Феномен смерти в понимании различных философов

Феномен смерти в понимании различных философов. Философы, которые обращались к теме смерти, нередко пишут о том, что в разных культурах эта тема переживалась по разному.

Как правило, сопоставляются обычно философские высказывания. Ведь какое-то чувство умирания должно быть у человека, пишет, например, Цицерон. Вс это мы должны обдумать в молодости, чтобы могли презирать смерть без такого размышления быть спокоен душой не может быть никто ведь умереть нам. Как известно, придтся быть может, даже сегодня. 4 Наряду с классическими исследованиями темы смерти, принадлежащими истории философской мысли Платон, Августин, Кьеркегор, Шопенгауэр, Ницше, Шпенглер, Фрейд, Хайдеггер, Бумаков, Карсавин и др. высокий статус приобретают современные поиски, в которых проблема смерти, Апокалипсиса, анализируется в контексте современной социокультурной ситуации.

Именно к такому роду трудов относятся работы зарубежных теоретиков Ф. Арьеса, Ж. Бодрийяра, М. Вовелля, М. Фуко и др. отечественных философов П.С. Гуревича, В.А. Подорога, М.К. Мамардашвили и др. Обращающаяся к теме смерти философская мысль ХХ века в большинстве случаев разделяет и исходит из шопенгауэровско-ницшанской идеи превосходства смерти над жизнью.

Но философия Срена Кьеркегора отчтливо и принципиально вступилась за смерть, как онтологическое основание человеческого бытия. Нейтрализуя действие смерти в сфере чистого и непрерывного мыслительного опыта, классический философ практически сдат смерти территорию жизни, где она обретает неограниченные полномочия. Авраам на горе Мориа, занося нож на единственного сына своего Иакова, переживает состояние смерти, своей микросмерти как этически конституированного существа, тем самым, совершая прыжок через абсурд в абсолютную веру. Событие микросмерти при этом открывает опыт утраты трансцендентального эго. Действие собственной смерти невозможно представить, о ней невозможно рассказать, поделиться смертельным опытом на собственном примере.

Возможна и необходима лишь соотнеснность со своей собственной смертью. Христианская религиозность, в рамках которой бьтся мысль Срена Кьеркегора, между тем, затрудняет эту соотнеснность неопределнностью посмертной судьбы христианина, возможной перспективой ничто, как веяного проклятия, но не умирания. Внушающая ужас возможность не умереть делает человека несчастнейшим по жизни.

В крайнем принятии отчаяния пишет Кьеркегор и заключена смертельная болезнь, этот недуг Я вечно умирать, умирать, однако же не умирая, умирать смертью. Ибо умереть значит, что вс кончено. Однако умирать смертью означает переживать свою смерть, а переживать е даже одно-единственное мгновенье значит, переживать е вечно. Человек, таким образом, как временное существо, живет временем умирания, временем ничтожения, временем господства Ничто. Одно из самых интересных и фундаментальных развитей кьеркегоровский пафос получает в экзистенциализме Мартина Хайдеггера, который рассматривает человеческое существование как бытие к смерти.

Бытие к смерти это форма подлинного бытия, выхватывающая человека из сферы случайных возможностей и размещающая его на лоне экзисценции, где человек сталкивается с бытийными возможностями, возможностями самопонимания.

Бытие последних конституируется понятием Dasein. Dasein позволяет нам ощутить себя посреди сущего в целом и одновременно находящимися, стоящими в просвете бытия. Вступая в этот просвет, человек испытывает состояние чуждости, одиночества, захватывается экзистенциалом ужаса, в котором приоткрывается Ничто. Таким образом, человеческое бытие означает также выдвинутость в Ничто. По Хайдеггеру, Ничто оказывается необходимым элементом реальности, посредством которого реализуется человеческое бытие как присутствие.

