(...) Ребенок и воспитатель - это две равноценные единицы. Если между ними устанавливается то общественное отношение, которое может быть названо воспитывающим общением, то это воспитывающее общение отнюдь не должно иметь своей задачей подчинение ребенка воле воспитателя. Это подчинение ребенка воле воспитателя должно компенсироваться равноценным подчинением воспитателя воле ребенка. Но такое уравновешение или компенсация означают не что иное, как то, что элемент подчинения должен быть совершенно устранен из того, что мы называли воспитывающим общением. Подчинение одного, уравновешиваясь равным подчинением другого, означает только то, что связь между ними приняла форму соединения на равных началах. И такую форму соединения на равных началах должно стремиться принять всякое воспитывающее общение для того, чтобы развить максимум своего значения.
(...) Обыкновенно только ребенок подчиняется воли воспитателя, но воспитатель не подчиняется воли ребенка. Обыкновенно воспитывает только воспитатель, считающий это воспитание своей прерогативой. Но воспитывать должен не только воспитатель ребенка, а и ребенок воспитателя. И хотя это положение и звучит парадоксом, однако только при последовательном и неуклонном проведении его мы будем иметь истинных воспитателей и воспитание будет достигать наибольших возможных положительных результатов. (...)
Воспитатель должен употребить все усилия, чтобы ребенок как можно скорее сознал или почувствовал сущность тех новых нормальных отношений, которые установились между ними и воспитателем. Чем скорее он увидит и почувствует, что не только его воспитывают, но что он сам воспитывает своего воспитателя, что последний под его влиянием непрерывно перевоспитывается и улучшается, тем полнее и плодотворнее будет влияние воспитателя на ребенка. Чем скорее он увидит, что воспитатель не стремится его во что бы то ни стало подчинить своей воле, что он не только не старается противодействовать воле ребенка, но что он, напротив того, признает ее и уважает и оказывает ей всяческое содействие и поддержку, тем более он будет склонен следовать тем разумным и справедливым требованиям, которые ему ставить воспитатель и которые имеют в виду благо ребенка.
(...) Как ребенок не обязан исполнять в с я к у ю волю воспитателя, так и воспитатель не обязан исполнять или помогать исполнению в с я к о й в о л и р е б е н к а. Если это исполнение воли ребенка связано с нарушением прав других людей, окружающих его, или если это может повести к каким-либо последствиям, могущим вредно отозваться на жизни, здоровье и развитии самого ребенка, то каждый разумный воспитатель должен отказать ребенку в своем содействии и даже, если понадобится, оказать ему и противодействие. И нисколько не роняет принципа свободы ребенка, как нисколько не роняет принципа свободы взрослого человека тот факт, когда мы, видя, как кто-нибудь в припадках раздражения хочет побить кого-нибудь другого, удерживаем первого и не даем ему это сделать, или мы больного, лежащего в жару в постели, не допускаем слезть на холодный пол, чтобы не подвергнуть опасности его жизнь.
(...) Воспитателей всего более должно бы озабочивать не чрезмерная самостоятельность ребенка, не так называемое своеволие его, сколько чрезмерное его послушание. Ребенок, у которого нет своих желаний или который боится их проявить, - это бедный и несчастный ребенок, и он заслуживает особенных забот со стороны воспитателей. Каждую, даже слабую, попытку со стороны такого ребенка проявить самостоятельность, свое “я”, воспитатель должен приветствовать и поддерживать всеми силами. Вообще, чем более ребенок склонен к послушанию, тем более надо будить в нем дух самостоятельности, чтобы из него не сформировался окончательно раб, чтобы рабство не наложило на него свою неизгладимую печать.
(...) Надо добиваться того, чтобы у ребенка не являлось и желания совершать такие поступки, которые необходимо требуют противодействия. Надо предупреждать коллизии между его волею и законною волею других и возникновение в нем таких желаний, осуществление которых связано с гибельными для него последствиями. Только предупреждая возникновение таких ненормальных проявлений воли у ребенка, мы избежим необходимости противодействия его воле, избежим необходимости оказывать на него какое-либо давление и насилие, и наша связь с ребенком сохранит характер свободной связи по типу соединения на равных правах с изгнанием всякого элемента принуждения, всякого насильственного одностороннего подчинения одной воли другой.
(...) Предупредительная деятельность может оказаться не чем иным, как только формою тонкого насилия, произведенного на детей в более раннем детстве. И против т а к о й предупредительной деятельности мы должны восставать всеми силами души. Но мыслима и иная предупредительная деятельность, которая не только не является формой насилия над ребенком, но которая, напротив того, представляет проложение для него пути к освобождению, облегчение ему возможности скорее стать на этот путь, содействие ему в преодолении тех препятствий к освобождению его воли, которые таятся в его природе и преодолеть которые без своевременной помощи взрослого ему было бы трудно и теперь и впоследствии. О такого рода предупредительной деятельности мы именно и говорим и к ней-то мы зовем воспитателей, как бы они ни назывались - родителями или какими-либо иными именами.
