АНАЛИЗ, БЕРУЩИЙ НАЧАЛО С ПОВЕРХНОСТИ

На ранних этапах развития психоанализа техника была сфокуси­рована на попытке получить вытесненные воспоминания, задачей было просто сделать бессознательное сознательным. Считалось, что сопротивления можно избежать, делая интерпретации свободных ассоциаций пациента. Однако Фрейд вскоре осознал, что акцент сделан неверно, что терапевтически эффективным является не получение забытых воспоминаний, а преодоление сопротивления. Воспоминания, получаемые при наличии нетронутого сопротивления, неспособны

Технические правила работы с сопротивлениями 157

произвести какие-либо изменения, потому что они по-прежнему подвластны силам сопротивления (Freud, 1913b, p. 141). В 1914 году Фрейд постулировал, что работой аналитика является анализ и интерпретация сопротивления пациента. Если мы преуспеем в этом, пациент будет часто открывать забытые воспоми­нания и устанавливаться правильные связи (1914с, р. 147).

С осознанием центральной роли сил сопротивления старая топографи­ческая формула о переводе бессознательного в сознательное сменилась динамической формулировкой: мы анализируем сопротивления до содержания (Fenichel, 1941, р. 45). Эта формулировка не противоречит старой, она просто уточняет ее. Перевод бессознательного в сознательное полезен, только если это изменяет динамику невротического конфликта. Нет смысла в раскрытии вытесненного, если при этом будут работать те же самые защитные силы, которые обусловили его вытеснение в первый раз. Изменение вначале должно быть произведено в области сопротивления. Различные процедуры анализа сопротивлений (см. раздел 2.6) имеют своей целью создание благоприятных изменений в силах сопротивления.

Здесь будет полезно привести структурную точку зрения, потому что это сделает нашу терапевтическую задачу более ясной. Наша конечная цель — сделать Эго способным лучше справляться с Ид, Супер-Эго и внешним миром (Freud, 1923b, p. 56—57). В процессе анализа Эго пациента может рассмат­риваться как имеющее два различных аспекта и функции. Бессознательное, иррациональное Эго является инициатором патогенных защит и рассматри­вается как переживающее Эго во время лечения. Сознательное, разумное Эго является союзником аналитика и проявляется клинически как наблюдающее Эго пациента во время анализа (Sterba, 1934). Техническое правило, состоящее в том, что аналитику следует анализировать сопротивление до содержания, может быть выражено структурно: аналитику следует анализировать Эго до Ид (Freud, 1933, р. 80; Fenichel, 1941, р. 56). Более точно, вмешательство аналитика имеет целью сделать разумное Эго пациента способным лучше справляться со старыми опасными ситуациями.

В прошлом пациент чувствовал, что эти опасности являются слишком угрожающими, и его иррациональное Эго устанавливало патогенные защиты, что выливалось в невротические симптомы. В аналитической ситуации с по­мощью рабочего альянса и посредством соответствующей последовательности интерпретаций мы ожидаем, что разумное Эго пациента расширит свое влияние, так как оно больше узнает о том, как оно может действовать в настоящем по сравнению с прошлым, как оно когда-то оценивало опасность и как теперь оно может переоценить такие опасности и т. д. Работа с наблюдающим Эго пациента и демонстрация неразумности действий его переживающего Эго делает возможным для разумного Эго расширить свой суверенитет. Мы анализируем сопротивление до содержания, или Эго до Ид, так что когда мы интерпретируем отвращаемое содержание пациенту, он будет иметь дело с ним более адекватным образом, а не просто повторять свои прошлые невротические паттерны.

Для того чтобы прояснить эти формулировки, позвольте мне привести клинический пример.

Пациент, мистер З.¹, молодой мужчина, который проходил анализ уже л- полтора года, начал сессию с рассказа о следующем сновидении: «Мне щ снится, что я лежу на огромной кровати. Я совершенно наг. Большая .

женщина входит и говорит, что она должна искупать меня, и приступ­ает к мытью моего генитального органа. Я чувствую бешенство и стыд, потому что мой генитальный орган не становится эрегированным».

