Ну вот, Лилли даже не дала мне суток на то, чтобы оправиться от удара, который мне нанес ее брат. Во время ТО она снова затянула свою песню насчет студенческой избирательной кампании.
– Послушай, ПД, – сказала она, – я знаю, ты единственный кандидат на должность президента, но ты не сможешь победить, если за тебя не проголосует хотя бы пятьдесят процентов класса.
– Аза кого еще им голосовать? – спросила я. – Если учесть, что больше никто не баллотируется?
– Ну, мало ли, – сказала Лилли. – За самих себя. В конце концов, тебя еще может побить Лапа, хотя формально она не баллотируется. Ты знаешь, что ее младшая сестра пошла в девятый класс?
Эта информация не имела для меня никакого смысла. Моя голова была заполнена только одной мыслью: МАЙКЛ УЕЗЖАЕТ В ЯПОНИЮ НА ЦЕЛЫЙ ГОД (или больше).
– Миа, ты меня слышала? – Лилли озабоченно уставилась на меня поверх папки с делами студенческого правительства. – Гретхен Уайнбергер точь‑в‑точь такая же, как ее старшая сестра, только еще быстрее лезет в бутылку. Вспомни документальный фильм «Настоящая жизнь», который мы смотрели по Эм‑Ти‑Ви, и ты ее четко представишь. Если Гретхен захочет, она запросто может настроить против тебя весь девятый класс. А если ты их уже видела, то должна понять, что этот класс – самое жалкое сборище падалыциков, какое только ходило по нашей планете. Я сама слышала, как одна из них заявляла, что глобальное потепление – это миф, потому что так пишет Майкл Кричтон в своей последней книге, вернее, жалкой пародии на книгу.
Я только посмотрела на Лилли еще раз. Может, Гретхен Уайнбергер – это и есть та девушка, которая показалась мне клоном Ланы Уайнбергер и которая смеялась над «остроумными» высказываниями Уайнбергер‑старшей по поводу моей прически? Очень может быть. Тогда я только подумала, что это еще одно подобие Ланы. Вполне возможно, что она ее сестра.
– Но антинаучные высказывания этой идиотки навели меня на одну мысль, – продолжала Лилли. – Это поколение в значительной мере воспитано на страхе. На страхе перед феминистками, которые, как всем известно, стремятся разрушить семейные ценности (ха, ха!), на страхе перед террористами, на страхе получить плохой результат финального теста и не попасть в Йель или Принстон и в результате стать неудачником и учиться в менее престижном университете, после которого – о ужас! – придется поступать в какую‑нибудь фирму на должность начального уровня и зарабатывать сто, а не сто пять тысяч долларов в год. Думаю, мы сыграем на этих страхах и используем их в своих интересах.
– Как мы это сделаем? – спросила я. Хотя мне было все равно. – Кроме того, формально мы относимся к тому же поколению, что и сестра Ланы Уайнбергер. Мы, конечно, старше, но все равно она из нашего поколения.
– Нет, не из нашего, – сказала Лилли с блеском в глазах. Этому блеску я ни секунды
не доверяю. – Она была слишком мала, когда шел сериал «Вечеринка на пятерых», поэтому можно считать, что она из другого поколения. Кажется, я знаю, где их слабое место. Во всяком случае, я над этим работаю. К завтрашнему дню у меня все должно быть готово. Не беспокойся, когда я с ними закончу, они будут УМОЛЯТЬ тебя стать президентом студенческого совета.
– Грандиозно! – сказала я. – Ну, Лилли, спасибо. Но понимаешь... дело в том, что мне кажется, я не хочу быть в этом году президентом студенческого совета.
Лилли посмотрела на меня оторопело.
– Что?
Я вздохнула поглубже. Разговор предстоял нелегкий.
– Дело в том... в общем... ты знаешь, какие у меня результаты PSAT по математике. А в этом году у меня основы высшей математики и химия. Богом клянусь, прошел только один день, а я уже ни слова не понимаю из того, что говорится на этих предметах. Вообще ничего, нисколечки! В этом году мне нужно сосредоточиться на учебе. Не думаю, что у меня будет время еще и школой управлять. А еще все эти обязанности принцессы...
Лилли подняла одну бровь. Терпеть не могу, когда она так делает. Потому что она умеет, а я – нет.
– Это все из‑за моего брата, не так ли, – сказала она, и это был не вопрос, а утверждение.
– Конечно, нет!
– Из‑за него, из‑за него, – сказала Лилли. – Но, между прочим, теперь, когда он уезжает, у тебя будет оставаться больше времени на учебу, чем когда бы то ни было. Больше, а не меньше.
