Смерть в момент наступления смерти

Смерть в момент наступления смерти. Владимир Янкелевич в своей книге Смерть пишет, что философия момента наступления смерти невозможна.

Философия смертельного мгновения проникла бы с самое сердце тайны если бы была возможна. Но она не возможна, ибо у не нет никакой почвы по ногами. Опыт смертельного мгновения, может быть, и дал бы нам разгадку, но воспользоваться им нельзя. Интуиция момента смерти, если бы таковая была возможна, была бы скорее похожа на лгкое касание, чем на непосредственный контакт, ведь она должна приобщиться не притронувшись.

Янкелевич пишет, что момент наступления смерти никак не может быть ни объектом познания, ни материалом для умозрительных рассуждений. Замешательство, которое вызывает у нас смерть, во многом объясняется немыслимым и невыразимым характером смертельного мгновения. Мы можем сколько угодно анализировать момент наступления смерти, можем пытаться проникнуть в его святая святых, стараться приблизиться к нему как можно ближе но вс равно не откроем ничего нового, кроме простого факта смерти момент наступления смерти это элементарное событие, сводящееся к своей кводдитости или не делимой действительности полной остановки.

Выясним теперь, применима ли категория количества к смертельному мгновению. Является ли смертельное мгновение максимумом Считается, что оно связано с высшей степенью боли или с высшим накалом зла боль, например, становится смертельной, если она превышает некий поддающийся цифровому выражению максимум.

Будучи последним моментом нашего опыта, смерть, то есть факт смерти, является некой границей. Смерть это то, что зарыто в самом конце нашего опыта, если копать в противоположную от всего человеческого сторону. Одним словом, это непреодолимая граница, которая достигается стремящимся к абсолюту опытом. Смерть ждт нас в конце всех дорог. Если постепенно увеличивать накал чувств или эмоций, то это неизбежно приведт к смерти.

Разве от радости нельзя умереть Психосоматическое бытие простого смертного так непродолжительно, так неустойчиво. Ведь смерть может проникнуть в нас через все поры, через все щели нашего телесного здания. Вероятность смерти может быть всего лишь одна на тысячу тем не менее, именно страх перед этой крошечной, далкой и невероятной возможностью и делает опасность опасной, а лотерею захватывающей. Смерть кого-то другого это мелкий, несчастный случай, незначительное происшествие в бесконечной цепи событий но своя собственная смерть это конец света и конец исторического развития, одним словом, конец всего то, что само по себе вовсе не является концом времени, для меня становится этим концом.

Янкелевич считает, что смерть, будучи в некотором роде мутацией, казалось бы, должна вписываться в категорию качественного преобразования. Качество определяется только посредством видоизменений, в силу которых одно качество приходит на смену другому и наполняет собой время и движение, придавая становлению конкретное содержание.

Смертельное уничтожение, то есть переход из бытия в не-бытие, может быть только внезапным и одноразовым это значит, что любая смерть, даже если к ней долго готовиться, будет внезапной. Если трансформация это переход из одной формы в другую, если транссубстанциализация это превращение всего бытия в какое-то новое бытие, то смерть это переход от формы к бесформенности и от бытия к не- бытию она уничтожает и модальности, и субстанцию, и атрибуты и само быти. Превращение живого тела в разлагающийся труп не опровергает, а подтверждает максимальность смертельного разложения ибо оно превращает его в нечто бесформенное Выходящая за пределы модального преобразования, то есть перехода от одного к другому, или превращения одного в другое, которые не сводятся к радикальной трансубстанциализации, изменяющей буквально вс во всм, обращение в ничто, называющееся смертью, лишает сущее всего и сталкивает его в пропасть полного Ничто. Между смертью вообще и мелкими частичными смертями, из которых состоит процесс старения, существует метафизическая разница.

Если бы вся жизнь в целом являлась бы медленной смертью, то смерть была бы таким же изменением, как и все другие.

Но это всего лишь слова. Старение, при котором седеют волосы, появляются морщины, закупориваются сосуды, изменяется состав крови и нарушается обмен веществ, старение как критический возраст непрестанно вносит в морфологию организма незаметные поправки и детальные изменения.

