Х. Хекхаузен. Агрессия

 

http://flogiston.ru/

 

Х. Хекхаузен Агрессия

  Оглавление:

Таблица 8.5

Градация правомерности различных видов агрессии и заслуженности наказания по оценкам 16-17-летних школьников (все различия значимы) [В. G. Rule, 1974, р. 140].

Оценка	Агрессия
инструментальная профессиональная	инструментальная антисоциальная	враждебная
Правомерность	4,96	2,12	3,14
Заслуженность наказания	1,81	3,70	3,04

 

Уже одного этого примера достаточно, чтобы убедиться в сложности создания однозначной классификации. Ведь враждебная агрессия возмущенного рассказчика наверняка содержит элементы направленной против правонарушителя просоциальной инструментальной агрессии. Нередко также агрессия, возникающая как инструментальная, приобретает компоненты враждебности, например если ее жертва оказывает сопротивление. Все же такого рода разграничения не совсем бесполезны. Они подготавливают почву для планомерного выявления функционально эквивалентных компонентов агрессии. Работа эта пока не завершена. Как правило, исследователи придерживаются экспериментальных схем, основанных (как мы увидим ниже) на возбуждении просоциальной инструментальной агрессии, которая может дополняться или не дополняться враждебной агрессией. Однако в любом случае различение мотивационной структуры инструментальной и враждебной агрессии (собственно агрессии, внутренне мотивированной агрессии, см. гл. 12) представляется нам необходимым. Последняя может быть охарактеризована, как более обдуманная или импульсивная. Каждый из этих типов и подтипов может быть в свою очередь подразделен на свои про- и антисоциальные разновидности; разделение это, естественно, не является объективным, оно отражает точку зрения действующего субъекта, его жертвы или какого-либо наблюдателя. Причем то, что жертве или стороннему наблюдателю показалось бы антисоциальным, сам субъект действия может считать просоциальным, подправляя, кроме того, впоследствии свое описание событий. (Помимо этого, возможны еще и другие подразделения агрессии, например, речь может идти об открытой или замаскированной, интравраждебной или экстравраждебной агрессии и т.д.)

Из этого рассмотрения сложности и многоликости агрессивных действий становится понятно, почему, с одной стороны, эти действия могут быть очень похожими на действия помощи, а с другой - принадлежать к сфере деятельности власти. Последнее характерно для инструментальных, про- или антисоциальных, форм агрессии, направленных на то, чтобы заставить жертву сделать нечто такое, что сама по себе она делать не будет. В качестве источников власти в таких случаях применяется принуждение или насилие. Эту область пересечения инструментальной агрессии и деятельности власти Тедеши, Смит и Броун [J.Т. Tedeschi, R.В. Smith, R.С. Brown, 1974] попытались расширить до такой степени, что в результате у них всякое агрессивное действие оказалось одной из форм проявления власти с использованием принуждения. Само понятие агрессии они сочли, в конце концов, излишним, решив, что его можно заменить следующим определением:

"...действие будет отнесено к категории агрессивных при выполнении следующих условий: (a) оно включает в себя ограничение возможностей или исходов поведения другого (наиболее явно путем использования власти принуждения и наказания); (b) наблюдатель воспринимает действие как намеренно наносящее ущерб его интересам или интересам объекта воздействия (иначе говоря, как злонамеренное или эгоистичное) независимо от того, стремился ли в действительности субъект действия к причинению вреда; (с) действие представляется наблюдателю противоречащим нормам и незаконным, например, если оно выглядит неспровоцированным, оскорбительным или не соответствующим вызвавшему его поводу" (ibid., р. 557].

При рассмотрении в предшествующей главе мотивации власти мы обнаружили одну характерную для нее особенность: чтобы направить другого на достижение нужных субъекту целей, в ней могут использоваться все мотивационные процессы, релевантные другим мотивам, значит, и агрессия также. Однако это не меняет того факта, что мотивационные цели деятельности власти и враждебной агрессии были и остаются совершенно различными. Именно этот решающий момент упустили из виду Тедеши и его соавторы [см. также критику их работы в: D. M. Stonner, 1976].

В проведенных к настоящему времени исследованиях в основном уточнялись ситуационно обусловленные особенности агрессивного поведения. Напротив, индивидуальные различия такого поведения в одних и тех же ситуационных условиях (назовем их агрессивностью) пока что редко привлекали к себе внимание. В этом отношении здесь сложилось то же положение дел, что и в сфере мотивации помощи. Однако индивидуальные различия в агрессивности должны основываться на более сложных, устойчивых мотивационных структурах, чем различия в мотиве помощи, поскольку агрессия, находясь под явным контролем социальных норм и функций, в существенной мере определяется специфической сдерживающей тенденцией. Вот почему мы начнем с того, что рассмотрим эти нормы.

 

 

Нормы, а тем самым типы и частота агрессивных форм поведения задаются культурой. Их различия зафиксированы в целом ряде исследований межкультурных различий [см.: Н.-J. Kornadt, L.W. Eckensberger, W.В. Emminghaus, 1980]. Поэтому особо примечательным оказывается тот факт, что у детей*, воспитывающихся в разных культурах, прежде чем они полностью освоят специфические социализирующие нормы своей культуры, тип и частота агрессии совпадают почти полностью. Об этом свидетельствуют тщательные наблюдения за поведением представителей шести различных культур, а именно: США, северной Индии, Филиппин, Японии (Окинава), Мексики и Кении [см.: В.В. Whiting. J.W. Whiting, 1975; W.W. Lambert, 1974]. Так, если взять наиболее частые формы агрессии (типа: обидеть, ударить), то дети каждой культуры в возрасте от 3 до 11 лет демонстрируют в среднем по 9 агрессивных актов в час. 29% из них составляют непосредственные ответные реакции на нападение противоположной стороны. Эта доля остается одной и той же в разных культурах и несколько изменяется лишь в зависимости от пола, составляя 33% у мальчиков и 25% у девочек. С возрастом во всех культурах происходит смена форм агрессии: частота простого физического нападения уменьшается за счет роста более «социализированных» форм, таких, как оскорбление или борьба. Эти изменения отражены на рис. 8.3, где представлены данные для обоих полов и трех последовательных возрастных периодов. Примечательно, что во всех культурах ровесники и младшие дети подвергаются агрессии значительно чаще, чем старшие по возрасту дети; кроме того, чем младше дети, тем скорее жертва нападения, плача или чувствуя себя задетой, в свою очередь обратится к агрессии. Ламберт [W.W. Lambert, 1974] объясняет это как сдвиг агрессии на беззащитную жертву:

«Еще одна тенденция, явственно проявляющаяся во всех культурах, состоит в своеобразном сильном смещении агрессии на детей, особенно на маленьких. Оно выражается в том, что значительно большая часть ударов, полученных со стороны старших, прощается, а гораздо большая доля ударов со стороны младших по возрасту подлежит отмщению» [р. 451].

