(...) Все знают, каким опасностям подвергается масса городских и даже деревенских детей. То, что они обыкновенно видят и слышат вокруг себя, мало способствует сохранению их нравственного здоровья. Учителя и учительницы знают, с какими печальными явлениями им приходится иметь дело в школах. (...) Нам надо разобраться в деле так называемого нравственного воспитания.
Каким образом складывается у ребенка понятие долга? Каждый шаг ребенка, каждое проявление его воли встречает отпор в запрещении или приказании. Если он настаивает на своем, его наказывают, в случае дальнейшего упорства прибегают к физическому насилию. В конце концов ребенок приходит к убеждению, что ему нельзя делать того, что ему хочется. Но почему? Потому что этому противятся его родители и учителя, и потому что они сильнее его.
Но раз ребенок остается один, он осуществляет свое желание, и отсюда вытекает для него очевидный вывод: можно сделать все, что хочется, лишь бы этого никто не узнал.
Дальше в сознании ребенка выясняется, что один и тот же поступок является то предосудительным, то безразличным, то похвальным, что бывают поступки, приличные известному возрасту или известной категории лиц, и т.д.
В конце концов в уме ребенка происходит полнейшая путаница. На его постоянные жадные вопросы: почему? ему или отвечали грубостью и угрозами, категорическим “я так хочу” или “так должно”, или же давали объяснения, поражающие своею нелепостью и вносящие только смуту в его сознание.
Наконец, ребенок уже перестает понимать, что запрещено, что позволено, что хорошо, что дурно. Одна только мысль выделяется и укрепляется в его сознании: позволено все, то что удается сохранить в тайне. (...)
Школа ставит, себе задачей дисциплинировать детей...
Направление современного нравственного воспитания характеризуется одним словом “послушание”, послушание везде и во всем. От ребенка не требуется, чтобы он обсуждал свои поступки. Если он начнет их обсуждать, то, пожалуй, поступит как раз наоборот предписаниям. Но так как всякому человеческому существу свойственно мыслить и рассуждать, так как и ребенок обладает этим странным стремлением искать всему причину, то, очевидно, надо выучить его слушаться. В этом смысле школа приступает к воспитанию человека, опутывая его волю мелочными предписаниями. (...)
До чего бывают ошеломлены дети, когда им в первый раз читают знаменитые правила. Запрещается то-то и то-то... Они не понимают, почему. Но дома им твердят: “надо слушаться, надо исполнять все приказания учителей”. Так как они постоянно слышат: “правила запрещают, правила требуют, правила предписывают”, то это слово “правила” западает глубоко в их умы и начинает казаться им чем-то необыкновенно внушительным и важным. (...)
Постепенно дети привыкают подчиняться правилам, начинают вести себя тихо и сидеть неподвижно. Но наставник с грустью замечает, что все еще нет настоящей дисциплины и порядка. Время от времени природа берет свое и протестует. Тогда на сцену являются выговоры, наказания и награды, - весь арсенал развращающих средств для водворения порядка.
Итак, школьная система построена исключительно на послушании. Но слово это часто употребляется в различных значениях: в смысле разумного согласия и в смысле слепого подчинения.
Этот последний вид послушания не может считаться качеством человеческим; животное слушается; человеку незачем слушаться, ему свойственно понимать смысл своих поступков и обстоятельства, их вызывающие. (...)
Мы говорим о воспитании, которое должно задаваться одною целью: дать возможность развиться всем силам и способностям человека.
Воспитатель не должен никогда терять из виду идеала, хотя бы он даже казался недостижимым; тогда только его усилия будут направляться к лучшему, а не к худшему. (...)
Основой воспитания является развитие воли; тем самым устанавливается самое содержание нравственности. Генезис ее есть прежде всего генезис воли.
Ребенок как существо мыслящее и хотящее носит в себе зародыш нравственного развития - волю. При помощи одного этого элемента разумное воспитание способно сделать из ребенка вполне нравственное существо. Но, что же делает современное воспитание? Его главное стремление - разбить эту волю, всеми силами помешать ее проявлению и заменить поступок волевым поступком предписанным.
