Харуки Мураками Край обетованный

Харуки Мураками

Край обетованный

 

A_Ch

«Мураками Х. Край обетованный»: Эксмо; М.; 2006

ISBN 5‑699‑19931‑4

 

Аннотация

 

Все мы хотим разобраться в том, зачем рождаемся, живем на Земле, а потом умираем и исчезаем. И не следует особенно осуждать искреннее стремление найти ответы на эти вопросы. Тем не менее, как раз здесь и можно «нажать не ту кнопку», сделать роковую ошибку. Реальность начинает искажаться, и ты вдруг замечаешь, что край обетованный превратился в нечто иное…

«Край обетованный» – пожалуй, самая острая и спорная книга выдающегося японского писателя Харуки Мураками, исследующая природу зла в современном мире.

Впервые на русском языке.

 

Харуки Мураками

Край обетованный

 

СТАРИК ПРОСНУЛСЯ ПРИ СМЕРТИ

 

 

Марк Стрэнд[1]

Старик пюснулся при смерти

Вот край обетованный, Обещанный мне, когда я засыпал, А когда проснулся, его отобрали.

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

В марте 1997 года (ровно два года спустя после зариновой атаки в токийском метро) вышла моя книга «Подземка», где собраны свидетельства потерпевших и родственников тех, кто погиб в результате этой акции. Как я уже писал тогда в предисловии, взяться за эту книгу меня побудило прежде всего то, что до народа не довели – или довели в крайне усеченном виде и притом почти одними и теми же словами, позаимствованными из формального языка, – конкретные факты и обстоятельства, имеющие отношение к самым обыкновенным людям, пострадавшим тогда в метро. По крайней мере, я искренне так думал.

Как писателю, мне хотелось понять, что это такое – когда человек едет утром в переполненном метро, и вдруг без всякого предупреждения вагон наполняется отравляющим газом – зарином, – и какие изменения произошли (или не произошли) в жизни и сознании людей, оказавшихся в том самом вагоне. Я думал, что мы, «граждане» (хотя в последнее время, пожалуй, слово это немного обесценилось), должны представлять это более отчетливо. Не просто знать, а ощутить реально, кожей, принять как скорбь, терзающую душу. Без этого связанного с нашим повседневным существованием исходного пункта, считал я, нам не охватить в полном объеме перспективу случившегося, не осознать, что для нас значила зариновая атака в подземке и чем была секта «Аум Синрикё».

Мною двигало отнюдь не навязчивое желание встать на сторону «правой стороны», то есть пострадавших, и заклеймить «неправую сторону» – а именно, виновников совершенного преступления. Я также не добивался социальной справедливости. Конечно же, книги, четко ставящие такие цели, очевидно, тоже нужны людям, но я лично стремился не к этому. Свою задачу я видел в другом: дать читателю – да и самому себе – «материал», необходимый для того, чтобы представить не какую‑то одну точку зрения, а взгляды сразу многих людей. В принципе, к тому же самому я стремлюсь, когда пишу свои романы.

 

По правде сказать, работая над «Подземкой», я твердо решил не заниматься сбором информации об «Аум Синрикё». Установил для себя такое правило. Я мало что знал о секте (дело в том, что время, когда о деяниях «Аум Синрикё» больше всего сообщали в СМИ, я провел в США и был как бы отгорожен от информации москитной сеткой) и потому стремился отбирать материал для книги, по возможности оставляя эту страницу чистой. Иными словами, хотелось, насколько возможно, поставить себя на место тех, кто пострадал в тот день – 20 марта 1995 года. В положение людей, которые, ни о чем не подозревая, получили смертельный удар непонятно от кого. Поэтому я намеренно не включил в «Подземку» точку зрения «Аум Синрикё», опасаясь, что взгляды членов секты или ее сторонников не получат четкого изложения, поблекнут и расплывутся. Тогда мне хотелось одного – избежать позиции «и нашим, и вашим», не создать у читателя впечатления, будто автор «с пониманием относится к этой стороне, но в то же время в какой‑то мере понимает и другую».

