Реферат Курсовая Конспект
Предисловие к русскому изданию - раздел Образование, ...
|
Предисловие к русскому изданию
Послание апостола Павла к римской общине сыграло значительную роль в развитии христианского богословия. В позднеантичный период его влияние еще возросло благодаря произведениям Августина. В XVI в. оно легло в основу церковной Реформации в ряде стран западной Европы. В начале XX в. толкование этого послания Карлом Бартом открыло новую эру в догматическом богословии, послужив его возвращению от мирской философии и народной религиозности к библейским корням. Поэтому мы можем быть уверены, что Павлово Послание к Римлянам не перестанет открывать новые горизонты для церкви и человечества даже в нашу эпоху стремительных перемен и трудных задач. Невозможно предсказать все будущие следствия его влияния, нам лишь следует вслушиваться в слова апостола, стараясь как можно глубже проникнуть в богатство его богословской мысли.
Я писал эту книгу по-английски, будучи преисполнен глубочайшей благодарности в адрес английских и американских христиан, способствовавших духовному исцелению моей страны от расистской идеологии: их заслуги во многом содействовали моему собственному обретению веры. Сейчас, в ожидании публикации русского перевода, я не в меньшей степени взволнован воспоминаниями прошлого. Вспоминая, сколько горя принесли русскому народу немецкие солдаты, в числе которых был и мой собственный отец, я благодарю Господа за возможность разделить благодать Слова Божьего с русским народом, языка которого я не понимаю, но так люблю его звучание. Да не перестает власть Евангелия возводить мосты между противоборствующими мирами, как некогда во времена апостола — между иудеями и язычниками.
Клаус Хаакер Kirchlicke Hochschuk Wuppertal, Сентябрь 2005
Глава 1
ВВЕДЕНИЕ
Но также и тенденцию представлять некоторые действия законными, в то время как в действительности они не были таковыми.
См. William R. Farmer Maccabees, Zealots, and Josephus. An Inquiry into Jewish Nationalism in the Greco-Roman Period. New York, 1956; Martin Hengel The Zealots: Investigation into the Jewish Freedom Movement in the Period from Herod until AD 70. Edinburgh: Clark, 1969.
Причины такого воззрения уловить нелегко. Они не могут заключаться только в доктрине (включая христологию). Возможно, Павел рассматривал чудеса, явленные Иисусом и апостолами как магические действия (см. Mk 3:22; Деян 4:7; 5:12-18).
ТерминioudaismosB Гал 1:13 не просто означает «иудаизм», или «иудейство», но скорее «стремление быть иудеем» или,приверженность к (более чистому или лучшему) иудаизму.
Так названа превосходная небольшая книга по этой теме Иоахима Иеремиаса, изданная на немецком языке в 1971 г.
См. Гал 1:23 — самый краткий отчет об этом происшествии, где приводятся слухи, распространившиеся в иудейских общинах: «Гнавший их некогда ныне благовествует веру, которую прежде истреблял».
Старший современник Павла Филон описал такую историю в своей книгеПротив Флакка (римского префекта Египта, который жестоко обращался с евреями и в конце концов был приговорен к смерти при Калигуле).
вы в своей вере в воскресение этого самого Иисуса из Назарета. Очевидно, он был пощажен и даже призван к миссии, коей не заслуживал; поэтому «благодать» запечатлела тот урок, который он получил в Дамаске (см. 1 Кор 15:8-9).
3. В последние годы шла оживленная дискуссия о том, следует ли событие на пути в Дамаск обозначать как «обращение» Павла или же предпочесть термин «призвание»15. У термина «обращение» есть некоторые коннотации, которые не могут и не должны быть применены к биографии Павла: значение перехода из одной религии в другую или предположения о том, как именно должно выглядеть подлинно христианское обращение — начиная с разочарования в себе и жажды спасения16. Но это — излишне специальные дефиниции «обращения», не связанные с нашим употреблением этого понятия. Если мы отложим в сторону всякие предубеждения, то достигнем сбалансированного взгляда, согласно которому одни тексты на тему «события у Дамаска» говорят мало либо ничего в пользу «призвания», оправдывая термин «обращение» (см. Флп 3:4-11; Деян 9:1-18), тогда как другие сосредоточены на аспекте «призвания» (см. 1 Кор 9:1; 15:8-11; Гал 1:11-23; Деян 22:3-16 (с продолжением в 22:17-21 о том, как Павел был послан к язычникам); Деян 26:4-20 (где аспект «призвания» усилен словами воскресшего Господа, не имеющими параллелей в главах 9 и 22)). В 1 Тим 1:12-16 обнаруживается вполне гармоничное сочетание обоих аспектов, сдобренное моральной интерпретацией Павлова обращения, пролагающей путь к усмотрению здесь модели (фактически — конкретной парадигмы) грешника, получающего прощение по милости Божьей.
4. Вне всякого сомнения ясно, что Павел возводит свой «апостольский» статус к этому событию (см. 1 Кор 9:1; 15:8; Гал 1:11-17)
См. Krister Stendahl Paul Among Jews and Gentiles and Other Essays. Philadelphia: Fortress Press, 1976.
Взять, к примеру, началоПути паломника Джона Бэньяна, впервые изданного в 1678 г.
и что он поступает так потому, что другие ставили под вопрос это притязание или противились ему. Значение «призвания», сконцентрированное в титуле «апостола», во многом способствует пониманию характера Павлова Послания к Римлянам17.
Относительно влияний на Павла после его обращения/призвания имеется мало данных и, следовательно, остается поле для различных предположений. Должно быть, он что-то узнал от общины в Дамаске, где был крещен и где сразу начал свидетельствовать о своей новой вере в Иисуса Христа (см. Деян 9:10-22; 22:12-16). Похоже, что он нанес краткий визит в Иерусалим примерно два года спустя (см. Гал 1:18; Деян 9:26-30), после чего неизвестно сколько времени пребывал и неизвестно чем занимался в Тарсе. Оттуда его вызвал Варнава, чтобы тот присоединился к преуспевавшей в Сирии антиохийской общине (см. Деян 11:25 сл.), которая стала в то время базой для первой отважной попытки со стороны странствующих миссионеров (Варнавы и Павла) начать распространение христианства (см. Деян 13-14). К этому моменту Антиохия (крупнейший город империи после Рима и Александрии) сделалась важным раннехристианским центром, основанным беглецами из числа иерусалимских эллинистов (см. Деян 8:1; 11:19). Согласно Деян 11:19-20, некоторые из них (отнюдь не все) решили проповедовать Евангелие не только иудеям, но также и «грекам», или «эллинистам»18, и это вызвало спор между ними и консервативными христианами-евреями из Иудеи (см. Деян 15; Гал 2:1-10). В ходе этих дискуссий Павел все более полно осознавал свой долг: защищать это расширение горизонта в направлении к всемирной миссии церкви — такова одна из основных тем Послания к Римлянам (как прежде — Послания к Галатам).
Заслуживает внимания замечание Луки, что именно там и тогда последователи Иисуса стали впервые именоваться «христианами». Поскольку christianos — это латинское слово (кроме
См. ниже в главе второй.
См. Ign. Magn. 10:3 (Послание Игнатия к Магнезийцам. — Прим. пер.).
Вариант прочтения без слов «в Риме» в обоих стихах засвидетельствован слабо, и им можно пренебречь.
См. Тацит Анналы 15:44, а также: Peter Lampe Die stadtromischen Christen in den ersten beiden Jahrhunderten. Untersuchungen zur Sozialgeschichte. Tubingen: Mohr-Siebeck, 1989, S. 66.
вали наименования «церковь», потому что все еще ожидали апостольского благословения. Но это звучит как анахронизм. Слово «церковь» отсутствует и в обращении Послания к Фи-липпийцам — «любимой общины» Павла (см. Флп 4:15-16). До (их пор более глубокий смысл этих двух исключений ускользал от нашего знания.
Но что можно выяснить относительно первых читателей Послания к Римлянам (или, вернее, «слушателей», ведь это послание читалось на их собраниях)? Мы вполне можем знать их поименно — если шестнадцатая глава с ее многочисленными приветствиями входила в первоначальный текст Послания. I Io нескольким причинам это предположение оспаривалось, по аргументы против его истинности неубедительны22. Так, мы можем уяснить из этой главы, что читатели состояли из нескольких групп, в основном — из домашних церквей, которые, кажется, собирались в разных районах столицы — слишком многочисленные и слишком отдаленные друг от друга, чтобы составлять единую общину. А также и слишком отличавшиеся друг от друга? Действительно, такой вопрос может быть поставлен в свете главы четырнадцатой и 15:Т723.
Обычно считается само собой разумеющимся, что большинство римских христиан были из язычников. Однако не во всех заявлениях Павла говорится об этом определенно. Согласно 1:5-6, адресаты — «среди»*, а не «из» народов, или язычников. В 11:13 фраза «вам говорю, язычникам» может означать: «следующий довод (в отличие от послания в целом) обращен к вам, язычникам». Но в 1:13 имеется веское свидетельство: «и у вас, как и у прочих народов». Это не означает, что Павел обращается только к языческой аудитории; в 2:17 он явно обращается к собеседнику-иудею (впрочем, только риторически).
См. особенно: Н. Gamble Jr. The Textual History of the Letter to the Romans.
A Study in Textual and Literary Criticism. Grand Rapids, 1977; а также: P.
Lampe Die stadtromischen Christen, S. 124-135. гл См. ниже, главу четвертую.
L.А. Jervis The Purpose of Romans. A Comparative Letter Structure Investigation. Sheffield: JSOT, 1991, p. 107.
Cm. 1 Фес 1:8.
См. Colin Hemer Observations on Pauline Chronology», in Pauline Studies. Essays Presented to Professor F. F. Bruce on his 70th Birthday, ed. D.A.Hagner and M.J.Harris. Exeter and Grand Rapids, 1980, p. 3-18, особенно p. 8.
цатой, так или иначе, запятнала образ римских христиан в глазах апостола. С другой стороны, согласно 1:12, он надеется, что и сам будет утешен, разделив свою веру с римлянами. К сожалению, у нас нет дальнейшей информации, но, что бы это ни означало, мы видим поразительную диспропорцию между тем, что Павел утверждает о себе самом, и его лаконичным суждением о вере римлян, если сравнить это с теми похвалами, которые получают от него прочие христиане.
Ввиду проблем с хронологией (см. Гал 1:18; 2:1), некоторые ученые выдвигают идею, что два путешествия в сообщении Луки на самом деле были одним и тем же путешествием, просто запомнившимся в двух различных аспектах.
В стихе 10 слово топоп (греч. «только». — Прим. пер.) вносит оговорку в то соглашение, которое упомянуто в стихе 9, а не (как слишком часто предполагают) оговорку к заявлению, сделанному в стихе 6 (где сказано о том, что на Павла и его неофитов не возложено дополнительных обязанностей).
Рим 15.27 интерпретирует это в другом плане — как акт благодарности христиан-язычников за те духовные благословения, которые были ими получены от первоначальной иудейской церкви. В 2 Кор 8-9 Павел предлагает ряд других мотивов для щедрого участия в этом вспоможении. Несомненно, его собственный порыв организовывать эти денежные сборы и совершать это лично был следствием его участия в соглашении, принятом на «иерусалимском соборе».
Если принимать все это во внимание, то весьма настораживающе звучит в Рим 15:30-31 настоятельное воззвание Павла к верующим в Риме «подвизаться со мною в молитвах за меня к Богу» не только, «чтобы избавиться мне от неверующих в Иудее», но и «чтобы служение мое для Иерусалима было благоприятно святым»*. Иными словами, накануне своего отъезда в Иерусалим Павел вовсе не был уверен, что иудейские христиане радушно примут дары от основанных Павлом церквей. Очевидно, времена изменились, и согласие, о котором Павел вспоминает в Гал 2:1-10, больше нельзя было считать чем-то самим по себе разумеющимся.
Считается общепризнанным, что к тому моменту, когда Павел писал это послание, его положение на Востоке пошатнулось. Уже в Гал 2:11-14 говорится о неблагоприятной реакции некоторое время спустя после «апостольского собора», когда Павел в одиночестве защищал братскую трапезу между христианами-иудеями и христианами-язычниками в Антиохии. Отчет в Деян 21 о прибытии Павла в Иерусалим, вне всякого сомнения, показывает, как оправдались опасения апостола: когда представители местной церкви радушно приняли Павла и его спутников, он сначала рассказывает о том, «что сотворил Бог у язычников служением его» (Деян 21:19). В ответ апостолу сообщают о сомнительном ходе событий в Иудее. Количество верующих поразительно возросло: «много тысяч уверовавших иудеев». Но (какая тревога для Павла, знавшего, что это значит!): «и все они ревнители закона» (стих 20). А раз так, то они с готовностью поверят слухам, распространяемым по поводу Павла, будто он учит евреев диаспоры отступничеству (стих 21).
Что касается собранных средств (главная причина этого опасного путешествия Павла, ради которого он отложил свои миссионерские планы относительно Запада), мы можем лишь гадать, были они приняты или нет. Когда Павел писал Рим 15:31, ему уже могло быть известно то (о чем мы узнаем от
Иосифа Флавия, что в эти годы в Иудее шли споры — законно ли принимать дары от язычников. В конечном счете, в 66 году н. э. первосвященники решили отказаться от финансовой поддержки богослужений в Храме, которую римляне оказывали им многие годы (как и другие языческие владыки до того)30. Для этой идеологии сегрегации не будет никаких различий между дарами языческого правителя и дарами необрезанных христиан-язычников. Сама идея, содержавшаяся в Павловом сборе средств, видимо, была противна иудейским сторонникам жесткой линии, а многие иудейские христиане, по всей видимости, симпатизировали этой точке зрения.
Павел, похоже, сознавал производимое им негативное впечатление, что подтверждается в Деян 21:21. В Рим3:8 он цитирует тот призыв, который ему приписывали клеветники: «Не делать ли нам зло, чтобы вышло добро?» Это высказывание (от которого он с презрением отрекается) показывает, как трудно было придерживавшимся Закона иудейским христианам смириться с вызывающими сентенциями Павла, такими как Рим 5:20: «Закон (...) пришел после, и таким образом умножилось преступление. А когда умножился грех, стала преизоби-ловать благодать»31. Очевидно, то противостояние, с которым он, в конце концов, столкнулся в Иерусалиме, не давало ему покоя уже тогда, когда он писал Послание к Римлянам. Старания, которые он прилагал, чтобы разъяснить свое понимание Закона (особенно в Рим 7), и его позиция по отношению к Израилю (см. Рим 9-11) — это, возможно, вклад в те дискуссии, которые вызвало его Послание к Галатам и которых он ожидал во время своего визита в Иудею. Такова истина, скрывающаяся за провокационной формулой Эрнста Фукса (Fuchs) и Джейкоба Джервелла (Jervell), по которой Послание к Римлянам
См. Josephus Bell. 2:408-409 (рус. пер. см. Иосиф Флавий Иудейская война. СПб., 1900. - Прим. пер.).
Хотя явно эта идея не прослеживается в ранних Павловых посланиях, Гал 3:19 (Закон «дан после по причине преступлений») могло бы и может быть истолковано именно в этом смысле.
было также «посланием к Иерусалиму» (в более глубоком смысле, если не ставить под вопрос обращения в Рим 1:7, 15)32.
Все эти сведения о критической точке в жизни Павла в момент составления Послания к Римлянам не должны отвлекать нас от той перспективы, которую апостол открывает во введении к своему посланию (Рим 1:8-17). В конце концов, именно тут мы находим тот событийный фон, о котором, по замыслу Павла, первые читатели должны были помнить, читая все послание в целом. Те путеводные нити, которые мы находим в Рим 15, важны для более глубокого понимания взглядов Павла, если же мы позволим автору самому ввести нас в свой текст, нам следует осознать, чего он хотел, чтобы послание читалось в контексте миссионерской перспективы, прежде всего — как его приготовление к визиту в Рим и к служению там и как предвкушение этого (см. Рим 1:9-15). В этом пассаже, открывающем послание, Павел употребляет весьма сильные выражения, чтобы уверить читателей в своем стойком желании и даже в определенных намерениях приехать в Рим (стихи 10-13). Его намек на препятствия, которые мешали ему осуществить эти планы, может относиться к последствиям изгнания евреев при Клавдии, о чем Павел услышал от Аки-лы и Прискиллы в Коринфе (см. Деян 18:2), если не еще раньше в Фессалонике. Там он столкнулся с политическими обвинениями, направленными против его благовествования, и решил не продолжать свой путь на запад по via Egnatia, а повернул на юг — к Афинам и Коринфу (см. Деян 17:6-7, 10-15). Заявив в Рим 1:5 о своей главной задаче — благовествовать среди не-иудеев, он идет дальше в стихе 14, подчеркивая, что это означает обязательство пересекать границы между разными народами и барьеры между культурными слоями общества — достаточный повод для его стараний добавить столицу к ряду
тех городов, где он проповедовал в предшествующие годы. На земле не было такого места, где универсализм, составлявший суть Павлова призвания, мог бы претвориться более непосредственно, нежели в Риме, в котором встречались и общались люди из всех краев Империи, притом самого разного культурного происхождения.
С другой стороны, Павел колебался навязывать себя общине, которую основал не он сам (см. Рим 15:20) и которая не приглашала его принять участие в ее служении (как это сделала Антиохия, согласно Деян 11:25-26). Следовательно, по крайней мере одна из «причин Послания к Римлянам» (Wed-derburn) заключалась в том, чтобы познакомить с собой римских верующих с целью проложить себе путь и про верить их готовность принять его и сотрудничать с ним.
Когда читатели приближаются к концу послания, они узнают, что Риму не предназначено стать конечным местопребыванием Павла, но лишь остановкой на его пути в Испанию (15:24, 28). В этих его замечаниях может таиться двойной умысел. Для тех, кто был настроен опасливо или враждебно по отношению к затянувшемуся пребыванию и чересчур мощному влиянию апостола, это ограничение срока его визита могло преуменьшить значение последнего. С другой стороны, для тех, кто от всего сердца приветствовал апостола и готов был помогать ему и поддерживать его, эти сведения имели характер вопроса: что вы думаете о моих планах? Можете ли вы внести свой вклад в эту новую перспективу — дойти до «концов земли» (см. Ис 49:6 — место, цитируемое Павлом в Деян 13:47)?33
Для некоторых новейших исследователей Послания к Римлянам, таких как Петер Штульмахер (Stuhlmacher)34, эта «ис-
См. Jacob Jervell «The Letter to Jerusalem, in The Romans Debate. Revised and Expanded Edition», ed. Karl P.Donfried Peabody. Mass.: Hendrickson, 1991, p. 53-64.
По поводу дискуссии о «богословской географии» Павла см. R.Riesner Paul's Early Period (1998), § 13:2: Geographic framework of the mission, p. 241-256.
См. главу «The Purpose of Romans» в его The Romans Debate. Revised and Expanded Edition (1991), p. 231-242; и его комментарий: Der Brief an die Rdmer, ed. Karl P. Donfried. Gottingen/Zurich, 1989, S. 211-212.