Эволюция взглядов Хайдеггера на проблему смерти приводит к дополнительному аспекту видения отношений Dasein с бытием и Ничто. Дело в том, что смерть, понятая как предельная возможность Dasein в духе Бытия и времени, остатся замкнутой в структуре Dasein, взятого на своих собственных основаниях. Однако в более поздний период своего творчества Хайдеггер интересуется Dasein в его отношении к бытию, и тогда смерть предстат как потрясение бытия, следствием чего является обретением бытием-к-смерти Dasein своего сущностного назначения быть местом прорыва бытия в историю.

Иначе говоря, смерть не столько обнаруживает человека в безнаджном одиночестве, сколько проясняет и определяет его аутентичность с точки зрения осознания его востребованности бытием. Таким образом, понимание смерти Хайдеггером получает новую глубину.

Смерть более не является лишь наместницей Ничто, она становится двоением бытия. Философско-антропологический проект Мартина Хайдеггера вбрасывает человека в ситуацию ответственного присутствия в просвете Бытия, что одновременно предполагает выдвинутость в Ничто. Бытие-к-смерти становится модусом подлинного существования человека и воплощением амбивалентного сродства Бытия и Ничто. Человек поврнут к смерти, проектирует и осиливает е, обретает принадлежность к истине Бытия и к истине Ничто. Смерть есть ковчег Ничто, то есть того, что ни в каком отношении никогда не есть нечто просто сущее, но что существует и даже в качестве тайны самого Бытия. Смерть как ковчег Ничто есть Хран бытия.

Несмотря на заброшенность, одиночество человек Мартина Хайдеггера это человек, свободно выбирающий проект бытия-к-смерти, проект отказа и ухода. Жизнь уход. Смерть возвращение, отмеченное погребальным звоном, призывающим в укромные недра Бытия. Жан-Поль Сартр в понимании смерти расходится со своим немецким предшественником.

Он считает что смерть абсурдна, что резко разнит его позицию с хайдеггеровской. Если мы должны умереть пишет Сартр то наша жизнь не имеет смысла, потому что е проблемы не получат никакого разрешения. Сартр исходит из понимания смерти как случайного события, принадлежащего целиком слою фактичности и не влияющего никак на проективность человеческого существования. Конечность же человеческой жизни определяется по Сартру отнюдь не смертностью, а результативностью свободного выбора, осекающего спектры возможностей в каждый действительный момент необратимо развртывающегося времени экзистенции.

Будучи погружнным в повседневное бытие, по Сартру, человек не способен предвосхитить или тем более встретить свою смерть. Смерть оказывается тем, что всегда происходит с другими. Кроме того, смерть, будучи смертью Другого, всегда налицо, уже всегда в прошлом, впереди е нет. Тема друговости смерти поддерживается и обстоятельно развивается другим экзистенциальным мыслителем Эммануэлем Левинасом.

Он считает, что смерть не есть абсолютное ничто, абсолютная утрата событийности. Неведомость смерти соотносится с переживанием невозможности уйти в ничто, не означает, что смерть - это область, откуда никто не вернулся и которая остатся не ведомой фактически она означает, что отношение со смертью не свершается на свету, что субъект вступил в отношение с чем-то, из него самого не исходящим. Мы бы сказали, что он вступил в отношение с тайной. Граница света и тьмы, по Левинасу, совпадает с границей активности и пассивности.

Страдание, будучи предвестием смерти, погружает субъекта в опыт пассивности. Как видно, Левинас здесь прямо альтернативен Хайдеггеру, согласно которому бытие-к-смерти предполагает активность, ясность ума, внимательность духа. У Левинаса, напротив, человек на пороге смерти затопляется страданием, его горизонт возможностей свртывается, он скован и пассивен. Но по Левинасу, именно эта человеческая ситуация более достоверна, нежели хайдеггеровская умозрительность в отношении нашествия Ничто. По Левинасу, с приближением смерти мы вступаем в отношение с тем, что есть совершенно другое, с тем, что нельзя приспособить, подключить в пользование.

Это Другое не может быть освоено, оно не может стать моим другим, соучаствующим в совместном существовании, ему отказано в событии. Его существование быть Другим. Вступление в отношение с тем, что есть абсолютная инаковость, по Левинасу, не есть установление гармоничного отношения противоположности внутри единой общности.

