К проблеме единства общей психологии

Всякое исследование начинается с удивления. Более полувека тому назад Л.С. Выготский пришел к выводу, что преодоление кризиса в психологической науке прямо свя­зано с созданием особой дисциплины — «общей психоло­гии» — теории «психологического материализма» (Выготский, 1982; Ярошевский, 1985; Ярошевский, Гургенидзе, 1982). Создана ли в советской[47] психологии (а лишь она будет инте­ресовать нас в этой работе) такая общая теория? Стоит задуматься над этим вопросом, чтобы с удовлетворением ответить на него утвердительно, но тут же с недоумением признать, что... существует не одна, а по меньшей мере три общие психологии — теория отношений (В.Н. Мясищева), теория установки (Д.Н. Узнадзе) и теория деятель­ности (А.Н. Леонтьева)[48].

Ситуация была бы понятна и естественна, если бы эти теории выросли на разных философско-методологических почвах, в разных социально-исторических условиях или если бы речь шла о раздельных областях действи­тельности, над каждой из которых теоретически властвует отдельная концепция. Но и философские основания, и социально-исторические условия у них одни и те же, и «территория», объявляемая «юрисдикцией» всех этих кон­цепций, — тоже одна на всех.

К этому странному обилию общих психологии нужно как-то отнестись. Речь ведь идет не о мелочах, и даже не о какой-нибудь важной, но частной психологической дис­циплине, а о главном — дисциплине, которая определяет предмет всей психологической науки, формирует катего­риальный аппарат, связывает между собой все частные факты и закономерности, открываемые в отдельных спе­циальных исследованиях, словом, — речь о «голове» всей психологической науки. Можно, конечно, радоваться научному многообразию: «пусть расцветают все цветы», но можно взглянуть на ситуацию и иначе. Отсутствие об­щей психологии рассматривалось Л.С. Выготским как сим­птом недоразвитости нашей науки или даже как своего рода уродство методологического тела психологии. Орга­низм, лишенный важнейшего органа, разумеется, ненор­мален, но и существо о трех головах нормальным не назовешь. Не утрачивает ли смысл само понятие общей психологии, более того — само понятие научной исти­ны, если соглашаться с тем, что в Ленинграде может быть одна общая психологияи, значит, как бы одна истина, в Москве — другая, а в Тбилиси — третья? Если исходить из того, что психологическая наука должна иметь только одну общую психологию, то наличная теоретическая мно­жественность превращается в настоящую проблему[49].

Актуальность развернутой постановки этой проблемы определяется той глобальной исторической задачей, сто­ящей перед всей «новейшей» эпохой развития советской психологии, которая, по формулировке А.В. Петровско­го, заключается в формировании системы научных пси­хологических знаний на основе марксистской философии (Петровский, 1967, с. 331—341). Но какая же может быть система без единой общей психологии? Ведь одного един­ства на уровне философско-методологических принци­пов, единства уже в основном достигнутого (Петровский, 1967; Рубинштейн, 1946, 1976; Ткаченко, 1977 и др.) явно недостаточно. Это философско-методологическое единство должно быть еще реализовано в конкретно-научных по­строениях, на предметно-теоретическом уровне[50]. Предло­жить один из возможных подходов к этой реализации — главная цель настоящей работы.

Итак, имеются: с одной стороны, три общие психо­логии, три центральные категории (отношение, установ­ка, деятельность)[51], с другой — необходимость достижения теоретического единства. Конечно, рассуждая формаль­но, можно приступить к решению задачи, так сказать, с дизъюнкцией в руках: верна одна и только одна теория. Но вряд ли кто-либо возьмется оспаривать, что в каждой из этих теорий содержится несомненная психологичес­кая правда. Значит, задача достижения единства должна решаться путемсинтеза этих концепций и их централь­ных категорий.

Однако само признание необходимости синтеза не предрешает того, будет ли одна из них взята за основу синтеза, а остальные включаться в нее как подчинен­ные, или все они будут использоваться на равных правах. Попытки пойти по первому пути[52] кажутся нам недоста­точно «экологичными». Поэтому основной тезис, который мы собираемся отстаивать, состоит в том, что тео­рии и категории установки, отношения и деятельности являются равноранговыми, неотъемлемыми и неза­менимыми «органами» потенциальной целостной диалектико-материалистической общепсихологической теории.