панская перспектива» означает важнейший повод для написания Послания к Римлянам. Эти исследователи справедливо ссылаются на Рим 15:20-21, где Павел подчеркивает, что предмет его желаний — трудиться в качестве миссионера-первопроходца в тех краях, куда еще не достигло Евангелие. Но его реальная деятельность, похоже, заключалась в другом; иначе он не избрал бы на довольно долгий срок в качестве одного из своих опорных пунктов Эфес. Теоретический принцип невмешательства в существующие общины и объявление о своих миссионерских планах, касающихся Испании, тесно переплетаются с выражением со стороны Павла сильного желания насладиться общением с римскими христианами как только это станет возможно (см. стихи 23-24; 29-32 и еще раз ср. 1:9-14). Создается впечатление, что — прикрываясь намерением отправиться в Испанию — Павел не был недоволен тем, что находился в Риме весьма долго, если сравнивать с его прежними остановками в Коринфе или Эфесе. Кажется, апостол готов к обоим исходам дела, в зависимости от реакции римлян на его послание и от того, будет ли он принят в Риме в надлежащее время. Во всяком случае, Штульмахер прав, предполагая, что, составляя Послание к Римлянам, Павел всячески старается проложить себе дорогу в Рим и уничтожить все сомнения насчет законности его благовестил, сеемые противниками апостола (см. Рим 3:8). Некоторые из его читателей могли быть удовлетворены его апелляцией к собственному авторитету (см. 1:1-6; 11:13; 15:15-16) и очевидным успехом (см. 15:17-19). На других могли произвести впечатление его аргументы, основанные на Писании (см. главы 3-4, 9-11, 15) или на человеческом опыте (см. 2:14-15; 7:7-25). Третьи могли быть побеждены местным влиянием тех членов христианских групп в Риме, которых Павел упоминает с похвалой в приветствиях главы шестнадцатой.
Кажется, имелось лишь одно значительное препятствие для планов Павла относительно Рима: согласно Рим 14, существовала, должно быть, серьезная напряженность внутри и между
локальными группами верующих. Павел обсуждает это довольно подробно и с крайней осторожностью. Поддержка со стороны только одной части римского христианства не послужила бы целям, которые имел в виду Павел, не говоря уже о том, что сама мысль о местной церкви, разделенной на конфликтующие партии, была ужасна для апостола (см. Рим 16:17-20). В Первом Послании к Коринфянам он боролся против образования своего рода «фан-клубов», состоявших из приверженцев разных учителей или проповедников в Коринфе (см. 1 Кор 1-4), и, по всей вероятности, место, где Павел написал Послание к Римлянам, — это именно Коринф. Предостережение в Рим 16:17 звучит так, словно сам факт разделений был, на взгляд Павла, опаснее, нежели те (может быть, доктринальные) причины, которые могли вызывать их.
Вне всяких сомнений очевидно, что согласие внутри церкви (как по местам, так и в целом) — одна из главных забот Павла. Но не стоит этот аспект переоценивать; он никоим образом не может выражать все богатство и глубину того, о чем говорит Павел в этом послании. Следовательно, предложения рассматривать Рим 14 как кульминацию этого послания и как ключ к нему35 следует отнести к преувеличениям. Хотя на первый взгляд звучит разумно, что практические цели Послания к Римлянам следует искать в его этических пассажах (например, в Рим 12:1-15:1336), мы должны помнить, что миссионерство Павла есть то важнейшее дело, в которое входит написание послания и которому оно предназначено служить. Его пастырские комментарии к местным римским проблемам (осторожно названные «смелыми» в 15:15) — это лишь одна часть его стратегии, нацеленной на то, чтобы подготовить платфор-
См. Paul S. Minear The Obedience of Faith. The Purposes of Paul in the Epistle to the Romans. London, 1971.
Сходным образом Нил Эллиот (Neil Elliott The Rhetoric of Romans. Argumentative Constraint and Strategy and Paul's Dialogue with Judaism. Sheffield, 1990) видит кульминацию послания в этическом воздействии Рим 11:17-24.
му для его запланированного выхода на сцену имперской столицы, официально считавшейся центром населенного мира (см. Лк 2:1). Помня о «волнениях» при Клавдии, о размышлениях относительно взаимоотношений между иудейскими христианами и остальными иудеями, между иудеями и язычниками в целом и между конфликтовавшими движениями внутри раннего христианства, мы можем встроить Павлово «я должен» в контекст его честолюбивого видения своей миссии на Западе. Короче говоря, характер и цель этого послания — результат того, чем стал Павел как личность, в чем заключалась, как сам он полагал, его задача, в какой момент своей жизни он написал это послание и куда он намеревался идти (Иерусалим — Рим — Испания).
Глава 2
См. Robert Jewett «Romans as an Ambassadorial Letter», Interp. 36 (1982), p. 5-20.
В 2 Кор 13:13 добавлено «и любовь Бога, и общение Святого Духа» и «со всеми» (вами). См. Jeffrey A.D.Weima Neglegted Endings. Thr Significance of the Pauline Letter Closings. 1998, p. 80: table 1.
Деян 15:1, 5). Как раз этот антитезис тесно связывает Послание к Римлянам с Посланием к Галатам (см. напр., Гал. 5:3-5).
Сочетание веры и благодати в посланиях к Галатам и к Римлянам — в противовес (явно иудейским) делам, которых требовал Закон, — вдохновило Мартина Лютера в его борьбе против затемнения смысла Евангелия в позднем средневековье. Отсюда ключевые слова «sola fide, sola gratia»* как отличительный признак протестантской Реформации. Открытие Лютером заново Павловой интерпретации Благой вести (применительно к духовным проблемам, отличным от времен Павла) отдается эхом в популярном гимне «Удивительная благодать». Только бы весть, которую несет этот гимн, достигла умов и сердец тех, кто так хотел бы ее услышать!
Глава 3
См. Nestle-Aland Novum Testamentum Graece. Stuttgart: Deutsche Bibel-gesellschaft, 1993, 27th edn, p. 78*-79* и примечания на полях.
Сомнения и споры насчет точных границ некоторых подразделов текста суть следствие того факта, что Павел неоднократно вводит проблему или тему последующего пассажа в последних строках предыдущего (ср. Рим 3:20 и 3:21-30, Рим 4:25 и главу пятую или Рим 5:20 и главу шестую). Такая методика ведет к поразительной логической связности послания и оставляет мало места для мудреных теорий о более поздней компиляции, сделанной каким-то редактором. Но при этом не скрывается заключительный характер конкретных фраз и начальный характер новых строк того или иного аргумента. В случае перехода от главы пятой к главе шестой эсхатологическая перспектива («вечная жизнь») и вполне зрелый христо-логический титул «Иисус Христос, Господь наш» являются такими признаками конца пассажа, в то время как прерывающий вопрос «что же скажем?» и риторический вопрос «оставаться ли нам в грехе?» возвещают новый тур диспута. Подобным образом, глава шестая завершается словами «жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем», а глава седьмая начинается риторическим вопросом. В заключительных словах главы восьмой эсхатологическая перспектива менее явственна, но христологическая формула «Христос Иисус, Господь наш» знаменует конец пассажа, в то время как зачин главы девятой четко объявляет новую тему.
В иных местах традиционное деление на главы менее убедительно: Рим 3:31 можно рассматривать как заключительное утверждение предшествующего отрывка (см. 3:21), либо как вводную апелляцию к Писанию в главе четвертой. В случае с главами 14-15 нет убедительной причины усматривать цезуру между 14:23 и 15:1. Было бы лучше заканчивать стихом 15:6 («...дабы... вы славили Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа») и начинать новую главу увещеванием 15:7, либо расширять эту главу до очевидного конца всего послания в 15:13.
Использование вопросов, знаменующих приостановку в продолжающейся дискуссии на заданную тему, помогает иден-
тифицировать меньшие части довода (см. 3:1, 9; 4:1; 6:15; 7:7, 13; 8:31; 9:14, 30; 11:1, 11). Этими вопросами часто вводится опровержение возможных возражений, либо принимаются меры против неверного истолкования сказанного прежде. Вопросы, как правило, вносят свой вклад в дальнейшую разработку или углубление мысли Павла или же прокладывают путь для обсуждения новых тем.
Относительно стиля аргументации Павла Рудольф Бульт-ман ввел полезное сопоставление со стилем философского дискурса, именуемого «диатрибой»2. В последние годы категории античной риторики становились все более популярными в качестве руководящих указаний для нашего понимания структуры Павловых посланий3. Они полезны постольку, поскольку предлагают общепринятые термины для специфических наблюдений в данных текстах. Они могут сбивать с толку, когда поддерживаются, вопреки очевидности, предвзятые идеи вместо того, чтобы корректировать или уточнять гипотезу, польза которой не подтверждается на практике. Помимо всего прочего, мы должны всегда помнить, что общими правилами могут затемняться отличительные черты индивидуального феномена. Если мы правильно полагаем, что Павел, когда он писал Послание к Римлянам, держал в уме множество взаимосвязанных целей, то мы должны также ожидать и уникальной комбинации риторических приемов. В конце концов, вся его роль как апостола Христова была для античного мира чем-то новым, тем, что, вероятно, должно было транс-
См. R.Bultmann Der Stil der paulinischen Predigt und die kynisch-stoische Diatribe. Gottingen: Vandenhoeck and Ruprecht, 1910; S.K.Stowers The Diatribe and Paul's Letter to the Romans. Chico: Scholars, Press, 1981.
О применении их к Посланию к Римлянам см. W.Wuellner «Paul's Rhetoric of Argument in Romans: An Alternative to the Donfried-Karris Debate over Romans», in The Romans Debate. Revised and Expanded Edition, ed. Karl P.Donfried. Peabody, Mass.: Hendrickson, 1991, p. 128-146; R.Jewett Following the Argument of Romans, ibid., p. 265-277; D.E.Aune Romans as a Logos Protreptikos, ibid., p. 278-296.
формировать традиционные способы речи и методы передачи информации4.
Теперь попытаемся обрисовать развитие аргументации Павла во всем корпусе послания. Но где она начинается? После вступительных приветствий идет осмысление отношений между отправителем и адресатами (как, например, в Рим 1:8-15) ֊ условно-традиционная часть в общей структуре послания. Но в случае Послания к Римлянам некоторые специальные его темы исподволь ставятся уже в начальных формулировках и впоследствии вновь утверждаются, повторяясь по мере их включения. Мы видим особое акцентирование таких тем, как euangelion (благовестие) в стихах 9, 15, 16 и вера в стихах 5, 8, 12, 16, 17; обе темы сфокусированы в личности Иисуса Христа, Сына Божьего (см. стихи 3, 4, 9) и значимы для людей всех национальностей (см. стихи 5, 14, 16, 17). Эти две линии более или менее сходятся в стихах 16-17 и вновь появляются в самых разных местах корпуса послания. Вот почему стихи 16-17 (а иногда только 16 или 16-18) рассматриваются как «тема», «эпиграф» или «план» Послания к Римлянам. Их не следует ошибочно понимать как «дефиницию» Благой вести в философском смысле; напротив, в них заявляется личностный акцент, который делает Павел, представляя себя и говоря о деле благовествования, которое, как он уповает, будет продолжаться во время его предстоящего визита в столицу: Евангелие ֊ это не просто доктрина, дающая некие сведения о Боге и человеческом существовании, но динамический «речевой акт» Бога в Его творческом общении с человеческими существами, призывающий их к доверчивому отклику и обещающий сохранить и защитить их от разрушительных сил, которые им угрожают. И — чтобы обозначить отличительную
идею Послания к Римлянам — это целительное или спасительное воздействие Благой Вести является результатом того, что Бог «прав» в своих деяниях (не просто «справедлив» или «праведен»), а это показывает людям «правый» путь, ведущий не к смерти, но к жизни — путь веры.
Но почему необходим исцеляющий или спасающий акт Бога? Оставшаяся часть первой главы (стихи 18-32) развертывает картину, в которой человечество не ладит с Богом, пренебрегает своим Творцом (а, следовательно, и Он может им пренебречь), утрачивается связь с источником жизни и красоты, все глубже и глубже погружается в разлад и безблагодат-ность*. Части, из которых сложена эта ставящая в тупик мозаика, взяты из традиционной иудейской полемики, направленной против язычников, которые не знают Бога живого и истинного. Поэтому можно предположить, что почва, на которой Павел в этом пассаже начинает свою аргументацию, — одна и та же у него и у его читателей, и даже у его иудео-христианских критиков.
Внезапное смещение происходит, когда вторая глава адресуется некоему человеку, который подпадает под вердикт, вынесенный Павлом человечеству, и участвует в пороках, осуждаемых Павлом. Суд Божий (главная тема в 1:18, противопоставленная теме спасительной «правды» Божьей в 1:17) всерьез угрожает тем людям, которые игнорируют волю Бога — будь то язычники или иудеи, — причем прежде всего иудеям, поскольку Бог абсолютно праведен и у Него «нет лицеприятия» (2:5-11). Божьей милости не обеспечивает ни причастность к праведному сообществу, ни даже участие в праведном служении (когда читают и проповедуют Закон Божий); исключительно нравственное качество реальной жизни того или иного человека делает его «праведным» или «неправедным» в глазах Бога (2:12-13).
Невозможно переоценить собственный критический комментарий Павла к риторическому искусству (как, например, в 1 Кор 2:1-4), поскольку такого рода отречения были общепринятым приемом в античной риторике!
Этот принцип иллюстрируется двумя крайними, противоположными примерами: положительным примером язычников, которые ничего не знают о воле Бога, как она проявляется в Моисеевой Торе, и которые — часто — спонтанным образом ведут себя так, как того хочет Бог, так как их совесть что-то знает о добре и зле (2:14-16), и отрицательным примером, который Павел изображает в самых мрачных тонах, — примером иудея, возможно, профессионального законоучителя, кичащегося своим знанием Божьей воли, но явно пренебрегающего ею, позоря тем самым имя Божье (2:17-24). Это критические, не типичные примеры, вводимые словами «когда» или «если»! Присущий язычникам образ жизни уже был описан в 1:24-32, а сущность иудейства определена в 2:25-29 как соблюдение Закона всем сердцем. В действительности, однако, кажется, что иудеи — это те, кто полагается на свою принадлежность к богоизбранному народу, засвидетельствованную в обрезании (в случае мужского пола). Как раз против этого ложного ощущения уверенности и была направлена аргументация Павла в данной главе.
Начало третьей главы кратко касается возможного подозрения, будто Павел отрицает саму идею особого статуса народа Израиля. Апостол отрекается от такого предположения и, похоже, начинает перечисление характерных признаков Израиля в сопоставлении его с прочим миром, однако на первом же признаке прерывается (чтобы остальные признаки упомянуть лишь в 9:4-5). В этом пункте своих рассуждений он хочет напомнить об особой задаче иудеев как тех людей, которым вверены слова Божьи*, а также подумать о том, почему, по крайней мере, некоторым иудеям не удается справиться с этой задачей. Далее, упреждая следующий чуть позже пассаж, Павел спешит уверить, что верность и надежность Бога не убывают, несмотря на недостатки Его служителей. Даже суды Божьи свидетельствуют о честности и постоянстве Бога — в противоположность
отсутствию в нас искренности и верности. Это рассуждение становится трамплином для еще одного отступления от темы: короткой, но яростной атаки против некоторых людей, обвиняющих Павла в учении, что будто бы есть какое-то благо в делании зла, так как это, мол, увеличивает славу Божью (стих 8): эту идею Гете вложил в уста дьявола. (Честно говоря, в той клевете, которой столь неистово возмущался Павел, по-видимому, содержалась какая-то истина; см. Рим 5:20!)
Весь раздел Рим 3:1-8 звучит как интермедия с некоторыми второстепенными темами, которые пришли Павлу на ум, но не составили необходимых звеньев в его аргументации. Они могли быть вызваны слухами — такими как опровергаемые в стихе восьмом или приводимые в Деян 21:21.
С помощью вопроса и ответа в стихе девятом (и то, и другое — предмет спора среди комментаторов) Павел возвращается к основной теме своих доводов в этих главах: ответственности как евреев, так и язычников перед Богом и общей их подверженности влиянию греха. (Это — первый пример характерного для Павла способа говорить о грехе в единственном числе, как если бы это была какая-то личность или метафизическая сила; см. особенно: Рим 7). Продолжение (стихи 10-18) предлагает множество свидетельств из Писания, касающихся всеобщности греха (особенно — из Псалмов), внутренне объединенных упоминанием частей тела как орудий греха. (Это нагромождение цитат из Библии вновь начнется лишь в 9-11 iлавах.) Засвидетельствовав, таким образом, человеческую несостоятельность, Павел приходит к выводу, что все это должно быть проблемой не одних только язычников (как могло показаться в 1:18-32), но и иудеев: в конце концов, эти сетования каким-то образом должны относиться и к первоначальным читателям Библии, то есть иудеям. Пассаж завершается одной из главных идей Павловой антропологии (стихи 19-20): весь мир (= все человечество) подлежит суду Божьему, виновен в глазах Бога. Выявление этого факта — первостепенная функция Закона (мысль, которую использовал Лютер и другие ре форматоры с целью четко разграничить Закон и Евангелие как два разных типа Слова Божьего).
В этом пункте Павел, кажется, чувствует, что подготовил сцену для выхода его позитивной вести об «оправдании» Божьей «правдой» («праведностью») через Иисуса Христа всех верующих в Него, язычников или иудеев ( 3:21-30). Ключевое слово «оправдать» (dikaioo) введено уже в последнем стихе предыдущего отрывка (3:20) и вновь повторяется в стихах 24, 26, 28 и 30, наряду с существительным dikaiosyne в стихах 21, 22, 25 и 26. Основания этой терминологии будут обсуждаться ниже в последующих главах5. Подобная терминология характерна для Павла, хотя не является его отличительной чертой, и связывает Послание к Римлянам с посланием к галатийским церквам. Не вдаваясь в подробности, этот отрывок в более или менее традиционных терминах, таких как «благодать» и «искупление» (стих 24), говорит о спасительной силе смерти Христовой. Очевидно, этот ключевой момент раннехристианских убеждений не вызывал споров. По следствия, которые он влечет за собой, касательно смысла Закона и отношений между иудеями и язычниками, ведут к тому, чтобы убедить читателей и защититься от критиков, отсюда — смена стиля: переход от длинных предложений, переполненных «похвальбой» (стихи 21-26), к серии коротких вопросов и ответов в стихах 27-31. Эти стихи сообщают, что Бог положил конец иудейскому чувству превосходства над язычниками (стих 27), поскольку Бог объявил веру решающим основанием для того, чтобы быть принятым Им, принадлежать Ему, больше того — чтобы Он сам «принадлежал» человечеству.
Можно ли примирить эту точку зрения с ветхозаветными традициями «завета-союза»? Таков вопрос, поставленный в 3:31, и ответ на него — вся четвертая глава. Ответ Павла — это длинное описание истории Авраама, сконцентрированное в цитате из Быт 15:6, где «правда» («праведность») приписыва-
ется Аврааму на основании его веры в Бога. Ловкое сочетание этого стиха с Пс 32(31):1-2 (в полном согласии с экзегетическими правилами времен и традиции Павла) позволяет ему доказать, что Авраам своей верой не «заслужил» Божью милость, а что он был такой же грешник, как и Давид, так что «оправдание» равносильно не состоянию невинности, но принятию прощения (см. стихи 1-8).
Однако для Павла упоминание Авраама означало, что он ступил на спорную почву (см. Иак 2:20-24). Его оппоненты в Галатии и Иерусалиме могли апеллировать к фигуре Авраама с целью навязать верующим из язычников свой призыв к обрезанию. Следует ли всем, кто связан с Авраамом и Заветом, который с ним заключил Бог, подвергаться этому обряду или они исключаются из Божьего благословения (см, Быт 17)? Возражая, Павел подчеркивает тот факт, что семнадцати главе Бытия предшествует Быт 15, и заключает, что обрезание не лежит в основе того, что Авраам принят Богом и что с ним заключен Завет, но оно — лишь дополнительный знак и утверждение этого избрания (см. стихи 9-12).
