Военно-педагогические взгляды М.И. Драгомирова

Рис. 1.7. генерал-адъютант Драгомиров Михаил Иванович (1830–1905)

С именем М.И. Драгомирова связано создание в России целостной школы обучения и воспитания личного состава, которая основывалась на последних достижениях военно-педагогической мысли и строилась на учете конкретно-исторических реальностей русской армии конца XIX – начала XX в., учитывала специфику русского национального характера и другие факторы.

Основополагающим положением драгомировской школы обучения и воспитания войск является постулат о решающей роли человека в войне. Он остро полемизировал с теми, кто в изобретении и совершенствовании нарезного оружия увидел предпосылку угасания роли человека на поле боя. На основе обобщения опыта австро-итало-французской
(1859 г.) и австро-прусской (1866 г.) войн, в ходе которых Драгомиров в качестве офицера нейтральной страны находился непосредственно на фронте, он пришел к прямо противоположному выводу: чем совершеннее будут средства вооруженной борьбы, тем больше будет возрастать роль и значение человека, использующего оружие на поле боя.

В соответствии с этим, считал он, должна строиться вся система боевой подготовки. В ее основу необходимо положить высокогуманный, человеческий подход к солдату, позволяющий раскрыть все его природные способности и возможности. Обучение и воспитание новобранца, считал Драгомиров, необходимо сообразовывать с его нравственным и физическим развитием. Оно должно строиться так, чтобы «новобранца обратить в солдата, т.е. специализировать, не ломая в нем человека».

Примечательно при этом, что солдат как объект воспитательного воздействия воспринимался Драгомировым вовсе не абстрактно. Его военно-педагогические идеи отличались тесной связью с потребностями боевой практики войск. Для него солдат, офицер – человек своей эпохи и своей страны. Он был решительным противником универсальной военно-педагогической системы, одинаково пригодной для всех времен и народов. Система Драгомирова глубоко национальна. Она учитывала своеобразие русских условий и традиций, черты национального характера русского солдата. В этом отношении Драгомиров был горячим приверженцем и последовательным продолжателем суворовских методов подготовки войск. Он не упускал случая опереться на авторитет Суворова, когда приходилось выступать против тех, кто предавал забвению национальные черты военного искусства, впадал в бездумное подражательство, увлекался, в частности, прусскими методами подготовки войск. «Не мешало бы вспомнить, – писал он, – отношение великого старика к прусской муштре. Ведь он показал, что умел и учить русского человека, и побеждать с ним, следовательно, понимал, как его надо вести, мы же умиляемся перед иностранными приемами, а своих знать не хотим».

Сердцевину военно-педагогической системы Драгомирова составляют сформулированные и детально разработанные им принципы обучения и воспитания. Они представляют существенный интерес и для современного офицера, ибо в них сконцентрирован богатейший военно-педагогический опыт русской армии.

На первое место Драгомиров ставил принцип целесообразности. «Войска должно учить в мирное время только тому, что придется делать в военное». В обучение не должно входить ничего лишнего и ничего такого, чего нельзя требовать в бою от человека. Люди, выученные лишнему, по мнению Драгомирова, и перед противником будут делать не то, что нужно, а то, что они умеют делать.

Главное, что нужно на войне и предопределяет победу в бою, это воля к победе. «Без воли нет и жизни, и наука, которая к ней не приводит, – мертвая наука». Этой коренной цели и должна быть подчинена в конечном счете вся система воспитания и обучения войск. Основаниями крепости боевого духа солдат Драгомиров считал патриотизм, моральное превосходство над противником и правоту идеи, во имя которой они воюют. Он целиком разделял убеждение Л.Н. Толстого о том, что русские войска победили армию Наполеона главным образом благодаря своему нравственному пре­восходству.

Патриотизм, нравственное превосходство и вера в правоту идеи могут превратиться в факт победы лишь при условии, если они доведены до уровня способности жертвовать собой. Основываясь на законах психологии, Драгомиров теоретически глубоко разработал проблему жертвенности. При всем своем гуманизме он оста­вался воином, полководцем и потому придерживался вечной истины: войны без жертв не бывает, а без способности к самопожертвованию не может быть победы в войне. Формировать у солдат и офицеров это необходимое нравственное качество – значит, воспитывать способность преодолевать в бою инстинкт самосохранения. Мешает этому «военный мираж», т. е., когда кажущуюся опасность принимают за действительную. Корень «миража» лежит в чувстве самосохранения и в подчинении первым, непродуманным впечатлениям. Это всегда ведет к преувеличению опасности, иногда она видится даже там, где ее совсем нет. В «военном мираже» заложена и другая особенность воина: свою беду он чувствует так сильно, что забывает о беде противника. Если же не забывать, что и неприятелю не лучше, а может быть и хуже, то воин сможет побудить себя к упорству до конца в достижении поставленной цели.

