Ощущаются под землей и аномальные «нечистые» зоны. В основном это кладбища. Они создают неблагоприятную атмосферу, уничтожающую жизнь. Народная мудрость недаром говорит, что нельзя ходить по костям своих предков. Однако многие жилые районы построены на бывших кладбищах. Обычно жители именно этих районов часто болеют, страдают нервными расстройствами, заканчивают жизнь самоубийством.
Другое дело церкви. По утверждениям диггеров, под землей вокруг любого храма в радиусе 150–200 метров испытываешь состояние счастья и успокоенности...
Из рассказа бывалого диггера
В коридоре вновь послышался шорох. Маленькие деревянные ступни приблизились к двери. Ручка поползла вниз. Друзья вновь навалились на дверь, но Тетлуцоакль и не думал врываться. Похоже, пока он стремился только запугать их. Снаружи донесся скрипучий смешок, в котором не было ничего человеческого.
– Что нам, всю жизнь дверь подпирать? Теперь и в коридор не выйдешь... – воскликнула Анька. – А твои родители, Петька? Они встанут – и Тетлуцоакль на них нападет.
Взглянув на часы, Петька замотал головой:
– Не нападет. Скоро Тетлуцоакль уйдет и до ночи не появится.
Филька недоверчиво хмыкнул.
– С чего ты решил, что он уйдет? Или ты ему скажешь – ха-ха! – «три-три, вне игры»? Или «четыре-четыре, я на перерыве»?
Обидевшись, что ему не верят, Петька кинулся к столу и, скомкав, бросил им листок бумаги, на котором его неуклюжим почерком, с завалом букв влево, было нацарапано:
25 апреля. 0.15 – 5.45
26 апреля. 0.02 – 5.55
27 апреля. 0.00 – 5.59
– Чего это такое? Расписание автобусов? – поинтересовалась Анька.
– Сама ты расписание! Первая цифра после даты – когда Тетлуцоакль появляется, вторая – когда исчезает.
Филька почесал нос. Судя по тому, что Петька был до сих пор жив, он не врал.
– С полуночи до первых петухов... Вся нечисть появляется именно в эти часы, – протянула Анька.
– А днем? – спросил Хитров.
Петька посмотрел на него так кисло, что стало ясно: он понятия не имеет, куда девается Тетлуцоакль днем, и меньше всего хочет это знать.
Не отпуская двери, друзья напряженно вслушивались в шорохи. Тетлуцоакль с негромким стуком шагал по линолеуму, изредка издавая гортанные звуки.
«Хорошо, хоть он не проходит сквозь стены», – подумал Хитров с облегчением и тотчас усомнился в этом. Петька говорил, что Тетлуцоакль с каждой следующей ночью становится все сильнее. Когда его видела Анька, он был так слаб, что еле ходил, и она легко сбросила его. Теперь же сил у него столько, что они втроем едва смогли удержать дверь. Что же будет завтра, послезавтра, через неделю? Какие еще способности откроются у пробужденного к жизни древнего демона?
Выясняя, нельзя ли увидеть Тетлуцоакля в щель, Хитров быстро лег на живот и попытался заглянуть под дверь. Бесполезно... Дверь упиралась в порог. Все, что Хитров сумел разглядеть, – это мелькнувшую черную тень...
Ближе к шести утра Тетлуцоакль издал негромкий скрежет. Дверь в последний раз содрогнулась, а потом все стихло. Выждав несколько минут, ребята выглянули в коридор. Обувной ящик был перевернут, длинный плащ из болоньи разодран в клочья. Но главное было не это. На обоях возле самой двери, на высоте примерно сантиметров тридцать от пола, был жирно начертан таинственный знак.
На всякий случай Хитров удержал его в памяти. Потом, вспомнив про иглу, которую метнул в него Тетлуцоакль, обернулся и посмотрел на дверь. Игла исчезла. Вполголоса охая, Петька бросился наводить порядок. Похоже, своих родителей он опасался ничуть не меньше, чем Тетлуцоакля.
«Пора брать инициативу в свои руки, не будь я Хитров!» – решительно сказал себе Филька.
– Мокренко, дай мне ожерелье, а сам выспись! – велел он.
– Зачем? – удивился Петька, перестав заталкивать изрезанный плащ под диван, где он надеялся спрятать его от родительского взгляда.
– Я тоже хочу знать, зачем... Зачем Тетлуцоакль охраняет ожерелье? Что в нем особенного? Какая тайна с ним связана? Почему из-за него был замурован колдун? У нас есть один-единственный ключ – эти древние пластинки, которые ты снял с мумии.
– Уговорил, – буркнул Петька. – Бери! Только учти: сегодня ночью Тетлуцоакль заявится к тебе.
– Знаю. Этого-то я и хочу, – сказал Филька.
Друзья разом повернулись к нему. Кажется, они решили, что он спятил. «Вероятно, так оно и есть», – подумал Хитров.
Вернувшись из школы, Филька тщательно запер все двери – страх, что Тетлуцоакль где-то близко, не оставлял его ни на секунду, – сел за стол и, перевернув коробку, вытряхнул ожерелье себе на ладонь.
Всех пластин было тринадцать. По краям каждая была украшена небольшими темными камешками, а остальную поверхность покрывали неразборчивые знаки. Но это только с одной стороны – с другой же на пластине обнаружились небольшие пиктограммы, изображавшие человечков в разных положениях. Это Фильку слегка обнадежило: если с иероглифами не разберется, так хоть рисунки что-то подскажут.
Капнув на тряпку керосина, Хитров принялся оттирать ожерелье, надеясь, что снимет налет и сможет разобрать знаки. Однако пластины потускнели так сильно, что за двадцать минут Хитров смог оттереть только половину одного лепестка. На тускловато-желтом фоне проступили маленькие фигурки.
На первом рисунке был изображен худой человек с прямыми плечами, у которого на голове была высокая шапка, похожая на перевернутый кувшин. На втором рисунке тот же человек сидел на троне, а вокруг, уткнувшись лбами в пол, разместились еще фигурок десять.
«Ага, этот тип, должно быть, фараон или вождь, а это его рабы».
Другие рисунки все были в том же подхалимском духе. Их можно было бы озаглавить: «Фараон на охоте», «Фараон на войне», «Фараон принимает мудрые законы». На предпоследнем изображении человек в высокой шапке лежал на спине, вытянув руки, а вокруг него явно в большой скорби толпились фигурки жрецов.
«Умер, и они его оплакивают», – с удовлетворением догадался Хитров, спеша перейти к последнему рисунку. У него было предчувствие, что именно он самый важный. Остальные ровным счетом ничего не объясняли, а лишь прославляли могущество и власть фараона.
На последнем лепестке фараона помещали в гробницу. Рядом с ним стояло странное существо с головой собаки и телом человека и что-то клало на грудь усопшего. Что-то вроде свитка или футляра. Делало оно это правой рукой, а на левой ладони у него что-то сидело... Подробнее рассмотреть было нельзя. Все мелкие черточки стерлись.
Несколько минут Хитров размышлял, что это может означать, но так и не сумел разгадать этот ребус. Пока он рассматривал пластинку, Нуль-Хвоста все время вертелась рядом и, прячась за монитором, недоверчиво шевелила усами. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке и, несмотря на обычное любопытство, так ни разу и не подошла к ожерелью.
– Чего нюхаешь? Нюхать всякий может! Ты лучше посоветуй! – проворчал Филька, набирая номер телефона. – Ива... Простите, Аню можно? – поправился он.
Но Аньки дома не оказалось, у Петьки же к телефону подошла его мать и на просьбу позвать его с чувством брякнула трубку на рычажки...
– Крайне приятно было с вами пообщаться! – поблагодарил Хитров мерно пищащую трубку и, захватив с собой ожерелье, вышел из квартиры.
Он знал только одного взрослого человека, который мог выслушать его и дать толковый совет. К нему он теперь и направлялся. Больше ему не с кем было посоветоваться.
Почти все городские диггеры, как начинающие, так и опытные, знали Кладоискателя. Этот прямо-таки незаменимый человек всегда был в курсе всего, что происходило под землей, хотя и не слишком спешил делиться своими тайнами. Во всяком случае, с посторонними. Своим он рассказывал все. Правда, это надо было еще заслужить, чтобы Кладоискатель признал своим. Тех чайников, что сунулись под землю раз пяток и задрали нос, он и на дух не переносил. Не переносил он кабельщиков, и медальщиков, и прочее мелкое жулье, видящее в Подземье лишь место, где можно поживиться и укрыться от закона.
Этого странного сморщенного старика в нелепых круглых очках с зелеными стеклами уже не первое десятилетие в солнцепек и в мороз можно было встретить на скамейке у магазина «Нумизмат». Чаще всего перед ним стоял столик, на котором в определенном порядке были выложены старые монеты, значки и медали. Он менял их, продавал, оценивал и занимался иными подобными операциями.
Взглянув на пожилого нумизмата в круглых очках, с вечно лежащим возле его правой руки пузатым увеличительным стеклом, в которое он разглядывал монеты, трудно было поверить, что этот тихий старичок когда-то неделями, не выходя наружу, пропадал в московских подземельях, имея с собой лишь рюкзак с продуктами, керосиновую лампу и нож, выточенный из поршня «БелАЗа». Поразительный нюх и память помогали ему выбираться из таких закоулков, в которых любой другой остался бы навечно.
Единственный из всех диггеров, он излазил все лабиринты и подвалы Хитровки, сохранившиеся, когда дома пошли под снос. Говорили, он отлично умел находить клады и забытые воровские схороны – оттого и получил прозвище «Кладоискатель».
Как-то Филька тоже сунул туда нос, но тотчас высунул его обратно, поняв, что это не для него. Вообразите узкие скользкие заныры, по которым пробраться можно только на четвереньках, а на голову все время сыплется песок... Единственное, что там оставалось стоящего, – это три-четыре очень больших кирпичных подвала. Никакого выхода из этих подвалов не было, кроме как через глинистые заныры. Ну а сами подвалы как будто представления не имели, что над ними все уже давно снесено, и только удивлялись, почему никто в них не спускается.
Филька застал Кладоискателя в отличном настроении. Старый диггер сидел на своей лавке, курил вонючую сигарету без фильтра – он всегда так делал, даже когда его кто-то угощал сигаретой с фильтром, он его попросту отрывал – и напевал «По долинам и по взгорьям...». Филька решил, что с утра ему повезло в обмене. Порой какой-нибудь простак притаскивал, к примеру, крест времен наполеоновских войн и, не представляя толком, какое сокровище у него в руках, обменивал на несколько ничего не стоящих значков или на коллекцию юбилейных рублей Московской Олимпиады. Недавно вот так же личный кортик адмирала Нахимова променяли на шашку городового только потому, что кортик был ржавый, а шашка – большая и блестящая. Ради таких простаков Кладоискатель и сидел здесь.
– А, юное поколение земляных червей! – приветствовал он Фильку, на мгновение сдергивая шапочку со своей лысой головы. – Что видел? Где был?
Хитров неопределенно показал пальцем на асфальт: знак, понятный всем диггерам. Кладоискатель сразу все смекнул и хмыкнул.
– Ну-ну. Смотри, не перегни палку. Подземье не любит больно самонадеянных.
Уже по одному этому Хитров понял: Кладоискатель догадывается, что он пришел неспроста. К нему вообще просто так не заявляются, не такой он человек.
– Похоже, парень, тебе есть что мне рассказать, – произнес старик, внимательно разглядывая Фильку сквозь зеленые очки.
– Ага, есть. И надо кое-что показать, – добавил Филька.
Кладоискатель задумчиво пожевал губами, а потом стал неторопливо собирать монеты. Спрятав всю коллекцию внутрь складного столика, он, прихрамывая, направился к своей машине. Филька – за ним. Машина у Кладоискателя была настоящая колымага, вся покрытая лишаями ржавчины. Старику нравилось казаться бедным.
Сунув свой столик в багажник, старый диггер опустился на сиденье и приготовился слушать. Филька рассказал ему обо всем, что произошло, начиная с того момента, как его сцапали в отстойнике метро. Когда Хитров закончил говорить про Тетлуцоакля, Кладоискатель задумчиво положил обе руки на руль и пошевелил большими пальцами.
– Звучит, как байка, – сказал он. – Не слыхал я о том тоннеле... Ну-ка, покажи ту побрякушку... Захватил?
Получив ожерелье, старик окинул его беглым взглядом, а потом достал лупу и принялся внимательно разглядывать цепочку с пластинами, уделяя особенное внимание камешкам. Он изучал их долго, минут, наверное, десять, не упуская ни единой детали. И за все это время только однажды искоса взглянул на Хитрова. Потом он спрятал лупу и вернул ожерелье хозяину.
– Медь со стекляшками, – сказал он, зевнув. – Это из той же оперы, что дутые золотые браслеты – пять штук на рубль, сдача ваша. Некоторые жулики ухитрялись впаривать их лохам, а те носили довольные, пока не стиралась позолота.
– Значит, подделка? – разочарованно протянул Филька. – А как же Тетлуцоакль? Зачем демону мести – стекляшка?
Кладоискатель пожал плечами.
– У меня тоже было богатое воображение. Помню, споткнулся в темноте и приземлился на скелет. И не просто, а точно носом в глазницу. Две недели потом кошмары снились.
– Но я не вру про Тетлуцоакля!
– Тебе виднее... – равнодушно бросил старик.
Единственный взрослый, на которого Хитров надеялся, отнесся к его рассказу, как к детскому лепету. Филька ощутил себя полным дураком и поскорее рванул дверцу машины, чтобы выйти.
– Погоди! – словно о чем-то вспомнив, окликнул его старик. – Ты это, парень... отдай мне побрякушку. Я тебе за нее рублей двести дам.
– Нет, – отказался Филька.
Кладоискатель, похоже, был удивлен его отказом.
– Тебе что, деньги не нужны, чудак?
– Нужны.
– Вот и я думаю, что нужны. Двести мало? Еще сто накину. Будет триста.
– А зачем вам подделка?
– Да мне-то незачем... Да только есть тут один парень – собирает именно подделки.
– Я не могу отдать. Хоть вы в него и не верите, Тетлуцоакль придет за ним, – сказал Хитров.
Старик нетерпеливо забарабанил по рулю.
– Да хватит тебе сочинять про деревянную куклу. Ты же эту цацку продать мне хотел? Отнял у меня время. Вот я и предлагаю тебе... четыреста. Больше не могу – и так себе в убыток. Соглашайся, зачем тебе эта побрякушка со стекляшками?.. Вот, держи... Скажи спасибо, что я знаю, куда эта барахло приткнуть... Эх, молодость, молодость, что бы вы все без меня делали?
Наблюдая, как старик отсчитывает деньги, Хитров заколебался.
– Не могу. Это не мое ожерелье – Петькино... – сказал он.
– Петькино? Это такого толстого, что с тобой приходил? – быстро спросил Кладоискатель.
– Да.
– Чего же ты сразу не сказал? – Старик облизал губы и быстро спрятал деньги в бумажник. Казалось, он напряженно размышляет о чем-то. – Ладно, парни, – сказал он наконец, широко улыбнувшись. – Уломали вы меня. Если диггер диггеру не поможет, тогда кто?.. Хотите пару отличных альпенштоков? Фирменных, в упаковке?.. С деньгами не трепыхайтесь – отдадите, когда сумеете.
Филька замер, не веря своим ушам. Хороший альпеншток был его давней мечтой, мечтой почти недосягаемой. В Подземье он был так же нужен, как и в горах, если не нужнее. Что в сравнении с ним могла значить какая-то побрякушка?
Хитров хотел уже сунуть старику ожерелье, но внезапно заметил, как по носу Кладоискателя бежит капля пота. Да и зеленые очки – не слишком ли часто он их поправляет?
Его подозрение еще не до конца сформировалось, но тут Кладоискатель сам все испортил. Неожиданно его рука метнулась к ожерелью и вцепилась в его край:
– Отдай!
– Зачем?
– Отдай по-хорошему!.. Ну!
Больше они не говорили, а лишь молча перетягивали ожерелье каждый в свою сторону. Наконец, пальцы старика соскользнули, и Хитров смог вырвать у него цепочку.
– Зачем оно тебе? Ты даже не знаешь, что попало тебе в руки! – забормотал Кладоискатель. Он был явно не в себе. – Хочешь десять тысяч?.. Нет? Тогда сто тысяч... не рублей, чурбан, долларов!.. Не хочешь? Тогда черт с тобой, отдам тебе половину...
Филька выскочил из машины и, перебежав дорогу, перелез через забор сквера.
– Стой! – крикнул Кладоискатель. – Стой!
За подростком он не гнался: понимал, что не догонит. Филька нырнул в проходной двор, пробежал по крышам гаражей и спрыгнул уже в арку на другой улице.
На душе у него было скверно: этому человеку он доверял, а теперь выходило, что диггер хотел обмануть диггера. Какая гадость!