Ну вот, я вас свел, а дальше договаривайтесь сами, - вдруг

засобирался невзрачный господин. И, понизив голос, напомнил даме: - Не забудьте, десять процентов.

- Товар при себе? - отрывисто спросил человек из «Мерседеса», когда они остались вдвоем.

Вместо ответа дама извлекла из сумочки невзрачный сверток:

- Тут все десять. Будете проверять?

- Да зачем? - махнул перстнями покупатель. - У нас, у бизнесменов,

все, в натуре, на доверии. - Пакет исчез под малиновым пиджаком. - А это вам. - Бизнесмен сдвинул недопитые чашки и положил на стол свой «кейс».

- Сто тысяч? - с замиранием сердца спросила дама.

- Как одна копеечка, - ухмыльнулся покупатель. Приоткрыв «дипломат»,

он продемонстрировал даме содержимое - десять пачек стодолларовых банкнот.

- Будете пересчитывать?

- Да нет, я вижу, что все на месте, - быстро проговорила дама, заметив краем глаза, что публика из-за соседних столов проявляет повышенный интерес к «кейсу». Да и за окном совсем некстати прогуливались двое милиционеров...

- Ну как, по рукам? - оторвал бизнесмен даму от созерцания вожделенных пачек.

- Ах, да-да, - поспешно проговорила дама. - Только я совсем не подумала, как все это унесу...

- Да берите вместе с чемоданчиком, - захлопнул «кейс» бизнесмен. - Дарю на память. К тому же я на вашем товаре такую «капусту» наварю, что вам и не снилось... - Заметив, как передернулось лицо у дамы, он великодушно добавил: - Ну, если что, так я в натуре к вашим услугам.

- Буду иметь в виду, - буркнула дама, бережно, будто дитя, принимая «дипломат».

- Вас подвезти? - галантно предложил бизнесмен.

- Нет, благодарю вас. Я живу рядом, за углом.

С этими словами они вышли из кафе, покупатель укатил на своем шикарном

«Мерседесе», а дама, стараясь не выдавать волнения ни походкой, ни взглядом, свернула за угол - она действительно жила на соседней улице.

Едва счастливая обладательница чемоданчика переступила порог своей квартиры, как ее облик изменился до неузнаваемости: даже не закрыв входной двери, она дернула крышку «дипломата», и зеленые пачки разлетелись по полу.

- Вот они вы, вот вы, мои милые, мои родные, - радостно проурчала хозяйка. Подняв с пола одну из пачек, она нетерпеливо сдернула ленту...

x x x

 

В дверь постучали. Василий Дубов привычно смахнул со стола в шуфлятку какие-то бумаги и, приняв позу роденовского Мыслителя, крикнул:

- Входите!

Дверь раскрылась, и в кабинете частного детектива появились Владлен

Серапионыч и незнакомая Василию дама, которую доктор бережно вел под руку.

Дубов с привычной галантностью выскочил из-за стола и пододвинул гостье стул.

- Благодарю вас, - чуть слышно проговорила дама и поспешно опустилась, будто упала. На соседний стул присел Серапионыч.

- Вот, Василий Николаевич, это и есть моя пациентка, о которой я вам давиче говорил, - сообщил доктор. - Поэтесса Софья Кассирова. - Дама чуть кивнула. - Просит вас отыскать сбежавшую рифму. Шучу.

Дубову стоило немалых усилий отразить на лице любезную улыбку. Не будучи знаком с Софьей Кассировой лично, он немало слышал о ней как об одной из гениальных поэтесс Кислоярского масштаба, занимавшей свое скромное, но достойное место среди прочих светил местного литературного небосклона. Нет, Василий Николаевич отнюдь не гнушался изящных искусств и при случае мог поддержать беседу и о литературе, и о музыке, и о живописи, но творчество именно кислоярских гениальных поэтов (а вкупе с ними художников и композиторов) почему-то вызывало у него аллергию. И тем большую, чем более гениальным почитался в творческих кругах тот или иной автор.

- Ну что же, госпожа Кассирова, сделайте милость, изложите суть вашей проблемы, - как ни в чем не бывало предложил Дубов. Однако вместо Кассировой заговорил Серапионыч:

- Видите ли, Василий Николаевич, неделю тому назад моя пациентка перенесла тяжелое нервное потрясение. Соседи услышали из квартиры госпожи Кассировой душераздирающий вопль, а когда прибежали, то застали ее бесчувственно лежащей на полу. Мои уважаемые коллеги несколько дней пытались вывести госпожу Кассирову из шокового состояния, а когда убедились в тщете своих усилий, то позвали меня. Ну, я дал ей понюхать свою скляночку, - Серапионыч самодовольно похлопал себя по сюртуку, - и результат не замедлил сказаться. Пациентка тут же пришла в себя и поведала мне о том, что же с нею случилось. Ну а я так понял, что это дело, дорогой Василий Николаевич, как раз для вас!