Рис. 8.3. Изменение частоты трех форм агрессии у детей, принадлежащих к различным культурам (усредненные по культурам стандартизированные значения) [B.B. Whiting, J.W. Whiting, 1975, p.156]

 

Наряду с общими для всех культур моментами каждая из них обладает своими специфическими нормами и критериями оценок агрессивных действий, определяющими, что запрещается, что разрешается, а что и поощряется. Часть запретительных норм собрана в уголовных кодексах. Например, убийство из низменных побуждений сурово наказывается, а убийство в ходе самозащиты, напротив, может не наказываться совсем. В отличие от запретных разрешенные или даже положительно оцениваемые формы агрессии кодифицированы слабо; примером могут служить проявления агрессивности в определенных видах спорта [Н. Gabler, 1976] или же оскорбительная едкость «убийственных острот». Кроме того, агрессия может различным образом оплачиваться. Так, Басс говорит о существовании в капиталистическом обществе обильной и весьма знаменательной оплаты за агрессию в виде денег, престижа и социального статуса [А.Н. Buss, 1971, р. 7, 17]. В процессе врастания в свою культуру ребенку приходится в этом отношении многому учиться, в связи с чем решающее значение специфических культурных норм и стандартов поведения может быть прояснено прежде всего анализом с позиций психологии развития [S. Feshbach, 1974]. Рассмотрим в качестве примера ряд относящихся к западной культуре результатов, раскрывающих постепенное переплетение агрессии и моральных норм в процессе развития ребенка. Вначале приведем некоторые описательные данные, затем в отличие от обычных теорий социализации, во всем видящих результат непосредственных воспитательных воздействий, рассмотрим влияние когнитивного развития на принятие моральных стандартов и, наконец, на примере такого когнитивно сложного явления, как самооправдание после совершения агрессивного акта, обратимся к свойственной моральным нормам функции регуляции поведения.

В первые годы жизни агрессия проявляется почти исключительно в импульсивных приступах упрямства, течение которых не поддается влияниям извне [F.L. Goodenough, 1931; L. Kemmler, 1957]. Причиной этих приступов выступает главным образом блокирование в результате применяемых к субъекту воспитательных воздействий намеченной им деятельности. На передний план все активнее выдвигаются конфликты с ровесниками, прежде всего появляются, позднее опять отступая, ссоры, связанные с обладанием вещами, их доля составляет у полуторагодовалых детей 78%, однако уже у 5-летних — лишь 38% [Н.С. Dawe, 1934; W.W. Hartup, 1974]. В этот же период развития возрастает (с 3 до 15%) число случаев использования физического насилия. Если у младших детей блокирование активности вызывает главным образом инструментальную агрессию, то у старших к ней все более примешивается враждебная агрессия, адресованная данному человеку лично. (Как мы увидим, это предполагает сформированность когнитивной способности приписывать нарушителю спокойствия злые умыслы.) Влияние ровесников едва ли можно переоценить [G.R. Ratterson, R.A. Littman, W. Bricker, 1967]. Чересчур агрессивные дети, начав посещать детский сад, становятся сдержаннее, поскольку очень скоро сталкиваются с сильной ответной агрессией; дети же, агрессивность которых ниже среднего уровня, становятся агрессивнее по мере того, как начинают понимать, что быстрая ответная агрессия может избавить их от дальнейших атак. Тот, кто научился на нападение сразу же отвечать тем же, будет не только оставлен в покое, но и в дальнейшем будет вызывать меньшую агрессивность [W.W. Lambert, 1974]. Вместе с тем Паттерсон и его коллеги [G. К. Patterson et al., 1967] обнаружили, что около 80% всех агрессивных актов приводят к успеху; если это так, то пребывание в детском саду обеспечивает исключительно сильное подкрепление инструментальной агрессии.

 

*В советской психологии детская агрессия изучается только в связи с разрешением конфликтов, поскольку эта форма поведения считается проявлением у нормального ребенка какого-то неблагополучия в его социальной жизни (педагогическая запущенность, затрудненные контакты со сверстниками и взрослыми и т. д.). О социальной природе этой формы поведения свидетельствует и тот факт, что выявленная в других культурах агрессия по отношению к младшим детям советскими исследованиями не подтверждается. Одним из объяснений этого может служить общественный характер нашей воспитательной системы, благодаря которой ребенок уже в детском саду знакомится с нормами поведения в коллективе, приучается согласовывать свои действия с действиями и интересами других детей, помогать младшим и опекать их. (Прим. ред.)

 

В проведенных до сих пор исследованиях социализации агрессивность и ее индивидуальные различия рассматривались исключительно как непосредственный продукт родительского воспитания. Так, Бандура и Уолтерс [A. Bandura, R.Н. Walters, 1959] отмечают, что отцами сверхагрессивных и оказавшихся в исправительных учреждениях подростков из относительно благополучных семей среднего класса являются люди, не терпящие проявлений агрессии дома, но, несмотря на это, за его пределами поощряющие и даже подстрекающие своих детей провоцировать других и нападать на них и позитивно подкрепляющие такого рода поведение. Родители могут также сами служить образцом агрессивности. Так, С. и Э. Глюки установили, что у подростков с отклонениями в поведении родители в прошлом с относительно высокой вероятностью имели судимость [S. Glueck, Е. Glueck, 1950; см. также: L.В. Silver, С. С. Dublin, R. S. Lourie, 1969].

