с удовольствием обедали в кафе! Просто счастье – ни грязной посуды, ни закупки продуктов, ни дежурства у плиты. Боже, как мне надоело все это дома! Вот никаких денег не жалко, ей‑богу!

Однако наш прекрасный отдых оказался омрачен ужасным событием. Беллочка получила телеграмму из Феодосии – случилось страшное, непоправимое горе: умерла ее родная сестра. Скоропостижно, сгорела за три месяца. Была, конечно, сделана операция, но… Оказалось, слишком поздно.

– А вы знали про диагноз? – спросила у них я.

Беллочка горестно кивнула. Володя вздохнул и нахмурился.

Тут я удивилась в первый раз. Поехать в отпуск? Пребывать в прекрасном настроении? Получать удовольствия от жизни? В моем сознании что‑то не монтировалось.

Я знала, что Беллочкина сестра одинока, муж ушел, сына она поднимает одна. А ребенку всего восемь лет! И больше никакой родни!

Наши компаньоны пребывали в растерянности и печали. Лейтмотив постоянных разговоров – нужно прерывать отпуск и лететь на похороны. Короче говоря, не могла сестра подождать – выходило, что так.

В конце концов, Беллочка улетела одна – Володя оставался. Аргумент: зачем портить отпуск ему? В смысле – еще и ему. За квартиру уплачено, процедуры прерывать нельзя (массаж и кислородный коктейль в соседнем санатории).

– Да и что мучиться вдвоем? Какой смысл? – горестно вздыхала Беллочка.

– А поддержка? – удивлялась я.

Как не поддержать в такой ужасной ситуации самого близкого человека? Как не помочь с организацией, хлопотами, заботами – всем тем, что сопровождает эту трагическую процедуру?

Или я чего‑то не понимаю? Аргумент – у Володи слабое здоровье. Аргумент или нет? А может, это я плохая жена и эгоистка? В конце концов, они же одни на свете. Им нужно друг друга беречь. Нет, в моем сознании это не укладывалось, хоть убей. В трудные минуты нашей жизни мы с мужем держались за руки.

Муж мой тоже пребывал в недоумении. Но, как любой мужчина, молчал и не обсуждал эту тему. Просто сказал:

– Никого не осуждай! И тебе будет легче жить.

Пастор Шлак, ей‑богу! А я, как любая женщина, продолжала возмущаться.

Уезжая, Беллочка попросила меня присмотреть за Володей. Давала четкие инструкции – приготовить обед, первое и второе. Сварить кисель. На завтрак – сырники или каша. Утром и вечером – прием таблеток от гастрита. Он сам не справится, не привык. Ну и простирнуть кое‑что, если понадобится.

Я, разумеется, согласилась. Как не помочь людям в беде? Назавтра Беллочка улетела. А я встала к плите.

У Володи был превосходный аппетит. С утра – бег на длинную дистанцию. Далее – плотный завтрак, море, заплыв, порция загара, плотный обед, тихий час. Вечером променад и поход в кино. Да! Перед сном – полстакана валерьянового корня. Заваривать нужно с утра. Естественно, мне.

Я четко исполняла инструкции. Оставленный Беллочкой супруг тоже тщательно им следовал. На пляже мы практически не общались – просто было неохота, все углублялись в книжки.

Володя ни разу не сходил на почту, чтобы позвонить любимой жене. Ни разу!

Ладно, чужая жизнь – потемки. В своей бы разобраться.

А через четыре дня приехала Беллочка. Встретились они так, словно не виделись три года. Было видно, как соскучились друг по другу. «Нет, все‑таки любовь», – подумала я. И еще, конечно, привычка жить друг для друга и боязнь друг друга потерять.

Беллочка рассказала, что «похороны прошли прекрасно»:

– Все оплатила Лидина работа. Поминки в ресторане, стол богатый и разнообразный. Не поскупились, – радовалась Беллочка.

А похороны могут «пройти прекрасно»? Как вообще можно употребить это слово? А про то, что все оплатила Лидочкина работа и «богатый и разнообразный» поминальный стол?

Нет, что‑то не так. У меня или у них? Вопрос…

Мой благородный муж посоветовал не примерять чужую жизнь и чужие поступки на себя – дескать, люди все разные. И соответственно, их поступки и действия тоже.

Перебив Беллочкину трескотню по поводу обильного стола, я спросила про мальчика, Лидиного сына и ее, Беллочкиного, племянника.

Та тяжело вздохнула. Да, думала оформить ребенка в детдом, но Лидочкина соседка, добрая женщина, сказала, что мальчика усыновит. Беллочка опять вздохнула.

– А вы? – спросила я. – Вы же обеспеченные люди, с хорошей квартирой и машиной. Почему не вы?

Я ничего не сказала про одиночество и пустоту, про моральные принципы и душевные качества. Про долг и обязательства. Про родную кровь, в конце концов.

– Что ты! – всплеснула руками соседка. – У Володи слабое здоровье: гастрит, колит, частые простуды и плохой сон. У меня мигрени и варикоз. Да и мальчик шумный, громкий, неспокойный. Писался до семи лет, нервный какой‑то. Да и потом, такие хлопоты, столько забот и головной боли! Вся жизнь меняется, все наперекосяк. Все привычки, весь уклад. А деньги? Сколько их надо? На врачей, сезонную одежду – дети так быстро из всего вырастают. А школа? Потом – институт. А переходный возраст? Не приведи бог! Вон как мучаются знакомые, чего только не бывает! Подумать страшно!

