ТАЙНА ДАНИЭЛЬ

—Непостижимо! Как тут мог оказаться дневник, который вела мама Брайена?—не веря своим глазам, спросил Нед.

— Не знаю, — ответила Нэнси.—Известно только, что миссис Ситон брала уроки живописи у Болье, и именно тогда она, возможно, позировала ему для портрета, найденного Тайлером. Но у меня такое чувство, что ответ на твой вопрос содержится в этом дневнике. Давай его откроем и полистаем.

— Давай сначала поищем, где бы нам присесть, — предложил Нед.

Нэнси и Нед прошлись по нижнему этажу заброшенного дома. Когда-то здесь жил художник, ныне покойный. Решив, что на кухне больше света, они расположились там, усевшись на пол, прижавшись спинами к рассохшемуся буфету.

Нэнси приоткрыла обложку дневника.

— Ой-ой-ой, мне как-то не по себе, — сказала она, поежившись.

— Точно. Все-таки мама Брайена. Как будто она тут рядом с нами, живая, — отозвался Нед.

— Даже не в этом дело. Понимаешь... Это как будто ты читаешь чьи-то очень личные, потайные мысли. Нечто запретное для чужих глаз, чему предназначено жить и умереть вместе с автором этих строк.

— Понимаю, про что ты, — кивнув, ответил Нед.

— Ну, хорошо, — решилась Нэнси. — Начнем! — И открыла первую страницу.

Она была пустая.

Следующая страница тоже была пустая, и еще одна за ней. Нэнси и Нед переглянулись, недоуменно пожали плечами.

Нэнси перелистала еще несколько страниц.

— Вот, наконец-то, — сказала она. — Первая запись сделана двадцать пятого апреля. Интересно, почему.

— Читай! — скомандовал Нед.

— "Новости не блестящие, — медленно начала читать Нэнси. —Люсьен такой милый. Он разрешает мне приезжать к нему на ферму. Я могу здесь рисовать или просто сидеть в саду, погрузившись в собственные мысли. Он понимает, как порой мне необходимо исчезнуть, спрятаться".

— От Ситона? — прервал чтение Нед.

— Не знаю. "Завтра должна быть у доктора Уиверса. Он продолжает исследования, — прочла Нэнси. — На этом пока закончу".

Нэнси перевернула страницу.

— "...у доктора Уиверса"... "продолжает исследования"... —повторил Нед. — Какой-то профессор? Она что, посещала курс естественных наук?

Нэнси приступила к чтению следующей записи:

— "Двадцать шестое апреля. Доктор Уиверс сказал, что результаты исследования будут известны только через неделю. Странно, что я изливаю душу Люсьену, и до какой степени мне трудно, просто невозможно, говорить об этом с Бартоломью. Знаю, что он меня любит, и очень сильно. Но я также знаю, до какой степени ему претит любое проявление слабости".

Нэнси перебралась на следующую страницу.

— "Вполне отдаю себе отчет в том, что художницы из меня не получится, — читала она дальше. — Но Люсьен меня хвалит, старается вселить в меня надежду. Как он напоминает моего дедушку! Счастье, что у меня есть этот благословенный уголок, где я отдыхаю душой".

— Тут ни слова о том, что Болье писал ее портрет, — озадаченно молвил Нед. — Пропусти несколько страниц. Давай дойдем до места, где говорится о результатах исследований.

Нэнси перелистала несколько страниц и задержалась на одной, решив быстро пробежать ее глазами. Вдруг она тихонько присвистнула.

— Что такое? — спросил Нед.

— Нед, какой ужас! Те самые результаты исследований. Уиверс, оказывается, доктор медицины, врач. У мамы Брайена была опухоль мозга.

Нед выхватил дневник из рук Нэнси.

— Где об этом говорится? Нэнси показала ему ту запись.

— Двух мнений быть не может.

— Да, не шуточки, — сказал Нед. — "Мне осталось жить месяцев шесть, двенадцать самое большее" — вот, что она пишет.

— Нед, Майкл Вестлейк мне сказал, что она утонула в августе, — неожиданно вспомнила Нэнси.

