Политическая психология

 

 

Шестопал Елена Борисовна
"Политическая психология"

Оглавление

Предисловие

Часть 1. ПРЕДМЕТ, МЕТОДОЛОГИЯ И ИСТОРИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

Глава 1. Политическая психология и другие науки

§ 1. Место политической психологии среди политических наук

§ 2. Политическая психология и другие смежные дисциплины

Глава 2. История становления и современное состояние политической психологии

§ 1. Истоки и перспективы политической психологии

§ 2. Современное состояние политической психологии как науки

§ 3. Ведущие школы и направления современной политической психологии

Глава 3. Предмет и методы политической психологии

§ 1. Дискуссии о предмете политической психологии

§ 2. Политика — объект исследования для психологии

§ 3. «Политическое животное» как вид

§ 4. Методология политико-психологических исследований

Часть 2. ПОЛИТИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ МАКРО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ЯВЛЕНИЙ

Глава 4. Национальная психология в политическом контексте

§ 1. Психология интеграции и дезинтеграции в России

§ 2. Русские о себе и о других

§ 3. Психологическое содержание этнических стереотипов

§ 4. Национальная окраска политической картины мира

Глава 5. Психология авторитарности и психология демократии

§ 1. Теоретические подходы к феномену авторитарности и авторитаризма

§ 2. Авторитаризм и демократия – психологические измерения политических режимов

§ 3. Можно ли отменить авторитаризм или кое-что о политической терпимости

§ 4. Психология демократии

Глава 6. Психологические особенности политических систем

§ 1. Разделение властей и психологические аспекты их взаимодействия

§ 2. Особенности российской политической системы

§ 3. Политическая система в восприятии граждан

Глава 7. Психология массового электорального поведения

§ 1. Психологический контекст выборов в постсоветской России

§ 2. Национальная идеология или черный PR

§ 3. Рейтинги политиков или почему у нас так плохо с прогнозами

§ 4. Профессия — выборы

Глава 8. Политическая культура

§ 1. Теоретические подходы к исследованию политической культуры

§ 2. Функции политической культуры

§ 3. Основные элементы и типы политической культуры

Глава 9. Психология власти

§ 1. Властвовать или подчиняться

§ 2. Психологический портрет российской власти середины 90-х

§ 3. Образ российской власти в начале XXI века

§ 4. Власть в структуре личности

Часть 3. ЛИЧНОСТЬ В ПОЛИТИКЕ

Глава 10. Личностный аспект политики

§ 1. Роль личностного фактора в политике

§ 2. Структура личности и политика

Глава 11. Политическая социализация индивида

§ 1. Агенты, стадии и механизмы политической социализации

§ 2. Поколения в российской политике

Глава 12. Политический менталитет

§ 1. Понятие политического менталитета

§ 2. Структура политического менталитета

§ 3. Становление политических взглядов личности

Глава 13. Политическое поведение

§ 1. Теоретические подходы к анализу политического поведения

§ 2. Основные элементы политического поведения: мотивы, потребности, ценностные ориентации

§ 3. Проблема политического участия

Глава 14. Политическое лидерство

§ 1. Теоретические основы изучения лидерства

§ 2. Природа политического лидерства

§ 3. Политические лидеры: восприятие личности или восприятие имиджа?

Глава 15. Психологические профили российских политиков

§ 1. Особенности восприятия ведущих российских политиков

§ 2. Премьер

§ 3. Партийные лидеры

§ 4. Депутат

Библиография

 

 

Шестопал Елена Борисовна

родилась 14 января 1949 г. в п. Хор Лазовского р-на Хабаровского края. Окончила философский факультет МГУ (1971). Кандидат философских наук (1977),… Действительный член Международной академии информатизации (1993). Член… Область научных интересов: междисциплинарный анализ проблем личности на стыке философии, политологии, психологии и…

Предисловие

Политическая психология — одна из тех политологических дисциплин, которые утвердились сравнительно недавно. Хочется сразу предупредить читателей: автор убежден в том, что политическая психология, ставшая столь популярной сегодня в связи с ее использованием в области политического консультирования и в ходе избирательных кампаний, интересна не только своим прикладным характером. Это — наука, прежде всего призванная изучать фундаментальные закономерности политического поведения и сознания. Те, кто рассчитывают найти в ней перечень рецептов технологического характера, будут разочарованы. Эти рецепты — одна из иллюзий, широко распространяемых политтехнологами и имиджмейкерами. Политическая психология как наука ни в коей мере не относится к жанру «политических поваренных книг».
Она уже зарекомендовала себя как академическая и научная дисциплина, вошла в число обязательных предметов при подготовке политологов и заняла место в новых учебных планах высшей школы. Более того, в 2000 г. ВАК РФ ввел новую научную специальность, по которой защищаются диссертации в рамках как психологических, так и политических наук. Таким образом, можно сказать, что это новое направление обрело свои институциональные формы. Учебно-методическое объединение по политологии уже рекомендовало вузам примерный учебный план по этому курсу. Между тем пока нет ни учебного пособия, ни, тем более, учебника, соответствующего этому учебному плану. Имеющиеся работы либо изданы довольно давно1, либо не являются учебниками2, либо лишь частично могут использоваться в учебном процессе, так как не соответствуют учебному плану3. Предлагаемое издание соответствует данному учебному плану, тем более что и у того и у другого — один автор.
Учебник предназначен для студентов, магистрантов, аспирантов, изучающих политические и психологические науки.
Специфика предмета политической психологии как междисциплинарной области предполагает предварительное знакомство читателей с общим курсом политической науки, а также наличие у них начальных знаний в области психологии личности и социальной психологии. Изучение курса предусматривает знакомство с ведущими теоретическими школами и подходами в политической психологии и освоение методов исследования и анализа, имеющих прикладной характер. Поэтому лекционный курс желательно дополнить практическими занятиями, на которых студенты попробовали бы свои силы в небольших исследовательских проектах, позволяющих использовать полученные теоретические знания для анализа текущих политических событий, деятельности политических лидеров или электорального поведения. Вопросы, помещенные в конце каждой главы, служат именно этой цели.
Учебник состоит из трех частей.
В первой части рассматриваются традиционные для любого курса темы: предмет, методология и история дисциплины.
Так как политическая психология возникла как междисциплинарная область на стыке политической науки и психологии, то знакомство с ней предполагает анализ состояния российской политической науки и определение места и задач политической психологии на фоне других разделов политологии. Читателю предлагается не просто экскурс в становление этой дисциплины в постсоветский период, свидетелем и участником которого была и автор книги, но и перечень важнейших проблемных областей, в решение которых вносит вклад в том числе современная политическая психология.
Знакомство с данной дисциплиной предполагает и знание ее истоков, заложенных в трудах зарубежных и отечественных ученых. Учебник содержит большое количество ссылок как на работы, ставшие уже классическими, так и на новейшие разработки зарубежных и российских авторов.
Знание предмета политической психологии немыслимо без анализа теоретических моделей, объясняющих психологические закономерности политических процессов. В современной науке эти модели соперничают между собой, но одновременно в них мирно сосуществуют идеи психоанализа и бихевиоризма, теории политических систем и теории политического участия, а также многие другие теории среднего уровня.
Изучение предмета политической психологии начинается с психологического анализа политики — главного объекта этой дисциплины. В книге предлагаются различные подходы к пониманию психологических особенностей политики как процесса, как особого вида человеческой деятельности, как системы норм и целей; при этом особо выделяется задача изучения человека как главного политического актора — и в роли лидера, и в роли рядового гражданина.
Методологии политико-психологических исследований в данном учебнике придается особое значение, так как фундаментом политической психологии являются эмпирические исследования, поэтому знакомство с методами получения, анализа и интерпретации данных, касающихся политического поведения и сознания человека, — важная часть данной науки. Такой подход особенно значим для современной политической науки, которая постепенно изживает схоластический характер, присущий ей на ранних этапах развития, и благодаря освоению современных методов исследования становится все более релевантной современной политической практике.
Вторая часть учебника посвящена политико-психологическим феноменам в массовом сознании.
Специальная, глубоко проработанная в современной политической психологии тема — национальная психология. Такие понятия, как национальные чувства, национальное самосознание, национальные предрассудки и стереотипы, имеют глубинные психологические основания. Этим феноменам посвящены классические и современные теории, на основании которых предлагается трактовка явлений национализма и ксенофобии.
В учебнике уделяется внимание и проблеме политической интеграции и дезинтеграции в России и изменениям, происходящим в национальном сознании наших граждан в последние десятилетия.
В учебнике по политической психологии невозможно обойти такой феномен, как психология авторитарности. Исторически сложилось так, что этот феномен получил освещение и в политической, и в психологической науках, каждая из которых внесла свой вклад в его понимание. В учебнике авторитаризм и демократия анализируются с точки зрения психологических измерений политических режимов. На основе данных исследований последних лет дается трактовка тех образов демократии, которые сложились в российском обществе. Проводится анализ понятия авторитарной личности и ее антиподов как моделей политического поведения, которые складываются под влиянием определенных типов политической культуры.
Психологическое измерение имеют не только отдельные политические явления, но и сами политические системы. Важной проблемой курса политической психологии является анализ проблемы разделения властей в их психологическом аспекте. Специальная глава учебника посвящена особенностям российской политической системы. Те конфликты, которые в последнее десятилетие неоднократно возникали между ветвями власти, имеют не только институциональные, но и психологические корни. Любая политическая система, чтобы функционировать, заинтересована в поддержке рядовых граждан. Такая поддержка, в свою очередь, определяется тем, как система воспринимается массовым политическим сознанием.
Тема массового электорального поведения является одной из наиболее обсуждаемых в последние годы. Накануне выборов всегда вызывает озабоченность вопрос явки избирателей, который в политической науке формулируется как проблема политического участия граждан. Но для того, чтобы гражданин отправился на избирательный участок и проголосовал, у него должны сложиться мотивы для голосования. Изучению мотивации электорального выбора посвящены многочисленные эмпирические исследования — как зарубежные, так и отечественные.
Сейчас только ленивый не ругает политиков и политтехнологов за грязные приемы и методы проведения выборов. Но гораздо важнее понять закономерности, которые управляют психологией граждан. Анализ выборных технологий с точки зрения политической психологии поможет гражданам принять правильное решение, научиться противостоять давлению агрессивной политической рекламы.
С проблемой выборов тесно связана динамика общественного мнения и проблема измерения политических рейтингов.
Среди макрополитических феноменов наиболее теоретически проработанным является феномен политической культуры. В учебнике дается определение этого понятия, анализ структуры и функций политической культуры, типология политических культур и субкультур. Большое внимание в учебнике уделено российским политическим субкультурам, интерес к которым особенно повысился в связи с развитием региональных процессов. Сегодня уже трудно говорить о единой российской политической культуре: в каждом регионе развиваются, помимо общих, особенные региональные субкультурные тенденции, учет которых необходим для анализа и прогноза политического процесса в стране в целом. В третьей части учебника рассмотрены проблемы личности в политике.
Вначале читателю предлагается исторический контекст проблемы, поскольку роль личности в политике в каждую историческую эпоху различна. Затем рассматривается проблема политической социализации — овладение личностью политическими навыками и идеями. Подробно представлены материалы исследований о стадиях, механизмах и результате политической социализации в разных политических условиях. Рассматриваются властные отношения в семье и государстве с точки зрения их влияния на возникновение у индивида политических взглядов и ценностей.
Понятие политического менталитета широко используется в современном политическом языке. Между тем политическим дискуссиям об особенностях, например, российского менталитета нередко недостает серьезной теоретической основы. В политической психологии понятие менталитета чаще всего используется для анализа процесса становления политических взглядов как отдельной личности, так и различных групп и организаций.
В анализе политического менталитета широко используются такие понятия как «когнитивный стиль» и «операциональный код» — психологические концепты, которые описывают как содержание политических позиций и взглядов личности, так и механизмы их действия.
Индивидуальное и массовое политическое сознание имеют различную психологическую природу. Политические психологи накопили немалый эмпирический материал, выявляющий закономерности изменений политических предпочтений граждан. В учебнике приводятся результаты исследований динамики политических предпочтений, ценностей и установок современных российских граждан.
Специальная глава посвящена политическому поведению, в частности таким его элементам, как мотивы и потребности, установки и ценностные ориентации, стили межличностных отношений и политические роли. Каждый из этих элементов влияет на форму, которую приобретет политическая деятельность и поведение.
Политическая власть рассматривается в учебнике не только как собственно политическое, но и как психологическое явление. Разработки психологов дают ответы на многие фундаментальные вопросы о природе власти и подчинения, потребности во власти, властной мотивации.
Не менее важным, чем изучение психологии властителей, является изучение психологии тех, на кого власть распространяется. Отношение к власти рядовых граждан, такие феномены, как политическое доверие, симпатия, близость позиций и идентификация с властью, также относится к предмету рассмотрения политической психологии. В учебнике использованы результаты многолетних исследований восприятия власти, проведенных автором совместно с сотрудниками кафедры политической психологии МГУ им М.В. Ломоносова.
Образы власти вообще влияют и на образы конкретных российских политиков. Проблема этих образов или, как принято сегодня говорить, имиджей, нередко сводится лишь к внешним проявлениям — одежде, манере держаться перед телекамерами. Между тем политическая психология накопила серьезный теоретический материал, касающийся психологических закономерностей восприятия политиков и методов изучения этих закономерностей.
Изучение политических лидеров — одна из важнейших тем политической психологии. Понятие политического лидерства базируется и на данных политической науки, и на разработках социальных психологов; при этом объектом исследования являются и личность лидера, и политический контекст, и процесс восприятия лидера его последователями. Для понимания феномена лидерства принципиально важным является то, что наряду с личностными особенностями и чертами, мотивами и потребностями лидера, его убеждениями и ценностями, объектом изучения становятся те ожидания в отношении лидера, которые существуют в массовом сознании и принимают форму идеального прототипа лидера. Этот идеальный прототип является и основой отбора лидеров, и механизмом коррекции их поведения, если лидер хочет остаться на вершине успеха.
В книге приводится обширная библиография на русском и английском языках, позволяющая читателю продолжить самостоятельное изучение политической психологии.
Автор выражает благодарность Е. Брицкому и М. Денисенко за помощь в подготовке § 4.2.

 

ЧАСТЬ 1. ПРЕДМЕТ, МЕТОДОЛОГИЯ И ИСТОРИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

Глава 1. Политическая психология и другие науки

Место политической психологии среди политических наук. Исторический контекст

Что и как изучают российские политологи? Предмет исследования. Начнем с того, что вопрос о предмете политической науки… институционализм (как старый, так и новый); поведенческая революция; сравнительная политология; международные…

Политическая психология и другие смежные дисциплины

Вопросы для обсуждения 1. Какое место занимает политическая психология среди других политических… Литература

Глава 2. История становления и современное состояние политической психологии

Истоки и перспективы политической психологии. Становление западной политической психологии

Отечественная политическая психология. Современная российская политическая психология также имеет замечательных…

Современное состояние политической психологии как науки

Ведущие школы и направления современной политической психологии

Вопросы для обсуждения 1. Перечислите этапы становления западной политической психологии. 2. Как… Литература

Глава 3. Предмет и методы политической психологии

Дискуссии о предмете политической психологии

Политика — объект исследования для психологии

Политика — это игра, где пытаются выглядеть серьезно и решать серьезные проблемы; возможность соотнесения себя с окружающей средой; бизнес, власть,… Это только малая часть обычной трактовки политики со стороны граждан. Обращает… Политика как система государственных институтов

Политическое животное» как вид. Человек как компонент политики

Психологические феномены в политическом процессе Откроем свежую газету или включим программу телевизионных новостей. О чем в…  

Глава 3. Предмет и методы политической психологии

Методология политико-психологических исследований

Таблица 1. Основные переменные в дистантной оценке Буша и Горбачева

Изучаемыми компонентами политического мышления у Уинтера и его соавторов были убеждения, уровень понятийной сложности, методы достижения целей и некоторые другие особенности, прежде всего спонтанных (не написанных заранее) текстов, проанализированные посредством их сопоставления с аналогичными количественными характеристиками 148 высших политических руководителей из разных стран, культур и периодов. Таким образом, наряду с чисто качественными особенностями метод контент-анализа позволяет использовать и количественные параметры, позволяющие получить более объективные результаты.
Другим методом изучения политического менталитета тех групп, которые имеют артикулированные политические ценности, является метод построения их семантического пространства27. Российский психолог В. Петренко проанализировал политические штампы и клише в лексике новых российских партий. Материалом анализа послужили речи известных политиков, партийные документы. Данные этого исследования позволили построить многомерную типологию сознания политических активистов. Не менее интересно применение того же метода и при исследовании этнических стереотипов. Методика, используемая Петренко, восходит к методам семантического дифференциала Ч. Осгуда и теории личностных конструктов Дж. Келли. Одна из типовых процедур использования инструментария психосемантики — оценка респондентами анализируемых объектов по градуальным шкалам с последующим уменьшением размерности исходного пространства описания с помощью факторного анализа, а затем представление выделенных структур в форме геометрического пространства. При этом количество выделенных факторов отражает когнитивную сложность респондентов в осознании данного смыслового поля; содержание и сложность выделяемых факторов отражают присущие респонденту формы категоризации и их субъективную значимость28.
Исследование личности в политическом процессе началось еще в 30-гг. в рамках преимущественно психоаналитической традиции. С этим связан и интерес исследователей прежде всего к таким методикам, которые позволяли проникнуть в бессознательную, эмоциональную сферу личности, раскрыть глубинные мотивы политического поведения. В одной из первых политико-психологических работ Г. Лассвелла материалом для изучения политиков стали их медицинские карты, заведенные на них в одном из элитарных санаториев, где этих политиков лечили от неврозов, алкоголизма и т.п.29. Современные политические психоаналитики продолжают традицию качественного изучения личности политика, создавая психологические профили представителей данной профессии30.
Наряду с этим в политической психологии при непосредственном исследовании политиков широко используются психологические тесты, а также многочисленные методы дистантного анализа, если объект недоступен исследователю, в таких случаях изучаются тексты выступлений, видеозаписи, мемуары и другие прямые и косвенные источники данных об объекте. Нередко используется и метод экспертных оценок, который позволяет оценить отдельные качества личности, дать прогноз ее поведения.
Примером использования метода экспертных оценок является работа Пола Коуверта, основанная на методе Q-сортировки [Q-sorting], который, в свою очередь основывается на Q-методологии, разработанной Стефенсоном (1953), и в совсем недавнем времени (1978 г.), Блоком для психологов, а также Брауном для политологов (1980). Этот метод позволяет исследователю компилировать экспертные оценки индивидуальности тех людей, непосредственное исследование поведения которых недоступно и может использоваться даже для систематизации данных, полученных при использовании метода case study (методу отдельных случаев). В то же время, так же как и контент-анализ, Q-сортировка является строгим и объективным методом сравнения субъективных оценок индивидуальности.
Однако лучшие методы измерения оказываются бессмысленными, если они позволяют более точно оценивать только индивидуальности. Многие ученые стремятся выйти за рамки описания и приблизиться к предсказанию поведения. Однако далеко не каждая типология или метод позволяют обоснованно сделать такие оценки. Оценки индивидуальности лидера полезны, главным образом, в том случае, когда они могут быть привязаны к его деятельности. Так же считает Ф. Гринстайн, утверждающий, что при исследовании политической личности нужно уделять особое внимание обстоятельствам, в которых индивидуальные черты могут стать индикаторами деятельности индивида. Лучшими описательными исследованиями индивидуальности руководителей является произведенное Саймонтоном ранжирование 39 президентов на основе 14 черт индивидуальности с использованием Gough Adjective Check List; исследование Д. Уинтером (1980, 1987) мо-тивационных профилей лидеров; оценка Этериджем (1978) и Ше-пардом (1988) президентов США по уровню экстраверсии и доминантности; исследования профилей президентов «на дистанции» [personality-at-a-distance profiles], произведенные М. Херманн и ее коллегами, — все эти исследования должны быть дополнены аргументами, которые свяжут эти особенности с поведением указанных индивидов во время исполнения ими служебных обязанностей31.
Чрезвычайно эффективен в политической психологии метод отдельных случаев (case-studies). «Случай» может быть единичным явлением или источником данных, например объект эксперимента, исследуемая зависимость, или невозникновение войны между воюющими сторонами (Кинг, Кеохан, и Верба, 1994). С другой стороны, это могут быть уникальные в историческом или географическом смысле события, типа мюнхенского сговора или вторжения Советского Союза в Афганистан. Следовательно, термин «случай» (case) может иметь различные значения, каждое из которых важно для эмпирического исследования.
Например, Орум и др. (1991) определили case-study как «глубокое, многомерное исследование отдельного социального явления с использованием качественных методов». Лейпхарт (1971, 1975) рассматривал case-study как отдельный случай, тесно связанный со сравнительным методом, который отличается от экспериментальных и статистических методов. Джордж и Маккеон (1985) указали, что case-study фокусируется на анализе поведения «внутри случая», чтобы выяснить, что послужило его причиной. Наконец, Ян (1994) определил case-study как «эмпирическое исследование, которое исследует современное явление в контексте его реальной жизни, особенно, когда границы между явлением и контекстом не очевидны; и... (которое) полагается на многосторонние источники его информации». Понятно, что существуют различные определения случаев и case-study, что создает трудности для систематического анализа значимости и направленности этой техники. Трудно добиться согласованности в трактовке терминов «случай», «case study» или «метод случая» (Ragin и Becker, 1992) без некоторого понимания того, что эти термины, как предполагается, выражают. Для наших целей, мы предлагаем использовать базовое определение нескольких терминов: под термином «случай» (case) мы будем понимать явление или источник данных, и в этом смысле для нас не имеет значения, как «случай» определяется в дальнейшем, или как он был получен в исследовании. Случаями могут быть экспериментально полученные измерения, исследуемые характеристики, или классификации исторических событий (типа «состояние войны / отсутствие войны»). Мы определяем case study как метод получения «случая» или набора «случаев» путем эмпирической проверки реальных мировых событий в их реальном контексте, без непосредственного вмешательства как в само явление, так и его контекст. Сравнительное case study — систематическое сравнение двух источников данных («случаев») или больше, полученное с помощью метода case study32.
Постоянной исследовательской процедурой политической психологии является и метод эксперимента — лабораторного (чаще) и естественного. Так, в результате экспериментальной проверки получили подтверждение важные теоретические положения о закономерностях поведения человека в политике. Тверски и Канеман доказали, что человеку свойственно избегать высокой степени риска33. Знаменитые опыты С. Милгрэма показали, что при наличии некоего «научного» авторитета в лице экспериментатора испытуемые готовы пойти даже на ненужную в условиях эксперимента жестокость, снимая с себя ответственность за последствия своих поступков34. Недавние эксперименты С. Ласка и К. Джадда (1988 г.) выявили склонность экспертов давать более крайние оценки кандидатам, чем это делают непрофессионалы35. Обычные граждане, оценивая политиков, руководствуются не столько знаниями о том, что и как те сделали в политике, сколько общими впечатлениями, полученными накануне выборов36.
Следует отметить, что помимо собственно исследовательских процедур в политической психологии используется и широкий набор методов коррекционного воздействия на политическое поведение, сознание и бессознательные структуры личности. Практика политического консультирования включает психодиагностику политического деятеля, анализ и коррекцию его публичного имиджа, разработку стратегии его взаимоотношений как с широкой публикой, так и с собственными единомышленниками и аппаратом. Такая работа политического психолога предполагает использование им методов тренинга, участие в разработке мероприятий в области «паблик рилейшнз», разработки рекомендаций по эффективной политической коммуникации.
Рассматривая область деятельности профессионального политического психолога, следует отметить, что ISPP разработало и предложило своим индивидуальным членам специальный этический кодекс, регламентирующий действия специалистов в этой области. Так же как общий психолог или врач, политический психолог, занимающийся исследованиями или консультированием, имеет дело с достаточно взрывоопасной информацией, так и политический консультант не считает себя вправе не только публично обсуждать данные, касающиеся своего клиента, но даже раскрывать его имя без разрешения последнего. Существует опасность нанести урон репутации того или иного человека, даже если обсуждение сведений о нем имеет профессиональный характер и проводится в научном журнале. Профессиональная община заинтересована, чтобы ее представители четко отделяли свою научную деятельность от участия в практической политике.

