Жизнь человеческая должна быть руководима тем нравственным началом, которое составляет основу жизни человека и проявляется любовью.
Всем нам нужно одно: учиться жить всегда в любви со всеми.
Любовь есть единственное средство спасения людей от претерпеваемых ими бедствий.
Великое дело - охранение детской чистоты и праведности от всегда угрожающего им развращающего влияния старших.
Доброе воспитание детей само собой вытечет из доброй, нравственной жизни родителей.
Жизнь наша всегда благо, если только мы исполняем свое человеческое назначение, а назначение это - устремление к все большему и большему единению, достигаемому любовью.
При сомнении, как поступить, спросить себя: поступил ли бы я так, если бы знал, что вечером должен умереть, или, - что гораздо легче представить себе, - поступил ли бы я так, если бы знал, что любимые, уважаемые мною люди осудят меня за этот поступок. Если и в этом случае я поступил бы так же, то поступок наверное хорош.
Человек не может изменить условий внешних, но может бесконечно изменять себя, переходя все более и более от эгоистической жизни к любовной, приучая себя любить всех. Эта же внутренняя деятельность изменит и внешние условия.
Свободное воспитание. 1908-1909. № 9. - С. 43-46.
Единственное спасение мое и всякого человека в жизни в том, чтобы жить не для себя, а для других, (…) надо не искать каких-нибудь мудреных далеких подвигов, а надо сейчас же, сию минуту действовать, работать, час за часом и день за днем, на то чтобы изменять ее и идти от дурного к хорошему. (…)
Толстой Л.Н. Собрание сочинений в двадцати двух томах. Т. XIX – М.: Худ. литература, 1984. – С. 88.
У приобретших знания есть еще дело: поделиться этими знаниями, вернуть их назад тому народу, который воспитал нас.
Толстой Л.Н. Собрание сочинений. Т. XIX. – С. 125.
Самое простое и самое короткое нравственное правило состоит в том, чтобы как можно меньше заставлять других служить себе и как можно больше самому служить другим. Требовать от других как можно меньше и давать другим как можно больше. (…)
Ручной труд есть обязанность и счастье для всех; умственная деятельность есть деятельность исключительная, которая становится обязанностью и счастьем только для тех, кто имеет соответственное призвание. Призвание может быть указано и доказано только в том случае, когда ученый или художник жертвует своим спокойствием и своим благосостоянием, чтобы следовать своему призванию. Человек, который продолжает исполнять обязанность поддержания своего существования трудами рук своих и, несмотря на то, лишая себя отдыха и сна, находит возможность мыслить и производительно работать в умственной области, - этим доказывает свое призвание. Тот же, который освобождает себя от общей всем людям нравственной обязанности и, под предлогом своей склонности к наукам и искусствам, устраивает себе жизнь паразита, - тот никогда не произведет ничего, кроме ложной науки и ложного искусства. (…)
Мы родимся, и затем при помощи труда или, скорее, при помощи некоторой умственной ловкости, мы постепенно поднимаемся по ступенькам лестницы и оказываемся среди привилегированных, среди жрецов цивилизации и культуры. )
Толстой Л.Н. Собрание сочинений. Т. XIX. – С. 144-149.
Нашего учителя, - можно и должно описывать, не глумясь и не для оживления пейзажа, а можно и должно писать во весь рост, не только с любовью, но и с уважением и даже с трепетом.
Толстой Л.Н. Собрание сочинений. Т. XIX. – С. 269-270.
А что человеку надо всеми силами стремиться делать и исполнять то, что он говорит, то про это не может быть и речи, потому что только в этом жизнь человеческая. Скажу даже, что если человек не стремится всеми силами делать то, что он говорит, то он никогда и не скажет хорошо того, что надо делать, никогда не заразит других.
Толстой Л.Н. Собрание сочинений. Т. XIX. – С. 270-271.
Что тебе [Андрею – сыну Л.Н. Толстого] нужно, - это перестать пить вино, а для того, чтобы не пить его – перестать общаться с теми, которые его пьют. (…) Начни новую жизнь, в которой поставь себе главной целью себя самого , свое исправление, свое нравственное усовершенствование. Для достижения же этой цели советую тебе четыре вещи: 1) главное, воздержание от всего отуманивающего разум, в особенности от всякого алкоголя; 2) общение с людьми выше себя по образованию, уму, даже общественному положению, по состоянию даже, а никак не с низшими себя; 3) перемена внешних условий жизни – уехать куда-нибудь от тех условий, в которых жил дурно, а никак не оставаться в них, и 4) воздерживаться от увеселений и развлечений и не боятся скуки на первое время. Это для того чтобы найти дело, взяться за него и полюбить его.
Толстой Л.Н. Собрание сочинений. Т. XIX. – С. 332.
