рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

Телеологическое значение забот о своей личности.

Телеологическое значение забот о своей личности. - раздел Психология, Джеме Уильям. ПСИХОЛОГИЯ На Основании Биологических Принципов Легко Показать, Почему Мы Были Надел...

На основании биологических принципов легко показать,
почему мы были наделены влечениями к самосохране-'
нию и эмоциями довольства и недовольства собой. <...>
Для каждого человека прежде всего его собственное
тело, затем его ближайшие друзья и, наконец, духовные
склонности должны являться в высшей степени ценными
объектами. Начать с того, что каждый человек, чтобы
существовать, должен иметь известный минимум эгоиз-
ма в форме инстинктов телесного самосохранения. Этот
минимум эгоизма должен служить подкладкой для всех
дальнейших сознательных актов, для самоотречения и
еще более утонченных форм эгоизма. Если не прямо, то
путем переживания приспособленнейшего все духи при-
-выкли принимать живейший интерес в участии своих
телесных оболочек, хотя и независимо от интереса к
чистому «я», интереса, которым они также обладают.

Нечто подобное можно наблюдать и по отношению
к судьбам нашей личности в воображении других лиц.
Я бы теперь не существовал, если бы не научился пони-'
мать одобрительные или неодобрительные выражения
лиц, среди которых протекает моя жизнь. Презритель-
ные же взгляды, которые окружающие меня люди бро-
сают друг на друга, не должны производить на меня
особенно сильного впечатления. Мои духовные силы
также должны интересовать меня более, чем духовные
силы окружающих, и на том же основании. Меня бы
не было в той среде, где я теперь нахожусь, если бы я
не влиял культурным образом на других и не оказывал
бы им поддержки. При этом закон природы, научивший
меня однажды дорожить людскими отношениями, с тех
пор навсегда заставляет меня дорожить ими.

Телесная, социальная и духовная личности образуют
естественную личность. Но все они являются, собственно
говоря, объектами мысли, которая во всякое время со-
вершает свой процесс познания; поэтому при всей пра-
вильности эволюционной и биологической точек зрения
нет оснований думать, почему бы тот или другой объ-
ект не мог первичным инстинктивным образом зародить
в нас страсть или интерес. Явление страсти по проис-
хождению и сущности всегда одно и то же, независимо
от конечной цели; что именно в данном случае является

 

объектом наших стремлений — это дело простого факта.
Я могу в такой же степени и так же инстинктивно быть
увлечен заботами о физической безопасности моего со-
седа, как и моей собственной телесной безопасности.
Это и наблюдается на наших заботах о теле собствен-
ных детей. Единственной помехой для чрезмерных про-
явлений неэгоистических интересов является естествен-
ный отбор, который искореняет все то, что было бы
вредным для особи и для ее вида. Тем не менее многие
из подобных влечений остаются неупорядоченными, на-
пример половое влечение, которое в человечестве про-
является, по-видимому, в большей степени, чем это не-
обходимо; наряду с этим еще остаются наклонности
(например, наклонность к опьянению алкоголем, любовь
к музыке, пению), влечения, не поддающиеся никаким
утилитарным объяснениям. Альтруистические и эгоисти-
ческие инстинкты, впрочем, координированы. Стоят они,
насколько мы можем судить, на том же психологиче-
ском уровне. Единственное различие между ними в том,
что так называемые эгоистические инстинкты гораздо
многочисленнее.

Итог. Следующая таблица может служить итогом
сказанного выше. Эмпирическая жизнь нашей личности
может быть подразделена следующим образом.

Материальная

Социальная

Духовная

Самосо- Телесные по- Желание нравить- Интеллектуаль-
хранение требности и ся, быть замечен- ные, моральные и
    инстинкты. ным и т. д. религиозные
    Любовь к на- Общительность, стремления, доб-
    рядам, фран- соревнование, за- росовестность
    товство, умение висть, любовь, че-    
    приобретать столюбие и т. д.    
    средства, со-        
    здавать себе        
    обстановку        
Само- Личное тщесла- Социальная и се- Чувство нравст-
оценка вие, скром- мейная гордость, венного и умст-
    ность. тщеславие, погоня венного превосход-
    Гордое созна- за модой; прини- ства, чистоты
    ние обеспечен- женность, стыд и и т. д., чувство
    ности, страх т. д. вины
    бедности        

 

7*


Б. Познающий элемент в личности

Сравнительно с эмпирической личностью, чистое Ego
представляет гораздо более сложный предмет для ис-
следования. «Я» есть то, что в каждую данную минуту
сознает, между тем как эмпирическая личность есть
только одна из сознаваемых объектов. Другими слова-
ми, чистое «я» есть мыслящий субъект. Немедленно
возникает вопрос: что такое этот «мыслящий субъект»?
Является он одним из преходящих состояний сознания
или чем-то более глубоким и неизменным? Текучесть на-
шего сознания представляет саму воплощенную измен-
чивость. Между тем всякий из нас добровольно рас-
сматривает свое «я» как нечто постоянное, неизменяю-
щееся. Это обстоятельство побудило большую часть
философов предполагать за изменчивыми состояниями
сознания существование некоторого неизменного суб-
страта, деятеля, который и вызывает такие изменения.
Этот деятель и есть мыслящий субъект. То или другое
частное состояние сознания является простым орудием,
средством в его руках. Душа, дух, трансцендентальное
«я» — вот разнородные названия для этого наименее
изменчивого субъекта мысли. Не подвергая пока этих
понятий анализу, постараемся определить как можно
точнее понятие изменчивого состояния сознания.

Единство в изменчивости сознания. Уже говоря об
измерении ощущений с точки зрения Фехнера, мы ви-
дели, что нет никаких оснований считать их сложными.
Но что верно об ощущениях простейших качеств, то
распространяется и на мысли о сложных предметах,
состоящих из многих частей. Это положение идет, к
сожалению, вразрез с широко распространенным пред-
рассудком и потому требует более подробных доказа-
тельств. С точки зрения здравого смысла, равно как и
с точки зрения почти всех психологических школ, не
вызывает сомнения тот факт, что мысль слагается ровно
из стольких идей, сколько в объекте мысли элементов,
причем эти идеи бывают, по-видимому, смешаны, но в
сущности они раздельны. «Не представляет никаких за-
труднений допустить, что ассоциация объединяет идей
неопределенного числа индивидов в одну сложную
идею,— говорит Дж. Милль,— ибо это общеизвестный
факт. Разве у нас нет идеи «армия»? И разве эта идея
не есть комплекс идей неопределенного числа лю-
дей?».

Можно привести множество подобных цитат, и чита-
тель с первого взгляда, пожалуй, готов склониться в их
пользу. Предположим, он думает: «На столе лежит ко-
лода карт». Если он станет размышлять сам с собой, то
ему придут в голову примерно следующие соображе-
ния: «Разве я не думаю о колоде карт? Разве идея карт
не заключается в идее колоды? Разве я не думаю в то
же время о столе, наконец, о ножках стола? Разве моя
мысль не заключает в себе частью идею колоды и ча-
стью идею стола? Далее, разве с каждой частью коло-
ды не связана идея части каждой карты, а с идеей ча-
сти стола идея части каждой ножки? Разве каждая из
этих частей не есть идея? Но в таком случае разве моя
мысль не есть некоторый комплекс идей, из которых
каждая соответствует некоторому познаваемому эле-
менту?»

