Словарь аналитической психологии.

В. Зеленский.

Словарь аналитической психологии.

Оглавление

От составителя. 1

Карл Густав Юнг. Жизнь и творчество. 2

Словарь. 9

_А_. 9

_Б_. 20

_В_. 23

_Г_. 27

_Д_. 30

_Ж_. 32

_З_. 33

_И_. 34

_К_. 46

_Л_. 54

_М_. 56

_Н_. 61

_О_. 65

_П_. 70

_Р_. 83

_С_. 90

_Т_. 99

_У_. 105

_Ф_. 105

_Ц_. 108

_Ч_. 108

_Ш_. 109

_Э_. 109

От составителя.

Словарь рассчитан как на практикующих психоаналитиков, так и на психологов, врачей, психотерапевтов, социологов, филосо­фов, педагогов, студентов… Основу данного Словаря составляет терминологический Лек­сикон Дарела Шарпа,… Предлагаемый читателю словарь поможет лучше справиться с уже переведенными текстами по аналитической психологии и…

Карл Густав Юнг. Жизнь и творчество.

В своей автобиографии Юнг вспоминает два сильных детских переживания, повлиявших впоследствии на его отношение к рели­гии. Одно связано со… «Я находился на большом лугу [вблизи дома священника]. Внезапно я заметил… Долгое время, как пишет далее Юнг, сон преследовал его. Лишь гораздо позже он понял, что это был образ ритуального…

Словарь.

А_

АБРЕАКЦИЯ, отведение (Abreaction; Abreaktion) — способ осознания подавленных эмоциональных реакций (в присутствии аналитика) с помощью пересказа и повторного переживания трав­матического события (см. также катарсис).

«Повторное драматическое проигрывание прошлого травмати-зировавшего человека события, краткое, но эмоциональное его переживание в бодрствующем или гипнотическом состоянии, излияние чувств, «пересказ, лишающий пережитый травматичес­кий опыт болезненной эмоциональной силы, способности вызы­вать психическое расстройство» (К. Г. Юнг. Практика психотера­пии. М. 1998, пар. 262. Далее ЮПП.)

Использование абреакции было связано с фрейдовской теори­ей травмы и ранними психоаналитическими экспериментами. Но впоследствии Юнг разошелся с Фрейдом в оценке эффективности использования абреакции как инструмента в терапии невроза и оставил абреакцию (наряду с суггестией).

«Вскоре я обнаружил, что, хотя травмы ясно выраженного этиологического значения порой и присутствуют, тем не менее большинство из них выглядит весьма неправдоподобно. Многие попросту оказывались маловажными, но даже и как травмы их в лучшем случае можно было рассматривать не более чем предлог для невроза. Что же в особенности обращало на себя критический взор, — то, что немало травм оказывались попросту продуктами фантазии и никогда на самом деле не случались. Я не мог более воображать, что повторяющиеся переживания фантастически пре­увеличенной или полностью выдуманной травмы отличались бы по своей терапевтической ценности от процедуры внушения» (К. Г. Юнг. Критика психоанализа. СПб. 2000, пар. 582. Далее КП.)

АБСТРАКЦИЯ (Abstraction; Abstraktion) — форма умствен­ной активности, с помощью которой сознательное содержание освобождается от связи с не имеющими отношения к делу элемен­тами путем отличения себя от них или, другими словами, диффе­ренциации. Юнг поясняет: в широком смысле слова абстрактно все то, что извлечено из соединения с элементами, относимыми к несопринадлежащим с его значением.

«Абстрагирование есть деятельность, присущая психологичес­ким функциям вообще. Существует абстрагирующее мышление, равно как и чувство, ощущение и интуиция. Абстрактное мышле­ние выделяет какое-нибудь содержание, отличающееся мыс­лительными, логическими свойствами, из интеллектуально несопринадлежащей среды. Абстрактное чувство делает то же самое с содержанием, характеризующимся своими чувственными оцен­ками — это относится и к ощущению, и к интуиции... Абстрактные чувства я отношу к той же группе, что и абстрактные мысли. Абст­рактное ощущение следовало бы обозначить как эстетическое ощущение в противоположность к ощущению чувственному, а абстрактную интуицию — как символическую интуицию в проти­воположность интуиции фантастической» (ПС, пар. 678).

Юнг связывает понятие абстракции с психоэнергетическим процессом и с интроверсией (аналогично эмпатии и экстраверсии).

««Интерес» я понимаю как энергию, или либидо, которой я наделяю объект как ценностью или же которую объект привле­кает к себе против моей воли или помимо моего сознания. Поэтому я представляю себе процесс абстракции наглядно, как отвлечение либидо от объекта, как утекание ценности от объекта в субъектив­ное абстрактное содержание. Для меня поэтому абстракция сво­дится к энергетическому обесцениванию объекта. Другими слова­ми, абстракция есть интровертирующее движение либидо» (там же, пар. 679).

В той степени, в какой целью абстракции является разруше­ние удерживающего влияния объекта на субъекта, она оказывается попыткой возвыситься над примитивным состоянием мистичес­кого соучастия.

АДАПТАЦИЯ (Adaptation; Anpassung) — процесс вхождения в согласие с внешним миром, с одной стороны, и со своими собст­венными уникальными психологическими характеристиками — с другой (см. также невроз), что подразумевает способность распоз­навать субъективные образы, образы внешнего мира, а также уме­ние эффективно воздействовать на среду.

Адаптивные процессы называются аллопластическими, когда индивид изменяет среду в пользу своих потребностей и желаний; они же называются аутопластическими, когда происходят внутренние или психические модификации в ответ на восприятие внеш­него мира.

«Прежде чем делать себе цель из индивидуации, надо достиг­нуть другой цели воспитания, а именно адаптации к минимуму коллективных норм, необходимому для существования: растение, предназначенное для наиболее полного развития своих способно­стей, должно прежде всего иметь возможность расти в той почве, в которую его посадили (ПС, пар. 725).

Непрерывный жизненный поток вновь и вновь требует све­жей адаптации. Адаптация никогда не достигается раз и навсегда. (CW 8, par. 143). Человек — не машина, в том смысле, что он может постоянно поддерживать тот же самый рабочий выход. Он способен удовлетворять требованиям внешней необходимости иде­альным образом только в том случае, если он также адаптирован к своему собственному внутреннему миру, т. е. если он пребывает в гармонии с самим собой. И наоборот, он сможет приспособиться к своему внутреннему миру и достичь гармонии с самим собой, ког­да он адаптирован к условиям внешней среды» (CW 8, par. 75).

В своей типологической модели Юнг описал два существенно разных типа адаптации — интроверсию и экстраверсию. Он также связал нарушения адаптации с возникновением невроза.

Адаптация является центральным понятием, связывающим аналитическую психологию с биологией. Адаптацию, имеющую активные и пассивные компоненты, следует отличать от приспо­собленности, представляющей преимущественно пассивный аутопластический феномен.

Классический психоанализ полагает, что младенец удов­летворяет свои желания, руководствуясь лишь принципом наслаж­дения без учета внешней реальности, путем галлюцинаторного исполнения желаний и не имеет своего эго или психической структуры. Здесь адаптация рассматривается как функция, налага­емая на развивающегося индивида извне, как результат пережива­ния им фрустрации. Однако существует и альтернативный взгляд, в соответствии с которым младенец начинает жизнь уже адаптиро­ванным к среде и его адаптация становится все более усложнен­ной по мере взросления и приобретения опыта.

АДЛЕРИАНЕЦ(adlerian) — 1. Последователь Альфреда Адлера (1870—1937), одного из первых учеников Фрейда, который в 1911 году формально отделился от учителя и основал собственное направление в психоанализе — индивидуалпсихологию. 2. В знач. прилагательного, относящегося к идеям, сформулирован­ным Адлером.

АКТИВНОЕ ВООБРАЖЕНИЕ(Active imagination; aktive Imagination) — метод усвоения бессознательных содержаний (сно­видений, фантазий и т.п.) с помощью определенной формы само­выражения.

Цель активного воображения — дать возможность услышать голоса тех аспектов личности (в особенности анимы/анимуса и тени), которые обычно о себе не заявляют, и тем самым установить связь между сознанием и бессознательным. И даже если конечные продукты — рисунки, живопись, писание, скульптура, танец, музыка и т. п. — не интерпретируются, между творцом и творе­нием возникает нечто, что способствует преобразованию созна­ния. Термин «активное воображение» был впервые использован Юнгом в 1935 году в его знаменитых Тавистокских лекциях (см.: К. Г. Юнг. Аналитическая психология. 1994, с. 11, 40), прочи­танных в Лондонской клинике, для описания состояния воображаю­щей деятельности (imaginative Tatigkeit): свободной мечтательно­сти, грез, фантазмов, сновидений наяву (ПТ, пар. 830). Активное воображение следует отличать от дневных мечтаний, остающихся в пределах личного повседневного опыта. Первая стадия активного воображения напоминает сновидение с открытыми глазами. Она может возникать спонтанно или вызываться искусственно. Вторая стадия помимо пассивного обозревания самих образов включает сознательное в них участие, оценку того, что они значат, и мораль­ное и интеллектуальное обязательство действовать в соответствии со способностью проникать в их сущность.' Это и есть переход от простой созерцательной или эстетической установки на позицию суждения. Активное воображение может стимулировать лечение неврозов, но лишь тогда, когда оно действует в комплексе с созна­тельными усилиями. В отличие от снов, переживаемых пассивно, процесс воображения требует активного и творческого участия эго.

АЛХИМИЯ(Alchemy; Alchemic) — в аналитической психологии речь идет о психологическом и символическом значении алхимии, которая рассматривается как средневе­ковая предтеча исследований бессознательного и, в частности, изучения трансформации личности.

Алхимический процесс превращения исходных неблагород­ных металлов в нечто более ценное — философский камень, золо­то или универсальный эликсир жизни — можно рассматривать на психологическом языке как определенную метафору психологи­ческого роста и развития человека. Философский камень (lapis), например, выступает здесь как архетипическая Самость, регулиру­ющий центр психического. В качестве примера других образов алхимии, используемых для описания психических процессов, вос­пользуемся фрагментом из переведенной на русский язык книги Роберта Боснака «В мире сновидений», в котором описываются три алхимических мира: черный, белый и красный:

«Черный образный мир в алхимии называется нигредо, его металл — свинец. Это мир, в котором темно, мрачно, жутко, страшно, отвратительно, уныло и тоскливо. Погружаясь в него, мы оказываемся на самом дне, в преисподней, лишенные своего «Я» и брошенные на произвол судьбы. В нигредо человеку кажется, что на его глазах мир разваливается на части, особенно болезненно он переживает кажущуюся нескончаемость нигредо. Будущее видится смутным и беспросветным, без надежды на избавление от пустоты и одиночества. Жизненный ритм сбивается, сознание опустоша­ется. В бездонной пропасти нигредо единственной реальностью для человека становится смерть. Белый мир называется альбедо, его металл — серебро. В кромешном мраке ночи восходит ночное светило, луна. Альбедо — лунное сознание, свет, пролитый во тьму, но свет отраженный, холодный. Альбедо — это еще неясный мир с размытыми формами, сознание, рожденное из тьмы. Как ветер в полнолуние, в альбедо правит бал Меркурий, покровитель воров и проводник душ умерших в царство теней. Безумные мысли и туманные намеки — Меркурий без устали будоражит воображе­ние своими коварными уловками. А мир воображения — это зеркальное отражение без самого зеркала, мир отраженных обра­зов. Переход из нигредо в альбедо так описан у Юнга:

«Неясность слегка рассеивается, как мрак ночи при появле­нии на небосклоне луны. Этот робкий свет относится к альбедо, лунному свету». Все, что раньше воспринималось буквально, ста­новится в альбедо метафорой, отражаясь в пробуждающемся соз­нании кружащих в лунном свете мотыльков. Альбедо — царство поэтов, воров и безумцев, переход от кромешной ночи к яркому солнечному дню, мир поэтический и текучий, мир образного язы­ка. Странное двусмысленное существование, в котором одно сом­нение нанизывается на другое. Красный мир называется рубедо, его металл — золото, застывшее солнечное пламя. Жар солнца, основного источника жизни на земле, дающего силу всему живо­му, застывая, превращается в золото. Золото, по словам алхимиков, семя солнца, серебро — семя луны. В солнечном мире бесконечная борьба страстей рождает искры вдохновения. Солнце взращивает все формы, сокрытые в материнском лоне земли. При свете солнца царит ясность и определенность. Солнце покровительствует поряд­ку и трезвому восприятию. Рубедо сопрягает мужское и женское начало, в нем находят выражение все формы отношений между полами, это мир либидо. Рубедо — арена противостояния и слия­ния, противоборства и соития. Владыка рубедо — могучий лев, покоряющий всех других существ. Рубедо зовет к действию, реши­тельному и упорному, требует концентрации и дисциплины, вдох­новляет героический мир беспримерных ратных подвигов. Если в нигредо царствует полная тьма, то в рубедо солнце находится в зените. В точке кипения все антагонистические вещества образуют новый сплав, новое качество, соединяется несоединимое. Определяющая характеристика рубедо — жар, поэтому в сосуде, в котором протекает процесс превращения, создается сильное дав­ление. Это напоминает скороварку, но скороварка может не выдер­жать перегрузки, ее может разнести на мелкие куски от избыточ­ного давления. Тогда процесс вновь вернется в нигредо, и все при­дется начинать сначала. Например, если любовь рождает необуз­данные страсти, отношения между любимыми — сосуд, в котором переплавляется любовь, — могут развалиться, не выдержав напора страстей. Чтобы избежать этой опасности, из скороварки нужно выпускать пар, нужно действовать. В таком действии мир ночных образов переплетается с полуденным миром, внутренние образы проецируются на внешнюю реальность. Внутренний мир немного остывает, но порой за счет внешнего. Например, если человек не в силах сдерживать свою ярость, он может направить ее на вас. Он может грубо с вами обойтись — в полной уверенности, что вы сами во всем виноваты. Грубая выходка даст выход его ярости, но дорого обойдется вам. Особая трудность рубедо заключается в том, чтобы соединить и примирить опыт постижения так называе­мых внутреннего и внешнего миров. Для этого нужно не связывать движения внутреннего мира и одновременно правильно восприни­мать и реагировать на образы внешнего мира. Тогда человек начи­нает творить, преодолевает разделение на внешнее и внутреннее, действие и созерцание. Активное воображение и творческое дейст­вие неразрывно сливаются» (с. 51—54).

АМБИВАЛЕНТНОСТЬ(Ambivalence; Ambivalenz) — пси­хическое состояние, в котором каждая установка уравновешена своей противоположностью (см. конфликт и противоположности). Термин введен Ю. Блейлером для описания сосуществова­ния внутренне противоречивых импульсов и эмоций по отноше­нию к одному и тому же объекту.

Амбивалентность следует отличать от наличия смешанных чувств по отношению к кому-либо. Смешанные чувства могут воз­никать на базе реалистической оценки несовершенной природы объекта, тогда как амбивалентность представляет глубинную эмо­циональную установку, в которой противоречивые отношения вытекают из общего источника и оказываются взаимосвязанными. Юнг использовал данное понятие для характеристики: а) сплава положительных и отрицательных чувств в отношении одного и того же объекта (другой человек, образ, идея, часть самого себя); эти чувства исходят от одного источника и не являются смесью качеств, присущих тому человеку, на которого они направлены; б) интереса к фрагментации, множественности и изменчивости психического; амбивалентность в этом смысле — всего лишь одно из состояний человека; в) самоотрицания любого положения, кото­рое и описывает амбивалентность; г) отношения к родительским образам, в частности (см. имаго) и к архетипической образности вообще (см. архетипы); д) универсальности — амбивалентность присутствует повсеместно: «силы природы всегда двулики» и Бог тоже, что уже однажды обнаружил Иов (CW 5, par. 165. К. Г. Юнг. Символы трансформации. М. 2000. Далее СТ). Сама жизнь — это вечное «добро и зло, успех и поражение, надежда и отчаяние, кото­рые уравновешивают друг друга» (CW 9ii, par. 24. А, пар. 24).

Амбивалентность, в широком смысле, ассоциируется с влия­нием бессознательных комплексов, в частности с психологичес­кими функциями на этапе их недифференцированности. Хотя она порождается всеми невротическими конфликтами, легче всего ее наблюдать в неврозах навязчивых состояний, при которых дела­ется попытка сбалансировать обе стороны амбивалентности в со­знании, в случаях других неврозов та или другая сторона обычно подавляется.

АМПЛИФИКАЦИЯ (Amplification; Amplifikation) — уточне­ние и прояснение отдельных образов в сновидениях и продуктах изобразительного творчества (рисунки, живопись, скульптура, «иг­ра в песок» и т. д.) с помощью прямой ассоциации и в соответствии с данными гуманитарных дисциплин (символогией, мифологией, мистицизмом, фольклором, историей религии, этнологией и т. д.).

Юнг рассматривал амплификацию как основу своего синтети­ческого метода, имеющего цель, в частности, сделать более ясным и детальным то, что обнаруживается в сновидении человека.

АНАЛИЗ (Analysis; Analyse), юнгианский — форма психоте­рапии, специализирующаяся на неврозах и стремящаяся привести бессознательные содержания в сознание, часто называемая анали­тической терапией.

Принципиально идеи (юнгианского) анализа разработаны Юнгом и объединены им в систему, получившую название анали­тическая (или комплексная) психология.

Как и в психоанализе вообще (школа Фрейда и др.), в анали­тической психологии анализ — это долгосрочное, насыщенное динамизмом и диалектикой взаимоотношение между аналитиком и пациентом (клиентом).

«Эти взаимоотношения направлены на исследование бессознательного пациента, на изучение содержаний и самих про­цессов этого бессознательного с целью облегчения психического состояния, которое не является удовлетворительным, поскольку препятствует нормальному течению сознательной жизни (Э. Сэмьюэлс, Б. Шортер, Ф. Плот. Критический Словарь анали­тической психологии» К. Г. Юнга. М., 1994. Далее — КСАП).

