| Рис. 1.7. генерал-адъютант Драгомиров Михаил Иванович (1830–1905) |
Основополагающим положением драгомировской школы обучения и воспитания войск является постулат о решающей роли человека в войне. Он остро полемизировал с теми, кто в изобретении и совершенствовании нарезного оружия увидел предпосылку угасания роли человека на поле боя. На основе обобщения опыта австро-итало-французской
(1859 г.) и австро-прусской (1866 г.) войн, в ходе которых Драгомиров в качестве офицера нейтральной страны находился непосредственно на фронте, он пришел к прямо противоположному выводу: чем совершеннее будут средства вооруженной борьбы, тем больше будет возрастать роль и значение человека, использующего оружие на поле боя.
В соответствии с этим, считал он, должна строиться вся система боевой подготовки. В ее основу необходимо положить высокогуманный, человеческий подход к солдату, позволяющий раскрыть все его природные способности и возможности. Обучение и воспитание новобранца, считал Драгомиров, необходимо сообразовывать с его нравственным и физическим развитием. Оно должно строиться так, чтобы «новобранца обратить в солдата, т.е. специализировать, не ломая в нем человека».
Примечательно при этом, что солдат как объект воспитательного воздействия воспринимался Драгомировым вовсе не абстрактно. Его военно-педагогические идеи отличались тесной связью с потребностями боевой практики войск. Для него солдат, офицер – человек своей эпохи и своей страны. Он был решительным противником универсальной военно-педагогической системы, одинаково пригодной для всех времен и народов. Система Драгомирова глубоко национальна. Она учитывала своеобразие русских условий и традиций, черты национального характера русского солдата. В этом отношении Драгомиров был горячим приверженцем и последовательным продолжателем суворовских методов подготовки войск. Он не упускал случая опереться на авторитет Суворова, когда приходилось выступать против тех, кто предавал забвению национальные черты военного искусства, впадал в бездумное подражательство, увлекался, в частности, прусскими методами подготовки войск. «Не мешало бы вспомнить, – писал он, – отношение великого старика к прусской муштре. Ведь он показал, что умел и учить русского человека, и побеждать с ним, следовательно, понимал, как его надо вести, мы же умиляемся перед иностранными приемами, а своих знать не хотим».
Сердцевину военно-педагогической системы Драгомирова составляют сформулированные и детально разработанные им принципы обучения и воспитания. Они представляют существенный интерес и для современного офицера, ибо в них сконцентрирован богатейший военно-педагогический опыт русской армии.
На первое место Драгомиров ставил принцип целесообразности. «Войска должно учить в мирное время только тому, что придется делать в военное». В обучение не должно входить ничего лишнего и ничего такого, чего нельзя требовать в бою от человека. Люди, выученные лишнему, по мнению Драгомирова, и перед противником будут делать не то, что нужно, а то, что они умеют делать.
Главное, что нужно на войне и предопределяет победу в бою, это воля к победе. «Без воли нет и жизни, и наука, которая к ней не приводит, – мертвая наука». Этой коренной цели и должна быть подчинена в конечном счете вся система воспитания и обучения войск. Основаниями крепости боевого духа солдат Драгомиров считал патриотизм, моральное превосходство над противником и правоту идеи, во имя которой они воюют. Он целиком разделял убеждение Л.Н. Толстого о том, что русские войска победили армию Наполеона главным образом благодаря своему нравственному превосходству.
Патриотизм, нравственное превосходство и вера в правоту идеи могут превратиться в факт победы лишь при условии, если они доведены до уровня способности жертвовать собой. Основываясь на законах психологии, Драгомиров теоретически глубоко разработал проблему жертвенности. При всем своем гуманизме он оставался воином, полководцем и потому придерживался вечной истины: войны без жертв не бывает, а без способности к самопожертвованию не может быть победы в войне. Формировать у солдат и офицеров это необходимое нравственное качество – значит, воспитывать способность преодолевать в бою инстинкт самосохранения. Мешает этому «военный мираж», т. е., когда кажущуюся опасность принимают за действительную. Корень «миража» лежит в чувстве самосохранения и в подчинении первым, непродуманным впечатлениям. Это всегда ведет к преувеличению опасности, иногда она видится даже там, где ее совсем нет. В «военном мираже» заложена и другая особенность воина: свою беду он чувствует так сильно, что забывает о беде противника. Если же не забывать, что и неприятелю не лучше, а может быть и хуже, то воин сможет побудить себя к упорству до конца в достижении поставленной цели.