Связь с Другим тайна. Левинас размещает смерть целиком в будущем смерть никогда не теперь. Будущее пишет Левинас это то, что сваливается на нас и завладевает нами. Будущее это другое. Но таким образом встают непростые для Левинаса вопросы если смерть - другое, будущее, если она не может войти в мо настоящее, то как она может случиться со мной Со мной ли это Как же взять смерть на себя, пересилить е или примирить с собой Человек, по Левинасу, мучительно ищет способ сопряжения себя и смерти, ибо мы разом хотим и умереть и быть. В итоге, принятие Другого, которое Левинас считает последним и подлинным фактом нашего бытия, это, конечно же, не хайдеггеровское принятие проекта бытия-к-смерти. Сама смерть не может быть, по Левинасу, проектантом человеческого бытия, ибо она обращает в предельную безответственность, в детское безутешное рыдание, плач. Смерть это невозможность того, чтобы у меня был проект.

Но, может быть, есть исключение Самоубийство Откроем Миф о Сизифе Альбера Камю, наделяющего вопрос о суициде статусом фундаментальной философской проблемы. Камю считает, что принятие смерти - не бунт, не месть абсурдной жизни, а примирение и низвержение в абсурдное будущее.

Но и сама смерть абсурдна, самоубийство нелепая ошибка. Выбирая смерть, мы уподобляемся абсурдной природе, сливаемся с нею. Самоубийство ошибка. Абсурдный человек исчерпывает вс и исчерпывается сам абсурд есть предельное напряжение, поддерживаемое всеми его силами в полном одиночестве. Абсурдный человек знает, что сознание и каждодневный бунт - свидетельства той истины, которой является брошенный им вызов.

Остатся лишь держаться этой единственной истины, отталкиваясь от смерти. Смерть в экзистенциальной парадигме становится участницей событий. Как отмечает Пол Костенбаум, Смерть есть факт жизни вот универсальная истина экзистенциализма. 2 Гегель также затрагивает тему смерти в своем труде Феноменология духа. Он пишет Человек проявляет себя как существо, которое всегда осознает свою смертность, зачастую принимает смерть добровольно и осознанно.

Человек впервые проявляет себя в природном Мире только смиряясь с мыслью о смерти и раскрывая ее в своем дискусе, Человек приходит в конечном счете к абсолютному знанию или к Мудрости, завершая таким образом Историю. В понимании Гегеля смерть это та ирреальность, которая есть негативность или негативная-или-отрицающая сущность. Тема сущностного различия между смертью человека, то есть смертью в собственном смысле слова, и смертью как разложением чисто природного существа находит свое развитие во введении к Феноменологии Духа. Здесь Гегель пишет То, что ограничено рамками природной жизни, не может само по себе выйти за пределы своего непосредственного эмпирического существования но оно вытесняется за рамки этой экзистенции чем то другим, и этот факт оторванности и вынесенности вовне и есть его смерть.

В других работах Гегеля можно наблюдать понимание смерти, как свободы.

Он пишет Если с одной стороны, свобода есть Негативность и, с другой стороны, Негативность есть Ничто и смерть- то нет свободы без смерти, и только смертное существо может быть свободным. Можно сказать даже, что смерть это последнее и аутентичное проявление свободы. Если бы человек не был бы смертен, если бы он не имел возможности, без необходимости предать себя смерти, то он не смог бы избежать жестокой определенности Бытия. 3 Тема смерти волнует и русских философов.

Так Семен Франк пишет Смерть в ее явно-видимом значении есть самый выразительный показатель внутреннего надлома бытия, его несовершенства и потому его трагизма но одновременно смерть по своему внутреннему смыслу есть потрясающее таинство перехода из сферы дисгармонии, из сферы тревог и томления земной жизни в сферу вечной жизни. Из блестящей плеяды русских философов конца 19 первой половины 20 века, пожалуй, лишь Николаю Бердяеву удается жесткое, под стать западному экзистенциализму, понимание Ничто как самостоятельного, безосновного начала вне и помимо Бога, что, собственно, стало основанием его проникнутой активным антропоцентричным духом философии свободы. 2