Удивительно неосновательны подобные соображения,
хотя бы они и казались заслуживающими одобрения.
Представляя комплекс идей, из которых каждая выра-
жает известный элемент воспринимаемого факта, мы не
представляем себе ничего такого, что давало бы нам
знание о целом факте сразу. Согласно разбираемой
гипотезе комплекса идей, идея, которая, например, со-
общает нам знание о пиковом тузе, должна быть не-
причастна к идее ножки стола, ибо в силу данной гипо-
тезы знание последнего факта нуждается в особой спе-
циальной идее; то же следует распространить и на все
остальные идеи, из которых каждая окажется чуждой
содержанию другой. И тем не менее фактически чело-
веческий ум, познавая карты, познает и стол, и его
ножку, все эти вещи познаются им в известных отно-
шениях друг к другу и притом сразу. Наши понятия об
отвлеченных числах (8, 4, 2) являются для познающего
ума такими же единичными ощущениями, как и поня-
,тие единицы. Идея пары не есть пара идей. Читатель,
быть может, спросит меня: «Разве вкус лимонада не
равен вкусу лимона плюс вкус сахара?» Нет, возражу
я на это, нельзя смешивать сочетание веществ с сочета-
нием ощущений. Физический лимонад состоит из лимо-
на и сахара, но вкус его не есть простая сумма вкусов
сахара и лимона, ибо, конечно, во вкусе лимонада вы
всего меньше найдете вкус чистой лимонной кислоты,
с одной стороны, и вкус сахарной сладости — с другой.
Этих вкусов совершенно нет в лимонаде. Есть в лимо-
наде вкус, напоминающий до известной степени и ли-


мои, и сахар, но этот вкус представляет во всяком слу-
чае своеобразное состояние сознания.

Раздельные состояния сознания не могут смешивать-
ся.
Мысль, будто наши идеи суть лишь сочетания более
мелких элементов сознания, не только невероятна —
она заключает в себе логическую невозможность. Вы-
сказывающие эту мысль упускают из виду характерней-
шие черты, какие нам известны относительно сочетаний.

Все известные нам комбинации представляют собой
результат воздействий, оказываемых единицами (кото-
рые мы называем входящими в комбинации) на неко-
торую сущность, отличающуюся от них самих. Без этого
представления посредующего фактора понятие комбина-
ции не имеет смысла.

Другими словами, сущности (назовете ли вы их си-
лами, материальными частицами или психическими эле-
ментами) не могут слагаться сами по себе друг с дру-
гом в нечто качественно новое, как бы ни было велико
их число. Каждое в сумме или остается тем, чем оно
было, и сумма кажется существующей сама по себе
только для постороннего зрителя, который упустил из
виду составляющие элементы и рассматривает ее не-
посредственно, лишь как таковую, или же сумма может
существовать в виде фактора, действующего на какую-
нибудь другую сущность, внешнюю по отношению к
ней. Мы говорим, что На и О дают воду и тем самым
проявляют новые свойства, но эта вода есть не что
иное, как прежние атомы в новом расположении: Н—
О — Н; новые свойства заключаются только в комби-
нированном действии, производимом атомами в их но-
вом расположении (в виде воды) на внешнюю среду,
например на наши органы чувств и на различные реа-
генты, в которых проявляются химические свойства во-
ды. Совершенно таким же образом силы многих людей
суммируются, когда они все вместе тянут за веревку,
силы множества мышечных волокон суммируются, при-
лагаясь к одному сухожилию.

В параллелограмме сил не силы слагаются в равно-
действующую — диагональ, но тело, на которое они
действуют, перемещается по направлению равнодей-
ствующей. Равным образом и музыкальные звуки не
сочетаются сами по себе в консонансы или диссонансы.
Консонансы и диссонансы суть названия для комбини-
рованных воздействий звуков на внешнюю среду-ч
на ухо.

Когда за элементарные единицы принимают ощуще-
ния, то суть дела остается неизменной. Возьмите сотню
их, смешайте, соедините как можно теснее (если это
может что-нибудь значить) — и все же каждое ощуще-
ние останется тем же, чем оно было, замкнутым само
в себе, слепым, чуждым по отношению к другим ощу-
щениям и к их значению. Образовав подобную группу
из 100 ощущений, мы получим некоторое 101-е ощуще-
ние, возникнет новый акт сознания, обнимающий груп-
пу как таковую и представляющий совершенно новый
факт. В силу какого-нибудь курьезного закона приро-
ды 100 первоначальных ощущений в отдельности могли
бы предварять их творческий синтез (мы ведь часто
знакомимся со слагаемыми элементами, прежде чем
встретим их объединенными в сумму), но реального
тождества между ними и их суммой и наоборот нет;

нельзя вывести одно из другого или в сколько-нибудь
понятном смысле говорить об эволюции суммы из сово-
купности слагаемых.

Возьмем какую-нибудь фразу из 12 слов и распре-
делим эти слова по одному между 12 лицами, поставим
их в ряд или соберем в тесную группу — и пусть каж-
дое лицо мысленно произносит свое слово с наивоз-
можно большей напряженностью, и все-таки никому
не придет в голову целая фраза. Правда, мы говорим
о «духе века», о «народном чувстве» и, вообще, различ-
ным образом олицетворяем «общественное мнение». Но
нам хорошо известен этот условный способ выражения,
и мы никогда не помышляем о том, чтобы «дух», «мне-
ние» или «чувство» откосились к некоторому добавоч-
ному собирательному сознанию, а не служили для обо-
значения совокупности сознании отдельных индивидов,
обозначаемой словами «век», «народ», «общество».

Отдельные сознания не сливаются в высшее слож-
ное сознание. Этот факт всегда служил в психологии
неотразимым доводом спиритуалистов против сторонни-
ков ассоцианизма. Последние утверждают, что ум со-
стоит из множества отдельных идей, ассоциированных в
одну. «Есть,— говорят они,— в нашем сознании идея
а и идея е. Значит, есть также идея а и в, взятых вме-
сте, т. е. а+е». Говорить так — все равно что утверж-
дать, будто в алгебре квадрат й+квадрат в==квадрату
(а+в), т. е. (^^^(а^^^аг-^а+б2]. Подобное
утверждение — очевидная нелепость. Идея а-г-идея в не
тождественны с идеей а+е; здесь — одна идея, там —


две; в последнем случае то, что познаета, познает так-
же и в; в первом случае нечто, познающее а, предна-
меренно означено не знающим в. Короче говоря, две
идеи в силу законов логики никогда не могут выражать-
ся одной идеей. Если какая-нибудь идея (например,
идея а+б) следует в опыте за двумя раздельными идея-
ми (а и е), то мы должны ее считать продуктом позд-
нейших особых факторов сравнительно с факторами,
вызвавшими на свет существование предшествовавших
идей айв.

Впрочем, если вообще допускать существование по-
тока сознания, то всего проще было бы предположить,
что существующие идеи всегда сознаются как отдельная
струя этого потока. При восприятии множества объек-
тов ,в мозгу могут протекать многочисленные процессы.
Но психическое явление, относящееся к этим многочис-
ленным процессам, представляет одно цельное устой-
чивое или преходящее состояние сознания, восприни-
мающего разнородные объекты.

Душакак комбинирующее начало. Представители
спиритуализма в философии всегда были склонны ут-
верждать, что одновременно познаваемые (разнородные)
объекты познаются чем-то, причем это нечто, по
словам этих философов, не есть чисто переходящая
мысль, но некоторая простая и неизменяющаяся
духовная сущность, на которую воздействуют, соче-
таясь, многочисленные идеи. В данном случае для нас
безразлично, будем ли мы называть эту сущность «ду-
шой», «духом» или «я»,— ее главнейшей функцией все
же окажется роль комбинирующей среды. В душе мы
встретим носителя познания, отличающегося от того
потока, в котором, как мы выше указали, таинственный
процесс познания мог совершаться с такой простотой.
Кто же на самом деле является познающим субъектом:

неизменная духовная сущность или преходящее состоя-
ние сознания? Если бы мы имели иные, до сих пор еще
не предусмотренные основания для допущения души в
нашу психологию, то в силу этих оснований она, может
быть, оказалась бы также и познающим субъектом.
<...> Вполне объяснить допущение души невозможно,
но оно может фигурировать в психологии лишь как
первичный, неразложимый далее факт.

