Специфические энергии различных частей мозга.

Анатомы достаточно точно проследили путь, по которым
чувствительные нервные волокна направляются после
входа в центральные части вплоть до их окончания в
сером веществе мозговых извилин '. Ниже мы увидим,
что сознательные процессы, сопровождающие раздраже-
ние этого серого вещества, изменяются в зависимости
от того, какой участок серой массы мы будем раздра-
жать. Они являются зрительными восприятиями при
раздражении затылочных долей и слуховыми — при
раздражении верхней части височных долей. Каждый
участок мозговой коры отвечает на раздражение, при-
носимое ему его центростремительными нервами таким
способом, с которым, по-видимому, постоянно связан
известный специфический род ощущений. Это то, что
было названо законом специфических энергий в нервной
системе. Разумеется, мы не можем даже гадательным
образом объяснить основание этого закона. Психологи
(Льюис, Вундт, Розенталь, Гольдшейдер и другие) мно-
го спорили о том, зависит ли качественное различие
ощущений только от раздражаемого места в коре или
от свойств тока, проводимого нервом. Без сомнения, из-
вестный вид внешней силы, постоянно воздействующий
на концевой аппарат, постепенно его видоизменяет; из-
вестный род возбуждения, полученный от концевого ап-
парата, видоизменяет нервное волокно, и известный род
тока сообщается этим видоизмененным волокном в кор-
тикальный центр и видоизменяет этот центр. В свою
очередь видоизменение изменяет получающееся в ре-
зультате психическое состояние, хотя никто не опре-
делит, как это делается и почему. Но эти взаимодей-
ствующие видоизменения должны происходить крайне
медленно, и, поскольку дело идет о взрослом индивиде,
можно с уверенностью сказать, что место, раздражае-
мое в коре, более чем что-либо другое определяет ка-
чество ощущения, которое оно будет испытывать. Бу-
дем ли мы давить на сетчатку, колоть, резать, щипать
или раздражать электричеством живой зрительный
нерв, испытуемый всегда будет ощущать потоки света,

' Так, зрительные нервные волокна направляются к затылочным
долям, обонятельные — к нижней части височных долей, слуховые
прежде всего направляются к мозжечку, а оттуда, по всей верояг-
носта, к верхней части височной доли. Анатомические термины,
употребляемые нами в этой главе, будут объяснены ниже. Корой
называется серая поверхность мозговых извилин (cortex),

так как конечный результат наших экспериментов -—
раздражение затылочной доли коры.

Таким образом, наши обычные способы ощущать
внешние объекты зависят от того, с какими частями
мозга связаны определенные концевые аппараты, на
которые падает внешнее раздражение. Мы видим сол-
нечное сияние и огонь потому только, что единственный
концевой аппарат, способный воспринимать колебания
эфирных волн, излучаемых этими предметами, возбуж-
дает те именно нервные волокна, которые ведут к зри-
тельным центрам. Если бы мы могли произвести обмен
во внутренних отношениях мозговых элементов, то
внешний мир предстал бы перед нами в совершенно
новом свете. Если бы можно было, например, срастить
внешний конец зрительного нерва с ухом, а внешний
'юнец слухового нерва с глазом, то мы слышали бы
молнию и видели гром,'~мьГ~видели~~^ы симфонию и
слышали движение "палочки дириж^а^. Подобные гипо-
тезы могут служить хорошей школой для не посвящен-
ных в идеалистическую философию.

Отличия ощущения от восприятия. Строго говоря,
нельзя определить, что такое ощущение; в обыденной
жизни сознания ощущения, как их обыкновенно назы-
вают, и восприятия незаметно переходят одни в другие.
Мы можем только сказать, что под ощущением мы ра-
зумеем первичные элементы сознания. Они суть непос-
редственно сознательные результаты проникновения
нервных токов в мозг, прежде чем последние успели
вызвать ассоциации или воспоминания, почерпнутые из
более раннего опыта. Но, очевидно, такие непосред-
ственные ощущения можно испытывать лишь в самые
ранние дни сознательной жизни. Для взрослых же с
развитой памятью и приобретенным запасом ассоциа-
ций они совершенно невозможны. До получения впечат-
ления через органы чувств мозг погружен в глубокий
сон и сознание в сущности отсутствует. Даже первую
неделю после рождения дети проводят почти в непре-
рывном сне. Нужен весьма значительный импульс со
стороны органов чувств, чтобы прервать эту дремоту.
В мозгу новорожденного этот импульс вызывает абсо-
лютно чистое ощущение. Но опыт оставляет едва замет-
ные следы в мозговом веществе, и последующие впечат-
ления, пересылаемые органами чувств, вызывают в моз-
гу реакцию, в которой пробужденный след предшест-
вующего впечатления играет свою роль. В результате