Смерть же под всем этим подводит черту и сразу прекращает функции организма и дыхание, и кровообращение, и работу сердца, и обмен веществ гильотина небытия решает этот вопрос взмахом. Бытие не поддатся количественным характеристикам так и небытие нашего бытия полностью чуждо любому выражению небытие это смерть всей жизни в буквальном смысле слова, которая уничтожает не какую-нибудь частицу, а вс бытие в целом, она смертельна именно потому, что уничтожает вс. Смертью называют абсолютную, ничем не восполнимую пустоту, вызванную уничтожением определнного человека.

Смерть влечт за собой абсолютное разложение формы, лишнной своей самости. Утверждение, что смерть вырывает сущее из самого себя, равно признанию сверхсуществования некоего безличного фундаментального бытия. Это отождествляет смерть с некой максимальной мутацией, которая лишает живое существо его собственного существования Мы вс время возвращаемся к одному и тому же смерть это только уничтожение, которое выводит е за границы эмпирии.

Ведь вырывается сам корень бытия. Смерть является метаимпирическим кризисом, который не поддатся количественному выражению. Смертью просто-напросто оканчивается существование эмпирической промежуточности. Можно ли такой кризис почувствовать на собственной шкуре, можно ли его испытать. Нам приходится умирать, но самой мы не испытываем самость смерти, последнее пограничное событие, является объектом нового и внезапно обрывающегося опыта.

В Федоне смерть это очищение в самом деле, умирающий переступает порог, который отделяет мутную двойственность от ясной чистоты, а промежуточность жизни от сверхбытия. Но это не имеет ничего общего с трансформацией смерть это не переход. Смерть это отказ не от той или иной формы, а от формы вообще это полный отказ от субстанции, носительницы этой формы, и от субстанции этой носительницы и так до бесконечности. Смерть это такое изменение, которое навсегда уничтожает и саму возможность изменений, и изменяющуюся субстанцию, то есть саму сущность подверженного изменениям бытия.

Смерть немыслима ни как качественное, ни как количественное изменение, то есть ей нельзя найти цифровое выражение кроме того, она совершенно чужда всякой хронологии и топографии. Отметим, однако, что последний вздох связан с определнной датой, датой в календаре, и с определнным временем на часах. Хотя с точностью предсказать момент наступления смерти нельзя, это событие, по-видимому, отвечает на вопрос Когда смерть - это определнная неопределнность.

Смерть является водоразделом между временем и вневременностью она относится к обоим этим мирам, входя в каждый из них. В хронике событий смерть это особое историческое происшествие, ибо оно самое последнее из них. Смерть наступает в какой-то определнный момент и с этого мгновения для усопшего начинается внеисторическая вечность, полностью лишнная событий. С одной стороны умерший уходит в бесконечную даль но с другой он остатся на том же месте.

Но ничто не пропадает бесследно, и место всегда будет занято, ведь природа боится пустоты, во всяком случае, небытия. Значит, нельзя буквально сказать, что умерший исчезает бесследно, ибо следы как раз таки остаются. Остаются останки, как принято целомудренно выражаться остатся бренная оболочка того, что было живым существом. Телесная оболочка нас притягивает, но сознание того, что перед нами некая инертная вещь, заставляет отшатнуться зарождающийся порыв к общения немедленно остывает при виде этого пвсевдоорганизма, сменяясь явным отвращением.

Смерть разъединяет две противоположности, которые мы привыкли считать неразлучными и неразделимыми физическую очевидность тела, доступную ощущению, и неуловимую тайну, благодаря которой тело только и может быть присутствием. Смерть это вор, который крадт живого на глазах у всего его окружения не зная что и думать, мы поворачиваем со всех сторон один и тот же непостижимый факт он уже стал холодный, не двигается, не отвечает, да и вообще его здесь уже нет тот, кто осталсято, что осталось, это не он. Чтобы усилить двойственное присутствие отсутствующего, чтобы привязать метаэмпирическую тайну смерти к какой-то определнной точке пространства, мы решаем сделать символическим некое место, например, смертное ложе. Чтобы скрыть наше бессилие и невозможность найти не находимое, мы соблюдаем определнные ритуалы, которые не имеют никакого смысла.

Ушедший навсегда не вернтся никогда.

Колокольный звон по усопшим, который раздатся во время религиозных церемоний, остатся без ответа умерший не отвечает на призыв, скорбные звуки постепенно стихают, и в тишине слышны лишь женские рыдания.