Портрет французской культуры

Портрет французской культуры. Французская культура, как описывает ее Мадариага, проникнута интеллектуальным началом.

Француз у себя дома, когда мыслит. Мышление представляется ему естественным, свободным состоянием. Ум француза стремится к полной ясности и не терпит алогизмов. Ради строгости системы он склонен даже пренебречь действительностью. Истина самоцель, каковы бы ни были ее последствия. Ничто не должно мешать интеллекту работать в полную силу. Все, что содержит в себе интеллектуальное начало, форму, представляет для француза особенный интерес.

Только во Франции мог зародиться проект особой науки об идеях идеологии, которая должна была заниматься проверкой их истинности, выдвинутый Дестютом де Траси. Наполеон немало смеялся над этим проектом. Его девиз был Сначала ввязаться в бой, а потом посмотрим. Но он и не был чистокровным французом. Француз стремится мысленно предвосхитить действие, строит планы, проекты, прогнозы, кодексы. Разработка рациональных проектов наилучшего общественного устройства излюбленное занятие французских философов-просветителей.

Кодекс Наполеона послужил основой при составлении свода законов для многих государств. Французы любители математики, шахмат, логики, механики, военной стратегии, архитектуры. Красота и изящество метода, его строгость особенно важны. Главные произведения Декарта названы Рассуждение о методе и Правила для руководства ума. Интеллектуализм, рассудочность проявляются в сознании разных слоев французского общества по-разному.

У философов мы находим стремление к рационалистическим системам, у писателей к беспощадному реализму, у мелких предпринимателей расчетливость, переходящую в жадность. Познание для француза важнее действия. Он стремится познать предмет до конца, увидеть его в ровном и беспристрастном свете разума. Познающий при этом исходит не из практики, а из четкого определения предмета. Французское знание абстрактное, точное, чистое, холодное, объективное. Ум устремлен на поиски общего закона, правильных пропорций.

В сочетании с южной чувствительностью французов это дает в творчестве высокие образцы изящной формы. Франция законодательница европейской моды, архитектурного стиля. Действие, с точки зрения французов, оправдано постольку, поскольку оно разумно, обосновано, соответствует правилу или закону. Французы верили и верят в то, что разум, коль скоро он присутствует и натренирован должным образом, одинаков у всех людей. Но разумные мнения французов часто противоречат друг другу, особенно, когда речь идет о государственном праве, законах природы и наилучших принципах жизни. Фактически же французы руководствуются неписаными правилами но все же правилами, по знанию которых судят об интеллигентности человека.

Эти правила касаются этикета, моды, этики, дипломатии, искусства, литературы, юриспруденции. Все должно делаться comme il faut как следует, касается ли это вкуса фаршированной утки, откупориваемого вина, адреса на конверте, прически, одежды. Во французской административной системе присутствует существенный элемент бюрократизма. Например, чтобы провести студенческую вечеринку в каком-нибудь провинциальном вузе, до 1980 года требовалось разрешения министерства образования.

Однако общегосударственные правила и нормы, коль скоро смысл их не очевиден для данного лица, французы норовят игнорировать или обойти. Когда немцы в 1940 году вошли в Париж, они первым делом ввели закон, обязывающий переходить улицу только в положенных местах, и это вызвало взрыв негодования у парижан. Конфликт между неизбежной ограниченностью индивидуального ума и требованием универсальности общих правил наблюдается во многих ситуациях, вплоть до самых курьезных.

Так, городские туалеты во Франции часто не имеют крыши, и голова мужчины, стоящего за стенкой туалета, хорошо видна с улицы. Эта ситуация дала повод французскому парламенту несколько раз обсуждать вопрос должен ли мужчина, находясь в туалете, здороваться со знакомой ему женщиной, идущей про тротуару Доминирование интеллекта в жизненном процессе приводит к тому, что действие не является для французов родной стихией.

Действительность обычно сопротивляется рационализации и упорядочению. Действуя, следует ограничивать свободу мысли. Поэтому в момент действия, когда теория должна воплощаться в жизнь, француз начинает нервничать и колебаться. Англичанин, по мнению Мадариаги, с помощью предрассудков защищает свою практику, образ жизни от разлагающего действия интеллекта. Француз, напротив, выдвигая все новые и новые принципы, защищает свободу своего разума от практического жизненного хаоса.

Алогичность англичанина приближает его к действительности, логичность француза наоборот, отдаляет его от жизни. Вместе с тем, поскольку сама жизнь во французском понимании во многом совпадает с разговором, любовным и дружеским общением или воодушевленным стремлением реализовать какую-либо идею, внутреннее чувство свободы или ее отсутствия сильнее ощущается французом, чем англичанином.