Однако Павлу недостаточно опровергнуть ложное применение Авраамовой традиции. Впоследствии он извлекает отсюда важные уроки: независимость обетования и его приоритет по отношению к Закону Моисея (стихи 13-17)и природа веры как доверия к творческой силе Бога безотносительно кобескураживающему опыту (стихи 18-25). Постепенно аргумен-тация делает поворот от защиты Павлом своей позиции кпровозглашению истины и славы Евангелия.
Это — единственная тема пятой главы. В первой ее половине (стихи 1-11) апостол восхваляет последствия «оправдания» верующих (то есть смерти и воскресения Христа) как мир (или примирение) с Богом, не оставляя места для сомнений или отчаяния в перспективе будущего. Во второй половине (стихи 12-21) развивается краткое богословие истории под рубрикой «Адам и Христос»: человеческая история представлена как управляемая двумя противоположными движени ями — катастрофическим движением через грех к смерти, начавшимся с непослушания Адама (и до сих пор продолжающимся), и контрдвижением исцеляющей от этого зла Божьей благодати, которая обрела свою действенность в покорной смерти Иисуса.
Между тем, повторяющиеся отступления в рамках предшествующих пассажей бросили уже тень на Закон Моисеев, несмотря на то, что он был дан Богом. Павел неоднократно упоминал ограниченность (см. 3:20, 27-29) или даже негативные аспекты Закона (см. 4:15; 5:13, 20). В особенности постулирование в 5:20 тесной связи между Законом и грехом настоятельно призывает Павла дать объяснения по этому предмету. Это — вызов, на который он подробно отвечает в главах шестой, седьмой и в 8:1-11 (или даже 1-17). (Конечно, эта необходимость не возникает внезапно, но становится частью проекта Павла — объяснить проповедуемую им Благую весть.)
В первой части шестой главы (стихи 1-11) Павел рассуждает, исходя из своего понимания спасения. Если Иисус умер за наши грехи и воскрес ради нашего оправдания (см. 4:25), то мы вовлечены в это событие. Он пострадал вместо нас не для того, чтобы оставить нас без изменений, такими, какие мы сейчас, но чтобы вовлечь нас в свое состояние победы над грехом и смертью. Вера в Иисуса Христа означает отождествление с Ним и участие в Его опыте божественной силы. В стихах 3-4 упоминается крещение как знак этого отождествления с Ним и радикального изменения, производимого в жизни всех тех, кто принадлежит Ему. Разумеется, это новое направление всей жизни того или иного человека должно перейти на все его каждодневные решения (см. стихи 12-14).
Во второй половине этой главы предлагается анализ человеческого существования вообще с целью показать, что «автономия» или «самостоятельность» невозможны. Каждый человек непременно служит чему-то (или кому-то), имеющему более высокое достоинство: тем ценностям, которые делают жизнь стоящей того, чтобы прожить ее, или, по крайней мере,
обещают сделать ее таковой. Ваш единственный выбор ֊ между разными направлениями, которым вы могли бы посвятить свою жизнь. К несчастью, существуют влечения, которые рано или поздно оказываются разрушительными, а то и смертоносными. Корнем такого опыта является грех, который отплачивает своим рабам смертью, тогда как дар Божий во Христе — это вечная жизнь (стих 23). Вся эта глава не оставляет никаких сомнений в том, что христианство (если использовать этот термин, хотя он появился позже) — не в меньшей степени, чем иудаизм, «нравственное единобожие»: отсюда — взаимозаменяемость понятий «Бога» и «праведности» как противоположностей «греха» и «скверны».
После того как отклонено ложное понимание, оглашенное в 6:1, 15, — что оправданность верой якобы угрожает нравственности, — взгляд Павла на роль Закона все еще требует разъяснений. Это — основная тема главы седьмой. Павел начинает с того, что говорит о тех изменениях, которые вызывает в жизни верующего его приобщение к Христу (стихи 1-6). Он даже заостряет вызывающий характер более ранних утверждений, вводя идею свободы от Закона и намекая исподволь на причинную связь между Законом и грехом (стих 6). То, что он имеет в виду, становится ясным в стихах 7-14, где Павел описывает (в стиле личной исповеди, направленной, однако, на то, чтобы выразить антропологическую истину) то, как запреты ведут как раз к тому образу действий, который они хотят предотвратить. Эта психологическая интуиция вошла в поговорку уже во времена Павла и остается той же до сего дня; в то же время форма выражения в этом отрывке наводит на мысль об истории «грехопадения» в Быт 3. Вывод: в Законе самом по себе нет ничего плохого или ошибочного (см. стихи 12 и 14); это нас следует обвинить в слабости Закона (см. 8:3).
Далее (в стихах 14-25) делается попытка показать, что картина фактически не меняется, когда люди принимают более позитивную точку зрения на Закон Божий. Между теорией и практикой остается глубокая пропасть, и даже своим «лучшим намере ниям» мы не можем доверять — либо они сами расстраиваются по ходу наших реальных действий. (Конечно, существовали и более оптимистичные взгляды на моральные способности человечества. Но не может быть взгляда честнее, нежели этот!)
В истории интерпретации послания разделились мнения по вопросу о том, говорится ли в Рим 7 о ситуации «естественного человека» — или также о борениях и несовершенствах христианской жизни. Этот спор переворачивает порядок мысли Павла в данной главе: ее тема ֊ не «естественный человек» и не «христианская жизнь», но Закон, или, более точно, слабость Закона при столкновении с человеческим естеством. Чаще всего, наверное, негативные реакции на Закон, описываемые Павлом, возникают в жизни людей без каких-либо религиозных взглядов. Но нет никакого указания и на то, что апостол чувствует себя или верующих вообще свободными от таких неудач. Однако он спешит указать на альтернативный источник моральной силы, который доступен лишь опыту верующих и которому те должны открыться: сила Святого Духа.
В этом заключается суть отрывка 8:1-11 (или 1-17), где Павел вновь свидетельствует о новой ситуации, создавшейся благодаря спасительной смерти Христа (стих 3). Альтернатива Закону — дар Духа как (теоретически) управляющий принцип (стихи 9, 11, 13-16) или «Христос в вас» (стих 10). Но это изменение не означает прощания с этическими нормами Закона. Вместо того чтобы предать их забвению, апостол возвещает, что христиане не оставлены один на один с Законом, обреченные на моральные падения из-за своей склонности к греху, но получают новый стимул, чтобы жить в соответствии с волей Бога, проявляющейся в Законе. Снова, как в главе шестой, это не раз и навсегда данный опыт, но решимость человека укрепляться вновь и вновь в своей повседневной жизни (см. стихи 5-13). Однако должно быть ясно — на чьей стороне вы стоите (таков смысл стихов 5-7, где используется понятие «духа», часто переводимое на английский язык словом mind— «разумение, выбор, сознание, мнение, дух»).
Функция стихов 12-17 — переход от этих нравственных проблем (которые возникают при обсуждении Закона) к заключительному размышлению о христианской жизни. Преобладающее впечатление от оставшейся части восьмой главы — это напряженность между нынешними трудностями, которые приходится претерпевать христианам, и грядущей славой, им обещанной (см. стихи 17-18 и 30). Основа их надежды — это их статус детей Божьих (по усыновлению, в духовном смысле, см. стихи 14-15), засвидетельствованный Духом, которого они приняли — не только как моральное подкрепление, но и как источник их дерзновения приближаться к Богу как к своему Отцу, который печется о них (стихи 15, 26-28). Как человеческие существа, они участвуют во «всеобщем тлении» (см. стихи 19-24), и, как верующие, они должны смотреть в лицо дополнительным угнетениям (см. стихи 35-36). Но никакой рок, никакой враг не могут отлучить их от любви Божьей, явленной в смерти Христа и продолжающейся в Его ходатайстве за них (стихи 31-38).
Начало девятой главы воспринимается как эмоциональный ток. Кажется, будто апостол падает с высот переполняющей радости в бездну глубокой печали. Но у этого перехода к новой и запутанной теме есть своя логика. Если христиане в каком-то смысле «обручены» с бесконечной любовью Бога, то как обстоит дело с Его «первой любовью» — с Израилем? Этот вопрос не просто продиктован патриотическими чувствами или семейными узами (см. стих 3), но возникает из предшествующих ссылок на идею избранности (см. 8:29-30). Это было объявлено, но отложено еще в начале третьей главы. На карту поставлено то, что выступает на первый план в 9:6: не что иное, как надежность Слова Божьего, которое также является основанием для веры в Благую весть о любви Божьей во Христе.
Ответ — или ответы — Павла на этот вопрос составляет (составляют) все содержание Рим 9-11 и должны истолковываться как логически последовательный (хотя в определенном смысле диалектический) ряд аргументов. Значение каждого пассажа зависит от состояния дискуссии в данной ситуации6. В первом «туре» Павел акцентирует свободу Бога назначать каждому его место в истории (9:6-29). Сюда относилось избрание лишь одной линии среди потомков Авраама в качестве соучастников Божьей истории откровения. Этот процесс избрания можно либо сузить, либо расширить до включения других (на взгляд Павла — до включения язычников). Божий завет-союз с Израилем не создает никакого притязания, ограничиваемого законным образом, поскольку Бог, как Творец, остается суверенным в своих решениях. Таково первое и предварительное объяснение ситуации, описываемой в 9:30-33, — не-иудеи с радостью откликаются на Благую весть о Божьей «правде» («праведности») во Христе, в то время как иудеи в большинстве своем остаются в стороне и не разумеют этого неожиданного поворота истории Божьей.
Глава десятая начинается с обновленного личного обета верности Израилю и даже с похвал за его «ревность по Боге» (стихи 1-2), но дальше идут сетования на то, что иудеи (большая их часть) пренебрегают самой сущностью Священного Писания либо не понимают ее (стихи 3-13). С другой стороны, само Писание показывает, что эта проблема — вовсе не новая: уже пророки древности расстраивались из-за своих слушателей — таков урок тех цитат, которые приводит Павел, находя в них предвосхищение проблематики этих глав (стихи 14-21).
Заключительной цитатой десятой главы с ее впечатляющим изображением Бога, распростершего объятья, в то время как Израиль не откликается, ставится вопрос, который важнее всего в «трактате об Израиле» (11:1а): изменил ли Бог в конечном счете свою позицию и отверг ли свой народ? Эмфатическое «никак» вслед за эти вопросом определяет оставшуюся часть главы и будет разворачиваться шаг за шагом. В первом и предварительном возражении на такую идею Павел указывает на
меньшинство иудеев (включая его самого), которые откликнулись на Благую весть. Таким образом, полное отвержение Израиля не является финалом обсуждения (см. стихи 16-6). В качестве прецедента Павел напоминает о кризисе во времена Илии, когда только 7000 израильтян сохранили верность своему Богу.
Эта хорошо известная история дана в новой и замечательной интерпретации: не как пример религиозного постоянства со стороны этого меньшинства, но как следствие Божьей благодати, которая не допустила, чтобы весь народ сбился с пути. Эта интерпретация подготавливает почву для аналогичного анализа духовной ситуации Израиля в дни Павла (стихи 7-10): даже то «нет», которое Израиль сказал Евангелию, находится под контролем Бога и в согласии с Божьими планами (как и подразумевает цитата из Исайи).
Но какой в этом смысл для апостола и — что важнее — для его читателей? Ответ — в стихах 11-15: безответность Израиля по отношению к Благой вести послужила инструментом для ее распространения среди языческого мира, а именно этого и хотел Бог.
Разумеется, это еще не конец всей истории — и не может им быть, если мы помним вступительное определение проблемы (в 9:6). Если Израиль — в каком-то смысле — не злодей, а «жертва» этого нового поворота в истории спасения, тогда есть повод надеяться, что Бог возобновит свои обетования и явит Себя верным своему же Завету со своим народом. «Семена» подобного решения сокрыты уже в формулировках стихов 12, 15 и 16, хотя его полное и выразительное возвещение следует в стихах 25-27. Это подготовлено аллегорией в стихах 17-24, указывающей на этический смысл такой обнадеживающей перспективы для христиан из язычников, которых, возможно, искушало желание смотреть на неверующих иудеев свысока или полагать, будто церковь раз и навсегда заместила собой Израиль. В конце всего «трактата» делается вывод, что напряженность между Заветом Бога с Израилем и Благой вестью о всемирном спасении только через Христа является
Более полно о дискуссии, развернутой в Рим 9-11 см. ниже, глава четвертая, с. 109-132.
частью Божьего промысла, ее нужно уважать, и она будет разрешена Богом в ходе завершения истории (стихи 28-32). Адекватный ответ на эту тайну, раскрываемую лишь в опыте, заключается в том, чтобы восхвалять милость и премудрость Бога, который все приведет к благому завершению (стихи 33-36). Отличительный признак настоящей библейской доктрины — как раз в том, что она завершается доксологией.
Равным образом, важно этическое следствие такой доктрины, которое доминирует в оставшейся части Послания к Римлянам. Фрагмент Рим 12:1-2 был назван «преамбулой» к этой серии увещеваний и призывов, так как он выявляет (а) мотивацию христианской этики (как благодарения за Божью милость — тема, отозвавшаяся в знаменитом реформатском Гей-дельбергском Катехизисе); (б) ее цель — угождать и поклоняться Богу — и (в) ее задачу — распознавать пути жизни, которые предвосхищают дух будущего века, и культивировать их, не смущаясь «обычаями, модами, законами» окружающего мира, у которого нет будущности.
Следующие пассажи представляют два типа этических наставлений: оставшаяся часть главы двенадцатой и вторая половина главы тринадцатой состоят из собранных вместе указаний, логически весьма слабо связанных друг с другом и почти никак не обосновываемых, что характерно для того стиля, который был обозначен словом paraenesis* (хотя Павел предпочитает термин paraclesis**). По контрасту, глава 13:1-7 и глава четырнадцатая предлагают более краткую или более пространную аргументацию, чтобы упрочить этическую необходимость рекомендованных позиций.
Отрывок 12:3-8 дает интерпретацию различных функций в общине, используя традиционную образность «тела» и «членов», и поощряет каждого придерживаться своего дара и его развивать, при этом уважая дары других. Стихи 9-13 затраги-
вают более эмоциональные аспекты христианского братства: искреннюю любовь друг к другу; взаимное уважение; радость и терпение; щедрость и гостеприимство. В стихах 14-21 на первый план выступают отношения с окружающим обществом, особенно в случаях, когда христиане сталкиваются с подозрительностью или открытой враждебностью. Заключительная просьба не мстить за себя несколько расширена и даже подкреплена цитатой из Писания — указание на то, что Павел уже подошел к деликатной проблеме подобающего отношения к политическим властям.
Это — тема отрывка 13:1-7. В этом отрывке пас поражает многообразие уровней, на которых Павел строит свои доводы: на богословском уровне он учит, что состояние государственных дел находится под контролем Бога (с намеком на то, что, в конечном счете, именно Бог вводит новые мировые порядки, при этом — насущно необходимые). Затем следует утилитарный довод: сопротивление государству, частное или коллективное, только навлекает несчастья (стихи 3-4; см. Мф 26:52). После этого апостол присоединяется к трюизму официальной идеологии римских властей: подати, взимаемые с покоренных народов, отражают их благодарность за блага римской законности и осуществления справедливости. Вот почему христианское уважение к властям и послушное исполнение гражданского долга должны быть выражением не только благоразумия, но и убежденности (стихи 5-7).
Оставшаяся часть тринадцатой главы возвращает к теме общих правил, особенно — к заповеди любви, которая теперь объявляется сущностью или выражением всех других заповедей Закона (стихи 8-10). Настойчивость всех этих увещеваний дополняется некоторыми критическими отступлениями по поводу римского общества и подчеркивается напоминанием о близости конца истории, представляемого в образах перехода от ночи ко дню (стихи 11-14).
В четырнадцатой главе апостол приступает к обсуждению локальных проблем христиан в Риме. Должно быть, братская
атмосфера между местными группами верующих, а то и внутри групп, действительно была в опасности — в такой степени, что слухи о конфликте дошли до Павла. Источником напряженности были различавшиеся мнения об иудейских законах, связанных с пищей, и иных культовых традициях Ветхого Завета. Помня эдикт Клавдия об изгнании, нависавший над общиной, как постоянная тень, апостол предчувствует угрозу будущему христианского свидетельства в столице и — в этом контексте — своим личным планам. Поэтому опасные предметы спора он старается сместить в другую плоскость (см. 14:17) — хотя у него есть и свое мнение о них и он симпатизирует одной из сторон, участвующих в конфликте — и настойчиво призывает к взаимной терпимости и уважению. Тем не менее, каждый должен придерживаться своего собственного убеждения, как своего личного критерия — что правильно, а что — нет (см. 14:23). (Употребление слов «сильный» или «слабый, немощный» в смысле «либеральной» и «консервативной» партий в этом конфликте — возможно, отзвук терминологии, услышанной в школе, где низшие классы считались «более слабыми», а высшие — «более сильными».)
Тот факт, что основаниями для этого конфликта были различные стадии реакции на иудейские традиции, позволяет Павлу вплести эту дискуссию в свое более раннее учение об иудеях и язычниках, пронизывающее все послание. Вот почему в главе 15:1-13 заключительные наставления по этой теме соединены с финальным видением мира между Израилем и народами, едиными в богопочитании благодаря Божьей верности и милости, явленным и запечатленным в миссии Иисуса.
Глава 4
AnBib 112 (Rome, 1987).
стороны, вполне законно отслеживать возвращающиеся проблемы, которые заслуживают специального толкования. В следующих параграфах будут обсуждаться некоторые из таких тем, типичных для развивающейся в этом послании мысли Павла.
Послание к Римлянам как возвещение мира с богом и мира на земле
В 2 Макк 4:13 «Hellenismos» (греч. «эллинизм». — Прим.пер.) отождествляется с отступничеством.
См. P.Richardson Israel and the Apostolic Church. Cambridge: Cambridge University Press, 1969.
См. 1 Ин 1:9: «Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды...». Напротив, в римском уголовном праве признание вины вело к осуждению и наказанию.
социальное явление, зависящее от характера и традиций данного общества10. Это обозначение целого ряда наставлений, передаваемых от поколения к поколению предками и учителями, в определенной мере систематизированных в авторитетных текстах, в определенной мере усиленных, в случае надобности, законами и наказаниями. Латинский источник нашего слова «мораль» — mos («нрав»), а греческий источник нашего слова «этика» — ethos («обычай»), что считается также корнем слова ethnos («народ» или «нация», понимаемые как культурное сообщество). Эта тесная связь между этикой и обществом подчеркивается обвинением в Филиппах Павла и Силы в Деян 16:20-21: «Сии люди, будучи Иудеями, возмущают наш город и проповедуют обычаи, которых нам, Римлянам, не следует ни принимать, ни исполнять».
См. 2 Цар 13:12: «Не делается так в Израиле».
Термин nomos (греч. «закон». — Прим. пер.) отсутствует только в главах 1, 11-12 и 14-16.
Отбрасывание этики как основы спасения...