Я молчу, и пациент начинает говорить. Вот основное содержание его ассоциаций: «Женщина во сне выглядит как мать моего хорошего друга, Джона. Она — друг моей семьи, подруга моей матери, но не похожа на мою мать. Она не избалована. Она не была избалованным ребенком, как моя мать. Мне нравилась эта женщина. Я часто хотел иметь такую мать... (пауза)... У меня было свидание в выходные, и мы предавались сексуальной игре (пауза)... Она замужем. И она проявляла свою волю; в действительности она была агрессором. , Женщины, которые так ведут себя, похожи на проституток. У них нет никакого чувства любви, они интересуются только сексом. Они хотят, чтобы их обслуживали. Все в этом разговоре заставляет меня чувство­вать себя очень некомфортно... (пауза)».^!

Я думаю, что мы, прежде всего, имеем дело с ситуацией, в кото­рой мистер 3. борется с выражением и сокрытием определенных инфантильных сексуальных желаний и страхов. Явное содержание сновидения, а также ассоциации демонстрируют, что этот материал касается пациента — маленького мальчика, лежащего на большой кровати и имеющего детское желание, состоящее в том, чтобы мать ласкала его пенис. Но здесь есть также гнев и стыд, потому что его пенис не такой впечатляющий, как пенис его отца. Он обижается на тех женщин, которые предпочитают большие пенисы, но он также хочет, чтобы играли с его пенисом. Теперь все в этом содержании ясно, но было бы неправильно интерпретировать его пациенту, потому что »•'*" .. также очевидно, что у мистера 3. есть сильные тенденции бежать от всего этого, скрывать, прикрывать это. Заметьте, как неестественен ^!'^г ' его язык, как он уклончив, стерилен. «Я был совершенно наг». Женщина принимается мыть «мой генитальный орган». «Мой гениитальный орган не становится эрегированным». «Мы предавались сексуальной игре». Затем откровенное признание: «Все в этом разговоре заставляет меня чувствовать себя очень некомфортно».

___________

¹ См. 2.52 и 2.54.

В такой ситуации, когда некоторое вытесненное содержание выступает вперед, но когда также налицо значительное сопротивление, я полагаю, было бы бессмысленно продолжать заниматься отвраща­емым содержанием до того, как я проанализирую и частично прорабо­таю некоторые из сопротивлений пациента. Если я попытаюсь указать, к смущению мистера 3., что он, кажется, хочет, чтобы какая-то материнская фигура ласкала его пенис, он бы злобно обвинил меня в том, что я похотливый старик, или, возможно, совсем замолчал бы. Я совершенно уверен в этом, потому что в других случаях у него были такие реакции, даже после того, как я пытался работать над его сопротивлениями.

Поэтому я решил работать прежде всего над сопротивлениями, и только после того, как я увижу в них признаки изменения, я попы­таюсь конфронтировать его с содержанием. Я говорю ему, когда он умолкает: «Вы, кажется, смущаетесь сегодня, когда пытаетесь рассказать мне о своих сексуальных переживаниях. Даже Ваш язык становится неестественным. (Я сказал «сегодня», потому что были случаи, когда он был способен более прямо говорить о сексуальных вопросах, и таким способом я напоминаю ему об этом.) На это мистер 3. ответил: «Да, что пользы быть грубым (пауза)... Я не знаю, какой язык использовать здесь. Мне очень хочется знать, как бы вы реагировали, если бы я говорил первые пришедшие в голову слова. Как только я сказал это, я понял, что это как раз то, чего вы, возможно, хотели (пауза)... Да, не вы неодобрительно относитесь к этому, я сам; я не одобряю вульгарный язык... (пауза). Сновидение было так живо, чувства во сне были так сильны... Я чувствовал себя так по-детски».

В этот момент я чувствовал, что пациент успешно работает над некоторыми аспектами сопротивления переноса; он понимает, что он проецирует свои чувства осуждения на меня и что такие чувства осуждения неуместны. Мы могли заниматься этим сопротивлением дальше, но в это время он, казалось, был готов заняться содержанием сновидения, потому что он самопроизвольно вернулся к чувствам во сне. Поэтому я осуществил следующее вмешательство: «Вы рас­сердились и почувствовали стыд, но как вы чувствовали себя во сне, когда женщина начала ласкать ваш пенис?»