Вопросы для обсуждения

1. Приведите примеры внутри- или внешнеполитических проблем, которые были порождены причинами психологического характера или на которые подобные причины оказали существенное влияние.
2. В объяснении каких политических явлений уместно использовать психологические методы?
3. Какие методы можно использовать в исследовании таких политических феноменов, как лидерство, авторитаризм, электоральное поведение, политический менталитет?

Литература

1. Хрестоматия по политической психологии / Сост. и науч. ред. Шестопал Е.Б. М.: ИНФРА-М, 2002.
2. Белановский С.А. Глубокое интервью. М.: Никколо-М, 2001.
3. Белановский С.А. Метод фокус-групп. М.: Никколо-М, 2001.
4. Петренко В.Ф. и др. Психосемантический анализ этнических стереотипов: лики толерантности и нетерпимости. М.: Смысл, 2000.
5. Lasswell H. Psychopathology and Politics, Chicago: University of Chicago Press, 1931.

 

 

ЧАСТЬ 2. ПОЛИТИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФЕНОМЕНЫ В МАССОВОМ СОЗНАНИИ

Глава 4. Национальная психология в политическом контексте

Психология интеграции и дезинтеграции в России

Русские о себе и о других

Восприятие русскими своей национальной идентичности и этнические стереотипы Анализ данной проблемы начнем с общей картины мира наших респондентов,…

Таблица 4.1

СОГЛАСНЫ ЛИ ВЫ С ТЕМ, ЧТО НЕРУССКИЕ ИМЕЮТ СЛИШКОМ БОЛЬШОЕ ВЛИЯНИЕ В РОССИИ? (в % к общему числу опрошенных)

	Да	Нет	Не ответили
Рядовые граждане	47,5	37,7	1,8
Политики	9,8	3,2	-
Всего	57,3	41,0	1,8

Вопрос был сформулирован таким образом, что в нем не были дифференцированы этнически нерусские жители России и иностранцы, однако большинство наших респондентов имели в виду первую категорию, которую и обсуждали, давая свои комментарии. Причиной же влияния нерусских опрошенные считали доступ к рычагам политической власти и экономическое влияние. Тот факт, что в целом более чем для половины респондентов эта тема оказалась весьма значимой, свидетельствует не столько о реальных возможностях нерусских граждан влиять на российскую политику, сколько о месте этой темы в их сознании, о ее присутствии в их политическом дискурсе3.
Примечательно, что все без исключения респонденты, считающие, что сейчас в России нерусские пользуются слишком большим влиянием, (заявляя таким образом, что хотели бы его ограничить), в ответе на другой вопрос анкеты — о ранжировании политических ценностей, предпочли «порядок» «свободе», что можно считать еще одним показателем авторитаризма; в данном случае следует говорить именно о той разновидности авторитаризма, которая во главу угла ставит традиционализм в противовес либерализму и модернизму.
Нас интересовало, в какой степени эта враждебность по отношению к нерусским распространяется на неполитическую сферу (дружбу, соседство, супружество). В качестве этнических групп, вызывающих к себе наиболее пристрастное отношение в России, были выбраны еврей (традиционный объект этноцентрических установок), чеченец (объект наиболее острых националистических чувств последнего времени) и негр (наиболее редко встречающийся в России и наиболее отличающийся от русского населения внешне). Все три представителя расовых и этнических групп легко отличимы от русских внешне, что облегчает формирование этнических стереотипов. Полученные ответы свидетельствуют о том, что в неполитической сфере уровень этноцентризма значительно ниже (табл. 4.2).

Таблица 4.2

СЧИТАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО ЧЕЧЕНЕЦ, ЕВРЕЙ ИЛИ НЕГР МОГУТ БЫТЬ ВАШИМ СОСЕДОМ, ДРУГОМ, СУПРУГОМ? (в % к общему числу опрошенных)

	Сосед	Друг	Супруг
Рядовые граждане	55,7	52,4	32,7
Политики	8,2	8,2	6,6
Всего	63,9	52,5	39,3

Обращает на себя внимание то, что как обычные граждане, так и политики, весьма толерантны в отношении соседей, более избирательны в выборе друзей и довольно осторожны при выборе супруга. Для многонациональной страны, население которой весьма метисизировано, эти данные свидетельствуют об изрядной фрустрированности этнических русских по отношению к иным национальным группам. Последний параметр (выбор супруга) наиболее показателен, так как отражает наиболее глубинные уровни этнического стереотипа. Тот факт, что менее 40% русских толерантны по отношению к иным национальным группам свидетельствует о серьезной опасности этноцентризма. Большая толерантность политиков к национальным группам, скорее всего, не отражает действительное положение вещей, а объясняется их большей осторожностью при ответе на предложенный вопрос и опасения обвинений в национализме.
Респондентам был задан также вопрос о целесообразности фиксации этнической принадлежности в российских паспортах. Эта статья, известная как пятый пункт в анкетах, на протяжении многих лет была источником как явной, так и скрытой дискриминации при приеме на работу, продвижении по службе и т.д. Предложенный Президентом России проект нового законодательства, отменяющего обязательное указание этнической принадлежности, вызвал серьезные политические дебаты. Многие лидеры автономий, русские национал-патриоты и коммунисты резко возразили против законопроекта, считая, что это нарушает права национальных меньшинств — с одной стороны, и дискриминирует доминирующий этнос — с другой. Законопроект одобрили политики демократической ориентации и исполнительная власть.
Полученные нами данные показывают, что как националисты из автономий, так и русские национал-патриоты имеют определенную социальную базу: 59% опрошенных считает, что в паспортах следует оставить графу «Национальность» и лишь 32,7% полагает, что ее следует отменить. Особенно любопытно, что среди наших респондентов — представителей исполнительной власти, которая была инициатором нового законопроекта, — было одинаковое количество сторонников и противников данного решения. Это означает, что сама власть не гомогенна, а ее отдельные представители не поддерживают это решение, проявляя национализм на бытовом уровне.
Наиболее интересными были ответы на открытый вопрос о субъективном восприятии границ России. Если в прежние годы (1994, 1995 гг.) «ностальгические» ответы встречались достаточно часто, то в декабре 1997 г. картина получилась очень пестрой.
Рассмотрим ответы на этот вопрос в двух ракурсах. Вначале сгруппируем их по содержательным основаниям. Так, лишь 18% респондентов связывают свою национальную идентичность с бывшим СССР. Добавим к этому еще 8,2% тех, кто видит связь нынешней России с Российской империей до 1913 г. Этот тип ответов, как ни странно, особенно характерен для политиков. В то же время примерно 40% респондентов воспринимают Россию в ее нынешних границах. Это позволяет сделать вывод, что массовое сознание приспособилось к реальности и адекватно оценивает положение России в мире. Полученные данные опровергают стереотип, имеющий хождение как на Западе, так и среди ряда левых политиков в России, о существовании широкой социальной базы для возвращения к коммунистическим порядкам.
Ответы респондентов по второму показателю — по величине территории, с которой они себя отождествляют субъективно — можно разделить на три группы. Одни респонденты, которых мы назовем «максималистами», или «интеграторами» (36% опрошенных) хотели бы видеть Россию в максимально широких границах. Эти люди (разных политических ориентации, возрастов и пола) ориентированы на традиции СССР и Российской империи. Пять из восьми политиков принадлежат к этой категории. Среди этих респондентов есть и такие, кто живет прошлыми реалиями, но немало и тех, кто связывает будущее России с Европой, считая ее частью «европейского дома».
Вторая группа — «минималисты» (18% от общего числа опрошенных) — считают, что Россия должна оставить себе как можно меньше территории, отказаться от «лишнего». В этой группе ответов встречались и такие: «Россия для меня ограничивается моей семьей». Эта тенденция, несомненно, отражает фрустриро-ванность той части общества, которая потеряла свою старую идентичность и не нашла новой. С одной стороны, эти люди придерживаются позиций, противоположных имперским, но с другой стороны, — они чаще, чем представители двух других групп, проявляют этноцентризм, поскольку ограничивают свой образ России только этническими русскими, исключая «иностранные государства», «соседей», «Прибалтику», «Чечню», «бывшие союзные республики».
Третья группа — «реалисты» (36%), чье восприятие России, в отличие от тех, кто определяет свою идентичность в терминах «макси» и «мини», психологически и политически адекватно нынешним ее границам.
Только каждый 10-й из опрошенных затрудняется определить свою национальную идентичность в территориальном смысле.

 

ЧАСТЬ 2. ПОЛИТИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФЕНОМЕНЫ В МАССОВОМ СОЗНАНИИ

Глава 4. Национальная психология в политическом контексте

Психологическое содержание этнических стереотипов

В обыденном сознании сегодняшних россиян (речь в исследовании пойдет только о русских) единый аутостереотип находится в процессе становления, заимствуя многие свои черты из прошлого. Глубинные интервью, взятые в ходе второго исследования, дают представление о психологическом содержании этих стереотипов. Рассмотрим некоторые особенности ауто- и гетеростереотипов у 10 наших респондентов в контексте их личностных и политических характеристик.
1. Сергей, 26 лет, неполное среднее образование, безработный, сторонник Жириновского. Этноцентричен, полагает, что русские превосходят все другие народы. Близкими русским считает итальянцев, далекими — англичан. Основанием для определения близости-отдаленности у него служит «характер».
2. Иван, 12 лет, школьник, политикой не интересуется. Считает, что у России нет врагов и отношение к ней у всех народов нейтральное. «Между всеми странами дружные отношения, потому что они в НАТО вступили».
3. Наташа, 22 года, студентка, политически нейтральна. Симпатии испытывает к славянским народам, отдельным европейским нациям (французам, например). Антипатию вызывают мусульмане и евреи. Считает, что к «России враждебно относятся развитые страны». Какие именно — назвать не смогла.
4. Мария, 25 лет, аспирантка, экономист, политически нейтральна. Считает возможной угрозу России со стороны мусульман-фундаменталистов. Оперирует религиозными, а не этническими аргументами.
5. Виктор, 62 года, инженер, сторонник Явлинского. Считает, что все беды России происходят от распада СССР, с Чечней можно было мирно договориться. Дружественные чувства испытывает к славянским народам, исключая Польшу. Чужими для русских считает румын, венгров, балтийские народы. Из более дальних стран называет Пакистан, Германию, Англию.
6. Георгий, 74 года, пенсионер, образование высшее, коммунист. Близкие для него по национальному признаку — сербы, словаки, по духу — индийцы, французы, финны. Враждебными по отношению к русским считает поляков и англичан, по сравнению с ними американцы ближе русским по характеру. Совсем чужих, так, чтобы был полный антагонизм, — просто нет. Близость или дальность народов объясняет экономической конкуренцией.
7. Лариса, 72 года, среднее образование, коммунистка. На вопрос о врагах ответила, что враги — не те, кто ракетами забрасывает, а те, кто разлагает общество изнутри (те, кто распространяет порнографию). Считает, что русских не любят нигде — ни в Европе, ни в Америке.
8. Татьяна, 51 год, образование высшее, придерживается демократических взглядов. Этнических предубеждений нет. Дружественными считает югославов, славян вообще и особенно украинцев и белорусов. Среди более далеких называет американцев. Мотив — психологический: несходство характеров.
9. Алла, 63 года, образование высшее, политически нейтральна. Дружественными считает болгар и украинцев. «Литовцы, эстонцы, чеченцы всегда были нам чужими». Близкими к русским называет грузин, армян, казахов. Более далекими — туркмены, узбеки. Учитывает при этом не только этнические, но и религиозные характеристики. Но и среди христиан воспринимает католиков как враждебную силу. Полагает, что американцы хотят поработить русских, так же, как этого хотел А. Гитлер.
10. Михаил, 26 лет, студент, политически нейтрален, верующий. Настроен антизападно: американцы вроде друзья, а НАТО на Восток расширяют, японцы вроде друзья, а рыбу нашу ловят, лес вырубают. «Нам проще со славянскими народами». Объясняет это общими чертами характера, традициями. Стал негативно относиться к Америке, после того как она наводнила российские экраны низкопробными фильмами. Считает это признаком явной колонизации.
Рассмотрим вначале особенности аутостереотипов русских. В обыденном сознании респондентов аутостереотип трансформируется вследствие кризиса национального самосознания, вызванного разрушением привычной системы ценностей после распада СССР. Осознанно или бессознательно респонденты черпают многие черты аутостереотипов из прошлого — это прежде всего суждения о принадлежности к великой, многочисленной нации, занимающей позицию сверхдержавы.
Следует отметить превалирование в аутостереотипах положительных оценок над негативными, что свидетельствует о позитивной идентификации респондентов с собственным этносом. Приведем лишь некоторые из позитивных оценок: доброта, щедрость, миролюбие, простота, прямодушие, духовность. Ответы респондентов на вопросы о своем народе, как правило, сопровождаются эмоциональным подъемом, чувством гордости, некоторые ответы отличаются ироничным контекстом. Аутостереотип большинства респондентов более конкретный, чем гетеростереотипы, в которых имеется порой лишь эмоциональный аспект.
Аутостереотипы старшего и молодого поколений различаются: у молодого поколения более выражен религиозный компонент, они чаще подчеркивают влияние православия на русскую культуру, духовность, государственность; старшее поколение больше внимания уделяет социально-политическим проблемам, оценивая численность русского народа, его положение по сравнению с другими народами бывшего СССР.
Набор негативных аутостереотипов традиционен: бесшабашность, пьянство, безынициативность. К негативным аутостереотипам можно отнести суждения о несправедливом отношении русских к малочисленным народам в рамках бывшего Советского Союза, которое проявлялось в политике русификации. Однако подобные суждения встречаются редко даже у людей старшего возраста.
Гетеростереотипы респондентов выявлены в отношении национальностей, традиционно значимых для русских. Среди славян — это соседние народы (украинцы, белорусы, словаки, чехи, сербы, болгары); все они воспринимаются близкими русским в духовном и культурно-языковом плане. При этом своих бывших соседей по СССР треть респондентов характеризует как «отдаляющихся, но зависимых от сильного соседа», имея в виду экономический аспект взаимоотношений России, Украины, Белоруссии. Респонденты подчеркивают дистанцию от народов прибалтийских стран, татар, евреев, которые отличаются от русских, по их мнению по духу, религиозной принадлежности, национальному характеру и темпераменту. Антагонизма, страха, угрозы со стороны этих народов опрошенные не испытывают. Крайне отрицательно относятся респонденты к мусульманским народам, прежде всего, к чеченцам. Однако сами респонденты признаются, что являются в этом случае жертвами пропаганды средств массовой информации и не рассматривают войну в Чечне как чисто национальный конфликт.
Что касается соотношения различных компонентов в гетеро-стереотипах русских, то закономерно проявляется наибольшее эмоциональное переживание в связи с народами, вызывающими крайне отрицательное отношение (чеченцы, мусульмане). Положительные эмоции по отношению к близким, соседним народам являются более сдержанными. Амбивалентные эмоции проявляют респонденты по отношению к евреям и американцам: образы этих народов мало развернуты, а отношение слабо аргументировано.
Когнитивный компонент установок в отношении своего этноса и других народов серьезно различается: свой этнос представляется менее однородным — некоторые респонденты затруднились составить типичный портрет современного русского; это обстоятельство затрудняет их идентификацию со своим народом: «Русский народ слишком многочисленен и разнолик, чтобы чувствовать, что ты кому-то земляк» (из интервью с Сергеем). В то же время другие народы представляются всем респондентам более монолитными и внутренне солидарными. Повышенное чувство солидарности в противовес разобщенности собственного народа респонденты обнаруживают у чеченцев, народов Кавказа, евреев.
Большинство молодых респондентов и некоторые респонденты старшего поколения продемонстрировали безразличное отношение к своей национальности: «Моя национальность меня никогда ни в чем не защищала» (Михаил); «Сами русские люди не хотят, чтобы «русский» было громким словом» (Сергей). Люди старшего поколения указывают на ситуативность проявления своей этнической идентичности: «Я чувствую себя русской, когда выезжаю за границу» (Татьяна); «Национальный вопрос актуален для тех русских, которые оказались за границами России, потеряли свой социальный статус и гражданские права» (Лариса).
Метод семантического дифференциала позволил определить дистанцию, которую ощущают респонденты между своей национальностью и другими национальностями. Наиболее далекими из предложенных для оценки национальностей (украинцы, американцы, чеченцы) респонденты считают чеченцев, что согласуется с данными, полученными в ходе глубинных интервью. Показатель дистанции D между понятиями «русский» и «чеченец» колеблется от 11,5 до 16,9. По отношению к украинцам опрашиваемая аудитория разделилась примерно поровну: 6 человек считают, что дистанция между русскими и украинцами минимальна по сравнению с дистанцией между русскими и представителями других национальностей (5,0<8,5); по мнению оставшихся 4 человек, дистанция между американцами и русскими меньше, чем между украинцами и русскими (табл. 4.3).

Таблица 4.3

ПОКАЗАТЕЛЬ ДИСТАНЦИИ МЕЖДУ ПОНЯТИЯМИ «РУССКИЙ» И «ЧЕЧЕНЕЦ», «РУССКИЙ» И «УКРАИНЕЦ», «РУССКИЙ» И «АМЕРИКАНЕЦ».