получается новый вид ощущения и высшая ступень по-
знавания. Идеи о предмете смешиваются с простым со-
знаванпем его наличности для ощущений; мы называем
его, классифицируем, сравниваем с другими, составля-
ем о нем суждения, и таким путем осложнение воз-
можного материала сознания, который может быть до-
ставлен усиливающимся потоком внешних впечатлений,
все более и более возрастает до конца жизни. Вообще
более высокого порядка сознавание объектов я назы-
вается восприятием, нерасчлененное же (неясное) со-
знавание их наличности составляет ощущение, посколь-
ку мы таковое вообще можем иметь. В те минуты, ког-
да наше внимание совершенно рассеяно, мы, по-видимо-
му, способны до некоторой степени впадать в поток бес-
связных ощущений.

В ощущениях есть способность к познаванию. Иначе
говоря, ощущение в чистом виде есть абстракция; в
опыте само по себе оно редко реализуется, и объект,
воспринимаемый чистым ощущением, есть объект аб-
страктный: он не может существовать совершенно обо-
собленным. Чувственные качества суть объекты ощуще-
ния. Ощущения глаза сознают цвета объектов, ощуще-
ния уха — звуки, ощущения кожи — тяжесть, остроту,
тепло и холод. От всех органов нашею тела могут про-
бегать нервные токи, сообщающие нам о качестве боли
н до некоторой степени о качестве удовольствия.

Ощущения липкости, шероховатости и т. д. возник-
ли, как полагают, из взаимодействия осязательных и
мышечных ощущений. В то же время геометрические
характеристики предметов — их размер, величина, рас-
стояние между ними и т, д. (поскольку мы их отожде-
ствляем и различаем) большинством психологов при-
знаются невозможными без припоминания прежних
опытов; познание этих свойств, по мнению ученых, пре-
вышает силы чистого, непосредственного ощущения.

Познавание чего-нибудь и познание о чем-нибудь.
С такой точки зрения ощущение отличается от восприя-
тия только крайней простотой своего объекта или содер-
жания. Объект ощущения, будучи простым качеством, за-
метно однороден, его функция, таким образом, сводит-
ся к простому познаванию факта, кажущегося однород-
ным. Функция же восприятия есть уже некоторое по-
знание о факте. Но в последнем случае мы все время
должны знать, что за факт мы имеем в виду, и рязно-
образный материал этих «что» нам доставляют ощуще-

28'

ния. В самом раннем периоде жизни наши мысли бы-
вают почти исключительно конкретного характера. Они
сообщают нам массу «что», «то», «это». По словам
Кондильяка, видя в первый раз свет, мы сами «состав-
ляем» этот свет скорее, чем видим его. Но все чаще
позднейшее зрительное познание опирается на опыт. Ес-
ли бы тотчас после него мы вдруг ослепли, наши све-
дения об этом не утратили бы существенных черт, пока
мы сохраняли бы об этом воспоминание. В школах для
слепых сообщается столько же сведений о свете, как и
в других школах. Изучаются и отражение, и преломле-
ние, и спектр, и гипотеза эфира и т. п. Но самый луч-
ший воспитанник такого заведения (слепорожденный)
имеет в знании пробелы, которых нет у самого невеже-
ственного зрячего ребенка. Зрячий никогда не объяснит
слепому, что такое свет вообще, и потеря известной
сферы ощущений не вознаграждается никакой школь-
ной выучкой. Все это до того очевидно, что мы видим
ощущение «постулируемым» в качестве опытного эле-
мента даже теми философами, которые всего менее
склонны придавать ему большое значение и ценить до-
ставляемое им знание.

Отличие ощущений от продуктов воображения. И
ощущение, и восприятие при всем различии между ни-
ми сходны в том, что их объекты воспринимаются ярко,
живо, предстоят воочию. Наоборот, объекты только мыс-
лимые, припоминаемые или воображаемые относитель-
но бледны и лишены той колоритности, того свойства
реальной наличности, которым обладают объекты ощу-
щения. Процессы в мозговой коре, с которыми связаны
ощущения, зависят от центростремительных токов, при-
текающих от периферии; для получения ощущения
нужно, чтобы внешний объект подействовал в качестве
раздражителя на глаз, ухо и т. д. Те же процессы в
мозговой коре, с которыми связаны простые воспроиз-
веденные представления, по всей вероятности, зависят
от нервных токов, притекающих от других мозговых из-
вилин. Таким образом, можно думать, что нервные токи,
идущие от периферии, при нормальных условиях вызы-
вают род деятельности мозга, который не могут выз-
вать токи, идущие от других извилин мозга. С этим ро-
дом деятельности, представляющим, быть может, более
глубокую степень дезинтеграции, по-видимому, связаны
качества живости и объективной реальности восприни-
маемого сознанием предмета.

