День седьмой

 

Анна-Мария стоит на коленях на кушетке в родильном зале. Она сжала стальные прутья в изголовье кровати с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Опускает нос в маску с веселящим газом и делает вдох. Роберт гладит ее по мокрым от пота волосам.

— Сейчас! — кричит она. — Сейчас он выйдет!

Потуга накатывает, как снежная лавина, сходящая с гор.

Остается лишь следовать за ней. Анна-Мария давит и тужится изо всех сил.

Позади две акушерки подбадривают ее выкриками, словно она — лошадь на ипподроме, на которую они поставили все свое состояние.

— Давай, давай, Анна-Мария! Еще! Еще! Молодец! Умница!

Она ощущает жжение — выходит головка ребенка. И сразу после этого младенец выскальзывает из нее, как мокрая форель.

У нее нет сил обернуться и посмотреть, но она слышит гневный требовательный крик.

Роберт берет ее обеими руками за голову и целует в лицо. Он плачет.

— Молодец, старушка! — смеется он сквозь слезы. — Мальчишка!