— Точно, — подтвердил Нед. — Это мне известно, потому что однажды Брайен заявил, что всю жизнь ненавидит август. Я спросил почему, и он ответил, что именно в августе умерла его мама.

— Август, август, — медленно повторила Нэнси. — Значит, прошло четыре месяца после того, как миссис Ситон узнала, что у нее рак. Да, очень интересно.

— Почему интересно?

— Подумай-ка. А что, если миссис Ситон добровольно решила уйти из жизни во время того шторма? Может, так ей было легче расстаться с жизнью? Никаких мучительных болей, больничных палат, химиотерапии. Что, если она решила избавить Брайена от зрелища своего постепенного умирания у него на глазах? У нее впереди было еще несколько месяцев тяжкой болезни. Она не хотела остаться в его памяти больной, умирающей. И все-таки жаль, что ее тело не было найдено после шторма.

Нед посмотрел на Нэнси так, как будто не верил своим ушам.

— Что?! Ты в самом деле думаешь, что она... Что она каким-то образом спаслась, не утонула? И Мариэль — на самом деле миссис Ситон? Разве такое возможно?!

— Нет-нет, это совсем не то, что я имела в виду. Я убеждена в том, что мама Брайена погибла, ее нет в живых. Просто для меня было бы не лишним выяснить, как она умерла. Был ли на ней спасательный пояс? Если нет, значит, она сама его сняла. А это уже само по себе служит доказательством того, что миссис Ситон добровольно шла на смерть.

—Думаю, что ничего такого мы никогда не узнаем, — сказал Нед.

—Вот и я так думаю. Ну ладно, давай дочитаем дневник до конца. Гляди, последняя запись сделана второго августа, и на этом все кончается.

Нед и Нэнси углубились в чтение. Перед ними прошли события жизни миссис Ситон, происходившие за несколько месяцев до ее смерти. Постепенно они вникали в тайну этой женщины. Миссис Ситон начала брать уроки живописи у Люсьена Болье, чтобы хоть ненадолго освобождаться от Бартоломью Ситона, который обладал властной натурой и подавлял ее. Тем не менее, несмотря на деспотизм мужа, она его любила. Их брак нельзя было назвать несчастным. Но и безоблачного счастья в этом браке не было. Болье для Даниэль был добрым, понимающим дедушкой, который терпеливо ее выслушивал и которому можно было доверить все свои тайны. Она поведала ему о своей болезни. Только ему, и больше никому. Ей не хотелось, чтобы о ее горе знал муж, и уж тем более сын или отец.

Даниэль и старый художник очень подружились. Болье понимал ту внутреннюю необходимость, которая заставляла Даниэль вести дневник. Понимал, что ее толкнула на это смертельная болезнь. И когда Даниэль попросила его спрятать дневник у себя, он с готовностью согласился. Как и обещал, он унес тайну Даниэль с собой в могилу.

— Тут много непонятного, — рассуждала Нэнси вслух, дочитав дневник до конца.—Например, нет ни одной записи о том, что Даниэль позировала Болье для портрета. Нед, а тебе не кажется это странным?—обратилась она к Неду.

— Очень даже, — согласился с ней Нед и, подумав, прибавил:—Послушай, а что мы будем делать с дневником?

— Я должна поразмыслить на эту тему, — ответила Нэнси. — Но пока что ясно одно: дневник представляет Бартоломью Ситона совершенно в ином свете. А ведь он главный подозреваемый в нашем деле. Вместе с тем это ничего не доказывает. Только дает основания считать, что мистер Ситон не такое уж чудовище, каким стараются его представить Вестлейк и Тайлер, а заодно чуть ли не половина Нового Орлеана. Никаких зацепок, которые помогли бы нам в расследовании кражи картин, дневник не содержит. Судя по всему, это была воля Даниэль — все тайны, связанные с ней, должны покоиться на дне морском.

— Но с тех пор прошло пятнадцать лет! — возразил Нед. — Разве не пора обнародовать истину? Считаю, что Брайен должен узнать все. Его отношение к отцу очень осложнено семейной историей. Вот почему я считаю: он должен знать, что случилось с его матерью.