Здесь следует отметить, что я иду дальше пациента. Я не ис­пользую его неестественный язык, я пользуюсь повседневным языком, и я говорю откровенным тоном. Я говорю о женщине, которая ласкает его пенис, а не моет его. Сначала пациент отвечает молчанием. Потом он говорит: «Да, сначала мне понравилось это» (пауза). Затем он про­должает, что во время свидания женщина делала «это»... она действи­тельно играла с его пенисом. Но он хочет заверить меня, что она была агрессором, а не он. Однако он должен согласиться, что ему нравилось это; на самом деле ему это нравилось чрезвычайно; если уж допус­кать это, он предпочитает такой вид сексуального наслаждения всем

остальным. Но так или иначе он чувствует, что это неправильно (пауза)... Женщина была замужем. Ее муж был большим руководителем. Ему до­ставляло удовольствие обманывать ее мужа, но в действительности обмана не было, поскольку они расстались. «Это было не реальной победой, а лишь ложной. Это так же, как в моей работе; я выгляжу так, как будто упорно работаю, но это не настоящая работа, и я в действи­тельности работаю не столь уж усердно. Это как и в остальном — я ни­чего не хочу делать, я хочу, чтобы мне что-нибудь давали. Я все время притворяюсь активным и упорно работающим, но в действительности я хочу, чтобы кто-нибудь дал мне что-нибудь».

Пациент, казалось, работает хорошо, его сопротивление исчезло на время. И в этот момент я осуществляю следующее вмешательство. Я го­ворю, что мне кажется, он наслаждается чувством, что ему дает сексуальное наслаждение большая женщина, и хотя он наслаждается этим, он одновременно и стыдится этого, потому что он чувствует себя маленьким мальчиком. На это пациент ответил, что да, во сне кровать была такая большая, она была огромная, он должен был быть по срав­нению с ней очень маленьким. Пауза, и затем он говорит: «Должно быть, вы думаете, что это касается моей матери? Фу. Действительно, девушка, с которой у меня было свидание, была того же сорта, с такими же мощными бедрами, которые я находил отталкивающими у своей матери».

Этот клинический пример иллюстрирует то, что, начав работу с сопро­тивления, аналитик может выполнить часть подлинно аналитической работы с пациентом. Я полагаю, что если бы я, избегая сопротивления, перешел прямо к содержанию, то последовало бы либо сердитое отрицание, либо интеллек­туальное обсуждение, либо покорность без истинных эмоций и истинного инсайта. Используя этот клинический пример в качестве иллюстрации, позвольте попытаться пересмотреть логическое обоснование технического правила анализа сопротивления до содержания.

Для того чтобы интерпретация или конфронтация была эффективной, мы должны быть уверены в том, что пациент может воспринять и понять интерпретацию или конфронтацию. Следовательно, мы должны быть уверены в том, что разумное Эго пациента доступно. Мы анализируем сопротивления в первую очередь, потому что сопротивления будут мешать формированию разумного Эго пациента. Более точно: смущенный пациент имеет ограниченное разумное Эго. Если я конфронтирую его с содержанием, которое смущает его, он потеряет даже эту ограниченную разумность. Я должен работать в области, в которой он может использовать свое лимитированное разумное Эго. Я отмечаю, что он чувствует смущение, и это очевидно и доступно для его разумного Эго: это замечание не заставляет его бежать, и пациент может вынести его. Я интересуюсь, что его заставляет смущаться сегодня, косвенно напомнив ему, что он не всегда смущается. Сначала он отчаянно защищается,

говоря, что нет смысла быть грубым и что ему хотелось бы знать, как я от­реагирую на это. Его разумное Эго, не чувствуя себя изолированным и одино­ким, делает большой шаг вперед, расширяя свои границы, и он становится способен осознать, что это не я не одобрил бы его, а он сам. Затем он осознает, что его реакция неуместна, он смотрит на свое поведение аналитически и формирует временную и частичную идентификацию со мной, а также рабочий альянс по отношению к своему сопротивлению. Я отмечаю кое-что в его поведении, за чем он может следовать и что он может понимать, идя далее вместе со мной. По мере того как он формирует со мной этот альянс, его разумное Эго становится сильнее, и теперь он осмеливается посмотреть аналитически на то, что он переживал. Я смог успешно расщепить его Эго, которое теперь имеет функции переживания и наблюдения. Затем он стано­вится способен увеличить разумное, наблюдающее Эго. По этому вопросу заслуживает прочтения блестящая работа Штербы (Sterba, 1934).