Такого рода социализирующее влияние научения в результате подкрепления и подражания образцу необходимо рассматривать в контексте когнитивного развития ребенка, т.е. в связи с тем обстоятельством, что он все в большей мере становится способным конструировать моральные правила поведения и руководствоваться ими. Таким образом, агрессия и моральные нормы зримо переплетаются между собой. Фундаментальное правило, которое при этом усваивается, состоит в необходимости, подвергнувшись агрессии, ответить соразмерной агрессией. Эта норма возмездия за агрессию пропорциональной ответной агрессией (lex talionis*) соответствует норме взаимности в случае деятельности помощи. Одна агрессия компенсирует другую, и в результате оба субъекта оказываются «квиты». Вина искупается и благодаря этому как бы смывается; выведенные из равновесия социальные отношения снова приходят в норму. Укорененность в человеке нормы возмездия становится очевидной при сопоставлении ее ветхозаветной формулировки в третьей книге моисеевой с новозаветным требованием нагорной проповеди отказаться от возмездия врагам и полюбить их.

Ветхий завет: «Кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому должно сделать то же, что он сделал. Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб; как он сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать» [Левит, 24, 19-20].

Новый завет: «Вы слышали, что сказано: око за око, и зуб за зуб. А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» [Ев. от Матф., 5, 38-39].

Норма возмездия (и искупления), преодоленная, впрочем, в современном уголовном праве, несомненно присуща логике развертывания моральных норм и первоначально не требует подкрепления со стороны родителей и воспитателей. Она является, по Пиаже [J. Piaget, 1930], характерной особенностью так называемой гетерономной стадии развития морального суждения, стадии, отмеченной представлением о нерушимости правил, верность которым человек должен хранить при всех обстоятельствах. Для находящихся на этом уровне развития детей (по шестистадийной шкале Колберга [L. Kohlberg, 1969] это вторая и третья стадии) наказание носит искупительный, снимающий проступок характер и восстанавливает нарушенное проступком равновесие социальных связей. Хотя до более высоких, неагрессивных форм уравнивающей справедливости здесь еще далеко, все же по сравнению с импульсивной агрессией более маленьких детей сделан заметный шаг вперед. Подвергаясь наказаниям за свои проступки — не в последнюю очередь внутри круга сверстников — дети усваивают, как человек сам должен наказывать, когда проступки совершают другие. Ответное причинение страданий своему обидчику и сам вид его страданий редуцируют возникающий у субъекта гнев и удовлетворяют его потребность в агрессии. В пользу этого говорит и то обстоятельство, что человек, неоднократно подвергавшийся наказаниям, сам становится более агрессивным — эта взаимосвязь фиксировалась не один раз [S. Feshbach, 1970].

Стандарты поведения морального характера в релевантных агрессии ситуациях можно в дальнейшем непосредственно наблюдать в поведении взрослых. Даже если дети и не претворяют сразу увиденные образцы в действие, они их, как правило, усваивают. Примером этого может служить следующий эксперимент Бандуры [A. Bandura, 1965]. Детям показали фильм, герой которого проявлял вербальную агрессию необычным для них образом. Далее он в одном случае наказывался, в другом — вознаграждался, в третьем — его поведение не вызвало никакой реакции. После этого детей ставили в ситуацию, предоставляющую возможность воспроизвести наблюдавшееся ими поведение. В тех случаях, когда кинообразец поощрялся, подражание имело место чаще, чем тогда, когда он наказывался. Затем увиденное в фильме поведение детям предложили воспроизвести возможно более точно и обещали наградить их за это. И дети, которые перед этим воздерживались от повторения агрессивного поведения образца по собственному почину (по-видимому, в силу преобладающего торможения агрессивности), на этот раз получили максимальные показатели, что может служить признаком достаточной усвоенности и включенности в репертуар потенциальных действий данной формы поведения. Следует также отметить, что мальчики проявили большую готовность следовать агрессивному образцу, чем девочки. Результаты этого эксперимента приведены на рис. 8.4.

Рис. 8.4. Подражание агрессивным действиям образца в зависимости от последствий этих действии для образца и от вознаграждения за подражание [A. Bandura. 1965, р. 592]

 

Под влиянием образцов и в процессе самопознания подрастающий ребенок начинает усваивать (в пределах, определяемых уровнем развития его когнитивных способностей) обязательные для него правила поведения морального характера. Усвоение тех или иных правил может выражаться также в индивидуальных различиях агрессивности и ее развитии, например, если ребенку особенно настойчиво внушается необходимость строгого соблюдения нормы возмездия. Однако пока неясно, в какой мере корни индивидуальных различий мотива агрессии определяются именно этим.

Норма возмездия требует, чтобы ответная агрессия (наказание) была точно отмерена. Слишком малая реакция неудовлетворительна, так как не позволяет враждебности полностью реализоваться. Чересчур сильная создает чувство вины и превращает наказывающего в объект для (ответного) нападения [Е. Walster, Е. Berscheid, G.W. Walster, 1973]. В каждом конкретном случае приходится тщательно взвешивать уместность ответного агрессивного действия. Чтобы такое действие оказывало желательный эффект на наказываемого, его уместность должна признаваться еще и этим последним, что предполагает такой уровень когнитивного развития наказывающего, который позволил бы ему поставить себя на место другого и взглянуть на происходящее его глазами (принятие роли). Одним из важнейших аспектов выступает здесь оценка намерений, стоявших за агрессивным поведением другого человека; она представляет собой атрибутивный процесс, являющийся фундаментом всякой реакции на агрессию на более поздних возрастных ступенях, 7-летний ребенок едва ли учитывает то обстоятельство, преднамеренно помешал ему (заставил его страдать) другой человек или же невольно. Но уже у 9-летних детей нечаянная агрессия возбуждает явно меньшую ответную агрессию, чем преднамеренная [D.W. Shantz, D.A. Voydanoff, 1973].

