С точки зрения Грамши, в гражданском обществе доминирует не прямое принуждение, а гегемония. Правящая группировка должна создать условия, когда все остальные более или менее добровольно, хотя иногда скрепя сердце, идут именно туда, куда их ведет гегемон - господствующая политическая, идеологическая, социальная сила.
Такой способ господства предполагает компромиссы, нужна определенная система организации политических и культурных взаимоотношений в обществе. Борьба между пролетариатом и буржуазией, по Грамши, в демократическом обществе, представляет собой борьбу за то, кто окажется гегемоном. Кто будет способен организовать вокруг себя более широкую коалицию, кто более способен к согласованию интересов. Короче, победит тот, кто поведет за собой гражданское общество. Это будет господствующий социально-экономический проект.
Концепция Грамши является, бесспорно, реформистской (хотя сам Грамши вряд ли бы согласился с таким определением). Но реформизм Грамши основан на очень хорошем понимании того, как работают демократические институты. И он понимает, насколько эти институты консервативны. Грамши может очень критически относиться к западному обществу, однако он считается с фактами.
К тому же для него совершенно ясно, что подобная система лучше, чем тоталитаризм. Надо не забывать - человек пишет все это сидя в фашистской тюрьме. Он прекрасно понимает, что подобное медлительное развитие событий требует очень глубокого построения политической организации. Недостаточно воли революционного меньшинства, требуется партия, органически способная к демократической внутренней жизни. Иначе она не справится с задачами борьбы за гегемонию.
Господствующий класс нуждается в сотрудничестве подчиненных классов. В противном случае система может рухнуть. Луи Альтюссер, развивая мысли Грамши, писал про «идеологические аппараты» государства, которые позволяют поддерживать систему.
Когда говорят, о государственной идеологии, обычно имеют в виду диктаторский или тоталитарный режим. Но Альтюссер показал, что и в условиях демократии существует идеологический аппарат, только он не выступает открыто. Эту роль играет, например, образование. Ученики получают знания отнюдь не в нейтральном виде. Вместе с объективной информацией о мире они получают определенные навыки послушания, дисциплины, ценности, необходимые для того, чтобы они могли успешно функционировать в буржуазном обществе. Такую же роль играет и армейский призыв. Молодых людей учат не только владению оружием, но и подчинению, выполнению приказов, патриотизму и т.д.
С другой стороны, та же система образования может быть полем битвы, где возникают элементы «контргегемонии». Например, все усилия постсоветского государства переделать под свои задачи инерционную советскую систему образования кончились провалом, после чего для российских элит стало ясно, что проще будет образовательный механизм вообще разрушить. Точно так же российская культура, сформировавшаяся в значительной мере вне системы буржуазных ценностей, переделами в 1990-е годы упорно сопротивлялась попыткам поставить себя на службу капиталистической реставрации, хотя отдельные деятели искусства с огромным энтузиазмом предлагали власти и бизнесу свои услуги.
У Грамши есть понятие «органический интеллектуал». Что это такое? Это человек, который принадлежит к определенному классу, отождествляет себя с классом, но способен подняться выше повседневной жизни, бытового опыта и предрассудков своего класса. У Ленина в книге «Что делать?» интеллигент приходит к рабочим как бы извне, с уже готовой идеологией, которую он извлек из чтения немецких книжек. Он объясняет рабочим их подлинный интерес, который рабочие не могут усвоить в силу своей замученности, забитости, под давлением повседневного быта. Что, кстати, очень понятно и с бытовой точки зрения справедливо. Схема Ленина тоже идет из жизни, из социального опыта, который был у русской революционной интеллигенции. Но Грамши живет в другом мире. Поэтому он, не выступая против Ленина, четко разделяет свой мир и тот мир, в котором действовали большевики. Для Грамши это как бы два разных мира. Органический интеллектуал в тетрадях Грамши не приходит к рабочим извне, а поднимается из их среды. Если у Ленина движение идет сверху вниз, то здесь снизу вверх Вырастая из среды класса, «органический интеллектуал» обретает черты лидера. Интеллигент обречен на роль лидера и в концепции Ленина, и в концепции Грамши. С той лишь разницей, что у Ленина интеллектуал становится лидером потому, что он интеллектуал и имеет право на лидерство благодаря теоретическим знаниям, а у Грамши скорее наоборот. Для того чтобы стать лидером, надо стать интеллектуалом.