Мой смущенный пациент стал бы сердиться или отдалился и перестал работать, если бы я начал анализ с тревожащих содержаний его сновидения и ассоциаций. Я же начал с того, что было доступно для его сознательного Эго, с того, что он был больше готов принять как свои собственные чувства. Сошлюсь на другую, топографическую формулировку: я начинаю с поверхности (Freud, 1905а, р. 12; Fenichel, 1941, р. 44). Я воззвал к его разуму, и он признал, что он смущен. После этого рабочий альянс со мной был достигнут, и он сам смог проанализировать неуместную реакцию переноса по отношению ко мне. Если бы он не сделал этого, я бы интерпретировал это для него сам. Теперь у пациента было сильное разумное Эго для работы, и я мог осмелиться приблизиться к этому болезненному отвращаемому материалу.

Я решил работать над его желанием, чтобы большая женщина ласкала его, потому что его мастурбационные фантазии все еще были большим источником вины, и он предпринимал несколько несмелых попыток работать над этим ранее. Я чувствовал, что если я смогу помочь ему осознать ин­фантильную природу его сексуальных желаний, он сможет лучше понять свою вину, импотенцию и стыд. Я спросил, как он чувствовал себя, когда женщина начала ласкать его пенис, потому что он явно не включил этот аспект в рассказ о сновидении и не показал сексуальных реакций на то, что эта женщина ласкала его таким образом. Вмешательство было очень продуктивным, так как он снова боролся с сопротивлением и в конце концов осознал, что он предпочитал это пассивное сексуальное удовольствие всем остальным.

Я почувствовал, что он, вероятно, готов к конфронтации с тем фактом, что это было инфантильным, то есть инцестуозным желанием, поэтому я вел его в этом направлении, отметив, что эта деятельность заставляла его испытывать чувство стыда, потому что она заставляла его чувствовать себя маленьким мальчикам, которому дает сексуальное удовольствие большая женщина. Он подхватил это и боролся с этим. Он признал, что ему нравилось обманывать мужей, осознал, что это была ложная победа, а затем осмелился подумать, что это могла бы быть его мать, вначале сказав: «Вы должны были бы подумать так...» Затем, в конце концов, он принял и подтвердил это. По мере продолжения сессии его маленькое разумное Эго расширилось и обрело способность успешно бороться со всеми видами сопротивления! Можно было наблюдать, как в течение часа шла его битва с сопротивлениями. Если они усиливались и останавливали в росте разумное Эго, это означало, что следует работать дальше над сопротивлениями и отложить работу над содержанием.

Следующие правила техники являются основными: анализировать сопротивление до содержания, Эго до Ид, начинать с поверхности. Работа с содержанием может быть более интересной, более блестящей, чем кропотли­вая работа с сопротивлениями. Но если сопротивления Эго не анализируются, аналитическая работа приходит к застою. Пациент закончит анализ или будет деструктивно регрессировать, или же анализ станет интеллектуальной игрой или скрытым удовлетворением переноса.

Правило анализа сопротивления до содержания не должно быть понято так, что мы анализируем сопротивление отдельно или подходим к нему в первую очередь и что мы совершенно избегаем содержания, пока работа с сопротивлением не будет завершена. В действительности не всегда есть четкая дихотомия между сопротивлением и содержанием. В различных примерах я дал много иллюстраций того, как сопротивление становится содержанием, после чего данное содержание используется как сопротивление. Более того, анализ каждого сопротивления ведет к его истории, которая является содержанием. Наконец, мы можем использовать какое-то содержание для того, чтобы помочь выявить сопротивление. Основное техническое правило означает, что интерпретация содержания не станет эффективной до тех пор, пока значимые сопротивления не будут проанализированы в достаточной степени. Последний пример со смущенным пациентом ясно иллюстрирует это. Он не мог работать с материалом, пока в достаточной мере не преодолел сопротивление переноса. Позвольте мне теперь привести пример, иллюстри­рующий использование содержания в качестве вспомогательного средства при анализе сопротивления.

Пациентка, миссис К.¹, на четвертом году анализа начинает сессию, рассказывая мне следующие сновидения: (1) «Я фотографируюсь голой, _v лежа на спине в различных положениях: ноги сомкнуты, ноги врозь». . ._Т!; (2) «Я вижу мужчину с кривой линейкой в руке; на ней написано что-то, „