Национальная окраска политической картины мира

Личностные детерминанты этнической стереотипизации. Чтобы проанализировать личностные детерминанты формирования этнических…

Выводы

Подводя итог анализа ауто- и гетеростереотипов в ходе исследования, хотелось бы сделать несколько замечаний относительно специфики проявления этноцентричности у русских. Этноцентризм, имеющий несколько уровней, в данном случае рассмотрен нами в его «наивной форме». Вслед за Р. Ле Вайном и Д. Кэмп-беллом исследователи стали понимать «этноцентризм» по аналогии с «эгоцентризмом» чаще всего как явление, при котором ценности, приобретенные в собственной культуре, переносятся на другие культуры, где, однако, действуют совсем иные ценности. Наиболее наивная форма этноцентризма предполагает, что «индивид некритично принимает ценности собственной культуры и автоматически использует их для суждений о менее знакомых объектах и событиях....На более зрелой стадии этноцентричная установка принимает во внимание и другие точки зрения, но при этом рассматривает нормы других культур как неправильные, низшие или аморальные»5.
Мы считаем данную дефиницию полезной для понимания этнических стереотипов русских. Представления современных русских отражают реальную сложность идентификации этнических русских (не говоря о представителях других этнических групп), живущих в России. В их определениях «своих» и «чужих» смешаны исторические, психологические, чисто политические, экономические и религиозные мотивировки.
Степень выраженности этноцентризма обусловлена в российском политическом контексте рядом обстоятельств, среди которых следует особо упомянуть глобальные трансформационные процессы в экономической, политической, социальной и культурной сферах, повлекшие за собой кризис этно-социальной идентичности. Эти процессы определяют российскую специфику проявления этноцентризма, которая заключается в следующем:
1. Исследование показало, что имеется слабая связь между политической ориентацией (демократической, коммунистической и нейтральной) и проявлениями этноцентрических стереотипов. Наши предыдущие исследования подтверждают эту тенденцию на статистически значимом материале6.
2. Более явная связь прослеживается между уровнем образования и наличием или отсутствием этноцентризма.
3. Этнические стереотипы (как ауто-, так и гетеро-) проявляются достаточно спокойно, не окрашены яркими эмоциями. Этноцентризм не выступает доминантой размышлений или эмоций личности, не говоря уже о поведенческих реакциях. Даже возможный распад России не воспринимается респондентами как катастрофа — опрошенные проявляют скорее апатию, они явно не осознают своей гражданской роли. Это наблюдение относится и к политически нейтральным, и к пассивным, и к более ангажированным гражданам.
4. В ответах респондентов положительные оценки превалируют над негативными, что свидетельствует о позитивной идентификации респондентов с собственным этносом. У большинства респондентов этнический аутостереотип более конкретен с содержательной точки зрения, чем гетеростереотип, в котором проявляются преимущественно эмоциональный аспект. Набор негативных аутостереотипов традиционен, их доля меньше по сравнению с положительными аутостереотипами. Как правило, негативные стереотипы упоминаются респондентами в конце списка перечисляемых качеств русского человека или народа. 5. Существенны отличия в этностереотипах респондентов разных поколений. Так, у представителей молодого поколения в большей степени выявляется религиозный компонент этнического самосознания, они чаще подчеркивают влияние православия на русскую культуру, духовность, государственность. Старшее поколение больше внимания уделяет социально-политическим проблемам, оценивая численность русского народа, его положение по сравнению с другими народами, его культуру.
6. Свой этнос представляется русским респондентам менее однородным, чем другие этносы. Некоторые из них затруднились составить типичный портрет русского человека — нашего современника. У наших респондентов наблюдается стертая форма этнических стереотипов, в которых значительное место уделено традиционным архетипическим чертам русских независимо от времени, политического строя и т.д. Чем ближе к современности, тем более размытыми, сильно дифференцированными становятся для респондентов как образ русского человека, так и представления о других национальностях.
7. Содержание этнических стереотипов во многом определяется «культурными» детерминантами. Быть русским для многих означает быть воспитанным в традициях русской культуры, которая определяет степень близости с другими нациями. Одновременно существенное значение по-прежнему имеют социальная и идеологическая составляющие. Негативно воспринимается «чуждый нам образ жизни, порнография, разбой и т.д.», однако с конкретными народами или государствами, за исключением США, это не связывается.
8. Потеря «советской» гражданской идентичности и незаконченный процесс идентификации с российской государственностью дают респондентам основание считать возможным дальнейший распад России на независимые государства. Такую возможность считают вероятной 90% опрошенных. С другой стороны, столь же значительное число респондентов с большой долей уверенности рассматривают совместное будущее России и бывших республик СССР — в форме торгово-экономического или военно-политического союза, ссылаясь на опыт западноевропейской интеграции. Однако такое допущение взаимоисключающих, на первый взгляд, перспектив развития российской государственности свидетельствует, с одной стороны, о поверхностной эмоциональной вовлеченности респондентов в проблемы государственного реформирования; с другой стороны, большая вероятность союза Украины, Белоруссии, Казахстана и России в будущем ассоциируется у респондентов с преодолением социально-экономического кризиса этих государств и в связи с этим — кризиса национальной государственности. В настоящий момент респонденты не видят в России какой бы то ни было объединяющей силы или общенациональной идеи: за редким исключением никто из них не отметил каких-либо политических партий или движений, вызывающих симпатию или доверие, не сформулировал русской или российской национальной идеи, если не считать желание видеть Россию сильной державой, свойственное старшей возрастной группе респондентов и связанное с ностальгией по СССР. Следует отметить тот факт, что в сознании респондентов младшего возраста (до 26 лет) распад СССР не оставил сколько-нибудь заметного следа.
9. Исследование подтвердило тесную связь этнического самосознания русских с православием. Доказательством этому могут послужить отмеченные в аутостереотипе духовность и религиозность. Однако связывать это напрямую с возрождением православия в обществе было бы преждевременно, ибо даже те респонденты, которые характеризовали себя как истинно верующие, считают себя исключением из числа их сверстников.
10. Личностный уровень исследования этнического самосознания выявляет такие детерминанты идентичности, которые ускользают от исследователей массового сознания. Исследование показало, что русские переживают кризис идентичности, что выражается в ощущении потерянности, аполитичности. Партикуляризация массового сознания русских, пришедшая на смену «имперскому» духу, привела к изменению приоритетных ценностей в пользу индивидуальных, прагматических, ценностей семейного благополучия, покоя и порядка, которые вытеснили на периферию сознания ценности общенациональные, гуманистические, связанные с проблемой выживания как собственного народа, так и всего человечества в целом.

Вопросы для обсуждения

1. Какие факторы способствуют и препятствуют процессам политической интеграции и дезинтеграции в России? Какое место занимают среди этих факторов психологические феномены?
2. Что представляют собой этноцентризм, ксенофобия с точки зрения политической психологии? Приведите примеры их проявления в современной России.
3. Какие этнические ауто- и гетеростереотипы распространены в нашей стране?
4. Каково происхождение этнических стереотипов в структуре личности?

Литература

1. Касьянова К. О русском национальном характере. — М., 1994.
2. Лебон Г. Психология народов и масс. — СПб.: Макет, 1995.
3. Косолапов Н.А. Социальная психология и международные отношения. — М., 1983.
4. Националистические и интернационалистские идеи в сознании россиян (еще раз о национальном вопросе) //Аналитическое сообщение ФОМ, 7 июля 1999 г.
5. Петренко В.Ф. и др. Психосемантический анализ этнических стереотипов: лики толерантности и нетерпимости. — М.: Смысл, 2000.
6. Пибоди Д., Шмелев А.Г., Андреева М.К., Граменицкий А.Е. Психосемантический анализ стереотипов русского характера: кросскультурный аспкект // Вопросы психологии, 1993. № 3.
7. Рязанцев В.В. Молодые русские россияне: особенности государственной и этнической самоидентификации // Вестник МГУ. Серия 18. Социология и политология, 1998. № 3. С. 150 — 174.
8. Le Vine R.A., Campbell D.T. Ethnocentrism: Theories of Conflict, Ethnic Attitudes, and Group Behaviour. — N. Y.: J. Wiley&Sons Inc., 1972. P. 1.

 

ЧАСТЬ 2. ПОЛИТИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФЕНОМЕНЫ В МАССОВОМ СОЗНАНИИ

Глава 5. Психология авторитарности и психология демократии

Теоретические подходы к феномену авторитарности и авторитаризма

• акцентированное отношение к власти и силе. Последняя бывает внешней (властные институты и их представители) и внутренней, или интериоризованной… • особое значение имеет для авторитарного характера восприятие понятия… • неосознанное стремление примкнуть или подчиниться более высокоорганизованному, чем он, существу или силе.

Авторитаризм и демократия — психологические измерения политических режимов

1) высший политический законодательный орган избирается народом; 2) наряду с ним существуют избираемые органы власти и управления менее высоких… Политический контекст проблемы Как видим, демократия — это более сложная, чем авторитаризм, форма не только институтов, но и процедур правления, т.е.…

ЧАСТЬ 2. ПОЛИТИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФЕНОМЕНЫ В МАССОВОМ СОЗНАНИИ

Глава 5. Психология авторитарности и психология демократии

Можно ли отменить авторитаризм, или кое-что о политической терпимости

Определение от противного: нетерпимость Чтобы разобраться, что такое политическая толерантность и как можно ее… Консерватизм

Психология демократии

«Демократия — это гласность... и все остальное. Мы в школе учили, только я забыл.» «Демократия — свобода там...свободно жить» (звучит, как заученный… Обращает на себя внимание ряд моментов, характеризующих когнитивные… • «Да и вообще этот термин используют сейчас все, так что я уже толком не знаю.» • «Демократия — даже не знаю, что…

Таблица 5.1

ГОТОВЫ ЛИ ВЫ УЧАСТВОВАТЬ В...? УСРЕДНЕННЫЕ ДАННЫЕ ПО ИССЛЕДОВАНИЯМ 1993 —1998 ГГ.

Вопросы для обсуждения 1. Каковы основные трактовки феномена авторитаризма в политической науке и в… Литература

ЧАСТЬ 2. ПОЛИТИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФЕНОМЕНЫ В МАССОВОМ СОЗНАНИИ

Глава 6. Психологические особенности политических систем

Разделение властей и психологические аспекты их взаимодействия

Особенности российской политической системы

1) «приручение» оппозиции и превращение ее в системную силу. Никто не заметил разницы в курсе правительства после вклю- чения в него двух… Все эти процессы привели к тому, что после президентских выборов 1996 г. роль…

Политическая система в восприятии граждан

Таблица 6. 1

ОТНОШЕНИЕ К СТРУКТУРАМ ВЛАСТИ: КАК ВЫ ОТНОСИТЕСЬ К ПРЕЗИДЕНТУ, ПРЕМЬЕР-МИНИСТРУ, ПАРЛАМЕНТУ, ПРАВИТЕЛЬСТВУ РОССИИ?

Таблица 6.2

КАКИМ ГОСУДАРСТВЕННЫМ ИНСТИТУТАМ ВЫ ДОВЕРЯЕТЕ? (Можно подчеркнуть несколько вариантов)

	1996 г.	2000 г.
Президенту	19,7	78,7
Администрации Президента	-	58,6
Полпредам	-	28,9
Государственной Думе	11,6	24,7
Совету Федерации	10,4	17,6
Госсовету	-	10,5
Правительству	12,1	38,9
Муниципальным органам власти	-	25,5
Суду	8,7	20,1
Прокуратуре	13,9	28,0
Армии	24,9	15,5
Политическим партиям	15,6	9,6

Примечательна динамика как института Президентства, так и обслуживающей его структуры Администрации. В середине 90-х гг. влияние Администрации президента отмечалось экспертами, но оставалось малозаметным для широкой публики. Ныне его отмечают более половины опрошенных. Но и это не все. Среди тех лиц, которые, по мнению наших респондентов, оказывают существенное влияние на политику в России, называют как Администрацию Президента, так и главу Администрации лично А. Волошина, который занимает 4-е место среди тех, кого вспомнили респонденты.
Стоит отметить, что за прошедшие годы укрепили свое влияние и Правительство России, и Дума, и Совет Федерации. Оптимизм вызывают и цифры, свидетельствующие о росте влияния суда. Правда, говорить о развитии парламентаризма, очевидно, следует с осторожностью, если принять во внимание падение влияния политических партий. Очевидно, Кремль хорошо просчитал свою стратегию в отношении Закона о партиях, так как партии явно не находятся в поле политических приоритетов рядовых граждан. Более того, число тех, кто полагает, что оппозиция играет в российской политике конструктивную роль, за последние годы снизилось с 49,7% в 1996 г. до 36,3% в 2000 г. В свете последних событий (а опрос проходил задолго до известных «масок-шоу») особенно актуальным представляется рост влияния прокуратуры как института.
В ответ на наше предложение дополнить этот заведомо неполный список институтов власти респонденты ввели еще три основные группы: олигархов, финансовые группы; различные мафиозно-криминальные группировки; силовики (МВД, ФСБ и другие спецслужбы, среди которых армия не фигурирует).
Представленный обзор состояния различных ветвей власти, их взаимоотношения между собой и с гражданами носит импрессионистический характер. Отметим лишь некоторые важнейшие выводы:

• разделение властей как элемент процесса демократизации проходит в сложных условиях и наталкивается на препятствия как собственно политического, так и психологического характера. Формальное разделение властей закреплено конституционно, но система до конца не достроена, остается много доработок в законодательстве, где детали взаимоотношений ветвей власти не прописаны. Это вызывает столкновения и приводит к дисфункциям в процессе управления;
• законодательные недоработки правил и норм взаимоотношения ветвей власти приводят к перекосу всей структуры: исполнительная власть нередко узурпирует прерогативы иных ветвей власти, подменяет собой законодательную власть. В результате страна живет не столько по законам, принятым парламентом, сколько по указам, изданным Президентом. Судебная власть оттеснена на периферию властных отношений и не выполняет положенной ей роли правового арбитра — роль арбитра вместо этого играет Президент, в отсутствие которого усиливаются конфликты во властных центрах.
Особую роль в системе разделения властей играет российский Президент. Эта роль была прописана Конституцией под конкретного исполнителя — Б. Ельцина, который получил дополнительные полномочия за счет других ветвей власти. Такая диспропорция подкрепляется не только конкретным раскладом политических сил, но и патерналистской традицией российской политической культуры. В то же время персонификация власти Президента Б. Ельцина вызвала передачу его функций во время его болезни трем другим представителям исполнительной власти: Правительству, Администрации Президента и Совету Безопасности. Две последние структуры (и особенно глава администрации) не имеют четких конституционных полномочий и воспринимаются общественным мнением и представителями законодательной власти как нелегитимные;
• недостроенность отдельных законодательных механизмов взаимодействия ветвей и самих этих властных структур ставит под вопрос управляемость государством, баланс реальных политических и экономических интересов разных центров власти. Отсутствие или дисфункции легитимных сдержек и противовесов заменяется разного рода неформальными связями, теневыми центрами принятия решений. С одной стороны, эти центры стабилизируют политическую ситуацию и позволяют выработать некие временные правила игры между разными группами. Это позволяет сдерживать амбиции тех политиков, которые стремятся монополизировать политический рынок. С другой стороны, кулуарность, закрытость принятия важнейших для всей страны решений питает коррупцию в высших эшелонах власти и разрушает потенциал демократических реформ;

наряду с формальными линиями разделения властей появились и действуют другие структурообразующие факторы российской политической жизни, нередко оказывающие более серьезное влияние на взаимоотношение ветвей. Одним из наиболее серьезных разделителей власти стала линия «центр — регионы». Выборы губернаторов, составляющих верхнюю палату парламента, оформили новые центры власти, легитимно закрепив их права на власть на местах. Помимо этого, на взаимоотношение ветвей власти влияет борьба олигархических кланов, клик и группировок, включая криминальные структуры; на взаимоотношения властей и на осуществление властью в целом своего предназначения оказывает существенное влияние состояние гражданского общества, которое в постсоветский период не только не получило быстрого развития, но в некоторых секторах даже деградировало. Отсутствует местное самоуправление. Партийно-политическая система также складывается чрезвычайно медленно и не выполняет роли канала выражения политических интересов рядовых граждан; власть в целом и отдельные ее представители воспринимаются негативно, но это не ведет к росту активных форм протеста. Для последнего десятилетия были более характерны пассивные формы протеста: голодовки, самоубийства и т.д., — на которые власть научилась никак не реагировать. При этом хотя законодательная власть вызывает меньше доверия, чем власть исполнительная, в целом для большинства граждан власть — это все, «кто наверху»: и законодатели, и исполнители, и оппозиция. Оппозиция стала системной силой, но при этом потеряла интерес к своей массовой базе. Радикальные элементы были выведены из игры в ходе последних парламентских выборов.

Вопросы для обсуждения

1. Каковы особенности взаимодействия ветвей власти на уровне вашего региона? Дайте психологический анализ этого взаимодействия.
2. Как сказывается выстраивание центром «вертикали власти» на взаимоотношениях центральной и региональных властей?
3. На основе данных социологических опросов о доверии разным институтам и ветвям власти проанализируйте психологические причины высокого и низкого уровня доверия к отдельным ветвям власти.

Литература

1. Салмин A.M. Российское президентство как институциональная проблема // Вестник фонда «Российский общественно-политический центр». — М., 1996, май. С. 21 — 33.
2. Агеев B.C. Межгрупповое взаимодействие: социально-психологические проблемы. — М.: Изд-во МГУ, 1990.
3. Брушлицкий А.В. Психология субъекта в изменяющемся обществе // Психологический журнал, 1996. № 5.
4. Егоров С.А. Политическая система, политическое развитие, право. — М.: Юридическая литература, 1983.
5. Зоркая Н. Политическое участие и доверие населения к политическим институтам и лидерам // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. — М., 1999. № 1 (39). С. 24 — 28.
6. Марченко М.Н. Очерк теории политической системы. — М., 1986.

 

ЧАСТЬ 2. ПОЛИТИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФЕНОМЕНЫ В МАССОВОМ СОЗНАНИИ

Глава7. Психология массового электорального поведения

Психологический контекст выборов в постсоветской России

Выборы 1993 г. Выборы 1993 г., прошедшие в обстановке серьезного политического кризиса, были… Выборы в Думу в декабре 1995 г. и Президента в июне 1996 г.

Рейтинги политиков, или Почему у нас так плохо с прогнозами?

Профессия — выборы

Вопросы для обсуждения 1. Опишите психологический контекст последних выборов в вашем регионе. 2. В… Литература

ЧАСТЬ 2. ПОЛИТИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФЕНОМЕНЫ В МАССОВОМ СОЗНАНИИ

Глава 8. Политическая культура

Теоретические подходы к исследованию политической культуры

Таблица 8.1

СОГЛАСНЫ ЛИ ВЫ С ТЕМ, ЧТО ПРИНЦИПЫ ЗАПАДНОЙ ДЕМОКРАТИИ НЕСОВМЕСТИМЫ С РОССИЙСКИМИ ТРАДИЦИЯМИ? (В % к числу опрошенных. Каждый раз опрашивалось по 1600 человек)

Варианты ответов	Июль 1993г.	Октябрь 1994г.
Вполне согласен
Скорее, согласен
Скорее, не согласен
Совершенно не согласен
Затрудняюсь ответить
“Удельный вес” (соотношение согласных и несогласных)	45:29	48:27

В 1995 г. по данным ВЦИОМ, соотношение тех, кто считает западную демократию единственно приемлемым для России путем составляло 27% против 37% тех, кто так не думает. Как видно из приведенных данных, соотношение согласных и несогласных с тем, что России не подходят принципы западной демократии, за полтора года российской истории, наполненных серьезными политическими сдвигами, изменилось не значительно. Как полагают авторы исследования, это не мимолетное настроение, а более глубокая установка, традиционная по своему происхождению. Правда, объяснение происхождения этой установки традиционным «советским» изоляционизмом и соответствующим комплексом неполноценности выглядит не слишком убедительным. Традиция эта насчитывает явно больше 70 лет и входит существенной своей частью в набор установок российской политической культуры, о которых мы поговорим подробнее чуть позже.
Другая опасность кроится в том, чтобы трактовать политическую культуру в оценочном ключе. Она возникает тогда, когда эти оценки относятся к уровню усвоения национальной культуры или ее частей отдельным индивидом. Еще в 70-е годы западные исследователи политической культуры и политической социализации дискутировали по вопросу о том, кого можно считать зрелым гражданином. Тогда господствовала точка зрения, что гражданином можно считать лишь того, кто усвоил доминирующие ценности существующей политической культуры. Следовательно, всех тех граждан, которые не согласны с официальными политическими целями или находятся в оппозиции, — следует отнести к маргиналам и они должны пройти дальнейшую социализацию.
Не вызывает сомнения, что любая политическая система заинтересована в трансляции своих базовых ценностей и идей от старших поколений к младшим. Вопрос лишь в том, кто имеет право судить о мере их усвоения и какими политическими последствиями обернется для «недосоциализированных» их политическая незрелость? Вопрос не только в формах реакции системы на этот дефект: будут ли это полицейские, разгоняющие движения протеста, психиатрические лечебницы и тюрьмы для «перевоспитания» инакомыслящих или «мягкие» формы — дискриминация при приеме на работу. Объективный исследователь политической культуры не вправе в принципе, выносить приговор тем, кто «вписался» и кто не «вписался» в доминирующую политическую культуру.
Для политолога в отличие от политика все разновидности политической культуры, равно как и индивиды, усвоившие или не впитавшие их, не могут быть объектом оценки, но лишь объектом изучения. На этом сегодня настаивает и устав Международной ассоциации политических наук. Международное сообщество политологов, столкнувшись со сложными этическими проблемами, выработал строгие принципы, среди которых важное место занимает отказ от оценочных суждений по изучаемым вопросам.
Подводя итог сказанному о политической культуре, отметим главное. Указанные различия точек зрения на политическую культуру касаются скорее тактики исследований, чем существа понимания самого феномена политической культуры как «субъективной стороны системы», ее «социально-психологического момента»18. В таком качестве она не является конечной, глубинной детерминантой политического процесса. Однако, будучи вторичным образованием, политическая культура оказывает влияние на объективный ход событий в политике, становясь либо их катализатором, либо тормозом.

Функции политической культуры. Формирование и эволюция политической культуры

Таблица 8.2

ИЗМЕНЕНИЕ ПОПУЛЯРНОСТИ «ВЫДАЮЩИХСЯ ЛЮДЕЙ» (в % к числу опрошенных)

1989 г.	%	1999г.	%
Ленин		Петр I
Петр I		Ленин
Пушкин		Пушкин
Ломоносов		Сталин
Суворов		Суворов
Жуков		Наполеон
Толстой		Жуков
Менделеев		Сахаров
Циолковский		Ломоносов
Сталин		Кутузов

Связывая распавшиеся времена, политическая культура осуществляет различные функции. Она и утешает уязвленное самолюбие потерпевших поражение, и мобилизует новые политические группы на победу. Средством для этого нередко служат политические мифы, которые «на всякий случай» хранятся в бабушкиных сундуках. Многие из этих мифов, совершенно не отражая реальность, тем не менее, воздействуют на поведение нации, ее правительства и граждан. Так, уже давно потеряв свои колонии, Великобритания по-прежнему считает себя великой империей, диктующей другим странам правила международного поведения. Травма от столкновения с реальностью дала себя знать довольно остро при принятии решении о присоединении к единой Европе и стоила поста премьер-министра М. Тэтчер, которая до конца сопротивлялась этому присоединению.
В периоды кризисов, неполадок в системе политическая культура играет роль стабилизатора, не дающего утратить накопленный политический опыт многих поколений. Однако она не остается полностью неизменной. Изменчивость — такое же свойство этот феномена, как и устойчивость. В первые годы перестройки многие политологи, как отечественные, так и зарубежные задавались вопросом: позволит ли российская политическая культура, в которой всегда были сильны патриархально-авторитарные элементы, развиться новым, демократическим тенденциям. Теоретически этот вопрос может быть сформулирован как вопрос о границах изменчивости политической культуры.

Основные элементы и типы политической культуры

субъект —> установка —> действие —> объект При этом под субъектом политической культуры может подразумеваться индивид,…

Таблица 8.3

В КАКОЙ МЕРЕ ЗАСЛУЖИВАЮТ ДОВЕРИЯ ПРЕЗИДЕНТ, ПАРЛАМЕНТ, ПРАВИТЕЛЬСТВО

Типы политических культур

*** Традиция исследования политической культуры, существующая в политической… Вопросы для обсуждения

ЧАСТЬ 2. ПОЛИТИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФЕНОМЕНЫ В МАССОВОМ СОЗНАНИИ

Глава 9. Психология власти

Властвовать или подчиняться

Прежде всего мы попытались представить общую картину взглядов наших респондентов на сущность власти в России, на ее политических носителей. Нас интересовало, в какой мере наши граждане готовы признать над собой власть, а в какой — сами стремятся властвовать (табл. 9.1).