Нацеленный на ликвидацию невротического расстройства, анализ включает в себя индивидуационную практику — личност­ный анализ, который направлен на возникновение процесса индивидуации. Строго говоря, анализ психотерапией не является, поскольку не обещает непременного облегчения. Анализ предлага­ет благоприятную возможность, некий удачный шанс увидеть и ощутить себя в ином (новом) образе действия, другом способе существования и предоставляет возможность свободного выбора. Традиционно залогом выздоровления в психотерапии выступает фигура психотерапевта; в анализе таким залогом оказываются идеи, способность переформулировать исходную для пациента — поддерживающую симптом — картину мира. Широкая публика слабо представляет себе специфику аналитического подхода вооб­ще (уже не говоря о специфике фрейдовского или юнговского направления) и обычно сводит его либо к психиатрии, либо к суг­гестивной психотерапии. Для краткости, ситуация такова: если у вас затруднения со специфической проблемой, адресуйтесь к психотерапии. Если же вы хотите узнать что-то о себе, то тогда отправляйтесь к аналитику. Технологически анализ отличается от психотерапии по критериям интенсивности, глубины, частоты сеансов и продолжительности работы, включая оценку психологи­ческих возможностей и ограничений пациента.

«[Анализ] — всего лишь средство для устранения камней с дороги развития, а не метод <...> встраивания в пациента тех вещей, которых в нем до того не было. Лучше отказаться от любой попытки давать указания и попытаться просто использовать все то, что анализ выносит на свет, с тем чтобы пациент мог сам видеть выносимое более ясно и на этой основе приходить к соответствую­щим выводам и решениям. Все то, чего человек не достиг сам, в нем долго не удерживается, а перенятое у влиятельного источника оставляет личность в состоянии инфантильности. Речь же идет о том, чтобы привести человека в такое состояние, когда он мог бы взять свою жизнь в собственные руки. Искусство анализа лежит в следовании за пациентом во всех его блужданиях и, таким образом, в собирании вместе всех его заблудших овец» (CW 4, par. 643).

«Существует широко распространенный предрассудок, что анализ — это что-то вроде «лечения», которому человек подверга­ется в течение некоторого времени с целью разрядки. Эта ошибка неспециалистов сохраняется с ранних дней существования психо­анализа. Аналитическое лечение можно охарактеризовать как пере­стройку психологической установки, достигаемую с помощью док­тора. [Но] не существует такого изменения, которое будет безус­ловно действительным сколь-нибудь долгое время» (CW 8, par. 142).

Аналитическая процедура несет в себе, среди прочего, много­значное символическое содержание. Здесь Юнг различает аналитико-редуктивные и синтетико-герменевтические подходы. Аналитико-редуктивный подход устанавливает, что интерес, или либидо, пациента устремляется регрессивно назад к инфантильным реми­нисценциям и там закрепляется. Это соответствует психоаналити­ческому взгляду Фрейда. Синтетико-герменевтический подход, или интерпретация, утверждает, что некоторые аспекты личности, спо­собные к развитию, оказываются как бы в эмбрионической форме, представляя собой потенциал для дальнейшего роста и развития. В конце 20-х годов Юнг пришел к четырехстадийной форме анализа. Первую стадию он назвал осознанием, или катарсисом, проводя аналогии с древней практикой церковной исповеди или обрядами инициации. Человек высказывает все, что «накопилось» в его душе, тем самым весь «неприемлемый» материал выводится наружу. Происходит прорыв сквозь личностную защиту, границу и невро­тическую изоляцию, создающий терапевтический эффект и про­кладывающий путь к новому росту и иному состоянию. Вторую стадию Юнг назвал разъяснением, или интерпретацией. Здесь раскрываются и узнаются связи с бессознательными процессами, в частности интерпретируется перенос и инфантильное психическое. Также на этой стадии индивид приносит жертву со стороны своей гордыни — сознательного интеллекта. Технологически совпадает с классическим психоанализом. Третья стадия — обучение или обра­зование, т. е. приспособление к социальным требованиям, нуждам и потребностям. Здесь отрабатывается новая ответная стратегия. Здесь аналитик ведет себя как учитель, инструктирующий ученика относительно новых способов адаптации. Эта стадия близка пси­хоаналитическому процессу проработки. В заключительной чет­вертой стадии, названной трансформацией, или изменением, пре­образованием, индивидуацией, анализанд раскрывает и развивает свой собственный индивидуальный паттерн. На практике линей­ная последовательность стадий не соблюдается, и все четыре нали­чествуют в одно и то же время, — аналитик сам фокусируется на той или иной по мере надобности. Одним из условий подготовки аналитического психолога по настоянию Юнга было введение лич­ностного анализа для обучающихся.

АНАЛИЗАНД(Analysand; Analysand) — анализируемая личность.

Своим происхождением термин обязан тем, что позволяет не называть клиента пациентом, избегая тем самым клинического аспекта отношений.

АНАЛИТИК и ПАЦИЕНТ(Analyst and Patient; Analytiker und Patient) — отношения между аналитиком и анализируемым (анализандом), выходящие за рамки медицинской (психотерапевти­ческой) процедуры; сложное двухстороннее взаимодействие между людьми — отношение несуггестивного порядка, в котором дина­мика отношений диктуется психотерапевтическими императивами (авторитетом врача, суггестивными манипуляциями и др.), а диа­лектикой самого процесса, в котором главную роль играют не столько профессиональные знания аналитика, сколько его собст­венное личностное развитие.

По этой причине Юнг ввел в обязательную программу подго­товки специалистов-аналитиков учебно-тренировочный анализ кандидата. Отношения аналитика и пациента в своем развитии включают аналитический альянс (раппорт), перенос и контрпере­нос. Аналитическая процедура создает условия для лично­стного самораскрытия анализанда, выработки у него символичес­кого взгляда на жизнь и постепенного развития в нем новой этики; см. анализ.

АНАЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ(Analytical psycho­logy; Analytische Psychologic) — одна из школ глубинной психоло­гии, базирующаяся на понятиях и открытиях в области человечес­кой психики, сделанных Юнгом.

Работая в психиатрической клинике в Бурхгольцли в Швейца­рии, Юнг (после прочтения книги Фрейда «Толкование сновиде­ний») стал активным последователем идей Фрейда, а впоследствии и близким другом. К моменту личной встречи в 1907 году Юнг уже имел международную известность как своими опытами в словес­ных ассоциациях, так и открытием чувственных комплексов. Используя в своих работах теорию Фрейда, Юнг не только объяс­нял свои собственные результаты, но и поддерживал психоанали­тическое движение, как таковое. Позже между ними обнаружилось разногласие, в частности, в понимании содержания либидо как тер­мина, определяющего психическую энергию индивида. Фрейд полагал, что психические расстройства развиваются из-за подавле­ния сексуальности и перемещения эротического интереса с объек­тов внешнего мира во внутренний мир пациента. Юнг же считал, что контакт с внешний миром поддерживается и иными способа­ми, кроме сексуального. К 1912 году их раскол окончательно офор­мился, и Юнг, оставив психоаналитическое движение, развил соб­ственный подход, названный им Аналитической психологией. Юнг предложил достаточно обширную и впечатляющую систему взгля­дов на природу человеческой психики. Его труды (20 томов непол­ного собрания сочинений, несколько томов переписки, автобиогра­фическая книга, интервью и др.) включают глубоко разработанную теорию структуры и динамики психического, обстоятельную тео­рию психологических типов и детальное описание универсальных психических образов, берущих свое начало в глубинных пластах бессознательной психики. Его теория исследует взаимодействие врожденных энергетических систем в организме человека с его недифференцированными потенциями. Жизненный контакт приво­дит эти потенции к дифференцировке, развитию и трансформирует в сознательный опыт.

Сегодня аналитическая психология включает теорию, обшир­ное разнообразие работ, написанных современными специалиста­ми, а также психотерапевтическую практику. Аналитические пси­хологи объединены в региональные структуры, а также в Между­народную профессиональную организацию МААП (Международ­ная ассоциация аналитических психологов — IAAP) со штаб-квар­тирой в Цюрихе.

АНАЛИТИЧЕСКИЙ АЛЬЯНС(Analytical alliance; Analy-tisch Allianz), терапевтический альянс, лечебный альянс, рабочий союз, терапевтический контракт — специфическое взаимоотноше­ние (несексуализированное, неагрессивное) между психоаналити­ком и анализандом, в котором анализируемый демонстрирует лишенную невротичности, рациональную, разумную готовность к сотрудничеству, позволяющую психоаналитику целенаправленно действовать во время аналитического процесса.

АНАЛЬНАЯ СТАДИЯ,анальная фаза (Anal stage; Anal Pha­se) — в классическом психоанализе период: а) инфантильного раз­вития либидо, постулируемый теорией инстинктов, в которой анус и дефекация являются главными источниками чувственного удо­вольствия и формируют центр инфантильного самосознания; б) инфантильного развития эго, на котором господство тела, в осо­бенности его сфинктеров, а также социализация импульсов явля­ются главными занятиями младенца.

АНАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР(Anal character; Anal Charakter) — тип невроза характера, рассматриваемый в классическом психоанализе как результат фиксации на анальной стадии. Термин используется для обозначения резистивных образо­ваний, противопоставляемых анальному эротизму, в частности компульсивному воздержанию, аккуратности, бережливости, но может относиться и к их противоположностям — прину­дительной уступчивости, небрежности и щедрости.

АНАЛЬНЫЙ ЭРОТИЗМ(Anal erotism; Anal Erotomanie) — чувственное удовольствие, получаемое от анальных ощущений.

АНДРОГИН(Androgyne; Androgyn) — метафорическое существо, психическая персонификация, в которой мужское и жен­ское начала удерживаются в сознательном равновесии.

В образе андрогина, в отличие от нераздельного и нерасчле­нимого гермафродита, принципы мужского и женского сочетают­ся без слияния их характерных свойств.

АНИМА(Anima; Anima) [лат. «душа»] — бессознательная, женская сторона личности мужчины; персонифицируется в снови­дениях образами женщин, варьируя от проститутки и совратитель­ницы до духовного проводника (Мудрости).

Анима являет принцип Эроса, так как развитие анимы у муж­чины отражено в том, как он относится к женщинам. Идентифика­ция с анимой проявляется как переменчивость в настроении, утра­та мужественности («обабивание») и сверхчувствительность. Как и анимус у женщин, содержание мужской анимы определяется ком­бинацией архетипических образов, содержащихся в той или иной культуре, в которой пребывает мужчина, а также мужским опытом общения с женщинами, в особенности с матерью. Архетипическая анима проявляется в четырех главных образах, которые мужчина проецирует на женщин. Ева воплощена в Матери-Земле. Она может появиться в сновидениях мужчины в виде сельской женщи­ны-крестьянки, убирающей урожай, готовящей пищу или ухажива­ющей за детьми. Положительный аспект Евы олицетворяет жизне-поддерживающее начало (питание, забота), отрицательный —-сдерживает развитие, ограничивает, например перекармливает. Елена представляет соблазнительницу, сексуальный объект. В сно­видении это может быть образ фотомодели из журнала или герои­ни фильма, телесериала. В положительной форме Елена выступает как источник радости и восхищения, в отрицатель­ной,— она оказывается фигурой, манипулирующей своим шармом в ущерб другим (сновидцу). (Ср.: «Куда плывете вы? Когда бы не Елена, Что Троя вам одна, ахейские мужи?» Мандельштам О. Камень.). Мария — чистая девственница, духовная мать. В снах она может оказаться всеми уважаемой школьной учительницей, наставником. Положительно Мария — личность независимая, цельная, знающая себе цену, защищающая свои интересы; в отрицательном смысле она ведет себя отчужденно, держится в стороне и требует высоких достижений за счет личных отношений. София — образ мудрости. В снах она появляется пожилой зрелой женщиной. Положительная сторона такой фигуры самоочевидна; отрицательная — выступает в использовании мудрости или знания в злых разрушительных целях. В качестве психического компо­нента анима размещена ниже порога сознания, комплементарна персоне и состоит с ней в компенсаторных взаимоотношениях.

«Персона — идеальная картина мужчины, каким он должен быть, внутренне скомпенсирована женской слабостью, и в той сте­пени, в какой мужчина играет роль сильного снаружи, внутри он оказывается слабой женщиной, т. е. анимой, поскольку именно ани­ма реагирует на персону. Но так как внутренний мир темен и неви­дим, и так как мужчина, чем меньше он способен признать свою слабость, тем больше отождествляется с персоной, то антипод пер­соны — анима остается в совершенной темноте и оказывается пол­ностью спроектированной, а нашего героя можно обнаружить под каблуком у своей жены» (CW 7, par. 309; см. также ПБ, с. 261).

Иначе, под анимой понимается внутренняя установка, которая требует такой же самостоятельности, что и установка внешняя — персона.

«Опыт показывает нам, что анима обыкновенно содержит все те общечеловеческие свойства, которых лишена сознательная уста­новка. Тиран, преследуемый кошмарными снами, мрачными пред­чувствиями и внутренними страхами, является типичной фигурой. С внешней стороны, бесцеремонный, жесткий и недоступный, он внутренне реагирует на любую тень, подвержен каждому капризу, словно является слабым и болезненно впечатлительным существом. Следовательно, его анима несет в себе те общечеловеческие свойст­ва болезненной впечатлительности и слабости, которых совершенно лишена его внешняя установка, его «персона». Если персона интел­лектуальна, то анима определенно сентиментальна» (ПТ, пар. 703).

Характерно, что в тех случаях, когда человек отождеств­ляет себя со своей персоной, он, фактически, одержим ани­мой с сопутствующими симптомами. Психологическим прио­ритетом первой половины жизни для мужчины является стремление освободиться от чар материнской анимы. В более позднем возрасте недостаток сознательной связи с анимой сопро­вождается симптомами, характерными для «потери души».

«Молодые люди могут пережить полную утрату анимы без всякого ущерба. На этой стадии развития для мужчины главное — быть мужчиной <...> После середины жизни, однако, постоянная потеря анимы означает снижение жизненности, гибкости, подвиж­ности и человеческой доброты. В результате, как правило, наблю­дается преждевременная ригидность, сварливость, стереотипность, фанатическая односторонность, упрямство, педантичность и поми­мо этого, еще безропотность, утомляемость, неряшливость, безот­ветственность, и в конечном итоге, детская раздражительность со склонностью к алкоголю» (CW 9i, par. 146a).

АНИМУС (Animus; Animus) [лат. «дух»] — бессознательная, мужская сторона личности женщины.

Анимус персонифицирован в принципе Логоса. Идентифика­ция с анимусом делает женщину жесткой, самоуверенной и любя­щей спорить. В положительном смысле анимус есть внутренний мужчина, который действует как мост между женским эго и ее соб­ственными творческими источниками в бессознательном. Подобно аниме, анимус представляет как личностный комплекс, так и архетипический образ и рассматривается как противоположность ани­мы. Как психический компонент анимус размещен ниже порога со­знания и действует из бессознательного психического. Аналогично аниме, анимус обслуживает сознание, но может ввергнуть челове­ка в состояние собственной одержимости. О женщине, одержимой анимой, говорят, что «она стала совсем другой», «в нее вселился другой дух». Женщина, одержимая анимусом, рискует утратить свою женственность.

«Если у мужчины в общем во внешней установке преобладает или, по крайней мере, считается идеалом логика и предметность, то у женщины — чувство. Но в душе оказывается обратное отно­шение: мужчина внутри чувствует, а женщина — рассуждает. Поэ­тому мужчина легче впадает в полное отчаяние, тогда как женщи­на все еще способна утешать и надеяться — поэтому мужчина чаще лишает себя жизни, чем женщина. Насколько легко женщина становится жертвой социальных условий, например в качестве проститутки, настолько мужчина поддается импульсам бессозна­тельного, впадая в алкоголизм и другие пороки» (ПТ, пар. 705).

Анимус становится полезным психологическим фактором, если женщина в состоянии понять разницу между идеями, генери­руемыми этим автономным комплексом, и тем, что она в действительности о себе думает. Юнг описал четыре стадии развития анимуса у женщины. Вначале он возникает в сновидениях и фантазиях как воплощение физической силы — атлета, мускулистого челове­ка или разбойника. На второй стадии анимус дает женщине иници­ативу и способность к планируемому действию. Он стоит за ее же­ланием независимости и стремлением сделать собственную карь­еру. На следующей, третьей стадии анимус делается «словом», зачастую персонифицируемым в сновидениях в образе профессора или священника. На четвертой стадии анимус оказывается вопло­щением духовного смысла. На этом высшем уровне, как и София в случае анимы, анимус опосредует сознательный женский разум и бессознательное. В мифологии этот аспект представлен Гермесом, посланцем богов — в сновидениях он обычно является проводни­ком-помощником. Любой из этих аспектов анимуса может проек­тироваться на мужчину. Как и в случае спроектированной анимы, это ведет к нереалистическим ожиданиям и язвительной желчно­сти во взаимоотношениях.

АНТРОПОС (Anthropos) — первоначальный, исходный первочеловек, архетипический образ целостности в алхимии, религии и философии гностиков.

Согласно многим мифам творения, весь универсум возник из­начально из частей огромной человеческой фигуры — Антропоса (Имир, Пуруша, Гайомарт, Адам, Кадмон). Символ Антропоса очень часто имел атрибуты животного (фон Франц, Quadrant, 4, 1969, р. 7).

АПОТРОПАИЧЕСКИЙ(Apotropaic) — характеристика так называемого «магического мышления», основанного на желании лишить силы воздействия другой объект или другого человека. Апотропаические действия характерны для интровертов, прибегающих к ним в целях психологической ориентации.