Тем самым я навлек на себя обвинения в «одностороннем подходе», хотя намеренно с самого начала взял за точку отсчета правило: съемочная камера должна быть установлена в одном месте, – и критика в мой адрес не вызвала полезной полемики о книге. Я стремился написать книгу, очень близкую духу людей, которых я опрашивал (конечно, это не то же самое, что занять их сторону), зафиксировать на бумаге – насколько можно живо – чувства и переживания, которые они в те минуты испытывали. Я считал: такое выполнение поставленной мной на том этапе задачи – моя обязанность как литератора, писателя. При этом я отнюдь не выбрасывал из головы религиозного и общественного значения – как в положительных, так и отрицательных аспектах, – которое имеет такое явление, как «Аум Синрикё».

Но работа была закончена, книга вышла, волнение улеглось, все успокоилось, и меня самого постепенно стал все больше волновать вопрос: «Что же такое «Аум Синрикё»? Чтобы исправить определенный информационный дисбаланс, я сосредоточился на сборе свидетельств пострадавших, но когда эта работа была выполнена, меня начали обуревать сомнения, насколько точную информацию об «Аум Синрикё» мы получаем.

В «Подземке» секта «Аум Синрикё» предстает как неопределенная угроза – некий «черный ящик», – жестоко и внезапно вторгающаяся в повседневную жизнь. И я решил попытаться и приоткрыть этот «черный ящик», посчитав, что, сопоставив его содержимое с перспективой, предложенной в «Подземке», или, иными словами, проанализировав их разнородность и однородность, может быть, удастся достичь большей глубины в понимании того, что произошло.

Всерьез заняться «Аум Синрикё» я решил еще и потому, что меня не покидало острое ощущение, будто «сам по себе этот случай не решит в итоге ни одной из основных проблем, вызвавших его». В Японии отсутствует нормальная и эффективная страховочная подсистема, которая в состоянии принимать людей (особенно молодежь), оторвавшихся от главной системы – японского общества, и после трагедии в токийской подземке в этом отношении ничего не изменилось. Организация «Аум Синрикё» сокрушена, но до тех пор пока в нашем обществе существует такой серьезный системный недостаток – своего рода «черная дыра», – похожая, засасывающая в себя людей, структура – подобие «Аум Синрикё» – может когда‑нибудь возникнуть вновь, и тогда нельзя будет исключать повторения того, что произошло 20 марта 1995 года. Тревога за это не оставляла меня уже тогда, когда я только начинал собирать материал для этой книги, и сейчас, когда работа над ней закончена, меня это беспокоит еще сильнее (разве нельзя, к примеру, цепочку каких‑нибудь «острых» инцидентов с участием школьников воспринять как составную часть ситуации, сложившейся в обществе после, с «Аум Синрикё»?).

 

Поэтому я сделал вывод, что мне ничего не остается, как, зафиксировав мысли и чувства членов (или бывших членов) «Аум Синрикё», представить их читателю в той же форме, что была написана «Подземка». Так можно будет добиться более глубокого и правильно выстроенного баланса «справедливых сомнений», которые я испытывал с самого начала. Вот к какому заключению я пришел.

Выяснилось, однако, что отбор членов (бывших членов) «Аум Синрикё» для моих интервью – совсем не то, что работа с пострадавшими от зариновой атаки, и дело вовсе не простое. Встал вопрос, по какому критерию вести этот отбор? Возникли также сомнения в некоторой степени фундаментального характера, а именно: кого можно назвать «типичным последователем "Аум Синрикё"» и кто в состоянии судить о том, подходит тот или иной человек под это определение или нет. Были также опасения, не станут ли в конечном итоге неприукрашенные рассказы сектантов – если таких людей удастся отыскать – чем‑то вроде религиозной пропаганды. Получится ли что‑нибудь из этих рассказов?