Таблица 9.1

ЧТО ВАМ БОЛЬШЕ НРАВИТСЯ: (%)

Варианты ответов	1996г.	2000 г.
Подчиняться	11,0	4,7
Управлять	35,5	22,0
Ни то, ни другое	25,6	42,4
И то, и другое	21,5	30,9
Не ответили

Удивительно, что число желающих управлять намного превосходит число тех, кому больше нравится подчиняться. Здесь странно все: и то, что число готовых подчиняться за десятилетие демократических реформ столь значительно сократилось. Это, несомненно, ненормально и говорит о том, что во власти явно какой-то непорядок. Обращает на себя внимание и тот факт, что выросло и число тех граждан, кто вообще хочет держаться от власти подальше: им не нужно ни подчинение, ни доминирование. Нормально относятся к власти те, кто готов подчиняться и брать на себя ответственность: это всего лишь каждый третий. Конечно, говорить о норме и отклонении можно лишь условно, но все же...
Вместе с тем, когда мы спросили этих же людей, какого типа отношения они хотели бы иметь со своими детьми, то число тех, кто предпочел отношения типа «учитель — ученик» в 1996 г. составило лишь 18,2%, но 79,4% хотели иметь с детьми скорее отношения равных, партнеров. В 2000 г. это соотношение изменилось в сторону большей авторитарности, что возможно свидетельствует о нарастании авторитарных тенденций и усталости от слабой власти. Возможно, такое рассогласование между «демократически» и «патриархально» ориентированными ответами одних и тех же респондентов можно объяснить существующим в их сознании образом идеальной власти — идеальному родителю (властвующему) положено быть своему ребенку другом. Другая гипотеза: демократию наши респонденты распространяют на тех, кто им близок (свои дети), и на тех, кто ниже по социальному статусу (табл. 9.2).

Таблица 9.2

КАКИЕ ОТНОШЕНИЯ ХОТЕЛИ БЫ ВЫ ИМЕТЬ СО СВОИМИ ДЕТЬМИ, %

Варианты ответа	1996 г.	2000 г.
отношения партнеров, равных	79,4	67,8
отношения типа “учитель-ученик”	18,2	28.5
не ответили	2,4	3,7

Однако при всех расхождениях в понимании власти у тех, кто готов иметь с ней дело, между ними есть нечто общее: власть является для них эмоционально значимой, независимо от знака их к ней отношения (те, кто желает подчиняться, управлять, и делать и то, и другое) вместе составляют более половины.
Как показывает анализ распределения ответов на вопросы анкеты, в зависимости от склонности респондента к доминированию или подчинению, образуется 5 групп респондентов:

1 — нравится подчиняться, и с детьми — партнерские отношения;
2 — нравится управлять, но с детьми — партнерские отношения;
3 — нравится работать самостоятельно, с детьми — партнерство;
4 — не нравится ни подчиняться, ни управлять, с детьми — партнерские отношения;
5 — нравится управлять, с детьми — назидательные отношения.

Довольно трудно из этих пяти групп выбрать ту, которая бы однозначно могла быть отнесена к сторонникам демократии. В первой группе собрались скорее пассивные демократы. Во второй — активные. Третья группа может быть названа демократической, но с изоляционистскими настроениями. В целом под определение сторонников демократии походят первые три группы. По политической самоидентификации — либералов и анархистов больше всего во второй группе; анархистов — во второй группе; демократов больше всего — в четвертой группе; коммунисты распределились более менее равномерно; аполитичных больше всего во второй группе. Между тем, в соответствии с нашей схемой, достаточно явственно выделяются авторитарные наборы установок в группе 5. Кстати, в отношении этой группы респондентов мы получили максимальное число значимых корреляций. Это говорит о том, что среди всех граждан именно авторитарный тип выявлен наиболее явственно по всем вопросам, связанным с властью. Между тем «демократическая личность» проявляется более вяло и выглядит менее определенно.
Проанализируем данные 1996 г. В пятой группе наблюдалась самая высокая доля довольных властью — 26%, в остальных группах таких граждан значительно меньше — около 6%. Среди них также значимо большая часть по сравнению с другими доверяет Президенту: 40% против приблизительно 17% в остальных группах. Видимо, не случайно Президент Б. Ельцин так не любил парламент. Как показывают наши данные, именно среди авторитарных избирателей процент доверяющих законодательной власти немного выше — 27% против 17% в других группах.
В пятой группе значимо большее число респондентов готово участвовать в митингах — 27%, в остальных группах — только 17% и ниже. Больше всего респондентов, готовых участвовать в забастовках, также находится в этой группе — 27%. Правда, и в первой группе таких нашлось 25%. Тут — явная аномалия. Если мы определили тех, кто готов подчиняться, и хочет иметь с детьми партнерские отношения как демократов, то участие в забастовках — нормальная форма протеста. Но как быть с авторитарными респондентами, в принципе власть принимающими? Управлять они готовы. Но подчиняться — нет. Отсюда и их потенциал протеста. Сравним: в остальных группах — только около 5%.
Вопреки нашим гипотезам среди разных групп респондентов не было обнаружено значимых различий в ответах на вопрос, касающийся необходимости ужесточить законы относительно лиц других национальностей. Однако, наибольший процент респондентов все же именно среди авторитарного типа граждан в пятой группе — 67%; далее идут: в третьей группе — 62%, в четвертой — 58%, первой — 44% и второй — 36%.
В пятой группе значимо большое число респондентов положительно относятся к политике и интересуются ею — 40%; в третьей группе значимо большое число либо безразлично относятся к политике, либо вообще не ответили на этот вопрос. Так что получается, что если наша демократическая политическая система и может на кого опереться, так только на активных граждан, принадлежащих отнюдь не к демократическому типу. Они власть и любят, интересуются ею, и даже действовать готовы. А что же их антиподы: новые демократы?
В третьей и четвертой группах около 40% респондентов признают над собой все виды власти, кроме власти отдельных людей; в пятой группе — таких приблизительно 27%.
Во второй группе значимо большое число респондентов не доверяет силовым структурам — 84% (1,7), одновременно значимое число респондентов в четвертой группе доверяют силовикам — 56%. Не удивительно, что среди демократов значимо большее число желающих быть кандидатами в депутаты — 25%. В остальных группах таких — 15% и ниже. Не удивительно и то, что значимо большой процент демократически ориентированных респондентов не считают нужным ужесточать меры по отношению к нарушителям закона — 23%. Правовое сознание всех наших граждан еще слабо сформировано, и «демократы» — не исключение. Но вот если речь заходит о следовании нормам нравственности, то здесь они ведут себя гораздо жестче. Наиболее строго судят нарушителей морали представители третьей и четвертой групп. 80% из них считают необходимым ввести против нарушителей более жесткие законы.
В самой «демократической», четвертой группе довольно большое число респондентов готово быть только избирателями — 83,9%. При этом самое парадоксальное, что представители именно третьей и четвертой групп меньше всех верят в демократию.
Если уж все-таки опрошенным гражданам придется самим подчиниться власти, то они проявляют изрядную избирательность в определении того, кому они «подставят шею». Оказалось, что 86,7% опрошенных готовы признать над собой власть закона, 72,8% — власть государства. Показательно, что менее трети респондентов соглашается принять над собой власть отдельных людей, хотя вдвое больше согласятся на это, если этими людьми будут их конкретные начальники. Значит, правовое сознание в нашей стране имеет не столь плохие перспективы, как это принято думать. Власть в гораздо большей мере ассоциируется с законом, правилами политической игры, чем обычно думают. Это же указывает на развитие тенденции к индивидуализации самосознания, повышению статуса такой ценности, как свобода.

Таблица 9.3

ПРИЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ НАД СОБОЙ

Как Вам кажется, почему люди стремятся к власти? (Может быть больше, чем один ответ).

Психологический портрет российской власти середины 90-х годов8

 

ЧАСТЬ 2. ПОЛИТИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФЕНОМЕНЫ В МАССОВОМ СОЗНАНИИ

Глава 9. Психология власти

Образ российской власти в России в начале XXI в.

За десятилетие 1991 — 2001 гг. произошла смена эпох. И, похоже, что в 1999 г. в массовом сознании мы преодолели еще один серьезный рубеж, который… Кто есть власть в России? Этот, казалось бы простой вопрос, вызывает у наших политологов и политических социологов немало разногласий, даже в…

Таблица 9.4

У КАКИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ ЕСТЬ РЕАЛЬНАЯ ВЛАСТЬ В СЕГОДНЯШНЕЙ РОССИИ?

Власть в структуре личности

Случай первый Итак, знакомьтесь. Наш первый респондент — студент-компьютерщик, 20 лет.… Случай второй

ЧАСТЬ 3. ЛИЧНОСТЬ В ПОЛИТИКЕ

Глава 10. Личностный аспект политики

Роль личностного фактора в политике

Структура личности и политика

Биологический уровень личности Вопрос о том, влияет ли на политическое поведение личности ее биология,…

Таблица 10.1

СПИСОК ЗНАЧИТЕЛЬНЫХ ДЛЯ НАШЕЙ СТРАНЫ СОБЫТИЙ XX В. (в % к числу отметивших соответствующую позицию в списке)

Варианты ответов	1989 г.	1994 г.
1. Отечественная война
2. Октябрь 1917 г.
3. Распад СССР	-
4. Чернобыльская катастрофа
5. Полет Гагарина
6. Война в Афганистане
7. Первая мировая война
8. Репрессии 30-х годов
9. Начало перестройки
10. Коллективизация
11. События октября 1993 г.	-
12. Путч 1991 г.	-
13. Падение Берлинской стены	-
14. Реформы Гайдара	-
15. Многопартийные выборы 1993 г.	-

Социальный уровень личности представлен наиболее тонкими личностными структурами: установками, ценностями, целями, мировоззрением. В процессе политической социализации индивид интериоризует цели и ценности своей культуры. Так, сегодня граждане младших возрастов впитывают по преимуществу демократические ценности, между тем, как их родители получили в детстве иную ценностную структуру личности (см. главу 12). Анализ политической структуры личности невозможен без выявления интересов, потребностей и мотивов, которые являются частью именно социальной структуры личности (см. гл. 4). Однако наиболее изученным является ролевой компонент политической структуры личности.
В политической психологии роль понимается, прежде всего, как набор прав и обязанностей, как статус, как реальные функции, связанные с местом личности в политической системе. Вся политическая система может быть описана в виде различных наборов политических ролей. Особое значение при этом придается взаимосвязанности этих ролей. Так, роль лидера лишена смысла без ролей подчиненных. Без короля — нет подданных, а без кабинета — министров премьера. Если все участники политического процесса одинаково признают распределение ролей между ними, то по этому вопросу между ними существует консенсус.
Изучение реальных участников политического процесса, исполняющих различные роли в системе, привело сторонников ролевой теории политики к убеждению, что для их понимания необходимо углубление именно психологического анализа ролей. Так работа Н. Ная и С. Вербы показала, что разные формы политических ролей привлекают исполнителей с различным психологическим складом и разными ориентациями9.
Что же это за роли, которые граждане играют в политике? Так, самая простая роль, которую играет каждый дееспособный гражданин, — это роль избирателя. Другая роль — политический активист, член какой-либо партии, организации. На вершине политической пирамиды стоят те, кого политические психологи назвали «гладиаторами», т.е. наиболее активные граждане, вершители судеб нации, публичные политики. В политологии их принято называть лидерами, представителями политической элиты.
Психологи обнаружили, что исполнение политических ролей требует определенной подготовки и тренировки. Так, например, многие нынешние политические лидеры, особенно из англо-саксонских политических культур, начинали свою карьеру как... футболисты. Речь идет не о профессиональном спорте, а об участии в студенческих командах. Действительно, политика, как и футбол — игра командная. И для того, чтобы в нее хорошо играть, надо научиться чувствовать локоть другого игрока, понимать его без слов. Для политика необходим навык, который англичане определяют словом cooperativeness, а у нас принято было называть коллективизмом. Этот навык требует определенной тренировки, в том числе и на спортивной площадке. Кроме того, в дальнейшей политической жизни будущим министрам и председателям партий особенно пригодятся те дружеские связи, которые также зарождаются в молодые годы.
В социологии и психологии принято выделять в самой структуре роли несколько компонентов. Это относится и к политическим ролям. Во-первых, в роли присутствует объективный компонент, связанный со статусом, т.е. тем местом, который занимает данный индивид в политической системе. У президента, политического активиста или террориста — у каждого свои роли. Отличаются статусные моменты роли у рядового гражданина и представителя элиты. Обычно статусные позиции закреплены в писаных нормах права, в уставах организаций. Есть и другой способ закрепления политического статуса, он связан с неписаными нормами, с традициями. Так, например, в прежние времена советологи определяли реальный политический вес того или иного советского руководителя по тому, какое место рядом с Генеральным секретарем КПСС он занимал на официальных приемах. Чем ближе к вождю — тем выше реальный политический вес.
Два другие компонента роли имеют субъективный характер. Ведь роль — это не только набор функциональных обязанностей политика. Эти обязанности окружающие его люди видят очень по-разному. Их ожидания, надежды, представления о том, что он должен, и чего не должен делать, и составляют второй компонент роли. Можно сказать, что это та сторона роли, которой политик повернут к публике и которая составляет важную часть его публичного имиджа. Этот компонент может не совпадать с реальным содержанием личности политика. Здесь возникают, с одной стороны, возможности манипуляций массовым политическим сознанием, но, с другой стороны, ожидания со стороны как рядовых граждан, так и окружения политического деятеля, оказывают и сдерживающее воздействие на поведение политика, очерчивают его границы возможного.
Третий компонент роли — это представление политика о самом себе, его Я-концепция, самосознание. Одна и та же политическая роль столь по-разному исполняется политиками не только в силу отличий их характеров, сколько в силу их собственных представлений о том, как надо это делать, т.е. идеального образа их собственной роли. Следует отметить, что сказанное относится не только к роли Президента, но и к роли простого избирателя. Один человек видит свой гражданский долг в том, чтобы пойти проголосовать, даже если не видит достойного кандидата. Другой — игнорирует призывы голосовать и будет считать свою пассивность гражданской доблестью.

* * *

Как показывает анализ, взаимодействие личности и политики подчиняется закономерностям разного уровня, которые, накладываясь друг на друга, образуют, с одной стороны, определенную ситуацию развития личности, а с другой, — воздействуют на ход политических событий. Сегодня личность развивается в сильно политизированной среде. Одновременно политика нуждается в личности нового типа: активном гражданине, способном к самостоятельному принятию решений и ответственности. Появление такого массового политического типа личности пробивает себе дорогу через борьбу противоречивых тенденций в современной политике: с одной стороны, активизация личности в политике становится общественной потребностью в современном мире, с другой — налицо процессы политического отчуждения, которые проявляются в росте неверия в политику как средство разрешения важных человеческих проблем. Политические философы усматривают в борьбе этих тенденций общую закономерность новейшего времени: происходящую смену регуляторов поведения человека. На место жесткого внешнего контроля государства и его институтов приходят внутриличностные регуляторы: совесть, убеждения, Ценности, в которые человек верит.

Вопросы для обсуждения

1. Каковы основные теоретические подходы к проблеме влияния личности на политические процессы?
2. Какие элементы в структуре личности следует учитывать при анализе личностного фактора в политике?
3. Проанализируйте собственную Я-концепцию и ее роль в формировании политических установок.

Литература

1. Брушлицкий А.В. Психология субъекта в изменяющемся обществе // Психологический журнал, 1996. № 5.
2. Левада Ю.А. Человек политический. Сцена и роли переходного периода // Экономические и социальные перемены. Мониторинг общественного мнения,— М.: ВЦИОМ, 1996. № 4 (24). С. 7— 11.
3. Одайник В. Психология политики: Политические и социальные идеи К.Г. Юнга.— М.: Ювента, 1996.
4. Такер Р. Сталин. Путь к власти. История и личность. — М.: Прогресс, 1990.
5. Человек, политика, психология (Материалы круглого стола) // Вопросы философии, 1995. № 4. С. 3 — 23.
6. Чиж В.Ф. Психология злодея, властелина, фанатика. — М.: Республика, 2001.
7. Шестопал. Е. Личность и политика. — М.: Мысль, 1988.

 

 

ЧАСТЬ 3. ЛИЧНОСТЬ В ПОЛИТИКЕ

Глава 11. Политическая социализация индивида

Агенты, стадии и механизмы политической социализации

1 — 12-летние (1982 — 1995 годы рождения) — «постсоветские» дети; 13 — 18-летние (1977 — 1982 годы рождения) — «дети перестройки», 18 — 25-летние… Становление личности в ее гражданском статусе происходит под влиянием…

Поколения в российской политике

• интересует ли опрошенных политика, что они о ней знают, какие чувства к ней испытывают, к каким поступкам готовы. • каковы механизмы политической… Предметом исследования были прежде всего те психологические факторы, которые… Группа 13 — 18-летних

Некоторые итоги

Вопросы для обсуждения 1. Что такое механизмы стадии, агенты политической социализации? 2. Каковы… Литература

ЧАСТЬ 3. ЛИЧНОСТЬ В ПОЛИТИКЕ

Глава 12. Политический менталитет

Понятие политического менталитета

Структура политического менталитета

Как видим даже за пять лет число очень интересующихся политикой снизилось, хотя численность других категорий осталась примерно на том же уровне. …

Таблица 12.2

СТРУКТУРА ОПЕРАЦИОНАЛЬНОГО КОДА

Понятие операционального кода является связкой между политическим сознанием и поведением. На основании вербальных проявлений политического сознания…

Становление политических взглядов личности

До сих пор мы говорили о политическом сознании личности, отвлекаясь от того, как оно складывается. Между тем, различия в стилях политического… • публичный отказ от официальных стандартов советской политической идеологии,… Политическая социализация и политическое воспитание.

ЧАСТЬ 3. ЛИЧНОСТЬ В ПОЛИТИКЕ

Глава 13. Политическое поведение

Теоретические подходы к анализу политического поведения

Психологические составляющие политического поведения Поиск причин, объясняющих содержание политического поведения дополняются…

Основные элементы политического поведения: мотивы, потребности, ценностные ориентации

• внешнюю среду, посылающую стимулы субъекту поведения; • потребности индивида или группы, участвующей в деятельности; • мотивы, которыми… Если не вдаваться в подробности этой схемы, а проанализировать хотя бы…

Таблица 3.1

КЛАССИФИКАЦИЯ ПОТРЕБНОСТЕЙ, ОПРЕДЕЛЯЮЩИХ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЯВЛЕНИЯ

Ряд современных исследователей потребностей пришли к выводу что если несколько упростить маслоускую схему, то можно говорить о потребностях… • потребности материального существования, • потребность в безопасности, •… Классификация потребностей, предложенная А. Маслоу, помогает «рассортировать» многообразные человеческие нужды по мере…

ПОТРЕБНОСТИ, ОПРЕДЕЛЯЮЩИЕ ВОСПРИЯТИЕ СУЩЕСТВУЮЩЕЙ (РЕАЛЬНОЙ) ВЛАСТИ В РОССИИ (2000 Г.).

ПОТРЕБНОСТИ, ОПРЕДЕЛЯЮЩИЕ ОБРАЗ ИДЕАЛЬНОЙ ВЛАСТИ В РОССИИ

Таблица 13.2

ПРИЧИНЫ НЕУЧАСТИЯ В ВЫБОРАХ (в % к числу опрошенных)

Причины неучастия	Апрель 1994	Ноябрь 1994
Нет подходящего кандидата
Его голос не влияет
Нет законных выборов
Из чувства протеста
Никогда не участвую
Затрудняюсь ответить

Анализ мотивации политического поведения основан на фундаментальных закономерностях, изученных психологической наукой. Так, общепризнанной является классификация мотивов, предложенная Д. Маклелландом и Дж. Аткинсоном, где выделены три ключевых мотива: мотив власти, мотив достижения и мотив аффилиации (стремление быть с другими). Иногда мотив власти дополняется мотивацией контроля, который выступает четвертым в этой схеме.
Опираясь на классические теоретические разработки 3. Фрейда, Юнга и Мюррея, в течение нескольких предшествующих десятилетий психологи разработали методы измерения важнейших человеческих мотивов с помощью контент-анализа фантазий и прочих вербальных материалов, связанных с воображением. Мотив достижения подразумевает нацеленность на превосходство и уникальный результат; он ассоциируется с активной деятельностью, умеренным риском, основанным на знании возможных результатов и предпринимательской инициативе. Мотив аффилиации подразумевает нацеленность на тесные отношения с другими людьми. Иногда он ведет к теплоте и открытости межличностных отношений, но в условиях угрозы или стресса он может привести к «колючей», защитной ориентации по отношению к другим. Мотив власти, нацеленность на влияние и престиж, ведет как к формальной социальной власти, так и к расточительным, импульсивным действиям, таким, как агрессия, пьянство и чрезмерный риск. Эти три мотива отобраны из всесторонней таксономии Мюррея, как соответствующие некоторым из наиболее распространенных и важных человеческих целей и проблем.
Начнем с мотива обладания властью. В психологической концепции Д. Маклелланда речь идет не только о политической власти, но и о власти в семье, в отношениях на производстве и в иных сферах жизни. Власть — это некая ценность, к обладанию которой стремятся в той или иной степени все люди. Но есть люди, у которых эта потребность доминирует над другими и тогда желание достичь власти становится для них высшей ценностью.
Есть данные, что гипертрофированное стремление к власти связано с обстоятельствами формирования личности, порождающими у нее низкую самооценку, страх пассивности, слабости, опасение оказаться под чьим-то «каблуком». В другом случае, потребность во власти может стать результатом развития агрессивных и деструктивных черт личности. Поэтому власть может быть желанна по многим причинам, причем у одного и того же человека в различное время эти причины могут быть иными. Условно можно выделить три типа причин, по которым власть может быть желанна:

• Доминировать над другими и/или ограничивать действия других, создавать для них определенную депривацию;
• чтобы над ним не доминировали другие и/или не вмешивались в его дела;
• чтобы иметь политические достижения.