Этому эффективно способствует знакомство воина с чувством опасности в процессе обучения, тренировки в преодолении этого чувства. Даже человека, сильно поддающегося страху, можно путем соответствующих упражнений приучить к самообладанию и успешно преодолевать страх. В гимнастике, например, Драгомиров рекомендовал широко использовать прыжки с такой высоты, с которой решится прыгнуть не всякий нетренированный человек. Или другой способ тренировок – «сквозные атаки» конницы на пехоту, которые помогают преодолевать боязнь друг друга в реальном бою. Для воина, учил он, всегда дело не в мере опасности, а в мере привычки к ней. В бою воин делает хорошо все то, к чему он приучен до боя, «что ему мирной практикой обращено в инстинктивную привыч­ку».

Важен и поучителен также принцип Драгомирова – системность и последовательность в обучении. Учить войска и солдат следует от простого к сложному, от легкого к трудному, от известного к неизвестному. На каждом занятии следует сообщать знаний понемногу: одну-две мысли – и тотчас требовать повторения; идти дальше можно, лишь вполне убедившись, что обучаемый все понял.

Существенное место в своей системе Драгомиров отводил принципу сознательного отношения к воинскому обучению как со стороны обучаемых, так и обучающих. Необходимо, чтобы обучаемый понял, чего от него хотят добиться в обучении и для чего это нужно, чтобы иметь собственное, внутреннее желание усвоить данное дело. Всякому новому действию, пускай самому элементарному, новому приему должна предшествовать работа мысли.

Драгомиров резко выступал против зубрежки и муштры. Он решительно отвергал попытки насадить в русской армии прусскую систему воспитания и обучения войск, всякое бездумное подражательство, которое никогда к хорошему не приводило. «Русское подражательство наилучшим порядкам у другого народа, – писал он, – к добру не приводит, ибо они составляют результат его национальных особенностей и, следовательно, не могут соответствовать таким же особенностям народа-подражателя». В основу обучения должны быть положены не чужеземные образцы, а очень национальное суворовское классическое правило: «Каждый воин должен понимать свой маневр».

По мнению Драгомирова, в обучении необходимо применять методику, которая будит мысль, инициативу обучаемых, развивает у них самостоятельность и уве­ренность в своих силах. Глубокий знаток человеческой психики, он доказывал, что если человек уверовал в свою неспособность к чему-либо, «то уже этому не выучится, сколько бы его ни учили, до тех пор, пока не выкинет из головы того, что он не способен».

В тесной связи с принципом «сознательности» находится у Драгомирова принцип наглядности в обучении. Он рекомендовал следовать правилу: прежде всего вещь, а потом знак. Это значит, что нельзя давать наименование вещи, не показав самой вещи, и при последующем ходе занятий больше работать над вещами, чем над словами. «Беда невелика, если солдат не будет складно говорить, лишь бы складно делал; если логика в деле, то она неминуемо будет и в голове». Поэтому учить нужно воочию, преимущественно примерами, показывать, что и как делать, прибегая к устным объяснениям только в случае действительной необходимости, когда нужно исправить ошибку обучаемого. Следует строго разграничивать: что вводить в сознание солдата рассказом, а что показом.

Основополагающий принцип, который включал Драгомиров в свою систему обучения, – принцип прочности усвоения. Он требует учить немногому, но много, т. е. основательно. Брать из преподаваемого не все подряд, а в порядке важности, начиная с того, без чего солдат обойтись не может; брать из уставов не все, а только то, что солдату необходимо знать. Опытный практик осуждал офицеров, которые в процессе обучения руководствовались не столько целесообразностью, сколько стремлением блеснуть своей эрудицией. «Много есть и между усердными людьми, – писал Драгомиров, которые, сами того не замечая, гораздо более удовлетворяют своей потребности учить, нежели потребности солдата знать».