- Ну и в чем же дело? - теперь уже чуть нетерпеливо спросил Дубов.

- Ах! - трагически закатила глаза Кассирова. - Дело в том, что меня

обманули на крупную сумму.

- Я вам сочувствую, - вздохнул Василий, - но чтобы помочь, мне нужны более конкретные данные. Когда и при каких обстоятельствах это произошло?

Софья молчала, как бы прикидывая, что стоит говорить сыщику, а о чем лучше было бы все-таки умолчать. Неловкую паузу прервал Серапионыч:

- Дорогая госпожа Кассирова, Василию Николаевичу вы можете доверять так же всецело, как и мне. И даже еще всецелее.

- Да-да, конечно, - кивнула Кассирова. - Но я, право же, теряюсь, с чего начать...

- Начните с начала, - предложил Василий.

- В общем, я решила продать имеющиеся у меня ценные бумаги, - нехотя

заговорила Софья, - а этот мерзавец всучил мне...

- Ну, о том, что он вам всупонил, меня уже просветил доктор, - хладнокровно перебил детектив. - Расскажите, госпожа Кассирова, что это за ценные бумаги. - Потерпевшая молчала, как бы все еще раздумывая - говорить или не говорить. - Может быть, облигации или акции какого-то предприятия? - Софья покачала головой. - А, догадался! - немного театрально хлопнул себя по лбу Василий. - Недавно в печати пронеслись слухи об очередном компромате на нашего Президента...

- Нет-нет, ну что вы! - испуганно возмутилась Кассирова.

- Голубушка, от Василия Николаича не нужно ничего утаивать, - снова

вмешался Серапионыч. - Расскажите ему все как есть.

- Ну ладно, - наконец-то решилась Кассирова, - речь идет о культурных ценностях, имеющих, как вы понимаете, и чисто материальную цену.

Недавно я разбирала наш семейный архив и, кроме всего прочего, обнаружила

там письма Тургенева, писанные к моей прабабушке Татьяне Никитичне

Каменецкой. Вообще-то в нашей семье действительно ходили предания о

знакомстве Татьяны Никитичны с Иваном Сергеичем, но только из этих писем и еще из ее дневников стало ясно, сколь глубокие чувства она к нему питала. Правда, для Ивана Сергеича прабабушка была лишь мимолетным увлеченьем, хотя он высоко ценил и ее ум, и литературный вкус.

- Так что же, значит, вы решили продать письма Тургенева? - уточнил Дубов.

- Я не хотела! - чуть не выкрикнула Кассирова, как бы уловив в голосе Дубова осуждающие нотки. - Но обстоятельства вынудили меня... Он обещал, что письма будут сохранены для истинных знатоков и любителей литературы!

- А вы, как я понимаю, литературный профессионал, - не без ехидства заметил Дубов.

- Василий Николаич, ну зачем вы так, - с упреком покачал головой Серапионыч. - Госпожа Кассирова перенесла тяжелую душевную травму, а вы...

- Нет-нет, Василий Николаевич совершенно прав, - перебила Кассирова, - и поделом мне! Но деньги мне нужны не для каких-то шахер-махеров, а чтобы издать собрание своих избранных произведений.

- Да уж, причина более чем уважительная, - старательно изображая сочувствие, вздохнул Василий.

- Господин Дубов, - патетически подхватила поэтесса, - выход в свет моего собрания целиком зависит от вас! И если вы вернете похищенные деньги, то моя лучшая поэма «Смерть на Ниле» будет открываться посвящением лично вам!

И не успел Василий опомниться, как госпожа Кассирова поднялась со стула во весь свой могучий рост и замогильным голосом начала чтение:

- Это было давно, это было в Древнем Египте, В самом прекрасном из прошлых моих воплощений. Я была возлюбленной страстной жреца Oмона, Что возносил каждодневно Oмону хвалу во Храме.

Но вот взяла его смерть, и осталась я одинока,

Одна, как чайка на море или верблюд в пустыне,

И стала мне жизнь постыла, любви лишенной...

 

Конечно, Василий Николаевич был наслышан о гениальности Софьи Кассировой, но он и в страшном сне представить не мог, что ее гениальность приняла именно такие формы и размеры. А мысль о том, что эти стихи в публикации будут связаны с его, Дубова, именем, заставила сыщика невольно застонать. Поэтесса приняла его постанывание за знак одобрения и даже восторга и принялась вещать с еще большим вдохновением:

- И вот однажды, молясь в опустевшем храме, Я услыхала голос, и этот голос промолвил:

«Будет тебе за любовь за твою награда.