Но имеются другие мотивы в пользу допущения ду-
ши в психологии, важнейший из них — это чувство лич-
ного тождества.

Чувство личного тождества. В предшествующей гла-
ве мы показали, что мысли, существование которых до-
стоверно, не носятся беспорядочно в нашей голове, но
кажутся принадлежащими тому, а не другому опреде-
ленному лицу. Каждая мысль среди множества других
может отличить родственную от чуждых ей. Родствен-
ные мысли как будто живо чувствуют свое родство, чего
вовсе нельзя сказать про мысли, чуждые одна другой;

в результате моя вчерашняя личность чувствуется тож-
дественной с моей личностью, умозаключающей в дан-
ную минуту. Как чисто субъективное явление, это суж-
дение не представляет ничего особенно таинственного.
Оно принадлежит к большому классу суждений о тож-
дестве, и нисколько не более замечательно выражение
мысли о тождестве в первом лице, чем во втором или
третьем; умственный процесс представляется по суще-
ству тождественным, скажу ли я: «Я тождествен с моей
личностью в прошедшем» или: «Это перо то же, каким
оно было и вчера». Одно так же легко думать, как и
противоположное. Весь вопрос в том, будет ли подоб-
ное суждение правильным. Имеет ли место тождество в
данном случае на самом деле?

Тождество в личности как познаваемом элементе.
Если в суждении «Моя личность тождественна с моей
вчерашней личностью» мы будем понимать личность в
широком смысле слова, то, очевидно, что во многих от-
ношениях она является не тождественной. Как кон-
кретная личность, я отличаюсь от того, чем я был: тогда
я был, например, голоден, а теперь сыт; тогда гулял —
теперь отдыхаю; тогда я был беднее — теперь богаче;

тогда моложе — теперь старше и т. д. И тем не менее в
других отношениях, которые мы можем признать наибо-
лее существенными, я не изменился. Мое имя, моя про-
фессия, мои отношения к окружающим остались теми
же; мои способности и запас памяти не изменились с
тех пор заметным образом. Кроме того, моя тогдашняя
и теперешняя личности непрерывны; изменения там
происходили постепенно и никогда не касались сразу
всего моего существа.

Таким образом, мое личное тождество с самим со-
бой по характеру решительно ничем не отличается от
тождества, устанавливаемого между какими-нибудь ве-
щественными агрегатами. Это — умозаключение, осно-
ванное или на сходстве в существенных чертах, илина
непрерывности сравниваемых явлений. Термин


тождество личности должен иметь только то значение,
которое гарантируется указанными основаниями; его не
следует понимать в смысле абсолютного, метафизиче-
ского единства, в котором должны стушеваться все раз-
личия. Личность в ее настоящем и прошедшем лишь по-
стольку тождественна, поскольку в ней действительно
есть тождественность — не более. Ее тождество — родо-
вое. Но это родовое тождество существует со столь же
реальными родовыми особенностями, и если с одной
точки зрения я представляю одну личность, то с дру-
гой я с таким же основанием могу считаться многими
личностями.

То же можно сказать и о признаке непрерывности}
он сообщает личности только единство «сплошности»,
цельности, некоторое вполне определенное эмпириче-
ское свойство — и ничего более.

Тождество в личности как познающем элементе.
Всё, что до сих пор говорилось, относилось к личности
как познаваемому элементу в сознании. В суждении
«Я тождествен с самим собой» мы понимали «я» в ши-
роком смысле слова, как конкретную личность. Теперь
попробуем рассматривать «я» с более узкой точки зре-
ния, как познающий субъект, как то, к чему относятся
и чем познаются все конкретные свойства личности.
Разве в таком случае не окажется, что «я» в различные
промежутки времени абсолютно тождественно? Нечто,
постоянно выходящее из своих пределов настоящего,
сознательно присваивающее себе личность прошедшего
и исключающее из себя то, что не принадлежит послед-
ней как чуждое, разве это нечто не представляет собой
некоторого постоянного неизменного принципа духов-
ной деятельности, который всегда и везде тождествен
с самим собой?

В области философии и в обыденной жизни господ-
ствующим ответом на этот вопрос является утверди-
тельный ответ; и тем не менее эту мысль трудно оправ-
дать, подвергнув ее логическому анализу. Если бы не
существовало преходящих состояний сознания, тогда
действительно мы могли бы предположить, что неиз-
менный, абсолютно тождественный сам с собою прин-
цип является в каждом из нас непрестанно мыслящим
субъектом. Но если признать отдельные состояния со-
знания за реальные факты, то нет надобности предпо-
лагать никакого субстанционального тождества для по-
знающего субъекта.

Вчерашние и сегодняшние состояния сознания пе име*
ют никакого субстанционального тождества, ибо в то
время, как одни из них здесь, налицо, другие безвоз-
вратно умерли, исчезли. Их тождество — функциональ-
ное, так как те и другие познают те же объекты, и по-
скольку прошлое моей личности является одним из этих
объектов, постольку они тождественным образом к нему
относятся, благоволя к нему, называя его своим и про-
тивопоставляя его всем другим познаваемым вещам.
Это функциональное тождество личности представляется
нам единственным видом тождества, которое необходи-
мо допустить, исходя из фактов опыта. Ряд лиц с со-
вершенно одинаковым по содержанию прошлым явля-
ются совершенно адекватными носителями того эмпи-
рического тождества личности, которое в действитель-
ности имеет каждый из нас. Психология, как естествен-
ная наука, должна допустить существование потока
психических состояний, совершенно аналогичного по-
добным же процессам мысли у последовательного ряда
лиц, и притом потока таких душевных состояний, из
которых каждое связано со сложными объектами позна-
ния, переживает по отношению к ним различные эмоции
и делает между ними известный выбор.

Из всего сказанного логически вытекает следующее:

психология имеет дело только с теми или другими со-
стояниями сознания. Доказывать существование ду-
ши — дело метафизики или богословия, но для психо-
логии такая гипотеза субстанционального принципа
единства излишня.

Как наше «я» присваивает себе содержание лично-
сти.
Но почему же каждое последовательное состояние
сознания присваивает себе прошедшее содержание лич-
ности? Выше я упомянул о том, что мой минувший жиз-
ненный опыт представляется мне в таком симпатичном
свете, в каком мне никогда не является минувший опыт
других. Постараемся найти для этого надлежащее объ-
яснение. Моя настоящая личность ощущается мною с
оттенком родственности и теплоты. В этом случае есть
тяжелая теплая масса моего тела, есть и ядро моей ду-
ховной личности — чувство внутренней активности. Без
одновременного сознания этих двух объектов для нас
невозможно реализовать настоящую личность.

Всякий предмет, находящийся в отдалении, если он
удовлетворяет этим условиям, будет сознаваться нами
с таким же чувством теплоты и родственности.


Но какие отдаленные объекты действительно удов-
летворяют этому условию? Очевидно, те, и только те,
которые удовлетворяли этому условию прежде, во вре-
мя их существования. Их мы будем всегда вспоминать
с чувством живейшей симпатии; к ним, может быть,
еще снова будут склоняться на самом деле импульсы
нашей внутренней активности. Естественным следствием
этого будет то, что мы станем ассимилировать минув-
шие состояния нашего сознания друг с другом и с
теперешним чувством симпатии и интимности в нашей
личности и в то же время отделять их в виде группы от
посторонних объектов, не удовлетворяющих этому ус-
ловию совершенно так же, как американский скотовод,
выпустив на зиму табуны и стада пастись на какую-ни-
будь широкую западную прерию, весной, при появле-
нии скупщика, из массы животных, принадлежащих
различным лицам, выбирает и сортирует принадлежа-
щих ему и имеющих особый знак.