Этому эффективно способствует знакомство воина с чувством опасности в процессе обучения, тренировки в преодолении этого чувства. Даже человека, сильно поддающегося страху, можно путем соответствующих упражнений приучить к самообладанию и успешно преодолевать страх. В гимнастике, например, Драгомиров рекомендовал широко использовать прыжки с такой высоты, с которой решится прыгнуть не всякий нетренированный человек. Или другой способ тренировок – «сквозные атаки» конницы на пехоту, которые помогают преодолевать боязнь друг друга в реальном бою. Для воина, учил он, всегда дело не в мере опасности, а в мере привычки к ней. В бою воин делает хорошо все то, к чему он приучен до боя, «что ему мирной практикой обращено в инстинктивную привычку».
Важен и поучителен также принцип Драгомирова – системность и последовательность в обучении. Учить войска и солдат следует от простого к сложному, от легкого к трудному, от известного к неизвестному. На каждом занятии следует сообщать знаний понемногу: одну-две мысли – и тотчас требовать повторения; идти дальше можно, лишь вполне убедившись, что обучаемый все понял.
Существенное место в своей системе Драгомиров отводил принципу сознательного отношения к воинскому обучению как со стороны обучаемых, так и обучающих. Необходимо, чтобы обучаемый понял, чего от него хотят добиться в обучении и для чего это нужно, чтобы иметь собственное, внутреннее желание усвоить данное дело. Всякому новому действию, пускай самому элементарному, новому приему должна предшествовать работа мысли.
Драгомиров резко выступал против зубрежки и муштры. Он решительно отвергал попытки насадить в русской армии прусскую систему воспитания и обучения войск, всякое бездумное подражательство, которое никогда к хорошему не приводило. «Русское подражательство наилучшим порядкам у другого народа, – писал он, – к добру не приводит, ибо они составляют результат его национальных особенностей и, следовательно, не могут соответствовать таким же особенностям народа-подражателя». В основу обучения должны быть положены не чужеземные образцы, а очень национальное суворовское классическое правило: «Каждый воин должен понимать свой маневр».
По мнению Драгомирова, в обучении необходимо применять методику, которая будит мысль, инициативу обучаемых, развивает у них самостоятельность и уверенность в своих силах. Глубокий знаток человеческой психики, он доказывал, что если человек уверовал в свою неспособность к чему-либо, «то уже этому не выучится, сколько бы его ни учили, до тех пор, пока не выкинет из головы того, что он не способен».
В тесной связи с принципом «сознательности» находится у Драгомирова принцип наглядности в обучении. Он рекомендовал следовать правилу: прежде всего вещь, а потом знак. Это значит, что нельзя давать наименование вещи, не показав самой вещи, и при последующем ходе занятий больше работать над вещами, чем над словами. «Беда невелика, если солдат не будет складно говорить, лишь бы складно делал; если логика в деле, то она неминуемо будет и в голове». Поэтому учить нужно воочию, преимущественно примерами, показывать, что и как делать, прибегая к устным объяснениям только в случае действительной необходимости, когда нужно исправить ошибку обучаемого. Следует строго разграничивать: что вводить в сознание солдата рассказом, а что показом.
Основополагающий принцип, который включал Драгомиров в свою систему обучения, – принцип прочности усвоения. Он требует учить немногому, но много, т. е. основательно. Брать из преподаваемого не все подряд, а в порядке важности, начиная с того, без чего солдат обойтись не может; брать из уставов не все, а только то, что солдату необходимо знать. Опытный практик осуждал офицеров, которые в процессе обучения руководствовались не столько целесообразностью, сколько стремлением блеснуть своей эрудицией. «Много есть и между усердными людьми, – писал Драгомиров, которые, сами того не замечая, гораздо более удовлетворяют своей потребности учить, нежели потребности солдата знать».
В интересах твердости усвоения знаний и навыков Драгомиров был решительным противником всякого рода показухи, формализма, что он едко называл «игры в солдатики» или «воспроизведение боевых картин». Он в частности резко выступал против существующей практики заблаговременного назначения смотров, мотивируя это тем, что успех обучения определяется работой на протяжении целого года, а не натаскиванием к определенному сроку по тому или иному разделу обучения.