что считается эротичным. Красный, покрытый со спины иглами малень­кий монстр кусает¹ этого мужчину крохотными острыми зубками. Человек звонит в колокольчик, чтобы позвать на помощь, но никто не слышит его, кроме меня, а мне, по всей видимости, это безразлично». Позвольте мне добавить здесь, что эта пациентка работала во время нескольких последних сессий над проблемой страха гомосек­суальных импульсов, которые она связывала со своей клиторальной сексуальностью, противопоставляя ее своей вагинальной сексуаль­ности. Теперь, когда она получила возможность испытывать вагиналь­ный оргазм, она осмелилась идти дальше. Более того, она никогда по-настоящему не чувствовала зависти к пенису и только недавно осознала, что ее установка — «я рада, что я девушка, я потерпела бы неудачу, будучи мужчиной» — была защитой против глубоко спрятан­ной и до сих пор не затрагивавшейся враждебности к пенису. Если мы знаем все это, для нас будет очевидно, что явное содержание сновидения является продолжением этих тем. Фотографирование в обнаженном виде относится к проблемам разоблачения отсутствия пениса. Мужчина с линейкой, которого она игнорирует, видимо, представляет собой ее аналитика. Красный монстр, с которым он сражается, может представлять собой проекцию ее чувств, связанных с мужскими гениталиями, или же месть за эти чувства.

Пациентка начинает говорить каким-то печальным, пустым тоном. Она перечисляет мероприятия, запланированные для вечера, который она устраивает для своей двухлетней дочери. Она надеется, что дочка получит удовольствие и не будет бояться вечеринок, как она боялась ребенком. После этого пациентка вспоминает, как она вышла из дома со своим женихом и обнаружила, что она язвительно нападает² на него, упрекая за его декадентское прошлое, за то, что он был волокитой, никудышным человеком. Пауза. Менструация у нее задерживается на один день, и она думает, что она беременна, но кажется, ее это не волнует. Пауза. У нее такое чувство, что внутри у нее что-то не так, внутри что-то омерзительное, что напоминает о чувствах человека из «Имморалиста», который испытывает чувство отвращения из-за туберкулеза жены. Пауза. «Я пошла на скучный вечер и это было ужасно (молчание). Я хочу, чтобы вы сказали что-ни­будь. Я чувствую пустоту. Я очень рассердилась на свою малышку и ударила ее, и тогда она стала любящей дочерью (молчание). Я чувст­вую себя очень отстраненной».

В этот момент я вмешался и сказал: «Вы чувствуете отстранен­ность и пустоту потому, что вы, кажется, боитесь взглянуть на того

_____________

См. 1.24 и 2.651.

Biting (англ.) — здесь в значении «кусать» (Примечание научного редактора). j)i Biting (англ.) — здесь в значении «язвить», «нападать» (Примечание научнрго редактора).

ненавистного монстра, который находится внутри вас». Пациентка „ . ответила: «Тот монстр был красным, точнее, темного красно-коричне­вого цвета, как старая менструальная кровь. Это был средневековый дьявол, такой, как на картинах Иеронима Босха. Я сама что-то вроде этого. Если бы я была картиной, именно такой я и была бы, полной всеми видами демонов секса, кишечной перистальтики, гомосексуаль­ности и ненависти. Я думаю, мне не хочется сталкиваться со своей ненавистью к себе, к Биллу, моему ребенку и к вам. Я в действи­тельности не изменилась, а я думала, что был сделан большой прогресс - -(молчание)».

Я вмешался: «Мы недавно раскрыли нового монстра: ваш гнев на мужские пенисы и ваше отвращение к своей вагине. И вы бежите ,, от этого, пытаясь ускользнуть в пустоту». Пациентка ответила: «Вы кажетесь таким уверенным в себе, как будто вы уже все это разрешили. Может быть, я убегаю. Я читала книгу о мужчине, который давал своей жене коньяк, чтобы, будучи пьяной, она была лучшим сексуальным партнером, и она притворялась пьяной, чтобы суметь вы-! свободить свои реальные чувства. Может быть, и я такая. Я бы в са-

мом деле показала вам, мужчинам, что я действительно могу быть сексуальной. У меня иногда бывает такое чувство, что под кроткой ' ■-'-': внешностью рабыни мне присуща грандиозность. Я бы показала вам, жалким «трахателям», как нужно пользоваться пенисом, если бы он у меня был. Да, когда Билл из кожи вон лез, пытаясь удовлетворить меня однажды ночью, я взглянула на него, а в уме пронеслась мысль о том, кто теперь «прислуга за всё». И та линейка... помню, как од­нажды я спросила, какой линейкой вы измеряете неврозы? Я терпеть не могу чувствовать себя тупой, а иногда вы и этот анализ делаете меня такой. Я могла бы быть настолько же остроумной, как и вы, если бы осмелилась. Но боюсь, я потеряла бы тогда вас или стала бы вызывать у вас отвращение, и вы бы бросили меня. Я полагаю, мне нужно больше вам доверять. Я не могу ждать от Билла, что он примет все это, — но вы, вероятно, могли бы...»