Достижение последующих уровней когнитивного развития, обеспечивающих принятие ролей и учет намерений другого человека, очевидно, также является одной из предпосылок процесса, способного играть решающую роль в регуляции враждебной агрессии и ее сдерживании, а именно процесса сопереживания (эмпатии) положению жертвы своих агрессивных стремлений. Способность и готовность к сопереживанию оказывают на агрессивную деятельность, как и на деятельность помощи, просоциальное влияние. Проникновение во внутреннее состояние жертвы агрессии, в ее страдания, которые субъект намерен вызвать (или уже вызвал), противоборствует желанию причинить вред этому человеку и в итоге тормозит агрессию. Обратное соотношение способности к сопереживанию и агрессивности неоднократно подтверждалось экспериментально [N. Feshbach, S. Feshbach, 1969; A. Mehrabian, N. Epstein, 1972]. Дети, более способные к сопереживанию, менее агрессивны. Родители их, разъясняя свои действия, ласково предупреждая и предоставляя ребенку свободу действий, дают ему возможность испытать себя, способствуют более дифференцированному когнитивному развитию [N. Feshbach, 1974; 1978].

* Закон возмездия «око за око, зуб за зуб». (Прим. ред.)

 

Как и при действиях помощи, в сфере агрессии наряду с нормой взаимности определенным (превращенным) значением обладает и норма социальной ответственности. Речь идет об определении того, в какой мере субъект агрессии несет ответственность за свое действие и его последствия. Так, маленького ребенка или человека, который не мог предвидеть последствий своего действия, наказывают меньше, чем ребенка старшего возраста или осведомленного о последствиях совершаемого деяния человека.

В конечном счете степень зависимости агрессивного действия от моральных норм едва ли проявляется где-либо отчетливее, чем в случаях нарушения моральных стандартов, сопровождающихся самооправданием субъекта перед или во время совершения действия. Например, агрессор может снять с себя ответственность за агрессию, оспаривая, что причинил страдание другому, или же доказывая, что агрессия была заслуженной [Е. Walster et al., 1973]. Во всех случаях такого рода происходит явная рационализация. Яркими примерами этому служат психологические войны, показания военных преступников и активистов террористических групп. Бандура [A. Bandura, 1971 b] выделил шесть типов самооправдания, призванных успокаивать угрызения совести и связанных с предпринятой или планируемой агрессией:

1. Снижение значимости предпринятой агрессии через односторонние сравнения: собственный агрессивный акт сопоставляется с худшими злодеяниями другого человека.

2. Оправдание агрессии тем, что она служит высшим ценностям (в случае инструментальной агрессии).

3. Отрицание своей ответственности.

4. Разделение ответственности и размывание четкого представления о ней; наблюдается прежде всего при коллективной агрессии, опирающейся на сильное разделение функций.

5. «Расчеловечивание» жертвы, ее дегуманизация. Агрессор отказывается признать за жертвой или за своим противником существование человеческих свойств и качеств.

6. Постепенное примирение. Появляется главным образом по мере того, как субъекту в результате названных выше способов самооправдания удается уменьшить исходную негативную самооценку.

Облегчающее агрессию влияние дегуманизации Бандура, Ундервуд и Фромсон [A. Bandura, В. Underwood, М.Е. Fromson, 1975] продемонстрировали в одном из своих экспериментальных исследований. Испытуемые получали задание отвечать электрическим разрядом разной интенсивности (от 1 до 10) в зависимости от сообщаемого им качества результатов рабочей (фиктивной) группы, участники которой совместно решали задачу, поскольку это якобы могло оказать влияние на эффективность работы данной группы. Таким образом, на испытуемых возлагалась обязанность осуществлять инструментальную агрессию ради повышения продуктивности мнимой рабочей группы (подобная экспериментальная схема в исследованиях агрессии весьма распространена). Для варьирования эффективности осуществляемого испытуемыми электроразряда последовательность высоких и низких достижений рабочей группы была организована таким образом, что в одной серии (функциональная связь) за наказанием (после плохого решения) следовало верное решение, а в другой (дисфункциональная связь) после наказания продолжались неудачи, так что создавалось впечатление неэффективности даже сильного наказания. Благодаря специально подстроенному «недосмотру» испытуемый получал возможность услышать перед началом опыта разговор экспериментатора с ассистентом, в котором последний отзывался об участниках рабочей группы в одном случае пренебрежительно (дегуманизирующе), в другом — почтительно (гуманизирующе), а в третьем — без каких-либо оценочных моментов.

Рис. 8.5. Зависимость интенсивности электроразряда, применявшегося в следующих друг за другом попытках решения задач, от дегуманизации подвергавшихся электроразряду людей и от эффективности этого наказания [A. Bandura, В. Underwood, М. Е. Fromson. 1975. р. 264].

 

Результаты отдельных серий исследования представлены на рис. 8.5. В целом испытуемые проявляли меньшую агрессивность (т. е. включали ток меньшей интенсивности) в случае, когда осуществляемое ими наказание улучшало результаты рабочей группы, чем когда наказание не имело никакого эффекта, оставалось дисфункциональным. «Гуманизированные» жертвы всегда наказывались мягче, чем «дегуманизированные», при нейтральном отзыве интенсивность наказания имела промежуточную величину. Если удар током не приводил к немедленному улучшению результатов, эффект дегуманизации проявлялся поистине в драматических формах: сила наказания резко возрастала (в то время как при нейтральных условиях и особенно в случае «гуманизации» после незначительного подъема вначале она снова уменьшалась). Весьма поучительным явился последующий опрос испытуемых, направленный на выявление различий в оценке ими своего противонормативного поведения. В табл. 8.6 приводятся данные о количестве испытуемых (в %), которые сочли только что примененное ими наказание справедливым и несправедливым. Варьирование эффективности наказания в отличие от типа характеристики жертв само по себе не оказало какого-либо влияния на самооценку. Телесное наказание «гуманизированных» жертв испытуемые рассматривали как несправедливое, однако по отношению к «дегуманизированным» жертвам они оказались свободными от подобных угрызений совести (причем особенно часто в случае, когда применение наказания не давало эффекта). Полученные данные наглядно показывают, как легко агрессивность может освобождаться от всякого сдерживающего влияния, если человеческое достоинство жертвы поставлено под сомнение, и как быстро человек находит при этом оправдания, освобождающие его от негативной самооценки (чувства вины), вызванной действиями, которые не могут быть оправданы с моральной точки зрения.

