Новая этика и мораль в учениях Ницше. Критика религии и философии у Ницше полностью находится под властью этических мотивов.
Он восхищается некоторыми качествами, которые, как он верил может быть и правильно, возможны только у аристократического меньшинства большинство, по его мнению, должно быть средством для возвышения меньшинства, большинство нельзя рассматривать как имеющее какие-то независимые притязания на счастье и благополучие. Обычно Ницше называет простых людей недоделанными и неполноценными bungled and botched и не возражает против того, чтобы они страдали, если это необходимо для создания великого человека.
Так, вся важность периода 1789-1815 годов суммирована в Наполеоне. Наполеона сделала возможным именно революция - вот в чем ее оправдание. Нам следует желать анархического крушения всей нашей цивилизации, если его результатом было бы такое вознаграждение. Наполеон сделал возможным национализм вот такое извинение последнего. Почти все возвышенные надежды XIX века, пишет Ницше, обязаны своим возникновением Наполеону. Этика Ницше является этикой самооправдания ни в каком обычном смысле этого слова. Он верит в спартанскую дисциплину и способность терпеть, так же как и причинять боль ради важной цели. Он ставит силу воли выше всего.
Я оцениваю силу воли говорит он по количеству сопротивления, которое она может оказать, по количеству боли и пыток, которые она может вынести, и знаю, как обратить ее к ее собственной выгоде. Я не указываю на зло и боль существования пальцем укора, но, напротив, я питаю надежду, что жизнь может однажды стать еще более злой и еще более полной страданий, чем когда-либо. Имеются всяческие практические аргументы, показывающие, что попытка достичь цели, которую ставил Ницше, на самом деле приведет к чему-то совсем другому.
Потомственные аристократы дискредитированы. Единственной практически возможной формой аристократии является организация типа фашистской или нацистской партии. Подобная организация вызывает оппозицию и, вероятно, будет побеждена в войне но если она и будет побеждена, то она должна вскоре стать не чем иным, как полицейским государством, где правители живут в постоянном страхе быть убитым, а герои заключены в концентрационные лагери.
В таком обществе доверие и честность подорваны доносами и предполагаемая аристократия сверхчеловеков вырождается в клику дрожащих трусов. Этическим вопросом, в противоположность политическому, является вопрос о сочувствии. Сочувствие выражается в том, что становишься несчастным из-за страданий других, и это до некоторой степени естественно для человеческого существа.
Маленькие дети огорчаются, когда слышат, как плачут другие дети. Но развитие этого чувства у разных людей идет по-разному. Некоторые находят удовольствие в том, что причиняют страдание, другие, например Будда, чувствуют, что они не могут быть полностью счастливы до тех пор, пока какое-нибудь животное существо страдает. Большинство людей эмоционально делит человечество на друзей и врагов, сочувствуя первым, но не вторым. Такие этики, как христианская и буддистская, содержат в своей эмоциональной основе универсальное сочувствие, а этика Ницше - полное отсутствие сочувствия В целом сострадние парализует закон развития - закон селекции.
Оно поддерживает жизнь в том, что созрело для гибели. Проповеди Ницше часто направлены против сострадания, и чувствуется, что в этом отношении ему было нетрудно следовать своим заповедям. Человеческое, слишком человеческое вышло с посвящением памяти Вольтера, что одно уже могло вызвать скандал, и с подзаголовком Книга для свободных умов, хотя, как признается автор уже на первых страницах, когда мне это было нужно, я изобрел для себя и свободные умы таких умов нет и не было. Однако он надеется, что наша Европа будет иметь среди своих сыновей завтрашнего и послезавтрашнего дня таких веселых и дерзких ребят.
Книга эта, составленная из девяти отделов, каждый из которых анализирует аспекты человеческого бытия в мире, человеческого общества и человеческого сознания показывает, как мало в человеке и его жизни подлинного величия и свободы, как сильно закрепостил он себя многочисленными представлениями и предрассудками, сложившимися в моральные установления и как спокойны и беззубы его мысль, наука, выхолощено искусство.
Все это только лишь человеческое. Всем этим человеческим связаны людские души, и потому, чтобы могли появиться вновь как когда-то существовавшие изначально, свободные умы, душа должна испытать, как решающее событие своейжизни испытать великий разрыв со всем этим безнадежно человеческим.
Лучше умереть, чем жить здесь и это здесь, это дома есть все, что она любила доселе Выпутываясь из тягчайшей антиномии мораль или свобода, Ницше предполагает, что традиционная мораль, извне предписывающая человеку целую систему запретов и декретов, могла опираться только на презумпцию несвободы. Выбор в пользу свободы диктуется взрывом внутренних сил человеческой души, воли. Этот первый взрыв силы и воли к самоопределению, самоустановлению ценностей, эта воля к свободной воле - приводит душу, в которой зреет свободный ум и нарастает все более опасное любопытство Нельзя ли перевернуть все ценности И, может быть, добро есть зло А Бог - выдумка и ухищрение дьявола И, может быть, в последней своей основе все ложно Такие мысли обрекают свободный ум на томительное одиночество, но в нем видит Ницше единственный путь к зрелой свободе духа. Свободный ум живет уже вне оков любви и ненависти, вне да и нет, добровольно близким и добровольно далеким. Огромное количество вещей он видит далеко под собой, они его не заботят и не касаются.
Он становится господином над собой, над собственными добродетелями, прежде бывшими его господами, а теперь ставшими орудиями наряду с другими орудиями.
Довольно, свободный ум знает отныне, какому ты должен он повиновался, и знает также, на что он теперь способен и что ему теперь - позволено Познав это, свободные умы познают теперь и свою задачу испытать душой и телом самые разнообразные и противоречивые бедствия и радости в качестве искателей приключений и путешественников вокруг того внутреннего мира, который зовется человеком, в качестве измерителей каждого выше, каждого сверхиного В сущности, речь идет о некоем аналоге коперниканской парадигмы Я, вращавшееся прежде вокруг объективного мира ценностей моральных, религиозных, научных, каких угодно - человеческих, отказывается впредь быть периферией этого центра и хочет само стать центром, самолично определяющим себе меру и качество собственной ценностной галактики.
Таким образом Ницше приходит к тому, что стать по-настоящему свободным умом значит, прочувствовав и испытав все человеческое, подняться над ним и обратиться в сверхчеловека.
Поздний Ницше пишет уже книги, обращенные в пустоту, которую должен заполнить собой сверхчеловек. Отчаявшись встретить понимание у современников, он указывает в подзаголовках адрес своего читателя, столь же абсурдный, сколь и конкретный книга для всех и ни для кого, прелюдия к философии будущего.
Неправильно было бы полагать, что это означает эти книги не для вас, мои современники. Но, как и в случае с Человеческим, слишком человеческим, книгой, которую Ницше адресовал свободным умам, которых он сам же и выдумал, эти его книги не для сверхчеловека, ибо нет еще сверхчеловека, да они и не нужны будущему сверхчеловеку. Они призваны разбудить того, в ком есть способность увидеть и преодолеть нищету человеческого, они указывают читателю желанный образ сверхчеловека, образ его мыслей и действий, образ его бытия в мире, его отношений с миром и с самим собой.
А также путь становления сверхчеловека. 3.