— Согласна... Дай подумать, — произнесла Нэнси. — Возьму-ка я, пожалуй, дневник с собой. А позже мы решим, что с ним делать.

— Возьмешь с собой? — спросил Нед. — Но ведь он, будучи найденным здесь, считается собственностью Уоррена Тайлера.

—Неправда,—спокойно ответила Нэнси.—Он принадлежит Люсьену Болье. Что-то мне подсказывает, будь он жив, он пожелал бы передать дневник Даниэль ее сыну, Брайену, и его отцу... когда представился бы подходящий случай.

Нэнси и Неду пора было уезжать с фермы. Нэнси решила, что на обратном пути джип поведет она, и села за руль. Они двинулись в путь, к "Пещере Летучей Мыши".

Дорога, ведущая к шоссе, была грязная, неровная. Джип трясся на ухабах. Нэнси увидела в зеркальце, что сзади, на некотором расстоянии от них, появилась машина. Внезапно это расстояние стало стремительно сокращаться. Их догоняли!

— Смотри-ка, нас вот-вот обскачет какой-то ковбой на колесах,—заметил Нед, оглядываясь назад.—За рулем мужчина. Сбрось скорость, пускай проезжает.

—У-гу,—отозвалась Нэнси.—Легко сказать! Во-первых, он тебе не "какой-то ковбой", а во-вторых, это не просто колеса, а тот самый коричневый фургон, который чуть не задавил тебя вчера.

Нэнси сняла ногу с педали газа. Фургон быстро приближался. Глянув в зеркальце, она поняла, что в намерение водителя не входило идти на обгон. Нэнси ощутила холодок в животе и крепче сжала баранку руля. Она еще раз глянула в зеркальце. Фургон пристроился сзади, он почти нависал над их джипом.

— Жми на газ, Нэнси, он хочет...

Нед не успел договорить. Фургон врезался в задний бампер джипа. Удар был сильный. Нэнси крепко вцепилась в руль, боясь, что не справится с управлением. Она нажала на газ. Джип рванул вперед, но фургон прибавил скорость и не отставал.

— Не уверена, что мне удастся от него уйти, — сказала Нэнси. — По-моему, он хочет столкнуть нас с дороги.

Фургон опять ударил в задний бампер. И снова Нэнси с невероятным усилием удержала руль, опасаясь в душе, что, если удары будут повторяться, руля ей не удержать. И тут ей в голову пришло, что они как раз подъезжали к крутому повороту дороги, справа от которого был глубокий обрыв. "Вот где фургон врежет по-настоящему", — мелькнула у нее мысль.

— Нэн, — безмятежным голосом, будто он вовсе не волновался, вымолвил Нед. — Помнишь тот спецкурс вождения машины в экстремальных ситуациях с целью самообороны? В прошлом году ты его проходила, да?

Она молча кивнула, не отрывая глаз от дороги и одновременно от преследовавшего их фургона.

— Попробуй прием, который ты мне объясняла, помнишь? Резко затормози и выверни руль. Нэнси опять кивнула.

— Я это и хочу проделать, — сказала она. — Там, впереди. На самом повороте.

Нэнси сжала зубы. Они приближались к повороту, где тонкая металлическая балка символически отделяла дорогу от глубокого оврага. Машине ничего не стоило снести эту загородку и ухнуть вниз. Но Нэнси знала, что делать. Только сейчас это был не экзамен на вождение, нет. Этот смертельно опасный прием — единственный шанс уцелеть в этой схватке.

Нэнси пошла на поворот, и фургон чуть подал в сторону, целясь им в бок. "Точно, — решила Нэнси, — вот где он попытается скинуть нас с обрыва". Джип вошел в крутой вираж. Фургон ехал сбоку, почти вровень с ним. Справа крутой обрыв, за ним овраг. Фургон ударил им в боковую дверь, и джип опасно качнуло вправо. Еще немного, и он слетел бы с дороги. Впереди зияла пропасть.

— Нед! —закричала Нэнси. — Боюсь, не вырулю! Мы перевернемся! Держись!