Нечто совершенно аналогичное представляет для нас
наш минувший опыт. Опыт других людей, как бы много
я ни знал о нем, всегда лишен того живого клейма, ко-
торым обладают объекты моего собственного прошед-
шего опыта. Вот почему Петр, проснувшись в одной по-
стели с Павлом и вспоминая то, о чем они думали оба
перед сном, присваивает себе и отождествляет симпа-
тичные идеи как свои и никогда не чувствует наклонно-
сти смешать их с холодными и бледными образами, в
которых ему представляется душевная жизнь Павла.
Такая ошибка столь же невозможна, как невозможно
смешать свое тело, которое видишь и чувствуешь, с те-
лом другого человека, которое только видишь. Каждый
из нас, проснувшись, говорит: «Вот опять здесь моя
прежняя личность»,— так же как он мог бы сказать:

«Вот опять здесь прежняя кровать, прежняя комната,
прежний мир»,

Подобным же образом в часы нашего бодрствова-
ния, несмотря на то что одно состояние сознания уми-
рает, постоянно заменяясь другим, все же это другое
состояние сознания среди познаваемых объектов нахо-
дит своего предшественника и, усматривая в нем опи-
санным выше образом неостывшую живость, благоволит
к нему, говоря: «Ты мое, ты—часть того же сознания,
что и я». Каждая позднейшая мысль, обнимая собой и
познавая предшествующие мысли, является конечным
преемником и обладателем их содержания. По словам

Канта, здесь совершается нечто аналогичное тому, как
если бы упругие шары были одарены не только движе-
нием, но и осознаванием этого движения и первый шар
сообщал свое движение и осознавание его второму, ко-
торый сообщал бы и то и другое вместе со своим осо-
знаванием и движением третьему, пока, наконец, пос-
ледний шар не заключал бы в себе все, сообщенное
другими, и не осознавал бы все это как свое собственное.

Благодаря подобному фокусу, когда зарождающая-
ся мысль немедленно подхватывает исчезающую и при-
сваивает себе ее содержание, в нашем сознании обра-
зуется связь между отдаленнейшими элементами нашей
личности. Кто обладает последним по времени элемен-
том сознания, обладает и предпоследним, ибо обладаю-
щий обладателем обладает и обладаемым. Невозможно
указать никаких черт в личном тождестве, существова-
ние которых можно было бы доказать опытным путем
и которые не были бы нами выше указаны; невозмож-
но представить себе, как трансцендентальный принцип
единства (если бы он был в данном случае налицо) мог
бы ради известной цели объединить материал или по-
знаваться не в качестве продукта потока сознания, в ко-
тором каждая последующая часть познает и, познавая,
охватывает и присваивает себе все предшествовавшее,
являясь представителем всего прошлого потока, с ко-
торым ее нельзя (реально) отождествлять.

Измененияи раздвоения личности. Личность, как и
всякий другой агрегат, при росте изменяется. Преходя-
щие состояния сознания, которые должны были бы со-
хранять сознание тождества личности с протекшими
ранее процессами мысли, уклоняются от своей обязан-
ности, теряя большие промежутки в прошлом из своего
поля зрения и представляя другие части в неправиль-
ном порядке. Тождество личности, которое мы заклю-
чаем в себе при созерцании какой-нибудь длинной про-
цессии, может, в сущности, быть лишь медленным из-
менением этой личности, в котором, однако, задержи-
ваются некоторые общие элементы. Самый общий эле-
мент личности, и притом самый однообразный,— это
обладание общей памятью.

Человек в зрелом возрасте может резко отличаться
от себя же самого в юности, но оба они, обращая мыс-
ленный взор к тому же детству, называют это детство
своим. Таким образом, тождество между нашим «я» и
нашей личностью относительно; в итоге это тождество


является совершенно таким же, какое найдет в группе
тех же воспринимаемых нами объектов и посторонний
наблюдатель. Мы часто говорим о человеке: «Он так
изменился, что его трудно узнать»; несколько реже
люди сами дают о себе подобный отзыв. Перемены в
личности, подмечаемые нашим «я» или внешним на-
блюдателем, могут быть в одном случае резкими, в
другом — едва заметными. Рассмотрим их подробнее.
Изменения личности могут быть подразделены на два
больших класса: 1) изменения памяти и 2) изменения
настоящей личности, телесной и духовной.

1. Изменения памяти так обыденны, что о них нам
нет надобности говорить. Они представляют нормальное
явление жизни, особенно в годы развития, и личность
человека, слагаясь, переживает изменения pari passu
(равномерно) одновременно с исчезновением фактов из
памяти. Воспоминания о снах и фактах, пережитых в
гипнотическом состоянии, редко сохраняются.

О&маны памяти также довольно часты, и своим по-
явлением они искажают состав нашей личности. Мно-
гие, вероятно, сомневаются относительно подлинности
фактов, приписываемых их прошлому. Быть мржет,
они были очевидцами чего-нибудь, говорили что-нибудь,
но, быть может, это все им только привиделось или
пригрезилось. Содержание сновидений часто перепле-
тается причудливым образом с содержанием действи-
тельной жизни.

Наиболее обыденным источником ложной памяти
являются наши сообщения другим лицам о нашем про-
шедшем опыте. В таких сообщениях мы стараемся при-
дать подлинным фактам более простой и более инте-
ресный характер. Мы говорим, скорее, о том, что могло
бы быть нами сказано или сделано, чем о том, что на-
ми сказано или сделано на самом деле. В начале рас-
сказа мы вполне сознаем различие между возможным
и действительно бывшим. Но в ходе повествования
фикции воображения вытесняют из памяти подлинные
факты, водворяются в ней и начинают всецело господ-
ствовать. Таков обширный источник ложных судебных
показаний. В рассказах о чудесном повествование часто
вступает на ложную дорогу, а память следует за ним.

2. Сравнительно с изменениями памяти ненормаль-
ные изменения личности представляют собой гораздо
более серьезное расстройство. Последние бывают трех
родов, но наше знакомство с причинами этих изменений

личности столь мало, что всякая классификация в этой
области имеет условное значение: 1) умственное поме-
шательство, 2) раздвоение личности, 3) медиумизм.

В безумии часто пункт помешательства относится
к прошедшему, причем больной придает ему светлую
или темную окраску, смотря по характеру болезни. Но
худшим видом изменения личности является извраще-
ние чувств и воли в настоящем: здесь память о про-
шедшем не искажена, но больной начинает думать, что
его настоящая личность представляет собой совершен-
но иного человека. Аналогичное этому факту, но нор-
мальное явление происходит при быстром расширении
и волевых, и интеллектуальных свойств характера при
наступлении половой зрелости. Патологические явления
в этой области настолько любопытны, что их следует
рассмотреть подробнее.

Основанием для нашей личности, по словам Рибо,
является чувство жизненности. «Оно составляет основу
сознания,— говорит Рибо,— потому что всегда налицо,
всегда непрерывно действует, не зная ни покоя, ни от-
дыха, не замирая ни на одно мгновенье и продолжаясь
столько же, сколько продолжается сама жизнь, одной
из форм которой оно является. Оно служит субстратом
той сознающей себя личности, которую образует наша
память; оно представляет среду, объединяющую между
собой группы наших ассоциаций. Предположим на ми-
нуту, что наше тело можно было заменить другим: ске-
лет, мышцы, внутренности, сосуды, кожа — все обнов-
лено, оставлена лишь прежняя нервная система с запе-
чатленными на ней памятью следами минувших опытов.
Несомненно, что в таком случае приток массы непри-
вычных органических ощущений вызвал бы в нас силь-
нейшее умственное расстройство: между сознанием ми-
нувших впечатлений, закрепленных памятью в нервной
системе, и новой личностью, проявляющей свою дея-
тельность в новом направлении с чрезвычайной интен-
сивностью, образовалось бы в этом случае непримири-
мое противоречие.