АППЕРЦЕПЦИЯ (Apperception; Apperzeption) — термин, принадлежащий в равной степени общей психологии; обозначает зависимость восприятия от прошлого опыта, от общего содержа­ния психической деятельности человека и его личностных и инди­видуальных особенностей. Юнг различает активную и пассивную апперцепцию:

«<...> первая есть процесс, при котором субъект от себя, по собственному побуждению, сознательно, со вниманием восприни­мает новое содержание и ассимилирует его другим, имеющимся наготове содержанием; апперцепция второго рода есть процесс, при котором новое содержание навязывается сознанию извне (через органы чувств) или изнутри (из бессознательного), и до известной степени принудительно завладевает вниманием и восприятием. В первом случае акцент лежит на деятельности нашего эго, во втором — на деятельности нового самообеспечива­ющегося содержания. Апперцепция может быть направленной и ненаправленной. В первом случае речь идет о «внимании», во вто­ром — о «фантазии» или «сновидении». Направленные процессы являются рациональными, ненаправленные — иррациональными» (CW 8, par. 294).

АРХАИЗМ, АРХАИЧЕСКИЙ(Archaism, archaic; Archais-mus, archaisch); см. также мистическое соучастие — первобытный, исходный; у Юнга — «древний характер психических содержаний и функций».

«Дело идет не об архаической древности, созданной в виде под­ражания, как, например, римская скульптура позднейшего периода или «готика» XIX века, но о свойствах, носящих характер «сохранившегося остатка». Такими свойствами являются все пси­хологические черты, по существу согласующиеся со свойствами примитивного душевного уклада. Ясно, что архаизм прежде всего присущ фантазиям, возникающим из бессознательного, т. е. тем пло­дам бессознательного фантазирования, которые доходят до созна­ния. Качество образа является тогда архаическим, когда образ имеет несомненные мифологические параллели. Архаическими являются ассоциации по аналогии, создаваемые бессознательной фантазией, так же как и ее символизм. Архаизм есть отождествление с объек­том — мистическое соучастие. Архаизм есть конкретизм мышле­ния и чувства. Далее архаизм есть навязчивость и неспособность владеть собой. Архаизм есть слитное смещение психологических функций между собой — дифференциация, например, слияние мышления с чувством, чувства с ощущением, чувства с интуицией, а также слияние частей одной и той же функции (например, цветовой слух, амбитенденция и амбиваленция, т. е. состояние слияния с про­тивоположностью, например какого-нибудь чувства с чувством, ему противоположным» (ПТ, пар. 682).

АРХЕТИПИЧЕСКИЕ СНОВИДЕНИЯ(Archetypal dreams; Archetypische Traume).— в отличие от сновидений, которые в личной биографии занимают конкретное «место в жизни», архетипические сновидения имеют сверхличностную природу. В то время как компенсирующие сновидения и им подобные, то есть те, которые отражают личный опыт, могут быть истолкованы при помощи самих сновидцев, при архетипических сновидениях это, как правило, невозможно. Архетипические сновидения, которые в других культурах называются также Великими Снами, особенно выразительны и красивы и часто наполнены поэтическими обра­зами. Они появляются в самые важные переходные фазы нашей жизни (к примеру, во время полового созревания, в середине жизни или перед лицом смерти). В большинстве случаев сновидцы переживают такие архетипические сновидения как нечто чуждое и не могут ни вставить их в контекст собственной жизни, ни как-то объяснить. Еще одним отличительным признаком архетипических сновидений является их очаровывающее воздействие и встречающиеся в них образы и символы из мифов, сказок, религий и других жанров в культурных традициях человечества.

АРХЕТИПИЧЕСКИЙ ОБРАЗ(Archetypal Image; Archetypi­sche Bild) — форма представления архетипа в сознании; на инди­видуальном уровне архетипический мотив — всегда схема или образчик мысли или поступка, свойственных человеку вообще во все времена и повсеместно.

«Многие годы я наблюдал и изучал продукты бессознательно­го в самом широком смысле этого слова, а именно сновидения, фантазии, видения и галлюцинации, как в норме, так и в патоло­гии. Я не мог не отметить явные и определенные регулярности, иначе говоря, типы. Здесь можно выделить регулярно повторяю­щиеся типы ситуаций и типы фигур, которые имеют соответствую­щее значение. Поэтому я использую термин «мотив» для обозначе­ния подобных повторений. Таким образом, существуют не только типичные сны, но и типичные сновидческие мотивы. Их можно разложить в архетипические серии, главенствующими в которых будут тень, мудрый старец, дитя (включая героическое дитя), мать («Изначальная (Всея) Мать» и «Мать-Земля»), как сверхор­динарная личность («демоническая», поскольку сверхъестествен­ная), и ее двойник дева и, наконец, анима у мужчины и анимус у женщины». («Психологические аспекты Коры», CW 9i, par. 309).

АРХЕТИПЫ(Archetypes; Archetyp) — класс психических содержаний, события которого не имеют своего источника в отдельном индивиде.

Специфика этих содержаний заключается в их принадлежно­сти к типу, несущему в себе свойства всего человечества как некое­го целого. Эти типы, или «архаические остатки», Юнг назвал архетипами, используя выражение Блаженного Августина. Архе­тип происходит от латинского «типос» (печать, отпечаток) и озна­чает определенное образование архаического характера, включаю­щее мифологический мотив. Юнг указывает:

«Человеческое тело представляет собой целый музей органов, каждый из которых имеет за плечами длительную историю эволю­ции,— нечто подобное следует ожидать и от устроения разума» (К. Г. Юнг. Аналитическая психология. Тавистокские лекции. СПб., 1994); «Безмерно древнее психическое начало образует основу нашего разума точно так же, как и строение нашего тела восходит к общей анатомической структуре млекопитающих» (Человек и его символы. СПб., 1996. Далее ЧС).

Таким образом, архетип является тенденцией к образованию представлений такого мотива — представлений, которые могут значительно колебаться в деталях, не теряя при этом своей базовой схемы. К примеру, существует множество представлений о враж­дебном существе, но сам по себе мотив всегда остается неизмен­ным. Непредставимые сами, архетипы свидетельствуют о себе в сознании лишь посредством некоторых проявлений, а именно в ка­честве архетипических образов и идей. Это коллективные универ­сальные паттерны (модели, схемы) или мотивы, возникающие из коллективного бессознательного и являющиеся основным содержа­нием религий, мифологий, легенд и сказок. У отдельного человека архетипы появляются в сновидениях, грезах, видениях.

«Архетип в себе <...> есть некий непредставимый наглядно фактор, некая диспозиция, которая в какой-то момент развития человеческого духа приходит в действие, начиная выстраивать ма­териал сознания в определенные фигуры. Меня уже часто спраши­вали, откуда берется архетип: приобретается ли он или нет. Отве­тить на этот вопрос прямо нельзя. По определению, архетипы суть некие факторы и мотивы, упорядочивающие и выстраивающие психические элементы в известные образы (зовущиеся архетипическими), но делается это так, что распознать их можно лишь по про­изводимому ими эффекту. Они наличествуют предсознательно и предположительно образуют структурные доминанты психичес­кого вообще. Их можно сравнить с незримо, потенциально присут­ствующей в маточном растворе кристаллической решеткой. В качестве априорных обусловленностей архетипы представляют собой особый, психологический случай известного биологам «сте­реотипа поведения», наделяющего все живые существа их особы­ми специфическими свойствами. В ходе развития проявления подобного биологического основания могут видоизменяться, и то же самое может происходить с проявлениями архетипа. С эмпи­рической точки зрения, однако, архетип никогда не возникал в рамках органической жизни. Он появился вместе с жизнью. Архе­тип, где бы он ни появлялся, обладает неодолимой, принуждающей силой, идущей от бессознательного, и там, где действие архетипа осознается, его отличительной чертой является нуминозность» (CW , par. 222; ОИ, с. 47—48).

«Теория архетипов Юнга претерпела три стадии развития. В 1912 году Юнг писал об изначальных образах, выявленных им в бессознательной жизни своих пациентов, а также и в своей соб­ственной путем самоанализа. Эти образы совпадали с повсеместно и на протяжении всей истории повторяющимися мотивами. Основ­ные черты таких образов — нуминозность, бессознательность и автономность. В 1917 году он писал о безличностных доминан­тах или узловых точках в психике, которые притягивают энергию и влияют на личные действия. В 1919 году был впервые использован термин «архетип»; Юнг ввел его во избежание любых пред­положений, будто основным является само содержание психичес­кого явления, а не его бессознательная и непредставимая схема или образец» (см. КСАП, с. 29). Юнг подчеркивает разницу между архетипом и архетипическим образом.

«Снова и снова я наталкиваюсь на ошибочное представление, что архетип определяется в соответствии со своим содержанием, другими словами, что это вид бессознательной идеи (если такое выражение допустимо). Необходимо указать еще раз, что архетипы не определяются в соответствии с их содержанием, но только лишь в соответствии с их формой, да и то в очень ограниченной степени. Изначальный образ определяется по отношению к своему содержа­нию только тогда, когда он становится осознанным и оказывается соответственно заполненным материалом осознанного опыта. Его форма, однако, <...> может быть сравнена с осевой системой крис­талла, который обычно формирует заранее кристаллическую стру­ктуру, находясь еще в «материнской» жидкости, хотя собственного материала в нем еще не существует. Эта кристаллическая структуpa возникает согласно специфическому способу, которым ионы и молекулы взаимодействуют. Сам по себе архетип пуст и чисто формален — ничего, кроме способности сформировать возмож­ности представления, которая задана априори. Сами представления не являются унаследованными, но лишь формы, и в этом отноше­нии они соответствуют в каждом случае инстинктам, которые так­же определяются только формой» (CW 9i, p. 79).

Понятие архетипа тесно связано с понятием инстинкта. Инстинкт представляет собой врожденную, свойственную опреде­ленному виду, отдельной популяции структуру поведения. Инс­тинкты являются динамической программой, определяющей пове­дение животного или человека на биологическом уровне. Архетип имеет такое же отношение к психическому, как инстинкт к телес­ному. Архетип — регулятор психической жизни. Подобно тому как инстинкты постулируются путем наблюдения за единообразием в биологическом поведении любой особи данного вида, архетипы вырисовываются в результате наблюдения за единообразием пси­хических явлений. В некотором смысле архетипы есть психичес­кие инстинкты человеческого рода. (Можно предположить сущест­вование животных архетипов тоже.) Разумеется, инстинкты и архетипы тесно связаны между собой, и эта связь в общем виде может рассматриваться как взаимодействие разума и тела.

Архетип древнее, нежели культура, так что он не передается традицией, миграцией или речью. Архетип — априорная форма психики и возникает (запускается) спонтанным образом повсеме­стно. Архетип тесно связан и со структурой мозга и передается ин­дивиду по наследству вместе с мозговой структурой. Он есть пси­хическое выражение структуры мозга, вечная готовность к актуа­лизации тех или иных психических форм. Субъективное пережива­ние тесно связано с архетипами и осуществляется через выражен­ные символическим образом определенные универсальные мифологические мотивы или архетипические образы. Последние являются основными компонентами любых религий, мифологий, легенд и сказок всех времен и народов. Архетипические образы присутствуют в снах и видениях, в ряде экстатических пережива­ний, а также при некоторых психических расстройствах. Встреча с архетипическим образом всегда сопровождается сильным эмоци­ональным переживанием, сообщающим индивиду чувство надличностной энергии, некоей силы, явно превосходящей индивидуальное эго. Показательными в данном случае являются сопережива­ния человека в храме или на митинге.

Архетипы узнаваемы во внешних поведенческих проявле­ниях, в особенности связанных с основными и универсальными жизненными ситуациями — рождением, браком, материнством, смертью, разводом, важной утратой или неожиданным обретением чего-либо. Теоретически возможно любое число архетипов.

АССИМИЛЯЦИЯ(Assimilation) — процесс интеграции внешних объектов (людей, предметов, идей, ценностей) и бессоз­нательных содержаний в сознание.

«А. есть уподобление нового содержания сознания уже имею­щемуся обработанному (сконстеллированному) субъективному материалу, причем особо выделяется сходство нового содержания с уже имеющимся, иногда даже в ущерб независимым качествам нового. В сущности, ассимиляция есть процесс апперцепции, отли­чающийся, однако, элементом уподобления нового содержания субъективному материалу <...> Я пользуюсь термином ассимиля­ция <...> в смысле уподобляющего приспособления объекта к субъекту вообще, и противопоставляю этому диссимиляцию, как уподобляющее приспособление субъекта к объекту и отчуждение субъекта от самого себя в пользу объекта, будь то внешний объект или же объект «психологический», как, например, какая-либо идея» (ПТ, пар. 683—684).

АССОЦИАТИВНЫЙ ТЕСТ(Word Association test; Assozia-tion-experiment), тест словесных ассоциаций — метод Юнга для обнаружения бессознательных комплексов; демонстрирует извест­ную автономность и бессознательный характер последних.

Тест состоит из стимульного словесного набора (сто слов). От тестируемого требуется незамедлительный ответ-ассоциация. Измеряется время реакции ответа. Затем опрос повторяется для выделения любых различающихся ответов.

На следующем этапе тестируемого просят откомментировать те слова, на которые время реакции оказалось значимо большим, чем на другие. Последние помечаются как комплексные индикаторы. В результате формируется и картируется комплексная картина, имеющая смысл как для самопонимания личности тести­руемого, так и для клинических целей.

АССОЦИАЦИЯ(Association; Assoziation) — связь идей, восприятий и т. д. согласно сходству, сосуществованию, противо­положности и причинной зависимости.

Свободная ассоциация во фрейдовском толковании сно­видения: спонтанные идеи, являющиеся человеку во сне безот­носительно к ситуации сна. Управляемая или контролируемая ассоциация в юнговском толковании сновидений: спонтанные идеи, которые исходят из данной ситуации сна и постоянно с ней связаны.

Личностные ассоциации к образам в сновидениях совместно с амплификацией являются важным исходным шагом на пути к их интерпретации.

АТТИТЬЮД(Attitude; Einstellung), установка — готовность, предрасположенность субъекта, возникающая при предвосхище­нии им определенного объекта или ситуации и обеспечивающая устойчивый целенаправленный характер протекания тех или иных действий по отношению к данному объекту.

«Установка для нас — готовность психики действовать или реагировать в известном направлении. Это понятие очень важно именно в психологии сложных душевных явлений, потому что оно дает выражение тому своеобразному психологическому явлению, в силу которого известные раздражения в известное время действуют сильно, а в другое время слабо, или же не действуют вовсе. Быть установленным — значит быть готовым к чему-нибудь определен­ному, даже тогда, когда это определенное является бессознатель­ным, потому что установленность есть то же самое, что и априор­ная направленность на что-то определенное, независимо от того, находится это определенное в представлении или нет. Готовность, в виде которой я понимаю установку, состоит всегда в том, что нали­цо имеется известная субъективная констелляция, определенное сочетание психических факторов или содержаний, которое или установит образ действия в том или ином определенном направле­нии, или воспримет внешнее раздражение тем или иным определен­ным способом <...> Установка всегда имеет точку направления, которая может быть сознательной или бессознательной <...> Созна­ется или не сознается та точка, на которую направлена установка, — это не имеет значения для выбирающего действия установки, потому что выбор уже дан установкой априори и в дальнейшем происходит автоматически. Но практически следует отличать соз­нательное от бессознательного, потому что чрезвычайно часто бывают налицо две установки: одна сознательная, а другая — бес­сознательная. Этим я хочу сказать, что сознание имеет наготове иные содержания, нежели бессознательное. Такая двойственность установки особенно ясно обнаруживается при неврозе.

Вся психология индивида даже в его наиболее существенных чертах бывает ориентирована различно в соответствии с его при­вычной установкой. Хотя общие психологические законы имеют значение для каждого индивида, однако нельзя сказать, что все они характеризуют отдельную личность, поскольку сам способ дейст­вия этих законов изменяется в соответствии с его привычной уста­новкой. Привычная установка всегда есть результат всех факторов, способных существенно влиять на психическое, а именно: врож­денного предрасположения, влияния среды, жизненного опыта, прозрений и убеждений, приобретенных путем дифференциации, коллективных представлений и др. Без такого безусловно фунда­ментального значения установки было бы невозможно существова­ние индивидуальной психологии <...> В сущности, установка есть явление индивидуальное и не укладывается в рамки научного под­хода. Но в опыте можно различать известные типические установ­ки, поскольку различаются также и психические функции. Если какая-нибудь функция обычно преобладает, то из этого воз­никает типическая установка. Смотря по роду дифференцирован­ной функции, возникают констелляции содержаний, которые и соз­дают соответствующую установку. Так, существует типическая установка человека мыслящего, чувствующего, ощущающего и интуитивного». (ПТ, пар. 814).

Приспособление к окружающей среде требует соответствую­щей установки. Но в силу меняющихся обстоятельств ни одна установка не является успешной «на все времена». И когда она перестает соответствовать условиям внешней или внутренней реальности, наступает период психологических трудностей (напри­мер, вспышка невроза).

АУТЕНТИЧНЫЙ И НЕАУТЕНТИЧНЫЙ(Authentic and inauthentic; authentisch und inauthentisch) — экзистенциалистские термины, используемые в глубинной психологии для различения человеческих действий, которые оказываются истинными или лож­ными по отношению к самому себе, к самости.

Практические психоаналитики способны различать эти понятия, интерпретируя неаутентичное поведение как оборонительное. Смысл этих терминов заключается в том, что «реальные» чувства и мотивы поведения человека отличаются от тех, которые он сам ощущает, его «неискренность» продиктована стремлением избежать столкновения с определенными аспектами ситуации или себя самого.

АУТОЭРОТИЗМ(Autoerotism; Autoerotomanie) — психоана­литический термин, описывающий либо доставляющую удовольст­вие деятельность, в которой объектом является сам субъект (мас­турбация, сосание пальца), либо определяющий стадию развития, ориентацию или установку.