Таблица 8.6

Количество испытуемых (в %), в зависимости от условий оценивших примененное наказание как справедливое и несправедливое [A. Bandura et al., 1975, р. 265].

Условия	Справедливое	Несправедливое
Эффективность наказания:
функционального
дисфункционального
Тип характеристики жертв:
гуманизирующий
нейтральный
дегуманизирующий
Комбинация условий:
функциональность и гуманизация
функциональность и нейтральная характеристика
функциональность и дегуманизация
дисфункциональность и гуманизация
дисфункциональность и нейтральная характеристика
дисфункциональность и дегуманизация

 

Существуют три отличные друг от друга группы теорий агрессии, которые мы рассмотрим в той последовательности, в какой они создавались. Это теории влечения (или инстинкта), фрустрационная теория агрессии и теории социального научения (в том числе попытки, относящиеся к психологии мотивации). Теории влечения в современной психологии считаются устаревшими, а в последнее время это отношение распространилось отчасти и на фрустрационную теорию агрессии. Последняя явилась переходной ступенью от психоаналитической теории влечения к теориям социального научения; она положила начало новейшим исследованиям агрессии и сильно стимулировала их.

Теории влечения

Аналогичного понимания агрессии придерживается основоположник этологии Лоренц [К. Lorenz, 1963]. По его мнению, в организме животных и человека… К представителям теорий влечения следует отнести также Мак-Дауголла [W.… «Предрасположенность к гневу. Негодование и насильственное устранение всякой помехи или препятствия, мешающих…

Фрустрационная теория агрессии

В приведенной выше формулировке оба эти постулата не подтвердились. He всякая агрессия возникает вследствие фрустрации (в частности, фрустрацией не…

Теория социального научения

Сам он дает следующее определение: «Сила агрессивной реакции на какое-либо препятствие представляет собой… Рис. 8.6. Схема различных теорий агрессии. Гипотетические конструкты заключены в рамку [A. Bandura, 1973, p.54]

Экспериментальное изучение агрессии

Экспериментальное исследование агрессии началось с ответа на один нелегкий вопрос. Как, возбуждая агрессивность в лабораторном эксперименте,… Третья процедура — выполнение задания на скорость реакции -была предложена… Типичные вариации условий заключались в предшествующем опыту оскорблении, т. е. в преднамеренном ударе током,…

Намерение

Если же субъект придет к выводу, что инцидент был непреднамеренным или что произошла ошибка, то гнев, желание мести и стремление к ответной агрессии…

Ожидание достижения цели агрессии и возмездия за агрессивное поведение

Если же прямая агрессия возможна, то решающее значение приобретает ожидание иного рода, а именно вероятность ответа на агрессию субъекта также…

Рис. 8.7. Интенсивность тока, применявшаяся испытуемыми, при различной вероятности возмездия [R. А. Ваrоn. 1973].

 

В действенности ожидания возмездия решающим оказывается обстоятельство, подвергся субъект нападению или нет. Если субъект стал жертвой агрессии, то он осуществляет принцип возмездия, даже когда вероятность ответного возмездия велика. Исключение из этого правила Шортелл, Эпштейн и Тэйлор [J. Shorten, S. Epstein, S.P. Taylor, 1970] наблюдали лишь в ситуации сильной угрозы, когда наказываемый располагал возможностью сверхсильного возмездия (ударом, интенсивность которого в два раза превышала максимальную). В этих условиях наказывающие прибегали к току более слабой интенсивности по сравнению с тем, которым они пользовались при отсутствии возможности сверхсильного ответного удара. Денгеринк и Левендаски [Н.A. Dengerink, P.G. Levendusky, 1972] наблюдали также снижение агрессивности в случае, когда оба противника располагали возможностями сверхсильного возмездия и ими не пользовались, т.е. когда существовало «равновесие страха» (ситуация, несколько напоминающая стратегию паритета сверхдержав, владеющих ядерным оружием).

С точки зрения модели «ожидаемой ценности» полученные результаты дают довольно сложную картину. С одной стороны, переменная ценности указывает на непосредственные последствия результатов действия (позитивная привлекательность возмездия или расплаты). Соответствующая ей переменная ожидания значима только при непрямой агрессии и лишь в той мере, в какой оказывается неясным, настигнет ли агрессора агрессивное действие субъекта и будет ли сила этого действия соответствовать намеченной (инструментальность действия или достижения желательных последствий). С другой стороны, переменная ценности включает негативную привлекательность ответного возмездия (опосредуемое противником последствие действия). Соответствующей переменной ожидания является инструментальность осуществляемого субъектом возмездия как приводящего и в какой мере к ответному возмездию со стороны наказуемого. Таким образом, решающей переменной ожидания является не ожидание результата действия (вероятность адекватного наказания агрессора субъектом), а инструментальность результата действия для одного из последствий (ответного возмездия).

Такое положение дел имеет место, по-видимому, для всех мотиваций социального характера, особенно для мотивации аффилиации (я любезен с тем, чтобы и другие по отношению ко мне были любезны). В случае мотивации власти, помощи и агрессии оно наблюдается всегда, когда действие подчинено принципу взаимности, т.е. всегда, когда субъект принимает в расчет ответную власть, надеется на благодарность и признательность, боится ответного воздействия. Насколько нам известно, это обстоятельство пока не учитывалось при построении теоретических моделей; планомерно не исследовалось и то, каким образом характерные для мотивации агрессии переменные ценности и ожидания взвешиваются и связываются между собой. Как свидетельствуют последние из рассмотренных результатов, чтобы негативная привлекательность сверхсильного ответного возмездия стала действенной, достаточно одной лишь его возможности, уточнение его вероятности (инструментальности), по-видимому, ничего не меняет.