Итогом этого ряда аргументов могло быть возвещение «истинного Израиля» как пребывающего в Законе меньшинства еврейского народа, сравнимого с той сектой, чья библиотека была обнаружена в кумранских пещерах, и открытого к принятию лишь ничтожного процента язычников, которым могло быть разрешено сделаться иудеями ижить по Закону. Целью Павла, однако, была концепция всеобщего спасения (см. 1:16). Этот универсализм постепенно развивается в главе третьей, поначалу негативно, посредством ряда негативных утверждений относительно «всех» человеческих существ (см. 3:4, 9, 12,
19, 23) либо позитивных свойств, не приписываемых «никому» (см. 3:10, 11, 12, 20). Большую часть этого пассажа составляют цитаты из Писания, выражающие сожаление по поводу плачевного состояния человеческих нравов. Так вводится мысль, что иудеи и язычники одинаково пребывают «под грехом» (3:9). Резюме Павла, в котором он отрицает всякую возможность достижения праведности соблюдением Закона, принимает вердикт Писания как не допускающий никаких исключений (стих 20).
Для тех, кого не убедили бы экзегетические доказательства этого пессимистического взгляда, Павел приведет в следующей главе доводы, основанные на опыте. В Рим 7:7-8 он напоминает своей аудитории о знаменитом парадоксальном эффекте запрета (вошедшем в пословицу уже в античности): есть что-то притягательное в запретном, что соблазняет нас делать дурное и испытывать при этом удовольствие. Но даже если мы намереваемся делать доброе и воздерживаться от зла, все же в нашей доброй воле остается слабость, ведущая нас к падению вопреки благим намерениям (см. Рим 7:14-25). Не дает преимущества даже познание Бога и проявления Его воли, поскольку природа человека объективно страдает из-за разрыва между теорией и практикой (см. стихи 22-23). Этическое наставление, предлагаемое Законом, не является разрешением этой дилеммы. Короче говоря, мы отчаянно нуждаемся в спасении в самом строгом смысле этого слова: мы нуждаемся в избавлении (см. стих 24).
И замещение этики благодатью и верой
Альтернатива Павла — настаивать на благодати как на единственном основании (см. Рим 3:24) и на вере как на единственном условии (см. стихи 25, 26, 27, 28, 30, 31) спасения, возвещаемого в Евангелии Христа. Акцент на вере, сделанный во вступлении к посланию (см. 1:5, 8, 12, 16, 17), теперь поставлен в центр аргументации Павла. Это звучит привычно для
См. широко распространенный, но скудно подтверждаемый вариант ide («вот» или «смотри») вместо условного еi de («если же») в начале стиха 17-го.
Когда» в стихе 14 — также означает условие, однако оно подразумевает, что ситуация, описанная здесь, встречается чаще, чем ситуация, описанная в стихах 17-24.
тех, кто разделяет взгляды протестантской Реформации. Но помните — на карту все еще поставлен вопрос о равном положении иудеев и язычников, решаемый так, что верующие из язычников не нуждаются в «таинстве» обрезания (см. 3:29-30). Когда в этом контексте Павел отстраняет «Закон» (см. 3:20, 21, 27, 28), он говорит не об общепринятой «приверженности букве закона» или просто о «консерватизме», но о документе завета-союза, который Бог даровал Израилю. Подобно этому, его прощание с «похвальбой» (см. 3:27) — не аллюзия на общечеловеческую склонность гордиться своими моральными достижениями (и стыдить других людей), но окончательный отказ от специфического иудейского презрения к язычникам за то, что они, дескать, не знают Бога или Его Закона (см. 2:17, 23)19.
Акцент на вере не был изобретением Павла. Он характеризовал то, что Павел, будучи гонителем движения Иисуса, старался истребить (см. Гал 1:23). Но тесная связь веры с благодатью, противопоставленной возвещению Закона (см. Рим 4:16), звучит новой нотой. В то время как милосердие или благость Божьи есть сущностный аспект того, как Израиль издревле чувствовал Бога, начиная с Его сострадания к кучке рабов в Египте, предпочтение термина «благодать» в Новом Завете имеет свой центр тяжести в писаниях Павла и его «школы». Это его личный «отпечаток пальца» в приветствиях в начале и конце его посланий и вновь повторяющийся элемент ссылок на свои начальные проповеди при основании церквей (см. 1 Кор 1:4; Гал 1:6; Флп 1:7). Очевидно, это акцентирование благодати происходит из опыта Павла как гонителя, который был прощен и даже призван к служению, а не осужден и наказан. Это не просто наша догадка, но — аспект «события у Дамаска», который он сам подчеркивал (см. Рим 1:5; 1 Кор 15:9-10;
Гал 1:15). Тем не менее, в Рим 3:24 и 4:4, 16 Павел, кажется, заранее предполагает общую уверенность ранних христиан, что спасение возможно лишь через благодать. Не то, чтобы он должен был ввести или защищать новую идею, это, скорее, аргумент в пользу его рассуждений. Он считает само собой разумеющимся, что его аудитория понимает: «благодать» — это то же самое, что и «прощение грехов» (см. 3:25; 4:7-8).
Но как же обстояло дело с верой? Была ли она чем-то большим, нежели первоначальный ответ на Благую весть, синоним обращения? Не нуждалась ли она в дополнении делами, на ней основанными — как учил Иаков (см. Иак 2:14-26)? Для защиты этой позиции он мог апеллировать к освященной веками и широко распространенной Авраамовой традиции. В этой ран-неиудейской традиции восхваление веры Авраама в Быт 15:6 выступало в роли заголовка к длинному ряду историй, описывающих стойкость и послушание Авраама в различных «испытаниях», что доходит до кульминации в его готовности пожертвовать своим сыном (см. Быт 22)20. Не в последнюю очередь важно и то, что «праведность» Авраама стала основой завета (см. Быт 15:7-21), а в Быт 17 вводится обрезание как необходимая обязанность для всех участников завета, относящихся к мужскому полу. Поэтому может ли быть праведность без завета, а завет без обрезания?
В Рим 4 апостол отвечает на эти возражения с помощью последовательного, в несколько этапов, истолкования Быт 15:6, применяя экзегетические методы своего времени. Что означает: «Авраам поверил (доверился) Богу, и это вменилось ему в праведность»? Сначала Павел допускает, что глагол logiZomai («вменяться» или «засчитываться») может означать признание заслуг. Но он ограничивает этот смысл контекстом труда и вознаграждения. Чтобы объяснить богословское значение этого термина, Павел приводит цитату из Пс 32(31):1-2 (по LXX), где
Конечно, пасторам не воспрещается применять этот пассаж для поощрения смирения и взаимного уважения. Но не это в данном контексте является заботой Павла, хотя такие вещи встречаются и в других местах (см. Рим 12:3; Флп 2:1-5, 8).
20 Ср.: Иак 2:21-23 и Евр 11:17-19; 1 Макк 2:52; Юбил 17 (Книга Юбилеев. — Прим.пер.).
этот глагол использован для описания прощения грехов. По правилу «аналогии», применявшемуся позже у раввинов, Павел может вывести из этой «параллели», что в Быт 15:6 тоже идет речь о прощении грехов, и тогда оказывается, что Авраам «праведен» по благодати, а не в силу невинности или же заслуг21. Далее он настаивает на биографической локализации оправдания Авраама и данных ему обетовании в Быт 15 задолго до введения обрезания в Быт 17 (см. Рим 4:9-12). И, наконец, он напоминает своим читателям тот факт, что Закон был дан намного позже, нежели обетования, и поэтому он никак не может влиять на действительность обетовании (стихи 13-16).
Не говоря уже об этих возражениях оппонентам, Павел также не считает, что «вера» означает единственный, раз и навсегда осуществленный акт обращения или исповедания веры без дальнейших последствий. Продолжение в Рим 4:17-25 делает ясным, что «вера» означает постоянное доверие к Богу вопреки фактам, которые кажутся противоречащими Божьему слову и исключающими исполнение Божьих обещаний. В вере присутствует даже героический аспект, иллюстрируемый терпеливым (мы должны добавить — более или менее) ожиданием Авраама обещанного ему сына. Вера в Бога есть, в сущности, надежда, иногда — надежда на грани отчаяния, так как она верит в способность Бога радикально изменить вещи — по образцу сотворения Им мира из ничего и воскрешения Им Христа из мертвых (см. стихи 17 и 25).
Весь этот опыт познания Божьей «праведности» как благодатного наделения «праведностью» всех верующих (то есть принятия ее ими) повторяется в новых аргументах в Рим 9:30-10:13, снова с вступлением (9:30-31) и резюме (в 10:12-13), как опыт познания отношений между язычниками и Израилем. Это трудный пассаж с существенными звеньями в цепи аргу-
ментации, на которые лишь делаются ссылки22. Эта глава составляет часть размышлений Павла о причинах отвержения Благой вести Израилем и будет обсуждаться ниже.
Обращаясь вновь к Рим 2-4, мы осознаем парадоксальную метаморфозу «этики» (в нескольких смыслах): сначала корпоративное самосознание с его особыми этическими следствиями (обычаями, ритуалами и т.д.) релятивизируется, а то и замещается понятием универсальной этики или сущностной этики (исключая случайные требования, укорененные в откровении или в местных традициях). Ключевое слово Павла для этики в этом первом смысле (что в социологических терминах можно обозначить как «этническую этику», а в богословских — как «этику завета»), — erga потои («особые действия, требуемые Законом») — термин, который Павел употребляет только с отрицаниями (см. Рим 3:20, 28; 9:32; Гал 2:16; 3:2, 5, 10; а в Рим 3:27; 4:2, 6; 9:32 — просто erga). Выражения Павла для этики в универсальном или вневременном смысле сильно отличаются. Кажется, он предпочитает единственное число — ergon (греч. «дело») — для позитивного поведения (см. to ergon tou потои — «вид деятельности, требуемый Законом» в Рим 2:15)23 и множественное — erga (греч. «дела») — для негативного поведения (см. Рим 2:6/7; 13:12; 2 Кор 11:15; Гал 5:19; Кол 1:21)24. Особенно важны вневременные категории «добро» и «зло», повторяющиеся во многих местах.
Факт, который, должно быть, ставил в тупик часть аудитории Павла: кажется, будто Павел возвышает универсальную этику, с тем чтобы принизить обусловленную этику иудейства и уничтожить иудейское чувство превосходства — только для того, чтобы отбросить и универсальную этику как возможный
Согласно нашей логике, мы бы не следовали здесь за Павлом, поскольку прощение, описывается в Пс 32/31 как «не-вменение» грехов; наоборот, позитивное «вменение» может указывать на послушные действия или же заслуги.
Как, например, ссылка на Втор 9:4 в начале цитаты из Втор 30:12 в Рим 10:6.
См. Рим 13:3; 1 Кор 3:13-15; Гал 6;4; Флп 1:22; 1 Фес 1:3; 5:13; 2 Фес 1:11. Примечательные исключения: 1 Кор 5:2 (и Рим 13:3 косвенно).
Восстановление этики в правах
См. A.J.M.Wedderburn «The Soteriology of the Mysteries and Pauline Baptismal Theology», NT 29 (1987), p. 53-72, 71. Уэддэрберн показал, что предполагаемые параллели между Рим 6 и языком греческих ми-стериальных культов не убедительны, тогда как иудейские способы мышления предлагают достаточное основание для убедительности доводов Павла в данном отрывке.
тупать в такой роли, если бы его смысл, в свою очередь, был затемнен или был предметом спора. В Рим 6:1-11 нет ни малейшего намека на то, что Павел обсуждает две разные проблемы: ту, что происходит из его прежних аргументов, и другую, основанную на неверном понимании крещения. Негативное следствие этой широко распространенной экзегетической идеи часто выражалось в предположении, что призыв Павла к обновлению жизни ослаблен — словно Павел старался отложить начало новой жизни, вместо того чтобы акцентировать этическое воздействие воскресения Христова здесь и сейчас.
Вторая половина Рим 6 (стихи 15-23) сосредоточена на антропологии. Здесь апостол развивает теорию человеческого существования как необходимо служащего некоторой высшей силе или цели. Нет никакой возможности жить самодостаточной жизнью. Единственный выбор, который у нас есть, — это выбор между разными господами, идеалами или идолами. А основная матрица для многообразия жизненных сценариев — это выбор между добром и злом, праведностью и неправедностью. Если христиане верят, что они освобождены от трагических последствий греха (как показано в главе пятой), то служение Богу не имеет никакой альтернативы — а оно тождественно служению праведности. Нельзя предпочесть свободу от бремени греха и при этом не ввериться Божьей воле.
Косвенным результатом этого пассажа является важное исправление широко распространенной ошибки, допускаемой при сопоставлении иудаизма и христианства. Многие люди думают, что христианство — это религия любви или милосердия, в противоположность иудаизму как религии праведности или справедливости. Они упускают из виду тот факт, что уже Ветхий Завет свидетельствует о любви Бога (включая Его милость к грешникам), и игнорируют значение праведности как этической ценности в Новом Завете — и не только у Матфея (см. Мф 3:15; 5:6, 10, 20; 6:33; 21:32), но и в этическом мире Павла. Хотя слово dikaiosyne (греч. «праведность», «справедливость) он употребляет лишь частично в этическом смысле (а частично —
в сотериологическом), отрицательные термины adikia (греч. «неправедность) и adikos (греч. «неправедный) свидетельствуют о важности этического понятия «праведность» (см., напр.: Рим 1:18, 29; 2:8; 3:5; 6:13; 9:14). Парадоксальное (сотериологи-ческое) определение Павлом праведности Бога как прощения (или «оправдания нечестивых») не отбрасывает этическую праведность как центральное понятие универсальной этики.
Но может ли это этическое наставление побудить верующих к соответствующей жизни? Более ли оно эффективно, чем Закон, который лишь объявляет моральные нормы, но оказывается неспособным наделить силой для исполнения своих заповедей? Ответ на этот вопрос дается в Рим 8:1-13. В отрывке 7:14-25 Павел обличал силу греха над человеческой природой в ее немощи («плоть») как ответственной за наши нравственные падения. Здесь грех казался как бы демоном, овладевающим человеческими телами так, что они действуют против Божьей воли и даже вопреки собственной интуиции и совести. Теперь же, в главе восьмой, апостол вводит силу, которая сильнее греха и которая может устранить его, как бодрствующий кормчий, управляющий кораблем нашей жизни. А именно, Святой Дух как дающая жизнь сила, явленная в воскресении Христовом, может сотворить чудо изменения сердец и умов верующих, так что нравственная сущность Закона начнет формировать их жизнь. Это чудо не сотворено раз и навсегда, но действует в повседневных решениях. Однако Павел принимает как само собой разумеющееся, что эти практические решения суть только претворение и подтверждение основного решения, которое подразумевается тем фактом, что человек принадлежит Христу26 и является чадом Божьим (см. 8:12-17).
Между прочим, Павел не выдумал этот этический смысл дара Духа в тот момент, когда писал Послание к Римлянам. Еще в Гал 5:16-26 он приводил доводы в этом отношении, чтобы исправить неверное понимание христианской свободы, якобы ведущей к распущенности (Гал 5:13).
См. Рим 14:8-9.
Интересно, могла ли помочь Павлу — или хотя бы читателям Послания к Римлянам — разница между римским правом (обязательным
Страдание и надежда
Только для римских граждан и для их взаимоотношений) и ius gentium («правом народов», распространявшимся на не-римлян) различать значение Моисеева закона для иудеев (включая иудео-христиан), с одной стороны, и его значение для язычников (включая христиан из язычников) — с другой. * Домостроительство (греч. oikonomia) — Божий замысел относительно судеб мира и человечества; характер участия Бога в делах земных (в целом или в определенный период, в отношении определенного народа и т.п.). — Прим.ред.
в Послании к Галатам), — это что она (смерть Христова) является абсолютно достаточным основанием спасения, не требующим никаких дополнений и отрицаемым и устраняемым лишь всеми теми, кто придумывает и возвещает дополнительные условия спасения (кроме веры как осуществления этого спасения в индивидуальной жизни).
Для многих сегодняшних читателей Послания к Римлянам ситуация складывается совсем иначе. Обыкновенно мы считаем само собой разумеющимся, что язычники-христиане (то есть все христиане, исключая крохотное меньшинство «мессианских иудеев») наделены правом пренебрегать типично иудейскими правилами жизни, такими как пищевые предписания и другие законы о чистоте, соблюдение субботы и других еврейских праздников, десятина и т.д. Но решительный аргумент Павла против слияния христианства с иудаизмом утратил свою убедительность, так как это сделалось проблемой для многих. Как это можно думать о смерти как об источнике спасения? По крайней мере, в этом пункте — если не во всех — наша интерпретация Послания к Римлянам должна проложить мост через пропасть между новейшими способами мышления и воззрениями Павла и его современников. Похоже, что основания раннехристианской сотериологии были сокрыты и запрятаны под множеством слоев позднейшего развития мысли в истории европейской культуры, и мы должны попытаться обнаружить эти основания, чтобы понять то здание, которое Павел и другие христиане первого поколения возводили на них (и довериться этому).
Что касается трагических последствий греха, здесь преобладают понятия, взятые из уголовного права: преступление, осуждение и наказание. Несомненно, они играют важную роль в библейских текстах. Но, как и в случае с другими метафорами, мы должны быть осторожны, чтобы не ассоциировать их слишком прямо с институциями, установлениями и теоретическими предпосылками новейших времен. К примеру, в Рим 2:5-11 итогом последнего суда Божьего будет не только наказание за пре-
ступления и пороки, но и награда за «постоянство в добром деле» (стих 7). Что же это за вид суда — соединяющий применение уголовного права и признание гражданских заслуг?
Но есть и куда более глубокие проблемы. В нашем западном мире связь между преступлением и наказанием сделалась вопросом общественного соглашения, одного в одном обществе, другого — в другом, подверженного изменениям по ходу времени, допускающего ошибки и искажения, до некоторой степени открытого для переговоров и для смягчения наказания. Короче говоря, современное правосудие не дает образца для абсолютной необходимости полностью сокрушающего осуждения. Вдобавок, когда мы применяем метафору «Судья» к Богу (а это и есть только метафора, хотя и основная метафора — не менее чем «Отец» или «Царь»), мы сталкиваемся с той проблемой, что в этом случае судья есть также и законодатель, который, если захочет, может в своей суверенности обходиться без своих прежних законов по собственному усмотрению. Нет никого над ним, перед кем он был бы в ответе (см. Рим 9:20). Поколения богословов (в особенности — Ансельм Кентерберийс-кий) сталкивались с этой проблемой. Продвижение в этом вопросе и восстановление пошатнувшегося «здания» вести о том, что Христос умер за наши грехи, может быть достигнуто, когда мы начнем «копать» глубже, чтобы найти сущностную логику под поверхностью метафор, взятых из юриспруденции.
Собственно говоря, есть и другие метафоры, которые Библия использует для той же темы (катастрофических последствий греха). В Гал 6:7-8 Павел использует метафору из мира природы (сев и жатва), говоря о вечных последствиях решений, сделанных во время земной жизни. Но жизненной сферой, которая дала наибольшее количество метафор для взаимосвязи между активной жизнью и переживаемой судьбой, могла быть сфера хозяйства*. В Рим 2:5 метафора накопления
Ср.: Мф 6:19-20; Лк 12:21.
Ср.: Притч 11:18, 31; 2 Макк 8:33.
См. 1 Цар 15:23; 3 Цар 21:19; 4 Цар 20:12-18; Ис 8:6-8; 28:10/13; 30:16; Иер 5:12-13; Oc 4:6.