В соответствии с классической теорией инстинктов младенцы ориентированы аутоэротически, их установка по отношению к сво­им матерям основана исключительно на любви к самим себе, а их потребность в матерях — на способности матерей доставить удо­вольствие. Здесь термин «аутоэротический» синонимичен понятию нарциссический. Объект-теория противостоит идее ауто-эротической фазы в младенчестве и придерживается взгляда, что младенец с самого начала зависит от матери, он «ищет объект, а не удовольствие». Здесь аутоэротическое поведение оказывается заме­стительным — в нем субъект использует часть самого себя в каче­стве символического эквивалента другого (матери).

АФФЕКТ(Affect; Affekt) — эмоциональная реакция, харак­теризуемая физическими проявлениями и расстройством мышле­ния (см. также комплекс и чувство); используется как синоним эмоции.

Аффективное чувство обладает достаточной силой, чтобы вы­звать нервное возбуждение и другие явные психомоторные нару­шения. В отличие от чувств, которыми можно управлять, аффект возникает помимо воли человека и подавляется с большим трудом. Аффект — неизменный знак того, что комплекс активизировался.

«Аффекты обычно возникают тогда, когда адаптационные воз­можности оказываются самыми малыми, и одновременно аффекты обнаруживают причину адаптационной слабости, а именно опреде­ленную степень неполноценности и наличие более низкого уровня личности. На этом низком уровне вместе со своими неконтролиру­емыми или почти неконтролируемыми эмоциями человек особенно неспособен к моральному суждению» (CW 9ii, par. 15. А, пар. 15).

Б_

БЕСПОКОЙСТВОили тревога (Anxiety; Angst) — эмоцио­нальное состояние, возникающее как реакция на какой-то еще не известный фактор либо в окружающей среде, либо в самом инди­виде; иррациональный страх, вызванный изменениями в окруже­нии или движением вытесненных бессознательных сил индивида.

В юнговском понимании этого термина выделяют следующие черты: а) не всякое беспокойство имеет сексуальную основу (см. психоанализ); б) беспокойство может иметь и положительную сторону, обращая внимание человека на нежелаемое положение дел; в) беспокойство рассматривается как замена страдания, отсут­ствующего в сознании (см. КДД, с. 113).

Поскольку Юнг считал, что содержание конкретного комплек­са гораздо важнее его названия, то в отличие от Фрейда беспокой­ство для него всегда имеет личностную интерпретацию и значи­мость (см. термин «Тревога» в: КСП).

БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ(Unconscious; Unbewusst, das Unbe-wusste) — целокупность всех психических явлений, не обладаю­щих свойством сознательности, не относящихся к сознанию.

«Бессознательное является источником инстинктивных сил психического и регулирующих их форм или категорий, а именно архетипов (CW 8, par. 342).

«Понятие бессознательного есть для меня понятие исключи­тельно психологическое, а не философское, в смысле метафизичес­ком. Бессознательное есть, по-моему, предельное психологическое понятие, покрывающее все те психические содержания или про­цессы, которые не осознаются, т. е. которые не отнесены воспри­нимаемым образом к нашему эго. Право говорить вообще о суще­ствовании бессознательных процессов я извлекаю исключительно и единственно из опыта, и притом прежде всего из психопатологи­ческого опыта, который с несомненностью показывает, что, напри­мер, в случае истерической амнезии, эго ничего не знает о сущест­вовании обширных психических комплексов, но что простой гип­нотический прием оказывается в состоянии через минуту довести до полной репродукции утраченное содержание (ПТ, пар. 687).

Вопрос о том, в каком состоянии находится бессознательное содержание, пока оно не присоединено к сознанию,— не поддается никакому познавательному разрешению. Поэтому совершенно излишне делать какие бы то ни было предположения на этот счет.

К таким фантазиям принадлежит предположение о церебрации, о физиологическом процессе и т. д. Точно так же совершенно невозможно указать, каков объем бессознательного, т. е. какие содержания оно включает в себя. Эти вопросы решает только опыт. На основании опыта мы знаем прежде всего, что сознатель­ные содержания, утрачивая свою энергетическую ценность, могут становиться бессознательными. Это нормальный процесс забыва­ния. О том, что эти содержания не просто пропадают под порогом сознания, мы знаем на основании того опыта, что при благоприят­ных обстоятельствах они могут всплыть из погружения даже через десятки лет, например в сновидении, в состоянии гипноза, в форме криптомнезии или же благодаря освежению ассоциаций, связан­ных с забытым содержанием. Далее, опыт учит нас, что сознатель­ные содержания могут попадать под порог сознания, не слишком много теряя в своей ценности, — путем интенционального забыва­ния, которое Фрейд называет вытеснением тягостных содержаний. Подобное же явление возникает при диссоциации личности, при разложении целостности сознания вследствие сильного аффекта или в результате нервного шока, или же при распаде личности в шизофрении.

Мы знаем также из опыта, что чувственные перцепции вслед­ствие их малой интенсивности или вследствие уклонения внима­ния не доходят до сознательной апперцепции и все-таки становят­ся психическими содержаниями благодаря бессознательной аппер­цепции, что опять-таки может быть доказано, например, гипнозом. То же самое может происходить с известными умозаключениями и другими комбинациями, которые вследствие своей слишком незна­чительной ценности или вследствие уклонения внимания остаются бессознательными. Наконец, опыт учит нас и тому, что существу­ют бессознательные психические сочетания, например мифологи­ческие образы, которые никогда не были предметом сознания и, следовательно, возникают всецело из бессознательной деятельно­сти. В этих пределах опыт дает нам основание для признания существования бессознательных содержаний. Но опыт ничего не может поведать нам о том, чем может быть бессознательное содер­жание. Было бы праздным делом высказывать об этом предполо­жения, потому что невозможно обозреть все, что только могло бы быть бессознательным содержанием. Где лежит низший предел сублиминальных чувственных перцепций? Существует ли какое-либо мерило для тонкости или пределов бессознательных комбина­ций? Когда забытое содержание окончательно угасло? На все эти вопросы ответов нет» (ПТ, пар. 688—691).

Далее Юнг выделяет в бессознательном личный и кол­лективный аспекты.

«Но уже приобретенный нами опыт о природе бессознатель­ных содержаний все же позволяет нам установить некоторое общее их подразделение. Мы можем различать личное бессозна­тельное, охватывающее все приобретения личного существования, и в том числе забытое, вытесненное, воспринятое под порогом соз­нания, подуманное и прочувствованное. Но наряду с этими личны­ми бессознательными содержаниями существуют и другие содер­жания, возникающие не из личных приобретений, а из наследствен­ной возможности психического функционирования вообще, именно из наследственной структуры мозга. Таковы мифологические соче­тания, мотивы и образы, которые всегда и всюду могут возникнуть вновь помимо исторической традиции или миграции. Эти содержа­ния я называю коллективно-бессознательными. Подобно тому, как сознательные содержания участвуют в определенной деятельности, так участвуют в ней и бессознательные содержания, как показывает нам опыт. Как из сознательной психической деятельности возника­ют известные результаты или продукты, точно так же создаются продукты и в бессознательной деятельности, например сновидения и фантазии. Было бы праздным делом предаваться спекулятивным соображениям о том, сколь велико участие сознания, например, в сновидениях. Сновидение является, представляется нам, мы не соз­даем его. Конечно, сознательная репродукция или даже уже вос­приятие изменяет в нем многое, однако не отменяя того основного факта, что здесь имеет место некое творческое возбуждение, возни­кающее из бессознательного» (там же, пар. 692).

Компенсационная установка бессознательного в контексте саморегуляции психического работает на поддержание динамичес­кого равновесия.

«Функциональное отношение бессознательных процессов к сознанию мы можем назвать компенсационным, потому что, согласно опыту, бессознательный процесс вызывает наружу тот сублиминальный материал, который констеллирован состоянием сознания — значит, все те содержания, которые, если бы все было осознано, не могли бы отсутствовать в сознательной картине общей ситуации. Компенсационная функция бессознательного выступает на свет тем отчетливее, чем односторонней оказывается сознательная установка, чему патология дает богатые примеры» (там же, 693).

«Бессознательные процессы, компенсирующие сознательное эго, содержат все необходимые элементы для саморегуляции пси­хического как целого. На личном уровне это не распознанные соз­нанием личные мотивы, которые возникают в сновидениях, или же пропущенные смыслы в череде дневных событий и ситуаций, или несделанные выводы, подавленные аффекты, критические замеча­ния, от которых мы оградили себя» (ПБ, с. 240—241).

«В том случае, когда бессознательное становится сверхактив­ным, оно появляется на свет в симптомах, парализующих созна­тельное действие. По всей видимости, дело так и происходит, ког­да игнорируются или вытесняются бессознательные факторы. Однако катастрофический исход может иметь и субъективный характер, в виде нервного срыва или заболевания. Оно происходит оттого, что бессознательное противодействие, в конечном итоге, всегда способно парализовать сознательное действие. В этом слу­чае притязания бессознательного категорически навязываются соз­нанию и производят тем самым пагубный разлад, проявляющийся в большинстве случаев в том, что люди или не знают больше, чего они, собственно говоря, желают, и не имеют ни к чему больше охо­ты, или же в том, что они хотят слишком многого зараз и имеют слишком много охоты, но все к невозможным вещам. Подавление инфантильных и примитивных притязаний, необходимое часто по культурным основаниям, легко приводит к неврозу или к злоупот­реблению наркотическими средствами, как-то: алкоголем, морфи­ем, кокаином и т. д. В еще более тяжелых случаях этот внутренний разлад кончается самоубийством» (ПТ, пар. 573).

Юнг полагал бессознательное творческим по природе и счи­тал, что оно представляет сознанию содержания, потребные для психического здоровья своего носителя. Однако из этого не следу­ет, что оно может претендовать на верховную роль в отношении сознания и ему следует слепо доверять.

«Без человеческого разума бессознательное бесполезно. Оно всегда ищет свои коллективные цели, и его не заботит индивиду­альная судьба» (С. G. Jung. Letters, v. . p. 283). «Сознание должно оборонять свой разум и защищать себя, а хаотической жизни бессознательного следует давать шанс проявить себя ровно на­столько, насколько мы можем это допустить. Подобная динамика означает одновременно и открытое сотрудничество и открытый конфликт. Очевидно, это и есть тот путь, по которому должна строиться человеческая жизнь, напоминая старую игру молота и наковальни: железный пациент выковывается меж ними в нераз­рушимое целое, в «индивидуальность»» (CW 9i, par. 522).

БЕССОЗНАТЕЛЬНОСТЬ(Unconsciousness; Unbewusst) — психическая деятельность, состояние которой характеризуется отсутствием контроля над влечениями и инстинктами.

В этом случае можно говорить об идентификации с комплек­сами. «Бессознательность для Логоса является первейшим грехом, злом как таковым» (CW 9i, par. 178).

БОГО-ОБРАЗ(God-image; Gottbild) — понятие, идущее от Отцов Церкви, согласно которому божественная суть воплощена в человеческой душе.

В отличие от теологов и многих христиан Юнг говорит не о Боге, а об образе Бога, и тем самым хочет пояснить, что все, что говорится от имени Бога, является разновидностью человеческой речи и психологическими высказываниями. «Образ Бога, который у нас есть или который мы себе творим, никогда не может быть отделен от человека», — отвечал он на критику Мартина Бубера. Занимаясь в области глубинной психологии образом Бога, мы сталкиваемся не с Богом, а с образами, представлениями и проекциями человека.

Когда такой образ спонтанно образуется в фантазиях, сне, видениях и т. д., то он является с психологической точки зрения явлением самости, символом психологической целостности:

«Только через психическое бытие мы можем установить, что Бог влияет на нас, но при этом мы не способны распознать: исхо­дят ли эти влияния от Бога или из бессознательного. Мы не можем сказать: являются ли Бог и бессознательное двумя различ­ными сущностями или нет. Оба понятия являются пограничными для трансцендентного содержания. Но эмпирически можно устано­вить с достаточной степенью вероятности, что в бессознательном имеется архетип целое! нести, который проявляет себя спонтанно в снах и т. п., и тенденция, зависящая от сознательного желания соотносить другие архетипы с этим центральным. Поэтому не кажется невероятным, что архетип воссоздает символизацию, которая всегда символизирует и выражает Божество<...> Бого-образ не совпадает с бессознательным как таковым, но лишь со специфическим содержанием последнего, а именно — архетипом Самости» (CW 11, par. 757).

«Бого-образ можно объяснить как рефлексию Самости или со­ответственно объяснить Самость как божественный образ в чело­веке» (там же, par. 282).

БРАК(Marriage; Ehe, Hochzeit) — в зависимости от контекста в работах Юнга брак рассматривается как длительное взаимоотно­шение между мужчиной и женщиной или как внутреннее сочетание мужского и женского начал в психике индивида, или как коньюкция, или же как священный брак — иерогамия.

Базируясь на принципе взаимопритягательности противо­положностей, Юнг рассматривал браки (с внешней стороны) как союзы людей с разным складом личности. Брачную модель с точки зрения аналитической психологии Юнг рассматривает в работе «Брак как психологическое отношение» (КДД, с. 209—224). Идея внутреннего брака (сочетания мужских и женских черт) основана на юнговской идее, что каждый человек в потенциале обладает полным спектром психологических возможностей, из чего следует, что личность может быть описана в терминах равно­весия между мужскими и женскими составляющими элементами.

В_

ВЕЛИКАЯ МАТЬ(Great Mother; Grosse Mutter) — общее на­звание образа, взятого из коллективного культурного опыта.

Теория архетипов Юнга содержит гипотезу о том, что влия­ние, оказываемое матерью на своих детей, не обязательно исходит от самой матери как реальной личности со своими особенностями характера. Существуют и такие качества, воплощенные в конкрет­ной матери, которые в действительности вытекают из архетипической структуры, статуирующей любую мать, качества, которые с неизбежностью проецируются на нее ребенком.

В образе Великой Матери обнаруживаются прежде всего архетипическая полнота и позитивно-негативная полярность («хорошая — плохая» мать). Младенец стремится организовать свой опыт ранней уязвимости и зависимости от матери вокруг по­зитивного и негативного полюсов. Полюс «хорошей» матери соби­рает вокруг себя такие качества, как «материнская забота и ласка», мудрость и могущество, источник блага — вообще все то, что милосердно, что лелеет и поддерживает, помогает росту и развитию. Полюс «плохой» матери вызывает образ недоброты, «чего-то потаенного, скрытого, темного»; «плохая мать — это безд­на, мир мертвых, все, что поглощает, совращает и губит, что ужаса­ет и неотвратимо подобно року» (CW 9i, par. 158).

В реальной жизни ребенка такое расщепление образа матери в любом случае обязывает его принять свою мать как личность и свести свои противоположные восприятия ее воедино, если он хочет установить с ней полноценные отношения.

ВЕЧНОЕ ДИТЯ(лат. — Puer aeteraus относится к мужчине; puella aeternus — к женщине), пуэр — алхимический термин, обоз­начающий божественную вневременность «младенчества» и «ди­тяти». Психологически — понятие вечной молодости; обозначает архетип, рассматриваемый как невротический компонент лично­сти. Вечное дитя — это архетипическая доминанта или образ одного из полюсов в парной связке противоположностей, действу­ющих в человеческой психике и стремящихся к единству (второй полюс этой пары — сенекс — старец].

Используется в мифологии для обозначения вечно юного бога-дитя; это общая всем мифологиям черта: их герои, хотя бы в каком-то определенном аспекте, неизменно удерживают на веч­ные времена свой возраст. Грекам, изображавшим Зевса бородатым мужем, нисколько не мешало именовать его же «величайший маль­чик». Если евангельский Христос совершил во времени круг своей земной жизни, то для культа и культового искусства он остается на все времена — наряду с прочими своими аспектами — еще и «мла­денцем Христом»: «Отроча младо, предвечный Бог». Психологиче­ски относимо к взрослому человеку, чья эмоциональная жизнь остается на детском или юношеском уровне, как правило, в связи с очень сильной зависимостью от матери (для женщины соответст­венно к отцу). В интерпретации Юнга архетип «вечного» мифоло­гического дитяти имеет психологический смысл констатации неразрушимости некоторых инфантильных черт в психике взрос­лого мужчины.

Жизнь «вечного дитяти», или пуэра, полна условностей вследствие страха быть пойманным в ситуацию, из которой ему будет трудно ускользнуть. Его судьба редко оказывается такой, какой она ему видится, и когда-то ему придется что-то с этим делать, — но только не сейчас. Поэтому все планы на будущее растворяются в фантазиях по поводу того, что будет, что может и должно быть, при этом никаких решающих действий к изменению ситуации не предпринимается. Пуэр стремится к свободе и незави­симости, раздражается и нервничает по поводу любых ограниче­ний и презирает всякие границы и преграды на своем пути.

Общие симптомы психологии пуэра — образы тюрьмы и вообще любых ограничений свободы: цепи, оковы, пещеры, решет­ки, засовы, капканы, корсеты, бандажи и т. п. Сама жизнь, сущест­вующая реальность воспринимается как тюрьма. Эти преграды, барьеры бессознательно связываются со свободной жизнью в сво­бодном мире раннего детства. В архетипической парной связке противоположностей, действующей в психическом, тенью пуэра является сенекс.

ВИДЕНИЕ(Vision; Vision) — вторжение бессознательного содержания в области сознания в форме впечатляющего личного опыта, обычно описываемого как зрительное и картинное пере­живание.

Видения возникают, как правило, вследствие крайнего отчуж­дения личности и происходят в состоянии бодрствования, за иск­лючением случаев понижения умственного уровня.

Хотя видения сами по себе не являются свидетельством пси­хического расстройства, некоторые из них патологичны и возника­ют при психозе. В переживании видений никакой особой заслуги нет; их ценность зависит от той позиции, которую сам реципиент занимает по отношению к ним. В любом случае задача индивида заключается в том, чтобы перевести спонтанную и символическую картину или драматический эпизод в индивидуальный контекст, в личное сообщение. В ином случае видение оказывается не более чем природным явлением, от которого человек не в силах себя защитить.

ВИНА (Guilt; Schuld) — в аналитической психологии данное понятие используется в качестве психологической, а не моральной или юридической категории. Здесь важен сам факт переживания чувства вины, которое может иметь объективные основания или не иметь их.

Юнг пользуется термином «коллективная вина», противопос­тавляя ее вине «личной». Правда, Юнг не утверждает, что чувство личной вины возникает единственно из личностных обстоятельств индивида; непременно имеет место и архетипический фактор. Ана­логично коллективная вина может проявляться и на индивидуаль­ном уровне. Коллективную вину можно сравнить с роком, прокля­тием, бедствием или с чувством оскверненности. В качестве примера Юнг говорит о чувствах немцев, не нацистов, после оконча­ния Второй мировой войны и разоблачения преступлений Гит­лера против человечества.

ВЛАСТИ КОМПЛЕКС(Power complex; Macht Komplex) — группа эмоционально тонированных идей, ассоциируемая с уста­новкой, которая ищет возможности подчинить любые влияния и опыт верховенству личного эго.

Юнг определял комплекс власти как сумму всех тех энергий, усилий и идей, которые направлены на приобретение личной власти. Когда этот комплекс доминирует над личностью, все дру­гие влияния подчиняются эго, вне зависимости от того, являются ли они влияниями, исходящими от других людей и внешних усло­вий, или возникают из собственных импульсов человека, его мыс­лей и чувств. Однако можно обладать властью и не будучи жертвой комплекса или одержимым жаждой власти. Совершенствование и развитие сознательной способности пользоваться властью являет­ся, среди прочего, и целью психотерапии.

«Когда любой комплекс, который мог бы быть связан с эго, перестает осознаваться по причине подавления или снижения за пороговый уровень, индивид испытывает чувство утраты. Обрат­ным образом, когда потерянный комплекс вновь становится созна­ваемым, например в результате психотерапевтического лечения, индивид переживает возрастание мощи и силы — читай, власти» (CW 8, par. 590).

ВЛЕЧЕНИЕ(Drive; Trieb) — см. Инстинкт; Инстинкт жизни; Инстинкт смерти.

ВНУШЕНИЕ,суггестия (Suggestion; Suggestion) — процесс, посредством которого при неадекватных условиях эффект достига­ется истребованием или вызыванием у пациентов идеи, что такой эффект неизбежно будет получен (CW 18, par. 893).

Юнг усиленно предостерегал психотерапевтов от исполь­зования внушения, указывая на его очевидный результат в терапевтических взаимоотношениях: пациент удерживается в положении слабого и подчиненного. В анализе важно оста­ваться как можно более сознательным относительно происхо­дящего как для пациента, так и для аналитика, хотя полностью избежать бессознательного внушения невозможно.

В любой форме терапии можно встретить либо бесхитростно употребляемые диагностические термины, которые в свою очередь оставляют нераскрытыми бессознательные причины, либо попыт­ку активно вмешиваться в бессознательные процессы. Последние Юнг считал более воспитательными, нежели психологическими. Суггестивные методы идут вразрез с раскрытием индивидуально­сти, поскольку их использование предполагает, что окончательный продукт не спонтанен и уникален, но предсказуем и достижим.

ВОЗРОЖДЕНИЕили перерождение (Rebirth; Erneuerung, Wiedergeburt) — процесс, переживаемый как обновление, восста­новление или преобразование личности.

«Возрождение не является тем процессом, который можно как-то наблюдать. Его нельзя измерить, взвесить или сфотографи­ровать. Он целиком пребывает за пределами сенсорного воспри­ятия. Мы имеем дело с чисто психической реальностью, передаю­щейся нам через те или иные утверждения, которые делают люди. Кто-то говорит о перерождении, другой — исповедует его или открыто признает, а третий — его переживает. Мы воспринимаем это как нечто реальное и вынуждены удовлетвориться реаль­ностью психической» (CW 9i, par. 206).

Юнг выделил пять различных форм возрождения: . Метемпсихоз (переселение душ); жизнь продолжается во времени, проходя через различные телесные существования, или же, по другой точке зрения, линия жизни одна, но она прерывается различными перевоплощениями.

2. Реинкарнация (перерождение в человеческом теле) — под­разумевает обязательное сохранение личности. Здесь человеческая личность сохраняет доступ к памяти.

3. Воскрешение. Подразумевается восстановление человечес­кого тела. Сюда входит и новый элемент: элемент изменения, пре­вращения и трансформации способа существования человека. Он может быть существенным, когда воскресший будет другим челове­ком, или несущественны VI когда изменятся только общие условия существования, как если бы человек оказался в другом теле и в дру­гом месте. Это может быть плотское тело, как в христианском уче­нии, либо «тонкое тело» — преображение corpus glorification.

4. Психологическое возрождение (индивидуация). Перерожде­ние в рамках индивидуальной жизни. Возрождение подразумевает идею обновления или даже исправления магическими средст­вами. То есть возрождение может быть обновлением без всяких перемен со стороны личности, перемен в ее существовании. Так, телесно больной человек может быть исцелен с помощью ритуала возрождения. Другой аспект — полная трансформация, перерожде­ние индивидуальности. Здесь подразумевается изменение сущностной природы (трансмутация). Примером подобного изменения телесного в духовное или человеческого в божественное служат Преображение и Вознесение Христа и Успение Божьей Матери.

5. Участие в процессе трансформации. Непрямое перерожде­ние. Человек становится свидетелем или участником некоего ритуала трансформации, скажем, церковной литургии, где проис­ходит перевоплощение субстанций. Через ритуал индивид участ­вует в передаче божественной благодати и в ее обретении.

Особое внимание Юнг уделял возрождению психологическо­му. Оно может стимулироваться непосредственно личным пережи­ванием или вызываться ритуалом, — в результате происходит лич­ностный рост и увеличение личностного микрокосма. Юнг призна­вал также присутствие трансформирующего начала в некоторых групповых переживаниях, но предостерегал против путаницы в связи с субъектным возрождением.

«Если достаточно большая группа людей объединена между собой и отличается от любой другой особым настроем ума. ее трансформация имеет лишь отдаленное сходство с опытом транс­формации индивидуальной. Групповое переживание осуществля­ется на более низком уровне сознания, чем индивидуальное. Когда много людей собираются вместе под флагом общей эмоции, кол­лективный настрой, возникающий в группе, ниже уровня индиви­дуального психического. Если это очень большая группа, коллек­тивная психика более напоминает психику животную, и в этом отчасти причина того, что нравственность больших организаций всегда оказывается под сомнением <...> Индивид в толпе легко становится жертвой своей внушаемости. Достаточно чему-нибудь произойти, как случившееся мгновенно подхватывается всей тол­пой, даже если оно и аморально. В толпе никто не чувствует ответ­ственности, равно как и страха. Таким образом, идентификация с группой — простой и легкий путь, но групповой опыт не идет глубже уровня ума отдельного человека в этом состоянии. Он слу­жит перемене в индивиде, но перемена эта скоротечна и непродол­жительна. Как только индивид отделяется от толпы, он становится совершенно другой личностью, неспособной воспроизвести пред­шествующее [групповое] состояние разума» (там же, par. 225 f).

ВОЛШЕБНЫЕ СКАЗКИ(Fairy tales; Marchen) — истории, представляющие коллективное бессознательное, известные с доисторических времен, изображающие «неученое», дописьменное поведение и мудрость человеческого рода (КСАП, с. 43).

В волшебных сказках обнаруживаются сходные мотивы, прослеживаемые в самых различных эпохах в самых разных частях света. Наряду с религозными идеями (догмами) и мифами сказки поставляют нам символы, с помощью которых бессознательные содержания можно ввести в сознание, истолковать и объединить в некое целое. Юнг в своих исследованиях выявил, что подобные типичные формы поведения и сами мотивы появляются в сновиде­ниях, видениях и иллюзорных системах как здоровых людей, так и душевнобольных вне зависимости от той или иной культурной тра­диции (см. архетип).

ВОЛЯ(Will; Wille) — энергетический аспект сознания или сила сознания в отношении к бессознательному вообще и к инстинк­там в частности; наличие психической энергии или либидо в распо­ряжении сознания, в осуществлении им контроля над влечениями.

«Воля есть психологический феномен, обязанный своим сущест­вованием культуре и нравственному воспитанию, но в высокой сте­пени отсутствующий в примитивной ментальности (ПТ, пар. 694).

ВРАЖДУЮЩИЕ БРАТЬЯ(Hostile brothers; Feinde Gebru-der) — архетипический мотив, связаный с противоположностями, констегаированными в ситуацию конфликта.

Примерами мотива враждующих братьев в мифологии явля­ется борьба Гильгамеша и Энкиду в «Эпосе о Гильгамеше» и биб­лейская история о Каине и Авеле. Психологически этот мотив интерпретируется как перетягивание каната между эго и тенью.

ВСПОМОГАТЕЛЬНАЯ ФУНКЦИЯ(Auxiliary function) — вторая (или третья) функция в составе четырех согласно модели юнговской типологии, способная наряду с первичной или ведущей оказывать со-определяющее влияние на сознание.

Абсолютное верховенство эмпирически всегда принадлежит только одной функции и может принадлежать только одной функ­ции, поскольку равно независимое вторжение другой функции с неизбежной необходимостью изменит ориентацию, которая — по крайней мере отчасти — противоречит первой. Но так как это жизненное условие для сознательного процесса адаптации — всегда иметь ясные и непротиворечивые цели, — само присутствие второй функции равной силы, естественно, исключено. Поэтому другая функция может иметь только вторичное значение, что эмпирически всегда и подтверждается. Ее второстепенное значение состоит в том, что она не имеет, как первичная функция, единственной и абсолютной достоверности и решающего значения, но учитывается больше в качестве вспомогательной и дополни­тельной функции. Естественно, что вторичной функцией может быть лишь такая, сущность которой не противоположна первичной функции» (ПТ, пар. 667).

На практике вспомогательная функция всегда такова, что ее природа, рациональная или иррациональная, отличается от веду­щей функции. Например, чувство не может быть вторичной функ­цией, когда доминирует мышление, и наоборот: потому что обе являются функциями рациональными. Мышление, если оно желает быть истинным, следуя своему собственному принципу, обязано полностью строго исключить всякое чувство. Разумеется, сущест­вуют индивиды, мышление и чувство которых находятся на одном и том же уровне, так что их мотивации равны для сознания. Но здесь речь может идти скорее об относительно неразвитых мышле­нии и чувстве, нежели о различении типов.

Ведущая (первичная, доминирующая) функция (рациональная)

Вспомогательная функция всегда поэтому является той, чья природа отличается от первичной функции, но не антагонистична ей: либо иррациональные функции могут быть вспомогательными для одной из рациональных функций, либо наоборот.

Например, мышление и интуиция могут легко образовывать пару, равно как это могут делать ощущение и мышление, так как природа интуиции и ощущения не является принципиально противоположной мыслительной функции. Так верно и то, что ощущение поддерживается вспомогательной функцией мышления или чувства, чувство всегда находит поддержку у ощущения или интуиции, а интуиции могут помочь чувство или мышление.

«Окончательные комбинации представляют, например, известную картину практического мышления в союзничестве с ощущением, спекулятивное мышление с трудом продвигается впе­ред с интуицией, артистическая интуиция отбирает и представляет свои образы с помощью чувственных оценок, философская интуи­ция систематизирует свое видение в умопостигаемую мысль с помощью мощного интеллекта и так далее» (там же, пар. 669).

ВЫТЕСНЕНИЕ,или репрессия (Repression; Repression) — бессознательное подавление психических содержаний, несовмес­тимых с сознательной установкой.

«Как известно, содержания бессознательного, согласно пред­ставлениям Фрейда, исчерпываются инфантильными тенденциями, которые вытесняются в силу их несовместимости друг с другом. Вытеснение — это процесс, который начинается в раннем детстве, благодаря моральному влиянию окружения и продолжается всю жизнь. Посредством анализа вытеснение снимается, а вытесненные желания осознаются» («Личное и коллективное бессознательное», ПБ, с. 178).

«Несмотря на то что вытеснение бывает и у более или менее нормальных людей, полная потеря вытесненных воспоминаний — патологический симптом. Вытеснение следует понятийно отделять от подавления (suppression). Если отвлекать внимание от чего-то, чтобы сконцентрировать его на каком-то другом предмете, то нуж­но подавлять наличные содержания сознания, так как в противном случае, т. е. если обращать на них внимание, утрачивается возмож­ность изменять объект интереса. К сознательно подавленным содержаниям обычно можно вернуться в любое время; долгое вре­мя они остаются воспроизводимыми. В случае же, если они проти­вятся этой репродукции, наверняка налицо вытеснение. Тогда дол­жен наличествовать определенный интерес, который побуждает к забвению. Процесс подавления не вызывает забвения, чего нельзя сказать о процессе вытеснения. Само собой разумеется, что суще­ствует нормальное забвение, которое не имеет ничего общего с вытеснением. Вытеснение — это искусственная потеря памяти, самовнушенная амнезия. Насколько я знаю, неоправданно предпо­ложение, будто бессознательное полностью или большей частью состоит из вытесненного материала. Вытеснение — это исключи­тельный и аномальный процесс, который более всего обращает на себя внимание, когда речь идет о потере чувственно подчеркнутых содержаний, в отношении которых уместно было бы предполо­жить, что они застряли в сознании или легко поддаются репродук­ции <...> Вытеснение порождает так называемую системати­ческую амнезию, т. е. из памяти изымаются только совершенно оп­ределенные воспоминания или группы представлений. В таких случаях можно обнаружить некую установку, или тенденцию, соз­нания, а именно некое прямое намерение, которое избегает уже одной только возможности припоминания (и, конечно же, по убе­дительным причинам), так как последнее было либо мучительным, либо болезненным. К таким случаям подходит понятие вытеснения» (КДД,с. 131—32).

Вытеснение — это не только фактор в этиологии многих нев­розов, оно также определяет содержания личной тени, так эго вообще вытесняет тот материал, который мог бы нарушить разум­ный покой.

«В дальнейшем после наступления половой зрелости сознание сталкивается с аффективными тенденциями, влечениями и фанта­зиями, которые в силу множества причин не готовы или не способ­ны к их усвоению. Тогда оно реагирует вытеснением в самых раз­нообразных формах в попытке во что бы то ни стало избавиться от назойливых и хлопотных «пришельцев». Общее правило здесь заключается в том, что чем более негативной оказывается созна­тельная установка и чем более она сопротивляется, обесценивает и пугается, тем более отталкивающим, агрессивным и пугающим оказывается то лицо, которое принимает на себя отделенное содер­жание» (CW 13, par. 464).

Во время аналитического процесса многие вытесненные содержания естественным образом выходят на поверхность. Там, где сохраняется сильное сопротивление перед нераскрытым вытес­ненным материалом, всегда следует с этим считаться, чтобы эго не оказалось в замешательстве.

«Общее правило заключается в том, чтобы слабость созна­тельной установки оставалась пропорциональной силе сопротивле­ния. Когда в связи с этим мы имеем дело с сильным сопротивлени­ем, то все время следует держать под наблюдением сознательный раппорт с пациентом, и — в некоторых случаях — его сознатель­ную установку следует поощрять до такой степени, чтобы ввиду последующего развития этот пациент был в состоянии иметь дело с самыми грубейшими несоответствиями. Это неизбежно, потому что никогда нельзя быть уверенным вполне, что это слабое состоя­ние сознательного разума пациента сможет противостоять после­дующим нападкам бессознательного. Фактически следует продол­жать поддержку его сознательной (или, как думает Фрейд, «вытеснительной») установки до тех пор, пока пациент не сможет позво­лить «вытесненным» содержаниям проявиться спонтанно» (CW 16, par. 381, ЮПП, пар. 381).

ВЫСШАЯ ФУНКЦИЯ,ведущая см. первичная функция.

Г_

ГЕРМАФРОДИТ(Hermafrodite; Hermafrodit) — первона­чальное единство, в котором бессознательно сочетаются мужское и женское. Символическим воплощением такого недифференци­рованного состояния в мире образов является уроборос; следует отличать от андрогина.

ГЕРОЙ(Hero; Held) — архетипический мотив, в основе кото­рого лежит преодоление препятствий и трудностей и достижение определенных целей.

«Главный подвиг героя заключается в победе над чудовищем или монстром тьмы: это долгожданный и ожидаемый триумф соз­нания над бессознательным» (CW 9i, par. 284).

«Миф о герое есть бессознательная драма, обнаруживаемая только в проекции, наподобие рассказанного в платоновской притче о пещере» (CW 5, par. 612, СТ, пар. 612).

Мифологически мотив героя соотносится с бессозна­тельной самостью человека, а сам герой выступает как «квази­человеческое существо, символизирующее идеи, формы и силы, которые созидают или захватывают душу (CW 5, par. 259). Целью героя является обретение сокровища, принцессы, кольца, золотого яйца, эликсира жизни и т. д. Психологически все эти обретения выступают как метафоры подлинных чувств и уникального человеческого потенциала.

«Герой символизирует бессознательную самость человека, и это проявляет себя эмпирически, как общая сумма всех архетипов, и поэтому включает архетип отца и мудрого старца. В известной степени герой выступает как собственный отец и как свой собст­венный родитель» (там же, par. 516).

