ПСИХОТЕРАПЕВТ: АНГЕЛ ИЛИ ДЕМОН

Успех психотерапии зависит, в первую очередь, от специалиста, который берется за дело.

Разумеется, позитивное продвижение связано и с личностью пациента, его желанием или нежела­нием идти навстречу изменениям в себе. Оно зави­сит и от применяемых методик, тех выработанных в теории и практике приемов, которые должны по­мочь человеку выбраться из трясины проблем. И все-таки психотерапевт играет здесь решающую роль, даже если у пациента «болезнь воли» или «бо­лезнь судьбы».

Пациент приходит к психотерапевту с надеж­дой получить ключи от дверей спокойствия, благо­получия, жизнерадостности, и обмануться в подоб­ных надеждах — еще одна тяжелая травма. Пото­му ответственность специалиста велика. Он может сыграть роль как доброго ангела — проводника в рай, так и злого демона, ввергающего своих подо­печных на самое дно преисподней.

В то же самое время это обычный человек, кото­рый, как все мы, может раздражаться, проявлять симпатии и антипатии, уставать, быть занятым сво­ими делами или мыслями, внутренне отвлекаться на собственные проблемы. Точно как учитель в школе, который, по идее, обязан являть собой об­разец добродетели, но крайне редко соответствует этому светлому образу на самом деле. Все мы по­мним визгливых «учих» — злых, мстительных и властных, тех, которые вымещают на наших детях собственные жизненные неурядицы и пороки свое­го характера. От них-то никуда не убежишь, пото­му что образование получать надо... А терапевта можно сменить. Это само по себе благо. Хотя, разу­меется, лучше попадать в объятия ангела, а не де­мона.

Впрочем, психотерапевтический «демонизм», как и учительское самодурство, нередко результат не только дефектов личности, но и обычного непро­фессионализма. Страстями-то могут обладать все, но психотерапевт (как и настоящий учитель) не дает своим эмоциям и субъективным предпочтениям раз­гуляться. Он вводит их в строгие рамки, муштрует свое «Я», постоянно и подробно себя анализирует, отслеживая линию взаимоотношений с пациентом и ни на минуту не забывая о главном — о своей миссии по отношению к человеку, который при­шел за помощью.

Психотерапевт, образно говоря, должен быть ду­шевно чист. Как специалист, он не имеет права всту­пать с подопечным в «горячие» отношения — будь то пылкая привязанность или активное отвраще­ние. Непрофессиональным является проецирование на пациента собственных ожиданий, стремлений и амбиций. Скверной работой будет работа, при кото­рой врач начинает отражать больного, отзеркаливать его нездоровое мировосприятие. Если он чувствует скуку при беседе с пациентом и задумывает­ся, не пойти ли выпить чашку кофе и не позвонить ли приятельнице, он «выпал из процесса». Если, ведя групповые занятия, он просто «отрабатывает номер», как дрессированная собачка на арене, по­вторяет давно заезженные фразы и приемы, — он работает из рук вон плохо.

Быть психотерапевтом (подлинным, а не фаль­шивым, бутафорским) — трудно, ибо это требует самоотдачи. По существу, психотерапия — это слу­жение, которому надо подчинить всю свою жизнь. Это творческое занятие, возможное только при вы­сокой внимательности ко всему, что делаешь, боль­шой чуткости и неутомимой саморефлексии. Неда­ром в США психотерапевты часто являются про­фессиональными психиатрами, а психоаналитиков обучают долгие годы, прежде чем они получают пра­во приступить к практике. Претендент на ведение анализа должен неоднократно пройти через психо­анализ сам: выявить собственные бессознательные комплексы, прояснить их светом разума, осознать свои тайные желания и стремления. И такой поис­тине суровый подход касается не только психоана­литиков, составляющих лишь часть психотерапев­тов. Ведущие «терапию человеческой души» учте­ны, и общественность контролирует качество их работы.

Э. Берн пишет по этому поводу: «Психологи, над­лежащим образом подготовленные для проведения психотерапии, указаны в этом качестве в справоч­нике Американской психиатрической ассоциации. Кроме того, во многих штатах существует Бюро профессиональных стандартов, устанавливающих правила для психологов, желающих заниматься пси­хотерапией. Лица, не удовлетворяющие этим тре­бованиям, не имеют права называть себя психотера­певтами. <...>... Ежегодный список действительных членов и членов Американской психиатрической ас­социации содержит фамилии всех врачей, входя­щих в эту ассоциацию, что почти исчерпывает всех врачей этой страны с психиатрической подготовкой, причем указывается, имеют ли они диплом Амери­канской коллегии психиатрии и невропатологии. Ассоциация ведет картотеку профессиональной ква­лификации всех ее членов, находящуюся в веде­нии секретаря-администратора. Кроме того. Аме­риканская психиатрическая ассоциация публику­ет с промежутками в несколько лет биографический справочник, содержащий полную информацию об образовании и профессиональной подготовке всех своих членов» (Берн Э. Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных. СПб, 1991. С. 357—358.).

Совсем иная ситуация в нашей стране. Психоте­рапевтов как таковых у нас практически никто не готовит. Они возникают стихийно, и великое бла­го, если их ряды пополняются психиатрами или психологами-профессионалами. Философы — тоже не самый скверный случай. Но психотерапевтами нередко становятся неудавшиеся педагоги и несос­тоявшиеся экономисты, физики и лирики, люди случайные и, соответственно, недостаточно подго­товленные. Энтузиазм — это замечательно, но энтузиаст, жаждущий исцелять других, должен для начала справиться с самим собой — с собственной грубостью, вздорностью, амбициозностью, страхом перед жизнью.

Это, впрочем, относится и к тем, кто получил специальную подготовку. Они «знают, что делать с другими», но в абсолютном большинстве случаев понятия не имеют, что делать с самим собой. Вот и появляются «психотерапевты» (даже дипломирован­ные медики) с лицами, перекошенными от тяже­лой раздраженности, со свирепством носорога, со слезливой жалостью к собственной недооцененной персоне. Так и хочется молвить сакраментальное: «Лекарю, исцелися сам!» И если в других отраслях медицины лекарю простительно болеть самому, то в психотерапии неуравновешенность самого цели­теля дает заведомый профессиональный брак.

Дело осложняется еще тем, что в практическую психотерапию так и тянет людей с тяжелыми внут­ренними проблемами.

Ну, действительно, если человек всегда бодр и здоров, если все компенсаторные механизмы стоят у него «на автомате», а оптимизма хоть отбавляй, то с чего это вдруг он начнет раздумывать над чу­жими депрессиями? Да не верит он в эти депрессии вообще! Ему кажется, что народ не тоскует, а про­сто прикидывается, чтобы голову поморочить.

«Какие проблемы? Устал — отдохни! Затоско­вал — ложись спать, утро вечера мудренее! Умер любимый человек? Поплачь, на то и слезы. А по­плакал — живи дальше. Закон такой: Бог дал — Бог взял. Не держись за ноги покойника! Говоришь, не красавица? Известное дело, не родись красивой, а родись счастливой. И вообще мы сами своего сча­стья кузнецы!» Вот такая без всяких знаний, на одной лишь народной мудрости естественная самоподдержка.

Бодрый оптимист, рубаха-парень, общительный и веселый человек, как правило, не занимается пси­хотерапией. Конечно, бывает такое, но редко. А идет «копаться в душе» субъект изломанный, нервный, депрессивный. Ему надо решить свою проблему. Он читает книжки, чтобы справиться с собственными «внутренними собаками», которые гоняются за бедолагой день и ночь. И вот такой удрученный гос­подин, пройдя какие-нибудь краткосрочные курсы или даже окончив мединститут, получает в руки пациентов, для которых он выступает Учителем. Он должен научить их жить и чувствовать.

Какое поле деятельности! Какая почва для са­моутверждения! Какая власть! И вот наш несовер­шенный психотерапевт берет чужую душу и пыта­ется вскрыть ее, как консервную банку. Каково?

Р-р-раз! Ножом ее. А она не поддается. Сопро­тивляется, артачится. Еще разок, еще атака.

«Что же вы мне работать мешаете?» Гневается (читай: самоутверждаться не дают!). И как это на­поминает знаменитое российское, свойственное про­давщицам в ларьке: «Вас много, а я одна!»

А пациент не хочет быть объектом. Пациент не поддается грубому нажиму, возражает скорому и неправому суду, безапелляционному решению.

Психотерапевт бушует: «Уходите и не приходи­те! Я вас не приму!»

Бог ты мой, да ведь он и сам теперь не придет! Никогда и ни к кому. Водку будет пить с друзьями и «поганую науку» ругать. Психотерапевта-ирода поносными словами поминать. Вот и вся психоте­рапия...