Благоприятствующие агрессии ключевые раздражители

Усиление мотивации под воздействием ключевых раздражителей, соответствующих по своему содержанию наличному мотивационному состоянию, было… Впрочем, немаловажно и то, воспринимает ли субъект реальные сцены насилия,… «Между количеством находящегося в распоряжении населения огнестрельного оружия и частотой убийств существует тесная и,…

Удовлетворение, приносимое достигнутым в ходе агрессии результатом

В связи с этим возникает вопрос: не упустил ли Бандура при анализе условий научения по образцу (имитационного научения, научения по модели)… Наиболее непосредственное удовлетворение субъекту приносят любые реакции…

Самооценка

Нормативные стандарты, определяющие в сфере агрессии, что человек считает дозволенным и недозволенным, регулируют его агрессивные действия не… Таким образом, «объективация самосознания» как бы цивилизует людей, заставляет… Выяснению этого вопроса было посвящено исследование Шейера [М.F. Scheier, 1976], в котором испытуемые-мужчины с…

Оценка другими людьми

В описанных исследованиях подставными лицами выступали малознакомые реальным испытуемым люди. Когда же предварительно их близко знакомили друг с…

Эмоция гнева и общее состояние возбуждения

Имеющиеся на сегодня данные не оставляют сомнений в том, что гнев, возникающий в результате фрустрации и неправомерных или враждебных актов,… Линейная зависимость между силой гнева и интенсивностью агрессии именно потому…

Дополнительные источники возбуждения

Во-первых, наличный аффект гнева не должен быть чересчур слабым. Так, Циллман, Кэтчер и Милавски [D. Zillman, А.Н. Katcher, В. Milavski, 1972]… Во-вторых, дополнительные источники возбуждения не должны вызывать слишком… В-третьих, решающую роль играет, по-видимому, временная последовательность источников возбуждения. По крайней мере,…

Х. Хекхаузен Индивидуальные различия и предпосылки концепции мотива агрессивности

В начальный период исследований агрессии, т.е. в середине 50-х гг., были предприняты попытки объяснения индивидуальных различий — от непосредственно…

Личностные характеристики

Одним из средств, позволяющих провести различия между людьми по степени их агрессивности, является четвертая шкала MMPI (Многостадийный личностный… Имеется также ряд разнообразных личностных свойств, указывающих на устойчивую… Перечисленные свойства личности указывают скорее на страх перед возмездием, чем на внутреннее торможение агрессии,…

Х. Хекхаузен Предпосылки разработки теоретических конструктов

Основополагающей теоретической предпосылкой для рассмотренных выше, а также и для более ранних попыток соотнести воображаемую агрессию (ТАТ) с… «Привычные агрессивные тенденции индивида составляют предрасположенность…  

Измерение мотива

Х. Хекхаузен Агрессия. // Мотивация и деятельность. М., 1986, т. 1, с. 365-405. Свидетельством решающего значения указанных выше моментов при разработке… Этот опросник примечателен тем, что отражает лишь те формы агрессивного поведения, которые часто встречаются и…

Таблица 8.7.

Коэффициенты корреляции между различными субшкалами «Опросника агрессии для подростков» Ольвеуса и оценками наблюдаемой агрессивности для двух выборок (А, N=98; B, N=86) 12-16-летних подростков [D. Olweus, 1975, р. 38]

Субшкалы опросника	Оценки наблюдаемой агрессивности
Затевают драки (1)	вербально протестуют (2)	(1) и (2)
A	B	A	B	A	B
1. Вербальная агрессия	0,25	0,18	0,51	0,46	0,43	0,36
2. Физическая агрессия 1+2	0,48 0,46	0,41 0,37	0,39 0,57	0,26 0,43	0,48 0,58	0,37 0,47
3. Импульсы агрессивности 1+2+3	0,16 0,40	0,02 0,28	0,10 0,45	0,08 0,36	0,15 0,48	0,06 0,36
4. Торможение агрессии	-0,05	-0,12	-0,14	-0,08	—	—

Рис. 8.8. Гипотезы о соотношении: (а) воображаемой агрессии и агрессивной тенденции в тестовой ситуации; (b) агрессивной тенденции у наблюдаемой агрессии и © воображаемой и наблюдаемой агрессии для групп школьников с низкой и высокой тенденциями подавления агрессии [D. Olweus. 1972. р. 291. 293]

 

Более сложной, однако вполне поддающейся анализу является ситуация, когда прогностический и эталонный показатели не настолько полно соответствуют друг другу. Ольвеус [D. Olweus, 1969; 1972] продемонстрировал это на примере показателя агрессивности подростков по отношению к взрослым и эталонного показателя агрессии против своих ровесников (того же, что и в только что рассмотренном исследовании; возраст испытуемых — 12-14 лет). В качестве средства предсказания в этом исследовании применялся не опросник, а проективная методика, поскольку исходная ситуация теста (подросток против взрослого) позволяла актуализовать, прежде всего, тенденции торможения агрессии, которые и должны были отражаться в тестовых реакциях, указывающих на открытую и заторможенную агрессии. Стимульный материал представлял собой четыре неоконченных рассказа, в каждом из которых взрослый мужчина создавал для подростка (того же возраста, что и испытуемые) ситуацию фрустрации и некоторой угрозы, за что, однако, последний в определенной мере сам был ответствен. От испытуемого требовалось ответить на три вопроса, касающихся предложенной ситуации, и после этого придумать окончание истории. Категории анализа содержания включали в себя ряд субкатегорий, группировавшихся в соответствии с двумя противоположными мотивами-агрессивной тенденцией и тенденцией торможения агрессии. Ситуация тестирования в целом (включавшая как неоконченные рассказы, так и задающие контекст условия проведения теста) оказывала, по мнению Ольвеуса, одинаковое умеренно-стимулирующее влияние на тенденции агрессии и ее торможение, и у большинства испытуемых обе тенденции актуализовались одновременно. Степень согласованности суждений экспертов составила r=0,90.