В чем именно могут заключаться различные измене-
ния телесной чувствительности, создающие подобные
противоречия, этого по большей части нормальный че-
ловек не в состоянии и представить себе. У одного боль-
ного есть вторая личность, повторяющая вслед за ним
все его мысли. Другие, к числу которых следует отне-
сти часть величайших исторических личностей, облада-


ют внутри себя «демонами», которые беседуют с ними.
Третьим кажется, будто кто-то «приготавливает» для
них мысли. Четвертые воображают, что имеют два тела,
лежащие в двух различных постелях. Некоторым боль-
ным кажется, что они потеряли часть своего тела: зубы,
мозг или желудок; другим мерещится, что их тело сде-
лано из дерева, стекла, масла. Иные утверждают, что
тело их не существует, оно умерло или что оно есть
предмет по отношению к ним совершенно внешний. По-
рой отдельные части тела теряют связь с осознанием
остальных частей и рассматриваются больным как при-
надлежащие постороннему лицу и движимые враждеб-
ной волей. У таких больных иногда правая рука всту-
пает в борьбу с левой как с врагом. Иногда пациент
приписывает свои крики другим лицам и выражает при
этом соболезнование их несчастному положению».

Литература по психопатологии переполнена расска-
зами о подобных обманах чувств. Тэн приводит рассказ
Крисхабера о страданиях его пациента, рассказ, из ко-
торого можно видеть, как далек нормальный жизнен-
ный опыт от того душевного состояния, которое может
внезапно владеть человеком: «На второй и на третий
день болезни наблюдения стали для меня совершенно
невозможными на несколько недель; болезнь моя в это
время была слишком мучительна. Только в первых чи-
слах января я мог дать себе отчет о переживаемых мною
душевных состояниях. Вот мое первое ясное воспомина-
ние: я был один, расстройство зрения уже начинало
мучить меня, как вдруг это расстройство приняло не-
сравненно более острый характер. Предметы стали
мне казаться малыми, люди и все окружающие
объекты — удаленными на громадные расстояния.
Я осматривался с ужасом и удивлением: окружающий
мир ускользал от меня. В то же время я заметил, что
голос мой звучал на далеком от меня расстоянии и ка-
зался принадлежащим кому-то другому. Я ударял ногой
о землю и ощущал при этом ее сопротивление, но оно
казалось мне призрачным — не почва казалась рыхлой,
но вес моего тела представлялся мне ничтожным... Ка-
залось, я вовсе не имею веса... Предметы, видимые мною
на далеком расстоянии, представлялись мне плоскими.

Когда я заговаривал с кем-нибудь, мой собеседник
казался мне фигурой, вырезанной из плоского куска
картона. Эти ощущения я испытывал около двух лет с
перерывами. Мне постоянно казалось, что ноги мои не

принадлежат мне. Почти то же и относительно рук. Го-
лова же моя, по-видимому, вовсе не существовала. Мне
казалось, что я действую автоматически, подчиняясь
внешнему импульсу. Внутри меня было какое-то новое
существо наряду со старым, которое не принимало в но-
вом никакого участия. Я отлично помню, как я однаж-
ды сказал самому себе, что страдания этого нового су-
щества безразличны для меня. Мои иллюзии никогда
не вводили меня в заблуждение, но ум мой утомлялся
от непрерывного исправления новых впечатлений, и не-
редко я прекращал борьбу с призрачным миром, всеце-
ло погружаясь в злополучную жизнь моей новой лично-
сти. Я ощущал страстное желание увидеть снова мой
прежний мир и возвратить себе прежнюю личность. Это
желание удержало меня от самоубийства. Я был одной
из двух личностей — старой и презирал другую; она
была мне ненавистна; это, конечно, было другое лицо,
принявшее мою внешность и овладевшее функциями
моего организма» («De Г Intelligence»).

В случаях, подобных этому, очевидно, «я» остается
неизменным: изменяется только личность. Иначе говоря,
пациент в настоящем обнимает одной мыслью и преж-
нюю, и новую личность, поскольку ему не изменяет
память. Но внутри области того объективного мира, кото-
рый при нормальном состоянии ума так легко подда-
вался признанию и присваивался личностью как ее соб-
ственный, возникают при этом странные осложнения.
Прошедшее и настоящее, сознаваемые в этом мире, не
поддаются объединению. Где моя прежняя личность?
Что за новая личность у меня теперь? Тождественны ли
они? Или я обладаю двумя самостоятельными личностя-
ми? Такие вопросы, сопровождаемые попытками дать на
них хоть какой-нибудь удовлетворительный ответ, не-
вольно возникают у пациента в начале его ненормаль-
ной жизни.

Изменение личности в простейшей форме основыва-
ется на изменении памяти. Всякий человек, как мы по-
казали, начинает чувствовать в себе несовместимые
элементы личности, если он начинает забывать свои
обязанности, долги, занятия и привычки, и, сообразуясь
со степенью его забывчивости, мы судим, насколько
изменилась его личность. Но в патологическом явлении,
известном под названием раздвоение личности, потеря
памяти происходит внезапно, причем ей обыкновенно
предшествует период беспамятства или обморока раз-

8—833 ^3


личной продолжительности. Во время гипноза мы легко
можем вызвать изменение личности, или внушая гип-
нотизируемому забыть все происходившее с ним с тако-
го-то времени, причем он по душевному складу стано-
вится, например, ребенком; или говоря ему, что он со-
вершенно другое лицо, чем на самом деле. В последнем
случае все факты, относящиеся к его собственной лич-
ности, временно ускользают из его сознания и он все-
цело переносится в новый характер с быстротой, про-
порциональной живости артистического воображения,
которой он обладает. Но в патологических случаях та-
кое изменение личности самопроизвольно. Наиболее зна-
менитым в летописях медицины случаем является, быть
может, случай Фелиды X., сообщенный Азам, доктором
из Бордо. На 15-м году эта девушка стала впадать во
вторичное состояние, которое выражалось в изменении
ее общих наклонностей и характера, как будто нечто,
задерживавшее до сих пор проявление новых черт ха-
рактера, внезапно исчезло. В течение вторичного состоя-
ния личности она помнила первое, но, возвращаясь к
первому, утрачивала о втором всякое воспоминание.

На 43-м году вторичное состояние сознания (которое
в целом превосходило по качеству первичное) стало
преобладать и сделалось господствующей частью жиз-
ни. В продолжение его она помнила события, относя-
щиеся к другому состоянию, но полное забвение о вто-
ричном состоянии при возвращении к первоначальному
часто бывало для нее тягостным, например, когда пре-
вращение одной личности в другую совершалось в ка-
рете по дороге на похороны: достигнув места назначе-
ния, больная не могла понять, кто из ее знакомых умер.
В одном из своих ранних вторичных состояний Фелида
забеременела и, придя в первичное, не могла понять,
как это произошло. Душевные страдания, вызываемые
этими пробелами в памяти, иногда достигали у нее
большой интенсивности, так что однажды она даже по-
кушалась на самоубийство.