Мотив контроля над людьми и ситуацией является модификацией мотива власти. Политические психологи придают этому мотиву особое значение, так как полагают, что поведение в политике напрямую связано с развитием этого психологического показателя. Известно, что по мере достижения социальной зрелости человек научается контролировать свое собственное поведение что дает ему чувство уверенности в своих силах, расширяет границы возможного участия в разных сферах жизни, в том числе и в политике. Так, американский политический психолог С. Реншон обнаружил зависимость между высокими значениями уровня субъективного контроля и степенью активности политического поведения. Он высказал гипотезу о том, что существует зависимость между уровнем личного контроля и верой в правительство, позитивным отношением личности к политической системе. Эмпирическое изучение американских студентов, предпринятое этим ученым показало, что есть корреляция между низким уровнем субъективного контроля — недоверием к правительству, отчуждением от политики, тогда как лица с высоким уровнем субъективного контроля имеют среднюю и высокую степень доверия к власти20.
Действительно, с помощью теста на локус контроль (субъективный контроль) можно разделить всех людей на тех, у кого этот показатель имеет высокий уровень (их называют интерналами) и тех, у кого он имеет низкие значения (экстерналы). Первые верят в то, что в них самих содержится источник их успехов и неудач, будь это работа, личная и семейная жизнь или отношения с людьми. Вторые всегда ищут «козла отпущения», если терпят в чем-то поражение, но и свои успехи склонны приписывать удаче, фортуне, случайности или воле родителей, учителей и начальников.
Мотив достижения проявляется в политическом поведении в заботе о совершенстве, мастерстве, в стремлении добиться поставленных целей с максимальным эффектом. Этот мотив может сделать человека карьеристом, но он же может быть обнаружен у бескорыстного политика, поведение которого определяется его стремлением к общественному благу.
По мнению Д. Макллеланда и Дж. Аткинсона, которые привлекли внимание психологов к этому мотиву, он имеет отношение к мастерству, манипулированию, организации физического и социального пространства, преодолению препятствий, установлению высоких стандартов работы, соревнованию, победе над кем-либо. Как мы видим, это довольно широкая трактовка понятия «достижение», и в таком виде она может больше соответствовать мотивации политического лидера.
Люди, стремящиеся к достижениям, нередко ищут власти, чтобы достичь своей цели. Они более спокойно относятся к изменениям в окружающем мире. У людей с высокой потребностью во власти проявляется тенденция к сильной ориентации на задачу, причем неуспех в начале лишь делает эту задачу для них еще более привлекательной. Интересен вывод о том, что мотивированные на достижение политики рассматривают других людей или группы в своем окружении в качестве фактора помощи или, наоборот, помехи для их достижений. При этом они предпочитают быть независимыми и избегать таких межличностных отношений, которые могли бы привести их к зависимости.
Дж. Аткинсон и Н. Физер предположили, что поведение человека направлено на избегание провала столь же, сколь и на достижение цели21. Они выделили два мотива, связанных с потребностью в достижении: мотив достижения успеха и мотив избегания провала, причем оба они рассматриваются в контексте вероятности успеха. У. Стоун отмечает в этой связи: «Степень эмоционального подъема после достигнутого успеха или степень унижения после провала зависят от субъективных ожиданий человека относительно его возможности добиться определенного поста в учреждении»22.
Таким образом, выделяются два типа мотивационных схем:

• мотивация избежать провала выше мотивации достичь успеха. Такая мотивационная схема описывает поведение человека, покидающего поле боя со словами: «Я проиграл, потому что не хотел и не пытался выиграть»;
• мотивация достичь успеха выше мотивации избежать провала. Это типичная мотивационная схема поведения реальных политических лидеров.

Мотив аффилиации подразумевает дружественные, теплые отношения с другими. Личность с доминантой на мотиве аффи лиации предпочтет поведение, которое даст эмоциональный комфорт, скорее, чем контроль над другими, власть или успех. Для политика развитая мотивация аффилиации сделает значимыми одобрение со стороны партнера во время переговоров, дружественный климат и наличие команды единомышленников. Для рядовых граждан мотивация аффилиации во многом определяет принадлежность к политическим организациям, которые не только отстаивают те или иные интересы, но и дают ощущение единства, защищенности. Так, американские исследователи, изучавшие личности М. Горбачева и Дж. Буша накануне их встречи, пришли к выводу, что у обоих политиков доминировал мотив аффилиации, что позволило им эффективно провести переговоры и найти решение сложнейших политических проблем23.
Одним из важнейших компонентов политического поведения является политическая роль. В политической психологии роль понимается, прежде всего, как набор прав и обязанностей, как статус, как реальные функции, связанные с местом личности в политической системе. Вся политическая система может быть описана через различные наборы политических ролей.

Проблема политического участия

а) выключенность из политических отношений, обусловленные низким уровнем общественного развития; б) политическая выключенность как результат… Конечно, приведенные выше формы политического поведения отнюдь не равнозначны…

Таблица 13.3

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ТИПОВ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПОВЕДЕНИЯВ США И ВЕЛИКОБРИТАНИИ (в % к числу опрошенных)

Виды активности	Великобритания	США
Неактивные	19,6	24,7
Только голосующие	62,6	23,6
Групповые активисты	8,1	22,5
Партийные активисты	6,7	16,9
Активисты вообще	3,0	12,4

Активная психологическая вовлеченность имеет разный смысл в каждой из политических культур. Так, в западных политических культурах членство в партиях воспринимается индивидом без обязательной «погруженности» в дела партии. Освоение этой роли происходит достаточно просто. Человек может быть активным или пассивным, посещать собрания, слушать радио или читать специальную литературу. Психологически, по своим интересам, ориентациям, насыщенности политическими контактами он мало чем отличается от более пассивной части населения. Его интерес к политике и знания о ней, а также социальный статус лишь незначительно выше, чем у других групп населения26.
Такая ситуация с партийным поведением связана с тем, что в своих активистах партии нуждаются преимущественно при регулярных поворотах избирательного маховика. Тогда происходит мобилизация сторонников для поддержки партийного кандидата на выборах. Отечественные политики тоже не прочь позаимствовать такую систему. Так, один из лидеров парламентских фракции в Думе следующим образом описал свой идеал политической жизни: два месяца сумасшедшей активности перед выборами и четыре года спокойной жизни. Однако, не похоже, чтобы российская политика была готова к применению западных образцов: наша политическая система все еще не стабильна. Партии и движения нуждаются в активистах, чтобы построить свои структуры. Этот процесс в России идет весьма интенсивно, хотя пока без особых результатов.
Характер вовлеченности в политику в российском контексте выглядит отличным от западноевропейского или американского. Обращает на себя внимание не только появление новых типов поведения, но и их динамика на протяжении коротких отрезков политический истории. Так в табл. 13.4 приводятся данные о сдвигах в разных видах политического поведения всего за один год27.

Таблица 13.4

УЧАСТИЕ НАСЕЛЕНИЯ В РАЗНЫХ ВИДАХ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ (в % к числу опрошенных)

Готовы ли Вы лично принять участие	1996 г.	2000 г.
В выборах как избиратель	79,2	73,2
В выборах как кандидат в депутаты	11,0	13,0
В митинге	11,0	17,6
В забастовке	8,7	13,0
Ни в чем	2,9	12,3

Как видно из таблицы. За вторую половину 90-х годов произошло незначительное снижение электоральной активности. Зато возросло число тех граждан, которые готовы участвовать в митингах и забастовках, исполнять роль депутатов разного уровня. Обращает на себя внимание и рост тех, кто отказывается от всех форм политической активности, включая и участие в выборах.
Важным аспектом проблемы политического участия является определение его оптимальных границ, как с точки зрения стабильности системы, так и с точки зрения конкретных партий и движений. Так, когда в конце 60 — начале 70-х в странах Запада возникла необходимость активизировать политическое участие ранее пассивных слоев населения, властные элиты разработали специальные программы для привлечения в политику таких слоев, как женщины, молодежь, этнические меньшинства. Но в результате их активизации произошел сдвиг политической жизни вправо: политические новобранцы оказались более консервативными, чем и вызвали поворот всего политического механизма вправо. Таким образом, воздержание от политической деятельности наиболее пассивных и консервативных слоев населения до определенного предела идет на пользу развитию демократических процессов.

Политическое поведение в организованных и стихийных формах

Институционализированные партии и движения отличаются прежде всего тем, что поведение их участников подчиняется определенным правилам, записанным в программах и уставах. Но и в той части, где правила игры остаются не зафиксированными, поведение организованных политических групп резко отличается от стихийных выступлений. Речь идет о наличии в первых четкой системы распределения ролей между лидерами и последователями, функционального распределения труда, иерархических отношений между членами. Для массовых политических организаций важны взаимодействие отдельных структур между собой, специализация видов деятельности. Поддержание жизнеспособности таких типов организаций требует и специальной работы по отбору и рекрутированию новых членов, их обучению и поддержанию сплоченности.
Эффективность политической организации базируется на ряде условий, среди которых одно из важнейших — идентификация индивида со своей группой. Принадлежность к сплоченной группе помогает личности снизить тревожность, дает ощущение своей сопричастности социально значимым целям, удовлетворяет другие важнейшие человеческие потребности. Сказанное относится не только к отношениям внутри партий, но и в отношениях между партиями, блоками, с одной стороны, и их электоратом с другой.
В политической психологии партийная идентификация является одним из центральных объектов изучения. Если раньше партийная принадлежность или поддержка той или иной партии на выборах была семейной традицией из поколения в поколение, то в последние десятилетия даже в наиболее устойчивых политических системах такая идентификация является скорее исключением из правила.
Примерно четвертая часть молодых людей в странах Запада может поменять свои партийные пристрастия в течение двух месяцев. При этом есть данные, что в возрасте от 18 до 25 лет свою партийную принадлежность изменяет до 40% молодых людей помимо этого почти половина молодых американцев не видит себя среди сторонников ни одной из основных политических сил в стране Сложности с партийно-политической идентификацией нарастают и в странах Западной Европы29.
История последних лет в России дает возможность наблюдать неоднократную смену политической идентификации не только у молодых людей, но практически во всех возрастных группах, равно как и рост стремления отодвинуться ото всех политических партий. На протяжении последнего десятилетия граждане, отождествляющие себя с определенными политическими партиями успели несколько раз поменять свои пристрастия. Это относится, однако, не ко всем партиям. У коммунистов, например, исключительно преданные им сторонники. По опросам весны 1995 г. 93%, голосовавших за эту партию на выборах 1993 г., поддержат ее и в 1995 г. Избиратели «Яблока» несколько менее постоянны: 85% их сохранили свою идентификацию, а 13% перешли на позиции коммунистов. Сторонники «Выбора России» проявили еще меньшую лояльность: за них будут голосовать в 1995 году только 54% электората 1993 г. Более одной четверти бывших сторонников «Выбора России» перешли к небольшим партиям и свыше одной десятой части отошли к «Яблоку». Наибольшие потери понесла ЛДПР. В 1995 г. ей сохранили лояльность только 39% из тех, кто голосовал за нее два года до этого30.
Интересные данные были получены В. Байковым в исследовании 1999 г. по вопросу об отношении граждан к различным политическим партиям31. Так, за год (с 1998 по 1999 гг.) симпатия в отношении КПРФ уменьшилась на 5%, а неприязнь усилилась на 11%. Здесь явно наметилась тенденция отрицательного отношения к коммунистам. Так же снизилась и поддержка черномырдинского НДР и движения РНПР А. Лебедя. В то же время в отношении Движения «Яблоко» и ЛДПР чувства респондентов стали более амбивалентными. Так с одной стороны несколько увеличилось число их сторонников, но одновременно увеличилось и число их недоброжелателей.
Говоря о поддержке тех или иных партий и других организованных политических институтов в России, следует иметь в виду что как в силу традиций нашей политической культуры, а также в силу того, что сами политические организации представляют собой скорее квази-партии, их поддержка значительно менее значима для граждан, чем поддержка того или иного лидера. Так, в том же исследовании в марте 1999 г. В. Байков получил данные, свидетельствующие о том, что надежды населения на вывод страны из кризиса связаны прежде всего не с той или иной партией (36,7%), а с сильной личностью (71,9%)32.
Анализ организованного политического поведения будет не полон без учета климата организации, стиля межличностных отношений в ней. Этот стиль во многом определяется лидером. В частности, склонностью последнего к доминированию и диктату или, напротив, демократичностью отношений с последователями. В психологии принято выделять авторитарный, демократический и попустительский типы климата в организации, не вкладывая в указанные термины собственно политического смысла. Однако, следует заметить, что прямой связи между, скажем, демократическими убеждениями политика и стилем его отношений, нет. Так, например, Е. Гайдар, которого наши граждане чаще других российских политиков называли в 90-е годы «демократом», — лидер довольно жесткий в отношении оппонентов и партнеров, хотя его отличает теплота в отношении к близким сотрудникам.
В отличие от организованных политических групп стихийные выступления предъявляют к своим участникам иные психологические требования. К числу стихийных форм поведения относятся как незапланированные поступки, совершаемые отдельными людьми, так и неорганизованные массовые выступления, бунты, восстания, митинги протеста и т.п. Политическую психологию значительно больше интересуют именно массовые формы как в силу их политической значимости, так и потому, что в них действуют иные психологические законы, чем в индивидуальном поведении.
До последнего времени мы мало интересовались такой экзотической проблематикой, как поведение толпы, паника, слухи. Со времен Г. Лебона и Г. Тарда психология мало что добавила к представлению о механизмах массовой агрессии или энтузиазма. Но события, происходящие в отечественной политике, подтолкнули поиск психологов в этом направлении. Нарастание стихийных элементов политического поведения показало неготовность властей, воспитанных в иных условиях, обеспечить безопасность граждан, участвующих в митинге, который выходит из-под контроля и превращается в погром.
Стихийное поведение чаще всего является массовой реакцией людей на политический кризис и нестабильность. Для этой реакции характерно преобладание иррациональных, инстинктивных чувств над осознанными и прагматическими. Причины и непосредственные поводы к возбуждению недовольства или энтузиазма толпы могут быть самыми разнообразными и необязательно политическими: от повышенной активности солнца до падения курса национальной валюты. Так, при наличии немалого числа и собственно политических причин, события 1989 г. в России некоторые аналитики предсказали на основании астрономических наблюдений. Доказано, что повышение солнечной активности коррелирует с возникновением массовых эпидемий, социальных волнений и политических эксцессов, участники которых этого могут и не осознавать.
Поведение толпы давно описано в психологии. Начиная с работ Г. Лебона, 3. Фрейда, В. Бехтерева исследователи подчеркивают, что в толпе человек чувствует себя анонимным, что подталкивает его к действиям более рискованным и безответственным. Эти действия могут быть героическими, но в той же мере вероятны насилие, вандализм и хулиганство. Иррациональность поступков объясняется стадным чувством, которое позволяет отдельным участникам отключить свою волю, сознание и действовать по законам толпы.
Толпа как тип социальной группы характеризуется аморфностью, однородностью структуры. В ней либо вообще нет лидера, либо, если он появляется (а нередко это происходит благодаря самоназначению), то все члены группы делятся на две роли: лидер и его последователи. При этом власть лидера бывает неограниченной, так как его последователи не размышляют, а слепо следуют его приказам.
Поведение людей в толпе определяется закономерностями разных уровней. Так, в ней действуют и чисто физические движения которым подчиняется география толпы. Эти законы имеют такую же физическую природу, как и законы колебания морских волн. На человека в толпе действуют духота, резкие звуки (выстрелы) Нередко стихийные действия подогреваются такими факторами как алкоголь и наркотики, что приводит к дополнительным эффектам, как это было, например, во время погромов в Баку, Душанбе и Фергане.
Собственно психологические факторы, такие как нарастание чувства неуверенности, страха, недоверия к официальным средствам информации, ведут к появлению слухов, панике, агрессии. Эмоции людей, находящихся в массе, распространяются по своим собственным законам: это многократное усиление эмоций под влиянием заражения и внушения, получившее наименование циркуляторной реакции.
Следует учесть, что хотя описываемые действия имеют действительно стихийный характер, всегда находятся политические силы, готовые использовать этот эффект стихийности и получить от них определенный политический капитал. Наиболее характерны в этом смысле разного рода экстремистские, правонационалистические движения и партии, для которых характерно стремление воздействовать на бессознательную, иррациональную мотивацию участников политического процесса. Политические психологи выявили, что именно для политиков этого спектра характерен «большой репрессивный потенциал, т.е. склонность к агрессивному поведению и применению насилия, авторитарная структура личности»33. Но не в меньшей степени важно и то, что такие политики опираются на определенные социальные слои, которые являются их социальной базой. Это прежде всего такие социальные группы, которые в силу условий жизни становятся благодатной почвой для соответствующего воздействия. В древности их называли охлосом (чернью) в отличие от демоса (народа).
Наиболее податливы к распространению стихийных форм политического поведения маргинальные слои в силу утраты традиционных ценностей, привычных социальных ориентиров, отчуждения. Быстро меняющиеся условия жизни вызывают протест против стирания вероисповедальных, национальных, расовых и иных барьеров, служивших опорой их мировоззрению.
Можно выделить целый набор ценностей и целей, установок и стилевых особенностей, которые характерны для экстремистского поведения. Первое, что бросается в глаза, — это духовная ущербность и антиинтеллектуализм таких движений. Они апеллируют к предрассудкам, которые наиболее пышно расцветают именно в маргинальных слоях. Однако, идейные соображения не являются ни главным механизмом, ни главной ценностью экстремистских движений. В первую очередь они опираются на бессознательные структуры, эмоции, инстинкты, веру, предрассудки и суеверия. Стихийность, как правило, умело насаждается и умело используется политическими лидерами, что способствует сплочению людей вокруг них.

* * *

Подводя итог нашему анализу различных форм политического поведения, следует отметить, что политическая психология дает для его понимания целый арсенал средств, недоступных для традиционной политической науки. Эти методы не заменяют собой тех, которые позволяют исследовать политические институты, но дополняют их в той части, которая касается человека, действующего в политике и как субъект, и как объект.

Вопросы для обсуждения

1. Что понимается под «политическим поведением» в политической науке и в политической психологии?
2. Какие теоретические интерпретации «политического поведения» распространены в политической психологии ?
3. Какую роль играют в политическом поведении мотивы и потребности, ценностные ориентации и цели?
4. Какими методами можно исследовать политическое поведение?

Литература

1.Андреев С.С. Политическое сознание и политическое поведение // Социально-политический журнал, 1992. № 8.
2. Гилязитдинов Дж. М. Мотивы голосования на президентских выборах 1996 года // Социс, 1997. № 8. С.
3. Дилигенский Г.Г. В поисках смысла и цели. — М.: Политиздат, 1986.
4. Дурнов А. «Типичный регион»: динамика электорального поведения // Власть 1999. № 1. С. 43 — 47.
5. Зоркая Н. Политическое участие и доверие населения к политическим институтам и лидерам // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. ВЦИОМ, 1999. № 1 (39). С. 24 — 28.
6. Ковлер А.И., Смирнов В.В. Демократия и участие в политике: Критические очерки истории и теории. — М., 1986.
7. Мадатов А.С. Проблемы политического участия в демократическом процессе // Социально-гуманитарные знания, 1999. № 2. С. 228 — 248,
8. Страхов А.П. Особенности политического поведения российских избирателей: политико-культурный аспект // Вестник МГУ. Серия 12. Политические науки, 1998. № 5. С. 17 — 35.
9. Тавокин Е.П. Социологические прогнозы электорального поведения // Социс, 1996. № 7 С.

 

 

ЧАСТЬ 3. ЛИЧНОСТЬ В ПОЛИТИКЕ

Глава 14. Политическое лидерство

Теоретические основы изучения лидерства

Природа политического лидерства

• потребность во власти; • потребность в контроле над событиями и людьми; • потребность в достижении; • потребность в аффилиации. Потребности во власти и в контроле привлекли к себе наибольшее внимание… 1) черты и мотивы лидера как личности; 2) образы лидера и мотивы следовать за ним, существующие у последователей; 3)…

Политические лидеры: восприятие личности или восприятие имиджа?

• личностный фактор был значим в российской политике на всех этапах, независимо от качеств конкретных лидеров, их достоинств и недостатков, от того,… Прежде чем исследовать конкретные образы политиков, следует определить те… • способность к пониманию: ум, образованность, кругозор опыт; • гарантии моральной порядочности, которые могут…

ЧАСТЬ 3. ЛИЧНОСТЬ В ПОЛИТИКЕ

Глава 15. Психологические профили российских политиков

Особенности восприятия ведущих российских политиков

Процедура исследования Процедура исследования включала проведение фокусированного интервью с… Задача исследования

Выводы

1. Образы политиков имеют многомерную структуру, включающую как рациональные, так и бессознательные составляющие. Одни рациональные оценки того, что нравится и что не нравится в политике, не могут рассматриваться как адекватный и точный инструмент анализа и прогноза. Рациональные оценки политиков должны быть дополнены более глубоким слоем восприятия. Особый смысл это имеет в ситуации расхождения двух уровней. Так, наши респонденты признают за Е. Гайдаром ум и компетентность, но отказываются голосовать за него в силу того, что на бессознательном уровне они воспринимают его как слабого и пассивного политика. В то же время рациональные оценки Б. Ельцина, по преимуществу негативные (старый, пьющий, больной), не мешало им голосовать за него как за Президента. Объяснением может служить то, что на бессознательном уровне они видели в нем силу и активность.
2. Анализ двух рядов оценок личностных параметров лидеров показывает, что между ними, как правило, есть несовпадение. Этот факт требует дальнейшего анализа и теоретической интерпретации. Полученные данные позволяют поставить вопрос о том, в каких случаях и при каких условиях не совпадают рациональные и иррациональные компоненты образа политика? Как это сказывается на принятии политика гражданами? В какой мере это несовпадение определяется характеристикой кризисной ситуации, а в какой — неясностью имиджа самого политика? Мы можем высказать лишь некоторые предположения, требующие дальнейшей проверки.
3. Как показывает исследование, на протяжении последнего периода рациональные оценки привлекательности политиков стали преобладать над иррациональными. Это говорит о том, что не столько политики изменили характер своего поведения, сколько отношение российских граждан к власти сильно изменилось в течение 1999 года. Их выбор стал более зрелым и рациональным. Об этом свидетельствует прежде всего отказ в доверии радикалам. Можно говорить об этой тенденции применительно ко всем частям политического спектра. При этом расхождение между эмоциональными элементами политических установок и рациональным выбором, хотя и продолжало сохраняться, но стало намного меньше того, которое отличало поведение избирателей в 1993 и 1995 гг., когда им нравился один политик, доверяли они другому, а голосовали за третьего.
4. Сравнение между политиками, которое мы просили сделать наших респондентов, показывает, что они не только четко улавливают черты того или иного политика, но и тонко чувствуют его соответствие или несоответствие быстро меняющейся политической реальности. Как отметил один из респондентов, отвечая на вопрос: «Кто из политиков больше подходит для России?» — «Если все пойдет, как сейчас — то В. Черномырдин, если ситуация станет критической — то А. Лебедь». «Львы» и «лисы», как их называл В. Парето, с их наборами достоинств и недостатков, необходимых и достаточных личностных качеств, выдвигаются попеременно — в соответствии с изменениями политической ситуации. Кризис 1993 г. потребовал от российских лидеров «политических качеств». Некоторая стабилизация обстановки выдвинула политиков, демонстрирующих менеджерские достоинства, спокойствие и рассудительность. Однако неустойчивость ситуации сохраняет в российской политике разнообразные личностные типы. На всякий случай.
В главе 13 мы обсуждали актуальные политико-психологические проблемы лидерства в России. Нам представляется, что проиллюстрировать их можно было бы портретами современных российских политиков. Разнообразие личностных и политических особенностей наших политиков чрезвычайно велико. И хотя в последнее время многие наблюдатели жалуются на их непрофессионализм, блеклость и другие недостатки, с ними трудно согласиться. Российские лидеры — люди яркие, неординарные и весьма талантливые. Это становится особенно очевидно, если принять во внимание, что в своем деле они — первооткрыватели. Не взирая на различия в возрасте и опыте, образе предыдущей жизни, все они осваивают свои политические роли «с чистого листа» и в целом делают это весьма успешно.
Мы выбрали именно исполнителей разных политических ролей, чтобы доказать этот тезис. Материал об этих политиках собирался и анализировался в разные годы. Одних лидеров мы наблюдали на дистанции (как, например, бывшего премьера B.C. Черномырдина), с другими удалось познакомиться лично в
ходе консультирования, свойства третьих исследовались путем анализа текстов интервью, взятых у них специально для исследования. Кроме председателя правительства, которого невозможно не узнать, мы оставим остальных политиков анонимными — по примеру Г. Лассвелла, — который опубликовал психологические портреты известных американских политиков 30-х годов, спрятав их за псевдонимами.
Проводилось исследование восприятия всех наших героев обычными гражданами. Здесь мы ограничимся набросками к их психологическим портретам, а точнее — профилями. Итак, перед вами представители разных лидерских «профессий»: премьер-министр (ныне уже бывший), два лидера политических партий (оба к тому же депутаты), депутат-женщина. Будем знакомы.