Нетрудно догадаться, что интеллектуалы обожают концепции, которые обосновывают их право на лидерство. По тому и идеи раннего Ленина, высказанные в книге «Что делать?» и «Тюремные тетради», пользовались у интеллектуалов большим успехом. К чему привела на практике традиция Грамши? Надо сказать, что на протяжении 1950-х, 1960-х и 1970-х годов идеи Грамши оказались очень популярны среди западных левых, особенно среди коммунистов, помогая им выработать собственную политическую культуру в противовес сталинизму или тому, что называлось советским марксизмом. Концепция, где ключевую роль играют интеллектуалы, привела к формированию определенной политической стратегии, где борьба за гегемонию в сфере культуры оказывалась абсолютно приоритетной. В результате, как ни парадоксально, интеллектуал становился все менее органическим. Чем больше он озадачивается решением политических вопросов именно в сфере культуры, тем меньше его связь с рабочими.
Конечно, в культуре проявляется гегемония. Тут можно вспомнить и Маркса, говорившего, что идеи господствующего класса являются господствующими идеями. Грамши говорит: чтобы пролетариат стал господствующим классом, идеи левых должны стать господствующими. Можно сказать, что Грамши в какой-то степени идеалист. И здесь не случайно влияние Кроче, Гегеля и т. д., хотя Грамши хорошо понимает социальную природу идей. Но с того момента, как идея приобретает автономную жизнь, с того момента, когда культура становится самостоятельной сферой общественной борьбы, возникает ощущение, что на этом поприще можно достичь того, что не удается в других областях. И наоборот, до тех пор пока вы не закрепили свою победу, социальную или экономическую, в сфере культуры, эта победа не является окончательной.
Идеология, порожденная грамшианской традицией, стала абсолютно доминирующей в конце 1960-х - начале 1970-х годов среди левых деятелей культуры. Это замечательное обоснование собственной роли в истории, в обществе. Из грамшианского наследия совершенно естественно вырастает с конца 1950-х годов концепция еврокоммунизма. Итальянская компартия, как крупнейшая коммунистическая партия демократического Запада, достаточно быстро начала дистанцироваться от Москвы.
Грамши был освобожден из фашистской тюрьмы только тогда, когда был уже смертельно болен. Незадолго до смерти он писал письма в иммиграцию к Тольятти, спрашивая: что же происходит там, в России, почему все старые большевики оказались врагами народа? Тольятти, понимая, что за такие письма как минимум должны исключать из партии, эти письма прятал и не докладывал в Москву, что товарищ Грамши запутался, не понимает политической ситуации в СССР. Но сам факт, что Тольятти припрятывал эти письма и до поры их не публиковал, свидетельствовал о том, что бюрократия компартии Италии, находясь в иммиграции, прекрасно, в-общем-то, понимала, с кем она имеет дело в Москве, выстраивала собственную линию поведения. Очень осторожно, не конфликтуя, Тольятти формировал самостоятельную стратегию. Руководство итальянской компартии явно имело уже в конце 1930-х и во время Второй мировой войны свои собственные расчеты и свои собственные планы. Она не была просто инструментом Москвы. Это не были люди, которые механически выполняли указания Коммунистического интернационала. Они могли сказать «есть», но все равно сделать по-своему. Проконтролировать то, что происходит в итальянском подполье, находясь в Москве, было совершенно невозможно.