Если бы даже школьная жизнь не противоречила другим законным требованиям, все же одно уже то вносило бы в нее расстройство и вред, что внутренние побуждения у детей заменяются внешним давлением.
Действие предписанное нисколько не привлекательно. Ребенок выполняет его механически, равнодушно. Наоборот, запрещенное действие обладает притягательной силой, именно благодаря запрещению, которое имеет безнравственное значение, и вызывает непослушание. Чувство страха может удержать ребенка с вялой натурой от совершения запрещенного, но в этом не будет никакой нравственной заслуги. Натуру энергичную запрещение ведет к хитрости или сопротивлению. В последнем случае действие определяется волей, но в нежелательном смысле, так как для ребенка исчезает возможность разобрать, хорош или дурен поступок сам по себе. Наконец, в силу тех же причин действие предписанное вызывает отвращение.
Из всего сказанного вытекает, что школьная система вместо нравственности вносит разложение. Она упраздняет разум и совесть, так как не дает места рассуждению и делает невозможным всякое представление о нравственном поступке, потому что заменяет внутренние побуждения внешним воздействием; она отнимает всякую надежду на совершенствование и развращает детей.
Эта условная школьная мораль не обращает никакого внимания на индивидуальность ребенка. Различные лица не совершают одних и тех же действий с одинаковыми намерениями и исходя из одинаковых побуждений. Один руководится рассудком и расчетом, другой - вдохновением; то, что производит сильное впечатление на одного, оставляет другого равнодушным и т.д. Регламентация стремится подвести всех под одну мерку. Если ей и удается предотвратить какой-нибудь вредный поступок, то она же не позволяет никому стать выше посредственности. Свободные естественные наклонности могут привести к большому злу, но они же способны породить героизм. Воспитание, ограждающее от зла и посягающее на возможность проявления высшего благородства, не исполняет возможность проявления высшего благородства, не исполняет своего назначения.
Человек, привыкший делать исключительно то, что дозволено, никогда не выйдет из границ самого узкого эгоизма. Он не смотрит вверх, не хочет лучшего, не возмущается. Ведь альтруистическое чувство требует борьбы.
Однако во имя царящей условной морали дерзают говорить о человеческом достоинстве и даже якобы развивают представление о нем в детях. (...)
Дети вступают в школу со многими мелкими недостатками, которые можно бы легко исправить, но и со многими хорошими качествами. Пребывание в ней закрепляет недостатки и парализует достоинства.
Ребенок родится ни дурным, ни хорошим. Он носит в себе известные задатки и наклонности, которые разовьются в ту или другую сторону, смотря по обстоятельствам. Дело воспитания - направить все эти задатки, каковы бы они ни были на здоровый и нормальный путь. Нет такой склонности, которую следовало бы душить и уничтожать, все они могут быть направлены к добру. Для этого прежде всего надо поставить ребенка в благоприятные условия. Приказания, запрещения, награды, наказания, надзор, подозрительные взгляды - все это только подстрекает к дурным поступкам, наводит на мысли о зле. Уничтожить все это, и для ребенка не будет существовать ни зла, ни добра, останутся просто естественные поступки. (...)