Описав эту ситуацию, мы уже фактически вы­делили один из типов психотерапевта-демона, тип, который можно поименовать психотерапевт-груби­ян. Такое определение очень похоже на «круглый квадрат» или «сапоги всмятку», но ничего не поде­лаешь, в жизни и не такое встречается. Надо ска­зать, что, по крайней мере, в России, к подобному типу может быть добавлено еще одно определение. Наш сомнительный герой психотерапевтического фронта не только грубиян, но, как правило, еще и стяжатель. Деньги-то он за лечение берет, а ле­чить — не лечит, сваливая на пациента всю вину за несостоявшийся терапевтический контакт.

Второй демонический тип, который можно об­наружить среди психотерапевтов, это «следователь-садист». Этот тип, как правило, взрастает на почве классического психоанализа и целого ряда его со­временных разновидностей. «Следователь-садист» получает удовольствие от сообщения трепещущему пациенту невероятных мерзостных тайн о его, па­циента, внутреннем мире.

Например, приходит к такому следователю па­циентка и рассказывает о сложных взаимоотноше­ниях с сестрой, к которой она страстно привязана. Терапевт проводит сеанс анализа, согласно методике ловит всякую ассоциацию и всякий вздох, со­рвавшийся с уст пациента, и затем начинается са­мое интересное — он толкует эти слова и вздохи, т.е. придает им смыслы.

Смыслы, приданные «следователем-садистом», как правило, получаются негативные. В результате пациентке подробно объясняют, что она не испы­тывает к родной сестре никаких теплых чувств, а только ненависть, зависть и желание насолить. Бед­ная женщина, разумеется, приходит в ужас, не ве­рит и сопротивляется. Тогда ей втолковывают, что она сама себя не знает, что ей в разных смыслах выгодно скрывать ненависть под маской любви, и, главное, что ей надобно сделать — это честно при­знаться себе в собственной подлости и злобности. А как только она скажет «да, это так!», тут ей сразу и полегчает. Глядишь, и спина болеть перестанет, и сердцебиений не будет. А всего-то делов — признать­ся, что человек ты не моральный, а аморальный, не добрый, а жестокий и мстительный. Ну, при­знайтесь скорее, облегчение выйдет!

Серьезным аргументом в этом психологическом выколачивании признаний и самообвинений слу­жит то, что «совершенных людей не бывает». Мысль вообще-то верная, но смотря в каком контексте и для каких целей она применяется. Если вы видите себя в целом хорошим человеком, то у вас «комп­лекс Бога», вы, стало быть, претендуете на божень­ку походить. Это претенциозно! А вы в свое знако­мое окунитесь, в «человеческое, слишком челове­ческое». Признайтесь, что место ваше, как говорят в тюрьме, «у параши».

Стремясь быть справедливой, я хочу отметить, что действительно существует немало людей, кото­рые идеализируют себя (что типично для невротиз­ма) или скрывают тяжелое раздражение под вуа­лью любви и заботы. Но даже им их внутренняя двойственность не должна подаваться в прямоли­нейно-обвинительной форме. Дело ведь вовсе не в том, чтобы выкрутить пациенту руки и вырвать у него фактическое отрицание ценности его собствен­ного «Я» (а отрицание своих позитивных свойств — это самоперечеркивание). Суть состоит в другом: как смягчить позицию человека, вольно или невольно вызывающего конфликты вокруг себя и страдаю­щего от этих конфликтов? Как помочь ему, не раз­рушая ядра собственной личности, без лишних по­терь перестроить свои отношения с окружающими, пересмотрев собственный взгляд на вещи? Жесткое самообвинительство, разочарование в себе никогда и никому еще не помогло. Оно только порождает чувство вины, бороться с которым очень трудно.

Однако следственный пыл нашего лихого пси­хотерапевта заводит его порой совсем далеко. Он начинает видеть «чернуху» и требовать признаний даже там, где никаких негативных моментов и во­все не было. Начинается простое приписывание. Как только кто-то сообщает, что у него проблема, ему советуют заглянуть себе в душу и убедиться, что вся грязь именно там: все плохие, а ты что, лучше? Ишь какой...

Это похоже на другой «терапевтический трюк», когда человеку, который возмущен чьим-то поведе­нием, говорят: «То, что не нравится тебе в других, это твой собственный порок. Твое недовольство дру­гим — зеркало, отражающее твои собственные недо­статки»; или, пользуясь психоаналитическим жар­гоном: «Ты проецируешь свою Тень на других». Что же выходит? Если кому-то не нравится чужая нео­прятность, то это потому, что он сам — грязнуля? А если нет? Жизненные наблюдения показывают, что нерях не любят именно чистоплотные люди.