Не все разделяли взгляды Драгомирова. По свидетельству бывшего военного министра В.А. Сухомлинова, в окружении царя Драгомирова считали чудаком, а суворовскую школу воспитания и обучения войск, которую он отстаивал, устаревшей. Некоторые офицеры находили взгляды Драгомирова либеральными, слишком радикальными и относились к ним иронически, а то и враждебно, отдавая предпочтение в своей практической деятельности репрессивным мерам.
Но большая часть офицеров дореволюционной России с огромным уважением относилась к теоретическому наследию Драгомирова, видела в нем развитие идей Петра I, Суворова, Кутузова, изучая его и пользуясь им в повседневной работе по обучению и воспитанию войск, поддержанию в них воинского порядка.
Один из единомышленников и способных учеников Драгомирова подполковник Н.П. Бирюков опубликовал перед Первой мировой войной несколько интересных работ по проблемам обучения и воспитания войск. В них офицер рассматривал вопрос о наглядности в обучении молодых солдат, давал конкретные указания о сочетании рассказа с показом. Осваиваемое действие он рекомендовал расчленять на элементы. Это способствует более прочному запоминанию материала. Автор призывал офицеров к настойчивости и терпению в подготовке молодых солдат, сохранению ровного тона, спокойствия (несмотря на возможное раздражение) и к достаточно прочному закреплению пройденного материала путем неоднократного его повторения.
В девятом томе «Военной энциклопедии», изданном И.Д. Сытиным семь лет спустя после смерти Драгомирова, есть такие слова о нем: «Его система обучения и воспитания войск, его взгляды на военное дело имели горячих поклонников и ярых противников; и те и другие складывали о нем целые легенды и рассказывали множество анекдотов, но никто не мог подняться до него в самоотверженном стремлении как можно глубже проникнуть в природу военного дела и сущность явлений военного быта, в фантастической преданности своему делу, в знании свойств русской армии, в вере его в «чудо-богатырей», воскресить которых он хотел осуществлением поучений Суворова. И если заветы последнего ожили в нашей памяти, то этим мы всецело обязаны Драгомирову, который первый подошел к нему не как историк к прошлому, а как практик к вечно живому и настоящему».
Эта оценка подтверждает значительную и во многом неувядающую ценность военно-педагогических идей Драгомирова. Его взгляды на военное воспитание отразили важный этап в развитии военно-теоретической мысли в России во второй половине XIX и начале XX века.
В трудах Драгомирова проанализирован и обобщен многовековой опыт подготовки войск к бою, в концентрированном виде изложено многое из того лучшего, прогрессивного, что добыто русской военно-теоретической мыслью за всю историю ее развития.
Взгляды военных ученых начала XX века на проблемы обучения,
воспитания и службы офицеров
Анализируя существовавшие взаимоотношения солдата и офицера, правомерно утверждать, что нередко между ними не было необходимой внутренней связи. Вплоть до 1917 года «среднестатистический» офицер в глазах солдата оставался преимущественно «барином», т.е. человеком чуждой ему среды, с которой у него мало общего. Впитав в себя с детства традиционное недоверие ко всему начальству вообще, наш солдат переносил его и на офицера, что, естественно, затрудняло установление необходимой связи между солдатом и офицером. Такой характер взаимоотношений в армейской среде в условиях революционных событий начала XX в. явился одной из причин распада русской армии и трагических последствий, связанных с открытым вооруженным противостоянием в годы Гражданской войны. Преподнесенный историей урок обязан извлечь для себя каждый командир и начальник.
Важно отметить и устойчивую зависимость между динамикой развития коллектива и самосовершенствованием командира. Пока офицер систематически занимается собственным образованием, он способен учить и воспитывать других, а подчиненные охотно прислушиваются к его мнению. К научной подготовке непременно должна прилагаться добрая воля, чтобы офицер работал не по принуждению, а из любви к делу, вкладывая в него душу и сердце, чтобы им руководил и двигал патриотизм, идейное служение, офицерская доблесть. «Офицер должен быть не наемник, а пастырь добрый», – подчеркивал генерал В. Голосов.