Предмет долгой и подробной экзегетической дискуссии — намекает ли термин hilasterion (греч. «примирительная жертва». — Прим.пер) в Рим 3:25 на жертвоприношение в День Искупления, согласно Лев 16, или у него более широкое значение (которое, разумеется, было бы ближе христианам из язычников, читавшим Послание к Римлянам). Но на самом деле решения, принятые по этому вопросу, не влияют на существенный смысл этой фразы.
Synjdoxazein — греч. «прославить (вместе с кем-то)». — Прим.пер.
претерпевании (стихи 19-23). Нет никакого места для «потусторонности», игнорирующей обычные нужды человеческого существования, такие как голод и жажда, одежда и жилье, здоровье и эмоциональные потребности. Напротив, верующие должны быть готовы смотреть в лицо дополнительным трудностям, когда вызов христианского существования сталкивается с враждебными реакциями общества, приверженного идолам вместо того, чтобы посвятить себя истинному и живому Богу (стихи 35-36).
Цит. по изд.: Иосиф Флавий Иудейская война. СПб., 1900. Переиздание с пред. К.Ревяко, В.Федосика. Минск, 1991. — Прим.пер.
Цит. по: A.Von Harnack Marcion. Das Evangelium vom fremden Gott. 1921, второе изд. 1924, S. 127.
Израильтяне» в начале стиха 4 — это не просто добавление к «моим братьям» и «моему народу» (как в New International Version), но часть первого из четырех или пяти определительных придаточных предложений, поясняющих особое достоинство богоизбранного народа.
См. Рим 11:28; 15:8.
Я принимаю чтение конъектуры «hon ho... theos» вместо «ho on... theos». Формальная параллель к Рим 9:4-5, то есть перечисление «свойств» церкви, содержащее в качестве последнего пункта упоминание о Боге («вы жили... без Бога», см. перевод В.Н.Кузнецовой. — Прим.ред.), обнаруживается в Еф 2:12.
Ср. Рим 11:26.
Ср. Флп 1:6.
Например, John Paul Heil «Christ the Termination of the Law (Roman* 9:30-33 - 10:8)», CBQ63 (2001), p. 484-498.
Термин apobole (греч. «потеря, отвержение». — Прим.пер.) в стихе 15-ом означает не «отвержение», а «утрату» (см. Деян 27:22; Иосиф Флавий Иудейские древности 4:314) и синонимичен слову hettema (греч. «провал, неудача». — Прим.пер.) в стихе 12-ом. Подобным образом, его антоним в стихе 15 — proslempsis (греч. «принятие, получение». — Прим.пер.) — означает «повышение в звании» или «приобретение» (см. Иосиф Флавий Иудейские древности, 17:17).
вило, происходило из высокого мнения о «свободе воли». Если это дело вашего собственного решения — находитесь вы духовно на правильной стороне (и, стало быть, Бог — на вашей стороне) или нет, ֊ то нет места гордости за себя и презрению к остальным. В Евангелиях подобная позиция представлена фарисейским взглядом на «сборщиков податей и (прочих) грешников». Павел не ставит в вину иудейским учителям Закона самодовольство (см. Рим 2:17-24) и коллективное чувство превосходства Израиля как избранной нации (см. Рим 3:27-30), чтобы не ставить христиан-язычников в такую же позицию. Вот почему в Рим 11:14-16 Павел прерывает свое учение об Израиле, чтобы высказать своим читателям предостережение с помощью аллегории, взятой из сферы выращивания деревьев49. Кажется даже, что он ослабляет «блаженную уверенность» в том, что «ничто не отлучит нас от любви Божьей» (Рим 8:38-39), предостерегая тех, кто гордится своим замещением Израиля (11:19), чтобы они, в свою очередь, не оказались отсеченными от корней избрания, если вдруг отпадут от веры (стихи 20-21). Убежденность в собственной вере не следует путать с чувством успокоенности, игнорирующем тот факт, что жизнь верующих — всегда только путь, а спасение — это процесс, который завершится лишь в будущем (см. 8-.24-25)50. Это предостережение предполагает большой вопросительный знак по поводу огромного числа христиан, которые долгое время культивировали как раз такое отношение к Израилю — убежденность, что они заменили «прежний» богоизбранный народ Израиля и сделались «новым» или «истинным» Израи-
Идут споры о том, где именно апостол покидает сферу выращивания деревьев и конструирует ход вещей {development), которого нет в действительности. В любом случае, этот текст является в строгом смысле слова не притчей, но аллегорией, то есть историей с искусственным, невероятным или невозможным содержанием, придуманным лишь для того, чтобы проиллюстрировать идею, а не чтобы доказать ее правдоподобие.
См. 1 Кор 10:12: «Посему, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы
См. T.E.Fretheim «The Repentance of God. A Key to Evaluating Old Testament God-Talk», HBT 10 (1988), p. 47-70.
лянам (главы 1-11) заканчивается доксологией, которая учит нас, что всякое размышление о Боге должно вести к благодарению Бога (см. Рим 1:20-21). Продолжение в Рим 12 дополнит это наставлением, что такая благодарность требует выражений за пределами литургии — в жизни, которая всецело посвящена Богу.
Глава 5
См. E.Earle Ellis Paul's Use of the Old Testament. Edinburgh and London: Oliver and Boyd, 1957, appendix 1, p. 150-152.
См. выше, в главе первой.
Согласно Деян 13:47, именно в Ис 49:6 Павел находит особенное соответствие своей задаче и призванию пророка — быть «светом народов» , чтобы нести «спасение до концов земли». В Павловых посланиях этот стих не цитируется, но Гал 1:15, кажется, намекает па Ис 49:1.
исследование приписывает анонимному автору (обычно, для удобства, называемому Второисайей или Исайей Вторым), понятие «правда, праведность» используется как описание деятельности или поведения не судьи, но — Бога-Спасителя (см. Ис 45:8; 46:13; 51:5; 56:1; 59:17), что так характерно для Послания к Римлянам (см. Рим 1:17; 3:21, 22, 25, 26; 10:3). Другая причина, по которой Павел мог высоко ценить эти главы, — тот факт, что в Ис 53 говорится о заместительной смерти служителя Господня — одна из редких ветхозаветных парадигм для интерпретации смерти Христа как спасительного деяния Бога, предсказанного в Писании (см. 1 Кор 15:3).
Что касается третьей части еврейского канона, важные цитаты для Послания к Римлянам дает только книга Псалмов. Ее канонический статус Павел подтверждает тем, что включает такие цитаты под рубрикой nomos (Закон) в Рим 3:19. Предшествующая связка цитат (3:10-18) подобрана в качестве свидетельства всеобщей греховности (включая израильтян как ту первоначальную публику, для которой данные тексты и были написаны). Подобным образом, в Рим 4:7-8 цитатой из Пс 32(31): 1-2 подтверждается потребность в прощении, подчеркнутая тем фактом, что сам царь Давид озвучивает эту исповедь. В другом контексте допущение, что библейские псалмы восходят к Давиду, используется как особое преимущество, чтобы вложить их в уста Христовы как в уста «сына Давидова»; см. Рим 15:3, 9-125.
Обычно Павел цитирует Писание в соответствии с текстом Септуагинты. Но бывают случаи отклонения, и для них в дискуссионном порядке даются разные объяснения: (а) случайные ошибки из-за цитирования по памяти; (б) намеренные изменения с целью подогнать цитату к контексту Павла, например — сделать ее более действенной для его аргументации; и (в)
формулировки, которые сознательно приближены к еврейскому оригиналу больше, чем к Септуагинте. Это последнее объяснение обсуждается в двух разных вариантах: апостол, знавший еврейский язык и подлинный еврейский текст, мог давать свой собственный перевод, так как традиционная версия Септуагинты казалась ему менее пригодной для его целей. Но он мог также пользоваться исправленной версией книги, из которой приводил цитаты. По свитку Двенадцати Пророков, обнаруженному в Кумране, и по другим признакам, характерным для рукописной традиции, мы знаем, что уже в пред-христианские времена — то есть не в качестве реакции на христианское применение Септуагинты — была предпринята ревизия Септуагинты с целью приблизить греческий текст к еврейскому оригиналу — тенденция, которая достигла кульминации в новом переводе, сделанном Аквилой. В недавние годы проводилось более скрупулезное изучение различий между цитатами в Новом Завете и нашими традиционными изданиями Септуагинты с целью отчленить преднамеренные изменения от цитат из исправленных версий. Это — поле деятельности специалистов, но неспециалистам следует знать по крайней мере то, что доводы для допущения преднамеренных изменений стали слабее. Если не считать выбора в диапазоне возможных прочтений, то похоже, что Павел и его современники придерживались принятого текста своей Библии более строго, чем привыкли считать прежние поколения ученых.
Некоторые Павловы толкования ветхозаветных отрывков звучат странно для современного ума — по крайней мере, для тех, кто приучился ограничивать смысл текста тем, что его автор хотел сообщить. Но если мы сравним экзегезу Павла с экзегезой современных ему иудеев, то окажется, что его методы (хотя не выводы!) остаются в диапазоне возможной и более или менее правдоподобной интерпретации. В Послании к Римлянам мы можем распознать типичные примеры древних экзегетических правил, которые иудейская традиция приписывала Гиллелю (хотя фактически они были частью общего инст-
рументария эллинистической филологии). Так, в Рим 4:1-8 Павел соединяет Быт 15:6 с Пс 32(31):Т2 на основе глагола logizomai*, имеющегося в обоих текстах. Это — применение правила, которое раввины называли «аналогией» (gezerah shavah). На первый взгляд это правило напоминает наше современное использование параллелей в семантических целях, но в действительности оно применялось для выяснения чего-то намного большего, нежели просто значения того или иного слова. Смысл целых фраз выводился из одной параллели, иногда выбиравшейся произвольно. В случае с Рим 4 применение глагола logizomaiB Пс 32(31):2 есть, фактически, ближайшая параллель к его же применению в Быт 15:6 — насколько это касается значения самого глагола. Но содержание цитаты в целом легко может послужить аргументом против Павлова понимания Быт 15:6. (Если Бог не вменяет негативных деяний, это не исключает того, что Он вменяет добрые дела, включая дела веры.)
Другой пример использования Павлом традиционных экзегетических аргументов в Послании к Римлянам — его сопоставление Адама и Христа в Рим 5:12-21. Выражение «тем более», или, точнее, «насколько больше», (poso mallori) в стихах 15 и 17 выдает логическую фигуру, которую раввины именовали qal wachomer. умозаключение исходя из данного (или «простого») к тому, что требуется доказать (что должно быть утверждено как «даже еще более вероятное или правдоподобное»).
Однако не все правила, к которым прибегает Павел, согласуются с правилами большинства древнеиудейских учителей. В Рим 4:9-11 он настаивает на том факте, что Авраам был объявлен праведным (то есть совершенно угодным Богу) до того, как был обрезан (так как этот ритуал был введен лишь в Быт 17). Этот аргумент, основанный на хронологии или на повествовательной последовательности, защищался рабби Акивой в начале второго столетия н.э., но остался позицией меньшинства6.
Здесь: от греч. «вменять». — Прим.пер. 6 См. Сифре на Числ § 131 На Числ 25:1.
В перечне цитат и аллюзий в издании Nestle-Aland Novum Testamentum Graece, Appendix IV приводятся десять пунктов соприкосновения между Посланием к Римлянам и Премудростью. Различия между Премудростью и Посланием к Римлянам подчеркиваются в E.E.Ellis Paul's Use of the Old Testament, p. 77-80.
Хороший пример из Послания к Римлянам — совмещение тем «воскресения мертвых» и «творения из ничего» в Рим 4:17, что является откликом на поощрение к мученичеству в 2 Макк 7:23, 28-29. Павел поднимает эти две темы до уровня сущностных признаков, характеризующих Бога. Что касается первой (воскресение мертвых), она имеет параллель во втором из Восемнадцати Благословений (очень древней части синагогального богослужения, которое, возможно, существовало уже во времена Павла) и в иудейско-эллинистической истории об Иосифе и Асенеф (20:7). Эта вера в грядущее воскресение мертвых составляет часть фарисейского наследия Павла8. То же самое можно сказать о настойчивом требовании Павла исполнятъ то, что предписывает Тора, вместо одного лишь теоретического ее одобрения или же явного лицемерия (см. Рим 2:13, 17-29).
После обнаружения кумранских свитков в 1947 году все теории о связи между Новым Заветом и древним иудаизмом пришлось подвергнуть проверке. Конечно, эта проверка должна была затронуть и Павлово богословие9. В свете фарисейского происхождения Павла и различий (если не вражды) между ессейством и фарисейством не было повода ожидать новых революционных постижений. Но в деталях тексты, найденные в Кумране и вокруг него, внесли вклад в изучение Павла. Может быть, самый замечательный пример — это обнаружение слов «дела Закона» и фразы «вменить что-либо в праведность» в 4QMMT (= 4Q394-399), одном из текстов, которые были изданы довольно скоро после международных протестов против задержки процесса публикации. Эти точки соприкосновения помогли понять указанные выражения из Послания к Римлянам как часть традиционной иудейской терминологии; но не было выявлено никакого сущностного сходства между идеями Павла и кумранским учениями.
См. Деян 23:6-8.
См. Henry Chadwick «St Paul and Philo of Alexandria», BJRL 48 (1966) p. 286-307, 286-287.
См. также: Praem. etpoen (лат. «О наградах и наказаниях». - Прим. пер.), 152.
Лексически неоправдан распространенный перевод слова apobole как «отвержение» (в некоторых словарях дается ошибочная отсылка к Иосифу — Древности 4:314). Перевод Вульгаты — amissio (лат. «потеря, утрата». — Прим. пер.) — правилен, и это же значение сохранено Лютером — Verlust (нем. «потеря, утрата». — Прим.пер.). В любом случае, это слово следует переводить так, чтобы не создавалось противоречия между Рим 11:1 и Рим 11:15.
Так у автора; в синод, переводе — «отвержение». — Прим.пер.
Является предметом обсуждения — говорит ли здесь Павел о воскресении метафорически как о радикальном изменении к лучшему или же он учит об эсхатологическом совпадении: обращение Израиля ознаменует (всеобщее или первое?) воскресение мертвых.
Созвучный довод Филона обнаруживается в его Жизни Моисея 2:43-44:
Таким образом, законы являются желанными и ценимыми в глазах всех, как простых граждан, так и правителей, и, несмотря на это, народ наш не процветал много лет. Но это естественно, что, когда люди не преуспевают, их собственность в какой-то степени оказывается в тяжелом состоянии. Однако если должно быть положено начало более ярким перспективам, то какую великую перемену к лучшему мы надеемся увидеть! Я верю, что любая нация отказалась бы от своих особых путей и, выбросив за борт обычаи своих предков, стала бы почитать лишь наши законы. Ибо яркость их блеска, когда она сопровождается народным процветанием, она затмевает свет остальных наций, как восходящее солнце затмевает звезды15.
Эти примеры учат нас, что не все то, что сегодня странно для нас, странно звучало для Павловых современников, и что не всякое различие между Павлом и иудаизмом, которое им приписывают, находится в противоречии со всем древним иудаизмом. Обращение Павла отделило его от тех позиций, которые были ему присущи в его прежней религиозной деятельности. Альтернативные традиции древнего иудаизма могли помочь ему обрести и сформулировать свою новую роль как последователя Иисуса и иудейского проповедника Благой вести в языческом мире16.
Что это не просто теоретическое рассуждение, но действительное упование, можно видеть из трактата О наградах и наказаниях, 163-172.
Это может быть верно относительно точек соприкосновения со школой Гиллеля — таких как высокое уважение к обряду омовения (baptism), центральное положение заповеди любви и т.д. — которые могли приписывать обучению Павла у Гамалиила, пока Гамалиил считался членом этой школы, — ошибка, исправленная Джекобом Ньюз-нером (Neusner). См. его The Rabbinic Traditions about the Pharisees before 70. Leiden, 1971, vol. 1, p. 295 и 376.
Отсутствие титула «Сын Человеческий» - не исключение, так как в целом это словосочетание (или титул) не засвидетельствовано в раннехристианских исповеданиях, но сводится к особенностям речи самого Иисуса, отзвук которой слышен в Евангелиях.
мул. Все другие случаи относятся к сфере гипотез. Поводы для допущения закрепленной традиции были, в основном, формальными (например, параллелизм) и стилистическими (в особенности — наличие словаря, нехарактерного для апостола) . Самая известная иллюстрация подобной теории — это так называемый гимн в Флп 2:6-11 («так называемый», потому что это обозначение ставилось под вопрос)18.
В Послании к Римлянам к таким цитатам из основных христианских текстов были отнесены: 1:3-4; 3:24-26; 4:25; 8:32(-34?); 10:9; 14:919. Не все аргументы для изъятия их из контекста и сомнений в авторстве Павла убедительны20. Особенно когда эти, как утверждается, цитаты воспринимаются как чересчур «иудеохристианские», чтобы принадлежать Павлу, можно поставить вопрос — какой авторитет, помимо самих его посланий, мог бы осведомить нас, в какой степени Павел был «иудеем». В конце концов, он неоднократно подчеркивал свою принадлежность к иудейству (например, в Рим 11:1). Кроме того, приговор Рудольфа Бультмана по поводу Рим 3:24, что это написано не Павлом, сопровождался прямыми возражениями против «мифической» доктрины искупления Христовой смертью, так что Бультман, кажется, чувствовал себя счастливым из-за того, что этот момент — не «отличительный для Павла», а «всего лишь» традиционный21. Как я вижу, ученые стали более осторожными в реконструировании гипотетических источников или закрепленных традиций по причинам, связанным с
методом анализа форм, отчасти из-за методологических сомнений, отчасти из-за смещения интереса в сторону автора и его окончательного «продукта». В любом случае, предполагаемые цитаты не должны служить поводом для принижения их сути. Или нам надо допустить, что проповедник на своей кафедре станет цитировать гимн, который ему не нравится, только для того, чтобы угодить своим прихожанам?
См. Charles J. Robbins «Rhetorical Structure of Philippians 2:6-11»,CBQ 42 (1980), p. 73-82.
Я привожу номера стихов без подразделений, которые в иных случаях важны для смысла (либо являются дискуссионными).
См. V.S.Poythress «Is Romans 1, 3-4 a Pauline Confession After AU?», ET 87 (1976), p. 180-183; N.H.Young «Did St. Paul Compose Romans III:24f?», ABR22 (1974), S. 23-32; C.E.B.Cranfield The Epistle to the Romans I. Edinburgh: Clark, 1975, 1985, p. 57 - о Рим 1:3-4 и p. 200 п. 1 - о Рим 3:24-25.
См. его Theology of the New Testament, vol. 1. English trans. London: SCM, 1952, p. 295-296.
См. выше, в главе первой, п. 2.
Это выдвигается на первый план в некоторых работах, вошедших в многотомник The Romans Debate, изданный Карлом П.Донфридом (Karl P.Donfried, original edn, Minneapolis, 1977, revised and expanded edn. Peabody, 1991).
25 Cm. Rudolf Bultmann Der Stil der paulinischen Predigt und die kynisch-stoische Diatribe. Gottingen: Vandenhoeck and Ruprecht, 1910. Состояние искус-
знакомство Павла с античными условностями составления посланий, что являлось тогда предметом обучения и научных дискуссий. (Тем более впечатляют изменение Павлом этих условностей или отклонения от них.)