Сначала необходимо обосновать, почему именно и только теории установки, отношений и деятельности выбраны как синтезируемые объекты. Для этого в первую очередь нужно доказать, что каждая из них действитель­но является общей психологией.

Воспользуемся представлениями Л. С. Выготского (Вы­готский, 1982) об общей психологии. Схематично их мож­но изложить следующим образом. Общая психология есть развивающееся научное образование, отвечающее объек­тивной тенденции к единству научного знания. Тенден­ция к единству реализуется в двух взаимосвязанных тенденциях — к обобщению и к объяснению. Ядром об­щей психологии является центральная идея, которая вклю­чает в себя центральное (фундаментальное) понятие и главный объяснительный принцип. (Терминологически они могут выражаться одной категорией.) Можно выделить две основные фазы развития общей науки: в первой преобла­дает тенденция к обобщению, во второй — к объяснению.

На первой фазе развития общая дисциплина (точнее, пока лишь претендент на роль общей дисциплины) вы­деляет из всех предметов исследования психологии один какцентральный, имеющий наибольшую познавательную ценность. Далее все остальные предметы последовательно подводятся под понятие центрального, так что к концу первой фазы оно приобретает еще и статус общего поня­тия, фиксируя то общее, что есть во всех предметах дан­ной сферы действительности. На протяжении всей первой фазы сохраняется непосредственный познавательный интерес к центральному предмету.

Во второй фазе развития общей науки центральный предмет постепенно заполняет собой всю онтологию и начинает пониматься как сущность по отношению дру­гим предметам, рассматриваемым теперь как явления этой сущности. Соответственно этому в гносеологичес­ком плане центральное, обобщающее понятие превра­щается в объяснительную категорию, или объяснительный принцип. При этом значительно утрачивается непосред­ственный познавательный интерес к нему и возбужда­ется интерес к другим, связанным с ним предметам и проблемам, которые начинают исследоваться и объяс­няться, исходя из этой категории. В результате происхо­дит перестройка всей прежней структуры науки вокруг нового категориального центра.

Соответствуют ли такому понятию общей психологии теории отношений, деятельности и установки? Для теорий деятельности и установки, которые сами объявляют себя «общепсихологическими» и которые не раз подвергались критике именно за попытку централизации психоло­гического знания вокруг одной категории (см. Обсуждение докладов по проблеме установки.., 1955; Юдин, 1978), это соответствие настолько очевидно, что в пределах дан­ной работы мы считаем возможным опустить его подроб­ное доказательство. Наибольшие сомнения в этой связи может вызывать теория отношений, развивающаяся меньше в общетеоретическом плане, а больше в плане конкретных исследований. Поэтому ограничимся демонст­рацией соответствия понятию общей психологии лишь этой теории.

Ее претензии на роль общей психологи видны даже до специального методологического анализа, они проявля­ются уже чисто стилистически: в трудах В.Н. Мясищева психология отношений прямо со- и противопоставляется таким глобальным величинам, как «традиционная пси­хология», «интроспективная психология», «функциональная психология», «структурная психология» и т.д. (Мясищев, 1960, с. 82, 84, 209, 219).

На первых этапах развития теории понятие отноше­ния связывается со всеми другими важнейшими психологическими понятиями, тем утверждаясь как цен­тральное понятие (ибо только центр в отличие от пери­ферии непосредственно связан со всем). Далее оно начинает выступать как общее родовое понятие, под ко­торое подводится все — ощущение, потребность, стрем­ление, любовь, боязнь, интерес и т.д. (там же, с. 110, 213). Такое обобщение приводит к гносеологическому тре­бованию рассматривать все психическое сквозь призму понятия отношения. «Все виды психической деятельно­сти, — пишет В.Н. Мясищев, — в самом широком пони­мании можно рассматривать как известную форму отношения» (там же, с. 146).