Все молодые люди твоего возраста [Михаила 16-ти лет – сына Л.Н. Толстого], живущие в тех условиях, в которых ты живешь, все находятся в очень опасном положении. Опасность эта состоит в том, что в том возрасте, когда складываются привычки, которые останутся навсегда, как складки на бумаге, вы живете без всякой (…) нравственной, религиозной узды, не видя ничего, кроме тех неприятностей учения, к которому вас принуждают и от которого вы стараетесь так или иначе избавиться, и тех всех самых разнообразных удовлетворений похоти, которые вас привлекают со всех сторон и которые вы имеете возможность удовлетворять. (…) Ужасно опасно, (…) что если поставить всю цель жизни, как она у вас, у молодых людей, когда похоти эти внове и особенно сильны, то непременно, по очень известному и несомненному закону, - выйдет то, что для того чтобы получать то удовольствие, которое привык получать от удовлетворения похоти: сладкой еды, катанья, игры, нарядов, музыки, надо будет все прибавлять и прибавлять предметы похоти, потому что похоть, раз уже удовлетворенная, в другой и в третий раз не доставляет уже того наслаждения, и надо удовлетворять новые – более сильные. (Существует закон, по которому известно, что наслаждение увеличивается в арифметической прогрессии, тогда как средства для произведения этого наслаждения должны быть увеличены в квадратах.)
Так это всегда и идет: сначала ягоды, пряники, простые игрушки, потом конфеты, водицы, велосипеды, лошади, потом колбаса, сыр, вино, женщины. (…)
Это путь такой обычный, что по нем, за редкими исключениями, идут все молодые люди и богатые, и бедные, и если вовремя не останавливаются, то отправляются к настоящей жизни более или менее искалеченные или погибают совершенно. (…)
Я, как очень увлекающийся человек, прошел в моей юности через этот постепенный ход удовлетворения похоти, но у меня, как и у всех молодых людей нашего времени, были очень определенные правила и идеалы. Правила были очень глупые, аристократические, но они сдерживали меня. (…) Идеалы эти теперь кажутся мне дикими, вероятно и тебе тоже, но идеалы были во мне так тверды, что удерживали меня от многого и отвлекали от всего того, что мешало достижению их. (…)
Спасение от вашего положения есть только одно: остановиться, опомниться, оглянуться и найти себе идеалы, т. е. то, чем хочешь быть, и жить так, чтобы достигнуть того, чем хочешь быть. (…)
Требования разума не суть требования твоего личного разума, обдумывающего явления мира, а суть требования всего человеческого разума, выраженные для нас в словах, правилах, учении, которое нам передается. Это не значит то, что мы должны принимать все то, что нам передается от древних, но то, что мы должны проверять своим разумом все, что передается нам, и то, что совпадает с нашим разумом, принимать и, приняв эти требования разума, руководствоваться ими в жизни. (…)
Человеку дано удовольствие упражнения своих мускулов в работе и радости отдыха, и он заставляет делать все за себя других, лишается этих радостей и теряет способность и умение работать.
Человеку дано счастье общения с людьми, дружбы, братства, и он вместо того, чтобы пользоваться им, выделяет себя из всех своей гордостью и ограничивает свое сближение с людьми маленьким кружком большей частью худших, таких же, как он людей. Человеку дано огромное счастье семейной любви, и он растрачивает это счастье (…) распутством.
Человеку дана высшая радость сознания себя разумным существом, и он, отступая от деятельности, приписываемой ему разумом, заглушает этот разум табаком, вином, суетой и опускается на степень неразумного животного.(…)
Толстой Л.Н. Собрание сочинений. Т. XIX. – С. 333-338, 340.
О воспитании я думал очень много. И бывают вопросы, в которых приходишь к выводам сомнительным, и бывают вопросы, в которых выводы, к которым пришел, окончательные, и чувствуешь себя не в состоянии ни изменить их, ни прибавить к ним что-либо: таковы выводы, к которым я пришел о воспитании. Они следующие: воспитание представляется сложным и трудным делом только до тех пор, пока мы хотим, не воспитывая себя, воспитывать своих детей или кого бы то ни было. Если же поймем, что воспитывать других мы можем только через себя, воспитывая себя, то упраздняется вопрос о воспитании и остается один вопрос жизни: как надо самому жить? Я не знаю ни одного действия воспитания детей, которое не включало бы и воспитания себя. Как одевать, как кормить, как класть спать, как учить детей? Точно так же, как себя. Если отец, мать одеваются, едят, спят умеренно и работают, и учатся, то и дети будут то же делать.