Хотя эти моменты можно рассматривать как всего лишь формальности, в Послании к Римлянам есть примеры таких терминов и тем богословской рефлексии, которые невозможно возводить к Ветхому Завету или к раннеиудейским источникам и которые объяснимы лишь как отзвуки греческой философии, пусть даже применяемой неточно. Например, соединение Закона и природы (nomos и physis) в Рим 2:14 или закона и ума (nomos и nous) в Рим 7:23, 25 напоминает нам рассуждения греческой философии, не будучи от них зависимым. Более очевидный случай заимствования из философской традиции — это применение Павлом выражения «внутренний человек» в Рим 7:22. Это понятие (хотя не буквально в такой формулировке) восходит к Платону (см. Resp. 9.589а). Его появление в 2 Кор 4:16 указывает на специфический контекст, в котором оно приобретает особый смысл. Несомненно, Павел встраивает его извне в свои общие богословские убеждения. Но оно также способствует прояснению его собственных взглядов и знаменует направления антропологии, которые оказали влияние на последующее развитие мысли26. Тот факт, что Павел употребляет это выражение не последовательно, а c весьма разными целями в двух достаточно различающихся контекстах, показывает, что он, вероятно, рассматривал подобные эллинистические традиции как нечто вспомогательное, а не как авторитет для собственной мысли.
Ства в этой области, насколько это касается Послания к Римлянам, представлено С. К. Стауэром (S. К. Stower) в его книге The Diatribe and Paul's Letter to the Romans (Chico, 1981) и в его статье «PauPs Dialogue with a Fellow Jew in Romans 3:1-9», CBQ 46 (1984), p. 707-722. 26 Cm. Hans Dieter Betz «The Concept of the "Inner Human Being" (ό έσω άνθρωπος) in the Anthropology of Paul», NTS 46 (2000), p. 315-341.
Весьма популярная в классической античности идея, которую Павел встраивает в свое богословие, — сравнение общества или группы с телом. Это понятие вошло в нашу речь — мы говорим об «организации» и ее «членах». Эту метафору Павел применяет к церкви в 1 Кор 12:12-27 и в Рим 12:3-8, для того чтобы доказать равное достоинство каждой функции в церкви. Корни этого понимания — в греческой философии (см. у Платона: Resp. 462с.d и у Хрисиппа: фрагм. 367), но оно хорошо засвидетельствовано также и в иудейских27 и римских28 текстах — как до, так и после того, как Павел им воспользовался. Самый известный пример влияния этой идеи на риторику — история об Агриппе Менении Ланате, который, согласно Ливию (Ab urbe condita II 32:8-12), успешно пользовался ею для того, чтобы одержать верх над мятежными плебеями и склонить их к новому сотрудничеству с патрициями в 494 году до н. э.
Этот пример дает возможность более пристально взглянуть на точки соприкосновения между Павловым Посланием к Римлянам и теми ключевыми идеями, которые были чрезвычайно популярны в римском обществе во время составления послания. Пока эта сторона Послания к Римлянам еще недостаточно принималась во внимание. Не исключено, что это внесет свежие веяния в ту атмосферу, в которой слишком многие полагают, будто они уже слышали и читали все, что было и что должно быть сказано по этой теме. Поэтому, быть может, позволительно посвятить целую главу этому почти нехоженному пути.
27 См. Philo De specialibus legibus 111:131; Josephus Bell. Iud. 1:507; 11:264;
Cm.Seneca Ер. Мог. XVII.102:6; Curtius Rufus Histona Alexandn Magni Macedonis X 9:1-4.
Глава 6
РИМЛЯНИН - РИМЛЯНАМ? РИТОРИКА ПОСЛАНИЯ К РИМЛЯНАМ КАК МОДЕЛЬ ДЛЯ ПРОПОВЕДИ БЛАГОЙ ВЕСТИ В РИМЕ
Вопреки теориям начала двадцатого столетия, сюда относится и родина иудеев; см. работу Мартина Хенгеля (Hengel), написанную в сотрудничестве с Христофом Маркшисом (Markschies): The «Hellenization» of Judaea in the First Century after Christ. London: SCM Press/Philadelphia: Trinity Press International, 1989.
ных традиций. Уже в первоначальной церкви в Иерусалиме мы находим «иудеев» рядом с «эллинистами» (грекоговорящи-ми евреями), а искусное применение Стефаном ветхозаветных преданий, может быть, отражает ту «премудрость», которая культивировалась больше в Александрии, нежели в Иерусалиме (см. Деян 6:5, 10; 7:2-53). Что касается Павла, то он был, кажется, знаком с обеими средами: он может гордо называть себя «иудеем (по рождению) от иудеев» (чье владение «еврейским» языком (= арамейским) засвидетельствовано в Деян 21:40; 22:2), но он также спорит с эллинистами (см. Деян 9:29) и пишет послания, стиль которых изысканнее, чем разговорный греческий язык его времени. Ну не идеальный ли кандидат для выполнения задачи возведения мостов над культурными барьерами на службе благовествования?
Однако в чем же заключался его собственный интерес? Осознавал ли он проблемы межкультурного общения? И разве не был он убежден, что для всего мира достаточно одного лишь Евангелия, невзирая на различия в национальности, поле и социальном статусе (см. Рим 3:29-30; 1 Кор 12:13; Гал 3:28)? Верно. И все же есть одно четкое свидетельство того, что Павел приспосабливал свою миссионерскую стратегию к характеру тех групп, к которым было обращено его свидетельство. В 1 Кор 9:20-22 он пишет:
С евреями я вел себя как еврей, чтобы приобрести евреев, то есть с людьми, исполняющими Закон, я вел себя как человек, исполняющий Закон (хотя я и не подвластен Закону), чтобы приобрести исполняющих Закон. С теми, кто не знает Закона, я вел себя как человек, не знающий Закона (хотя знаю закон Бога, будучи подвластен Христу), чтобы приобрести людей, не знающих Закона. Для слабых я стал слабым, чтобы приобрести слабых. Я становился всем для всех, чтобы любыми способами спасти хотя бы некоторых*.
Могут возразить, что различие между иудеями-евреями, живущими по Закону, и язычниками (не знающими этого Закона, см. Рим 2:14) — это различие религиозное или богословское, но не культурное. Но заметьте, что это различие — лишь начало и что Павел идет дальше, говоря об общем принципе своего поведения («для всех становился всем» — «спасти любыми способами»). В том, что Павел мог применять этот принцип к особенностям местной среды, был убежден, по меньшей мере, один автор, который, должно быть, знал о Павле побольше, чем все мы, эпигоны2: в Деян 17:22-31 Лука изображает Павла блестяще отвечающим на вопросы некоторых любопытствующих афинских «философов» и ссылающимся на некоторые из их же интеллектуальных традиций и на их презрение к народной религии, не отрицая при этом сущности библейской вести (которая, по крайней мере, для части его слушателей оказалась камнем преткновения). Этот эпизод показывает, что хотя «контекстуализация» как термин является современным изобретением, та идея, которую она обозначает, могла быть понятна уже некоторым ранним христианам. Можно ли считать ее одной из отличительных черт Послания к Римлянам? Сопоставление между несколькими особенностями этого послания и светскими источниками, относящимися к современной ему римской культуре и идеологии, приводит к выводам, которые, на мой взгляд, заслуживают внимания3.
Цит. по: Радостная весть. Новый Завет в переводе с древнегреческого. Пер. с древнегреч. В.Н.Кузнецовой. М.:Рос. Библейское общ-во, 2001 (Далее - Рус. пер. В.Н.Кузнецовой). - Прим. пер.
Конечно, я знаю о тех своих коллегах, которые уверены, будто они понимают Павла лучше, нежели понимал его Лука. Но здесь не место обсуждать это. Это не влияет на тот урок, который мы должны извлечь из приведенного текста.
Тема этой главы была предвосхищена более ста лет назад в краткой статье в Expository Times, которая привлекла внимание к элементам римского права как подоплеке нескольких пассажей Послания к Римлянам; см. Edward Hicks «Α Roman to Romans», ET 5 (1893/94), p. 565-567; а также — 6 (1894/95), p. 93-94. С тех пор этот предмет, насколько мне известно, обсуждался очень мало.
См. Stefan Weinstock «Рах and the "Ara pacis"»,JKS 50 (I960), p. 44-58 and plates V-IX.
См. Дион Кассий Римская история 44:49, 2.
См. Fastii 1:711-12.
См. Elegies I 10:69-70.
См. Weinstock «Рах and the "Ara pacis"», p. 51.
10 Сокращенный перевод стихов 1:46-67 из его эклоги, сделанный Нилом Эллиоттом (Neil Elliott) в его «Romans 13:1-7 in the Context of Imperial Propaganda» см. в Paul and Empire. Religion and Power in Roman Imperial Society, ed. Richard A. Horsley (Harrisburgh, 1997), p. 184-204, 202. (Здесь — перевод с указ. англ. перевода. — Прим. пер.)
Возможно, аллюзия на трактат De dementia (лат. «О милости». — Прим.пер.), который наставник Нерона Сенека посвятил ему вскоре после его воцарения.
Разумеется, не для таких рационалистов, как Лукреций; см. его De rerum natura V 1224-1232.
Павел не только демонстрирует свою «ортодоксальность» в терминах раннехристианских убеждений и свою верность ветхозаветному наследию, но и свою творческую способность к встрече с новыми горизонтами миссионерских устремлений.
Слово gar («ибо») в начале фразы показывает, что этот стих еще не призывает платить «подати», подразумеваемые в стихе седьмом, но подтверждает ту мотивировку, которая высказана в стихе пятом (ср. рус. пер. В.Н.Кузнецовой. — Прим. пер.).
Вот почему Павел, как римский гражданин, говорит в этом заявлении «вы», а не «мы». Это в его посланиях лишь намек на его гражданский статус, и, скорее, лишь подразумеваемый. Если различия между рабами и свободными гражданами в глазах Павла перестали быть важными (см. Гал 3:28), то и римское гражданство Павла в его переписке с собратьями по вере не заслуживало внимания. Исключение в Рим 13 связано с темой выплаты «податей».
См. Cicero Ad Quinlum fratrem I 1:34-35; Velleius Paterculus Hist. Rom. II 117:3; Tacitus Hist. IV 73-74; Aelius Aristides Or. XXVI (On Rome) 67; Cassius Dio Hist. Rom. LII 29; Orosius Hist. Adv. Pag. V 1:10-12.
Cm. Tacitus Agricola 31:1-2: «Наше личное имущество уходит на подати; наши земли и урожаи — на конфискации зерна; наши жизни и сами наши тела истощаются на строительстве дорог через болота и леса под сопровождение издевательств и побоев. Рабы, рожденные для рабства, продаются раз и навсегда, и хозяева кормят их, особо не тратясь на пищу; а Британия ежедневно платит за собственное рабство и кормит рабовладельцев (...)».
См. Cicero De legibus I 10:28 (Люди «рождены для правды») и De finibus bonorum et malorum V 22:65.
См. De re publico III 9:16.
См. Facta et dicta memorabilia 6:5.
См. De re publica I 14:26. Более поздний христианский писатель древности Минуций Феликс (Octavius 25:1-2) противопоставляет этой «весьма прославленной и благородной римской справедливости» сказания о преступлениях и пороках, имевших место в самой колыбели новорожденного римского государства.
Ввиду этой хорошо засвидетельствованной, распространенной и долговечной традиции, особый акцент на справедливости (правде) в Послании Павла к Римлянам не мог быть случайным. Апостол должен был быть слепым и глухим, чтобы не заметить популярность и значимость идеи правды-справедливости в римских кругах (с которыми он наверняка встречался в таких городах, как Филиппы, Эфес и, прежде всего, Коринф). То, что он извлек столь богатую выгоду из подходящего лексикона именно для своего послания в Рим, видимо, было сознательным решением, принятым на основе гомилетической (или герменевтической) рефлексии. Опять-таки, как и в случае с темой «мира», эта стратегия должна была предполагать диалектический подход. Павел мог бы от всего сердца пожать руку тем моралистам, которые провозглашали этический принцип праведности (см. Рим 6:13, 16, 19-20; 14:17). В то же время он явно вознамерился поставить под вопрос гордость римского общества и противопоставить ей констатацию разрыва между теорией и практикой (см. 1:18-32; 13:12-13). Прежде всего, он стал бы проповедовать Живого Бога как единственное воплощение истинной праведности и Евангелие — как весть об этой праведности, обращенную ко всему миру. Действительно, мы как бы слышим эхо Послания к Римлянам, когда в датируемом концом первого столетия «Послании Климента» (по существу, послании от римской церкви к церкви Коринфа) читаем, что Павел, «будучи глашатаем на Востоке и на Западе (...) учил весь мир праведности»26.
Но как насчет опасности неверного понимания христианской вести из-за недостаточной сопоставимости семантики слова dikaiosyne в библейской традиции и в светских философ-
ских традициях?27 Был ли какой-либо шанс показать римским читателям сходство между «правдой-справедливостью» и «милосердием» в Ветхом Завете (на котором Павел и основывал свою идею «правды Божьей»)? Несомненно, греческая традиция понимания справедливости как воздаяния каждому по заслугам (будь то награда или наказание) могла создать серьезные препятствия для передачи Павлова учения об оправдании28. Однако очевидны примечательные различия между греческим и римским понятием справедливости. В трактате De republica III 7:10-11 Цицерон недвусмысленно критикует «большинство философов, особенно Платона и Аристотеля» за их определение справедливости, фактически сводящее последнюю к добродетели, присущей судьям и правителям, вместо того чтобы (принципиально) присвоить ее всем человеческим существам безотносительно к их социально-классовой принадлежности. В III 15:24 он доходит до приписывания понятию «справедливости» таких коннотаций, как «снисходительность к каждому человеку и забота о благополучии человеческого рода»29. Другим аспектом римского понимания справедливости, который мог способствовать целям Павла, была его связь с важным для римлян идеалом верности {fides — лат. «вера; верность») переводившееся в греческих текстах словом pistis, хотя они не тождественны по смыслу30). Цицерон (в De officiis I 7:23) мог написать: «Основа справедливости — верность (fundamentum autem est iustitiaef ides)» — сентенция, которую Павел мог бы процитировать с одобрением, хотя и придал бы ей новый смысл!
Это не единственный из примеров совпадения терминов в латинских текстах, которые Павел мог использовать в качестве
См. 1 Клим 5:7. На это послание также мог повлиять тот акцент на мире и гармонии, который делал Павел в Послании к Римлянам. Главная его цель - помочь христианам Коринфа преодолеть напряженность и раздоры в их рядах. См. 1 Клим 20:10-11; 60:4; 61:1; 62:2; 63:2; 65:1 — особенно ср. Рим 16:17-20.
См. выше в главе четвертой, с. 78-80.
Даже Мартину Лютеру пришлось биться над этой проблемой; см. ниже, с. 206-207.
По латыни «parcere omnibus, consulere generi hominum».
По крайней мере, в одном месте — Рим 14:23 — Павел, кажется, употребляет слово pistis в смысле римской «здравой веры» (= «честное намерение» или «чистая совесть»).
точек соприкосновения для передачи Благой вести. В Rep III 17:27 Цицерон восхваляет человека «высшей справедливости, исключительной верности (summa iustitia, singulari fide). Другой значимый пример — соединение мира и справедливости в стихах Овидия, которые прославляют заслуги Августа (Metam. XV 832-833). Согласно Сенеке (De clementialll 17:8 (или I 19:8)), идеальные условия при добром правителе включают справедливость и мир — блага, которыми могут пользоваться даже провинции, если только они принимают своих римских сюзеренов (см. у Тацита: Hist. IV 74:1). Есть даже случаи, когда мир, справедливость и верность оказываются объединенными друг с другом. Согласно Петронию (в известном сатирическом эпизоде «Пир Трималхиона»), три богини — Рах, Fides и Iustitia («мир, верность и справедливость») — обратились в бегство, когда разразилась гражданская война между Цезарем и Помпеем (см. SaL 124:247-253). Панегирик Тиберию Веллея Патеркула заставляет верность и справедливость вернуться при этом монархе, а раздор — убежать (см. Rom. II 126:2). Случайно ли, что в одном из редких примеров в посланиях Павла, когда встречается выражение «Царство Божье», — в Рим 14:17, говорится о «справедливости*, мире и радости» как сущности этого Царства?
Это главное основание для всяких заявлений о предсуществовании; см. Ин 1:15.
Подобный же аргумент - в речи Цицерона Pro domo sua, 49:127.
См. высказывание в его Sententiae N 17: «Желание ничего так не любит, как то, что запретно».
См. его эссе The Apostle Paul and the Introspective Conscience of the West in HThR 56 (1963), p. 199-215.
Особенно: David Seeley The Noble Death. Graeco-Roman Martyroloey and Paul s Concept of Salvation. Sheffield: JSOT Press, 1990.
Цитата внутри цитаты - из Энеиды Вергилия, 8:352.
Особенно если в стихе шестнадцатом вы принимаете чтение Codex Vaticanus и мой перевод слова hemera (греч. «день». - Прим. пер.) словом «суд» (как в 1 Кор 4:3).
означать либо что-то приносимое в жертву в культовых целях, например — в храмах, либо что-то проклятое, приносимое для умерщвления. В Павловых посланиях засвидетельствовано лишь второе значение (см. 1 Кор 12:3; 16:22; Гал 1:8). Поэтому считается общепризнанным, что в Рим 9:3 Павел предлагает либо свою жизнь, либо даже свое собственное спасение как заместительную жертву ради спасения Израиля (см. Рим 10:1). Формулировка этого желания или обета напоминает римское обозначение торжественных жертвоприношений военных вождей ради своих армий (и народа): deuotio. Особенно прославились три члена семьи Дециев, один за другим совершившие это жертвоприношение в отчаянных ситуациях, чтобы обеспечить поддержку богов своим соотечественникам43. Этот акт включал в себя ритуальное самопосвящение, прежде чем командир бросится вперед, чтобы найти смерть от рук врага44. Популярность этой традиции удостоверяется многочисленными аллюзиями в римской литературе до появления Послания Павла к Римлянам45 и у его современников Сенеки, Лукана и Плиния46, а также и у более поздних авторов47. Цицерон мог сравнить свою собственную роль консула (когда он попросту рисковал жизнью, хотя и не лишился ее, в своей борьбе против Катилины) с героизмом Дециев48.
Наверное, Павел, как набожный иудей, был знаком с другими способами самопожертвования ради народа, когда произнес молитву или дал обет, упомянутый в Рим 9:3. Как бывший
См. Ливии Ab urbe condita VIII 6:9ff и 10:26ff.
См. описания, сделанные Цицероном в De natura deorum II 10; De divinatione I 51 и Сенекой в Ер. Мог. VII 67:9.
См. Rhetonca adHerenniumIV 44:57; Цицерон Definibus2:61; Pro C.Rabirio Postumo 2; Tusc. Disp. 1:89; Ливии Ab urbe condita IX 4:10; Манилий Astronomica I 789; Валерий Максим V 6:6.
См. Сенека De beneficiisVL 36:2; Лукан Bell. Civ. II 312-313; Плиний Старший Nat. Hist. 22:9; 28:12.
См. Минуций Феликс Octavius 7:3; Аммиан Марцеллин XVI 10:3; Августин De Civitate Dei 5:18.
Ян Биллем ван Хентен (van Henten) в The Maccabean Martyrs as Saviours of the Jewish People. A Study of 2 and 4 Maccabees (Leiden, 1997), p. 146-151, 208-209 описывает эту римскую традицию и цитирует некоторые важные тексты. Он даже обсуждает возможность того, что уже на рассказы о мученичестве Маккавеев могло повлиять римское понятие devotio. (Заметим: между Маккавеями и римлянами были дипломатические контакты! См.: 1 Макк 8 и 12:1-4:16; 14:16-19, 24).
Греч, «жертва умилостивления». — Прим.пер.
См. Bell. Civ. II 308-313.
Пер. Л.Е.Остроумова. — Прим.пер.
См. Ер. Мог. IX 76:27.
См. De natura deorum III 15.
Глава 7
ПОСЛАНИЕ К РИМЛЯНАМ В ЕГО КАНОНИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ
См. Gerald F.Hawthorne Philippians. Waco: Word Books, 1983.
Вдобавок, критические суждения, которые отсекают Флп 3 от структуры этого послания, ведут к полному агностицизму относительно датировки этого фрагмента, приписываемого какому-то другому Павлову посланию, — еще одно препятствие для какой-либо теории развития в этом вопросе.
Близкое сходство между посланиями к Римлянам и к Галатам было уже затронуто ранее3. Считается почти общепризнанным, что Послание к Римлянам было написано после Послания к Галатам, спор идет лишь о временном промежутке между двумя посланиями. Многие экзегеты считают это близкое сходство само по себе достаточным основанием, чтобы датировать Послание к Галатам не многим раньше, чем Послание к Римлянам. Но это вовсе не обязательно так, поскольку прежние дискуссии спустя какое-то время могут снова «забурлить» , как только возникнут заслуживающие сравнения обстоятельства. Так, предстоявшая поездка в Иерусалим, слухи о положении в Иудее и новые указания на враждебность иудеев к миссионерской работе Павла, возможно, побудили Павла продолжить ту дискуссию, которую он начал в Послании к Галатам4. Что касается свидетельств в самом Послании к Галатам и в относящихся к делу пассажах Деяний Апостолов, растет тенденция к предпочтению локализации галатийских общин в Южной Галатии, что позволяет (хотя не требует этого) принять более раннюю датировку Послания к Галатам, чем в «северно-галатийской» теории5.
При сопоставлении богословия в посланиях к Римлянам и к Галатам обнаруживается смещение акцента в интерпретации их общей темы (весть об оправдании только верой на основании искупительной смерти Христа). В Послании к Галатам апостол не говорит в этом контексте о мире или примирении. Зато центральным здесь оказывается аспект свободы (см. Гал 2:4; 4:21-31; 5:1, 13), в то время как в Послании к Римлянам он хотя и присутствует, но менее важен (см. Рим 6:18, 22; 8:2, 21). В Послании к Галатам делается акцент на том, что Иисус умер на кресте (см. Гал 3:1 [,14] ; 5:11; 6:12, 14), в то время как в Послании к Римлянам эта тема лишь подразумевается в Рим 6:6 —
Прежде всего см. в главе четвертой.
См. выше, главу первую.
Послание к Римлянам и другие новозаветные послания
Первое послание Петра разделяет весть Павла о благодати Божьей как основе спасения (см. 1 Петр 1:10, 13; 3:7; 5:10, 12)
Более подробное сопоставление ср. в I.Howard Marshall «Salvation, Grace and Works in the Later Writings in the Pauline Corpus», NTS 42 (1996), p. 339-358, особенно - p. 342-348.
Подробное сравнение см. в E.G.Selwyn The First Epistle of St Peter. London: Macmillan, 1949, p. 426-429.
См. напр.: J.H.Elliott A Home for the Homeless. A Sociological Exegesis of 1 Peter, its Situation and Strategy. Philadelphia, 1981.
Редкое и особенное исключение составляет Мартин Хенгель (Hengel), который предлагает читать все Послание Иакова как яростную атаку на богословие и личность Павла; см. «Der Jakobusbrief als antipaulinische Polemik», in Tradition and Interpretation in the New Testament. Essays in Honor of E. Earle Ellis, ed. G.F.Hawthorne and O.Betz (Grand Rapids/Tubingen, 1987), p. 248-278.
оно? Будем надеяться, что его формулировка находится в начале этого отрывка. И оно действительно там (стих 14): «Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? может ли эта вера спасти его?» Это вовсе не атака на богословие Павла. Не только из-за того, что Павел не учил тому, что отвергал Иаков, но, скорее, потому, что сами компоненты этой фразы — паулинистские! Павел никогда не учил, что вера (независимо от того, как он определяет ее) может спасти. Скорее, подобная фраза явно имеет корни в синоптической традиции, где Иисус неоднократно говорит людям, которых исцелил: «Вера твоя спасла тебя»14. (В греческом языке глагол sozo означает как «исцелять», так и «спасать».) Подобным образом, выражение «иметь веру» засвидетельствовано в Евангелиях в том же контексте преданий о чудесах (см. Мк 4:40; 11:22; Лк 17:6). Именно в этом смысле оно вновь появляется в одном из посланий Павла (см. 1 Кор 13:2), а также — в связи с Павлом в Деян 14:9. Использование этого выражения в контексте эсхатологического спасения в посланиях Павла не имеет никаких прецедентов. Таким образом, если Иаков протестует против всякого учения, обозначенного в стихе четырнадцатом, то не против учения Павла, а против того преувеличения важности и действенности веры, которое восходит к преданиям об Иисусе синоптического типа. Если мы желаем персонализировать траекторию этого преувеличения, то апостол Павел в кандидаты явно не годится15. Если бы потребовалось биться об заклад или голосовать, я бы выбрал Петра!16
Что касается построения аргументации, в Рим 4 и в Иак 2 оно различается. Именно в Рим 4 вводится Авраам как основная тема пассажа, и именно Павел обсуждает позицию, кото-
14 См. Мф 9:22; Мк 5:34; 10:52; Лк 7:50; 8:48; 17:19; 18:42.
15 См. ниже, главу седьмую.
16 Ср. Деян 3:16; 4:12; 10:43; 15:11, где видно подчеркивание веры Петром, и Гал 2:12, где его критикуют сторонники Иакова.
рую он не разделяет, но отвергает (что Авраам был оправдан делами); см. Рим 4:1-2. Кроме того, способ, которым Павел говорит об этой теоретической возможности (которую он считает нереальной), таков, что она не сразу объявляется нереальной. Такой у апостола стиль комментирования мнений, разделяемых реальными лицами (см. 1 Кор15:13, 16, 296, 32в; Гал 2:21; 3:18; 5:11). Таким образом, Рим 4 оказывается утверждением точки зрения Павла на предание об Аврааме против тех, которые толкуют его иначе с целью обосновать свои учения об оправдании. Вот почему Павел продолжает выяснять точный смысл Быт 15:6, обсуждая глагол с помощью Пс 31:1-2 (см. стихи 4-8) и вспоминает биографическую локализацию Быт 15:6, следуя библейскому повествованию (см. стихи 9-12). Ясно, что Павел знает о позициях, оспаривающих его собственное мнение, и защищает свою весть от тех апелляций к Писанию, которые пускали в ход (некоторые) его оппоненты. Если кто-то желает точно установить лицо или точку зрения, которым здесь противостоит Павел, то Иак 2:14-26 дает нам многочисленные указания на них.
Вопрос о том, как этот вывод соотносится с проблемой авторства послания, приписываемого Иакову, можно оставить на время открытым — пусть его обсуждают другие. Для богословия Рим 4 не имеет значения, является ли Иак 2:14-26 более поздним, основанным на традиции свидетельством о той точке зрения, которой противостоит Павел, или же тут действительно звучит голос самого Иакова Праведного, брата Иисуса. Однако, быть может, стоит упомянуть, что Гал 2:11-14 выявляет определенную напряженность между Павлом и Иаковом (или, во всяком случае, его сторонниками) и что Павел комментирует эту напряженность, резюмируя свое учение об оправдании (см. Гал 2:15-21), за чем вскоре последует цитата из Быт 15:6 в Гал 3:6. Стоит также упомянуть, что и в Гал 2:16 и в Рим 3:20 Павел намекает на Пс 143(142):2.
См. напр.: Peder Borgen «From Paul to Luke»,CBQ 31 (1969), p. 168-182; Morton S.Enslin «Once Again, Luke and Paul»,ZNW61 (1970), p. 253-271; R.L.Jeske «Luke and Paul on the Apostle Paul»,CThMA (1977), p. 28-38.
Итак, да будет известно вам, мужи братия, что ради Него возвещается вам прощение грехов; и во всем, в чем вы не могли оправдаться законом Моисеевым*, оправдывается Им всякий верующий.
Однако данная формулировка была раскритикована как неуклюжая и выдающая лишь поверхностное знание Павла — из-за отождествления прощения и оправдания и ввиду «не Павловой» конструкции «оправдывать из»**. От внимания этих критиков ускользнуло то, что оба эти феномена встречаются в Послании к Римлянам! (См. Рим 4:5-8 и 6:7.)*** Вдобавок, стоит заметить, что Павел у Луки употребляет лексикон «оправдания» только в этом контексте синагогального богослужения — примечательная параллель той функции, которую этот лексикон выполняет в посланиях Павла, содержащих обсуждения иудаизма и споры с ним (послания к Римлянам, к Галатам и Флп 3).
Другой важный общий элемент Деян 13 и Послания к Римлянам — это ссылка на обетование, данное Давиду, как указывающее на Иисуса, Сына Давидова (ср. Деян 13:23 и Рим 1:2-3), а также на обетования, данные отцам и исполненные в Иисусе (ср. Деян 13:32 и Рим 15:8). Опять-таки, эта тема отлично подходит к ситуации синагогального богослужения и в то же время бросается в глаза в посланиях к Римлянам и к Галатам. Кроме того, нельзя упускать из виду цитату из Пс 2:7 в Деян 13:33 как ссылку на Иисуса как Сына Божьего, так как она имеет параллели повсюду в Новом Завете. В рамках Деяний апостолов только Павел объявляет Иисуса Сыном Божьим (здесь, в Деян 13, и в Деян 9:20); это основная идея Павловой христологии, особенно в Послании к Римлянам (см. Рим 1:3, 4, 9; 5:10; 8:3, 29, 32; 15:6).
Если мы включим в обсуждение беседы после этой проповеди в синагоге, развивающие ее, то как раз придем к акцентиро-
У автора: «из закона Моисеева». —Прим.пер.
** Греческая конструкцияen пото — не «из закона», а «в законе», «законом». —Прим.пер. См. греч. текст. —Прим.пер.
ванию благодати в Деян 13:43, вообще столь характерному для Павла. Кроме всего прочего, принцип Рим 1:16, согласно которому Благая весть обращена прежде всего к иудеям, ясно отражается в Деян 13:46 (и иллюстрируется другими отчетами о миссионерской стратегии Павла в Деян 14:1; 16:13; 17:1-2, 10,17; 18:4; 19:8). Речь Павла в Ареопаге (на «холме Ареса») в Афинах и восхвалялась, и осуждалась как пример контекстуализации или извлечения пользы из «точек соприкосновения»18. Вопросы, подлежащие обсуждению, — это отождествление Павлом «неведомого бога», которому поклоняются афиняне, с Богом, которого возвещает он сам (Деян 17:23), а также — принижение языческого многобожия в стихе 30 как «неведения» и попытка ввести правильное знание о Боге, согласуясь с философией и при помощи языческих поэтов (см. стихи 24-29). Ученые согласны в том, что Рим 1:18-23 — такой пассаж в Павловых посланиях, в котором использован сходный образец, вдохновлен ли он 13-15 главами Книги Премудрости или нет. Но некоторые экзегеты упирали на тот факт, что в Рим 2:1 Павел выносит приговор — «неизвинителен ты, всякий человек», в то время как в Деян 17:30 языческое многобожие кажется простительным промахом: «Оставляя времена неведения, Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться».
Однако сочетание «неведения» с покаянием предполагает аспект вины, его же предполагает и последующее предупреждение в стихе 31 о последнем суде Бога, угрожающем человечеству. С другой стороны, в Рим 1:21-22 Павел винит ныне здравствующее поколение (как отделившееся от первоначального состояния человечества) в «отсутствии разумения» и в «безумии» — что людям, которые гордятся своей «мудростью», может быть, более тяжко слышать, чем обвинение в мораль-
См. например: Martin Dibelius «Paul on the Areopagus» and «Paul in Athens», в его Studies in the Acts of the Apostles (London, 1956), p. 26-92; Bertil Gartner The Areopagus Speech and Natural Revelation (Uppsala, 1955); Colin J.Hemer «The Speeches of Acts, II. The Areopagus Address», TynB 40 (1989), p. 239-259.
ном падении! К тому же, представление о временном божественном долготерпении засвидетельствовано и в Рим 3:25-26. Однако все эти предостережения не означают отрицания того факта, что речь в Ареопаге есть исключительный случай в Новом Завете — главным образом, по причине ее жанра: это — лекция для интеллектуалов, не имеющих вообще никакого понятия о содержании Павловой вести (см. Деян 17:18).
Что касается жанра, прощальная речь в Деян 20:18-35 предлагается для сравнения с Павловыми посланиями потому, что это единственная речь Павла в Деяниях апостолов, обращенная к христианам — как обращены к ним и его послания. Кроме того, согласно рассказу в Деяниях, она была произнесена во время последнего путешествия Павла в Иерусалим, то есть всего какие-то недели спустя после написания Послания к Римлянам (см. Рим 15:25). Позиция апостола ввиду этого предстоящего визита в Иудею — та же в Деян 20:22-24, что и в Рим 15:25, 30-32.
С другой стороны, слушатели этой речи — собратья-верующие, годами бывшие свидетелями служения Павла (см. Деян 20:18-21, 31), в то время как апостол еще не побывал в Риме и знает лично только некоторых из адресатов Послания к Римлянам. Не в последнюю очередь аспект прощания совершенно противоположен цели Послания к Римлянам. Таким образом, пассажи, сходные с Деян 20, нам следует искать, в основном, как раз в других посланиях Павла, а здесь это не является нашей задачей. В любом случае, суть вести Павла, как она изложена в Послании к Римлянам, хорошо выражена в Деян 20:24 с помощью слов «евангелие благодати» (или «слово благодати Божьей» в стихе 32).
Защитительные речи Павла, местом которых считаются Иерусалим (Деян 22:1-21) и Кесария (Деян 24:10-21; 26:23-29), проникнуты духом Послания к Римлянам там, где в них решительно заявляется о принадлежности апостола к иудейству и о его нерушимой солидарности со своими собратьями-иудеями (см. Рим 9:1-3; 10:1; 11:1). Особенно его повторяющиеся признания в том, что он разделяет надежду Израиля (см. Деян 23:6;
24:15; 26:6-7, а также 28:20), находятся в полном согласии с итогом учения Павла в Рим 9-11.
Может быть, самое поразительное новаторское учение в Рим 9-11 — это теория Павла о Божьем плане, скрытом за иудейским отвержением Благой вести, обратить миссионерские старания церкви к язычникам (см. Рим 11:11-15). Эту интерпретацию распространения Благой Вести в средиземноморском мире в нескольких своих рассказах проиллюстрировал Лука (см. Деян 8:4; 11:19-21; 13:45-49; 18:5-6; 28:26-28). В большинстве случаев этот взгляд недвусмысленно утверждается в выразительных словах, адресованных иудейской аудитории — возможно, это отзвук надежды Павла на то, что принятие Благой вести язычниками сможет побудить к вере хотя бы некоторых иудеев (см. Рим 11:14).
Наконец, одна из ставящихся под сомнение черт в изображении Павла у Луки, подтверждаемая свидетельством Послания к Римлянам, — его роль харизматика-чудотворца: ср. Деян 13:11; 14:8-10; 16:18; 19:11-12 и Рим 15:19 (а также 2 Кор 12:12).
В статье «Неизвестный Павел» норвежский ученый Джейкоб Джервелл доказывал, что послания Павла не предоставляют сбалансированного портрета апостола, потому что на них слишком сильно повлияли причины, цели и специфические обстоятельства их написания19. Напротив, он принимает в расчет стоящие за Деяниями апостолов устные предания, которые были менее подчинены односторонним тенденциям. Согласно одному из его выводов, «реальный Павел» истории был, видимо, в большей мере иудеем, чем это представляется в его посланиях. Есть одно исключение: «Неведомый, неизвестный христианин-фарисей Павел может быть соотнесен лишь с одним из Павловых посланий — с Посланием к Римлянам»20. По существу, это критика ультра-паулинистского представления о Павле, на
См. Jacob Jervell «The Unknown Paul», в его The Unknown Paul. Essays on Luke-Acts and Early Christian History. Minneapolis, 1984, p. 52-67.
Там же (автор приводит свой перевод с. 38 немецкой версии этой работы. — Прим. пер).
которое слишком повлияло Послание к Галатам (вероятно, здесь проявилось наследие особой любви Мартина Лютера к этому посланию). Если бы вывод Джервелла был принят хотя бы «подавляющим меньшинством» ученых, это оказало бы воздействие на всю парадигму критериев оценки идей — и целых текстов Нового Завета — как Павловых, так и не-Павловых. Со своей стороны, я готов поддержать предложение Джервелла.
По причинам, о которых можно только гадать, Павел не решается говорить о человеческой любви к Богу; единственные примеры — в Рим 8:28; 1 Кор 8:3 и (цитата в) 1 Кор 2:9.
Довольно долгое время эту картину истолковывали как следствие богословия Павла. Сомнительный перевод 2 Кор 5:1622 приводился в доказательство того, что для Павла земная жизнь Христа, включая Его учение, была совершенно не важна. Между тем, многие стали признавать, что отсутствие предания об Иисусе в большинстве новозаветных посланий — это вопрос жанра, а не богословия23. Следовательно, взаимосвязь между богословием Послания к Римлянам и евангельским преданием об Иисуса — не вопрос цитат, а вопрос истолкования. Сравнивать нужно логику того и другого [Послания и Евангелий] , а не форму выражения.
Плодотворный подход к этой проблеме — начать с того факта, что как Иисусу, так и Павлу пришлось отвечать на определенные притязания фарисеев: Иисусу — так как фарисеи то и дело критиковали Его (или Его учеников); Павлу — так как он был воспитан как фарисей, но радикально изменил свои взгляды. Как Иисус, так и Павел свидетельствуют о том факте, что фарисеям было предписано быть праведными и что они (более или менее) были убеждены в своей праведности (см. Лк 16:15; 18:9; Флп 3:5-6). Ни Иисус, ни Павел не отрицали того факта, что некоторые люди более благочестивы и верны Закону, чем все прочие. То, чему противостоял Иисус, было ложной самоуверенностью и презрением к остальным — плодами этих ревностных фарисейских стараний (см. Мк 2:13-17 и пар.; Лк 15; 18:9-14). Павел усвоил этот урок в ходе или вследствие своего обращения (см. Флп 3:3, 7-9). Повлияло ли это на его аргументацию в Послании к Римлянам?
Центральность темы правды/справедливости и оправдания в Послании к Римлянам обсуждалась в главе четвертой.
Некоторые проглядели — а иные тщетно над этим бились24, ֊ что в Рим 2:13 Павел ставит оправдание в зависимость от исполнения Закона. Иметь Закон как часть национального наследия; слушать Закон на службе в синагоге и даже изучать Тору под руководством учителя — недостаточно, и практическое соблюдение всего этого — не так уж важно. Все это всецело соотносится с фарисейством (и поэтому в Мф 23:2 возлагается на фарисеев), а также является заботой более позднего раввинистического учения. В Послании к Римлянам Павел не отказывается от этого принципа. Скорее он доводит его до крайности и превращает его в норму, которой никому из людей не удается соответствовать (см. Рим 2:1; 3:10, 19-20).
Специфическая черта Павлова учения об оправдании в Послании к Римлянам (отличающая его от Послания к Галатам) — это размышление Павла о похвальбе как неверной в этой связи позиции (см. Рим 2:17, 23; 3:27; 4:2). Это — чувство самодовольства, которое и сам Павел лелеял в себе, будучи фарисеем и сознавая свои успехи в соблюдении Закона и в делах, которые даже выходили за пределы обязанностей обычных израильтян (см. Флп 3:6) — в сущности, то же чувство, которое выражает фарисей в Лк 18, благодаря за то, каков он и что он делает (см. Лк 18:11-12).
В Лк 16:15 Иисус говорит фарисеям, что праведность, на обладание которой они притязают, — это всего лишь поверхностная гражданская корректность, в то время как сердца их отвратительны в глазах Бога. В Рим 7:7-11 Павел следует сходным курсом, выбирая десятую заповедь («не пожелай») как прецедент, показывающий, на что может и на что не может воздействовать Закон в жизни людей.
Дальше (Рим 7:14-25) апостол определяет человеческую греховность как слабость (как он уже сделал это прежде, в Рим 5:6), и таково же основное значение Павлова технического термина «плоть». Это еще одна параллель к учению Иисуса в Его
Выражение kata sarka (греч. «по плоти». — Прим.пер.) ошибочно относили к Христу, вместо того чтобы соотносить его обстоятельственно с глаголами знания.
См. C.F.D.Moule «Jesus in New Testament Kerygma», in Verborum Veritas. Festschrift fur Gustav Stahlin zum 70. Geburtstag, ed. O.Bocher and K.Haacker (Wuppertal, 1970), p. 15-26.
Глава 8
См. David Wenham Paul. Follower of Jesus or Founder of Christianity f Grand Rapids and Cambridge, 1995; а также: David Wenham Paul and Jesus. The True Story. London: SPCK, 2002.
ствующих веков интерпретация Библии была тем, что как раз попыталось реконструировать выдающееся богословское движение двадцатого столетия: библейским богословием. Тем не менее, учители церкви — каждый со своей личной и достойной внимания направленностью — имели свои пристрастия в том, что они выбирали в библейских текстах и к чему в них обращались. Это наблюдение можно применить и к отдельному высказыванию или законченному отрывку, которые стали решающим ключевым словом жизненного переворота (например, из Послания к Римлянам). Но это может быть справедливо и по отношению ко всей отдельно взятой книге Библии, например — того же Послания к Римлянам.
См. выше, в главе четвертой. О «мире» в 1 Клим см. 2:2; 3:4; 15:1, 4; 16:5; 19:2; 20:1, 9, 10, 11; 21:1; 22:5; 60:3, 4; 61:1, 2; 62:2; 63:2; 64:1; 65:1 (дважды).
См. G.Bonner St Augustine of Hippo. Life and Controversions. Philadelphia, 1963, p. 42-52.
Cm. Paula Fredriksen «Paul and Augustine: Conversion Narratives, Orthodox Traditions, and the Retrospective Self»,P^hSt37 (1986), p. 3-34. Выводы, сделанные в этом эссе, вызвали возражения — см. F.B.A.Asiedu «Paul and Augustine's Retrospective Self: The Relevance of Epistula XXII», REAug 47 (2000), p. 145-164.
См. работу Лютера Contra Henricum regem Angliae (1522), направленную против короля Генриха VIII в ответ на его Assertio septem sacramentorum adversus Martinum Lutherum (1521), за которую тот был удостоен титула defensor fidei (лат. «защитник веры». — Прим. пер.).
рай. Все Писание приобрело новый смысл, и, хотя прежде «справедливость Божья» наполняла меня ненавистью, теперь она стала для меня невыразимо сладкой в более возвышенной любви. Этот пассаж Павла стал для меня вратами, ведущими в рай (...)9.
Классическое свидетельство понимания Послания к Римлянам Лютером в зените своей деятельности — это введение к Посланию к Римлянам в первом издании его перевода Нового Завета (1522). Оно начинается с восхваления Послания к Римлянам как «самой сути Нового Завета и чистейшего Евангелия, которое каждый христианин не только должен знать наизусть от слова до слова (!), но размышлять над ним каждый день (...)». Затем он приступает к объяснению характерных терминов послания: Закон (самый длинный отрывок), грех, благодать и дар, вера, праведность, плоть и дух. Далее идет описание аргументации послания, где Лютер подробно трактует главы 6-7, в то время как в среднем рассуждения о главах 8-16 заметно более кратки. В целом его выбор тем охватывает все самое существенное в Послании к Римлянам, кроме проблемы Израиля. Зато главы 9-11 упоминаются как сложное учение о провидении и предопределении. Начинающие могут их пропустить, они полезны только для тех, кто в совершенстве усвоил уроки глав 1-8.
Ощутимый сдвиг акцента или модификацию (фактически ֊ модернизацию) вести Послания к Римлянам можно наблюдать в Лютеровом истолковании Закона. В то время как Павел настаивал на важном значении дел как критерия личной праведности, Лютера заботило внутреннее расположение сердца. Даже совершенное соблюдение Закона (на которое притязал Лютер, как и Павел в Флп 3:6) не имеет ценности, если соблюдать его не с радостью и охотно, а лишь из страха наказания в случае нарушения. Павловы «дела Закона» больше не являются особыми действиями, которые предписывает Закон (к при-
меру, обрезание), но становятся любыми действиями, которые подчиняются Закону лишь формально и поверхностно и не проистекают из сокровеннейших чувств сердца. С экзегетической точки зрения, это — неверное толкование Послания к Римлянам, поскольку для Павла состояние сердца человека проявляется в его актуальном поведении, а противоречие между «сердцем» и «деяниями» возможно только в связи с ритуальным актом обрезания (см. Рим 2:25-29). Взгляд Лютера ближе к речениям Иисуса, таким как в Мф 15:1-20 и пар., Мк 7:1-23, нежели к учению Павла в Послании к Римлянам. Соответственно интерпретация Лютером греха в его предисловии сосредоточена на сердце, так что неверие оказывается сущностью греха — определение, заимствованное из Ин 16:8-9, а не выведенное из Послания к Римлянам. (Позже, в рассуждении о праведности, Рим 14:23 цитируется в подтверждение этого взгляда.)
Жемчужина этого введения — определение веры как даруемой Богом и идентичной рождению заново, так что она не может не порождать добрых дел. Не упоминая Послания Иакова (которое он не любил), Лютер почти буквально повторяет предостережение из Иак 2 о вере без дел. Этот этический результат истинной веры подтверждается в пассаже, посвященном Рим 6.
Под заголовком «благодать и дар» и в рассуждении о Рим 7 мы находим приложение Лютером этой главы к христианской борьбе между плотью и духом. Формулировки этого пассажа Лютера окрашены в тона Гал 5:17 (хотя и без прямого цитирования).
В целом предисловие Лютера разделяет первичный замысел послания — защищать от критиков весть об оправдании верой, особенно посредством акцентирования этических следствий истинной веры10.
Автор приводит англ. перевод из: Roland Η. Bainton Here I Stand. A Life of Martin Luther. London: Hodder and Stoughton, 1951. — LlpuM.nep.
Обсуждение предисловия Жана Кальвина к своему комментарию на Послание к Римлянам можно опустить, так как оно представляет собой очерк аргументации послания, который очень близок к современным толкованиям, за исключением того, что там разделяется взгляд Лютера на Рим 7.
Джон Уэсли (1703-1791)
Духовные биографии Джона Уэсли и Лютера похожи друг на друга тем, что Уэсли в течение нескольких лет был проповедником, прежде чем случилось событие, известное как его обращение. Разница между ними, главным образом, заключается в том, что Уэсли уже знал доктрину об оправдании одной только верой, как она возвещается в Послании к Римлянам. Но его больше интересовала святость и продвижение по пути освящения. Ему тоже не хватало полной уверенности в прощении во Христе, и беседы с Петером Бёлером (ВбЫег), одним из «Моравских братьев», действовавших в Британии и Америке, заставили его усомниться — действительно ли у него имеется та вера, о которой говорит в Послании к Римлянам Павел. Уэсли узнал от него, что обращение как событие в жизни, которое можно датировать, есть обычное начало веры как в Новом Завете, так и в более позднем христианском опыте. Как раз такое и случилось с Уэсли 24 мая 1738 года на собрании, где читалось предисловие Лютера к Посланию к Римлянам. Там Уэсли обрел личную уверенность в том, что его грехи удалены и что он освобожден от закона греха и смерти11. Тогда он начал проповедовать то, во что уверовал еще прежде, весьма эмоционально и даже страстно.
Разницу между восприятием Послания к Римлянам Лютером и Уэсли можно увидеть в их учениях об освящении. Лю-терова интерпретация Рим 7 как описание внутреннего конфликта верующих — лат. «одновременно грешник и праведник»), должно быть, звучала для Уэсли слишком пессимистично. Его обращение не было разрывом с его прежним поиском морального совершенства, но было пережито как прорыв к настоящей победе над грехом и искушением. Это более созвучно таким библейским текстам, как 2 Кор 5:17 («Итак, кто во Христе, [тот] новая тварь») и 1 Ин 5:4 («Всякий, рожденный от Бога, побеждает мир; и сия есть победа, побе-
дившая мир, вера наша»), нежели Павлову Посланию к Римлянам12. Напряженность между лютеранским пиетизмом и методизмом (и «движением святости» в конце девятнадцатого века) коренится в этом различии.
Карл Барт (1886-1968)
В начале двадцатого столетия Павлово Послание к Римлянам способствовало разного рода «обращениям» — и даже не отдельных людей, но основных разделов протестантского богословия, преподававшегося на факультетах и проповедовавшегося с кафедр. Я говорю о богословском движении, инициатором которого стал Карл Барт, и особенно о его комментарии к Посланию к Римлянам, который увидел свет в декабре 1918 года (хотя на нем проставлен 1919 год, как официальная дата публикации). Название этого движения варьируется в зависимости от того, какие сторонники Барта в него включаются, и от времени, которое рассматривается: «богословие кризиса», «диалектическое богословие», «богословие Слова Божьего», «богословие керигмы». Говорить об обращении было бы оправданно (хотя Барт был, скорее, скептичен по отношению к пиетистскому евангелизму). В письме к своему верному другу Эдуарду Турнейзену (Thurneysen), написанному в то время, когда комментарий пошел в печать (11 ноября 1918), как раз после окончания Первой мировой войны, он пишет: «Если б только мы обратились к Библии раньше — мы бы теперь имели твердую почву под ногами!»
Понятие «обращения» подразумевает прошлое, оставленное позади и рассматриваемое как ошибочное и достойное порицания. Это применимо не к богословским традициям
12 Хотя в Рим 6:4, 11 Павел учит новому этическому качеству христианской жизни, читать Рим 5:10 как учение о «победоносной жизни» властью живущего в нас Христа противоречило бы контексту этого отрывка. семьи Карла Барта (его отец был ученым-библеистом из «позитивного» крыла реформированной церкви Швейцарии), но к наследию либеральной теологии девятнадцатого века, которую он впитал, изучая богословие, в основном - в Берлине и Марбурге. Главное направление этого богословия находилось под влиянием философских предпосылок либо Канта, либо Гегеля. Основная задача церкви усматривалась в сотрудничестве с ведущими общекультурными силами и во вкладе в моральный прогресс общества. Приверженность Барта этой традиции и его уважение к своим академическим учителям сошли на нет, когда он обнаружил их подписи в меморандуме, одобрявшем милитаризм императора Вильгельма II, когда разразилась Первая мировая война. Возраставшее варварство этой войны разоблачило идею морального прогресса как иллюзию. Кроме того, вся эта катастрофа произошла в лоне так называемых христианских цивилизаций, на которые смотрели как на прогрессивное осуществление Царства Божьего! Это моральное и духовное банкротство требовало радикального пересмотра взаимоотношений между церковью и обществом, а также между богословием и философией. Барт начал прислушиваться к голосам тех, кто стоял в стороне от прежнего основного направления, таких как Керкегор, Достоевский, Овербек и Блумхардт. Но прежде всего он соединил свои еженедельные приготовления к проповеди в своем швейцарском приходе с глубоким исследованием библейских традиций с целью отыскать то твердое основание, на котором можно было бы заново выстроить дом богословия (см. Лк 6:48).
Плоды этой переориентации были представлены общественности в комментарии Барта к Посланию к Римлянам. Комментарии? Эта книга не относилась к типу книг, представляющих все виды исторической информации и семантического разъяснения, чего мы могли бы ожидать от научного образца этого литературного жанра (хотя в ней содержались хорошие идеи и на этом уровне). Метко охарактеризовал это нидерландский богослов Полман:
Если взглянуть на книгу с дистанции нескольких десятилетий, то она может быть поставлена в один ряд с литературными произведениями экспрессионистов — и по стилю, и по содержанию. Таким образом, как это ни странно, решительно-яростное расставанье Барта со всяким синтезом богословия и светской культуры есть явный знак его участия в общих тенденциях европейской цивилизации после потрясения Первой мировой войны. Также и по этой причине в те годы политических беспорядков и переворотов эта книга была встречена восторженно и вызвала революцию в богословии.
Нелегко сделать краткий обзор широкого арсенала вызовов, содержащегося в этой книге. Всякое позднейшее развитие богословия Барта никоим образом в его «Послании к Римлянам» не предвосхищено. При подготовке ко второму изданию в 1922 году книга подверглась полному пересмотру. Если мы ограничимся теми пунктами, которые особенно важны для сравнения [идей Барта] с богословием Павла в Послании к Римлянам, то можно выделить несколько аспектов.
Наиболее фундаментальное смещение акцента — в том, что Барт сосредоточен собственно на богословии, в то время как проблемы Послания к Римлянам — в основном, сотериологи-ческие (необходимость и перспектива спасения для иудеев и язычников) и этические (освящение как необходимое и «ее-
Доксология Рим 16:25-27 говорит также об «откровении тайны, о которой от вечных времен было умолчано, но которая ныне явлена (...) и возвещена». В первом издании своего комментария Барт предполагал аутентичность этих стихов, но во втором издании 1922 года он принял сторону тех экзегетов, которые рассматривали их как позднейшее добавление (так сегодня считает большинство).
Барту возможность обосновать свою критику человеческой религиозности с помощью этого послания Павла.
Ценой, которую он заплатил за эту актуализацию вести Послания к Римлянам, за его приложение к кризису либеральной теологии и буржуазного христианства, было то, что Израиль перестал быть темой основной части Павловой аргументации в Послании к Римлянам. Вместо этого иудаизм и «дела Закона» фигурируют в качестве моделей тщетной уверенности религиозных людей (включая христиан!), притязающих на то, что они знают Бога и что Он — на их стороне15. Во втором издании комментария Барта пассаж Рим 9:30-10:3 проходит под заголовком «Die Schuld der Kirche» («Вина церкви»), и даже вопрос о том, обладают ли евреи каким-то отличительным достоинством, обсуждается таким способом, что евреи превращаются в простую метафору любого народа, чувствующего свое моральное превосходство.
Нужно добавить, что с течением времени и в ответ на триумф антисемитизма в Германии и в оккупированных ей странах Карл Барт стал более чувствителен к теме завета Божьего, пребывающего с Его избранным народом16, и среди учеников Барта — немало первопроходцев происходящего во всем мире нового открытия Израиля как темы христианского богословия.
Немецкие солдаты в Первую мировую войну носили пряжки с надписью «с нами Бог». Намного ли лучше идея надписи «In God we trust» (англ. «Мы надеемся на Бога» — видимо, автор имеет в виду надпись на долларовых купюрах. — Прим. пер.).
По поводу более поздней интерпретации Карлом Бартом Рим 9-11 см. его Church Dogmatics, vol. 11:2 (1942), § 34. Более краткий комментарий к Посланию к Римлянам, написанный Карлом Бартом — Кипе Erklarung des Romerbriefes (основанный на его лекциях для широкой публики) появился в 1956 году (Munich: Chr.Kaiser Verlag).
Глава 9
Например, в греческом тексте Мф 27:25 вовсе нет пожелания или проклятия (равно как и в близкой параллели из Деян 18:6). В Рим 2:17 «если» в начале стиха исчезло в некоторых рукописях, и многие переводы им пренебрегли, так что весь этот отрывок стал означать уже не просто теоретически возможное положение дел, но открытое обвинение именно евреев как таковых.
ет,чтобы мы терпеливо вникли в суть напряженности между евангельской логикой спасения только во Христе, с одной стороны, и обетованиями Бога патриархам и их потомкам, историческому и эмпирическому народу Израиля — с другой. Если миссия Иисуса - еврея - была первоначально обращена к евреям с целью исполнить эти обетования (см. Рим 15:8), то мы не вправе отказывать Израилю в надежде и отказываться от солидарности с Израилем. Такая позиция не мешает сожалению и беспокойству об ошибках еврейского народа (или его вождей); напротив, она даже требует этих чувств (см. Рим 9:3). Оправдание, как оно возвещается в Послании к Римлянам, есть оправдание грешников, но не грехов, а грех угрожает всякой человеческой жизни, включая жизнь евреев (см. Рим 6:23; 2:9). Но это ֊ не первое и не последнее слово Бога об Израиле (см. Рим 11:25-27).
См., например, комментарии Иосифа А.Фицмайера (Fitzmyer) или Брендана Берна (Byrne) ниже, в списке дополнитеоьной литературы.
О немецкоязычных исследованиях, которые проложили путь для этого развития см. Stephen Westerholm Israel's Law and the Church's Faith. Paul and his Recent Interpreters. Grand Rapids: Eerdmans, 1988, chs. 2-3 — о Вильяме Вреде (Wrede), Альберте Швейцере и Гансе Иоахиме Шёп-се (Schoeps).
в значительной степени, результат нашего изучения древнееврейских источников, которые были обнаружены или стали доступны для широкой публики в течение двадцатого столетия. Вдобавок, наша готовность читать иудейские источники с сочувствием является плодом уроков, преподанных историей трагических последствий антииудаизма. И, наконец, вопрос в том, создает ли наша интерпретация Павловых посланий такое же ощущение уместности для наших дней, которое выдержало бы сравнение с успехом Лютера в его время.
В любом случае, само содержание Павлова Послания к Римлянам — больше, чем просто зеркало его намерений. Оно само по себе есть результат встречи между целым миром традиций и убеждений, присутствовавших в сознании Павла, и теми проблемами, которые создавало его положение и положение его адресатов в их римском окружении6. Сам факт различающихся применений новозаветных текстов в ходе их истолкования свидетельствует об избытке семантики на фоне прагматики. Такой текст, как Павлово Послание к Римлянам, содержит идеи, идущие намного дальше того, что Павел хотел сказать римлянам в момент его составления. Его вступительное обозначение себя как апостола и служителя — это не просто притязание на авторитет. Оно указывает на то, что он больше был каналом, нежели автором того, что должен был выразить. В каком-то смысле, это более или менее приложимо к литературе вообще. И тем более верно относительно автора, который однозначно разделяет эту истину. Это пролагает путь к открытию значений того, что писал Павел, в контекстах, которые не могли ему даже примерещиться. Критическое отношение к истолкованию и применению писаний Павла Лютером нужно уравновесить попытками соотнесения идей Послания к Римлянам с вызовами нашего времени и с дурными предчувствиями относительно того будущего, с которым придется столкнуться нашим детям.
– Конец работы –
Используемые теги: Предисловие, русскому, изданию0.051
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Предисловие к русскому изданию
Если этот материал оказался полезным для Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов