Внушение в бодрственном состоянии.

Опыт показывает далее, что есть лица, для которых бодрственное состояние сознания представляет почти столь же благоприятное условие для внушения, как и гипноз. У такого рода лиц удается всякое вообще внушение и в совершенно бодрственном состоянии, следовательно, при наличности воли. Словом, у этих лиц внушения могут быть производимы в бодрственном состоянии так же легко и просто, как у других в состоянии гипноза.

Для действительности внушения от такого лица не требуется ничего кроме того, чтобы он слушал и не противодействовал. Если он начинает противодействовать внушению, достаточно усилить последнее, а если этого недостаточно, то стоит только внушить, что сопротивление невозможно, и внушению открывается полный простор.

Вся особенность этих лиц сводится к тому, что они допускают в свое сознание вторгнуться посторонней идее пассивно, не вмешиваясь своим «я» в сущность и в критику этой идеи, иначе говоря, пропуская ее в свое сознание без активного внимания подобно тому, как человек воспринимает что-либо в рассеянности.

Всякий знает, что, будучи рассеянными и невнимательными, мы можем давать на задаваемые вопросы совершенно не подходящие для нас ответы; можем признавать то, что мы несомненно отвергнули бы, если бы отнеслись к вопросу с вниманием, нередко мы не знаем даже, что данный вопрос был нам задаваем, иначе говоря, мы имеем настоящую амнезию. С другой стороны, при отвлечении внимания мы не замечаем нередко своих ощущений, можем даже заглушить резкие болезненные ощущения. В других случаях мы испытываем без всякой видимой причины безотчетную тоску или душевную боль, или же нам незаметно для нас самих может быть навязан тот или другой мотив, привита та или другая идея и т. п.

Словом, в состоянии рассеянности, когда наше «я» чем-нибудь занято или отвлечено в известном направлении, мы получаем состояние, благоприятствующее внушению, вследствие чего, будучи введено в психическую сферу, оно проникает в него помимо «я» или, по крайней мере, без его активного участия и не может быть подвергнуто соответствующей критике и переработке.

Таким образом, не подлежит никакому сомнению, что облегченная восприимчивость к внушениям наблюдается иногда и в нормальном психическом состоянии. Но суть в том, что в таком случае внушаемые лица по отношению к производимым внушениям, веря в их магическую силу, не в состоянии обнаружить никакого психического противодействия и подчиняются им совершенно пассивно.

Благодаря этому, внушения легко входят в их психическую сферу помимо их «я», точнее говоря, помимо их личного сознания, следовательно прививаются непосредственно, так сказать, в самые недра психической сферы, помимо всякого участия воли и действуют так же неотразимо на субъекта, как и внушения, производимые в гипнозе.

Само собой разумеется, что у такого рода лиц внушением в бодрственном состоянии можно пользоваться для лечения так же легко, как и внушениями, производимыми в гипнозе.

Примером действительности подобного рода внушений, производимых в бодрственном состоянии, может свидетельствовать следующий случай.

Осенью 1896 г. мы приняли в клинику молодого человека, который страдал тяжелыми судорожными истерическими приступами и полным параличом нижних конечностей, развившимся в одном из истерических приступов.

Этот паралич длился уже более 1,5 месяцев, не поддаваясь никаким вообще терапевтическим приемам, и грозил таким образом перейти в те хронические параличи, которые длятся годами, не поддаваясь излечению.

Но во время исследования этого больного совместно с врачами клиники ему были закрыты глаза и затем путем внушения он был тотчас же совершенно излечен от паралича и уже в гипнозе начал ходить. Когда он был разбужен, то к удивлению своему убедился, что он стоит на ногах и может свободно ходить.

Больной в восторге отправился сам в свою палату и привел в изумление всех тех, которые за несколько минут перед тем видели его в кресле-коляске в состоянии полного паралича нижних конечностей.

С этих пор у больного оставались одни истеро-эпилептические припадки, которые случались с больным довольно часто и продолжались нередко весьма продолжительное время, если они своевременно не были останавливаемы соответствующими внушениями.

Перед тем, как демонстрировать больного на лекции пред студентами, я исследовал его вновь и убедился, что внушения можно свободно производить ему в бодрственном состоянии. Тотчас же ему было произведено внушение о прекращении судорожных приступов и о его выздоровлении.

Внушение подействовало на больного так, что он совершенно поправился и припадки прекратились.

На другой день на лекции можно было больному в совершенно бодрственном состоянии внушать разнообразные судороги, контрактуры, параличи, иллюзии и галлюцинации, словом, все что угодно.

Я много раз спрашивал больного, как он может объяснить себе действие внушения наяву, но он на это выражал только удивление вместе с другими присутствовавшими лицами. У этого больного со временем, правда, проявились еще два или три слабых истерических припадка под влиянием особых поводов, но это были лишь изолированные припадки, которые затем после новых внушений более уже не повторялись.

В другом случае у наборщика, страдавшего ясными признаками свинцового отравления, имелось наряду с правосторонней гемианестезией и болями левой части головы гемихорея правой же стороны тела, особенно резко выраженная в правой руке. Больной должен был постоянно придерживать эту руку левой рукой, так как она его сильно беспокоила постоянными судорожными движениями, еще более усиливавшимися при всяком волнении и исследовании. Больной, будучи человеком несостоятельным, уже много месяцев, оставался без всякой работы, будучи в полном смысле беспомощным человеком. Но достаточно было ему однажды внушить, не прибегая к гипнозу, что судороги его прекратились и он снова владеет рукой свободно, и оказалось, что судороги сразу исчезли совершенно. С тех пор у больного в любое время можно было вызывать судорогу по произволу, благодаря простому внушению, и также просто ее уничтожить. То же самое оказалось возможным сделать с его болями и с гемианестезией, которые исчезли по одному слову внушения и могли быть вызываемы вновь в бодрственном состоянии любое число раз. Субъект этот по выздоровлении воспроизвел под влиянием внушения все свои болезненные расстройства, между прочим, и на лекции студентам и по внушению на той же лекции был от них избавлен.

Нет надобности говорить, что мы имели в клинике и в ее амбулатории много и других больных, у которых в бодрственном состоянии также легко осуществляются разнообразные внушения, как например иллюзии, галлюцинации и пр., и которые этими внушениями в бодрственном состоянии легко излечивались от разнообразных нервных припадков. Обыкновенно ежегодно на лекциях, читаемых мною о гипнозе, я демонстрирую целый ряд больных с прекрасной внушаемостью в бодрственном состоянии.

Выше приведенные примеры, подобных которым можно было бы привести многое множество, не оставляют сомнения в том, что внушения в бодрственном состоянии в известных случаях могут быть столь же просто осуществляемы и столь же действительными, как и внушения в состоянии гипноза. Но даже и в тех случаях, когда не имеется подобной внушаемости в бодрственном состоянии, для воздействия внушения часто нет существенной необходимости во сне. Нужна лишь вера в силу производимого внушения и возможно полное сосредоточение мысли на содержании этого внушения, иначе говоря, нужно, чтобы субъект отдался действию этого внушения вполне. Когда врач достигнет этих условий в бодрственном состоянии, тогда он свободно может обходиться при лечении внушением без гипнотического сна, который в некоторых случаях даже мешает внушению, если, например, больной, веря в магическую силу лишь внушений, производимых в гипнозе, не засыпает в достаточной мере глубоко.

Таким образом, для внушения в сущности не нужно сна, не нужно даже никакого подчинения воли внушаемого лица, все может оставаться, как обыкновенно, и тем не менее внушение, входящее в психическую сферу помимо личного сознания, или так называемого «я», действует на последнего как бы магически, подчиняя его внушенной идее.

Для доказательства этой истины нет надобности даже обращаться к тем или другим патологическим примерам, так как подобные же и притом не менее яркие примеры мы можем почерпнуть и вне клиник. Известно, какую магическую силу имеют в некоторых случаях заговоры знахарей, сразу останавливающие кровотечения, не менее известно и целительное значение так называемых симпатических средств, к которым так охотно прибегали в особенности в старое время при сильном распространении веры в эти средства. На этом внушении в бодрственном состоянии основано известное целебное значение королевской руки, магическое действие хлебных пилюль, лечение желтым и красным электричеством Маттея, известное некогда в Петербурге лечение барона В. с помощью простой невской воды и других индифферентных средств, магическое слово аббата Фариа, одним повелением исцелявшего больных, известное в Париже лечение параличных больных одним зуавом, пользовавшимся для этой цели лишь повелительным внушением и т. п.

Одним из хороших примеров внушения в бодрствованном состоянии, производимого на массу лиц одновременно, представляют известные сеансы месмеризма в период славы его основателя Месмера. Последний устроил особую лохань, вокруг которой одновременно магнетизировалось свыше тридцати лиц. Больные, разместившись вокруг лохани в несколько рядов и держась за подвижные резиновые ручки, связывались друг с другом веревкой вокруг туловища или соединялись друг с другом руками. Затем больные оставались в ожидании. При этих сеансах наблюдалась полная тишина, но из соседней комнаты раздавались обыкновенно звуки гармоники, фортепьяно или пение человеческого голоса. Явления, которые наблюдались у больных и которые объяснялись особыми магнетическими токами, по описанию очевидца Бальи, заключались в следующем: «Некоторые больные совершенно спокойны и ничего не испытывают, другие же кашляют, харкают, чувствуют легкую боль, местную или общую теплоту и потеют; третьи ажиатируются и впадают в конвульсии, необыкновенные по своей численности, продолжительности и силе; иногда эти конвульсии продолжаются более трех часов и характеризуются невольными порывистыми движениями всех членов, всего тела, спазмами горла, вздрагиваниями подвздошия и надчревия, помутнением и блужданием взора, пронзительными криками, слезами, икотою и неудержимым смехом. Им предшествует или затем следует состояние утомления или сонливости, особого рода изнеможение и даже сон.

При малейшем неожиданном звуке больные вздрагивали, всякое изменение тона или темпа в игре на фортепиано влияло до того, что одно какое-нибудь затем более интенсивное движение действовало потрясающим образом и возобновляло усиленные конвульсии.

Правда, находились и такие субъекты, которые, стараясь подавить в себе это состояние, обращались друг к другу, аффектированно болтали, смеялись, благодаря чему им естественно удавалось предотвратить кризис. Подчинившиеся же всецело магнетизеру быстро поддавались мнимому усыплению, его голос, жест и даже взгляд приводил их в себя.

Ввиду постоянства таких явлений нельзя воздержаться от признания могущественной силы, властвующей над больными и как бы исходящей от магнетизера. Это конвульсивное состояние называется кризисом. Замечено, что из больных, впадающих в кризис, большинство женщины, мужчин мало. Замечено также, что кризис наступает в течение одного или двух часов и что, появившись у одного, он затем постепенно, спустя немного времени, обнаруживается и у всех остальных». Аналогичные примеры возможны и ныне.[9] Так, еще недавно в Берлине сильно обеспокоило власти распространение оккультизма, выразившееся между прочим в своеобразных способах врачевания. По словам газет, двумя англичанками, учительницами английского языка, в одном берлинском женском лицее была устроена своего рода клиника, в которой больных лечили без лекарств одними таинственными заклинаниями. Эти заклинания будто бы направляли на больного целительное веяние каких-то тайных сил, причем даже неверующие больные выздоравливали. Между прочим, очень многие дамы высшего берлинского общества уверовали в таинственный дар упомянутых англичанок. Успех их был чрезвычайный как в отношении славы, так и в отношении денег.