(Мысли о детях и взрослых)
(...) Дети - люди, и мы тоже люди, но, посмотрите, какая огромная разница между нами: точно мы обитатели двух совершенно различных, не только не дружественных, но очень часто враждебно настроенных друг к другу миров.
Иногда просто становится страшно за себя, когда посмотришь в глаза ребенку. Видишь перед собой полного жизни маленького человека, а себя чувствуешь точно на три четверти умершим, еще при жизни безвременно угасшим человеком.
Отчего это произошло? Ведь все мы, взрослые, вначале были детьми. Ведь и в нас на заре жизни била эта чистая, светлая струя, отражая в себе лучи из какой-то таинственной, лучезарной отчизны человеческой души. Ведь та жизнь, которая мутными волнами так тяжело протекает в глубине души взрослого человека, была некогда так легка и прозрачна в детстве, в своих истоках. Откуда эта мука, откуда эта грязь и тяжесть?
Чем глубже думаешь над этим жизненным вопросом, тем больше убеждаешься, что этого не может быть. Все наши беды от того, что мы заблудились, сбились с верного пути, вообразили себя взрослыми, умудренными опытом людьми, в то время, как мы только всего-навсего сами себя не познавшие, зараженные манией взрослости, младенчески невежественные люди.
Профессиональный артист так часто заучивает и входит в роль других, совершенно чуждых ему людей, что уже совершенно не располагает временем для того, чтобы задуматься над ролью и назначением в мире самого близкого ему человека - самого себя.
Мы тоже так часто заучиваем и входим в роль родителей, учителей и воспитателей наших детей, что совершенно лишены возможности и времени задуматься над тем, какова наша роль и назначение в этой сфере жизни.
В самом деле, положа руку на сердце, искренно и просто спросим самих себя: точно ли мы призваны учить и воспитывать наших детей? Не может ли тут дело повернуться наизнанку, не должны ли мы многому поучиться у детей и воспитать самих себя по образу и подобию ребенка? (...)
Если мне удалось, помимо воли ребенка, наперекор ей, вложить какое-либо знание ему в верхний “чердачок”. Я мню себя исполнившим святое призвание учителя в этом мире. Я глубоко уверен, я воспитался в той мысли, что знание, которое я передаю ребенку, есть нечто само по себе ценное, какая-то самодовлеющая безотносительная самоценность.
Я совершенно упустил из вида, что человеческие мозги питаются кровью сердца. То знание, к которому не лежит сердце, только механически усваивается мозгом. Для того чтобы претворить его в нашу плоть и кровь, необходима исходящая из сердца теплая струя.
Мне возразят: все это легко сказать, но скажите нам, как это сделать?
Этому мы должны научиться у детей. Мы должны подойти к ним не как учителя, а как ученики. Нам необходимо глубоко и серьезно изучить отношение детей к окружающему миру для того, чтобы грубыми руками не разрывать их нежной духовной связи с мирозданием.
Луч солнца, свободно порхающая бабочка не задаются целью учить ребенка чему-нибудь, и он всею душой стремится к ним. Нам нужно глубоко задуматься над этим. Почему ребенок так любит природу, которой нет до него дела, и бежит к ней от нас, желающих ему всякого добра, близких ему людей? Все это потому, что мы думаем научить ребенка познанию природы, сами не зная ее совсем. Ребенок есть часть природы, скорее сама природа, и потому он так неудержимо, с такою горячею любовью стремится к ней. В его маленьком существе происходит такой же неустанный круговорот жизни, как в окружающей природе. Жизнь ребенка связана с жизнью мира невидимыми нитями какого-то тайного сродства. В его глазах горят те же свободно льющиеся на землю яркие лучи солнца; как порхающая бабочка, он весь охвачен радостным трепетом свободы.
Природа не думает учить ребенка ничему; она ему не навязывает ничего. Как равный к равному, свободно, без всякой задней мысли, подходит она к ребенку. И только усвоив ее методы, проникшись “тенденцией” природы, сможем мы сблизиться с детьми.
Мы должны подойти к ребенку так, как подходит к нему его сверстник и товарищ - маленький ребенок, которого тянет свободно, от полноты души, рассказать своему товарищу о том, что он узнал и видел. (...)
Племянница моей жены, восьмилетняя девочка средних способностей, очень быстро научила читать и писать своего брата, шестилетнего мальчугана. (...) Ни один профессор педагогики не сможет так быстро обучить грамоте ребенка. (...) Основой быстрого усвоения знания была свобода и равенство, сродство друг другу детских душ.
До тех пор, пока мы не станем на ту же почву, мы не сможем ничему истинно жизненному научить детей и попутно оживить свой безвременно угасший дух. (...)
Обучая детей насильно тому, к чему не лежит их душа, мы погашаем в них искру Божию и вместе с ними духовно гаснем сами. Нельзя безнаказанно быть тюремщиками человеческого духа. Тем же самым ключом, которым мы запираем в темнице наших ближних, мы навеки замыкаем свою душу для искренней человеческой радости и счастья. Унылая хмурость нашего лица - это печать того ремесла, которое мы на себя добровольно взяли сами. (...)
Свободное воспитание. - 1913-1914. - .№ 6. - С. 1-6.
В. Петров*