Французы не обладают гением спонтанной организации. Верность достигнутому пониманию права и закона для них дороже согласованности действий. В отличие от англичан, французы противники компромиссов. Их история полна проявлений политической и религиозной нетерпимости. Достаточно вспомнить Варфоломеевскую ночь, три революции XVIII-XIX веков, неоднократные случаи рукоприкладства в парламенте. Об Испании было сказано, пишет Мадариага, что этой страной невозможно править, поскольку испанцы народ королей.

Франция страна министров. Нет ни одного человека, который бы не считал, что может занять самый высокий пост. Против национального индивидуализма французская культура ищет лекарства в виде детальной регламентации прав и обязанностей. Конституция, правовые кодексы, административные решения служат основой политического и гражданского порядка. Во Франции существует государственно-бюрократическая система, которая работает четко и организованно. Хорошо налажены общественные службы, имеются прекрасные дороги, гостиницы.

Если английская организация свободна, инстинктивна, вездесуща, жизненна, совпадает с действием, то французский порядок официален, установлен сверху, принят снизу, регулируется сложной системой правил, предвосхищающей все возможные случаи. Национализация охватывает во Франции многие отрасли культуры. Здесь всегда были сильны социалистические и корпоративные тенденции. Государству принадлежат многие театры, больницы, научные центры. Даже частные лицеи организованы по одному образцу.

Во Франции как нигде высок престиж интеллектуалов. Государство и общественность систематически осуществляют отбор умов в высшие эшелоны власти и профессий. Если в Англии наибольшим престижем обладают представители родовой аристократии, то во Франции ученые, художники, философы. При этом бедное детство и низкое происхождение засчитывается преуспевшему интеллектуалу не как минус, а, скорее, как плюс. Здесь опять приходится вспомнить о близком родстве идей рациональности, равенства, демократии и социализма. Характерны различия в колониальной политике англичан и французов.

Английские чиновники, руководствуясь здравым смыслом, чувством естественной иерархии, вели себя в колониях как аристократы. Они управляли подопечными территориям и не вступали в близкие отношения с представителями местной элиты, но и не нарушали традиционных обычаев и структур власти. Французы, вдохновляемые идеями равенства, интернационализма, представлением об одинаковости разума у всех людей, вели обучение в своих колониях на французском языке, активно проводили политику европеизации.

Что же из этого вышло После обретения независимости борьба за национальное самоопределение, эмансипацию от бывшей метрополии сильнее разгорелась в бывших французских колониях, чем в английских, поскольку в первых было больше образованной национальной интеллигенции, стремившейся к власти. Приверженность французов к однажды выработанным доктринам, политическим и религиозным догмам затрудняет компромиссы между представителями разных идеологий.

Но поступиться суверенностью индивидуального интеллекта они все же не готовы. Отсюда неравномерность исторического процесса, тенденция к революционному, а не эволюционному типу развития. Идеи во Франции кристаллизуются в жестких формах, и некоторое время жизненная стихия свободно течет внутри них. Но в какой-то момент общество начинает чувствовать себя скованным принципами. Нарастает конфликт между жизнью и ее формами, происходит их крутая ломка, после чего дух освобождается для новой творческой работы.

В отличие от политической сферы, семейная и личная жизнь, поскольку она охватывается и просматривается индивидуальным интеллектом, отличается согласованностью, естественностью и непринужденностью. Во взглядах на мораль царит редкое единодушие, считается, что каждый вправе поступать согласно своей природе и своему разуму. В личных отношениях никто не стремится утвердить всеобщую истину. Перед умом французы преклоняются и имеют вкус к интеллектуальным дискуссиям, которые разгораются по всякому поводу.

Детей с малых лет поощряют к тому, чтобы они открыто выражали свои мысли. Французы умеют не только говорить, но и слушать. Если у англичан терпимость в политике сочетается с нетерпимостью в личных делах, то во Франции дело обстоит как раз наоборот. Французы постоянно конфликтуют в политике и легко налаживают личные отношения. Этому способствует и эмоциональная открытость французов, которой нет у англичан.

Вопросы семейной жизни, любви, вопросы, связанные с бытовыми и естественными нуждами, свободно обсуждают и дискутируют в дружеском, семейном кругу. Браки во Франции заключаются после всестороннего обсуждения, можно сказать, по расчету. Но эмоциональная атмосфера во французских семьях более теплая и живая, чем в английских. Английские дети и родители имеют обычно лишь редкие контакты друг с другом. В Англии молодой человек уже в 12-14 лет мечтает уехать куда-нибудь в Оксфорд или Кембридж и освободиться от родительской опеки.