Знай, твой любимый запрятал алмазы и злато

В месте надежном, и стражей надежных приставил На берегу священном священного Нила, А сторожами поставил двух крокодилов священных...

Больших трудов стоило Василию вклиниться в бурный поэтический поток. Воспользовавшись эффектной паузой после слов «Чу! Идет жрец Омона!», детектив попытался вернуть Кассирову со знойных брегов древнего Нила в прозаичную Кислоярскую действительность:

- Госпожа Кассирова, будьте любезны, расскажите, как все это случилось.

- Ах да, извините, я несколько увлеклась, - смущенно проговорила Кассирова, грузно опускаясь на стул. - Вы понимаете, Василий Николаич, я раньше никогда не занималась продажей культурных ценностей. Я отправилась к «стенке» - ну, знаете, в скверике, где художники торгуют картинами...

- Да уж, Егор Трофимыч говорил мне, что у милиции все руки не дойдут до этой «стенки», - как бы между прочим заметил Василий.

- Что же дурного в том, что художники продают свои картины? - удивился Серапионыч.

- Если бы художники, - махнул рукой Дубов, - и если бы свои. Там, знаете ли, такие делишки проворачиваются, что просто ахнешь. Например, не так давно один якобы художник продал якобы за десять долларов картину «Пастушок с огурцом», и некий покупатель попытался вывезти ее за границу как яркий образчик постсоветского кича. А оказалось, что под верхним слоем скрывался Рембрандт, похищенный из одной частной коллекции!.. Впрочем, пардон, я вас перебил. Продолжайте, пожалуйста.

- Ну, сначала я подошла к торговцам картинами. Стала у них спрашивать, кому я могла бы продать ценные рукописи, а они мне - дескать, что вы, мы только картинами занимаемся, рукописи не по нашей части.

- Просто они к незнакомым относятся настороженно, - заметил Дубов. - Должно быть, приняли вас за агента милиции или ОБХСС. А вообще они хоть черта готовы купить и продать, лишь бы «навариться».

- Тогда я присела на скамейку и стала думать, что делать дальше, - продолжала Кассирова. - А на скамейке как раз пил пиво бедно какой-то одетый господин в старом плаще и в мятой шляпе.

- И вы предложили ему выгодную сделку?

- Нет-нет, поначалу я вообще приняла его за забулдыгу, который мается

«после вчерашнего». Но он сам со мною заговорил - сначала предложил угоститься пивом, а когда я отказалась, то заговорил о поэзии.

- Вот как! - хмыкнул Серапионыч. А Дубов что-то черкнул себе в блокнот.

- Да-да, и этот человек проявил немалую осведомленность в творчестве кислоярских поэтов, а в особенности хвалил стихи Софьи Кассировой. Когда же я не выдержала и сказала, кто я, то он тут же бросился целовать мне руки и попросил дать автограф. Проклятый обольститель!

- Ну понятно, - усмехнулся Василий, - и тогда вы совсем растаяли и рассказали ему о бабушкиных письмах.

- Увы, - трагически развела руками Софья. - Вы ведь знаете, какие мы, люди искусства, доверчивые и непрактичные!

«Как же, слышали мы эти сказки», подумал Василий, а вслух спросил:

- И на чем же вы с ним столковались?

- На том, что он найдет покупателя, который приобретет десять писем

Тургенева за сто тысяч долларов. Правда, десять тысяч он выговорил себе за посредничество. - Поэтесса тяжко вздохнула. - Назавтра он позвонил мне и сказал, что готов хоть сейчас забрать письма и передать мне девяносто тысяч. Однако я... - Кассирова замялась. - В общем, я попросила, чтобы он свел меня с покупателем напрямую.

- Зачем? - удивился Василий. - Разве вам не все равно, от кого получить деньги?

- Н-нет, - покачала головой поэтесса. - Понимаете, Василий Николаевич, это ведь все-таки семейная реликвия, к тому же связанная с именем самого Тургенева, и я должна была знать, в чьи руки она попадет.

- А, ясно, - кивнул детектив. - Дальнейшее я представляю по рассказу доктора: вы встретились с покупателем в кафе, передали ему письма, он вам отдал чемоданчик с долларами, а они оказались самой примитивной «куклой».

Софья лишь скорбно вздохнула.

- Ну хорошо, а вы могли бы описать этого «покупателя»? - продолжал

детектив свои расспросы.

- О да, конечно! - тут же подхватила Кассирова. - Весь такой солидный, в красном пиджаке, с цепями, с «мобильником»... И галстук такой...

- А его лицо вы запомнили?