Жанэ описывает еще более замечательный случай:

«Леония Б., жизнь которой представляется скорее не-
правдоподобным романом, чем подлинной историей, с
3 лет начала страдать припадками сомнамбулизма. На-
чиная с 16 лет она постоянно подвергалась всевозмож-
ными лицами гипнотизированию; теперь ей 45 лет. Ее
первичная нормальная жизнь протекала среди бедной
деревенской обстановки, вторичная — в гостиных и при-

емных докторов. В настоящее время эта бедная кре-
стьянка в нормальном виде представляет сосредоточен-
ную, грустную особу, спокойную, неподвижную, чрезвы-
чайно кроткую с окружающими и крайне робкую: при
взгляде на нее и в голову не придет, какую личность
она скрывает в себе. Но достаточно загипнотизировать
ее, чтобы тотчас наступило полное превращение лич-
ности. Ее лицо становится неузнаваемым. Ее глаза,
правда, закрыты, но острота других чувств заменяет ей
зрение. Она весела, шумна, подвижна, иногда просто
невыносима. Она сохраняет свой добрый характер, но
обнаруживает чрезвычайную наклонность к резкой же-
стикуляции и иронии.

В высшей степени любопытно послушать ее после по-
сещения гостями сеанса, на котором ее гипнотизирова-
ли. Она характеризует каждого из них, передразнивает
их жесты, претендует на знание их смешных сторон и
страстишек и про каждого рассказывает целую историю.
К этому надо прибавить, что Леония обладает порази-
тельным запасом воспоминаний, о существовании ко-
торых она даже не подозревает в нормальном состоя-
нии, ибо тогда у нее полная амнезия. Она начинает ут-
верждать, что ее имя не Леония, а Леонтина — имя, к
которому ее приучили первые гипнотизеры. «Эта добрая
женщина,—говорит она тогда,—не я: она слишком
глупа». Себе самой — Леонтине или Леонии 2-й — она
приписывает все ощущения, поступки, вообще все, пере-
житое ею в состоянии сомнамбулизма, связывая эти ча-
сти довольно продолжительной своей жизни в одну ис-
торию. Леонии 1-й (так называет Жанэ эту женщину
в состоянии бодрствования.— У. Д.) она приписывает
все пережитое ею в часы бодрствования. Сначала я
был поражен важным исключением из этого правила
и был склонен думать, что в этой классификации ее
воспоминаний есть, быть может, некоторая произволь-
ность. В нормальном состоянии у Леонии (по ее словам)
были муж и дети, но Леония 2-я, сомнамбулистка, при-
знавая, что дети принадлежат ей, мужа приписывала
«другой». Если и был понятен этот выбор между деть-
ми и мужем, то все же факт оставался необъяснимым.
Только впоследствии я узнал, что в молодости ее загип-
нотизировали перед первыми родами, а впоследствии
она и сама произвольно впадала перед родами в сом-
намбулическое состояние.

Таким образом, Леония 2-я была совершенно права,

8*


приписывая себе детей, ибо она действительно была их
матерью, и закономерность, в силу которой состояние
ее первичного транса составляло особую личность, не
нарушалась. То же распространялось и на глубочайшее
вторичное состояние транса. После возобновленных пас-
сов и новой потери сознания пациентка делается совер-
шенно новой личностью, приходя в состояние, назван-
ное мной Леонией 3-й. Она становится серьезнее и сте-
пеннее — вместо того чтобы резвиться, как дитя, она
начинает медленно говорить и мало двигаться. Свое
тождество с Леонией 1-й она и в этом состоянии отри-
цает. «Это не я,— по-прежнему говорит она,— она доб-
рая женщина, только глупа». Она отрицает также свое
тождество с Леонией 2-й. «Как вы можете находить во
мне какое-либо сходство с этим полоумным суще-
ством? — говорит она.— К счастью, между нами нет
ничего общего!»

3. В медиумизме наступление и исчезновение вто-
ричного состояния совершается внезапно; это состояние
обыкновенно непродолжительно — от нескольких минут
до нескольких часов. Если вторичное состояние выра-
зилось в достаточно сильной степени, то, придя в норму,
пациент совершенно утрачивает всякое воспоминание о
происходившем во время транса. Испытуемый в тече-
ние вторичного состояния говорит, пишет или действует
как будто под воздействием посторонней личности и ча-
сто называет себя иным лицом и рассказывает его исто-
рию. Это чуждое влияющее начало в старину называ-
лось обыкновенно «демон» и называется так теперь
в некоторых религиозных сектах. У нас, американцев,
этой личностью в самом страшном случае является ка-
кой-нибудь индеец или другое безвредное причудливо
разговаривающее лицо. Часто оно выдает себя за духа
некоего умершего человека, известного или неизвестно-
го присутствующим, и тогда пациент является так на-
зываемым медиумом.

Медиумическое состояние во всех степенях представ-
ляет, по-видимому, особый вполне естественный вид из-
менения личности и в некоторых формах является обыч-
ным у лиц, не представляющих в других отношениях ни-
каких бросающихся в глаза аномалий. Явление это
очень сложно, и его лишь недавно начали изучать
строго научным образом. Слабейшую степень медиуми-
ческого состояния представляет автоматическое пись-
мо; слабейшим проявлением можно считать случаи, ког-

да субъект сознает те слова, которые пишет, но чув-
ствует какой-то внешний импульс, принуждающий его
писать. Далее следует бессознательное письмо, произ-
водимое даже во время чтения или разговора.

К низшим фазам медиумизма относятся также речь
и игра на музыкальных инструментах по наитию; здесь
также нормальная личность субъекта сознательно при-
нимает участие в ряде действий, хотя их инициатива ис-
ходит как будто со стороны. В высшей фазе наступает
полный транс: у медиума изменяются голос, характер
речи и т. д.— и при пробуждении не сохраняется о ми-
нувшем трансе никаких воспоминаний до наступления
нового транса. Интересно, что речи, произносимые ме-
диумами в трансе, сходны у различных индивидов.
У нас в Америке влияние обнаруживается особенно
часто в виде курьезной болтливой личности, говорящей
на своеобразном жаргоне, в виде индейца, который на-
зывает дам squaw's, мужчин—brawe's, дом—wigwam
и т. д.; иногда попадается личность интеллигентная, бо-
лее высокого полета, тогда ее речь переполнена туман-
ным, водянистым философствованием оптимистического
характера, где встречаются фразы о духе, гармонии,
красоте, законе, прогрессе, развитии и др.

Несмотря на разнообразные характеры медиумов,
добрая половина речей, произносимых ими в трансе, до
того стереотипна, что кажется, будто все они принадле-
жат одному автору. Я не знаю, отличаются ли бессоз-
нательные формы личности особенной восприимчиво-
стью к влиянию некоего «духа времени», Zeitgeist'a,
который вдохновляет их, но указанный нами факт сте-
реотипности мысли наблюдается во всех вторичных со-
стояниях личности, развиваемых в спиритических круж-
ках. Медиумический транс вначале не отличается от
действий гипнотического внушения. Субъект входит в
роль медиума просто потому, что присутствующие ожи-
дают от него действий, соответствующих данной обста-
новке. Производит эти действия он с большей или мень-
шей живостью в зависимости от способности играть
роль. Странно только, что лица, не знакомые со спири-
тическими традициями, в состоянии транса производят
то же самое: говорят от имени умерших, переживают
эмоции нескольких своих предсмертных агоний, сообща-
ют сведения о своей счастливой жизни в «стране веч-
ного лета» и изобличают недостатки у лиц, участвовав-
ших в сеансе.