Объективность предметов ощущения. Всякая вещь
или качество ощущается во внешнем пространстве. Не-
возможно представить блеск или цвет иначе, как про-
тяженным и находящимся вне нашего тела. Звуки так-
же слышны в пространстве, прикосновение происходит
на поверхности тела, боль чувствуется непременно в
каком-нибудь органе. В психологии было распростране-
но мнение, будто чувствительные качества воспринима-
ются первоначально в самом уме, а затем уже проекти-
руются из него интеллектуальным или сверхчувстви-
тельным актом ума. В пользу этого мнения нельзя при-
вести никаких оснований. Единственные факты, которые
могли бы, вероятно, свидетельствовать в его пользу,
объясняются, как мы увидим ниже, гораздо лучше иным
путем. Первое ощущение, получаемое ребенком, уже
есть для него внешний мир.•<...>. В смутном пробуж-
дении к сознанию чего-то «вот этого» (или чего-нибудь
такого, для чего даже термин «это» слишком определен-
ный и познание чего лучше охарактеризовать простым
междометием «во!») ребенок встречает объект, в кото-
ром (хотя бы это было простое ощущение) уже заклю-
чаются все «категории рассудка», В воспринимаемом
предмете есть объективный внешний характер, субстан-
циональность, причинность в том же смысле слова, в
каком эти категории заключены в любом объекте или
системе объектов для более взрослого человека. Юное
существо радостно встречает свой мир, и чудо позна-
ния возникает разом, по словам Вольтера, и в низшем
ощущении ребенка, и в величайших замыслах Ныото-
нова мозга.

Физиологическим условием первого чувственного
опыта, вероятно, служит одновременно стечение -множе-
ства нервных токов от разных периферических органов,
но множественность органических условий не мешает
сознанию быть единым. Ниже мы увидим, что сознание
может быть единым, несмотря на наличность многих
объектов познания сразу и на зависимость от одновре-
менной деятельности многочисленных органов. Объект,
доставляемый сознанием ребенка многочисленными при-
носящими токами, сливается в одну пеструю, шумную
хаотическую смесь. Эта смесь составляет мир ребенка.
Для большинства из нас мир является такой же смесью,
потенциальным образом разложимой и подлежащей
разложению на части, но на самом деле еще не разло-
женной. Он всецело есть нечто, занимающее простран-

ство. Поскольку он является для нас не проаг 'тлл.по-
ванным и не разложенным на части, можно скяз,';гь, что
мы познаем его чувственным образом; но как тол1?ко
мы различили в нем составные элементы и начинаем
сознавать отношения между ними, наше знание ста-
новятся восприятием и даже отвлечением и как тако-
вое не будет рассматриваться нами в настоящей
главе.

Интенсивность ощущений. Свет может быть так
тускл, что не рассеет заметным образом мрака, звук—
так глух, что не слышен, прикосновение—так слабо,
что мы не почувствуем его. Другими словами, нужно
определенной величины раздражение, чтобы вызвать
сколько-нибудь заметное ощущение. Это фехнеровский
закон порога: раздражение должно перейти известную
конечную границу, прежде чем объект станет доступен
сознанию. Раздражение, чуть-чуть превышающее порог,
называется minimum visible, audible etc. (едва разли-
чимое). Если мы начиная от порога будем постепенно
увеличивать раздражение, то и ощущение будет возрас-
тать, хотя и медленнее, пока, наконец, не дойдет до
высшей точки, за которой его интенсивность уже не
возрастает, несмотря ни на какое увеличение раздра-
жения. Обыкновенно уже раньше достижения высшей
точки к специфическому характеру ощущения начина-
ет примешиваться боль. Это можно ясно наблюдать при
сильном давлении, большом жаре или холоде, ярком
свете и громком звуке; с меньшей определенностью -
при вкусовых и обонятельных ощущениях только вслед-
ствие того, что здесь труднее увеличивать раздражение.
Но все последние ощущения, даже самые неприятные
при значительной интенсивности, в самой слабой сте-
пени скорее приятны, чем неприятны. Чуть-чуть горь-
коватый вкус или легкий запах гнили могут предстап-
лять по крайней мере что-то интересное.

Закон Вебера. Я сказал, что интенсивность ощуще-
ния возрастает медленнее, чем вызывающее его раздра-
жение. Если бы не было вовсе порога и если бы каждый
равный прирост раздражения вызывал равный прирост
в интенсивности ощущения, то простая прямая линия,
а не кривая могла служить графическим изображением
отношений между этими двумя величинами. Пусть го-
рчзотальная линия (рис. 1) служит шкалой для интен-
сивности раздражения: при 0 пусть всякая игтепсчв-
^{1: :сть} Раздражения отсутствует, при /^единице и т. д.