А с квартирой как быть? Всего две комнаты. Всего! Гостиная и спальня! Одну комнату отдать ребенку? И спать на раскладном диване? С Володиным‑то беспокойным сном и моим радикулитом?

Ничего не срасталось. Ничего не срасталось у мудрой, расчетливой Беллочки. Никак, ну никак не вписывался ее сирота‑племянник в их с Володей организованную и тщательно выстроенную жизнь. Просто не было ему там места. Всего две комнаты! Чем не аргумент?

Не осуди! Одна из заповедей. Наверно, правильная – как все заповеди. Нам ли, простым смертным, оспаривать эти мудрости?

Не осуждать не получалось – оставалось только одно: не общаться с людьми, чьи принципы и жизненная позиция идут вразрез со всей моей сутью.

Значит, будет так. Но это здесь, в Юрмале, можно свести общение к минимуму. А обратная дорога в их машине? Короче говоря, нам не «спрятаться, не скрыться». Попробуй достань билеты в столицу в самый разгар сезона! Два дня мы провели на вокзале у билетных касс. И – чудо! Выскочили два билета из брони. Один в плацкарте, полка боковая. Второй – в СВ. Цена запредельная. А денег, мягко говоря, с гулькин нос. Какие обеды в кафе, какие пирожные с кофе? Какие подарки родным… Ели мы последние три дня картошку и макароны. Но не беда. В дорогу взяли хлеба, огурцов и помидоров – не помрем.

Соседям сказали, что едем на поезде, потому что меня сильно укачало по дороге в Прибалтику. Белочка в ответ растерялась и всплеснула ручками. Володя, кажется, все понял – криво усмехнулся и пожелал счастливого пути.

– Из‑за трат на бензин переживают, – съехидничала я.

Муж не ответил.

С каким настроением мы уезжали домой? Что говорить…

Иногда разочарование в людях пережить труднее, чем предательство.

Дома все было хорошо. Дети не болели, бабушки изо всех сил держались и мечтали поскорее сбежать в свои пенаты. Мама сварила обед, а свекровь испекла лимонный пирог. Дети ждали подарков и были сильно разочарованы. С первой зарплаты мы повезли их в «Детский мир», и уж там они разгулялись по полной.

Машина наших соседей появилась во дворе спустя неделю. Однажды мы встретились у подъезда. Кивнули друг другу и разошлись. В общем, разлука была без печали.

 

Время летело, как ему и положено и быстрее, чем нам хочется. У Володи появилась новая машина – большой черный лакированный джип. Беллочка красовалась в новой норковой шубе. В квартире начался ремонт, завозилась новая мебель. Словом, эпоха больших перемен моим соседям пошла на пользу. По слухам, Володя занялся бизнесом, и дела у него, видимо, продвигались отлично. Из их квартиры по‑прежнему разносились аппетитные запахи свежей сдобы. Беллочка уволилась с работы и старалась вовсю.

А через три года Володя от жены ушел. Разумеется, к молодухе. Менялась жизнь, а с ней и привычки. Исчез с нашей лестничной клетки Володя, и вместе с ним испарился, растаял ароматный шлейф терпкого одеколона и запах курительного табака.

Не появлялся больше в нашем дворе лакированный джип.

Говорили, что Беллочка сильно хворает, из дома выходит редко. Соседи ей носят молоко и хлеб. Пенсии еще нет, работы тоже. Живет тем, что продает ценные вещи – те, что остались от прежней жизни: шубу, цацки, посуду, столовое серебро. Нашлась соседка, которая с удовольствием все это скупает. Цены устанавливает сама – понятно, в чью пользу. А другого выхода у Беллочки нет.

Зимой она упала прямо у подъезда и сломала ногу. На сиделку денег не было. Опять помогали соседи. И мое сердце дрогнуло. Конечно, я к ней стала заходить. Приносила суп или второе, продукты из магазина, лекарства из аптеки.

Беллочка, постаревшая от несчастий и болезней, лежала на кровати и тихо плакала.

Говорила, как страшно одиночество. Как невыносимо предательство. Как ужасающа и унизительна бедность.

К бывшему мужу с просьбой о помощи не обратишься – Володя с молодой женой и ребенком уехал в Канаду.

Я предложила ей позвонить в Феодосию. Племянник, Лидочкин сын, давно вырос и, наверное, встал на ноги.

– Кому? – переспросила Беллочка. – Ну что ты, какой племянник? К тому же если он приедет, то не один, а наверняка с женой и, возможно, с ребенком. Всех их надо будет прописать!

– Разумеется, – кивнула я. – Прописать и отписать квартиру. А за это – уход и комфорт. Как иначе?

Беллочка саркастически рассмеялась:

– Ну да, а потом они меня упрячут в дом престарелых или в психушку! Ты хоть телевизор иногда смотришь? – возмутилась она.

– Не бывает игры в одни ворота! – я сделала еще одну попытку. – Да и потом, почему надо так плохо думать о людях?!

Беллочка раздраженно махнула рукой.

Я не была для нее авторитетом. И ни жестокий опыт, ни даже сама жизнь – ничто не послужило Беллочке аргументом.

А через полгода мы поменяли квартиру и уехали в другой район. Больше ничего не знаю. Могу только догадываться и предполагать. Хотя, честно говоря, неохота.

Самая мудрая учительница, жизнь, здесь проиграла и сдала свои позиции, потому что поняла – бесполезно. И я тоже это поняла.