Премьер

Бывший председатель правительства (1992 — 1998 гг.) Виктор Степанович Черномырдин — редкий пример политического долгожителя. Американский… Психологический профиль Хотя многим журналистам Ч.В.С. казался человеком простоватым и даже «мужиковатым», не склонным к рефлексии,…

Партийные лидеры

Политик X Политик X — известный думский деятель, 49 лет на момент интервьюирования.… Политик Y

Депутат

Социализация

Структура личности Потребностно-мотивационная сфера. Доминирующей, бьющей через край потребностью… Межличностные отношения

Библиография

1. Абашкина Е.Б., Косолапова Ю.Н. О теориях лидерства в современной политической психологии США // США: Экономика, политика, идеология, 1995. № 1.
2. Автономова Н.С. Власть в психоанализе и психоанализ власти. В кн.: Очерки современной политической философии Запада. — М., 1989. С. 256 — 294.
3. Авторханов А. Технология власти. — М., 1992.
4. Авцинова Г. Политический радикализм как одна из российских традиций // Власть, 1996. № 3. С. 74—75.
5. Авцинова Г.А. Политическое лидерство // Государство и право, 1993. № 5.
6. Агеев B.C. Межгрупповое взаимодействие: социально-психологические проблемы. — М.: Изд-во МГУ, 1990.
7. Адорно Теодор. Исследование авторитарной личности. — М.: Академия исследований культуры, 2001.
8. Адорно Т. Типы и синдромы. Методологический подход. Главы из книги «Авторитарная личность» // Социологические исследования, 1993. № 2.
9. Азаров Н.И. Политическая психология личности и масс: Учебное пособие для студентов по дисциплине «Политология». — М.: МИИТ (Московский государственный университет путей сообщения), 1997.
10. Айзенберг Е. Политики и наркотики // Известия, 1995. 13 октября.
И. Алаев Л. Россия и опыт восточных демократий // Знамя, 1992. №2. С. 205 — 217.
12. Алексеева Т.А. Предмет политической философии // Политические исследования, 1992. № 4. С. 173—176.
13. Алмонд Г. Верба С. Гражданская культура и стабильность демократии // Политические исследования, 1992. № 4. С. 122 — 134.
14. Амелин В.П., Дегтярев А.А. Опыт развития прикладной политологии в России // Полис, 1998. № 3. С. 157 — 179.
15. Амелин В.Н., Левчик Д.А., Устименко С.В. Воюют надписи. Имидж кандидата и способы его актуализации. — М., 1995
16. Андреев С.С. Политическое сознание и политическое поведение // Социально-политический журнал, 1992. № 8.
17. Андрианов М.С. Эмоциональная составляющая политической культуры (На примере анализа цветовосприятия школьниками образов политических деятелей) // Полис, 1997. № 2. С. 106—117.
18. Ануфриев Е.А. Политическая социализация личности как проблема современной политологии // Вестник МГУ. Серия 18. Социология и политология, 1997. №3. С. 34.
19. Арендт X. Массы и тоталитаризм // Вопросы социологии, 1992. Т. 1. Вып. 1.
20. Аристотель. Политика. — М.: Мысль, 1997.
21. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. — М., 1993.
22. Асмолов А. А был ли сеанс черной магии? Размышления о психологической типологии политических партий // Российское обозрение. Бюллетень еженед. информации, 1993. № 52. С. 1—3.
23. Асмолов А.Г. Психология индивидуальности. — М.: МГУ, 1980.
24. Ахрименко А.С. Политическое прогнозирование на российском фоне // Вестник МГУ. Серия 12. Политические науки, 1999. № 1. С. 28—42.
25. Ашин Г.К. Критика современных буржуазных концепций лидерства. — М., 1978.
26. Б. Ельцин: предварительные итоги // Обзор опроса ФОМ, 1998. 13— 14 июня.
27. Базаров Т.Ю., Аксенова Е.А. Рекомендации по планированию избирательной кампании // Вестник Госслужбы, 1993. № 10. С. 20—33.
28. Баталов Э.Я. Политическая культура современного общества. — М., 1990.
29. Баталов Э.Я. Политическая культура: понятие и феномен // Политика: проблемы теории и практики. Вып. VII. Часть 2.
30. Баталов Э.Я. Типология политических отношений // Политические исследования, 1995. № 2.
31. Белановский С.А. Фокус-группы. — М., 1998
32. Белановский С.А. Глубокое интервью. — М.: Никколо-М, 2001.
33. Белановский С.А. Метод фокус-групп. — М.: Никколо-М, 2001.
34. Белкин А. И. Судьба и власть, или В ожидании Моисея. — М.: Гуманитарий, 1996.
35. Белкин А. Вожди или призраки. — М.: Олимп. 2001.
36. Белкин А.И. Судьба и власть, или В ожидании Моисея. — М.: Гуманитарий, 1996.
37. Бенуа Ж.-М., Леш Ж.-М. Политика на плакате. Предвыборные плакаты и политическая реклама 1965—1986. В кн.: Технология и организация выборных кампаний: зарубежный и отечественный опыт. — М., 1993.
38. Бехтерев В.М. Внушение и его роль в общественной жизни. — М.: Наука, 1999. С. 64.
39. Бехтерев И.М. Коллективная рефлексология. — СПб.: Алетея, 1999.
40. Бирюков Н.И. Возможно ли в современной России прогнозировать массовое электоральное поведение? / Проблемы консолидации российской политики (круглый стол) // Полис, 1997. № 1. С. 109—128.
41. Бирюков Н.И., Сергеев В.М. «Соборность» как парадигма политического сознания // Полис, 1997. № 3. С. 65—73.
42. Блондель Ж. Политическое лидерство. Путь к всеобъемлющему анализу. — М., 1992.
43. Бодио Т. О политической установке социалистической личности // Вестник ЛГУ. Вып. 2. Серия. «Философия». № 11. С. 102—106.
44. Болл Т. Власть // Политические исследования, 1993. № 5. С. 36—42.
45. Бородкин Ф.М., Коряк Н.М. Внимание: конфликт! 2-е изд. перераб. и доп. — Новосибирск: Наука, Сиб. отделение, 1989.
46. Брим Р. Российский избиратель: декабрь 1993— апрель 1995 г. Вторая коммунистическая революция? // Экономические и социальные перемены. Мониторинг общественного мнения. Информационный бюллетень ВЦИОМ, 1995. №4.
47. Брицкий Г.О. Восприятие процесса трансформации: предпочтения российских граждан в публичной сфере // Вестник МГУ. Серия 18. Социология и политология, 1998. № 3. С. 153—165.
48. Брушлицкий А.В. Психология субъекта в изменяющемся обществе // Психологический журнал, 1996. № 5.
49. Бурдье П. Социальное пространство и генезис классов // Вопросы социологии, 1992. Т. 1. Вып. 1. С. 17—33.
50. Бурдье П. Социология политики. — М., 1993.
51. Бурлацкий Ф.М., Галкин А.А. Современный Левиафан. — М., 1985.
52. Быстрое А. Роль идентификационных дихотомий «мы» и «они» в процессе политического самоопределения. В кн.: Тезисы докладов Российской научно-практической конференции «Политические процессы в России: история и современность». — СПб., 1993. 14—18 июня.
53. В. Жириновский — антигерой? // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1999. № 12 (257). 25 марта.
54. Вайнштейн Г.И. Массовое сознание и социальный протест в условиях современного капитализма. — М., 1990.
55. Валиева С.Ф. Роль семьи в процессе социализации ребенка // Вестник МГУ. Серия 18. Социология и политология, 1997. № 3. С. 121.
56. Василенко И. Идолы и идеалы российской политической культуры // Власть, 1999. № 1. С. 65—68.
57. Вебер М. О буржуазной демократии в России // Социологические исследования, 1992. № 36. С. 130—134.
58. Вебер М. Харизматическое господство // Социологические исследования, 1988. № 3. С. 139—147.
59. Ведущие политики России: динамика электоральных настроений (январь-июль 1999 г.) // Аналитическое сообщение ФОМ, 1999. 25 августа.
60. Власть и общество. Результаты опросов // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения, 1998. №-4 (36). С. 74—86.
61. Выборы: гарантия успеха // Диалог, 1991. № 1. С. 84—95.
62. Выдрин Д.И. Технология популизма // Диалог, 1990. № 3. С. 36—46.
63. Вятр Е. Социология политических отношений. — М., 1979.
64. Г. Зюганов в восприятии россиян // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1997. № 40 (184). 9 октября.
65. Гавра Д.П., Соколов Н.В. Исследование политических ориентации // Со-цис, 1999. № 1. С. 66—77.
66. Гаджиев К.С. Опыт введения в политологию: концетуальный и методологические аспекты // Политические исследования, 1992. № 1— 2.
67. Гаджиев К.С. Политическая наука. — М.: Международные отношения, 1994.
68. Гаджиев К.С. Политическое сознание или политическая культура? // Кентавр, 1991. № 12 С. 14—25.
69. Гаждиев К.С. Политическая культура: концептуальный аспект // Политические исследования, 1991. № 6. С. 69—83.
70. Гарифуллин P.P. Психология политики — психология блефа. Расчет коэффициента блефа при анализе выступлений и интервью в средствах массовой информации. — Казань, 1995.
71. Герасимов В.М. Общественное мнение в зеркале политической психологии. — М.: Луч, 1994.
72. Гилязитдинов Дж. М. Мотивы голосования на президентских выборах 1996 года,//Социс, 1997. № 8. С.
73. Гозман Л. Психологические аспекты торможения социальных изменений // Вопросы психологии, 1988. № 6. С. 5—14.
74. Гозман Л.Я. Психология в политике — от объяснения к воздействию // Вопросы психологии, 1992. № 1.
75. Гозман Л.Я., Шестопал Е.Б. Политическая психология. Ростов-на-Дону.: Феникс, 1996.
76. Гозман Л.Я., Эткинд A.M. Метафоры и реальность — психологический анализ советской истории // Вопросы философии, 1991. № 3.
77. Гозман Л.Я., Эткинд A.M. От культа власти к власти людей // Нева, 1989. №7.
78. Голдмен С. Как создается имидж в американской политике // США: экономика, политика, идеология, 1990. № 10.
79. Голованов А., Шахунянц А. Политическая ситуация в России // Власть, 1999. № 3. С. 55—60.
80. Гордон Л.А. Общество «недовольных» (особенности массового сознания в переходный период) // Полис, 1998. № 3. С. 32—48.
81. Горяинов В.П. Динамика и прогнозирование рейтинга доверия к политическим лидерам России // Полис, 1997.. № 4. С. 57—77.
82. Гоулд Ф. Стратегическое планирование избирательной кампании // Политические исследования, 1993. № 4. С. 134—145.
83. Гринстайн Ф. Личность и политика // Социально-политические науки, 1991. № 10. С. 67—74.
84. Громова Р. Анализ причин выбора респондентами политических партий // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения, 1996. №3. (23). С. 16—19.
85. Громова Р. К типологии политического сознания // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения, 1999-. № 2 (40). С. 11—15.
86. Грунт З.А., Кертман ГЛ., Павлова Т.В., Патрушев С.В., Хлопин А.Д. Российская повседневность и политическая культура: проблемы обновления // Полис, 1996. № 4. С. 56—72.
87. Грушин Б.А. Массовое сознание. — М., 1987.
88. Грушин Б.А. Процессы массовизации в современном обществе // Рабочий класс и современный мир, 1988. № 6. С. 30—47.
89. Гудименко Д., Родионов А. Конфликт и консенсус в политической культуре ФРГ // МЭиМО, 1993. № 7.
90. Гуревич А.Я. Историческая наука и историческая антропология // Вопросы философии, 1988. № 1. С. 56—71.
91. Даль Р. Введение в теорию демократии. М., 1992.
92. Даль Р. Введение в экономическую демократию. М., 1991.
93. Даль Р. Современный политический анализ. В кн.: Актуальные проблемы современной зарубежной политической науки. Вып. 4. — М., 1991.
94. Дашичев В.И., Вахрамеев А.В. Социально-политический кризис в России: причины и последствия // Социально-гуманитарные знания, 1999. № 1. С. 15—33.
95. Демидов А.И. Ценностные измерения власти // Полис, 1996. № 3. С. 121— 128.
96. Депутаты и сотрудники: межличностные отношения в коллективе. В кн.: Депутаты и аппарат Верховного Совета Российской Федерации: состояние и резервы деятельности. — М., 1992.
97. Дженда К., Берри Дж., Голдмэн Дж. Проблемы демократии. Форма правления в Америке. В кн.: Технология и организация избирательных кампаний. Зарубежный и отечественный опыт. — М., 1993. С. 26—36.
98. Дзялошинский И.М. Как создаются «герои» и «дьяволы» // Советник, 1997. Январь.
99. Дилигенский ГГ. За что голосовала Россия // Власть, 1996. № 2. С. 32— 37.
100. Дилигенский ГГ. В поисках смысла и цели. — М., 1986.
101. Дилигенский ГГ. Индивидуализм старый и новый (Личность в постсоветском социуме) // Полис, 1999. № 3. С. 5—15.
102. Дилигенский ГГ. Массовое политическое сознание в условиях современного капитализма // Вопросы философии, 1971. № 9. С. 15—26.
103. Дилигенский ГГ. Перестройка и духовно-психологические процессы в обществе // Вопросы философии, 1987. № 9. С. 3—19.
104. Дилигенский ГГ. Российский политический спектр // МЭиМО, 1992. № 4.
105. Дилигенский ГГ. Социально-политическая психология. — М.: Наука, 1994.
106. Динамика популярности Б. Немцова // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1997. №47 (191). 27 ноября.
107. Дмитриев А.В. Политическая социология США. — Л., 1971.
108. Доверие к политическим и социальным институтам // Обзор опроса ФОМ 1999. 13—14 февраля.
109. Доверяют ли россияне правительству и его главе // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1999. №8 (253). 25 февраля.
110. Дойч К. Основные изменения в политологии (1952—1977 гг.). В кн. Политические отношения: прогнозирование и планирование.__М 1979
111. Дорожкина Т.Н. Речевой имидж политического лидера // Социс, 1997. № 8
112. Доронина Н.И. Международный конфликт. — М., 1981.
113. Доценко Е.Л. Психология манипуляции. — М., 1997.
114. Драгунский Д.В. Длинные волны истории и динамика политической власти//Политические исследования, 1992. № 1—2. С. 17__22
115. Дружинин В.В., Конторов Д.С., Конторов М.Д. Введение в теорию конфликта. — М., 1989.
116. Дубин Б.В., Зоркая Н.А. Молодежь в ситуации социального перелома // Экономические и социальные перемены. Мониторинг общественного мнения. ВЦИОМ, 1994. № 2. С. 18.
117. Дубов И.Г., Пантелеев С.Р. Восприятие личности политического деятеля // Психологический журнал, 1992. № 6. Т. 13.
118. Дурнов А. «Типичный регион»: динамика электорального поведения // Власть, 1999. № 1. С. 43—47.
119. Егоров С.А. Политическая система, политическое развитие, право. М., Юридическая литература, 1983.
120. Егорова Е.В. Господин Президент. Психологический портрет хозяина Белого дома // Диалог, 1990. № 15. С. 87—97.
121. Егорова Е.В. США в международных кризисах: политико-психологические аспекты. — М., 1988.
122. Егорова Е.В., Плешаков К.В. Концепция образа и стереотипа в международных отношениях // МЭиМО, 1988. № 12.
123. Егорова-Гантман Е., Косолапова Ю., Минтусов И. Восприятие власти. Поиск явных образов // Власть, 1994. № 1.
124. Егорова-Гантман Е.В. и др. Политиками не рождаются. Как стать и остаться эффективным политическим лидером. — М., 1993.
125. Жданов П., Шестопал Е. Конфликт, который касается всех // Диалог 1990 № 17.
126. Жмыриков А.Н. Психология политического лидерства в современной России. — Н. Новгород, 1996.
127. Замошкин Ю.А. Личность в современной Америке. — М., 1980
128. Захаров А.В. Народные образы власти // Полис, 1998. № 1. С 23__35
129. Захарова Т.Н. Политическая культура и навыки избирателей. По итогам выборных кампаний 1989—1992 гг. В кн.: Технология и организация избирательных кампаний, зарубежный и отечественный опыт.__М. 1993 С. 87—94.
130. Здравомыслова О., Арутюнян М., Ожвэн-Курильски Ш. Образы права в России и Франции. — М.: Аспект Пресс, 1996.
131. Зоркая Н. Политическое участие и доверие населения к политическим институтам и лидерам // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения, 1999. № 1 (39). С. 24—28.
132. Зуб А. Биологический подход к проблеме политической власти. В кн.: Власть в социалистическом обществе: теория, история, и перспективы. — М., 1989. С. 22—26.
133. Иванов В. Политическая психология. — М.: Филос. об-во СССР, 1990.
134. Иванов В.Н. «Реформы и будущее России» // Социс, 1996. № 3. С. 21— 26.
135. Идеальный президент—кто он? // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1997. № 17 (161). 30 апреля.
136. Ильин М., Коваль Б. Личность и политика: кто играет короля? // Политические исследования, 1991. № 6. С. 127—131.
137. Имидж Виктора Черномырдина//Обзор опроса ФОМ, 1998. 11—12июля.
138. Имидж власти и политиков // Диалог, 1992. № 15—18.
139. Ионин Л.Г. Идентификация и инсценировка // Социологические исследования, 1995. № 4.
140. Исследовательские методы в политической науке. В кн.: Польская политология в 70—80-е годы. Под ред. Бодио Т. и др. — М., 1991.
141. Истон Д. Новая революция в политической науке // Социально-политический журнал, 1993. № 115—128.
142. Климова С.Г. Якушева Т.В. Образы политиков в представлении россиян // Полис, 2000. № 6. С. 66—82.
143. Козлецкий Ю. Психологическая теория решений. — М., 1979.
144. Корват М. Политическая субъективность больших социальных групп, политических организаций и индивидов. Модель объяснения. В кн.: Элементы теории политики. Под ред. В.П. Макаренко. — Ростов-на-Дону, 1991. С. 72—84.
145. Каверин С.Б. Потребности власти. — М., 1991.
146. Каган В.Б. Тоталитарное сознание и ребенок: семейное воспитание // Вопросы психологии, 1992. № 1.
147. Кайтуков В.А. Эволюция диктата. Опыт психофизиологического исследования. УРАМОС, 1992.
148. Каменская Т. Политическая культура США // МЭиМО, 1993. № 4.
149. Капустин Б.Г., Клямкин И.М. Либеральные ценности в сознании россиян // Политические исследования, 1994. № 1.
150. Касьянова К. О русском национальном характере. — М., 1994.
151. Качанов Ю.А. Диспозиции и позиции поля политики // Российский монитор: Архив современной политики, 1992. Вып. 1.
152. Качанов Ю.Л., Сатаров ГА. Социальные группы в поле политики: опыт эмпирического анализа // Российский монитор. Архив современной политики. Вып. 1. — М., 1992. С. 188—201.
153. Клямкин И.М. Какой авторитарный режим возможен сегодня в России // Политические исследования, 1993. № 5. С. 49—54.
154. Клямкин И.М. Политическая социология переходного общества // Политические исследования, 1993. № 4. С. 41—46.
155. Ковалевский П.И. Психиатрические этюды из истории // Диалог, 1991— 1993.
156. Ковлер А. Исторические формы демократии. — М., 1990.
157. Ковлер А.И., Смирнов В.В. Демократия и участие в политике: Критические очерки истории и теории. — М., 1986.
158. Комаровский B.C. Типология избирателей // Социологические исследования, 1990. № 3. С. 56—67.
159. Кон И.С. Психология социальной инерции // Коммунист, 1988. № 1. С. 64— 76.
160. Конгрессмены и политики // Диалог, 1991. № 11. С. 74—80.
161. Корват М., Милановский В. Политические ценности. В кн.: Элементы теории политики. Под ред. В.П. Макаренко. — Ростов-на-Дону, 1991.
162. Косолапое Н.А. Политико-психологический анализ социально-территориальных систем. — М.: АО Аспект Пресс, 1994.
163. Косолапое Н.А. Социальная психология и международные отношения. — М., 1983.
164. Кравченко А.И. Макиавелли: технология эффективного лидерства // Социологические исследования, 1993. № 6.
165. Крамник В.В. Имидж реформ: психология и культура перемен в России. — СПб.: С.-Петерб. ун-т экономики и финансов, 1995.
166. Крамник В.В. Социально-психологический механизм политической власти. — Л., 1991.
167. Краткий психологический словарь.— М.: Политиздат, 1985.
168. Краткий психологический словарь-хрестоматия. — М.: Высшая школа, 1974.
169. Краткий словарь по социологии. — М., 1988.
170. Критерии выбора партии при голосовании // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1999.№ 6 (251). 11 февраля.
171. Кулик А.Н. Сравнительный анализ в политологии (Проект К. Джанды) // Политические исследования, 1993. № 2. С. 92—98.
172. Лазарев И.М. Терроризм как тип политического поведения // Социологические исследования, 1993. № 6.
173. Лапин Н.И. Модернизация базовых ценностей россиян // Социс, 1996. № 5.
174. Лапкин В.В. Пейзаж перед битвой (Российский электорат за 2 года до президентских выборов) // Полис, 1998. № 3. С. 61—73.
175. Лебедев И.А. Политические ценности как сложный и многомерный объект // Вестник МГУ. Серия 12. Политические науки, 1999. № 2. С. 38—49.
176. Лебедева М.М. Вам предстоят переговоры. — М., 1993.
177. Лебон Г. Психология народов и масс. — СПб.: Макет, 1995.
178. Левада Ю. «Человек политический». Сцена и роли переходного периода // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения, 1996. №4(24). С. 7—11.
179. Левада Ю. А. «Человек советский» пять лет спустя: 1989—1994 (предварительные итоги сравнительного исследования) /7 Экономические и социальные перемены. Мониторинг общественного мнения. ВЦИОМ, 1995. № 1. С. 10.
180. Левада Ю. Избиратель отвергает крайности // Известия, 1995. 19 сентября. № 176. С. 2.
181. Левада Ю. Комплексы общественного мнения (статья вторая) // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения, 1997. № 1 (27). С. 7—12.
182. Левада Ю. Комплексы общественного мнения (статья первая) // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения, 1996. № 6 (26). С. 7—12.
183. Левада Ю. Пирамида общественного мнения в электоральном «зеркале» / / Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения, 1996. № 1 (21). С. 15—20.
184. Левада Ю. Феномен власти в общественном мнении: парадоксы и стереотипы восприятия // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения, 1998. № 5 (37). С. 9—15.
185. Левада Ю.А. Между авторитаризмом и анархией: российская демократия в глазах общественного мнения // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. ВЦИОМ, 1995. № 2. С. 10.
186. Левинсон А.Г. Значимые имена // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. ВЦИОМ, 1995. №2. С. 26—29.
187. Левчик Д.А., Левчик Э.Г. Типы политического поведения населения // Социс, 1997. № 12. С. 24—33.
188. Лейн Д. Политическая власть и стратификация в советском обществе // Политические процессы в условиях перестройки. Вып. 1. — М., 1991. С. 34—45.
189. Лейпхарт А. Co-общественная демократия // Политические исследования, 1992. № 3. С. 86—99.
190. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. — М.: Политиздат, 1975. С. 79.
191. Лесков Н.С. Избранные произведения. Т. 2. — Петрозаводск, 1952. С. 134.
192. Липсет С. Политическая социология. В кн.: Американская социология. Перспективы. Проблемы. Методы. — М., 1972. С. 203—219.
193. Лурия А.Р. Об историческом развитии познавательных процессов. — М., 1974.
194. Мадатов А.С. Проблемы политического участия в демократическом процессе // Социально-гуманитарные знания, 1999. № 2. С. 228—248.
195. Макаренко Б.И. Феномен политического лидерства в восприятии общественного мнения: уроки избирательных кампаний 1995 и 1996 гг. // Вестник Фонда «Российский общественно-политический центр», 1996. № 2. С. 20.
196. Малькова И. О. Власть в зеркале мнений электората // Социс, 1998. № 3.
197. Мальцев Г.В. Буржуазный эгалитаризм. — М., 1984.
198. Мамут Л.С. Этатизм и анархизм как типы политического сознания. — М., 1982.
199. Маркова И. Социальные репрезентации демократии в обыденном и рефлексивном мышлении // Психологический журнал, 1996. № 5.
200. Марченко Г.И., Носков И.А. Имидж в политике. — М.: Владос, 1997.
201. Марченко М.Н. Очерк теории политической системы. — М., 1986.
202. Марш А. Протест и политическое сознание // Проблемы общественно-политического сознания трудящихся, 1980.
203. Маслова А.Г., Маслова А.О. От социального конформизма к политическому участию // Вестник МГУ. Серия 12. Социально-политические исследования, 1992. № 2.
204. Медведева И., Шишова Т. «Я с детства мечтал, что трубач затрубит...» Советы трудным родителям // Независимая газета, 1993. 29 декабря.
205. Меррит М. Ответственность и российская политика: как об стенку горох? // Вестник МГУ. Серия 18. Социология и политология, 1998. № 3. С. 48— 59.
206. Мигранян A.M. Политическое участие в буржуазных теориях демократии // Рабочий класс и современный мир, 1988. № 1.
207. Милюков П. Очерки по истории русской культуры. — СПб. ГПБ, АФП ед. хр. 4452, 1901.