Пусгь перпендикуля-
ры, восстановлен-
ные из точек деле-
ния/, 2, 3 на шка-
ле до пересечения с
наклонной, означа-
ют соответствующие
степени ощущения.
При 0 не будет ни-
какого ощущения; при 1 ощущение будет выражаться
линией 5¹—/, при 2—линией S²—2 и т. д. Линия S',
«S², S³ будет возрастать равномерно, ибо, согласно на-
шей гипотезе, вертикальные линии (ощущения) возра-
стают прямо пропорционально горизонтальной (раздра-
жения). Но в природе, как мы уже сказали, ощущение
возрастает медленнее раздражения. Если каждый шаг
вперед в горизонтальном направлении равен предшест-
вующему, то каждый шаг по вертикальному направле-
нию вверх должен быть несколько короче предыдуще-
го — и линия ощущений будет выгнутой кривой.

Рнс. 2 соответствует по-
рядку вещей в природ'.',
О означает пункт, где раз-
дражение отсутствует, и со-
знательное ощущение, озна-
чаемое кривой, начинается
лишь по достижении раз-
дражением порога в пункте
3. С этого пункта ощущение

все более и более возрастает, но с каждым шагом все
медленнее и медленнее, пока, наконец, не достигну-
та высшая точка—когда кривая приближается к пря-
мой.

Точная формулировка закона отставания ощущения
от раздражения приписывается Веберу, ибо он первым
открыл его при определении тяжести. Я приведу сде-
ланную Вундтом характеристику этого закона н фак-
тов, на которые он опирается: «Всякий знает, что в ти-
хую ночь мы замечаем звуки, ускользающие от нашего
внимания при дневном шуме. Еле слышное тиканье ча-
сов, шум ветра в дымовой трубе, легкий скрнп стульев
в комнате и тысячи других едва заметных звуков дости-
гают в то время нашего слуха. Всем также хорошо из-
вестно, что среди шумной уличной сутолоки или среди
железнодорожной суматохи мы не только иногда нэ

слышим того, что нам говорит сосед, но и не можем
различить звуков собственного голоса. Звезды, кажу-
щиеся наиболее яркими ночью, днем невидимы; и хотя
луна видка в дневное время, она кажется гораздо более
бледной, чем ночью. Всякий, кому случалось переносить
тяжести, знает, что, прибавив к фунту тяжести в руке
другой фунт, он сейчас же почувствует разницу, между
тем как прибавка одного фунта к 100 фунтам совершен-
но неощутима...

Бой часов, свет звезд, давление тяжестей служат
раздражениями для наших чувств, и притом раздраже-
ниями, интенсивность которых остается постоянной. Че-
му же научают нас приведенные выше опыты? Очевидно,
тому, что одно и то же раздражение, смотря по обста-
новке, в которой ему приходится воздействовать на
нас, будет ощущаться то интенсивнее, то слабее, а то и
вовсе не будет ощущаться. Какого же рода должно быть
изменение в окружающей обстановке, чтобы изменилась
интенсивность ощущения? При внимательном наблюде-
нии мы замечаем, что это изменение всегда бывает од-
ного и того же характера. Тиканье часов представляет
для нашего уха слабое раздражение, которое, взятое в
отдельности, мы воспринимаем ясно, но не слышим на-
ряду с сильными раздражениями в виде грохота колес
и других дневных шумов. Блеск звезды служит раздра-
жением для глаза. Но это раздражение вместе с силь-
ным раздражением дневного света становится неощу-
тимым, хотя мы ясно различаем его наряду с еще более
слабым светом сумерек. Тяжесть представляет раздра-
жение для кожи, мы его ощущаем, когда оно присоеди-
няется к равному предшествующему раздражению," но
оно становится неощутимым наряду с раздражением в
1000 раз большим...

Поэтому мы можем выставить общее правило: чтобы
раздражение было ощутимым, оно должно быть тем
меньше, чем предшествующее раздражение было сла-
бее, и тем большим, чем предшествующее раздражение
было сильнее. Простейшим примером отношения слу-
жила бы, конечно, прямая пропорциональность ощуще-
ния раздражению. Но в гаком случае свет звезд, напри-
мер, сообщав бы одинаковый придаток света и дневно-
му свету, и мраку ночного неба, а этого, как известно,
нет на самом деле. Отсюда ясно, что интенсивность
ощущения возрастает не прямо пропорционально раз-
дражению, а гораздо медленнее. Возникает вопрос: г