В процессе индивидуации героическая задача заключается в том, чтобы ассимилировать бессознательные содержания, в про­тивовес тому, чтобы быть ими захваченными и подавленными. По­тенциальным результатом здесь является освобождение энергии, связанной с бессознательными комплексами. Герой — существо переходное, мана-личность. Его наиболее близкая человеческая форма — священник. С интрапсихической точки зрения он пред­ставляет волю и способность добиваться своего и претерпевать неоднократные превращения в поисках целостности или смысла. Поэтому герой иногда выступает как эго, а иногда как самость. Он персонифицирует ось эго — самость.

«В мифах герой — это тот, кто побеждает дракона, а не тот, кого пожирает дракон. Однако оба вынуждены иметь дело с тем же самым драконом. Кроме того, не герой тот, кто никогда не встре­чал дракона, или тот, который, хотя однажды его и видел, утвер­ждал впоследствии, что не видел ничего. В равной степени, только тот, кто вступал в рискованную схватку с драконом и не оказывал­ся побежденным, овладевал кладом, «сокровищем, которое труд­но добыть». Он, единственный, имел подлинное основание быть самоуверенным, так как он столкнулся с темной стороной своей самости и тем самым обрел себя <...> Он приобрел право уверен­ности в своей способности преодолевать все будущие напасти теми же средствами» (CW 14, par. 756, см. также К. Г. Юнг. Mysterium Coniunetionis. Киев. 1997, пар. 756).

Путешествие героя можно проиллюстрировать на диаграмме в виде круга. (Диаграмма приводится по: Джозеф Кэмпбелл. Герой с тысячью лиц. «София», К. С. 182. 1997.)

В мифах и легендах герой, как правило, перемещается на морском судне, сражается с морским чудовищем, после чего им проглатывается. Герой прилагает все силы в борьбе, чтобы избе­жать смерти или опасности быть смертельно искусанным, и, как библейский Иона, странствует внутри чрева кита. По дороге он добирается до жизненно важного органа своего «тюремщика» и отрезает его, тем самым добиваясь своего освобождения. В конце концов, он вынужден возвратиться к своему началу и засвидетель­ствовать все с ним происшедшее.

В контексте индивидуации человека кит-чудовище-дракон является матерью или материнской анимой. Жизненно важный орган, который здесь необходимо отделить — пуповина. Герой целенаправленно идет навстречу опасности быть «поглощенным матереподобным чудовищем» и не единожды, но много раз, начи­ная с младенчества и на протяжении всей жизни. Материнское чудовище Юнг отождествлял с коллективной психикой.

«Герой — это идеальный мужской тип. Оставив мать, источ­ник жизни, он влеком бессознательным желанием обрести ее вновь, вернуться в ее лоно. Любое препятствие, встающее на его пути и мешающее его восхождению, носит теневые черты Ужас­ной Матери, которая истощает его силу ядом тайного сомнения и страстного желания вернуться в прошлое» (CW 9i, par. 146).

В женской психологии путешествие героя изживается путем земных подвигов анимуса или с помощью проекции через парт­нера-мужчину.

ГЕШТАЛЬТ(Gestalt — нем.) — интегрированное целое, функциональная структура, упорядочивающая, согласно присущим ей законам, многообразие отдельных явлений; завершенная сущ­ность (в частности, организм), значимая и организованная более, нежели простая суммация составляющих ее частей.

ГИЕРОГАМИЯ(Hierogamos — лат.) — священный или духовный брак, объединение архетипических фигур в возрожден­ных мистериях древности, а также в алхимии. Типичными приме­рами являются представления Христа и Церкви как жениха и неве­сты, и алхимическое соединение солнца и луны.

ГЛУБИННАЯ ПСИХОЛОГИЯ(Depth psychology; Tiefenpsychologie) — общее название психологических течений, выдвигающих идею о независимости психики от сознания и стре­мящихся обосновать и исследовать это независимое психическое как таковое, в его динамическом статусе.

Различают классическую глубинную психологию и современ­ную. В классическую глубинную психологию входят психологиче­ские концепции Фрейда, Адлера и Юнга — психоанализ, индивидуальная психология и аналитическая психология.

«Глубинная психология» — термин, вышедший из медицин­ской психологии, был введен Е.Блейлером для обозначения отрас­ли психологической науки, занятой феноменом бессознательного (CW 18, par. 1142).

В статье, отрывок из которой приведен выше, Юнг прослежи­вает источники основных идей и говорит о Фрейде как об «истин­ном основателе глубинной психологии, носящей название психо­анализа». Он определяет индивидуалпсихологию Адлера как продолжение одного из направлений исследований, начатых Фрей­дом. Столкнувшись с тем же эмпирическим материалом, Юнг сделал вывод, что Адлер рассматривал его с другой, нежели Фрейд, точки зрения. Адлер исходил из того, что главным этиологиче­ским фактором является не сексуальность, а воля к власти. Что касается самого Юнга, то он признает свой долг перед Фрейдом, подчеркивая, что его ранние эксперименты с тестом словесных ассоциаций подтвердили существование психологического подавле­ния, с которым столкнулся Фрейд, и характерных его последствий, показавших, что реакции у так называемых нормальных людей, так же как и у невротиков, были расстроены «расщепленными» (т. е. подавленными) эмоциональными комплексами. Расхождения с Фрейдом во взглядах Юнг усматривал в сексуальной теории невро­зов, которую он находил ограниченной, а также в концепции бессо­знательного, которую, как он считал, надо было расширить, ибо в ней он видел «творческую матрицу сознания», включавшую не только подавленное личностное содержание, но и коллективные мотивы. Он отверг теорию сновидений как исполнения желаний, выделяя вместо этого функцию компенсации в бессознательных процессах и телеологический характер последних. Он также отно­сил свой разрыв с Фрейдом к различиям во взглядах на роль коллек­тивного бессознательного (В, Л. Какабадзе. Теоретические проб­лемы глубинной психологии. Тбилиси. 1982. с. 5—11 и далее).

ГОМЕОСТАЗ(Homeostasis) — поддержание равновесия ме­жду противостоящими механизмами или системами; основной принцип физиологии, который следует считать также и основным законом психического поведения.

ГОМОСЕКСУАЛИЗМ(Homosexuality; Homosexualitat) — психологически обычно характеризуется идентификацией с анимой (у мужчин) или анимусом (у женщин).

Юнг признавал возможность невротических последствий гомосексуальности, но не рассматривал ее как болезнь per se. Ина­че говоря, он считал гомосексуальную практику ненормальной, хотя и понимал психологическую необходимость для некоторых людей пройти через гомосексуальный период.

«Ввиду признаваемой частоты данного явления отнесение его к патологической перверсии представляется весьма сомни­тельным. Психологические данные показывают, что здесь мы скорее всего имеем дело с незавершенным отделением от герафродитического архетипа вкупе с отчетливым сопротив­лением отождествиться с ролью одностороннего сексуального бытия. Такая диспозиция не должна оцениваться отрицательно при всех обстоятельствах, поскольку она удерживает архетип Первочеловека (Original Man), односторонность сексуального бытия которого, до известной степени, утрачена» (CW 9i, par. 146).

Юнг отмечал, что мы не нуждались бы в динамических кон­цепциях либидо или общей психической энергии, если бы сексуаль­ность просто состояла из определенного количества гетеросексу­альной энергии. Гомосексуализм, возможно, является остатком полиморфной детской сексуальности, но в качестве фактора внут­реннего мира он неизбежен и в психологической потенции полезен (КСАП, с. 47).

ГРУППА(Group; Gruppe) — ограниченная в размерах общ­ность людей, выделяемая из социального целого на основе опре­деленных признаков; таковыми являются цели, общие интересы, устремления, функции или опасения, позволяющие как самим уча­стникам, так и другим рассматривать подобное объединение в ка­честве коллективного образования или группы.

Отношение Юнга к группе весьма неоднозначное.

«Хотя группа может придать индивиду смелость, манеру пове­дения, чувство собственного достоинства, которые легко могут ис­чезнуть в изоляции, существует опасность, что преимущества групповой жизни окажутся настолько соблазнительными и подав­ляющими, что в них утратится индивидуальность» (CW 8, цит. по: КСАП, с. 49).

Главный теоретический вклад Юнга в групповую психологию заключается в его утверждении, что именно влияние недостаточно интегрированных архетипических тенденций ведет к таким массо­вым феноменам, как фашизм (см. ПП).

Д_

ДЕПОТЕНЦИАЦИЯ(Depotentiation; Depotenziation) — про­цесс извлечения энергии из бессознательного содержания путем ассимиляции (усвоения) его смысла.

ДЕПРЕССИЯ(Depression; Depression) — психологическое состояние, характеризуемое недостатком энергии (См. также финальный, либидо и регрессия).

Для Юнга депрессия не представлялась патологической кате­горией в обязательном порядке. Очень часто он рассматривал деп­рессию как сдерживание психической энергии, перехватывание ее и отвод в сторону. Энергия, что называется, оказывается в ловушке из-за невротических или психотических проблем, которые она же и разрешает в случае своего высвобождения.

Энергия, выходящая из подчинения сознанию, не исчезает бесследно. Она направляется вспять (регрессирует) и возбуждает бессознательные содержания (фантазии, воспоминания, желания и т. д.), которые ради психического здоровья необходимо вывести на свет и хорошенько разглядеть.

«Депрессию поэтому следует рассматривать как бессознатель­ную компенсацию, содержание которой должно быть осоз­нано, если мы хотим извлечь из нее максимальную пользу. Этого можно достичь только сознательно регрессируя вместе с депрес­сивной тенденцией и интегрируя те воспоминания, которые акти­вируются в сознательном разуме, который как раз оказывается тем, на что депрессия и нацеливается в первую очередь» (CW 5, par. 625; СТ. пар. 625).

ДИССОЦИАЦИЯ(Dissociation; Dissoziation) — фрагментирование личности на составляющие ее части или комплексы — своего рода «разъединение с собой». Диссоциация несет в себе раз­рушение человеческого потенциала к воплощению в себе целостности и характеризует невроз.

ДИТЯ(Child; Kind) — психологически образ одновременно и невозместимого прошлого, и предвосхищения будущего развития (см. также инцест).

«Дитя» — это и начало, и конец, первичное и конечное суще­ство, до-сознательная и пост-сознательная сущность человека. Его до-сознательная сущность — это бессознательное состояние само­го раннего детства, пост-сознательная — предвосхищение по ана­логии жизни после смерти. В этой идее выражена всеобъемлющая природа психической целостности» (CW 9i, par. 299).

Составляющими архетипа дитя могут быть чувства отчужде­ния или одиночества, заброшенности. Следствия этого могут быть двоякого рода: синдром «бедный я», характеризующий регрессивное стремление к зависимости, и парадоксальным образом присут­ствующее отчаянное желание освободиться от прошлого — поло­жительная сторона архетипа Божественного Дитя.

««Дитя» означает нечто, раскрывающееся в сторону независи­мости. Оно не может действовать, не отделяясь от своих начал: по­этому оставление есть необходимое условие «сознания», а не прос­то сопутствующий симптом» (там же, пар. 287).

ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ(Differentiation; Differenzierung) — отделение частей от целого, необходимое для сознательного досту­па к психологическим функциям.

«Пока одна функция настолько еще слита с другой или с несколькими другими функциями, например мышление с чувством или чувство с ощущением, что не может выступать самостоя­тельно — она пребывает в архаическом состоянии, она недиффе­ренцирована, т. е. не выделена из целого как особая часть и не имеет, как таковая, самостоятельного существования.

Недифференцированное мышление не может мыслить отдельно от других функций, т. е. к нему всегда примешиваются ощущение или чувство, или интуиция — точно так же недиффе­ренцированное чувство смешивается с ощущениями и фантазиями, как например, в сексуализации (Фрейд) чувства и мышления при неврозе. Недифференцированная функция, по общему правилу, характеризуется еще и тем, что ей присуще свойство амбивалент­ности и амбитендентности (раздвоения чувств и двойственной на­правленности), т. е. когда каждая ситуация явно несет с собой свое отрицание, откуда и возникают специфические задержки при поль­зовании недифференцированной функцией. Недифференцирован­ная функция имеет слитный характер и в своих отдельных частях; так, например, недифференцированная способность ощущения страдает от смешения отдельных сфер ощущения («цветной слух»); недифференцированное чувство — от смешения любви и ненависти. Поскольку какая-нибудь функция является совершенно или почти неосознанной, постольку она и не дифференцирована, но слита как в своих отдельных частях, так и с другими функция­ми. Дифференциация состоит в обособлении одной функции от других функций и в обособлении отдельных ее частей друг от друга. Без дифференциации невозможно направление, потому что направление функции или соответственно ее направленность поко­ятся на обособлении ее и на исключении всего не сопринадлежа-щего. Слияние с иррелсвантным делает направленность невозмож­ной — только дифференцированная функция оказывается способ­ной к определенному направлению» (ПТ, пар. 695).

Дифференциация одновременно является и естественным процессом психического роста, и сознательным психологическим мероприятием — она необходима для процесса индивидуации. Человек, зависящий от своих проекций, сохраняет слабое предста­вление о том, кто и что он есть.

ДУХ (Spirit; Geist) — архетип и функциональный комплекс; часто персонифицируется и переживается как вдохновение, ожив­ление или невидимое «присутствие».

«Дух, как и Бог, обозначает объект психического переживания и опыта, который не может быть доказан существующим во внеш­нем мире и не может быть понят рационально. Таково значение слова «дух» в его наилучшем смысле» (CW 8, раг.626).

«Архетип духа в образе человека, карлика или животного все­гда возникает в ситуации, когда необходимо понимание, самоана­лиз, хороший совет, планирование и т. д., но человеку не хватает для этого своих ресурсов. И тогда архетип компенсирует это состо­яние духовного дефицита неким содержанием, призванным запол­нить пустоту» (CW 9i, par. 398).

Следует различать дух как психологическое понятие и тради­ционное представление о нем в религиозном контексте.

«С психологической точки зрения явление духа, как и любого автономного комплекса, осуществляется в виде стремления бессоз­нательного превзойти или, по крайней мере, сравняться со стрем­лениями эго. И если мы хотим быть справедливыми к сути, имену­емой нами духом, то здесь следует, скорее, говорить о «высшем» сознании, нежели о бессознательном» (CW 8, par. 643).

«<...> популярная современная идея духовного зла согласу­ется с христианским взглядом, рассматривающим духовное зло с точки зрения общего блага (summum bonum) как самого Бога. Фактически это также и идея злого духа. Но в современном пони­мании невозможно придерживаться последнего, поскольку дух не обязательно зол; скорее, его следует называть безразличным к мо­рали, нейтральным или безучастным к ней» (CW 9i, par. 394).

ДУША(Soul, Seele) — определенный, обособленный функ­циональный комплекс, который лучше всего было бы охарактери­зовать как «личность» (ПТ, пар. 696).

Юнг устанавливает логическое различие между душой и пси­хическим, понимая под последним «целокупность всех психических процессов, как сознательных, так и бессознательных» (там же). Юнг чаще использовал термин психика, нежели душа. Но встреча­ются и случаи специфического употребления Юнгом термина «душа», как то: 1) вместо понятия «психика», особенно когда в последней хотят подчеркнуть глубинное движение, акцен­тировать множественность, разнообразие и непроницаемость пси­хики по сравнению с любой другой структурой, порядком или смысловой единицей, различимой во внутреннем мире человека; 2) вместо слова «дух», когда нужно обозначить нематериальное в людях: их суть, сердцевину, центр личности (КСАП, с. 55).

ДУШЕВНАЯ БОЛЕЗНЬ,психическое расстройство (Mental illness; Geistkrankheit) — заболевание, характеризующееся преиму­щественно расстройством психики.

«Под душевными болезнями я разумею все те, которые за пос­ледние десятилетия соединяются под неясной, подающей повод ко многим недоразумениям, рубрикой dementia praecox (шизофре­нии); другими словами, все те галлюцинаторные, кататонические и параноидные состояния, которые не суть частичные явления известных органических процессов разрушения, подобно прогрес­сивному параличу, dementia senilis, эпилепсии и хронической или острой интоксикации или же маниакально-депрессивному сумас­шествию» (ИТАП, т.З, с. 336).

Юнг вслед за своим учителем Пьером Жане наряду с Фрейдом был одним из первых, кто в качестве основы возникновения невро­за полагал психогенные источники. Вплоть до Первой мировой вой­ны среди врачей и психиатров преобладало представление, что нев­роз и все прочие так называемые душевные болезни вызываются за­болеваниями мозга. Юнг придерживался твердого мнения о психи­ческом происхождении шизофрении (dementia praecox) и, проанали­зировав сопровождавшие ее обманы чувств и галлюцинаций, уста­новил, что они были по сути психическими продуктами (подробнее см. CW 3, par. 553—584; русский пер. «О психогенезисе в dementia praecox» в: К. Г. Юнг. Работы по психиатрии. СПб. 2000. Далее РП).

В сегодняшней нозологической номенклатуре психических заболеваний человека выделяются три основных вида психических расстройств: 1) психозы различной этиологии (шизофрения, аффективные психозы, параноидные состояния и др.); 2) неврозы, расстройства личности и другие непсихотические нарушения (психопатии, особые невротические симптомы, наркомании и др.); 3) задержки психического развития (умственная отсталость, специ­фические ретардации и др.).

ДУШЕВНЫЙ ОБРАЗ(Soul-image; Geistbild) — специфичес­кая разновидность психического образа, формирующаяся в бессо­знательном; в сновидениях или других продуктах бессознательной психики душевный образ представлен, как правило, личностью противоположного пола.

«Для мужчины в качестве реального носителя душевного образа больше всего подходит женщина вследствие женственной природы его души, для женщины же — больше всего подходит мужчина. Всюду, где есть безусловное, так сказать, магически дей­ствующее отношение между полами, дело идет о проекции душев­ного образа. Так как такие отношения встречаются часто, то, долж­но быть, и душа часто бывает бессознательна, т. е. многие люди, должно быть, не сознают того, как они относятся к своим внутрен­ним психическим процессам (ПТ, пар. 708).