Но сколько я ни задумывался над этими вопросами, ответа на них найти не мог. Поэтому для начала решил попробовать взять интервью у нескольких человек, а потом все обдумать еще раз. Впрочем, сказать по правде, такую же авантюрную тактику я применял и когда беседовал с пострадавшими от «Аум Синрикё».

Поиск членов (или бывших членов) «Аум Синрикё», которые изъявили бы желание ответить на мои вопросы, шел по линии редакции журнала «Бунгэй сюндзю». Интервью в принципе проходили в том же стиле, что использовался мной в «Подземке». Я старался разговорить человека, добиться, чтобы беседа шла как можно дольше. В ответ на мои вопросы интервьюируемый говорил только то, что хотел. Разговор обычно продолжался три‑четыре часа.

Записанное на пленку интервью я переносил на бумагу и отдавал на сверку. Чтобы сохранить своеобразие и естественность речи, я старался вносить в интервью как можно меньше правки, но все‑таки корректировал те места, где были какие‑то неточности, или менял выражения, которые могли быть неверно истолкованы. Вычеркивал, если говорили: «Что‑то здесь плоховато получилось», добавлял, когда слышал: «Это важно. Просто я забыл об этом сказать». И только получив согласие («Теперь все в порядке»), сдавал текст в набор. Я предпочитал, чтобы интервьюируемые по возможности выступали под настоящими именами, хотя псевдонимы тоже принимались, если возникало такое желание. Вымышленное имя или настоящее – в тексте это не указывалось. Все это я подробно объяснял людям, когда предлагал им дать интервью.

Обычно я не проверял достоверность того, что мне рассказывали. Исключение составляли случаи, когда рассказы вступали в очевидное противоречие с известными фактами. Может, такой подход и вызовет возражения, но такова моя работа – выслушать людей и изложить сказанное в как можно более доступной форме. Пусть в книге встречаются кое‑какие несоответствия (хотя память – вещь неустойчивая, и теоретически это всего лишь индивидуальная трактовка событий), но «коллективная история», родившаяся из рассказов отдельных людей, очень правдива и достоверна. В ней есть то, что мы, писатели, остро переживаем изо дня в день. Вот что я имею в виду, считая, что это была работа для писателя.

Впрочем, не следует думать, что рассказы пострадавших от атаки «Аум Синрикё», включенные в «Подземку», и беседы с людьми, связанными с сектой, совершенно одинаковы по содержанию и форме. Самое большое различие между ними в том, что в интервью со второй группой я нередко вставлял собственные мысли, иногда высказывал сомнения, вступал в полемику. Если в «Подземке» я старался по мере возможности оставаться в тени, чтобы максимально избавить текст от своего присутствия, то на этот раз – по сравнению с прошлой книгой – у меня было намерение занять чуть более активную позицию. Я посчитал это необходимым, хотя слишком выставлять себя не хотел. Дело в том, что подчас люди, с которыми мне довелось разговаривать, пускались в догматические рассуждения. Оставлять их в таком виде – значило нарушить баланс беседы и было бы явной несуразицей. В этом состоит главное отличие от интервью с пострадавшими.

Хочу сделать одну оговорку. Я не специалист в вопросах религии и не социолог. И отнюдь не считаю себя хорошо осведомленным в этих делах. Я простой, не очень образованный писатель (то, что это не показная скромность, уже могут подтвердить многие). Мои познания в религии можно сравнить с едва отросшим ежиком волос на обритой голове. Поэтому я понимал, что у меня, скорее всего, мало шансов на победу, если я ввяжусь в поединок в тесных рамках ученого диспута со стойкими оппонентами, знающими религию не на словах. Скажу честно: у меня были такие опасения, когда я приступал к сбору материала о людях из «Аум Синрикё». И все же я решил: будь что будет. Если что‑то будет непонятно, так и скажу. Если подумаю, что какие‑то рассуждения слишком мудрены, буду говорить: «Тут есть определенная логика, но обычным людям в ней не разобраться». Ничего другого не оставалось. Так я и делал. Говорю это не для того, чтобы оправдаться или показать себя. Чем легковесно жонглировать специальными терминами и поддакивать: «Вот‑вот. Вы правы», я предпочитал углубляться в предмет разговора, начиная с самых элементарных, основных вещей и останавливая собеседника, чтобы потребовать пояснений. Мне казалось, что так беседа получится более завершенной.

Кроме того, обмениваясь с собеседниками взглядами на самые обыкновенные вещи, мы стали достаточно хорошо понимать, что хотим сказать друг другу, и в целом я уяснил для себя их образ мыслей (согласен я с ним или нет – совершенно другой вопрос). По крайней мере, для подобных интервью этого вполне достаточно. Детальный анализ психологии собеседника, замечания по поводу моральной и логической обоснованности его позиции не являются непосредственной целью моей работы. Более подробным изучением религиозных вопросов, определением их социального значения пусть занимаются специалисты. С этим все ясно. Я же пытаюсь представить здесь другое – образ этих людей с позиции человека, который общался с ними лицом к лицу.

В то же время, беседуя с этими людьми с глазу на глаз, нельзя было не ощутить совершенно очевидного сходства между писательским трудом и их религиозными порывами. В самом деле, здесь чрезвычайно много общего. В этом нет никаких сомнений. Хотя, наверное, нельзя утверждать, что эти две сферы имеют одни и те же корни. Ведь кроме общего у них есть и решающие отличия. В процессе разговора эти люди вызывали у меня личный интерес, а подчас – и что‑то вроде раздражения.

Как бы то ни было, возникает ощущение, что, возможно, именно в силу наличия у меня такой точки зрения я – человек, не имеющий специальных знаний о религии, – мог в зависимости от обстоятельств либо охотно соглашаться с тем, что мне говорят, либо категорически отвергать. Возьму на себя смелость добавить, что в конечном итоге в этих интервью далеко не последнюю роль сыграло то, что принято называть здравым смыслом.

Если говорить о моих личных впечатлениях, то, как человека, год проработавшего над «Подземкой», меня до сих пор глубоко возмущают действия членов секты «Аум Синрикё», распылившими газ в токийском метро (я имею в виду непосредственных исполнителей и тех, кто в той или иной форме замешан в этой акции). Я своими глазами видел пострадавших от зариновой атаки – они продолжают мучаться и сейчас, – я был свидетелем бесконечных страданий тех, кто навеки потерял любимых людей. Забыть это невозможно, и такое преступление не может быть оправдано никакими побуждениями и обстоятельствами.

Но в целом, что касается степени причастности – реальной, морально‑духовной или структурной – секты «Аум Синрикё» к этому инциденту, споры будут идти и дальше, и справедливое суждение на сей счет пусть выносит читатель. Я брал эти интервью не для того, чтобы заклеймить членов секты – настоящих и бывших – и не для того, чтобы как‑то переоценить их в новом свете. Хотелось бы, чтобы это было понятно с самого начала. Я предлагаю читателю то же, что стремился передать в «Подземке», – живой, «из плоти и крови», материал, необходимый для того, чтобы представить не какую‑то одну точку зрения, а взгляды сразу многих людей.

 

***

 

После выхода «Подземки» и после того, как «Бунгэй сюндзю» закончил публиковать ее продолжение, у меня состоялись две продолжительные беседы с профессором Хаяо Каваи. Своего рода диалог, хотя я главным образом задавал вопросы, а господин Каваи на них отвечал. После долгой работы над «Подземкой» и ее продолжением многое оставалось неясным и никак не хотело обретать форму. Эти беседы дали мне четкие (и в то же время наводящие на серьезные размышления) ответы с точки зрения психолога, позволили разобраться, что к чему. Я не могу представить на месте господина Каваи другого человека, способного развеять мои сомнения.

