Знаете, что? Мне все равно. Ну и пусть они на меня пялятся. Это самое вкусное, что я когда‑либо ела в этом кафе. На самом деле, если бы я знала, что чизбургеры такие вкусные, я бы давно начала их есть.
И совесть меня вовсе не мучит. Мне, конечно, по‑прежнему жалко животных и все такое. Но в том смысле, что они... ну, как будто им не повезло. Наш мир несправедлив. Иногда ты – ветровое стекло, а иногда – мошка,
Это из песни, которую любит моя мама.
Если реинкарнация существует, я, наверное, в следующем воплощении буду коровой и проведу всю жизнь в крошечном стойле, где еле‑еле хватает места нежного подвигаться, и в конце концов кто‑нибудь придет, оглушит меня, сдерет шкуру и сошьет из нее кожаную мини‑юбку, а из остальной части меня сделает гамбургер, и меня съест девочка, парень которой отдал свое Драгоценное Сокровище Джудит Гершнер. Тем хуже для меня. Ну и что? Такова жизнь, детка.
Ох, кажется, я стала нигилисткой.
Похоже, Лилли тоже так думает. И ей не верится.
– Бургер? – Она все таращилась на мою тарелку. – Ты ешь ЧИЗБУРГЕР?
– Мне уже все равно, – сказала я, потому что так оно и было. Мне все стало безразлично. Я стала нигилисткой и все такое.
– Ты один раз поссорилась с моим братом, – сказала Лилли, – и из‑за этого ты его бросила и начала есть мясо? Он прав, ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО сошла с ума.
Тут я не выдержала и отложила чизбургер.
– Он так и сказал? – Мне было все равно, что наш разговор слышит вся наша обеденная компания: Джей Пи, Борис, Линг Су, Тина, Перин. Да и с чего мне об этом волноваться? Меня больше ничто не волновало. – Майкл сказал, что я сошла с ума?
– По сути, да, – сказала Лилли. – И тот факт, что ты сидишь тут и ешь чизбургер, лишний раз это доказывает. Ты не ела мяса с шестилетнего возраста!
– Что ж, может, давно пора начать, – сказала я. – Может быть, если бы я потребляла больше белка, то не напринимала бы столько необдуманных решений.
– Какое из многих своих необдуманных решений ты имеешь в виду? – язвительно поинтересовалась Лилли.
– Послушай, Лилли, – сказал Джей Пи тихо, но твердо, – Прекрати.
Лилли, казалось, испугалась. Она не привыкла, чтобы Джей Пи вмешивался в ее разговоры со мной. Такого еще не бывало.
Но было поздно, потому что мои глаза уже наполнились слезами. Снова.
Наверное, я все‑таки никакая не нигилистка.
– Если он считает, что я сошла с ума, – сказала я Лилли, еле сдерживая рыдания, – тогда он ВООБЩЕ ничего не понял. Я НЕ сошла с ума, я просто больше не в состоянии с этим справляться.
– Справляться с чем? – полюбопытствовала Лилли. – С тем, что у тебя есть парень, который так сильно тебя любит, что пока ты этим летом была в Дженовии, он изобрел фантастическую вещь, которая способна изменить историю медицины? Изобрел только для того, чтобы доказать – он достоин быть с тобой. А когда он попытался объяснить, что для того, чтобы довести это дело до конца, ему нужно на какое‑то время уехать, ты дала ему пощечину?
Я только сердито посмотрела на нее, хотя сквозь слезы было довольно трудно что‑нибудь увидеть.
– Все не так, – сказала я, – и ты это знаешь.
– Ну да, я знаю. Это все из‑за того, что он не рассказывал тебе о том, чего, он точно знал, ты не поймешь, и из‑за чего взбесишься, потому что беситься из‑за мелочей – в твоем характере, и он хотел тебя от этого избавить. Не так ли?
– То, что он сделал, – сказала я сдавленным голосом, – не было МЕЛОЧЬЮ.
– Ой, не надо! – прошипела Лилли. – Тина мне рассказала про идиотскую книжку, которую ей дала тетя. Ты на самом деле не знаешь, что вся эта хренотень с «Драгоценным Сокровищем» придумана мужчинами? А все для того, чтобы управлять женщинами, ограничить число их сексуальных партнеров и, следовательно, обеспечить легитимность их собственных потомков.
– Подожди, – я бросила на нее свирепый взгляд, хотя это было нелегко сделать, потому что от слез у меня чесалось в носу. – В том, чтобы подождать с сексом до тех пор, когда сможешь заняться им с человеком, которого любишь, нет НИЧЕГО плохого.
– Конечно, нет, – согласилась Лилли. – Ты имеешь право так считать. Но ПРЕЗИРАТЬ того, кто не на сто процентов РАЗДЕЛЯЕТ твое мнение? Это не лучше, чем быть одним из иранских судей‑фундаменталистов, которые приговаривают женщин к закапыванию в землю по шею и избиению камнями. Ведь как на это ни посмотри, по сути это ТЫ наказываешь Майкла за то, что он не разделяет ТВОЮ мораль.
Тут я уж совсем расплакалась. Ничего себе! Сравнить МЕНЯ со злобными судьями‑фундаменталистами?
Но Лилли не унималась.
– Миа, почему бы тебе не сказать честно, из‑за чего НА САМОМ ДЕЛЕ произошла ссора с Майклом? – прошипела Лилли. – Ты взбесилась, потому что Майкл отказался сделать по‑твоему и остаться в Нью‑Йорке твоей комнатной собачонкой. Потому что у него есть своя голова на плечах и он хочет ее использовать, чтобы построить СОБСТВЕННУЮ жизнь. Вот в чем дело. И не пытайся возражать.
И тут встал Джей Пи Он схватил Лилли за руку и сказал:
– Пошли, нам надо прогуляться.
И чуть ли не силой вытащил ее из кафетерия,
И в то же самое время я расплакалась по‑настоящему, Я, конечно, не рыдала, просто тихо заливала слезами остатки чизбургера.
Да, я теперь – жалкая ревущая мясоедка.
Борис похлопал меня по плечу и сказал:
– Миа, не плачь, мне кажется, ты поступаешь правильно. Из отношений на расстоянии ничего хорошего не получается. Лучше уж вот так, порвать сразу.
– Борис! – возмущенно воскликнула Тина.
– Не надо, – сказала я. – Он прав. Потому что он на самом деле был прав. Только мне не хотелось, чтобы он был прав. И еще мне хотелось умереть. Я пошла и взяла ломтик бекона, чтобы положить сверху на чизбургер.