Я представил на рассмотрение этот фрагмент сессии для того, чтобы продемонстрировать, как я работал с сопротивлением пациентки, привлекая на помощь содержание. Я интерпретировал ей, что она бежит в пустоту, чтобы избежать монстра своей зависти к пенису, своего ненавистного, внутреннего пениса и маскулинной идентификации. Эта формулировка помогла ей признать, что она пыталась отрицать и затем спроецировать этот ненавистный интроект на меня и на своего жениха. Она смогла увидеть его эффект — продуцирование сопротивления — и была в состоянии исследовать его в себе. Прояснение содержания помогло ей в работе с враждебно-депрессивным сопротивлением переноса. ,, .

2.72. Пациент определяет тему сессии ^! ; ;

Это правило техники является расширением старого правила: начинать каждую интерпретацию с поверхности. Мы пересмотрели топографи­ческую формулировку и выразили ее структурно: мы начинаем наши интерпре­тации с того, что доступно для сознательного, разумного Эго пациента. Правило, анализа сопротивления до содержания является приложением этой формулировки. Поскольку сопротивления являются продуктом функциони­рования Эго, они более доступны для разумного Эго, чем материал Ид. Этот аргумент также имеет силу для параллельных формулировок: анализировать защиту прежде, чем вытесненный материал, анализировать Эго до Ид.

Фрейд (1905а, р. 12) сделал техническую рекомендацию в случае Доры: позволять выбирать пациенту тему сессии. В то время он связывал это со своим советом, что мы начинаем аналитическую работу с того, что находится на поверхности разума пациента. Мы не должны навязывать свои интересы или теоретические пристрастия пациенту. Метод свободных ассоциаций также основывается на нашем желании позволить пациенту выбрать тему сессии. Его ассоциации дают нам доступ к тому, что является для пациента живой психической реальностью в данный момент. Его ассоциации раскрывают нам, что его беспокоит, что пытается проникнуть в сознание, что имеет для него значение. Ассоциации или отсутствие их также показывают нам, чего он пытается избежать. Именно по этой причине я включаю это правило в тех­нические правила, касающиеся сопротивления. Пациент очень часто опре­деляет тему сессии тем, о чем он молчит, чего он избегает, как он избегает и так

далее.

Это не означает, что пациент может преднамеренно определять, о чем мы будем говорить. Например, пациент начинает сессию, сказав: «Я хочу рассказать вам о своей жене». Затем он большую часть сессии описывает озадачившие его реакции жены на него. Я продолжаю молчать, потому что мне кажется, что он рассказывает о чем-то эмоционально значимом для него, и я не замечаю ничего уклончивого в его продукции. Однако он делает ошибку в какой-то момент, говоря: «Моя мать очень требовательна в сексуальном плане... я хочу сказать, моя жена». В этот момент я изменяю фокус его рассказа, прося его сопоставить мать и жену. В действительности я не меняю тему, он сам, бессознательно, изменил ее: я просто следую его направлению.

Позволить пациенту «выбирать» тему сессии означает: (1) позволять пациенту начинать каждый час с явного материала, который беспокоит его, и (2) не навязывать ему ваши интересы. Если материал вчерашней сессии кажется вам очень важным, вы должны воздержаться от своего интереса и сле­довать за пациентом до vm пор, пока он работает продуктивно. Кандидаты часто внедряют материал своих супервизий в работу с пациентами, когда он уже неуместен. Некоторые аналитики будут стремиться интерпретировать сновидение, когда оно не является самой значимой частью сессии, потому что аналитику нравится работать со сновидениями. (3) Пациент сам выбирает материал, которым он начинает сессию, но мы отбираем из его материала то, что, как мы полагаем, его действительно волнует или должно волновать. Например, пациент рассказывает нам о своих сексуальных удовольствиях, но мы обращаем внимание на его смущение при разговоре о сексе. Мы выби­раем то, что, как мы чувствуем, действительно беспокоит пациента, даже если он и не осознает этого. Можно провести аналогию со сновидением и сказать, что пациент выбирает явное содержание, а аналитик выделяет латентный значимый материал.