Конечно, мне как писателю в дальнейшем литературном процессе надо будет тщательно изучить и разобраться со всем, что оставила во мне эта работа. На это уйдет еще много времени. Не думаю, что все сразу легко уляжется по своим полочкам. И сейчас я очень благодарен господину Каваи за подсказки, как подвести под этим психологическую черту.

 

Содержащиеся в этой книге интервью публиковались в «Бунгэй сюндзю» с продолжением в 1998 году – в номерах с апреля по октябрь. Хочу сердечно поблагодарить главного редактора «Бунгэй сюндзю» Такахиро Хирао, нашедшего для меня место на страницах журнала, и редакцию в лице Ёсио Омацу, который с большим терпением занимался вместо меня решением сложных практических вопросов, сыпавшихся на нас один за другим (как представитель так называемого «поколения Аум» он сделал немало полезных замечаний). В выходе интервью в свет отдельной книгой большую помощь оказал сотрудник издательства Кадзухиро Мураками.

 

В «Бунгэй сюндзю» публикация называлась «После "Подземки"». Однако книгу я назвал «Край обетованный».

 

А ВДРУГ ЭТО И В САМОМ ДЕЛЕ «АУМ »?

  Родился в Токио, но вскоре переехал с родителями в соседнюю префектуру, где и… Из секты пока не вышел, но покинул общину и с другими членами секты держится на расстоянии. Живет в Токио один,…

Я ПЛАНИРУЮ СВОЮ ЖИЗНЬ ПО ПЮЮЧЕСТВАМ НОСТРАДАМУСА

  Родился в префектуре Фукуи. Отец работал в компании по производству цемента.… С тех пор не раз менял работу, но не прекращал много читать; размышлял, писал, продолжал интересоваться разными…

ДЛЯ МЕНЯ УЧИТЕЛЬ БЫЛ ЧЕЛОВЕКОМ, ОКОНЧАТЕЛЬНО РАЗРЕШИВШИМ МОИ СОМНЕНИЯ

  Тэрахата по‑прежнему является активным членом «Аум Синрикё». Вместе с… Родился на Хоккайдо. Отец состоял на государственной службе, и семья (в ней был еще один ребенок – младший брат…

ЭТО БЫЛО ЧТО‑ТО ВРОДЕ ОПЫТОВ НАД ЛЮДЬМИ

  Родился в 1969 году в префектуре Канагава в самой обычной семье. Отец был… В колледже изучал архитектурный дизайн. К религии был равнодушен, пока не познакомился с некоторыми новыми учениями.…

В ПЮШЛОЙ ЖИЗНИ Я БЫЛА МУЖЧИНОЙ

  Родилась в префектуре Канагава в типичной для среднего класса семье. Отец –… Беседуя с Миюки, я понял, что «Аум Синрикё» была для нее идеальным «вместилищем», а служение, вне всякого сомнения, –…

АСАХАРА СКЛОНЯЛ МЕНЯ К СОЖИТЕЛЬСТВУ

  Родилась в префектуре Канагава. Тонкая, стройная, очаровательная женщина. Быть… После колледжа пошла работать в какую‑то фирму, старалась жить в свое удовольствие. Однако постепенно такая…

МЕНЯ ТОШНИТ, КОГДА Я ВИЖУ В СУДЕ АСАХАРУ

  Родился в городе Татикава (префектура Токио). Изучал геологию на естественном… Сёко Асахару впервые увидел в студенческом городке университета Синею, в городе Мацумото, куда тот приехал читать…

ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ

Первая беседа с господином Хаяо Каваи

Этот диалог состоялся в Киото 17 мая 1997 года спустя два месяца после выхода «Подземки». Опубликован в июльском выпуске журнала «Современность» за…   Господин Каваи, вы как психиатр принимаете пациентов, и, как правило, проводимые вами собеседования повторяются…

ЖИЗНЬ СО ЗЛОМ НА РУКАХ

Вторая беседа с господином Хаяо Каваи

Этот диалог состоялся в Киото 10 августа 1998 года. В ту пору, когда я задумывал «Подземку», подавляющий интерес общества был…