Я не имею никакой теории, которую мог бы пред-
ложить для объяснения многих фактов, увиденных
собственными глазами. Тем не менее я убежден на осно-
вании многочисленных наблюдений над одним медиу-
мом в состоянии транса, что «дух» может быть совер-
шенно не похож на нормальную личность испытуемого.
Могу указать случай, где «духом» был некий француз-
ский доктор, который, как я убедился, знал всевозмож-
ные ебстоятельства жизни, а также живых и умерших
родных и знакомых бесчисленного множества участни-
ков сеансов, которых женщина-медиум никогда не встре-
чала прежде и не знала даже по имени '. Я высказал
мое голословное, не подтвержденное никакими доказа-
тельствами мнение по этому вопросу не ради того, что-
бы склонить других в пользу моих взглядов, но вслед-
ствие убеждения, что серьезное изучение явлений транса
крайне важно для психологии. Надеюсь, что мои личные
заявления такого рода побудят, может быть, двух-
трех читателей подвергнуть исследованию эту сферу яв-
лений, которую так называемые жрецы науки обыкно-
венно не удостаивают внимания.

Итог главы и психологическое заключение. Подводя
итоги, мы можем сказать следующее. Сознание лично-
сти заключается в осознавании потока мысли, в кото-
ром каждая часть в качестве субъекта помнит предше-
ствующие, знает известные этим частям объекты, сосре-
доточивает на некоторых из них свои заботы как на
своей личности и присваивает последней все остальные
элементы познания. Эта личность есть эмпирически дан-
ный агрегат объективно познаваемых вещей. Познающее
их «я» само не может быть агрегатом; равным образом
для психологических целей нет надобности принимать
его и за неизменную метафизическую сущность — душу
или трансцендентальное; пребывание «вне времени»
Ego. Наше «я» — это мышление, в котором содержание
в каждый момент различно, но которое имплицитно
заключает в себе как непосредственно предшествующее,
так и то, что в свою очередь заключалось в предше-
ствующем. Мы опишем все данные опыты, не искажен-
ные никакими гипотетическими примесями, кроме допу-
щения существования преходящих процессов мысли или
состояний сознания.

' Некоторые доказательства исключительных способностей этого
медиума см.: «Proceedings of the Society for Psychical Research».

Если существование последних непосредственно до-
казуемо (а в том не сомневалась ни одна философская
школа), то их можно принять за единственный познаю-
щий элемент в сознании, в допущении которого нужда-
ется психология. Единственный способ, с помощью кото-
рого я мог бы ввести в психологию трансцендентальное
начало познающего субъекта, заключается в том, чтобы
отвергать возможность какого-либо непосредственного
знания о существовании наших состояний сознания, зна-
ния, на которое претендует здравый смысл. Тогда суще-
ствование этих состояний стало бы совершенно гипоте-
тическим или заключалось в постулировании некоторо-
го познающего начала, относящегося ко всему позна-
ваемому. Но решение вопроса, в чем заключается это
познающее начало, составило бы предмет метафизиче-
ского исследования. При такой постановке вопроса было
бы необходимо наряду с нашими психологическими за-
дачами анализировать с объективным беспристрастием
prima facie (на первый взгляд) понятие мирового духа
или группы обособленных духовных субстанций, мыс-
лящих через нашу индивидуальную личность.

Я полагаю, что в будущем предстоит немало иссле-
дований в этом направлении. Состояния сознания, на-
личность которых в нас не отвергает ни один психолог,
не поддаются точному определению, если их отделить
от познаваемых объектов. Но сомневаться в их суще-
ствовании с нашей естественноисторической точки зре-
ния нет оснований. Таким образом, вот то условное ре-
шение вопроса о личности, к которому мы пришли и
которое должно быть в нашем курсе и конечным выво-
дом: познающий элемент в сознании—это сами мысли.

Глава XIII.Внимание

Ограниченность сознания. Одной из характернейших
особенностей нашей духовной жизни является тот факт,
что, находясь под постоянным наплывом все новых и
новых впечатлений, проникающих в область наших
чувств, мы замечаем лишь самую ничтожную долю их.
Только часть одного итога наших впечатлений входит
в наш так называемый сознательный опыт, который
можно уподобить ручейку, протекающему по широкому
лугу. Несмотря на это, впечатления внешнего мира, ис-


ключаемые нами из области сознательного опыта, все-
гда воздействуют так же энергично на наши органы
чувств, как и сознательные восприятия. Почему эти впе-
чатления не проникают в наше сознание—тайна, для
которой принцип «ограниченности сознания» (die Enge
de's Bewusstseins) представляет не объяснение, а одно
только название.

Физиологическая подкладка. Область сознаваемого
нами, конечно, покажется очень ограниченной, если со-
поставить ее с обширной областью внешних воздействий
на органы чувств и с массой постоянно притекающих
извне новых впечатлений. Очевидно, никакое впечатле-
ние не может попасть в область сознательного, если ему
не удастся проникнуть по известному пути в мозговые
полушария и вызвать там определенные физиологиче-
ские процессы. Когда центростремительный ток проник
в полушарие и производит там какие-то действия, дру-
гие токи оказываются на время задержанными. Они мо-
гут как бы заглядывать из-за дверцы в область созна-
ния, но впечатление, завладевшее в данную минуту
последним, вытесняет их обратно. Таким образом, фи-
зиологически ограниченность сознания зависит, по-ви-
димому, от того, что деятельность полушарий стремится
постоянно быть объединенным и неразрывным актом,
определяющимся то одним, то другим током, но всегда
представляющим одно целое. Мы называем интересую-
щими
нас в данную минуту те идеи, которые связаны
с господствующим в мозгу комплексом физиологических
процессов; таким образом, начало подбора в сознании,
подробно разобранное нами выше, по-видимому, нахо-
дит себе физиологические основания. Впрочем, в мозгу
исегда есть наклонность к распаду господствующего
комплекса физиологических процессов. Их объединение
редко бывает полным, задержанные токи редко бывают
совершенно устранены, их действия проникают через
границу и вторгаются в пределы сознательных физио-
логических процессов.

Рассеяние внимания. Иногда нормального объеди-
нения, по-видимому, почти не существует. В таких слу-
чаях нередко мозговая деятельность падает до мини-
мума. Огромное большинство людей, по всей вероятно-
сти, несколько раз в день впадает в психическое состоя-
ние примерно следующего рода: глаза бесцельно уст-
ремлены в пространство, окружающие звуки и шумы

смешиваются в одно целое, внимание до того рассеяно,
что все тело воспринимается сразу как бы нечто неде-
лимое и передний план сознания занят каким-то торже-
ственным чувством необходимости заполнить чем-нибудь
пустоту времени. На тусклом фоне нашего сознания
чувствуется полное недоумение. Мы не знаем, что нуж-
но делать: вставать ли, одеваться ли, писать ли ответ
лицу, с которым мы недавно разговаривали; вообще мы
стараемся сообщить движение нашей мысли, но в то
же время чувствуем, что не можем сдвинуться с места;

л

наша pensee de derriere la tete (подспудная мысль) не
в силах прорвать летаргическую оболочку, окутавшую
личность. Каждую минуту ожидаем мы, что эти чары
рассеются, ибо мы не видим причин, почему бы им про-
должаться. Но они оказывают свое действие все долее
и долее, и мы по-прежнему находимся под их обаянием,
пока (также без всяких видимых причин) нам не сооб-
щается запас энергии, что-то (что именно, мы не знаем)
дает нам силу очнуться, мы начинаем мигать глазами,
встряхиваем головой; мысли, оттесненные до сих пор на
задний план, становятся в нас господствующими, колеса
жизни вновь приходят в движение.

Такова крайняя степень того, что мы называем рас-
сеянием внимания. Существуют промежуточные степени
между этим состоянием и противоположным ему явле-
нием сосредоточенного внимания, при котором погло-
щение интересом минуты так велико, что нанесения фи-
зического страдания испытуемый не чувствует. Проме-
жуточные ступени были исследованы экспериментальным
путем. Таким образом, мы подошли к вопросу об объ-
еме сознания.