По мере развития концепции категория отношения, последовательно «поглощая» все другие понятия, запол­няет собой всю онтологическую картину, превращаясь из центрального, но все же частного предмета психологи­ческих исследований в предмет психологии как науки:

«Психологию... можно определить как науку о человеке в его отношениях к действительности» (там же, с. 146). Вслед­ствие такого превращения отношение в онтологическом плане начинает выступать как единая сущность, обнару­живающая себя не непосредственно, а через все другие психологические явления. «Есть ли надобность говорить об отношениях, — спрашивает В.Н. Мясищев, — когда ре­ально существуют лишь действия?» Да, утверждает он, поскольку «то, что называется способностями, психичес­кими функциями, процессами, представляет собой объек­тивно различные способы реализации отношения человека к действительности» (там же, с. 153). Соответственно из­меняется и гносеологический статус понятия отношения. Оно превращается в объяснительный принцип психо­логического познания, становится «принципом объектив­ного исследования человека» (там же, с. 112). И, наконец, в методологической плоскости понятие отношения (прав­да, не одно, а вместе с понятием сознательной личнос­ти, которое, впрочем, само определяется через понятие отношения) объявляется основой, на которой должна строиться вся система науки, «общим принципом психо­логии» (там же, с. 18, 146).

Итак, мы видим, что психология отношений стремит­ся к централизации всего психологического знания вок­руг категории отношения, через которую определяются предмет всей психологии и объяснительный принцип психологического метода. Это свидетельствует, что пси­хология отношений осуществляет себя как общая психо­логия.

Доказать, что теории отношений, установки и деятель­ности есть общие психологии и, значит, могут участво­вать в синтезе, — это полдела. Необходимо еще объяснить, почему для синтеза выбраны только эти три концепции. Строго говоря, нужно было бы, отвечая на этот вопрос, проанализировать теоретические представления П. П. Блонского, М.Я. Басова, Б.Г. Ананьева и др., но рамки работы позволяют коснуться лишь концепции такого выдающе­гося теоретика, как С.Л. Рубинштейн, имя которого пря­мо ассоциируется с задачей построения общей психологии. Почему же и эта концепция не включается нами в синтез как равноправный элемент? Может быть, ее автору не удалось решить поставленную задачу? Нет, С.Л. Рубин­штейн создал общую психологию, но эта общая психо­логия совсем иного рода, чем анализируемые три теории. Лежащее на поверхности (хотя в то же время весьма существенное) отличие общей психологии, созданной С.Л. Ру­бинштейном, состоит в том, что она не сузила предмет психологии до одной категории. Эта психология по изна­чальному замыслу, стилю мышления автора и способу построения была синтетической. Теория С.Л. Рубинштей­на, если брать ее в целом, а не в частностях, не может быть поставлена в ряд с теориями А.Н. Леонтьева, В.Н. Мясищева и Д.Н. Узнадзе, но не потому, конечно, что она «слабее» или «сильнее» их, а потому, что она реша­ла совсем другую задачу, работала в другой плоскости. Забегая вперед, скажем, что исторический вклад С.Л. Рубинштейна в систему советской психологии состоит в создании на основе марксистской философии общей он­тологии психологической науки, «онтологии человечес­кого бытия»[53], которая лишь неявно подразумевалась в концепциях установки, отношений и деятельности, а явно была разработана именно в теории С.Л. Рубинштейна.

Синтез теорий может быть плодотворен только в том случае, если всем им присуще глубинное родство, общ­ность базовых методологических и онтологических пред­ставлений и в то же время у каждой из них есть своя категориальная специфика, отражающая различные аспекты реальности. Без этих условий синтезу грозит опас­ность искусственности, надуманности и пустого терми­нологического дублирования.

Чтобы определить, соответствуют ли теории отноше­ний, установки и деятельности этому методологическо­му требованию, нужно сопоставить их друг с другом. Однако лучшим способом такого методологического со­поставления будет не сравнение теорий попарно, а «из­мерение» их с помощью одной общей меры. Такую меру не приходится искусственно изобретать, она существует. Чтобы обнаружить ее, достаточно вспомнить, что каж­дая из разбираемых теорий создавалась и оформлялась в постоянном противопоставлении классической буржуаз­ной психологии[54]. Эту последнюю, следовательно, можно признать такой общей мерой, общей точкой отсчета и подойти к сопоставлению теорий (и категорий) отноше­ния, установки и деятельности через анализ сходств и различий в их критике и преодолении классической бур­жуазной психологии.