Рис. 8.9 Соотношение между воображаемой агрессией (против взрослого) в проективном тесте и наблюдаемой агрессией (против одноклассников) для двух групп 12-14-летних подростков (N=44), показавших в тесте низкую и высокую тенденции торможения агрессии [D. Olweus, 1972, p.294].

 

Характерно, что между тестовой ситуацией и реальной ситуацией эталонного поведения (конфликт между сверстниками) в данном случае наблюдается определенное рассогласование в степени актуализации обеих тенденций-мотивов. Ведь при обычной драке между сверстниками мера актуализации агрессивной тенденции, как и в тестовой ситуации, оказывается примерно средней, а актуализация тенденции торможения агрессии - слабой. Отсюда следует, что тенденция торможения агрессии, если она имеется, сильнее будет проявляться в тестовой ситуации, чем в ситуации повседневной жизни. Если тенденция торможения сильна, то в тесте (но не в школьной жизни, где агрессия направлена против одноклассников) с ростом агрессивной тенденции соответствующее ей содержание будет проявляться по отношению к взрослому все реже. Это гипотетическое обратное соотношение фактической агрессивной тенденции и ее выраженности в деятельности воображения школьников с сильным торможением агрессии поясняет диаграмма на рис. 8.8а (тестовая ситуация). Напротив, в служащих критерием ситуациях повседневной жизни (рис. 8.8b) школьники с сильным и слабым торможением агрессии едва ли должны различаться, ибо ссора с ровесником вряд ли актуализует тенденцию торможения: Если теперь мы захотим предсказывать на основе значений проективного теста повседневную агрессивность, направленную против сверстников, то для тех, кто обнаружил при выполнении теста сильное торможение, будет иметь силу обратное соотношение (рис. 8.8а), т. е. чем меньше обнаруживается агрессивных моментов в содержании фантазий, тем сильнее агрессивная тенденция, которая в менее угрожающих обстоятельствах (стычка с ровесниками) определяет фактическое поведение (рис. 8.8с).

Эти теоретические допущения Ольвеус сумел полностью подтвердить в эмпирическом исследовании, что легко видеть на рис. 8.9, где представлены результаты для выборки из 44 подростков, разделенной по медианным значениям прогностических показателей тенденции торможения. Прогностическим показателем (абсцисса) служила позитивная тенденция агрессии против взрослого, выделенная по результатам проективной методики (сумма внутренних агрессивных порывов и агрессивных форм поведения главных героев рассказов) [см: D. Olweus, 1969, р. 49-50].

Критерием (ордината) опять-таки выступает агрессивность по отношению к одноклассникам, оцениваемая для каждого класса четырьмя учениками. Для подгруппы со слабой тенденцией торможения агрессии коэффициент корреляции между воображаемой агрессией и наблюдаемой агрессивностью составил +0,64, в подгруппе же с сильной тенденцией торможения он оказался равным -0,55.

Наиболее тонким из разработанных до сих пор средств анализа содержания является проективная методика измерения агрессивности и торможения агрессии как двух устойчивых мотивационных тенденций агрессивного поведения, предложенная Корнадтом [H.-J. Kornadt, 1973; 1974; 1983].

В качестве стимульного материала он использовал серию из 8 картинок, изображавших персонажей-мужчин, причем ситуация каждого типа - нейтрально, слабо, средне и сильно стимулировавшая появление релевантного агрессии содержания - была представлена двумя картинками. Внутренняя согласованность параллельных форм теста составляла r=0,50, степень согласованности оценок экспертов для обеих мотивационных тенденций приближалась к 0.90. Показатели обеих тенденций между собой не коррелировали. Категории анализа были аналогичны разработанному для мотива достижения (см. гл. 6) и охватывали следующие категории содержания:

"Мотив агрессии. (1) Потребность в возмездии; (2) деятельность, инструментальная для достижения возмездия; (3) позитивное эмоциональное состояние и агрессивные переживания; (4) ожидание успеха; (5) достижение цели (6) символы агрессии и связанные с ней предметы; (7) обесценивающая агрессию критика высмеивание агрессии; (8) табуированные выражения.

Мотив торможения агрессии. (1) Потребность в избегании внешних последствий агрессии (наказание или страх наказания); (2) потребность в избегании внутренних последствий агрессии (раскаяние, чувство вины); (3) деятельность, инструментальная для избегания внешних последствий агрессии; (4) деятельность, инструментальная для избегания внутренних последствий агрессии; (5) переживания релевантные торможению агрессии; (6) страх перед наказанием или какой-либо опасностью; (7) раскаяние, чувство вины; (8) ожидание неприятных последствий агрессии; (9) срыв агрессивного действия, его неудачное осуществление; (10) символы наказания и связанные с ним предметы; (11) наказание; (12) оценочные высказывания рассказчика, отрицающие агрессивность действий; (13) внезапное прерывание агрессивного происшествия. (Мотив торможения агрессии может быть далее подразделен на страх вины и страх наказания.)

Для проверки конструктной валидности наряду с другими использовался прием актуализации мотивации. Результаты одного из таких исследований [H.-J. Kornadt, 1974] представлены в табл. 8.8. Испытуемые-студенты были разделены на экспериментальную и контрольную группы уравненные (с помощью вопросника Басса-Дарки) по агрессивности и по тенденции торможения. Как и ожидалось, показатели как агрессивности так и торможения агрессии подвергшихся фрустрации испытуемых экспериментальной группы оказались более высокими, чем соответствующие показатели контрольных испытуемых. В дальнейшем валидность проективной методики Корнадта была подтверждена исследованиями, связанными с гипотезой катарсиса, к чему мы еще обратимся.

Таблица 8.8.