Конечно, случается, что другие служат отраже­нием наших недостатков, но так бывает далеко не всегда. Подобный подход нельзя делать правилом, безапелляционно распространять на всех, бездумно применять в любых случаях. Порой мы проециру­ем на другого «свою Тень», но чаще просто возму­щаемся реальными чужими недостатками или по­роками. Если у нас вызывает гнев убийца, это вов­се не означает, что каждый втайне лелеет мечту зарезать соседа в ночи.

Но «следователь-садист» действует по принципу: «Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет». Он в любом случае применяет свои схемы и получа­ет от это огромное удовольствие. Говоря языком Э. Берна, он играет с пациентами в игру «Пятно». Как бы бедняга-пациент ни крутился, он все равно оказывается запятнан, а психотерапевт самодоволь­но получает свой психологический выигрыш — чув­ство превосходства. Психотерапевт умело манипу­лирует чужим настроением с весьма неблагородной целью личного самоутверждения.

Упоминание о жесткой схематике приводит нас последовательно к еще одному «демоническому ле­карю душ»: к психотерапевту-догматику. Он, быть может, не так уж коварен и садистичен, но, увы, дубоват. Ум его негибок, он хорошо выучил некий целительский канон и соответствующий ему спе­циальный язык, но дальше этого ничего не спосо­бен увидеть. Такой психотерапевт изъясняется с па­циентом на вполне эзотерическом терапевтическом наречии, которого нормальный человек понять не в силах, и пытается любую ситуацию уложить в про­крустово ложе единственно известных ему представ­лений.

— Доктор, у меня по ночам бессонница... и страх высоты.

— Это у вас, батенька, Эдипов комплекс...

— А у меня, доктор, представьте, навязчивое же­лание писать стихи.

— Сублимируетесь, милейший, сублимируетесь...

— А мне три дня сардельки с горчицей снятся.

— Вам, уважаемая, срочно нужен мужчина.

— Доктор, а почему с горчицей?...

Психотерапевт-догматик искренне считает, что все психотерапевтические понятия, которые он при­меняет при разговоре с людьми, это не что иное, как характеристики самой действительности, самого бытия. Говоря философским языком, они имеют для него онтологический статус. Поэтому ни в каких других терминах выражаться нельзя и никакие дру­гие подходы не имеют права на существование. Если у Фрейда сказано «Эдипов комплекс» — значит, это истина в последней инстанции, и сомневаться в его наличии — предательство науки. Комплекс имеется у всех и обладает универсальной объясни­тельной силой. Каждый, кто отрицает методику Фрейда, — шарлатан, а любые теоретические аль­янсы подрывают чистоту метода.

Догматик от психотерапии — не обязательно фрейдист. Это может быть и сторонник Ассаджиоли, и последователь Э. Берна, и адепт гештальттерапии и вообще кто угодно. Важно то, что догма­тик не только страстно отстаивает один-единственный способ видения. Он чаще всего чудовищно вульгаризирует сам этот способ, чем наносит мощ­нейший удар и по пациенту, и по авторитету при­нятого им метода.

Мы уже говорили об этом в предыдущем разде­ле, когда подчеркивали, что установка «Я никому ничего не должен», призванная извлечь индивида из психологического рабства перед окружающими, может при грубом упрощенном подходе превратить, в общем, нормального, хотя и несколько депрессив­ного человека в свирепого эгоцентрика. Можно при­вести и другие примеры.

Так, широко известна методика, представленная, в частности, в книгах М. Литвака и получившая у него название «психологическое айкидо». Суть ее состоит в том, что избегание конфликта происхо­дит за счет тактического отступления, мягкого со­гласия с прозвучавшим обвинением.

— Иван Иванович, вы дурак!

— Да вот, что поделаешь, дурак... (Вместо «Как вы смеете! Сам дурак!»)

«Агрессор» остается с открытым ртом, стычки не возникает.

Однако эта методика, как и другие, требует очень подробного разъяснения с указанием ее возможных пределов, ограничивающих факторов, конкретных ситуаций, даже с объяснением того, сколько раз это можно применить, а когда следует остановиться.

Если такую методику психотерапевт-догматик без всяких пояснений предлагает использовать в ка­честве панацеи, послушные пациенты могут зара­ботать неприятности.

Во-первых, постоянное повторение подобного приема скоро будет однозначно оценено противопо­ложной стороной как издевательство, и все равно вызовет новый всплеск агрессии, еще более мощ­ный, чем предыдущий. Во-вторых, если все время соглашаться, что ты дурак, скоро и сам поверишь в это, а это уже подрыв самоотношения.