– Да, – нехотя согласилась я. – Но из‑за того, что он уезжает, некому будет помогать мне с домашними заданиями по математике и химии. Мне, наверное, придется брать репетитора. А никакой репетитор, в отличие от Майкла, не примчится ко мне делать домашнее задание в среду в десять вечера после того, как я вернусь с заседания Студенческого правительства, после которого у меня был официальный обед в посольстве Дженовии.
По виду Лилли не было похоже, что она мне посочувствовала.
– Поверить не могу, что ты так со мной поступаешь! – сказал она. – Ты еще аполитичнее, чем все остальные в этой школе. Ты хуже, чем эти девятиклассники!
– Лилли, – сказала я, – я уверена, что ты могла бы победить без моей помощи. Хотя бы потому, что ты бы баллотировалась без соперников.
– Ты прекрасно знаешь, что я не наберу пятидесяти процентов голосов, – процедила Лилли сквозь зубы. – Ну почему ты не можешь просто выиграть выборы и сложить полномочия, как ты ДОЛЖНА БЫЛА сделать в прошлом году?
– Потому что мой парень через ТРИ ДНЯ улетает в Японию. – Я чуть не кричала, даже миссис Хилл оторвалась от каталога Изабеллы Бёрд и посмотрела в мою сторону. Я понизила голос. – Ив оставшиеся дни я хочу проводить как можно больше времени с ним и НЕ ХОЧУ тратить вечера на сочинение речей и изготовление плакатов «Миа в президенты!».
– Речи я сама напишу, – сказала Лилли, все еще сквозь зубы. – И плакаты сделаю. Я только хочу, чтобы ты стала президентом и сделала то, что тебе полагалось сделать еще в прошлом году, – ушла в отставку. Ты же говорила, что собираешься.
– О боже, ну ладно, – сказала я, чтобы только она от меня отстала. – Я согласна.
– Согласна, – повторила Лилли.
И тут я сообразила, что упускаю фантастическую возможность, которая сама идет мне в руки, и добавила: – НО ПРИ ОДНОМ УСЛОВИИ.
Лилли всполошилась:
– Что еще?
– Ты мне расскажешь, занимались вы с Джеем Пи летом Этим Делом или нет.
Некоторое время Лилли буравила меня свирепым взглядом. Наконец она сказала с таким видом, как будто собиралась пойти на величайшую жертву.
– Ну ладно, я тебе скажу. Но ПОСЛЕ выборов.
Меня это вполне устраивало, главное, что я это узнаю, а когда – неважно.
Не знаю, почему это меня так интересовало. Но вообще‑то, если моя лучшая подруга занималась сексом, думаю, я имею право об этом узнать, причем в подробностях. Особенно если учесть, что в этом году я не смогу своего парня даже ПОНЮХАТЬ, и мне придется жить только личной жизнью Лилли.
Хотя она мне однажды сказала, что не нюхает шею Джея Пи, и ей кажется очень странным, что я все время нюхаю Майкла.
Вероятнее всего, у Лилли ее вомероназальный орган – вспомогательный орган обоняния – атрофировался в процессе внутриутробного развития, как у большинства людей, а у меня мой – нет. И это лишний раз доказывает, что я – биологическая аномалия.
Миссис Хилл только что спросила меня, чем я планирую заниматься в классе в этом году. Пришлось рассказать ей о моих результатах теста Р8АТ по математике.
Теперь она заставила меня решать задачи из официального пособия по подготовке к тесту 8АТ. Думаю, это обстоятельство, вместе со всем, что произошло в моей жизни за последние двадцать четыре часа, доказывает, что Бога нет.
А если он все‑таки существует, то он совершенно равнодушен к моим страданиям.
Джил купила в магазине пять яблок. Она расплатилась пятидолларовой купюрой и получила сдачу три двадцатипятицентовика. Джил поняла, что ей дали сдачи слишком много, и вернула одну из монет. Сколько стоили яблоки?
КАКАЯ ЕРУНДА. Для этого существуют пластиковые карточки. Ладно, идем дальше.
Каково наименьшее положительное общее кратное для чисел 2, 3, 4 и 5?
Ох, откуда я знаю. Ладно, смотрим дальше.
Вес 100 печений в коробке составляет 8 унций. Сколько унций весят 3 печенья?
ЗАЧЕМ МНЕ ВСЕ ЭТО ЗНАТЬ, ЕСЛИ МОЕЙ ЕДИНСТВЕННОЙ РАБОТОЙ СТАНЕТ УПРАВЛЕНИЕ СТРАНОЙ И У МЕНЯ БУДУТ МОИ СОБСТВЕННЫЕ КОРОЛЕВСКИЕ БУХГАЛТЕРА??? ТАК НЕЧЕСТНО!!!!!