208. Мирский Г.И. Авторитаризм и демократия: две модели // Полис, 1996. № 6. С. 136—144.
209. Михайловский Н.К. Герои и толпа. — СПб.: Алетея, 1998.
210. Мицич П. Как проводить деловые беседы. Сокращенный перевод с серб,-хорв. — М.: Экономика, 1987.
211. Морис-Георгица П. Политические символы. В кн.: Элементы теории политики, Ростов-на-Дону, 1991.
212. Московией С. Век толпы. — М., 1997.
213. Моствая И.В., Скорин А.П. Архетипы и ориентиры российской менталь-ности // Политические исследования, 1995. № 4.
214. Мудрагей Н.С. Рациональное и иррациональное. — М., 1985.
215. Мурадян А. Политическая культура и власть // Власть, 1999. № 7. С. 64— 66.
216. Мушинский В.О. Сумерки тоталитарного сознания // Государство и право, 1993. № 3.
217. Мшвениерадзе В.В. Современное буржуазное политическое сознание. — М: Наука, 1981.
218. Мэрфи Р. Технология избирательных кампаний в США // Политические исследования, 1991. № 3. С. 125—137.
219. Мясников О.Г. Субъекты политики // Социально-политический журнал, 1993. № 6.
220. Налимов В.В. Власть и противостояние ей // Политические исследования, 1992. № 3. С. 100—113.
221. Националистические и интернационалистские идеи в сознании россиян (еще раз о национальном вопросе). Аналитическое сообщение ФОМ, 1999. 7 июля.
222. Нестерова С.В., Сибирко В.Г. Восприятие политических лидеров и отношение к демократии: некоторые особенности сознания россиян // Полис, 1997. № 6. С. 73—79.
223. Новикова-Грунд М.В. «Свои» и «чужие»: маркеры референтной группы в политическом дискурсе // Полис, 2000. № 4.
224. О восприятии политических новостей // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1999. № 30 (275). 30 июля.
225. О предстоящих парламентских выборах: кто победит? // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1999. №31 (276). 6 августа.
226. Обуховский К. Психология влечений человека. — М.: Прогресс, 1972.
227. Одайник В. Психология политики: Политические и социальные идеи К.Г. Юнга. — М.: Ювента, 1996.
228. Ожиганов Э.Н. Психология и социология коллективного бессознательного. // Психологическое обозрение, 1996. 1/22. С. 6—13.
229. Ольшанский Д.В. Паника // Диалог, 1991. № 9. С. 12—14.
230. Ольшанский Д.В. Массовые настроения в политике. В кн.: Политика: проблемы теории и практики. Вып. VII. Ч. 1. Отв. ред. Братчиков С.В. — М., 1990.
231. Основные ценности современного российского общества — законность, мир и права человека. Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1999. № 22 (267). 4 июня.
232. Основы политической науки. Под ред. В.Н. Пугачева. Ч. 1. — М., 1993.
233. Основы теории политической системы. — М., 1983.
234. От политической мысли к политической науке. Под ред. Я.А. Пляйса. — М.: Изд-во МГУП, 1999.
235. От тоталитарных стереотипов к демократическому мышлению. — М., 1991.
236. Охотский Е.В. Столичные власти в восприятии служащих и населения // Социс, 1996. № 4.
237. Оценка личностных качеств российских политических лидеров: проблемы измерения и интерпретации // Полис, 2001. № 1 С. 94—117.
238. Пантин И.К. Формирование политической науки в России и журнал «Полис» // Космополис. Альманах. — М., 1997.
239. Парламентские выборы: прогнозы и предпочтения избирателей. Аналитическое сообщение ФОМ, 1999. 9 июня.
240. Парыгин Б.Д. Основы социально-психологической теории. — М., 1971.
241. Патаки Ф. Социально-психологические факторы изменений в Венгрии // Психологический журнал, 1991. № 5. С. 108—119.
242. Патнэм Р. Процветающая комьюнити, социальный капитал и общественная жизнь // МЭиМО, № 4.
243. Перегудов Н.М. Политическое представительство интересов: опыт Запада и проблемы России // Политические исследования, 1993. № 4. С. 115— 124.
244. Петраков Н. Типология массового сознания в современном политическом спектре России // Власть, 1998. № 1.
245. Петренко В.Ф., Митина О.В. Отношение граждан России к реформам и типология политических установок // Психологический журнал, 1997. № 5.
246. Петренко В.Ф., Митина О.В. Психосемантический анализ динамики общественного сознания (на материале политического менталитета).—М.: Изд-во Моск. ун-та, 1997.
247. Петренко В.Ф. и др. Психосемантический анализ этнических стереотипов: лики толерантности и нетерпимости. — М.: Смысл, 2000.
248. Петренко В.Ф., Митина О.В. Семантическое пространство политических партий // Психологический журнал, 1991. Т. 12. № 6.
249. Петухов В., Седова Н., Холмская М. Политическое участие россиян: характер, формы, основные тенденции // Власть, 1999. № 1. С. 48—59.
250. Пиаже Ж. Избранные труды. — М., 1969.
251. Пибоди Д., Шмелев А.Г., Андреева М.К., Граменицкий А.Е. Психосемантический анализ стереотипов русского характера: кросскультурный аспект // Вопросы психологии, 1993. № 3.
252. Пивоваров Ю.С. Две политические субкультуры пореформенной России: проблемы взаимодействия. В кн.: Ретроспективная и сравнительная политология. Вып. 1. — М., 1991. С. 255—288.
253. Писарев Д.И. Исторические эскизы. — М., 1989.
254. Пищулин Н. Сокол С. Политическое лидерство: теоретические и методологические основы исследования. Ч. 1. — М., 1992. С. 39—49.
255. Пищулин Н.П. Политическое лидерство и электоральный процесс // Полис, 1998. № 5. С. 145—152.
256. Политическая социализация // Политология. Энциклопедический словарь. — М., 1993. С. 277—279.
257. Политическая наука: новые направления. Под ред. Гудина Р., Клингеман-наХ.-Д. — М.: Вече, 1999.
258. Политический спектр через социально-психологическую призму // Обзор опросов населения России, ФОМ, 1997. 1—2 ноября.
259. Политология на российском фоне. — М., 1993.
260. Померанц Г.С. Иррациональное в политике // Вопросы философии, 1992. №4.
261. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. — М., 1966.
262. Почепцов Г.Г. Имидж: От фараонов до президентов. — Киев, 1997.
263. Председатель правительства — идеальный и реальный // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1997. № 20 (164). 22 мая.
264. Представления избирателей об идеальном депутате // Обзор опроса ФОМ, 1998. 26—27 декабря.
265. Преториус Р. Теория конфликта // Политические исследования, 1991. № 5. С. 139—141.
266. Психологический словарь. — М.: Педагогика, 1983.
267. Пэнто Р., Гравитц М. Методы социальных наук. — М., 1972.
268. Рабочий класс в странах Западной Европы. — М.: Наука, 1982.
269. Разворотнева С.В. Язык власти, власть языка (Анализ исследований политической коммуникации в Америке) // США: Экономика, политика, идеология, 1993. № 3.
270. Разуваева Н.Л., Горчакова В.Г. Проблемы социализации в нестабильном обществе // Психологический журнал, 1996. № 3.
271. Разумович Н.Н. Политическая наука в условиях перестройки. — М.,1988.
272. Ракитянский Н.М. Семнадцать мгновений демократии. Лидеры России глазами политического психолога. — М.: Российское объединение избирателей, 2001.
273. Рационально-протестный электорат как новая электоральная общность на выборах-99 // Аналитическое сообщение ФОМ, 1999. 23 июня.
274. Рашковский Е.Б. Опыт тоталитарной модернизации России (1917 — 1991) в свете социологии развития // МЭиМО, 1993. № 7. С. 105 — 118.
275. Революционеры и либералы в России. — М., 1990.
276. Резник Ю.М. Социальная инженерия: предметная область и границы применения // Социологические исследования, 1994. № 2.
277. Рейснер М.А. Проблемы социальной психологии. — Ростов-на-Дону, 1925.
278. Реформаторы в России. — М., 1992.
279. Римский В.Л. Российская власть в представлениях граждан. // Российский монитор, 1995. № 6.
280. Рокмэн Б. Политическое лидерство // Советское государство и право, 1991. №5.
281. Российское общество: ценности и приоритеты // Политические исследования, 1993. № 6.
282. Российское сознание: психология, культура, политика: материалы 2-й международной конференции по истории психологии российского сознания «Провинциальная ментальность России в прошлом и будущем» (4—6 июля 1997 г., Самара). Редкол. Г.В. Акопов и др. — Самара: Изд-во Самарского Государственного Педагогического Университета, 1997.
283. Россия в поисках идентичности (опыт социологического анализа) // Социологические исследования, 1992. №11.
284. Россияне высоко ценят демократические свободы // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1997. № 11 (155). 20 марта.
285. Россияне не доверяют тем, кого выбирают // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1997. № 25 (169). 26 июня.
286. Россияне о В. Черномырдине // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1997. № 9 (153). 6 марта.
287. Россияне о С. Кириенко // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1999. № 27 (272). 9 июля.
288. Россияне устали от своих политиков // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1997. №16 (160). 24 апреля.
289. Рощин С.К. Западная социология как инструмент идеологии и политики. — М., 1980.
290. Рощин С.К. Психологические проблемы политического развития личности // Психологический журнал, 1984. № 2. С. 41—53; № 3. С. 80—95.
291. Рубин Дж., Колб Д. Психологический подход к процессам международных переговоров // Психологический журнал, 1990. Т. 11. № 2. С. 63—73.
292. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. — М., 1946.
293. Рукавишников В.О. и др. Социальная напряженность: диагноз и прогноз // Социологические исследования, 1992. № 3. С. 17—25.
294. Рукавишников В.О., Холмэн П., Эстер П., Рукавишникова Т.П. Россия между прошлым и будущим. Сравнительные показатели политической культуры 22-х стран Европы и Северной Америки // Социологические исследования, 1995. № 5.
295. Румянцева Т.Г. Агрессия и контроль // Вопросы психологии, 1992. № 5—6. С. 35—40.
296. Руткевич М. Власть: кризис доверия // Власть, 1999. № 4. С. 62—73.
297. Рязанцев В.В. Молодые русские россияне: особенности государственной и этнической самоидентификации // Вестник МГУ. Серия 18. Социология и политология, 1998. № 3. С. 150—174.
298. С. Степашин завоевывает симпатии населения // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1999. № 29 (274). 24 июля.
299. Савельев А.Н. «Президентская кампания: борьба за образ» // Вестник Фонда «Российский общественно-политический центр», 1996. № 2. С. 24—25.
300. Салмин A.M. Религия, плюрализм и генезис политической культуры Запада. В кн.: Ретроспективная и сравнительная политология. — М., 1991.
301. Салмин A.M. Современная демократия: генезис, структура, культурные конфликты. — М., 1992.
302. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности. Под ред. Ядова В.А. — Л.: Наука, 1979.
303. Самую плохую репутацию имеют у населения Государственная Дума и политические партии // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1997. №37 (181). 18 сентября.
304. Санистэбан Л. Политика и идеология // Диалог, 1993. № 8—9.
305. Сатаров Г.А. Политическая жизнь сквозь призму установок населения: структурные рейтинги // Российский монитор. Архив современной политики, 1992. Вып. 1, С. 149—166.
306. Седов Л. В лабиринте электоратов // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения, 1998. № 6 (38). С. 17—22.
307. Седов Л. Политическая разруха в натуре и в головах // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения, 1998. № 4 (36). С. 12—15.
308. Сигеле С. Преступная толпа. — СПб., 1896.
309. Слепцов Н.С., Куколев И.В. Рыскова Т.М. Лидеры российских регионов: испытание плебисцитом // Социс, 1998. № 7.
310. Смирнов В.В. Концепции политического участия в западной политологии //Ежегодник САПН, 1985, 1986. С. 106—113.
311. Современное политическое сознание в США. — М., 1980.
312. Сознательное и бессознательное в социально-политических процессах современного российского общества: Сб. научных статей. — М., 1997.
313. Соколова Е.Т. Самосознание и самооценка при аномалиях личности. — М.: Изд-во МГУ, 1989.
314. Соловьев А. Культура власти на политическом перекрестке эпох // Власть, 1998. № 2.
315. Соловьев А.И. Культура власти. — М., 1992.
316. Соловьев А.И. Психология власти: противоречия переходных процессов. В кн.: Власть многоликая. — М., 1992.
317. Сорокин П.А. Каналы вертикальной циркуляции. В. кн.: Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. — М., 1992. С. 393—404.
318. Сорокин П.А. Голод и идеология общества // Экономист, 1922. № 4— 5.
319. Сорокин П. А. О свободах. Неотъемлемые права человека и гражданина. — М.: Художественная литература, 1993.
320. Соснин В.А. Культурно-психологическая основа современного кризиса российского общества // Психологический журнал, 1998. № 1.
321. Спенсер Г. Личность и государство//Коммунист, 1991. № 13. С. 110—115.
322. Сталин: история с биографией // Диалог, 1990. № 10.
323. Страхов А.П. Особенности политического поведения российских избирателей: политико-культурный аспект // Вестник МГУ. Серия 12. Политические науки, 1998. № 5. С. 17—35.
324. Тавокин Е.П. Социологические прогнозы электорального поведения // Социс, 1996. № 7.
325. Такер Р. Сталин. Путь к власти. История и личность. — М.: Прогресс, 1990.
326. Такер Р. Сталин. Путь к власти. — М., 1990.
327. Тард Г. Социальная логика. — СПб., 1901.
328. Теория политики с позиций практики. Стенограмма дискуссии // Коммунист, 1991. № 1.
329. Теплов Б. Ум полководца. В кн.: Проблемы индивидуальных различий. - М., 1961. С. 252—344.
330. Технология власти // Диалог, 1990. № 11.
331. Титова М.А. Социально-символическая интерпретация функции отца в процессе социализации ребенка // Вестник МГУ. Серия 18. Социология и политология, 1997. № 3. С. 101.
332. Толерантность и нетерпимость в России // Обзор опроса ФОМ, 1999. 9—10 января.
333. Только пятая часть населения не интересуется политическими новостями // Еженедельный информационный бюллетень ФОМ-инфо, 1997. № 50 (194). 18 декабря.
334. Тотьмянин Н.Д. Основные аспекты политической культуры и социализации американцев // США: Экономика, политика, идеология, 1995. № 1.
335. Узнадзе. Д.Н. Экспериментальные основы психологии установки. В. кн.: Психологические исследования. — М., 1966.
336. Уледов А.К. Структура общественного сознания. — М.; Мысль, 1968.
337. Ушакова Т.Н., Цепцов В.А., Алексеев К.И. Интент-анализ политических тестов // Психологический журнал, 1998. № 2.
338. Философский энциклопедический словарь. — М., 1983.
339. Фишер Р., Юри У. Путь к согласию или переговоры без поражения. -
М.,1992.
340. Финансово-промышленные группы и конгломераты в Экономике и политике современной России. — М., Центр политических технологий, 1997.
341. Фрейд 3. и Буллит У. Томас Вудро Вильсон. 28-й президент США. Психологическое исследование. — М., 1992.
342. Фрейд 3. Психология масс и анализ человеческого «я». — Минск, 1994.
343. Фромм Э. Бегство от свободы. — М., 1989.
344. Херманн М. Стили лидерства в формировании внешней политики // Политические исследования, 1991. С. 91—98.
345. Холодковский К.Г. Некоторые вопросы массового политического сознания //МЭиМО, 1979. № 6.
346. Человек, политика, психология (Материалы круглого стола) // Вопросы философии, 1995. № 4. С. 3—23.
347. Чиж В.Ф. Психология злодея, властелина, фанатика. — М., Республика, 2001.
348. Чугров С. Идеология и внешнеполитическое сознание // МЭиМО, 1993.
№2.
349. Чупков Г. Императоры. Психологические портреты. — М.: Искусство, 1995.
350. Шабанова М.А. Социальная адаптация в контексте свободы // Социальные исследования, 1995. № 9.
351. Шаран П. Сравнительная политология. Ч. 1. — М., 1992.
352. Шварценберг Р.-М. Политическая социология. — М., 1992.
353. Шевченко Ю.Д. Между экспрессией и рациональностью: об изучении электорального поведения в России // Полис, 1998. № 31 С. 130—136.
354. Шестопал Е. Восприятие образов власти: политико-психологический анализ // Политические исследования, 1995. № 4.
355. Шестопал Е. Какой видят власть российские избиратели в год выборов? // Выборы. Еженедельник информационного агентства Postfactum, 1995. № 9.
356. Шестопал Е. Психоаналитическое движение в исторической науке // История СССР, 1991. № 5.
357. Шестопал Е.Б. Выборы прошли: пейзаж после битвы / Проблемы консолидации российской политики (круглый стол) // Полис, 1997. № 1. С. 109— 128.
358. Шестопал Е.Б. Оценка гражданами личности лидера // Полис, 1997. № 6. С. 57—72.
359. Шестопал Е.Б., Брицкий Г.О., Денисенко М.В. Этнические стереотипы русских // Социс, 1999. № 4. С. 62—70.
360. Шестопал Е.Б., Новикова-Грунд М.В. Восприятие образов 12 ведущих политиков России (психологический и лингвистический анализ) // Полис, 1996. №5. С. 168—191.
361. Шестопал. Е. Личность и политика. — М.: Мысль, 1988.
362. Шимов Я. Человек на вершине власти // Свободная мысль, 1992. № 14.
363. Шмачкова Т.В. Мир политических партий // Политические исследования, 1992. № 1—2.
364. Шмелев А.Г. Психология политического противостояния: тест социального мировоззрения // Психологический журнал, 1992. Т. 13. № 5.
365. Шмитт К. Понятие политического противостояния // Вопросы социологии, 1992. Т. 1. Вып. 1. С. 37—54.
366. Шмиттер Ф., Карл Т.Л. Что есть демократия и чем она не является // Диалог, 1993. №2. С. 39—46.
367. Шпакова Р. Типы лидерства в социологии М. Вебера // Социологические исследования, 1988. № 5. С. 134—139.
368. Шпрангер Э. Основные идеальные типы индивидуальности // Психология личности. Тексты. — М.: МГУ, 1982. С. 55—60.
369. Щегорцов В.А. Политическая социализация и политическая культура личности // Ежегодник САПН 1983 г., 1984. С. 25—37.
370. Щербинин А.И. Тоталитарная индоктринация: у истоков системы (Политические праздники и игры) // Полис, 1998. № 5. С. 79—96.
371. Щербинина Н.Г. «Герой» воспетый (Политологический анализ песен о Сталине) // Полис, 1998, № 6. С. 103—112.
372. Щербинина Н.Г. Политика и миф // Вестник МГУ. Серия 12 Политические науки, 1998. № 2. С. 43—54.
373. Эбенстайн В. Государство и «Я» // Знание-сила, 1990. № 10. С 59-62
374. Экономические и социальные перемены. Мониторинг общественного мнения. Информационный бюллетень ВЦИОМ, 1995. № 2.
375. Электоральная политология: теория и опыт России. С.-Петербургский Государственный Университет, С.-Петербургская Избирательная Комиссия; Редколлегия: Л. Сморгунов (отв. Ред.) и др. — СПб.: Изд-во С.- Петербургского Университета, 1998.
376. Электоральный пейзаж в преддверии избирательной кампании // Аналитическое сообщение ФОМ, 1999. 18 августа.
377. Эрнст О. Слово предоставлено вам. (Практические рекомендации по ведению деловых бесед и переговоров). — М., 1988.
378. Эткинд А. Содом и Психея. Очерки интеллектуальной истории Серебряного века. — М.: ИЦ-Гарант, 1996.
379. Эткинд А. Эрос невозможного. История психоанализа в России - СПб.:
Medysa, 1993.
380. Юрьев А. Выборы глазами политического психолога // Власть 1996 №4 С. 15—23.
381. Юрьев А.И. Введение в политическую психологию.- СПб 1992
382. Янов А. Происхождение автократии. — М., 1982.

