Тридцать четыре

 

Уже после двух часов ночи, позабыв о разногласиях, мы лежали на нашей двуспальной кровати и разговаривали о цветах, изобретениях и о том, какой могла бы быть наша идеальная жизнь. Я вздохнул и сказал:

– Помнишь мое старое определение? Что родная душа – это тот, кто всегда соответствует всем нашим потребностям?

– Да.

– Тогда я полагаю, что мы – не родные души.

– Почему? – спросила она.

– Потому что у меня нет потребности спорить, – сказал я, – у меня нет потребности бороться.

– Откуда ты знаешь? – сказала она мягко. – Откуда ты знаешь, может, это единственный способ для тебя чему‑нибудь научиться? Если бы борьба не была нужна тебе для того, чтобы извлечь урок, ты бы не создавал так много проблем! Иногда я не понимаю тебя, пока ты не рассердишься: и разве не бывает так, что ты не знаешь, что я имею в виду, пока я не начинаю кричать? Всегда ли соблюдается правило, что мы можем учиться только с помощью приятных слов и поцелуев?

Я удивленно заморгал:

– Я думал, что общение родных душ совершенно в любой момент, поэтому как же они могут ссориться? Ты хочешь сказать, вуки, что в этом совершенство? Ты хочешь сказать, что даже когда мы сталкиваемся, – это волшебство? Что столкновение материализует понимание между нами, которого не было раньше?

– Да‑а, – сказала она в золотистых сумерках, – жизнь с философом: