За всё приходится платить. У вас родится прелестная дочурка – но окажется, что она инвалид. Вы горы сдвинете, чтобы сделать ее счастливее, – но вашего мужа и вторую дочь постигнет горе. Нет таких космических весов, на которых можно было бы взвесить свои поступки. Вы слишком поздно узнаёте, какое решение нарушило хрупкое равновесие.
Как только Амелия договорила, судья взглянул на Марин.
– Мисс Гейтс, у вас есть вопросы?
– Вопросов к этой свидетельнице нет, – ответила она, – но я хотела бы повторно вызвать Шарлотту О’Киф.
Я была поражена. Она ничего мне не сказала, даже не передала записки. Я осторожно встала и замерла в нерешительности. Плачущую Амелию увели. «Прости», – только и шепнула она, проходя мимо.
Я села на деревянный стул, но тело плохо меня слушалось. «Помните, в чем суть», – втолковывала мне Марин. Но беда в том, что я начала забывать эту самую суть.
– Вы помните разговор, о котором упомянула ваша дочь? – Голос Марин пронзил меня, как пуля.
– Да.
– При каких обстоятельствах он имел место?
– Мы как раз привезли Уиллоу домой из больницы. После первого дня суда. У нее был серьезный перелом бедра, понадобилась операция.
– Вы были расстроены?
– Да.
– А Уиллоу?
– Очень.
Она подошла ко мне и подождала, пока наши взгляды пересекутся. И в ней я увидела ту же скрытую тревогу, которая сквозила в движениях Амелии, когда та сошла со свидетельской трибуны, и в глазах Шона, когда зал суда опустел и мы остались вдвоем, и в тебе самой – в ту ночь, когда произошел этот разговор. Подспудная боязнь не устроить человека, которого ты любишь. Возможно, я тоже испытывала этот страх, возможно, затем я и ввязалась в эту тяжбу – чтобы много лет спустя ты вспоминала свое детство и не винила меня за то, что я вышвырнула тебя в мир, полный страданий. Но любовь – это не жертвы и не оправдание чьих-то надежд. Любить – значит принимать человека таким, какой он есть. Любовь меняет смысл слова «идеал», чтобы в новое определение вошли все твои черты и ни одна не осталась за бортом.
На самом деле всем нам хотелось одного: знать, что мы не пустые места. Что без нас чья-то жизнь была бы ущербной.
– Когда вы говорили со своей дочерью, – начала Марин, – когда вы всё это ей сказали в разгар судебных разбирательств… вы ее обманули?
– Нет.
– Тогда что же вы сделали?
– Всё, что было в моих силах, – прошептала я.