Два правила я бы дал для воспитания: самому не только жить хорошо, но работать над собой, постоянно совершенствуясь, и ничего не скрывать из своей жизни от детей. Лучше, чтобы дети знали про слабые стороны своих родителей, чем то, чтобы они чувствовали, что есть у их родителей скрытая от них жизнь и есть показная. Все трудности воспитания вытекают от того, что родители, не только не исправляясь от своих недостатков, но даже не признавая их недостатками, оправдывая их в себе, хотят не видеть эти недостатки в детях. В этом вся трудность и вся борьба с детьми. Дети нравственно гораздо проницательнее взрослых, и они, часто, не высказывая и даже не сознавая этого, видят не только недостатки родителей, но и худший из всех недостатков – лицемерие родителей, и теряют к ним уважение и интерес ко всем их поучениям. Лицемерие родителей при воспитании детей есть самое обычное явление, и дети чутки и замечают его сейчас же и отвращаются и развращаются. Правда есть первое, главное условие действенности духовного влияния, и поэтому она есть первое условие воспитания. А чтоб не страшно было показать детям всю правду своей жизни, надо сделать свою жизнь хорошей или хоть менее дурной. И потому воспитание других включается в воспитание себя, и другого ничего не нужно.
Толстой Л.Н. Собрание сочинений. Т. XIX. – С. 346-347.
Надо детей учить как можно меньше. Это потому что если дети вырастут, не научившись чему-нибудь, - это далеко не так опасно, как то, что случается почти со всеми детьми, особенно когда матери, не знающие тех предметов, которым обучаются дети, руководят их воспитанием, - именно то, что они получают indigestion (франц. – пресыщение) учения и потому отвращение к нему. Учиться, и успешно, может ребенок или человек, когда у него есть аппетит к изучаемому. Без этого же это вред, ужасный вред, делающий людей умственными калеками. (…)
Я думаю, что первое условие хорошего воспитания есть то, чтобы ребенок знал, что все, чем он пользуется, не спадает готовым с неба, а есть произведение труда чужих людей. (…)
Пусть все, что они [дети] в силах сделать для себя, - выносить свои нечистоты, приносить воду, мыть посуду, убирать комнату, чистить сапоги, платье, накрывать на стол и т.п., - пусть делают сами. Поверь мне, что как ни кажется ничтожным это дело – оно в сотни раз важнее для счастья твоих детей, чем знание французского языка, истории и т.п. Правда, при этом возникает главная трудность: дети делают охотно только то, что делают их родители, и потому умоляю тебя (…) – сделай это. (…)
Еще соображение: если невозможно сделать все то, о чем я упоминаю, то, по крайней мере, надо заставлять детей делать такие дела, невыгода неисполнения которых тотчас же для них была бы чувствительна: например, не вычищено, не высушено гуляльное платье, обувь – нельзя выходить, или не принесена вода, не вымыта посуда – негде напиться. Главное, при этом не бойтесь ridicul'a [франц. – быть смешным]. Девять десятых дурных дел на свете делается потому, что не делать их было бы ridiculе.
Толстой Л.Н. Собрание сочинений. Т. XX. – С. 515-517.
Думаю, что во всяком месте можно жить хорошо и дурно. Тому, кто живет хорошо, везде хорошо, а тому, кто живет дурно, везде дурно. Думать, что от перемены места может жизнь стать лучше, большой соблазн.
Если человек так думает, то он будет ожидать улучшения жизни от перемены места, а о том, чтобы самому становиться лучше, не будет заботиться.
А улучшение жизни только в себе. Не советую никуда ездить, а жить, где живется, и работать над собою, чтобы себе исправлять.
Толстой Л.Н. Собрание сочинений. Т. XX. – С. 695.
Люди так любят грехи, что не только не боятся водки, но считают хорошим делом, как выражение любви к человеку, угощать тем ядом, который вводит во все грехи и блуд, и роскошь, и праздность, и сквернословие, и брань, и вражду, и драку. (…)
Надо понять, что пьянство дело не такое, что можно его делать и не делать, а что это всегда скверное, такое же скверное, как блуд, воровство, грабеж, убийство, потому что ведет к этому самому. (…) «Да все делают». Да если все делают глупости и гадости, то ведь надо перестать их делать, а чтобы перестать делать, надо кому-нибудь начинать. Отчего же не мне, если я понимаю, что делаю дурное?
Говорят еже то, что трудно отвыкнуть. Неправда это. Отвыкнуть очень легко от всего дурного, если только поймешь, что то, что делаешь дурного, - дурно не для тела одного, а для души. Только пойми человек, что жить надо для души, а не для тела одного, а что для души вино пагубно, тогда легко отвыкнуть. Тому, кто живет, как скот, для одного тела, тому нельзя отвыкнуть, а тому, кто живет, как человек, тому, кто помнит душу свою, тому нельзя не отвыкнуть. Пусть каждый такой человек, который помнит душу и знает все то зло, какое бывает от вина, пусть каждый такой человек каждый день (…) поутру вспомнит о том, от чего он хочет отвыкнуть, и скажет себе: буду помнить, что кроме всех моих дел у меня есть нынче еще одно важное дело: удержаться от питья и от всякого участия в угощении вином. И если он будет помнить и делать так, то не пройдет и полгода, и он будет удивляться и на людей, которые губят себя вином, будет удивляться и на себя, зачем он над собою делал эти гадости.
Толстой Л.Н. Собрание сочинений. Т. XX. – С. 700-701.
К. Н. Вентцель*