Во Франции же совместная семейная трапеза, поход в ресторан тремя поколениями основные радости жизни. Англичане нередко отдают своих родителей в дома престарелых, где, впрочем, за ними хорошо ухаживают. Но французу сама мысль о том, чтобы отдать бабушку или дедушку в приют, представляется кощунством. Чувства французов свободны, открыты, интеллектуализированы, но не подавлены разумом. Иногда это создает впечатление легкомыслия и даже цинизма.

Физиологические отправления не покрываются флером стыдливости. Степень откровенности в сексуальных вопросах и при описании интимных сцен во французской литературе была всегда очень велика и шокировала иностранцев. Страсти и физиологические чувствования, открыто проявляясь, подвергались постоянной шлифовке культурой. Поэтому французский этикет, галантность, вежливость считались в Европе образцовыми. Другие нации сильно проигрывали в этом отношении французам за англичанами долго держалась репутация людей неотесанных, немцев считали чуть ли не варварами, а итальянцев кривляками и болтунами.

Поскольку в личных чувствах француз ясен и свободен, ему не свойственны ни бурные вспышки веселья, ни хандра и сплин, который мы наблюдаем у русских и англичан. Французы сохраняют уравновешенность в горе, радости и любви, но вспыльчивы, когда надо действовать и принимать решения. Французский характер не знает корки над страстями, которая есть у англичан. Француз производит впечатление открытого, смелого, искреннего человека, тогда как англичанин кажется скованным и даже робким.

Однако на поле боя англичане проявляли больше выдержки и находчивости, чем французы. Сочетание высокоразвитого интеллекта, эмоциональной раскованности и эстетического вкуса создают во Франции благоприятную среду для искусства. Литература, живопись, скульптура, поэзия важные элементы французской жизни. Выставки, конкурсы, присуждения призов становятся национальными событиями. Республика словесности во Франции государство в государстве, со своими законами и авторитетами. Париж мировая столица искусств.

Особенностью французского искусства, легко объяснимой с точки зрения Мадариаги, является преобладание в нем познавательных, аналитических и реалистических тенденций. Художественная литература своим стремлением обнажить скрытые корни жизни приближается к физиологии и социологии. Маркс говорил, что один Бальзак дал ему больше в смысле познания буржуазного общества, чем произведения всех профессиональных экономистов. Язык для французов главная материя духа. Немцы и русские склонны усматривать центр души в чем-то молчаливом и невыразимом.

Они погружены в свое бессознательное и потому воспринимают французов как людей легкомысленных, ненадежных и чересчур болтливых. Фрейдовский психоанализ, акцентирующий значение бессознательных механизмов психики, не был популярен во Франции до тех пор, пока Жак Лакан не превратил его в словоговорение, акцентируя при этом анализ языковых, семиотических структур. Именно язык связывает нацию воедино.

Ни один другой народ не вел столь упорной борьбы за сохранность своего языка. Целая Академия неустанно трудится, чтобы обеспечить его чистоту, постоянно обсуждая приемлемость того или иного слова. Умение рационально и систематически изложить свое понимание вещей позволяет французскому уму смело вторгаться в такие области знаний, которые другим народам доступны лишь с помощью чувств и интуиции. Уже в XVIII веке во Франции появляются научные трактаты о любви. Да и любовные романы часто несут в себе элементы научного анализа.

Опасные связи Шодерло де Лакло. Пожалуй, только французскому писателю могла прийти в голову мысль построить интригу на том, что герой с целью изучения механизма любовной страсти целенаправленно соблазняет и губит юную девушку, фиксируя в дневнике ход эксперимента роман Ученик Поля Бурже, опубликован в 1889 году. Самые тонкие нюансы любовного чувства анализируются в трактате Стендаля О любви.

Так что, даже не читая Фрейда, французы могут быть искусными аналитиками душевной жизни, которую препарируют со свойственным им изяществом. Однако вера в разум имеет следствием недооценку иррациональных, бессознательных компонентов психики. Все, что можно понять и объяснить, французы выражают в слове. А то, что нельзя сознательно помыслить и выговорить, они вообще не признают. Высокий уровень интеллекта результат своего рода интеллектуальной демократии создает ситуацию, когда искусство представлено талантами, но не гениями.

Мадариага отмечает, что ни один из вечных образов литературы не родился во Франции. Гений нечто выходящее за рамки, нарушающее пропорции, законы формы, чего французский вкус допустить не может. Гениальность чаще всего встречается в Германии, России, Англии, где социальные силы более жестко направляют и ограничивают творческий процесс. Это способствует концентрации творческой энергии. Внезапные прорывы духа усиливаются моральными и политическими прорывами, действуя с ними в унисон, и это рождает гениальных писателей и философов.

Талантливость универсальная способность обрабатывать и упорядочивать материал, каждодневно упражняемая, вполне гармонирует с французским характером. Но гениальность во Франции редка.