XXXVIII

 

Держась за плечо Вейренка, Адамберг нагнул голову, чтобы защитить глаза от яркого утреннего света. Даница, Бошко, Вукашин и Влад смотрели, как они вылезают из склепа. Первые трое онемели от ужаса и скрестили пальцы, чтобы отогнать злую силу. Даница скорбно разглядывала Адамберга: под глазами зеленоватые круги, губы посинели, щеки белые как мел, на груди – красные полосы, а там, где Вейренк прошелся щеткой, – еще и длинные царапины, покрытые запекшейся кровью.

– Что вы стоите? – закричал Влад. – Если они вылезли оттуда, это не значит, что они мертвые. Помогите же им, черт возьми!

– Не груби, – машинально произнесла Даница.

Всматриваясь в лицо Адамберга, она постепенно стала замечать признаки жизни и вздохнула с облегчением. Но кто был второй? Что понадобилось этому незнакомцу в могиле проклятых? Казалось, двухцветная шевелюра Вейренка напугала ее еще больше, чем жуткое состояние Адамберга. Бошко боязливо подошел к комиссару и подхватил его под руку с другой стороны.

– Пид‑жак, – произнес Адамберг, указывая на дверь.

– Сейчас принесу, – ответил Владислав.

– Влад! – негодующе воскликнул Бошко. – Никто из здешних не заходит туда. Пошли иностранца.

Это прозвучало так грозно, что Влад остановился на полпути и объяснил ситуацию Вейренку. Вейренк передал Адамберга Бошко и спустился по ступенькам обратно в склеп.

– Он не вернется, – предрекла Даница, мрачная как туча.

– Почему у него волосы в рыжих пятнах, как шкура у дикого поросенка? – поинтересовался Вукашин.

Через две минуты Вейренк вышел, неся фонарик, обрывки рубашки Адамберга и его пиджака. Пинком он прикрыл за собой дверь.

– Дверь надо запереть, – сказал Вукашин.

– Ключ есть только у Аранджела, – напомнил Бошко.

Влад перевел Адамбергу и Вейренку этот диалог между отцом и сыном.

– Ключ уже не нужен, – сказал Вейренк. – Я сломал замок, когда вскрывал его отмычкой.

– Надо будет припереть дверь камнями, – пробурчал Бошко. – Странно: он провел в склепе всю ночь, и Вéсна его не съела. Не понимаю, как ему это удалось.

– Бошко спрашивает, не напала ли на тебя Вéсна, – пояснил Влад. – Кое‑кто думает, что она может выходить из гроба, а по мнению других, это всего‑навсего жевака, которая вздыхает по ночам, чтобы напугать смертных.

– Может, она и взды‑хала, Влад, – сказал Адамберг. – Вздо‑хи свя‑той и крики феи. Она не прояв‑ляла враждеб‑ности.

 

Даница расставила на столе кружки, принесла оладьи.

– Если чувствительность в ступне не восстановится, она начнет гнить, и придется ее отрезать, – жестко сказал Бошко. – Разведи огонь, Даница, надо согреть ему ногу. Свари очень горячий кофе и принеси ракию. И найди ему какую‑нибудь рубашку, черт подери.

Ногу Адамберга придвинули поближе к пламени. От близости смерти комиссару полезли в голову совсем уж нелепые мысли: его привязанность к этой деревне, утопающей в дымке речного тумана, нисколько не уменьшилась, а напротив, даже усилилась. Он готов был покинуть Францию, навсегда расстаться с родными горами, бросить все и закончить жизнь здесь, в туманной Кисилове, если Вейренк захочет остаться и сюда переедут Данглар, Том, Камилла, Лусио, да, и еще Ретанкур. Можно привезти и громадного кота, вместе с ксероксом, на котором он привык спать. И Эмиля тоже – почему бы и нет? Но воспоминание о Кромсе в черной футболке с белым скелетом мгновенно перенесло его в огромный Париж, в загородный домик в Гарше, весь залитый кровью. Даница растирала его омертвевшую ногу кашицей из водки и мелко нарезанных листьев: он не понимал, чем это может ему помочь.

Ее движения были похожи на ласку, и он надеялся, что окружающие этого не заметят.

– Где вы были, кретин? – раздался в трубке скрипучий голос Вейля: заметное облегчение, которое чувствовалось в этом голосе, смягчало грубость вопроса.

– Лежал взаперти в склепе с восемью усопшими и одной вполне бодрой покойницей по имени Вéсна.

– Лежал раненый?

– Нет, запеленатый в пластик, причем так туго, что я чуть не задохнулся.

– Кто?..

– Кромс.

– И они вас нашли?

– Меня нашел Вейренк. Он сумел пробраться туда.

– Вейренк? Этот парень, упрямый как бык? Который все время сочинял и декламировал стихи?

– Он самый.

– Я думал, Вейренк давно ушел из Конторы.

– Да, ушел, но именно он пробрался ко мне в склеп. Не спрашивайте, Вейль, как ему это удалось, – я не знаю.

– Так или иначе, рад убедиться, что вы живы и здоровы.

– Да, вот только одной ступни не хватает.

– Ну ладно, – в некотором замешательстве произнес Вейль: он не нашел подходящих слов для утешения. – Я покопался в прошлом нашей вице‑президентши. Она действительно вступила в брак, это случилось двадцать девять лет назад.

– Фамилия мужа?

– Пока не установлена. Я дал объявление в газетах, что разыскиваю людей, которые были свидетелями на этой свадьбе. Одну из них застрелили в Нанте неделю назад: две пули в голову. На объявление откликнулась ее дочь. Теперь ищу второго свидетеля.

Нант. Адамберг вспомнил, что не так давно он думал об этом городе. Но когда именно и в какой связи?

– От этого брака у нее был ребенок?

– Понятия не имею. Если и был, она его кому‑то сплавила.

– Надо найти ребенка, Вейль.

Закончив разговор, Адамберг показал на свою ногу.

– Там внутри немного покалывает, – объявил он.

– Слава тебе, Господи, – сказала Даница и перекрестилась.

– Ну тогда мы пошли, – сказал Бошко, вставая. Вукашин встал почти одновременно с отцом. – Справишься без меня с обедом?

– Иди отдохни, Бошко. Его мы тоже уложим в постель.

– Приложи ему грелку к ноге.

В то время как Адамберг засыпал под своей голубой периной, Даница готовила комнату для незнакомца с пятнистыми, как шкура дикого поросенка, волосами. Она находила, что у этого молодого человека чарующая улыбка: верхняя губа изящно приподнимается с одной стороны, и лицо на мгновение словно озаряется светом. Очень длинные ресницы слегка затеняют мягкие щеки. Ничего общего с Адамбергом: тот нервный, дерганый. Он даже не стремился произвести на нее впечатление, этот незнакомец. Впрочем, в его шевелюре есть дьявольские отметины, а ведь известно, что дьявол нередко принимает чарующий облик.