Грамши умер, будучи очень обижен на коммунистическое движение. Он крайне негативно отнесся к сталинским чисткам, к тому, как родная коммунистическая партия Италии подчинилась Сталину. Он писал в своих тетрадях о тоталитарной партии и, понятное дело, имел в виду не только Италию. Но после его смерти Тольятти продолжал ту самую линию, которую выбрал Грамши. Компартия оказалась вовлечена в движение Сопротивления, а затем в формирование коалиционного правительства, в строительство институтов итальянской демократии после войны. Конституционные реформы, которые проводились в Италии после ликвидации фашизма и монархии, в большой степени были делом рук коммунистов. Это была партия масс, партия местного самоуправления. Коммунисты долго управляли таким крупнейшим центром, как Болонья. У партии начиная с 1950-х годов возникла необходимость в формировании своей собственной концепции жизни в условиях демократии как, с одной стороны, радикальной левой партии, а с другой стороны, как партии, вписанной в эту демократию.
Тольятти сформулировал свои различия с Москвой в открытую лишь в конце жизни. Он готовился к встрече с Хрущевым в Ялте, был очень уже тяжело болен и написал реферат, в котором хотел изложить подробно Хрущеву все то, что думает по поводу различий между двумя партиями. Говорить с Хрущевым было очень трудно, тот все время перебивал, сбивал с мысли. Вот и пришлось готовить реферат. Это не был разрыв с Москвой, как в случае титовской Югославии. Тем не менее компартия Италии изложила свое собственное, особое мнение. Встреча не состоялась из-за смерти Тольятти. Реферат был посмертно опубликован и стал первым источником еврокоммунизма. Впоследствии те же взгляды восторжествовали в испанской, французской и английской компартиях.
Ключевая идея, к которой пришли еврокоммунисты в 1960-е годы, состояла в том, что после войны западная демократия перестала быть чисто буржуазной. С точки зрения Маркса, имеет место диктатура буржуазии, опосредованная демократическими институтами. С точки зрения грамшианского подхода ситуация немного сложнее, мы имеем уже некую систему компромиссов, которая обеспечивает власть правящего класса на основе не диктатуры, а гегемонии. Следовательно, даже буржуазная демократия не является чисто буржуазной. Она представляет собой компромисс буржуазии с другими слоями общества, которые позволяют буржуазии управлять, но в той мере, в которой буржуазия согласна с условиями компромисса. Мы возвращаемся к теории общественного договора.
В логике грамшианской традиции проблема демократии состоит в том, чтобы изменить условия компромисса. И на протяжении всего послевоенного периода условия компромисса постепенно пересматриваются и становятся все более и более сбалансированными, и в 1960-е - начале 1970-х годов французские и итальянские коммунисты начинают писать про «передовую демократию», которая уже не является буржуазной. Условия компромисса таковы, что это уже не власть буржуазии. Это не социализм, но и не чисто буржуазное общество. Оно является капиталистическим по преимуществу, но в нем могут присутствовать некапиталистические, социалистические элементы.
Действительно, в обществе присутствуют институты явно не буржуазного характера, будь то государственный сектор, институты пенсионной системы, всеобщего образования, социальные гарантии. Природа государственного сектора может быть разной, но, если мы говорим о государственном секторе как о механизме, обеспечивающем социальную динамику в интересах низов (не такую, как при классическом капитализме), вертикальную мобильность для представителей трудящихся, о системе образования, которая не просто готовит кадры для предприятий, но и обеспечивает социальную справедливость, демократизацию общества, все это уже не может быть описано как «чисто буржуазные» институты Это институты, которые на основе социального компромисса включены в буржуазное общество, не будучи чисто буржуазны сами по себе. Своего рода зародыши нового общественного порядка, элементы социализма в капитализме. Реформист предполагает, что эти элементы будут просто накапливаться, и рано или поздно количество перейдет в качество, буржуазные отношения начнут отмирать, и будут возникать отношения постбуржуазные и социалистические. На этой основе в конце 1970-х годов итальянская компартия сформировала принцип исторического компромисса.