Средние значения полученных с помощью ТАТ показателей агрессии и ее торможения в ней тральных условиях и после провоцирующей гнев фрустрации [H.-J. Kornadt, 1976, р. 571]

Мотив	Нейтральная группа (N=21)	Фрустрированная группа (N=21)	Уровень значимости различий (p)
Агрессия	2,95	5,76	0,008
Торможение агрессии	1,48	2,90	0,004

 

Х. Хекхаузен Агрессия как цель действия: гипотеза катарсиса

Катарсическое, т.е. очищающее, воздействие Аристотель приписывал современным ему трагедиям. Воспроизводимые на сцене аффекты, такие, как страх и…

Уточнение гипотезы катарсиса с позиций теории мотивации

«Предполагается, что подавление любого акта агрессии представляет собой фрустрацию, увеличивающую побуждение к агрессии. И наоборот, осуществление… Из этих допущений вытекают определенные требования, выполнение которых… Второе требование касается самой агрессии. Она должна представлять собой (хотя бы в ослабленной или непрямой,…

Недостаточная убедительность экспериментов по катарсису

При обеих последовательностях событий предполагается следующее. Во-первых, что у испытуемых действительно возникает гнев и агрессивная мотивация,… Достижению полной ясности мешает и то обстоятельство, что включаемый в… Все изложенное не имеет ничего общего с получившим распространение положением теории влечения о том, что, дав волю…

Х. Хекхаузен Уточнение проблемы непосредственным измерением мотивации

Таким образом, возникает необходимость получить о текущем состоянии тенденций к агрессии и торможению данные более непосредственные, чем… В опыте участвовали две экспериментальные и одна контрольная группы… Результаты измерения мотивации при различных экспериментальных условиях полностью отвечают теоретико-мотивационным…

Рис. 8.11 Динамика мотивации в ходе опыта у четырех групп испытуемых [H. Zumkley, 1978, p.105,109].

 

Полученные результаты противоречат пониманию агрессии как диффузной разрядки энергии агрессивного влечения, характерному для теории влечения Фрейда и теории инстинкта Лоренца, ибо возможность замещающего удовлетворения агрессивной тенденции в ТАТ при отсутствии достижения непосредственной цели агрессии или его неполноценности не оказывает редуцирующего воздействия на последующую агрессивность субъекта в его прямом с столкновении с источником фрустрации. С теорией социального научения полученные результаты также согласуются не лучшим образом (не говоря уже об отсутствии в русле теории социального научения экспериментов, столь полно выявивших бы условия, при которых гипотеза катарсиса оказалась бы справедливой). По крайней мере, относящаяся к теории социального научения концепция Бандуры мало что может объяснить в полученных данных. Во-первых, приходится признать решающую роль, которую играет при совершении целенаправленных агрессивных действий аффект гнева. Во-вторых, в рамках этой концепции вряд ли можно объяснить, почему при частичном достижении цели снова предпринимаются агрессивные действия. Последние условие Цумкли ввел специально, поскольку, согласно концепции Бандуры, оно должно вести к снижению агрессии в силу того, что появление агрессивных или других реакций определяется исключительно их инструментальным значением для достижения поставленной цели. Учитывая, что такой целью в данном случае было получение присвоенных объектом агрессии денег, испытуемые уже при частичном достижении цели получали достаточную уверенность в достижении прагматического результата. И тем не менее — в полном соответствии с мотивационно-теоретической концепцией — существенной или тем более полной деактивации агрессии в этом случае не происходило.

Насколько нам известно, до сих пор не проводилось исследований, в экспериментальный план которых в качестве независимых переменных включались бы индивидуальные различия агрессивных мотивов (прежде всего, высокий или низкий уровень мотива торможения) и в которых выяснялось бы существование индивидуальных различий в степени ведущего к деактивации мотивации при одних и тех же условиях катарсиса. Есть, однако, исследования, позволяющие строить об этом определенные предположения. К ним, в частности, относится эксперимент Шилла [Т.R. Shill, 1972]. Своих испытуемых-студенток он по результатам опросника Мошера [D. Mosher, 1968] разбил на две группы по степени выраженности у них чувства вины из-за своей враждебности. Испытуемые с низким чувством вины после фрустрации (лишения обещанного вознаграждения) проявляли большую враждебность, но диастолическое давление у них было меньше, чем у испытуемых с высоким чувством вины. А у тех испытуемых, кто оказался среди наиболее агрессивных и обладал высоким чувством вины, давление не понижалось.

Несомненный интерес представляет также работа Шиффер [М. Schiffer, 1975; см. также: H.-J. Kornadt, 1980], в которой выявлено существование различий между агрессивными и неагрессивными (по мнению учителя)11-12-летними школьниками в оценке ситуации экспериментально созданной фрустрации. Агрессивные школьники в отличие от неагрессивных испытывали гнев не только когда виновник фрустрации вызывал ее произвольно, но и когда она была неизбежной. Но, несмотря на свой гнев, после неизбежной фрустрации они вели себя так же сдержанно, как и их неагрессивные сверстники. Однако при произвольно вызванной фрустрации они в отличие от неагрессивных школьников прибегали не только к дозволенным, но и к запрещенным формам агрессии. В целом их порог гнева был более низким. Эти данные наводят на мысль, что люди с высоким мотивом агрессии сначала испытывают гнев и только потом адекватно оценивают вызвавшую гнев ситуацию, в то время как менее агрессивные лица прежде, чем рассердиться, взвешивают ситуацию более тщательно. Такое предположение хорошо согласуется с данными Кэмпа [В. W. Camp, 1977] о слабом участии процесса вербального опосредования в управлении действием у агрессивных мальчиков. Недостаточным у этих мальчиков было не развитие необходимых речевых способностей, а уровень развития их саморегулирующей функции в контроле импульсивных актов.

В свете этих результатов анализ индивидуальных различий в агрессии как устойчивой мотивационной системе представляется и необходимым, и обладающим большими объяснительными возможностями. Несомненно, что различия в валентности предвосхищаемого переживания вины не единственный в данном случае параметр. Сюда относятся также различия в когнитивной оценке ситуации, например в атрибуции фрустрации, намерений источника фрустрации, своего состояния гнева и его достигнутой или недостигнутой деактивации. Вполне возможно, что различия эти определяют специфическую систему взаимосвязей мотива агрессии и именно на этом пути предстоят открытия, аналогичные сделанным в области мотива достижения. Они будут изложены во второй части книги (см. гл. 9).

Там же мы займемся более детальным анализом детерминантов возникновения гнева и силы агрессии и точки зрения теории атрибуции (гл. 11).

 

 

+++