В теперешней школе невозможно обращаться мягко с детьми, как следовало бы с ними обращаться. Наказания здесь неизбежны, и на этом пути следовало бы уже доходить до конца. Непоследовательно восставать против одного телесного наказания и допускать другие его виды. Представим себе такой случай: ученик в классе ведет себя дурно, нарушает правила. Вы можете сделать вид, что не замечаете этого, но тогда другие ученики тотчас же станут подражать первому, так как у всех есть желание делать то,. что запрещено. Вам поневоле придется вмешаться. Но вы терпеливы и ограничиваетесь мягким замечанием. На этот раз вас слушаются. Но через несколько минут повторяется то же. Опять вы действуете добрым словом и вновь достигаете успеха, так как доброта всемогуща. Но вот те же шалости возобновляются в третий, в четвертый раз. Скажут, надо продолжать действовать кротостью. Да, если бы кротость человеческая не знала границ, что встречается очень и очень редко, особенно в школе, где столько поводов для раздражения. Легко может статься, что вы в конце концов потеряете терпение и повысите голос, потому что скоро подметите насмешливые взгляды детей, готовых счесть вашу доброту за слабость. Дети рассуждают логично: то-то и то-то запрещено. Вы поставлены следить за соблюдением правил, правила налагают наказания; почему же вы их не применяете? Все ваши добрые намерения не привели ни к чему. Провинившийся ученик вступил с вами в борьбу, в которой все принимают участие. На дворе во время перемены уже идут разговоры на эту тему, подстрекают его не уступать. Дерзкий мальчик принимает вид победителя, за вами подозрительно следят. Это становится опасным, и если вы не примете мер, проститесь с дисциплиной в вашем классе. Вы сделаетесь игрушкой в руках учеников.
Что же создало подобное положение? Разумеется, не ваша доброта и не “врожденные злые чувства детей”. Ведь дело началось с пустяка, с ничтожной шалости, которую вне класса не сочли бы за проступок, но правило считает ее проступком и то же самое правило обострило ваше отношение к детям. (...)
Мы, со своей стороны, думаем, что наказания вовсе не нужны, так же как не нужно и послушание. Нелепо вооружаться против одного телесного наказания, когда мы видим, что нравственное наказание часто влечет за собой гораздо более тяжкие последствия, нежели пощечина.
Остается сказать несколько слов о тех средствах, которые предлагаются для исправления недостатков существующей системы. Но так как они не посягают на самую организацию школы, то наперед можно предсказать их полную непригодность. Гюйо предлагает исправлять детей внушением. И говоря уже о произвольном и незаконном характере этого способа, всякое грубое вмешательство в естественный ход жизненных процессов причиняет организму страдание. Зло нельзя ни пресекать, ни вгонять внутрь, оно должно постепенно само собой исчезнуть под влиянием благоприятных условий, иначе оно все равно появится вновь в том или ином виде.
Удалите нарыв с одного места, он появится на другом. Излечить его можно лишь медленными, но более верными средствами. С другой стороны, Гюйо, говоря о недостатках, дает им неверную оценку. Так, напр., упрямство есть в то же время сила характера. Значит, подавляя недостаток, подавляют вместе с тем драгоценное качество.
Спенсер правильнее смотрит на дело, выдвигая закон естественных последствий: ребенок должен научиться понимать свою значимость от окружающего, давать себе отчет в действующих около него причинах и подчиняться законам, ими управляющим.
Такое принуждение законно и благотворно, и, наоборот, пагубно принуждение, исходящее из человеческого произвола. Но, подчиняясь естественным законам, человек сохраняет присущее ему стремление вступить в борьбу с ними, ослабить их всемогущество и подчинить себе. Раздаются, однако, возражения против положений Спенсера: говорят, что следствия не всегда наступают непосредственно за совершением акта, что ребенок не в состоянии бывает уловить их причинную зависимость. Это - во-1-х, а во-2-х, некоторые его действия могут повлечь за собою такие ужасные последствия, что едва ли возможно всегда применять эту систему к детям. Это правда. Но ошибка Спенсера состоит в том, что его метод применим лишь к последнему фазису нравственного воспитания. Каким путем пришло человечество к пониманию потребностей жизни, безучастного отношения к нему природы, закона, ограничивающего его права? Не иначе, как путем последовательных переходов от эгоистических воззрений к воззрениям авторитарным и затем альтруистическим, путем медленного развития смутных идей первобытного человека, постепенно приведшего к идеям современной философии. Ребенок переживает все те ступени развития, какие пережиты человечеством. Необходимо предоставить ему возможность не перескакивать через них, а проходить постепенно.
Заслуга Спенсера в том, что он обличает господствующее заблуждение, будто ребенок обязан только повиноваться, и напоминает об уважении к человеческому достоинству, с таким легким сердцем попираемому в наше время.