Если душевный образ проецируется, то наступает безуслов­ная, аффективная привязанность к объекту. Если же он не проеци­руется, то создается сравнительно неприспособленное состояние, которое Фрейд отчасти описал под названием нарциссизма. Проек­ция душевного образа освобождает от занятия внутренними про­цессами до тех пор, пока поведение объекта согласуется с душев­ным образом. Благодаря этому субъект получает возможность изживать и развивать свою персону. Вряд ли, конечно, объект сумеет длительно отвечать запросам душевного образа, хотя есть женщины, которые, отрешаясь от собственной жизни, в течение очень долгого времени умудряются оставаться для своих мужей олицетворением душевного образа. В этом им помогает биологический женский инстинкт. То же самое может бессозна­тельно делать для своей жены и мужчина, но только это может повести его к таким поступкам, которые, в конце концов, превысят его способности как в хорошую, так и в дурную сторону. В этом ему тоже помогает биологический мужской инстинкт. Если душев­ный образ не проецируется, то со временем возникает прямо-таки болезненная дифференциация в отношении к бессознательному. Субъект все более и более наводняется бессознательными содержаниями, которые он, за недостатком отношения к объекту, не может ни использовать, ни претворить как-нибудь иначе. Само собой понятно, что такие содержания в высшей степени вредят отношению к объекту. Конечно, эти две установки являются лишь самыми крайними случаями, между которыми лежат нормальные установки. Как известно, нормальный человек отнюдь не отличает­ся особенной ясностью, чистотой или глубиной своих психологи­ческих явлений, а скорее, их общей приглушенностью и стерто­стью. У людей с добродушной и неагрессивной внешней установ­кой душевный образ обычно носит злостный характер <...> Для идеалистических женщин носителем душевного образа часто бывает опустившийся мужчина, откуда и возникает столь частая в таких случаях «фантазия о спасении человека»; то же самое встречается и у мужчин, окружающих проститутку светлым орео­лом спасаемой души» (ПТ, пар. 709—710).

Ж_

ЖЕРТВА(Sacrifice; Opfern, das Opfer) — в психологическом смысле — необходимость отказаться от мира детства; на это часто указывает регрессия энергии.

«Проблема пожертвования инфантильными стремлениями <...> является прежде всего проблемой индивидуальной; но, обра­тив внимание на форму ее, мы замечаем, что тут дело идет о чем-то, что должно составлять проблему всего человечества. Ибо все символы: змея, убивающая коня, и герой, добровольно жертвую­щий жизнью, — суть древнейшие образы выливающихся из бессо­знательного фантазий и религиозных мифов. Поскольку мир и все сущее есть и такой результат мышления, за которым мы вынужде­ны эмпирически признать «трансцендентную субстанциональ­ность», постольку сотворение мира, мир вообще, выражаясь психо­логически, возникает из жертвы оглядывающегося вспять либидо. Весь мир, даже необъятное звездное небо, является для оглядыва­ющегося склоненной над ним, охватывающей его со всех сторон матерью, и мировая картина возникает благодаря отрешению от нее и от тоски по этой картине. Из этой весьма простой основной мысли, которая, быть может, потому лишь представляется нам чуждой, что отвечает исключительно принципу наслаждения, а не принципу реальности — видно все значение космической жертвы» (К. Г. Юнг. Либидо, его метаморфозы и символы. С. 380—381. См. также СТ, пар. 645—646).

«Потому-то я и называю мудрым совет, данный <...бессозна­тельным, — пожертвовать инфантильным героем. Первый слой тол­кований наших доказывает, что лучше всего принести эту жертву, вполне отдавшись в руки жизни, причем нужно целиком вывести на­ружу все бессознательно связанное семейными узами либидо, поставив его в общение с людьми; ибо для благополучия каждого в отдельности необходимо, чтобы всякий бывший в детстве лишь час­тичкой механизма сложной ротационной системы, выросши, стал бы самостоятельным центром новой однородной системы <...> Тут уме­стно вспомнить, что Христос своей проповедью беспощадно стремил­ся разлучить человека с семьей его» (там же, с. 376. СТ, пар. 644).

ЖИВОПИСЬ(Painting; Malerei) — в анализе или самоана­лизе передача внутренних образов и представлений в изобрази­тельной форме.

Образы и представления могут возникать из сновидений, грез, активного воображения, видений или различных фантазий. С самого начала своей деятельности Юнг стал делать живописные и скульптурные работы, продолжая эти занятия на протяжении всей жизни. Он также побуждал к этому и своих многочисленных пациентов и интерпретировал ряд изобразительных работ в своих статьях (см., в частности, CW 9i; CW 13).

В комментариях относительно психологической ценности такого рода живописи Юнг особое внимание уделял как процессу, так и результату. Картина или скульптура занимает промежуточное положение между пациентом и его проблемой. Создавая тот или иной творческий продукт, человек достигает определенной дистанции относительно своего психического состояния. Для пациента с каким-либо расстройством — невротического или психотического характера — непостижимый и неуправляемый хаос объективируется живописным путем. Изображая свою фанта­зию, человек встает на путь психологического освобождения, он продолжает представлять или осязать образы своих фантазий, грез или сновидений еще более полно и детально. И здесь человек не просто изображает свое видение или сон, но создает исходя из этого видения или сна. Следовательно, сознательное психическое получает возможность — счастливую — взаимодействовать с тем, что прорывается из бессознательного.

З_

ЗЛО(Evil; Bose) — нормативно-оценочная категория морального сознания (противоположная добру), обозначающая нравственно-отрицательное и предосудительное.

Юнг относился к злу прагматически, подходя к нему с пози­ций эмпиризма. Как психотерапевт он считал, что в первую оче­редь следует заниматься субъективным суждением человека о том, что есть зло (добро). То, что однажды может проявиться как зло, на более высоком уровне сознания может выступить в качестве источника добра.

«В конце концов, нет такого добра, которое не может при­нести зло, и такого зла, которое не сможет вызвать добро (CW 12, par. 36. К. Г. Юнг. Психология и алхимия. Киев. 1997; пар. 36. Далее ПА).

«Добро и зло суть принципы, и следует думать, что простира­ются они много выше и дальше нашего существования. Говоря о добре и зле, мы ведем конкретный разговор о сущности, глубо­чайшие качества которой нам на самом деле неизвестны. Если нечто переживается как злое и греховное, то переживание это зави­сит от субъективного суждения, равно как мера и тяжесть греха» (CW 10, par. 846)

«Мнить, будто нам [психотерапевтам] всегда доступно сужде­ние о добре и зле для пациента, было бы заносчивостью. Что-то для него является злом, но все же он творит его и испытывает муки совести. Но для данного человека — глядя и терапевтически, и эм­пирически, — это может обернуться и великим благом. Возможно, он должен пережить зло, претерпеть его власть над собой, ибо лишь так он окажется способен, наконец, преодолеть собственное фарисейство по отношению к другим людям. Быть может, ему надлежит получить щелчок по носу от судьбы, бессоз­нательного. Бога — называйте это как хотите — надлежит свалить­ся в грязь, поскольку лишь такое сильное переживание может «подтолкнуть» его, хотя бы на один шаг вывести из инфантилизма, сделать более зрелым» (там же, par. 851).

И_

ИДЕНТИЧНОСТЬ(Identity; Identitat) — бессознательная тенденция в поведении, когда две разнородные сущности — как внешние, так и внутренние — воспринимаются как идентичные; может возникать и между внутренним и внешним элементами.

Понятие идентичности в аналитическом смысле использу­ется, в частности, в психологии младенчества, когда еще не возник­ла четкая сознательная дифференциация между младенцем и его родителями. Этот термин служит метафорой для обозначения мла­денческих позитивных и негативных образов, фантазий и чувств, сливающих младенца в единое целое с матерью. Динамика собы­тий такова: а) при рождении мать и дитя психологически разобща­ются; оба имеют врожденные способности для достижения состоя­ния идентичности; б) состояние идентичности достигнуто; в) из этого развивается личная привязанность; г) с этого момента начи­нается также и разобщение.

Юнг также использовал данный термин, чтобы суммировать результаты своих наблюдений относительно основных связей меж­ду психическим и материальным (см. Психическая реальность; Мир единый [Unus Mundus]).

ИДЕНТИФИКАЦИЯ(Identification; Identifizierang) — пси­хологический процесс, в котором личность частично или полно­стью диссимилируется от самой себя (см. ассимиляция). Бессозна­тельная проекция личностью себя на нечто иное, чем она сама: другую личность, дело или местоположение. Другими словами, это бессознательное отождествление субъектом себя с другим субъек­том, группой, процессом или идеалом. Является важной частью нормального развития.

«Отождествление с отцом, например, означает на практике ус­воение образа мыслей и действий отца, как будто сын был равен отцу и не был бы индивидуальностью, отличной от отца. Иденти­фикация отличается от имитации тем, что идентификация есть бессознательная имитация, тогда как имитация — сознательное подражание. Имитация — необходимое вспомогательное средство для развивающейся, еще юной личности. Она способствует разви­тию до тех пор, пока не служит для простого удобства и не задер­живает развития подходящего индивидуального метода. Подобно этому и идентификация может содействовать развитию, пока инди­видуальный путь еще не проложен. Но как только открывается лучшая индивидуальная возможность, так идентификация обнару­живает свой патологический характер тем, что оказывается в даль­нейшем настолько же задерживающей развитие, насколько до это­го она бессознательно содействовала подъему и росту. Тогда она вызывает диссоциацию личности, ибо субъект под ее влиянием расщепляется на две частичные личности, чуждые одна другой. Идентификация не всегда относится к лицам, но иногда и к пред­метам (например, отождествление с каким-нибудь духовным дви­жением или с деловым предприятием) и к психологическим функциям. Последний случай даже является особенно важным. В таком случае идентификация ведет к образованию вторичного характера и притом так, что индивид до такой степени отождествляется со своей лучше всего развитой функцией, что в значительной степени или даже совсем отчуждается от первоначального уклона своего характера, вследствие чего его настоящая индивидуальность впа­дает в сферу бессознательного. Этот исход является почти регуляр­ным у всех людей с дифференцированной функцией. Он составля­ет даже необходимый этап на пути индивидуации вообще. Отожде­ствление с родителями или ближайшими членами семьи есть отча­сти нормальное явление, поскольку оно совпадает с априорным се­мейным торжеством. В таком случае рекомендуется говорить не об идентификации, а о тождестве, как это и соответствует положе­нию дела. Именно идентификация с членами семьи отличается от тождества тем, что она не есть априори данный факт, а слагается лишь вторичным образом в нижеследующем процессе: индивид, образующийся из первоначального семейного тождества, наталки­вается на пути своего приспособления и развития на препятствие, требующее для своего преодоления особых усилий; вследствие этого возникает скопление и застой либидо, которое понемногу на­чинает искать регрессивного исхода. Регрессия воскрешает преж­ние состояния и, среди прочего, семейное тождество. Это, регрес­сивно воскрешенное, собственно говоря, почти уже преодоленное тождество есть идентификация с членами семьи. Любая идентифи­кация с лицами складывается на этом пути. Идентификация всегда преследует такую цель: усвоить образ мысли или действия другого лица для того, чтобы достигнуть этим какой-нибудь выгоды или устранить какое-нибудь препятствие или разрешить какую-нибудь задачу» (ПТ, пар. 711— 713)

Идентификация с комплексом (переживаемая как одержи­мость) — постоянный источник невроза, который может быть так­же вызван идентификацией с какой-то идеей или верованием.

«Эго сохраняет свою целостность только в том случае, если оно не идентифицируется с одной из противоположностей и если оно понимает, каким образом удерживать равновесие между ними. Это возможно лишь тогда, когда оно одновременно осознает обе противоположности. Однако необходимое просветление, инсайт — дело чрезвычайно трудное не только для социальных и политичес­ких лидеров, но и для религиозных наставников и учителей. Все они хотят решения в пользу одной вещи, и поэтому полная иденти­фикация с неизбежностью оказывется односторонней «истиной». Даже если речь идет о какой-то великой Истине, идентификация с ней все равно означала бы катастрофу, поскольку она задерживала бы все дальнейшее духовное развитие» (CW 8, par. 425).

Односторонность обычно возникает благодаря идентификации с отдельной сознательной установкой. В результате происходит утрата контакта с компенсирующими силами бессознательного.

«В любом таком случае бессознательное обычно отвечает сильными эмоциями, раздражительностью, потерей контроля, вы­сокомерием, чувством неполноценности, капризностью, депресси­ями, приступами гнева и т. д., связанными с утратой самокритики и неправильными суждениями, ошибками и чувственными обмана­ми, сопровождающими эту утрату» (CW 13, par. 454).

ИДЕЯ(Idea; Idee) — в психологии мысль или когнитивный процесс, непосредственно не являющиеся сенсорными по своей природе; ментальное содержание, суть которого не сводима к пер­цептивному процессу.

«Я употребляю слово идея для выражения смысла, заключен­ного в изначальном образе; смысла, абстрагированного от конкретики этого образа» (ПТ, пар. 714).

Фактически Юнг использовал термин двояко. С одной сторо­ны, слово относится к смыслу, который возникает из образа. В этом случае идея может выступать как явление вторичное. С другой сто­роны, «идея» несет в себе основную психологическую нагрузку, без которой нет ни конкретных эмоций, ни концептуализации.

«<...> я иногда пользуюсь понятием идеи для обозначения из­вестного психологического элемента, имеющего близкое отноше­ние к тому, что я называю образом <...> если образ не имеет мифо­логического характера, т. е. если он лишен созерцаемых черт и яв­ляется просто коллективным, тогда я говорю об идее (там же).

Идея есть психологическая величина, определяющая не толь­ко мышление, но, в качестве практической идеи, и чувство. Правда, я в большинстве случаев пользуюсь термином «идея» лишь тогда, когда говорю об определении мышления у мыслящего; но точно так же я говорил бы об идее и при определении чувств у чувствующего <...> Именно двойственная природа идеи как чего-то первичного ведет к тому, что этим термином пользуются иногда вперемежку с «изначальным образом». При интровертной установке идея являет­ся primum movens (первопричиной), при экстравертной — она ока­зывается продуктом» (там же, пар. 719).

ИЗНАЧАЛЬНЫЙ ОБРАЗ(Primordial image; Urbild), образ, первичный образ см. архетипический образ.

ИМАГО(Imago — лат.) — понятие, используемое для уста­новления отличия объективной реальности того или иного субъек­та или предмета от субъективного восприятия его значения.

«Известно, что образ объекта, находящийся в нашей психике, никогда не бывает абсолютно равным самому объекту, а самое большее лишь похожим на него. Правда, образ этот создается через чувственную перцепцию и через апперцепцию этих раздра­жений, но именно с помощью процессов, которые уже принадле­жат нашей психике и лишь вызваны объектом. Опыт показывает, что свидетельства наших чувств в высокой степени совпадают с качествами объекта, однако наша апперцепция подвержена почти необозримым субъективным влияниям, которые чрезвычайно затрудняют верное познание человеческого характера. К тому же столь сложная психическая величина, какой является человеческий характер, дает чистой чувственной перцепции лишь очень немного точек опоры. Познание характера требует э.мпатии, размышления, интуиции. Вследствие таких осложнений естественно, что конеч­ное суждение имеет всегда лишь очень сомнительную ценность, так что тот образ человеческого объекта, который мы в себе слага­ем, оказывается при всяких обстоятельствах в высшей степени субъективно обусловленным. Поэтому в практической психологии поступают правильно, когда строго отличают образ, или имаго че­ловека, от его действительного существования. Вследствие крайне субъективного возникновения имаго оно нередко является скорее отображением субъективного комплекса функций, нежели самого объекта. Поэтому при аналитическом разборе бессознательных продуктов важно, чтобы имаго отнюдь не отождествлялось без оговорок с объектом, а, скорее, понималось как образ субъективно­го отношения к объекту. Это и есть понимание на субъективном уровне» (ПТ, пар. 808).

Термин имаго введен Юнгом в 1911—1912 годах и принят в психоанализе. Имаго-образы являются следствием комбинации личностного переживания и архетипических образов в коллектив­ном бессознательном. Как и все прочее в бессознательном, они переживаются в спроектированном виде, в частности образы роди­телей возникают не из непосредственного специфического опыта восприятия родителей, а основываются на бессознательных фанта­зиях или вытекают из действия архетипа.

«Чем более ограниченным оказывается поле человеческого сознания, тем более многочисленными становятся бессознатель­ные содержания (имаго), которые окружают его в виде квази­внешних видений и необычных явлений либо в форме духов, либо магических сил, спроектированных на живых людей (магов, ведьм, и т. д.)» (CW 7, par. 295; Функция бессознательного; ПБ, с. 251—252).

ИНДИВИД, ИНДИВИДУАЛЬНОЕ(Individ; Individual) — единичное, ни на кого не похожее существо. Отличается от сущест­ва коллективного.

«Психологический индивид отличается своеобразной и, в изве­стном отношении, уникальной, неповторяемой психологией. Свое­образие индивидуальной психики проявляется не столько в ее эле­ментах, сколько в ее сложных образованиях. Психологический индивид или его индивидуальность существует бессознательно априори — сознательно же он существует лишь постольку, поскольку налицо имеется сознательное отличие от других индиви­дов. Вместе с физической индивидуальностью дана, как коррелят, и индивидуальность психическая, но, как уже сказано, — сначала бессознательно. Необходим сознательный процесс дифференциа­ции, необходима индивидуация для того, чтобы сделать индивиду­альность сознательной, чтобы извлечь ее из тождества с объектом. Тождество индивидуальности с объектом совпадает с ее бессозна­тельностью. Если индивидуальность бессознательна, то нет и пси­хологического индивида, а есть только коллективная психология сознания. В таком случае бессознательная индивидуальность явля­ется тождественной с объектом, проецированной на объект. Вслед­ствие этого объект получает слишком большое значение и дейст­вует слишком сильно в смысле детерминирования» (ПТ, пар. 720).

