XXXVIII

 

Fairy

 

Для Елены вступали в заговор орнаментальные соки под девственной сенью

и бесстрастные полосы света в астральном молчанье. Бухты мертвой любви и

обессилевших ароматов поручали зной лета онемевшим птицам, поручали

надлежащую томность драгоценной траурной барке.

Потом наступало мгновенье для песни жен лесорубов под рокот потока за

руинами леса, для колокольчиков стада под отклик долины и крики степей.

Для детства Елены содрогались лесные чащи и тени, и грудь бедняков, и

легенды небес.

И танец ее и глаза по-прежнему выше драгоценного блеска, холодных

влияний, удовольствия от декораций н неповторимого часа.