Но в чем же будет заключаться эта предупредительная деятельность? Какой она будет носить характер и какое будет иметь направление? Она будет заключаться в деятельном содействии ребенку к скорейшему освобождению своей воли от подчинения аффектам, страстям, случайным мимолетным влечениям, например желаниям преходящему настроению. (...)
Помогать ребенку как можно раньше научиться господствовать над механизмом психической жизни - значит в сущности помогать ему в освобождении его воли из-под власти этого механизма. И это содействие освобождению ребенка будет лучшим предупредительным средством против таких поступков со стороны последнего, которые вынуждали бы нас прибегать по отношению к нему к каким-либо насильственным мерам. (...)
Как можно раньше знакомить детей с теми последствиями, которые их действия могут иметь для окружающих людей и для них самих, для того, чтобы предупредить с их стороны посягательство на законные права других, а также такие поступки, которые могут вредно отразиться на их жизни, здоровье и развитии, также не значит оказывать над ними насилие и вступать в противоречие с принципом свободы. Мы даем ребенку здесь только сведения о фактах, которых ему не достает и которые, если бы они были в его распоряжении, удержали его от тех или других действий, с которыми окружающим его приходится вступать в борьбу. Эти факты, с которыми мы знакомим ребенка, оказывают давление на поведение его; они, т.е. ясное сознание их, удерживают его от соответствующих поступков, но не наша воля. (...)
Обыкновенно родительская любовь имеет такой характер: родители любят в детях самих себя, они видят в них продолжение самих себя, они бывают бесконечно рады, когда их дети походят на них, и они прилагают все усилия к тому, чтобы дети были как можно больше похожи на них, чтобы у детей были те же желания, вкусы, мысли, идеалы, как у них. (...) В этом они видят высшее торжество своей любви. Это - любовь корыстная, и большая часть родителей любят своих детей этой корыстной любовью. Они только в большинстве случаев не сознают корыстного характера своей любви и воображают, что их любовь в действительности бескорыстна. Но если бы они были беспристрастны и попробовали бы отдать себе ясный отчет в своей любви, то они увидели бы, какая это бескорыстная любовь, они бы увидели, что бескорыстие здесь является не больше как одною видимостью, не больше как маскою, к которой они пригляделись и потому ее не замечают.
(...) Почти все родители - страшные властолюбцы, почти все родители смотрят на ребенка, как на свою собственность, как на арену для проявления своей силы и власти. И они так далеки от желания отказываться от своей власти, что, напротив того, употребляют даже все свои усилия для того, чтобы упрочить, укрепить эту власть, чтобы продолжить ее на возможно долгий период детства. И они пользуются для этого всеми средствами, которые у них оказываются в распоряжении, и в числе этих средств немаловажную роль играет сама их любовь. Этой своей любовью они часто так покоряют сердце ребенка, что он всю свою последующую жизнь остается послушным рабом родителей, не пытаясь никогда и ни в чем поступать против их воли.
Что любовь родителей в большинстве случаев - любовь властолюбивая и есть не что иное, как замаскированная жажда власти, - это вряд ли кто сможет отрицать. Они спят и видят, как бы им приобрести побольше власти над ребенком, и их любовь подсказывает им необходимые для этого средства, она снабжает их целым арсеналом таких орудий, путем которых они ухитряются проникнуть к святая святых ребенка, в самую сокровенную глубину его душевной жизни и там закрепить как можно крепче узлы тех нитей, на поводу которых ребенок будет идти впоследствии. (...)
В основе интимного общения родителей с ребенком должно лежать бескорыстное стремление родителей к освобождению ребенка и только такое общение и ценно. Только такая связь родителей с детьми, которая является путем свободы для детей, и представляет ту истинную, настоящую связь, которая должна была бы соединять родителей и детей. (...) Дети инстинктивно чувствуют, хотя и не сознавая этого вполне ясно, таинственную подкладку этой связи и ту жажду власти, которая лежит в ее основе, и потому до некоторой степени оказывают сопротивление к полному слиянию, до некоторой степени стараются ускользнуть из-под власти родителей и сохранить хоть маленький уголок, недоступный для их взора. (...)
Свободная любовь к ребенку освободит и их самих от разных тонких, неуловимых цепей, которыми их душа опутана со всех сторон. Ребенок явится великим средством их собственного перевоспитания. Тогда не только родители будут воспитывать своего ребенка, но и ребенок будет воспитывать своих родителей и будет вести их по пути создания из самих себя все более и более совершенных личностей, цельных, широких, гармоничных, свободных, независимых и способных к самой глубокой бескорыстной любви к людям. (...)
Вентцель К.Н. Этика и педагогика творческой личности. Т.II. Педагогика творческой личности. - М.: Книгоизд. К.И. Тихомирова, 1912. - С. 407-420, 447-454, 491-501, 509-517, 531-565, 593-611.