Объем сознания. Сколько объектов, не объединен-
ных в одну систему, можем мы одновременно созна-
тельно воспринимать? Каттель производил опыты, пе-
редвигая ряд букв перед глазами с быстротой малой
доли секунды, так что, по-видимому, исключалась вся-
кая возможность направить внимание на их последова-
тельность. Когда буквы составляли знакомые слова, то
их можно было заметить втрое больше, чем в случае,
когда комбинации букв были бессмысленны. Когда сло-
ва, расположенные рядом, составляли осмысленную
фразу, то можно было уловить двойное количество букв
по сравнению с ситуацией, когда сочетание слов было
случайным. «Осмысленная фраза схватывалась цели-


ком. Когда она не схватывалась целиком, то из несколь-
ких слов, составляющих ее, почти ничего не улавлива-
лось; когда же она угадывалась вся, то отдельные сло-
ва представлялись наблюдателю очень отчетливо».

, Слово есть связанная с известным концептом система
знаков — букв, система, в которой буквы воспринима-
ются сознанием сразу, а не поодиночке, как в случае,
когда мы их осознаем отдельно. Осмысленная фраза,
быстро проносящаяся перед глазами, представляет по-
добную же систему слов. Связанная с концептом систе-
ма знаков может означать различные объекты нагляд-
ного представления, может быть позднее заменена ими,
но сама по себе как наличное в данную минуту душев-
ное состояние она не заключается в осознавании этих
объектов. Например, когда я думаю «человек», то объ-
ект моей мысли отличается от представления бессвяз-
ного ряда букв: ч, е, л, о, в, е, к.

Если буквенные символы даны нам в столь бессвяз-
ной последовательности, что мы не можем связать их
совокупность с известным концептом, то охватить их
сразу несколько гораздо труднее: стремясь удержать в
памяти одни из них, мы упускаем из виду другие. Впро-
чем, в известных границах можно избегнуть этого. По-
дан производил соответствующие эксперименты, декла-
мируя вслух одно стихотворение и одновременно читая
про себя другое, или записывая одну фразу и вслух в
то же время произнося другую, или, наконец, производя
на бумаге вычисления, читал вслух стихи. Он пришел к
следующим выводам: «Наиболее благоприятным усло-
вием для двойной одновременной умственной деятель-
ности является применение ее к двум разнородным про-
цессам мысли. Два однородных и одновременных про-
цесса мысли (например, два умножения, два чтения,
вслух и про себя, декламирование и письмо) выполня-
ются с большим трудом и приводят к более неопреде-
ленным результатам».

Подан сравнивал количество времени, необходимое
для выполнения тех же двух разнородных операций
мысли одновременно и последовательно, и нашел, что
первое дает нередко в результате значительный выиг-
рыш времени. «Я умножаю 421312212 на 2—эта опера-
ция занимает шесть секунд; для прочтения четверости-
шия также необходимо шесть секунд, но и для одновре-
менного выполнения обеих операций достаточно шести
секунд, так что при этом нет никакой потери времени».

Возвращаясь к вопросу, сколько разнородных объ-
ектов мысли могут быть одновременно у нас в сознании,
иначе говоря, сколько совершенно не связанных между
собой групп явлений или процессов могут одновременно
занимать сознание, мы можем дать на него следующий
ответ: с большим трудом более одной и то только в слу-
чае, когда процессы привычны, две-три без особого ко-
лебания внимания. Но когда процессы не отличаются
столь автоматическим характером (например, о Цезаре
известно, будто бы он писал письмо, диктуя в то же
время четыре других), происходит быстрый переход со-
знания от одного процесса к другому и, следовательно,
нет никакого выигрыша во времени.

Когда предметом нашего внимания служат едва уло-
вимые ощущения и мы напрягаем усилия, чтобы точно
различить их, то наблюдается интерференция внимания
между этими ощущениями. Подобных тонких экспери-
ментов немало было сделано Вундтом. Он старался точ-
но подметить положение быстро вращающейся стрелки
в то мгновенье, когда раздается звонок. Здесь нужно
было зафиксировать одновременность двух различных
ощущений — зрительного и слухового. После ряда тща-
тельных и упорных изысканий было найдено, что зри-
тельное восприятие, по-видимому, одновременное со
слуховым, фактически почти никогда не совпадало с
ним во времени. Можно было только наблюдать, что
одно восприятие на самом деле происходило или рань-
ше, или позже другого.

Различные виды внимания. Можно указать следую-
щие виды внимания. Оно относится или к восприятиям
(внимание чувственное), или к воспроизведенным пред-
ставлениям (внимание интеллектуальное). Внимание
может быть непосредственным или опосредованным; не-
посредственным — в том случае, когда объект внимания
интересен сам по себе, опосредованным — когда объект
внимания лишь путем ассоциации связан с непосред-
ственно интересующим меня предметом. Опосредован-
ное внимание по-другому называют апперцептивным.
Наконец, внимание может быть или пассивным, реф-
лекторным, непроизвольным,
не сопряженным ни с ка-
ким усилием, или активным, произвольным.
С, Произвольное внимание всегда апперцептивное. Мы
йлаем сознательные усилия, чтобы направить наше
внимание на известный объект только в том случае, ес-
ли он связан лишь косвенно с каким-нибудь нашим ин-


тересом. Но чувственный и интеллектуальный виды вни-
мания оба могут быть и непроизвольными, и произволь-
ными. При непроизвольном внимании, направленном
прямо на какой-нибудь объект восприятия, стимулом
служит или значительная интенсивность, объем и вне-
запность ощущения, или стимул является инстинктив-
ным, т. е. представляет такое восприятие, которое ско-
рее благодаря своей природе, чем силе, воздействует на
какое-нибудь прирожденное стремление и поэтому при-
обретает непосредственную привлекательность. В главе
«Инстинкт» мы увидим, как эти ст

– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

Джеме Уильям. ПСИХОЛОГИЯ

На сайте allrefs.net читайте: "Джеме Уильям. ПСИХОЛОГИЯ"

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Телеологическое значение забот о своей личности.

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

Джемс У.
Д40 Психология/Под ред. Л. А. Петровской. — М.: Педагогика, 1991.—368 с. (Классики мировой психологии). ISBN 5-7155-0402-3 В ряду основателей психологической науки заметная роль принад

Джеме Уильям ПСИХОЛОГИЯ
Зав. редакцией Г. С. Прокопенко Редактор С. Д. Кракова Художественный редактор Е. В. Гаврилин Художник серии В. В. Истомин Тех

Л. А. Петровская, доктор психологических наук
Предисловие автора Настоящая книга представляет сокращение моего боль- шого труда «Основания психологии». Готовя ее к печа- ти, я имел в виду

Специфические энергии различных частей мозга.
Анатомы достаточно точно проследили путь, по которым чувствительные нервные волокна направляются после входа в центральные части вплоть до их окончания в сером веществе мозговых извилин

Важность принципа приучения в этике и педагогике.
«Привычка — вторая природа. Привычка в десять раз сильнее природы!» — говорят, воскликнул однажды гер- цог Веллингтон; и едва ли кто-нибудь может оценить справедливость этого положения

Различные состояния сознания могут означать одно и
то же. Функция ума, при помощи которой мы выделя- ем, обособляем и отождествляем между собой численно различные объекты речи, называется концепцией. Ясно, что од

Общий взгляд на непроизвольное течение мыслей.
Подводя итоги сказанному, мы видим, что разница меж- ду тремя видами ассоциации чисто количественная и сводится к большему возбуждению нервных путей, со- ответствующему той части исчеза

Эпилог. Психология и философия
Значение слова «метафизика». В последней главе я за- метил, что вопрос о свободе воли должен быть отнесен в область метафизики. Решать его окончательно на чисто психоло

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги