Беспризорность: миф и реальность

Беспризорность: миф и реальность.

Президент сказал … Продолжается очередная кампания по борьбе с беспризорностью (больше… Действительно, вокзалы освободились от беспризорников, да и в прочих местах их стало встречаться гораздо меньше. Но…

Создание мифа.

Самый простой ответ – это когда дети живут на улице. А когда живут на улице, а ночуют дома? Это безнадзорность, определились наши законодатели. А… Все эти вопросы вызывают живой интерес в обществе. Чернушные картинки с… Откуда берут информацию наши СМИ – одному богу известно. Все становится значительно понятнее, если вспомнить основную…

Мифы о беспризорности.

Все беспризорники в Москве иногородние. А где они не иногородние? Если московский беспризорник попадется в милицию, он в большинстве случаев предпочтет назвать свой адрес и вернуться домой переночевать. Таким образом, он становится безнадзорным. Кстати, многие иногородние тоже периодически возвращаются домой, и в Москву ездят по причине крайней нищеты своих родителей и родного города, где особо не заработаешь. И неизвестно, у кого крепче связь с родителями, у московского безнадзорного или иногороднего беспризорного. Вот и проявляется бессмысленность формальных критериев деления. Если бы московские безнадзорные могли бы ездить в Париж, они бы стали беспризорными. Интересная все-таки эта игра в слова!

Беспризорников в других городах России (кроме Москвы и Питера) нет. Противоречие одного мифа другому, или даже внутренняя противоречивость мифа – это обычное дело. Если дети из Калужской области гуляют по Москве, они чьи? Понятно, что активность придется применять тому, кому они больше мешают, а мешают они везде, где бы ни находились. Вот и путешествуют они между Калугой и Москвой.

С другой стороны, жизнь детей в некоторых семьях мало чем отличается от беспризорности (а жизнь во многих провинциальных городах – от жизни на улице).

Проблему беспризорности можно решить репрессиями (по отношению к детям или родителям). А можно ли насильно заставить любить своего ребенка, уважать родителей, гордиться своей страной и т.д.? Можно отправить ребенка с милицией к родителям, отправить в приют, поставить охрану, чтобы не убежал снова. Но ведь он же когда-то выйдет или сбежит, в конце концов, станет взрослым, и снова неподконтрольным. Что с ним делать тогда?

Можно оштрафовать родителей за невыполнение родительских обязанностей. Станет ли от этого лучше ребенку? А можно и лишить их родительских прав. Но проблема-то все равно остается и в интернате. И вернется с новой силой, когда теперешние дети станут родителями. А станут ли?

На нормальное решение проблемы беспризорности нет денег. Но деньги откуда-то берутся на формальное решение. Мы можем открыть множество приютов, но дети из них будут бежать, а милиция будет их возвращать. А неблагополучные семьи будут поставлять новых воспитанников. Такое впечатление, что происходит симбиоз беспризорности и борцов с ней. Они вместе растут и крепчают.

Появляются специалисты по социальной работе, но они садятся вести учет и отчитываться (на работу с семьями снова не хватает времени). И, конечно, охватить нужно все сразу. На одного специалиста 40-50 семей. Конечно, с каждой поработать не успеешь, поэтому со всеми понемногу, и ни с кем в реальности. А, может, уменьшить количество семей на одного специалиста до 10-15, и начать работать нормально? Но в отчете это звучит невнушительно, да и полного охвата нет. И смотрят на цифры, а не на результат: сколько семей охвачено работой, сколько детей забрали с улицы, сколько вернули родителям… А надолго ли, и что в результате – это уже не важно.

Да, все проблемы решить не получится, и точно не за два месяца. Но можно сделать что-то. А можно отчитаться за все.

В России нет опыта работы с беспризорниками (а если есть- только у милиции). На это можно ответить кратко: уже есть. Правда, в основном у общественных организациях, правда, не всегда удачный, но есть. Существуют даже государственные социальные службы, работающие с детьми на улицах. Но опыт их работы не получает широкого распространения. Ведь за это тоже надо платить, а платить за неизвестное наше государство не любит, предпочитая старые, проверенные (пусть не оправдавшие себя) средства. К тому же, если финансировать новые (даже более эффективные) программы, что делать со старыми? А это ведомственные помещения, ставки, финансирование.

Можно придумать единый «рецепт» для решения проблемы беспризорности. А можно ли придумать один рецепт для всех видов насморка? У каждого ребенка своя судьба, своя ситуация. И рецепт можно выписывать только после тщательной диагностики, учитывая историю болезни, характер протекания заболевания. Лекарство должно быть адекватно болезни, реабилитационные меры адекватны социально-психологической ситуации ребенка и его семьи. Приюты необходимы. Но и у приютов должна быть своя специализация. А в рамках каждого приюта должен быть индивидуальный подход к каждому ребенку. Более того, далеко не для каждого ребенка подойдет помещение в приют. Ребенок, который прожил год на улице (на вокзале) совершенно не похож на ребенка, который всю жизнь прожил в притоне с пьяными родителями и к ним нужен разный подход.

Проблема беспризорности в Москве уже решена(или решиться в самом ближайшем будущем в связи с открытием новых приютов, детских домов, специнтернатов и т.д.). Это один из последних мифов. Начался период отчета о выполнении распоряжения президентов. В прессе появляется информация, что в московских приютах пустуют сотни мест. Отчитываются о том, сколько беспризорников за это время прошли через отделения больниц и приюты, сколько возвращены по месту жительства, в семьи. Появился новый критерий оценки работы приюта: эффективность использования койкоместа! Один ребенок – одна койка – один месяц – 100 процентов эффективности. Просто до гениальности! Правда, не говорится, сколько детей поступало повторно (после побегов), каков процент побегов, какая работа была проведена с семьями перед возвращением в них детей (о работе после возвращения, до следующего побега можно и не вспоминать). И уж конечно никто не знает, когда дети возвращенные в семьи снова вернуться на улицы, а ведь большинство из них вернется… И постарается больше не попадаться.

 

Лирическое заключение.

За время работы в приюте я не раз сталкивался с ситуациями, когда не мог объяснить ребенку, почему с ним что-то делают, не спрашивая его мнения. Двух братьев и их сестру привезли в приют в 8 часов утра, а в 7 их подняли из постели, затолкали в милицейскую машину. И при этом ничего не объяснили. Их мама пила, не работала, в квартире был бардак, дети начали прогуливать школу. В общем, они были настоящими безнадзорными… Когда я спросил их мнение, почему их сюда привезли, они сказали: наверно потому, что мы прогуливали школу. Я объяснил им , что такое приют (место, куда попадают дети в беде, в трудной ситуации, и им здесь помогают). Объяснил, зачем они здесь (чтобы помочь им нормально учиться, мама бросить пить и устроиться на работу, и тогда вернуться домой, если все будет хорошо). И они поняли. Когда они к нам поступили, их охарактеризовали как отъявленных хулиганов, склонных к побегам, воровству и дракам. За четыре месяца пребывания в приюте не подтвердилась ни одна из этих характеристик. Но это еще можно понять. Одного я не понимаю: почему детям нельзя заранее объяснить, куда их везут и зачем это надо им, почему их мнение не принимается в расчет, когда действуют «для их блага»? И еще я не знаю, как бы я повел себя на их месте в их возрасте, не стал ли бы я хулиганом, склонным к побегам, а может и драчуном вдобавок…

Мы не победим беспризорность, а точнее – брошенность детей ни за 2 месяца, ни за два года. Это работа на десятилетия. Она потребует времени, средств, профессионализма и … человечности. И если мы говорим, что действуем во благо ребенка, давайте сначала поймем, в чем его беда. И если у нас нет сил (или желания) ему помочь, надо это признавать, а не прикрываться словами о «благе ребенка». И нет большой разницы между тем, когда ребенка возвращают в пьющую семью, к отчиму, который бьет когда напьется, или лишают родителей прав, не попытавшись по-настоящему им помочь. В обоих случаях ребенок остается лишь объектом, лишенным собственной воли. А кем становятся тогда взрослые? И, может быть, важнее не творить мифические результаты в борьбе с мифическими реальностями, а пойти навстречу реальности и быть честным перед собой, перед детьми и обществом, и, тем самым, сохранить (или сотворить) самое важное для детей, и не только для них, - человечность.