- Лицо? Да вроде самое обычное. Но зато очки в золотой оправе. И

перстни один другого краше...

- Понятно-понятно, - перебил Дубов. - Но он, кажется, был на машине?

- Да-да, черный «Мерседес» с затемненными стеклами, - с готовностью

сообщила потерпевшая.

- А может быть, вы запомнили и его номер? - уже почти безнадежно спросил Василий.

- Конечно, запомнила! - вскричала Софья. - Он оказался очень запоминающимся - две шестерки и две восьмерки.

Однако это сообщение у частного детектива особого восторга не вызвало:

- М-да, две шестерки и две восьмерки. Совершенно верно. Вы, госпожа Кассирова, наверняка видели этот «Мерседес» много раз, только обращали внимание не на номер, а на всякие воздушные шарики, цветочки и свадебные ленты, коими он обычно бывает украшен. В общем, ваш «Мерседес» 66-88 - из бюро добрых услуг. А «покупатель», видать, не дурак, умеет пыль в глаза пустить. Возьмем хоть его «прикид» - вы прекрасно запомнили его пиджак, цепь, мобильник и прочие прибамбасы, а на лицо внимания не обратили. Впрочем, похоже, что все эти аксессуары - такая же «липа», как и «Мерседес».

- Так ведь это же замечательно! - возликовал Серапионыч. - Теперь нам остается узнать в бюро добрых услуг, кто арендовал «Мерседес», и брать его тепленьким!

- Не думаю, что он взял «Мерседес» на свое имя, - с сомнением покачал головой Дубов. - Хотя, конечно, и это направление нужно отработать.

- Значит, вы согласны мне помочь? - обрадовалась Кассирова.

- Я должен подумать, - уклончиво ответил Дубов. - Госпожа Кассирова,

как я понял, вы собирались продать десять писем Тургенева к вашей прабабушке. И это все, чем вы располагаете?

- Да нет, не совсем. Всего их сохранилось... м-м-м... двенадцать. Но два я решила оставить как семейную реликвию. - Софья извлекла из сумочки несколько бумаг. - Вот одно из них. Вернее, ксерокопия. Если желаете, я вам его зачитаю. - И, не дожидаясь изъявления желаний, принялась с выражением читать:

- «Баден-Баден, Шиллерштрассе 7. Среда, 22/10 мая 1867.

Не могу и выразить, Татьяна Никитична, сколь порадовало меня Ваше

письмо, как всегда и умное и дельное. Рад, что у Вас все в порядке и что Вы среди забот о хозяйстве и детях изыскали время не только прочесть мою повесть, но и высказать о ней свое мнение. (Речь идет о романе «Дым», - пояснила Кассирова). Читая Ваши замечания, я об одном сожалел - что Вы не ознакомились с книгой в рукописи, ибо с большинством Ваших замечаний я вполне согласен, но увы - теперь уже поздно что-либо поправить.

Относительно Потугина не могу с Вами до конца согласиться - его я ввел в повесть намеренно и ничуть об этом не сожалею. Как я и ожидал, на него все набросились, и очень рад этому - особенно теперь, в самое время всеславянского опьянения. (Почти такими же словами Иван Сергеевич пишет об этом двумя неделями позже Писареву, - добавила Кассирова). Впрочем, известный Вам милейший Павел Васильевич Анненков грозится написать большую статью с обстоятельным разбором «Дыма», каковую Вы, Татьяна Никитична, сможете прочесть в одном из ближайших номеров «Вестника Европы».

Как жаль, что мы с Вами столь содержательно беседуем в письмах и столь же редко видимся лично. Если Вы все же надумаете отправиться в Европу, то непременно отпишите мне - я несказанно буду рад увидать Вас и насладиться Вашим всегда дельным и умным разговором.

Засим желаю Вам, дорогая Татьяна Никитична, всяческого счастья и удачи в делах как личных, так и в хозяйственных. Кланяюсь Вашим милым деткам и крепко жму руку Вашему супругу Александру Николаевичу - охотится ли он, как прежде, с Дианкой на тетеревей?

Остаюсь преданный Вам Ив. Тургенев».

- Да-а, - вздохнул Серапионыч по окончании чтения, - Иван Сергеич и в эпистолярном жанре столь же хорош, как и в обычной прозе.

- Архив оказался весьма обширным, - продолжала Кассирова, - и, кроме прочего, я там обнаружила дневник, который прабабушка вела долгие годы - полтора десятка тетрадей. Уж не знаю почему, но Владлен Серапионыч предположил, что он может вас заинтересовать, и прихватила с собой последнюю тетрадь, неоконченную. - Софья протянула Василию пожелтевшую тетрадку.

- Вы позволите мне пока оставить ее у себя? - попросил Дубов. - Знаете, доктор прав - иногда установить истину помогают совсем неожиданные предметы и обстоятельства. - Детектив бережно отправил тетрадку в стол.

- Василий Николаевич, так вы согласны взяться за мое дело? - еще раз настойчиво спросила Кассирова.

- Я должен подумать, - вздохнул сыщик. - Прямо и не знаю, с какого бока приняться - зацепок слишком уж мало. Разве что этот посредник...

- Завтра я с ним встречаюсь, - вдруг заявила Кассирова.

- Вот как? - насторожилился детектив. - Где и когда?

- В полдень, в кафе «Кислоярочка».

Василий задумался:

- Конечно, я мог бы туда придти, но вряд ли из этого получится что-то путное - возможно, он меня знает в лицо. И если ваш посредник в сговоре с «бизнесменом», то они наверняка тут же «залягут на дно». Впрочем, возможны любые варианты. Знаете, госпожа Кассирова, сегодня я все обдумаю и завтра вам позвоню.

- Буду ждать! - Обрадованная Кассирова подхватила сумочку и стала пробираться к двери. - Надеюсь на вашу помощь. До свидания, Василий Николаич. До свидания, доктор.

- Надеюсь, до скорого, - кивнул Василий. Серапионыч вскочил со стула и галантно поклонился, приподняв воображаемую шляпу.

Когда дверь за посетительницей закрылась, Василий Николаевич неспеша встал из-за стола и подошел к другой двери, ведущей в небольшую комнатку при сыскной конторе, которую он именовал «девичьей». На сей раз она полностью оправдала свое название, так как дверь, стоявшая в течение визита Софьи Кассировой чуть приоткрытой, отворилась шире, и кабинете появилась молодая женщина.

- Вот так сюрприз, - пробормотал доктор.

- Владлен Серапионыч, позвольте вам представить мою новую помощницу

Надежду Чаликову, - довольный произведенным эффектом, сказал Дубов.

- А, здравствуйте, Наденька, - приветливо раскланялся Серапионыч, будто был знаком в нею по меньшей мере сто лет. - А я вас именно такою и представлял. Василий Николаич про вас мне все уши прожужжал...

- А вы, стало быть, и есть тот доктор Серапионыч, о котором я наслышалась столько всякой жути, - рассмеялась Надя.

Доктор хотел было возразить, что слухи о его «жути» сильно преувеличены, но Василий сразу приступил к делу:

- Надя, вы слышали наш разговор с госпожой Кассировой от начала до конца. Что вы со своей стороны могли бы сказать по этому делу?

- По делу пока ничего, - призналась Чаликова, - но собственно госпожа Кассирова показалось мне дамой весьма неискренней и даже более того - элементарно корыстолюбивой.

- Это ваша журналистская интуиция? - спросил Дубов, удерживая Серапионыча, который уже собирался броситься в бой на защиту своей пациентки.

- Не только, - чуть подумав, ответила Надя. - Ясно видно, что она что-то скрывает, или, скажем так, недоговаривает. Она пришла к вам за помощью, а вам приходилось чуть не клещами вытаскивать у нее слово за словом. И потом, торговать личной перепиской собственной прабабушки! По-моему, это уж просто верх бесстыдства.

- Но ведь она же продала не все письма, - не выдержал доктор. - Две штуки оставила.

- Думаю, что больше, - не задумываясь заявила Надя. - И поверьте мне, отнюдь не как семейную реликвию. Если об этих десяти узнает общественность и в печати поднимется шумиха - как же, обнаружили доселе неизвестные автографы Тургенева! - то за каждый новый материал Кассирова уже будет получать все больше, в зависимости от степени сенсации. А кончатся письма, так и бабушкины дневники в ход пойдут.

- Вы, сударыня, просто предубеждены к госпоже Кассировой, - с обидой произнес Серапионыч. - А ведь она поэтесса, и деньги ей нужны для издания своих произведений.

- Судя по ее крокодильским стишкам, госпожа Кассирова такая же поэтесса, как я - космонавт, - парировала Надежда. - И если этим она собирается потчевать читателей...

- Вы ничего не понимаете в поэзии! - выкрикнул Серапионыч. Тут уж Василий, почувствовав, что дискуссия вот-вот сойдет с рельсов конструктивности, решил вмешаться:

- Наденька, да вы не обижайтесь на доктора - он всегда так: хоть и понимает, что не прав, но продолжает спорить из упрямства.

Серапионыч с мнимо уязвленным видом замолк, а Надя продолжала:

- Да я и не обижаюсь. В конце концов, может быть, доктор и прав - я действительно не ахти какой знаток поэзии. Но меня несколько смутила форма сделки. Казалось бы, не все ли равно, от кого получить деньги - от покупателя или от посредника? И я понимаю, почему Кассирова так настаивала на личной встрече с «бизнесменом». Она надеялась, получив сто тысяч наличными, каким-то образом «кинуть» посредника: или вообще не отдавать его десять процентов, или отдать только часть.

- Нельзя так дурно думать о людях, Наденька, - укоризненно покачал головой доктор. - Василий Николаич, скажите хоть вы свое веское слово!

- Знаете, Надя, мне ваши выводы кажутся все-таки несколько поспешными, - раздумчиво сказал Дубов, - хотя в некотором резоне им не откажешь.

- Во всяком случае, на вашем месте помогать Кассировой я бы не стала, - резюмировала Надя.

- М-да, пожалуй, - вздохнул детектив, - но дело, к сожалению, не в одной Кассировой. На свободе опасный мошенник, который не только обманывает людей, но и дискредитирует честных бизнесменов, которых все-таки большинство.

При этих словах Серапионыч, не выдержав, громко фыркнул.

- Поэтому, Наденька, я прошу вашей помощи, - строго глянув на

доктора, продолжал Дубов, - и не столько госпоже Кассировой, сколько мне. А точнее, делу справедливости.

- И что от меня требуется? - глаза журналистки загорелись.

- Как вы слышали, завтра в полдень наша клиентка встречается в кафе

«Кислоярочка» с посредником, личность и роль которого во всем этом деле пока что для нас остается неясной. И я, и доктор - лица, давно примелькавшиеся в нашем городе, а вы...

- Поняла, поняла, - закивала Надя. - Постараюсь оправдать доверие...

Ах, совсем забыла!

- Что? - повскакивали на стульях Дубов и Серапионыч.

- Проездом из Цюриха в Кислоярск я побывала в Санкт-Петербурге и в

местных газетах прочла, будто некий бизнесмен-меценат, пожелавший остаться анонимным, передал в Пушкинский Дом несколько ранее не известных писем Тургенева.

- Ах, вот оно что, - протянул Василий. - Хорошо хоть письма действительно попали в надежные руки, а не сгинули где-то в частных коллекциях.

- У нас же дневник ее прабабушки, - напомнила Надя. - Давайте посмотрим. Все-таки женщина, с которой был близко знаком сам Тургенев!

- Да-да, - оживился Серапионыч, - читая такие документы, как бы приобщаешься к иной эпохе, ощущаешь связь времен...

- Однако тут всего пару страниц, - заметил Василий, достав дневник из стола, - а дальше чистые листы.

- Ну да, Кассирова же говорила, что это последняя тетрадка, - вспомнила Чаликова.

Разбирая не совсем четкий почерк, Дубов стал вслух читать:

- «28 октября 1898 года. Начинаю новую тетрадь своего дневника. Боюсь, что последнюю. Сегодня ко мне заходил милейший доктор Никифор Павлович. И хотя он всячески старался заверить меня, что дело идет на поправку, я понимаю, что дни мои сочтены. Ну что же, мне есть что вспомнить, оглядывая свою жизнь. Я была счастлива в муже и детях и дождалась даже внуков. Я была знакома с лучшими людьми своего времени, а с одним из них меня связывали и более тесные узы, хотя наши отношения с И.С., несмотря на все кривотолки, никогда не заходили далее некоего порога, отделяющего истинное чувство от того, что зовут греховной любовью. Как бы там ни было, я пронесла чувство к нему через всю свою долгую и, надеюсь, небесполезную жизнь». Так, ну дальше тут что-то о лекарствах, которые ей прописал Никифор Павлович... Ага, вот:

«Не забыть бы дать указание Аннушке, чтобы после моей...»

- Ну, что же, что же? - нетерпеливо вопросил Серапионыч, когда молчание Дубова затянулось.

- А на этом рукопись обрывается, - показал детектив Наде и доктору пустые страницы. - Видимо, больше уже Татьяна Никитична в свой дневник ничего не записала.

- Да, но не могла же она оборвать дневник чуть не на полуслове, - возразила Надя. - Дайте взглянуть. Видите, вот здесь, возле скобок, остатки вырванного листа. На нем, видимо, и окончание записей.

- Ну-ка, ну-ка, - Василий извлек из кармана огромную лупу, с которой никогда не расставался, и внимательно рассмотрел то место, которое указала Надежда. А затем перевел лупу на соседнюю, чистую страницу. - Татьяна Никитична писала с сильным нажимом, - пояснил он, - и если на отсутствующем листе что-то написано, то можно будет прочесть оттиск... О, кое-что я уже вижу! Владлен Серапионыч, записывайте.

Доктор схватил со стола карандаш и листок бумаги, а Василий начал медленно, то и дело прерываясь, диктовать:

- ...смерти предать... предать огню... письма Ивана Сер... А дальше уж совсем ничего не разберешь.

- Ну ясно - предать огню письма Ивана Сергеича Тургенева, - подытожил Серапионыч. - И я понимаю Татьяну Никитичну - совершенно естественное желание, чтобы никто не копался в ее отношениях с писателем. Но потом она рассудила, что письма Тургенева - все-таки достояние мировой культуры, и вырвала этот листок.

- Уверена, что все было совсем иначе, - заявила Надя. - Татьяна Никитична оставила пожелание в силе, но Аннушка - вероятно, ее дочка или близкая подруга - не решилась уничтожить письма и оставила их в семейном архиве. А листок из дневника вырвала сама Софья Кассирова, чтобы...

- Ах, Наденька, вы опять за свое, - не выдержал Серапионыч. - Я уж представляю, в каких черных красках вы распишете ее завтрашнюю встречу с посредником!

- Нет-нет, дорогой доктор, на сей раз я не смогу отойти от объективной передачи информации, - обаятельно улыбнулась Надя. - Даже если бы очень этого захотела...

x x x

 

Разговор Софьи Кассировой и посредника шел в повышенных тонах, хотя собеседники старались особо не шуметь, так как дело происходило в людном месте, а точнее - в кафе «Кислоярочка», том самом, где неделю тому назад поэтесса совершила столь неудачную сделку.

- Ну, наконец-то вы проявились, госпожа Кассирова, - говорил посредник, теребя шляпу, лежащую у него на коленях. - А то я уж грешным делом начал думать, что вы получили деньги и смылись. А о моих процентах и думать забыли.

- Какие еще проценты! - взвилась Кассирова. - Этот ваш бизнесмен сраный, - последнее слово поэтесса выговорила с особым смаком, - вместо денег подсунул мне пустые бумажки! Я вообще осталась и без товара, и без денег, а вы с меня еще требуете какие-то проценты!

- Сами виноваты, сударыня, - хладнокровно парировал посредник. - Я вам его не навязывал. Вы сами просили, чтобы я вас вывел на покупателя. Вот и получили, чего хотели.

- Я хотела сбагрить товар и получить приличные бабки! - выкрикнула Софья и, спохватившись, заговорила тише: - Я давала верный товар, а что мне всунул ваш бизнесмен? - Кассирова извлекла из сумочки увесистую пачку, перетянутую банковской лентой, и чуть не швырнула ею в лицо собеседника. - Мало того что бумажек внутрь напихал, так даже сверху не настоящие баксы положил, а ксерокопию!

- Тише! - испуганно зашипел посредник, так как посетители уже начали обращать на них внимание. Лишь дама за соседним столиком, сидевшая к ним спиной, даже не оглянулась. Ни Кассирова, ни посредник даже не догадывались, что их соседка ни кто иная как московская журналистка Надежда Чаликова, а в сумочке, что висит у нее через плечо, спрятан портативный диктофон - ее верный спутник, побывавший вместе с хозяйкой во многих горячих точках бывшей дружной семьи советских народов.

Диктофон беспристрастно записывал слова посредника:

- А почему я должен вам верить? Покупателя я знаю давно и, между прочим, знаю как порядочного человека. Может быть, это вы сами бумажек внутрь наложили, а теперь вешаете мне вермишель на уши, чтобы, елки-моталки, процентов не отдавать.

- Ну так устройте мне встречу с этим вашим порядочным бизнесменом, - предложила Софья. - Больно уж хочется еще раз в его честные глаза посмотреть.

- Встречу? Это можно, - подумав, ответил посредник. - Но после того как заплатите десять тысяч. Ну ладно - пускай пять, но исключительно из уважения к вашему поэтическому таланту.

Кассирова театрально вскинула руку, едва не опрокинув кофе себе на платье:

- Боже мой, я только теперь догадалась - вы с ним в сговоре!

- А вот это уже клевета, - ухмыльнулся посредник.

- Ну так подайте на меня в суд, раз клевета, - «наезжала» Софья. -

Ничего, я вас выведу на чистую воду!

- Сидеть будем вместе, гражданка Кассирова, - хладнокровно ответил посредник. - Вернее, сидеть будете вы за незаконную распродажу культурных ценностей...

- Какую еще распродажу?! - не выдержала Кассирова. - Распродажа - это когда за «бабки», а за резаную бумагу - не распродажа, а самый настоящий «кидок»!

- Что за выражения - «бабки», «кидок», - скорбно покачал головой посредник. - Можно подумать, вы не поэтесса, а не знаю кто! Лучше отдайте проценты, и расстанемся по-доброму.