В интересах твердости усвоения знаний и навыков Драгомиров был решительным противником всякого рода показухи, формализма, что он едко называл «игры в солдатики» или «воспроизведение боевых картин». Он в частности резко выступал против существующей практики заблаговременного назначения смотров, мотивируя это тем, что успех обучения определяется работой на протяжении целого года, а не натаскиванием к определенному сроку по тому или иному разделу обучения.

Не все разделяли взгляды Драгомирова. По свидетельству бывшего военного министра В.А. Сухомлинова, в окружении царя Драгомирова считали чудаком, а суворовскую школу воспитания и обучения войск, которую он отстаивал, устаревшей. Некоторые офицеры находили взгляды Драгомирова либеральными, слишком радикальными и относились к ним иронически, а то и враждебно, отдавая предпочтение в своей практической деятельности репрессивным мерам.

Но большая часть офицеров дореволюционной России с огромным уважением относилась к теоретическому наследию Драгомирова, видела в нем развитие идей Петра I, Суворова, Кутузова, изучая его и пользуясь им в повседневной работе по обучению и воспитанию войск, поддержанию в них воинского порядка.

Один из единомышленников и способных учеников Драгомирова подполковник Н.П. Бирюков опубликовал перед Первой мировой войной несколько интерес­ных работ по проблемам обучения и воспитания войск. В них офицер рассматривал вопрос о наглядности в обучении молодых солдат, давал конкретные указания о сочетании рассказа с показом. Осваиваемое действие он рекомендовал расчленять на элементы. Это способствует более прочному запоминанию материала. Автор призывал офицеров к настойчивости и терпению в подготовке молодых солдат, сохранению ровного тона, спокойствия (несмотря на возможное раздражение) и к достаточно прочному закреплению пройденного материала путем неоднократного его повторения.

В девятом томе «Военной энциклопедии», изданном И.Д. Сытиным семь лет спустя после смерти Драгомирова, есть такие слова о нем: «Его система обучения и воспитания войск, его взгляды на военное дело имели горячих поклонников и ярых противников; и те и другие складывали о нем целые легенды и рассказывали множество анекдотов, но никто не мог подняться до него в самоотверженном стремлении как можно глубже проникнуть в природу военного дела и сущность явлений военного быта, в фантастической преданности своему делу, в знании свойств русской армии, в вере его в «чудо-богатырей», воскресить которых он хотел осуществлением поучений Суворова. И если заветы последнего ожили в нашей памяти, то этим мы всецело обязаны Драгомирову, который первый подошел к нему не как историк к прошлому, а как практик к вечно живому и настоящему».

Эта оценка подтверждает значительную и во многом неувядающую ценность военно-педагогических идей Драгомирова. Его взгляды на военное воспитание отра­зили важный этап в развитии военно-теоретической мысли в России во второй половине XIX и начале XX века.

В трудах Драгомирова проанализирован и обобщен многовековой опыт подготовки войск к бою, в концентрированном виде изложено многое из того лучшего, прогрессивного, что добыто русской военно-теоретиче­ской мыслью за всю историю ее развития.

Взгляды военных ученых начала XX века на проблемы обучения,
воспитания и службы офицеров

Анализируя существовавшие взаимоотношения солдата и офицера, правомерно утверждать, что нередко между ними не было необходимой внутренней связи. Вплоть до 1917 года «среднестатистический» офицер в глазах солдата оставался преиму­щественно «барином», т.е. человеком чуждой ему среды, с которой у него мало общего. Впитав в себя с детства традиционное недоверие ко всему начальству вообще, наш солдат переносил его и на офицера, что, естественно, затрудняло установление необходимой связи между солдатом и офицером. Такой характер взаимоотношений в армейской среде в условиях революционных событий начала XX в. явился одной из причин распада русской армии и трагических последствий, связанных с открытым вооруженным противостоянием в годы Гражданской войны. Преподнесенный историей урок обязан извлечь для себя каждый командир и начальник.

Важно отметить и устойчивую зависимость между динамикой развития коллектива и самосовершенствованием командира. Пока офицер систематически занимается собственным образованием, он способен учить и воспитывать других, а подчиненные охотно прислушиваются к его мнению. К научной подготовке непременно должна прилагаться добрая воля, чтобы офицер работал не по принуждению, а из любви к делу, вкладывая в него душу и сердце, чтобы им руководил и двигал патриотизм, идейное служение, офицерская доблесть. «Офицер должен быть не наемник, а пастырь добрый», – подчеркивал генерал В. Голосов.