***

1. Adelson J, Green В., O'Neil R., Growth of Idea of Law in Adolescence // Developmental Psychology, 1969. № 1.
2. Adorno T. et al. The Authoritarian Personality. — N.Y.: Harper, 1950.
3. Alger Ch. Interaction in a committee of the United Nations General Assembley.
In: International yearbook of political behaviour research. Ed. Singer J. - N.Y.:
Free Press, 1967.
4. Almond G. Comparative Political System // Journal of Politics, 1956. Vol 18 № 3.
5. Almond G., Verba S. The Civic Culture.Political Attitudes and Democracy in Five Nations. — Princeton, 1963.
6. Atkinson J., Feather N. A theory of achievement motivation. — N.Y.: Wiley 1966.
7. Atkinson J., Feather N. A theory of achievement motivation. — N.Y/ Wiley 1966.
8. Barber J. The Jawmakers: Recruitment and adaptation to legislative life. - New
Haven: Yale Univ. Press, 1965.
9. Barber J. The presidential character: Predicting performance in the White House. — N.Y., 1972.
10. Benedict R. Configurations of Culture in North America // American Anthopologist, 1934. Vol. 34. P. 24.
11. Bentley, A.F. The Process of Government. — Bloomington: Principia, 1949.
12. Betts R. Analysis, war and decision. Why intelligence failures are inevitable // World Politics, 1978. No.l. P. 61—69.
13. Brown Archie. Political Science in the USSR // International Political Science Review, 1986. Vol. 7. № 4. October.
14. Bums J.M. The Power to Lead: The Crisis of American Presidency. — N.Y.: Symon and Sinister, 1984.
15. Cattell, R.B. New concepts for measuring leadership in terms of group syntality. // Human Relations, 1951. № 4. P. 161—184.
16. Christie R., Geis F. Studies in Machiavellianism. — N.Y., 1970.
17. Connel R. Class cinsciosness on Childhood // Australian and New Zealand Journal of Sociology, 1970. № 6. P. 87—99.
18. Convers P., Mille W, Rysk I., Wolf. F. Continuity and Change in American Politics. APSR, Vol. 63. № 4. P. 1083—1105.
19. Converse Ph. The Nature of Belief Systems in Mass Public. In: Ideology and Its Discontent. Ed. by Apter D. — N.Y., 1964.
20. Dahl R. The Behavioural Approach in Political Science. Ed by H. Eulau. — N.Y., 1968.
21. Davies A.F. Skills, Outlooks and Passions. A psychoanalytic Contribution to the Study of Politics. — Cambridge: Cambridge University Press, 1980.
22. Democratization. Papers of the 16-th Congress of IPSA. — Berlin, 1994.
23. Dennis J.. Niemy R. Generations and Politics, — Princeton, 1981.
24. Deutsch M. The Resolution of Conflicy. — New Haven: Yale University Press, 1973.
25. Dicks H. Observations on Contemporary Russian Behaviour. — L., 1952.
26. Dowes R., Hughes J. Political Sociology. — Chichester, 1983.
27. Dunley R., Winter D. Measuring of Motives of Public Officials at a Distance: An Exploratory Study of American Presidents // Behavioural Science, 1970. Vol. 15. P. 227—236.
28. Easton D., Dennis J. Children and the Political System. — N.Y.: McGraw-Hill 1969. P. 28.
29. Easton D., Dennis J. Children in the Political System. — N.Y.: McGraw-Hill, 1969.
30. Edelman, M. The Symbolic Uses of Politics. — Urbana and Chicago. Univ. of Illinois Press, 1985.
31. Etheredge L. A world of men: The private source of American foreign policy. — Cambridge: MT Press, 1978.
32. Etheredge L. Personality effects on American foreign policy, 1898—1968: A test of Interpersonal Generalization Theory // American Political Science Rewiev, 1978. Vol. 72. P. 434—451.
33. Farrell D.M. Political Consultancy Overseas: The Internalization of Campaign Consultancy // PS: Political Science & Politics, 1998. June. Vol XXXI. November 2. P. 171 — 179.
34. Festinger L. A theory of social comparison process // Human Relations, 1954. Vol. 7. P. 117—140.
35. Fiedler, F.E. A theory of leadership effectiveness. — N.Y.: McGraw-Hill, 1967.
36. Fisher R. Negotiation Inside Out // Negotiation Journal, 1989. P. 33—41.
37. Frank R. Nonverbal and paralinguistic analysis of political behaviour. In: A phychological examination of political leaders. Ed. Hermann M., Milburn T. — N.Y.: Macmillan, 1977. P. 64—80.
38. Funk C. and Sears D. Are we Reaching Undergraduates? A Survey of Course Offerings in Political Psychology // Political Psychology, 1991. Vol. 12. № 3.
39. George A. Power as a compensatory value. In: Political leadership. Ed. B. Kellerman. — Pittsburg: University of Pittsburg Press, 1986. P. 70—92.
40. George A. The «operational code»: A neglected approach to the study of political leaders and decission-making. // International Studies Quarterly, 1969. Vol. 13. P. 190—222.
41. George A. The impact of crisis-induced stress on decision-making. In: The Medical Implication of Nuclear War. Institute of Medicine, 1980. Wash., D.C. P. 529—552,
42. Gerth, H. and Mills, C.W. A sociological note on leadership. // In: J.E. Hulett and R. Stagner. Problems in social psychology. — Urbana: University of Illinois Press, 1952.
43. Greenstein F. Personality and Politics. — Princeton: Princeton University Press, 1987.
44. Guterman S. The Machiavellians. — Lincoln: University of Nebraska Press, 1970.
45. Halberstam D. The best and the Brightest. — N.Y.: Random House, 1972.
46. Handbook of Political Psychology. Ed. by Knutson J. — San Francisco: Jossey-Bass, 1973.
47. Handbook of Political Socialization. Theory and Research. Ed. by Schwartz D. — N.Y., 1977.
48. Hermann Ch. Crisis in foreign policy making: A simulation of international politics. China Lake. Project Michelson Report. U.S. Naval Ordnance Test Station. April 1965.
49. Hermann Ch. Crisis in foreign policy: A simulation analysis. Indianapolis: Bobbs Merrill, 1969.
50. Hermann Ch. Decision structure and process influences on foreign policy. In: Why Nations Act. Ed. East M., Salmore S., Hermann Ch. — L.: Sage Focus, 1979. P. 69—103.
51. Hermann M. Assessing Personality at a Distance: A Profile of Ronald Reagan // Mershou Center Quarterly Report, 1983. 7(6). Columbus.
52. Hermann M. Assessing the personalities of Soviet Politburo members // Personal and Social Psychological Bulletin, 1980. Vol. 6. P. 332—352.
53. Hermann M. Defining the Bush presidentional style. Merson Center. — Columbus: Ohio State University, 1989.
54. Hermann M. Explaining foreign policy behaviour using personal characteristics of political leaders. International Studies Quarterly, 1980. Vol. 24. P. 7—46.
55. Hermann M. Handbook for assessing personal characteristics and foreign policy orientations of political leaders. Mershon Occasional Papers. Columbus. — Ohio, 1987.
56. Hermann M. Indicators of stress in policymakers during foreign policy crisis. // Political psychology, 1979. № 1. P. 27—46.
57. Hermann M. Workbook for developing personality profiles of political leaders from content analysis data. Mimeo. Merson Center. — Columbus: The Ohio State University, 1987.
58. Himmelweit H. How Voters Decide? — L.: Academic Press,1981.
59. Hoffman S.On the Political Psychology of Peace and War: A Critique and an Agenda // Political Psychology, 1986. № 7(1).
60. Hofstadter R. The paranoid style in American politics and other essays. — N.Y.: Alfred A. Knopf, 1965.
61. Hollander, E.P. Conformity, status, and idiosyncrasy credit // Psychological Review, 1958. 65. P. 117—127.
62. Hollander, E.P. Leaders, groups, and influence. — N.Y.: Oxford University Press, 1964.
63. Hollander, E.P., and Julian, J.W Leadership. In: Borgatta E.F. and Lumbert W.W. Handbook of personality theory and research. — Chicago: Rand McNally, 1968.
64. Hook S. The Hero in History. — N.Y.: John Day, 1943.
65. Inglehart R. Modernization and Postmoderniztion. Cultural, economic and political change in 43 countries. Princeton: Princeton University Press, 1997
66. Inkeles A. Sociology and Psychology. Sigmund Koch ed., Psychology: A Study of a Science. 6. — N.Y.: McGraw-Hill, 1963.
67. Jervis R. The logic of images in international relations. — Princeton: Princeton University Press, 1970.
68. Jervis R. Perception and Misperception in International Politics. Princeton. — N.J., 1976.
69. Kavanagh D. Political Science and Political Behaviour. — L., 1983.
70. Kennedy R. Thirteen days: A memoir of the Cuban missile crisis. — N.Y: W.W. Norton, 1968.
71. Korpi W Working-class Communism in Western Europe: Rational or Non-rational // American Sociological Rewiew, 1972, N 36.
72. Kowert Paul A . Where Does the Buck stop? // Political Psychology, 1996. Vol. 17. № 3.
73. Lask C.M. and Judd C.M. Political Expertise and the Structural Mediators of Candidate Evaluations // Journal of Experimental Social Psychology, 1988. 24. P. 105—126.
74. Lasswell H. Psychopathology and Politics. — Chicago, 1931.
75. Lasswell H. Power and personality. — N.Y.: W.W. Norton, 1948.
76. Lazarus R. Psychological stress and the coping process. — N.Y.: Me Graw Hill, 1966.
77. Lee R. Religion and Social Conflict. Ed. by Lee R. and Marty M.E. — N.Y.: Oxford University Press, 1964.
78. Leites N. Operational Code of Politburo., — N.Y., 1951.
79. Little, J. Political Ensembles. Melbourne Politics Monograph. Parkville, Victoria, Australia: Univ. of Melbourne, 1984
80. Lodge et all. An Impression-Ddriven Model of Candidate Evaluation // American Political Science Review, 1989. June.
81. May E. «Lessons» of the past: The use and misuse of history in American foreign policy. — N.Y.: Oxford Univ. Press, 1973.
82. McClelland D., Atkinson J., Clark R., Lowell E. The Achievement Motive. — N.Y., 1953.
83. McFail C. Civil Disorder Participation // American Sociological Review, 1971. № 36. P. 105.
84. Michels, R. Political Parties. — N.Y.: Dover, 1959.
85. Milburn T. The management of crises. In: International crisis: Insights from behavioural research. Ed. Hermann Ch. — N.Y.: Free Press, 1972. P. 259— 277.
86. Milgram S. Obedience to Authority: An Experimental View. — N.Y.: Harper & Row, 1974.
87. Mitchell Ch.R. The Structure of International Conflict. — N.Y., 1981.
88. Money-Kyrle R.E. Psychoanalysis and Politics. — L., 1951.
89. New Directions in Political Socialization. — N.Y, 1975.
90. Nie N., Verba S. Political Participation. In: Greenstein F. and Polsby N.W. (eds). Handbook of Political Science, 1975, V. 4. Boston.
91. Niemy R. Reconstructing Past Partisanship. The Failure of Party Identification // American Journal of Political Science, 1980. P. 633—651.
92. Nixon R. Six crises. — N.Y.: Doubleday, 1962.
93. Noelle-Neumann E. The Spiral of Silence: Public Opinion—Our Social Skin. Chicago, 1994.
94. Norem-Hebeisen A., Johnson D. The Relationship between Cooperative, Competitive and Individualistic Attitudes and Differentiated Aspects of Self-esteem // Journal of Personality, 1981. Vol. 49. P. 415—426.
95. Nye R.D. Conflict Among Humans. — N.Y: Springer, 1973.
96. Offer D., Strozier Ch. Reflections on leadership. In: The Leader. Ed. Offer D., Stozier Ch. —N.Y: Plenum Press, 1985. P. 301—313.
97. Paige, G.D. The Scientific Study of Political Leadership. — N.Y: The Free Press; London, 1977.
98. Paper L. John F. Kennedy. The promise and the performance. — N.Y.: Da Capo Press, Inc., 1987.
99. Piaget J., Weil A. The Development in Children of the Idea of Homeland and of Relations with Other Countries //International Social Science Bulletin, 1951. №3. P. 361—378.
100. Pie L., Verba S. (eds.). Political Culture and Political Development. — Princeton, 1965.
101. Political Psychology: Contemporary Problems and Issues // Ed. by Hermann M., San Francisco: Jossey-Bass, 1986.
102. Post J. Effects of crisis induced stress on decision in a nuclear environment. Paper. — Wash.: George Washington University, 1991.
103. Pye L.-Political Culture and National Character. In: Social Psychology and Political Behviour. — Columbus, Ohio, 1971.
104. Raven B. Power and influence: Construct and applications. Paper for presentation at the Personality Theory Conference «Social influence and Power». — Calif, LA, April 6, 1991.
105. Renshon S. Handbook of Political Socialization Theory and Research. — N.Y.: Free Press, 1977.
106. Renshon S. Psychological Needs and Political Behaviour: A Theory of Personality and Political Efficiency. — N.Y.: Free Press, 1974.
107. Rutherford B. Psychopathology, Decision-making and Political Involvement // Journal of Conflict Resolution, 1966. Vol. 10. P. 387—407.
108. Schutz W. FIRO: A Three-dimensional Theory of Interpersonal Behaviour. — N.Y.: Rinehart & Co., 1958.
109. Shepard G. Personality Affect on American Foreign Policy, 1969—1984: A second test of Interpersonal Generalization Theory // International Studies Quarterly, 1988. Vol. XVIII. P. 91—123.
110. Shestopal Helen. Teaching Politics in Russian Universities // Participation, 1997. Vol. 21. № 1. Spring. P. 4—8.
111. Shlapentokh.V. The 1993 Russian Election Polls // Public Opinion Quarterly. 1994. Vol. 58. P. 579—602.
112. Simonton D. Why presidents succeed. — New Haven: Yale University Press, 1987.
113. Skinner В.. Beyond Freedom and Dignity. — N.Y., 1972.
114. Somit A., Peterson S.A. Biological Correlates of political Behaviour. In: Political Psychlogy. Contemporary Problems and Issues San Francisco. — Jossey-Bass, 1986.
115. Sorensen T. Kennedy. — N.Y.: Harper & Row, 1965.
116. Spear J., Williams P. Belief systems and foreign policy: The cases of Carter and Reagan. In: Belief systems and international relations. Ed. Little R., Smith S. — Oxford: Basil Blakwell, 1988. P. 190—208.
117. Stoessinger J.G. Why Nations Go to War? — Belmont, 1967.
118. Stogdill, R.M. and Shartle, C.L. Methods in the study of administrative leadership. — Columbus: Ohio State University, Bureau of Business Research, 1955.
119. Stone W. The psychology of politics. — N.Y.: The Free Press, 1974.
120. Suedfeld R., Tetlock P. Intergrative complexity of communications in international crises. // Journal of Conflict Resolution, 1977. Vol. 21. P. 169— 184.
121. Terhune K. Motives, Situation and Interpersonal Conflict within Prisoner's Dilemma//Journal of Personal and Social Psychology. Monograph Supplement, 1968. Vol. 8. No. 3. Part. 2. P. 1—23.
122. Tetlock P. Personality and Isolationism: Content-analysis of Senatorial Speeches // Journal of Personal and Social Psychology, 1981. Vol. 41. P. 737—743.
123. The Leader. Psychohistorical Essays. Ed. Strozier Ch., Offer D. — N.Y.: Plenum Press, 1985.
124. Tucker R. The dictator and totalitarianism. // World Politics, 1965. Vol. 17. P. 55—83.
125. Tversky A., and Kahneman R. The Fraiming of Decisions and the Psychology of Choise // Science, 1981. 221 (January 31). P. 453—458.
126. Vacchiano R., Strauss P., Schiffman D. Personality correlates of dogmatism // Journal of Consulting and Critical Psychology, 1968. Vol. 32. P. 83—85.
127. Vack W., Snyder R. The Analysis of Social Conflict—Toward an Overview and Synthesis. In: Conflict Resolution: Conurbation of the Behavioural Scientists. Ed by Smith C.G., Notre Dam: University of Notre Dam, 1971.
128. Walke H., Eulau H. et al. The Legislative System. — N.Y.: Wiley, 1962.
129. Walker S. The motivational foundations of political belief systems: A re-analysis of the operational code construct // International Studies Quarterly, 1983. Vol. 27. P. 179—201.
130. Wendt H., Light P. Measuring «greateness» in American Presidents: Model case for international research on political leadership? // European Journal of Social Psychology, 1976. Vol. 6. P. 105—109.
131. White R.K. Fearfull Warriors: A Psychological Profile of US-Soviet Relations. — N.Y.: Free Press, 1984.
132. Wiegele T. Models of stress and disturbances in elite political behaviour: Psychological variables and political decision-making. In: Psychopathology and political leadership. Ed. Robins R. — New Orlean: Tulane University Press, 1977. P. 79—111.
133. Wiegele T. The psychophysiology of elite stress in five international crises: A preliminary test of Voice Measurement Technique // International Studies Quarterly, 1978. Vol. 22. No. 4.
134. Wiegele Т., Hilton G., Oots K., Kisiel S. Leaders under stress. A psychophysiological analysis of international crisis. — Durham: Duke Press Policy Studies, 1985.
135. Winter D. Leader appeal, leader performance, and the motive profiles of leaders and followers: A Study of American presidents and elections // Journal of Personal and Social Pwrhnlnm
136. Winter D. Power motivation revisited. A Paper. Ann Arbor.: University of Michigan, 1991.
137. Winter D. The need for power. In: Human motivation: A book of reading. Ed. McClelland D., Steele R. — N.Y., 1967. P. 279—286.
138. Winter D. The power motive. — N.Y.: The Free Press, 1973.
139. Winter D., Carlson L. Using motive scores in the psychobiographical study of an individual: The case of Richard Nixon // Journal of Personality, 1988. Vol. 56. P. 75—103.
140. Winter D., Stewart A. Content analysis as a technique for assessing political leaders. //In: A psychological examination of political leaders. Ed. Hermann M., Milburn T. — N.Y.: Free Press, 1977. P. 28—61.
141. Winter D., Hermann M.,. Vaintraub W., Walker S. The Leader as a project!ve scene // Political Psychology, 1991. V. 12. № 2. (См. Хрестоматия по политической психологии. Пер. с англ, под ред. Шестопал Е. М.: ИНФРА-М, 2002.
142. Winter et all. The Personalities of Bush and Gorbachev Measured at a Distance: Procedures, Portraites and Policy // Political Psychology, 1991, Vol. 12. No 2. P. 215—243.
143. Ziller R. The social self. — N.Y.: Pergamon Press, 1973.
144. Ziller R., Stone W, Jackson R., Terbovic N. Self-other orientations and political behaviour. In: A psychological examination of political leaders. Ed. Hermann M., Milburn T. — N.Y.: Free Press, 1977. P. 176—204.

 

+++