Аналогичным образом обстоит дело и с другими полезными психологическими советами. Так, в од­ной переводной американской книге о том, как за­воевывать мужчин, я прочла следующее: «Если вы хотите ненавязчиво познакомиться с мужчиной, за­метьте ему, к примеру, какой у него необычный акцент». Для Соединенных Штатов такой совет, быть может, и хорош, но представьте подобную си­туацию у нас... Реакция мужчины может оказать­ся непредсказуемой.

Именно поэтому дело психотерапевта — быть максимально гибким и конкретным, уметь объяс­нять тонкие нюансы, чего, конечно, не может наш догматик.

Четвертый и последний тип, выделенный здесь нами, это психотерапевт-недоучка. О том, откуда берутся недоучки, мы уже говорили чуть выше. Пси­хотерапевт-недоучка просто-напросто не знает, что делать с пациентом. Поскольку тонкие диалоговые методики или телесные практики ему незнакомы или знакомы весьма смутно, он делает самое про­стое: пичкает пациента таблетками «какие покру­че». Успокоительное? Успокоительное! Антидепрессанты? Антидепрессанты! И побольше, пожалуйста. Пациент, у которого и так в голове полнейшая не­разбериха, от таблеток окончательно тупеет, созна­ние его мутится и спросить за это «с доктора» он оказывается просто не в состоянии.

Другой коронный номер психотерапевта-недоуч­ки — тщательное расковыривание чужого внутрен­него мира, после чего этот внутренний мир остав­ляют как есть — вскрытым и разворошенным. Как в старом анекдоте:

— Папа, я будильник сам разобрал!

— А почему обратно не собрал?

— А лишних деталек много осталось!

Некомпетентный психотерапевт оставляет множе­ство «лишних деталек»: он приводит пациента в смя­тение, вносит сомнения в его душевный мир, но не способен восстановить его целостность, указать пути к обретению бодрости и покоя — как раз того, ради чего люди обращаются к психотерапии. И он делает это не со зла, а по общей малограмотности, хотя внеш­него апломба может быть свыше всякой меры.

Но довольно о демонах от психотерапии! (Мо­жет быть, «демоны» здесь даже слишком пышно. Так, непрезентабельные бесы...) Стоит обратиться к тому, что являет и должен являть собой хороший психотерапевт, тот самый добрый ангел, кото­рый протягивает руку помощи и дает возможность преодолеть и трудности характера, и трудности судьбы.

Начнем с того, что талантливый психотерапевт — такая же ценность и редкость, как по-настоящему талантливый художник или поэт, как одаренный ученый-исследователь или выдающийся организа­тор. Знаменитые западные психотерапевты, такие как К. Юнг, В. Сатир, Э. Берн, К. Хорни, Ф. Перле, А. Лоуэн, М. Эриксон, несомненно, обладают поис­тине даром Божьим, тем особым свойством натуры, которое дает им возможность оказывать благотвор­ное действие уже самим своим присутствием. Это люди, с которыми просто хорошо находиться ря­дом, они вселяют в пациента спокойствие и настро­енность на лучшее. Методики, применяемые ода­ренными психотерапевтами, конечно, играют в их работе свою роль, но не составляют главного. Этим главным и определяющим является «магия личности», прямой контакт. Психотерапевты такого уров­ня могут менять, совершенствовать, упрощать свои методы работы, заимствовать чужие приемы, раз­виваться и меняться, но их благотворное воздей­ствие на чужое сознание неизменно остается мощным. Такое воздействие не может быть симпровизировано любым другим человеком, не может быть скопировано и механически заимствовано. Как всякий талант оно неотъемлемо от данной индивиду­альности, принадлежит ей как атрибут.

Однако у выдающихся, блистательных психоте­рапевтов можно учиться. Можно отслеживать фор­мы и способы их поведения, их систему самоконт­роля и самонастройки на работу, их отношение к пациентам. Чаще всего они возглавляют целые тео­ретические и практические направления, давая воз­можность своим ученикам, читателям и почитате­лям усвоить тот метод, который они выработали, и который ведет к успеху.

Важнейшим достижением в создании эффектив­ных методик, которые могут быть усвоены многи­ми психотерапевтами-специалистами, является вы­работка ряда гуманистических установок, характер­ных для второй половины XX века. Особенно ярко они выражены в таких психотерапевтических направлениях, как проблемно ориентированная пси­хотерапия и процессуальная психотерапия. Назовем некоторые из них.