- Чем отдайте? - истерично выкрикнула Кассирова. - Пустыми бумажками?!

Слушая эти словесные баталии, Чаликова понимала, что разговор идет по кругу и никакого конструктивного решения не предвидится. Однако Надежда продолжала записывать на диктофон все, что доносилось от соседнего столика - в слабой надежде, что в беседе промелькнет нечто такое, что поможет им с Василием выйти на верный путь.

x x x

 

Дубов, Чаликова и Серапионыч сидели вокруг стола в рабочем кабинете частного детектива и внимательно слушали то, что вещал диктофон, лежащий посреди стола.

- Что за выражения - «бабки», «кидок», - звучал монотонный голос посредника. - Можно подумать, вы не поэтесса, а не знаю кто! Лучше отдайте проценты, и расстанемся по-доброму.

- Чем отдайте? - отвечал беспокойный голос Кассировой. - Пустыми бумажками?!

Чаликова нажала кнопку:

- Ну, убедились теперь, дорогой доктор, что за птица эта ваша Софья Кассирова?

- Всем нам свойственно ошибаться в людях, - глубокомысленно глянул в потолок Серапионыч.

- И что же, это вся запись? - удивился Дубов.

- Да нет, пленки хватило еще минут на десять, да и после того они еще

целый час препирались, - вздохнула Надя, - но так ни до чего и не договорились. Жаль, что мой поход оказался столь малополезным.

- Давайте послушаем дальше, - предложил Василий, - вдруг чего-нибудь да выудим.

Надя включила диктофон, и диалог в кафе продолжился.

ПОСРЕДНИК: - Не морочьте мне голову! Раз мы с вами договаривались, то потрудитесь выполнять взятые обязательства.

КАССИРОВА: - Может быть, мы с вами и договор подписывали? Если так, то покажите мне его!

ПОСРЕДНИК: - Да что вы, елки-моталки, такое несете! Да будь у меня...

- Стоп! - выкрикнул Василий. Надя слегка удивилась, но прослушивание остановила.

- А что такое? - удивился доктор.

- Мне с самого начала и голос, и даже интонации этого посредника

показались очень знакомыми, - в легком возбуждении пояснил детектив. - А когда он произнес «елки-моталки», то я вспомнил! Владлен Серапионыч, вы тоже должны его вспомнить.

- А я-то при чем? - удивился доктор.

- Ведь мы же там вместе были. Ну, ну! Гробница древнего правителя,

барельеф, тут появляется Железякин и с ним два его помощника. Железякин выхватил пистолет, а инспектор Столбовой изловчился и дал по башке одному из подручных. Он грохнулся и что при этом произнес?

- Елки-моталки! - ошеломленно выдохнул Серапионыч.

- Вот то-то и оно! - радостно заключил Василий. - Скажите, Надя, как

выглядел собеседник Кассировой - среднего роста, чуть сутуловатый, с невыразительным лицом, в мятой, неряшливой одежде?

- Так, - подтвердила Надя.

- Все ясно. Этот посредник - никакой не посредник, а один из двух

постоянных агентов господина Железякина, - сообщил детектив.- Так что теперь с немалой долей вероятности можно предположить, что второй агент - это тот самый бизнесмен с «Мерседесом» из добрых услуг. Во всяком случае, способность к мимикрии у него чисто чекистская...

- Погодите, Вася, - перебила Чаликова, - вы тут всю дорогу поминаете какого-то Железякина. Кто он такой?

- Ну, это долго объяснять, - махнул рукой Дубов. - А если вкратце... Да возьмем хоть ваших друзей профессора-жуковеда и Антонину Степановну. Так вот, Железякин - того же поля ягода. Только, пожалуй, еще гаже.

- А, ну ясно, - закивала Надя. - И что же вы намерены делать?

- Если в этой афере замешан Железякин, то лучше нам туда не соваться,

- пробурчал Серапионыч.

- Железякин и агенты Железякина - не одно и то же, - загадочно ответил детектив и, заглянув в записную книжку, решительно набрал телефонный номер Софьи Кассировой. - Госпожа Кассирова? Говорит Дубов. Знаете, мы тут посоветовались, и я решил взяться за ваше дело.

- О, благодарю вас, Василий Николаевич, - заурчал в трубке голос потерпевшей. - Если вы вернете мне деньги, то я заплачу вам десять... или нет, пять процентов!

- Не надо, - сурово пресек детектив заманчивые предложения. - В случае удачи вы заплатите мне скромный гонорар согласно прейскуранту. Ну и плюс возможные расходы.

- Ах, вы так добры ко мне! - попыталась Кассирова рассыпаться в благодарностях.

- Я выполняю свой долг, - отрезал Дубов и положил трубку.