Индивидуальная точка зрения отнюдь не предполагает обяза­тельного противоречия коллективным нормам, она лишь иначе ориентирована.

«Собственно говоря, индивидуальное может и совсем не про­тивостоять коллективной норме, потому что ее противоположно­стью могла бы быть лишь противоположная норма. А индивиду­альный путь, по определению, не может быть нормой. Норма воз­никает из совокупности индивидуальных путей и только тогда имеет право на существование и жизнеобразующее действие, когда вообще налицо имеются индивидуальные пути, время от времени обращающиеся к норме за ориентированием» (ПТ, пар. 726).

Юнг считал, что выживание индивида внутри группы зависит не только от его психологического самопонимания, но также и от личностного переживания более высшей истины.

«Индивид никогда и нигде не найдет реального оправдания для своего существования и своей собственной духовной и мораль­ной автономии, кроме как в потустороннем принципе, способном сделать относительным сверхмощное влияние внешних факторов Для этого ему необходимо свидетельство внутреннего трансцен­дентного опыта, который лишь один может защитить его от проти­воположного неизбежного погружения в массу <...> Сопротивле­ние организованной массе может быть эффективным только со стороны такого человека, который столь же хорошо организован в своей индивидуальности, как и сама масса» (CW 10, par. 511, 540; АППН, с. 142; ПП, с. 237).

ИНДИВИДУАЛИЗМ(Individualism) — вера в верховенство индивидуальных интересов над коллективными; не следует путать с индивидуальностью или индивидуацией.

«Индивидуализм означает умышленное подчеркивание и при­дание особого значения избранным отличительным качествам в противоположность соображениям и обязательствам коллектив­ного порядка» («Функция бессознательного», ПБ, с. 236).

ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ(Individuality; Individualist) — качества или характеристики, отличающие одну личность от дру­гой, — любое психологическое своеобразие и особенность индиви­да (см. также индивид).

«Индивидуально все, что не коллективно, т. е. все, что прису­ще лишь одному лицу, а не целой группе индивидов. Вряд ли мож­но говорить об индивидуальности отдельных психологических элементов, но лишь об индивидуальности их своеобразных и един­ственных в своем роде группировок и комбинаций» (ПТ, пар. 721).

В недифференцированной психике индивидуальность субъек­тивно отождествлена с персоной, но в действительности захвачена (удерживаема) внутренним непознанным аспектом самой себя. В таких случаях индивидуальность данного лица обычно пережи­вается в другом человеке, через проекцию. Если же (когда) эта ситуация становится невыносимой для психического, то в качестве компенсаторной попытки возникают соответствующие образы.

«Если кто-нибудь тождествен со своей персоной, то его инди­видуальные свойства ассоциированы с душой. Из этой ассоциации возникает символ душевной беременности, часто встречающийся в сновидениях и опирающийся на изначальный образ рождения героя. Дитя, которое должно родиться, обозначает в этом случае индивидуальность, еще не присутствующую в сознании» (ПТ, пар. 705).

ИНДИВИДУАЦИЯ(Tndividuation), восамление — процесс психологической дифференциации, осуществляющий с этой целью развитие индивидуальной личности.

«Индивидуация — процесс образования и обособления еди­ничных существ; говоря особо, она есть развитие психологического индивида, как существа, отличного от общей, коллективной психо­логии <...> Индивидуация является естественно необходимой, поскольку задержка индивидуации посредством преимущественной или исключительной нормировки по коллективным масштабам означает нанесение ущерба индивидуальной жизнедеятельности. Но индивидуальность уже дана физически и физиологически, и соответственно этому она выражается и психологически. Поэтому существенно задерживать развитие индивидуальности — значит искусственно калечить ее. Ясно без дальнейших рассуждений, что социальная группа, состоящая из искалеченных индивидов, не может быть установлением здоровым, жизнеспособным и долго­вечным, ибо только то общество может считаться живучим и долго­вечным, которое умеет сохранять свою внутреннюю связь и свои коллективные ценности при возможно большей свободе индивида. А так как индивид есть не только единичное существо, но предпо­лагает и коллективное отношение к своему существованию, то про­цесс индивидуации ведет не к разъединению, а к более интенсив­ной и более общей коллективной связанности» (ПТ, пар. 724—726).

Индивидуацию не следует смешивать с индивидуализмом. Различающим признаком здесь выступает отношение к норме. Индивидуальное никогда не является нормой. Лишь совокупность индивидуальных путей образует норму, но одновременно норма, претендующая на абсолютное значение, никуда не годится.

«Действительный конфликт с коллективной нормой возни­кает только тогда, когда какой-нибудь индивидуальный путь воз­водится в норму, объявляется нормой, что и составляет подлинный замысел крайнего индивидуализма. Но этот замысел, конечно, патологичен и совершенно не жизнен. Поэтому он не имеет ничего общего и с индивидуацией, которая, хотя и избирает индивидуаль­ные боковые пути, но именно поэтому нуждается в норме для ори­ентирования в своем отношении к обществу и для установления . жизненно необходимой связи между индивидами в их обществен­ной жизни. Поэтому индивидуация ведет к естественной оценке коллективных норм, тогда как при исключительно коллективном ориентировании жизни норма становится все менее нужной, отче­го настоящая моральность гибнет. Чем сильнее коллективное нор­мирование человека, тем больше его индивидуальная амораль­ность, безнравственность.

Индивидуация совпадает с развитием сознания из первона­чального состояния тождества. Поэтому индивидуация означает расширение сферы сознания и сознательной психологической жиз­ни» (ПТ, пар. 726—727).

Объединяющий аспект индивидуации выражен в самой эти­мологии слова «ин-дивидуация» in-dividuation (не-делимый). Здесь подчеркивается специфика процесса, в результате которого чело­век становится не-делимым, т. е. отдельным нераздельным единст­вом или «целым». В своих работах Юнг отмечал трудность разгра­ничения понятий интеграции и индивидуации.

«Снова и снова я замечаю, что процесс индивидуации подме­няется вхождением эго в сознание и соответственно эго отождеств­ляется с самостью, что вносит безнадежную путаницу. Тогда инди­видуация не что иное, как эгоцентричность и автоэротизм. Инди­видуация не отгораживается от мира, а собирает весь мир в чело­веке» (CW 8, par. 432).

Процесс индивидуации представляет два основных этапа. Первый этап заключается в посвящении, или инициа­ции, во внешний мир и завершается формированием персоны или структуры эго, т. е. такого склада личности, который самим носителем и окружающими его людьми воспринимается за таковую, но, в сущности, таковой не являющейся. Юнг пишет: «Можно сказать, немного преувеличивая, что персона есть то, чего в действительности нет, но о чем она сама, как и другие, думает, что есть» (CW 9i).

Второй этап есть посвящение в мир внутренний, и он являет­ся процессом дифференциации и отчуждения психологии индиви­дуальной от коллективной, иначе это процесс «восамления».

Индивидуация и жизнь в режиме коллективных ценностей представляют дивергентные (расходящиеся) тенденции. По мне­нию Юнга, их связывает друг с другом вина. Тот, кто вступил на личностную тропу, до некоторой степени отстраняется от коллек­тивных ценностей, но при этом не теряет тех аспектов психическо­го, которые коллективны унаследованным образом. Чтобы «искупить» вину за свой «уход», индивид обязан произвести что-то ценное для пользы общества.

«Индивидуация отделяет человека от личностного подчинения и, следовательно, от коллективности. Это и составляет ту самую вину, которую индивидуант оставляет за собой перед миром, вину, которую он должен постараться искупить. Он должен предложить какой-то выкуп вместо себя, т.е. должен принести некие ценности, которые окажутся равной заменой за его отсутствие в коллектив­ной личностной сфере. Без такого производства ценностей оконча­тельная Индивидуация аморальна и — более того — самоубийст­венна <...>.

У индивидуанта нет априорной претензии на ту или иную оценку. Он должен довольствоваться той оценкой, которая прихо­дит к нему со стороны, благодаря тем ценностям, которые он соз­дает. Общество не только имеет право, но оно обязано осуждать индивидуанта, если он не достигает успеха в создании эквивалент­ных ценностей» (CW18, par. 1095a).

ИНИЦИАЛЬНОЕ СНОВИДЕНИЕ(Initial dream; Initialtra-um) — под инициальным сновидением понимается в целом такое сновидение, которое случается при вступлении в новую жизнен­ную ситуацию или при начале какого угодно нового периода жизни (например, поступление на новую работу или учебу, в свадебную ночь, по достижении середины жизни и т. д.). В специальном смысле, однако, мы рассматриваем здесь инициальное сновидение как первое сновидение после начала аналитической работы при терапии. Сам Юнг и работающие по его методу терапевты не установили однозначно этого понятия или не ограничивались одним-единственным сновидением. Особенность и сущест­венность этого инициального сновидения состоит в том, что в нем выражаются факторы, вызывающие невротические заболевания или тяжелые жизненные ситуации. В связи с этим инициальное сновидение имеет важное значение для диагнос­тики, ведь оно позволяет познать бессознательные и скрытые движущие основания всякого рода трудностей.

Наряду с диагностическим аспектом во многих инициальных сновидениях проявляется еще и прогностическое измерение, благодаря чему образы сновидения позволяют распознать будущие возможности развития сновидца. Подобно тому, как переживание инициации в архаичных культурах или в религиозных обрядах и символах (например, крещении, первом причастии, конфирмации и т. д.) вводит в важный жизненный или религиозный опыт, инициальные сновидения позволяют проявиться основополага­ющему опыту и пробуждают будущие возможности развития.

ИНИЦИАЦИЯ(Initiation от лат. initio — начинать, посвя­щать) — переход индивида из одного статуса в другой, в частности включение в некоторый замкнутый круг лиц (в число полноправ­ных членов племени, в мужской союз, эзотерический культ, круг жрецов, шаманов и т. п.), и обряд, оформляющий этот переход; обряды или ритуалы инициации также называются переходными или посвятительными. В психологическом смысле инициация возникает тогда, когда человек осмеливается действовать вопреки природным инстинктам и открывает в себе возможность движения в направлении к сознанию. Ритуалы инициации известны с древнейших времен, они готовили человека к серьезным изменениям в его жизни, в частности сопровождали достижение им половой зрелости. Сложность обрядовых церемоний предпола­гает переключение психической энергии от рутинных занятий на новое и необычное дело. С инициируемым происходит онтологи­ческое изменение, что позднее находит свое выражение в осознан­ной перемене внешнего статуса. Важно отметить, что в процессе инициации субъект приобщается не к знанию, а к тайне.

Инициация подразумевает отмирание менее адекватных и неактуальных условий жизни и возрождение обновленных и более соответствующих новому статусу инициируемого. Здесь мы сталки­ваемся с трансформацией, изменением, поэтому сами ритуалы так таинственно-пугающи. Обряд инициации предполагает жертву, и именно она является главным источником страдания. Для его облег­чения предусматривается некое переходное состояние, соответству­ющее временной утрате эго. В соответствии с этим инициируемый сопровождается или патронируется кем-то, например священнослу­жителем или наставником (шаманом), мана-личностъю, способным взять на себя проектируемый перенос того, чем предстоит стать инициируемому. Отношения между инициируемым и инициатором носят глубоко символический характер. В психической жизни индивида инициация занимает важное место, и внешние церемонии соответствуют психологическому образцу изменения и роста. Риту­алы или обряды попросту оберегают человека и общество от дезин­теграции, в особенности когда в них происходят глубокие внутрен­ние и всеобъемлющие изменения.

«Трансформация бессознательного, возникающая в анализе, делает естественной аналогию с религиозными церемониями ини­циации, которые, тем не менее, в принципе отличаются от при­родного процесса тем, что ускоряют естественный ход развития и заменяют спонтанное возникновение символов сознательно укомплектованным набором символов, предписанных традицией» (CW 11, par. 854).

«Единственным процессом инициации, который живет и фак­тически практикуется сегодня на Западе, является анализ бессозна­тельного, используемый врачом в терапевтических целях» (там же, par. 82).

Юнг отмечал тот факт, что инициация тесно связана с исцеле­нием; т. е. когда психологическая ориентация изживает свою полезность, но не получает возможности трансформироваться, она начинает разлагать и заражать всю психическую систему.

ИНСТИНКТ,или влечение (Instinct; Instinkt) — непро­извольное влечение к определенной деятельности; побуждение к фиксированной активности (см. также архетипы).

«Когда я говорю об инстинкте (Trieb), то я разумею при этом то самое, что обычно понимают под этим словом, а именно: понуждение, влечение к определенной деятельности. Такая компульсивная устремленность может возникать от какого-нибудь внешнего или внутреннего раздражения, которое психически раз­ряжает механизм влечения-инстинкта, или же от каких-нибудь ор­ганических оснований, лежащих вне сферы психических каузаль­ных отношений. Характер инстинкта присущ каждому психическо­му явлению, причинно происходящему не от волевого намерения, а от динамического понуждения, независимо от того, что это пону­ждение проистекает непосредственно из органических и, следова­тельно, внепсихических источников или же существенно обуслов­лено энергиями, которые только разряжаются волевым намерени­ем — в последнем случае с тем ограничением, что созданный результат превышает действие, намеченное волевым намерением. Под понятие инстинкта подпадают, по моему мнению, все те пси­хические процессы, энергией которых сознание не распола­гает. При таком понимании аффекты принадлежат настолько же к процессам влечения-инстинкта, насколько и к чувственным процессам (см. чувство). Те психические процессы, которые при обычных условиях являются функциями воли (т. е. безусловно подлежащими контролю сознания), могут, уклоняясь от нормы, становиться процессами влечения-инстинкта вследствие присоеди­нения некоторой бессознательной энергии. Такое явление обнару­живается всюду, где или сфера сознания оказывается ограничен­ной вследствие вытеснения неприемлемых содержаний, или же где, вследствие утомления, интоксикации или вообще патологиче­ских процессов мозга, наступает понижение ментального уровня, где сознание уже не контролирует или еще не контролирует наибо­лее ярко выделяющиеся процессы. Такие процессы, которые неког­да у индивида были сознательными, но со временем стали автома­тическими, я бы не хотел называть процессами инстинктивными, но автоматическими процессами. При нормальных условиях они и не протекают наподобие инстинктивных, потому что при нормаль­ных условиях они никогда не проявляются в компульсивном виде. Это случается с ними только тогда, когда к ним притекает энергия, чуждая им» (ПТ, пар. 728).

Инстинкты в своей первозданной силе могут сделать почти невозможной социальную адаптацию индивида.

«Инстинкт — вещь неизолированная и практически не может быть изолированной. Он всегда приносит в своем составе архетипические содержания духовной природы, являющиеся одновременно и его основанием, и его ограничением. Другими словами, инстинкт всегда неизбежно связан с чем-то наподобие философии жизни, что, однако, остается архаичным, неясным, неопределенным. Инстинкт стимулирует мысль, и если человек не задумывается о своей собственной свободной воле, то тогда вы получаете компульсивное мышление, так как оба полюса психического, физио­логический и ментальный, неразрывно слиты» (CW 16, par. 185; ЮПП, пар. 185).

Психические процессы, которые обычно сознательно контро­лируются, могут стать инстинктивными в том случае, когда они оказываются пропитанными бессознательной энергией. Это непре­менно возникает, когда уровень сознания низок вследствие устало­сти, интоксикации, депрессии и т. д. Наоборот, инстинкты-влечения могут быть модифицированы соответственно до такой степени, что оказываются цивилизированными и пребывают под сознательным контролем. Этот процесс Юнг называл психшацией.

«Инстинкт, который подвергся слишком сильной психизации, может «отомстить» в форме автономного комплекса. Это одна из главных причин невроза (CW 8, par. 255).

Слишком много животного деформирует цивилизованного человека, слишком много цивилизации делает больными живот­ных» (ПБ, с. 57).

Юнг выделяет пять различных групп инстинктивных факторов: творчество, рефлексия, деятельность, сексуальность и голод. Голод — первичный инстинкт самосохранения, вероятно, самый основной из всех инстинктов. Сексуальность — инстинкт, близко примыкающий к первому и особо расположенный к психизации, позволяющей ему отводить свою чисто биологическую энергию по другим каналам. Побуждение к деятельности проявляется в путешествии, любви к перемене мест, неугомонности и игре. В категорию рефлексии Юнг включал религиозное побуждение и поиск смысла. Творчество также составляет особую категорию. Юнговские описания творчества огра­ничиваются побуждением к творчеству в искусстве.

«Хотя мы не можем классифицировать его «творчество» с высокой степенью точности, сам творческий инстинкт есть нечто, что заслуживает особого внимания. Я не знаю, является ли само слово «инстинкт» правильным. Мы используем понятие «творческий инстинкт», потому что этот фактор ведет себя, по крайней мере динамически, наподобие инстинкта. Как и инстинкт, он компульсивен, но вовсе не общеобязателен — он не является жестко фиксированным и неизменно унаследованным. Поэтому я предпочитаю обозначать творческий импульс как психический фактор, сходный по своей природе с инстинктом, имеющим в дей­ствительности очень тесную связь с инстинктами, но не отождест­вляясь ни с одним из них. Его связи с сексуальностью во многом носят дискуссионный характер, и, ко всему прочему, он имеет много общего с побуждением к деятельности и рефлективным инстинктом. Но может также и подавлять их или заставлять слу­жить себе до саморазрушительной степени. Творчество в одинако­вой степени является как созидающим, так и разрушительным началом» (CW 8, par. 245).

Юнг был также убежден, что аналитический процесс может только способствовать возрастанию истинного творчества.

«Творческая энергия и сила гораздо могущественнее, нежели ее обладатель. Если это не так, то она вещь незначительная и дан­ные благоприятные условия будут питать привлекательный талант, но не более. Если, с другой стороны, это невроз, то часто требуется лишь слово или взгляд, чтобы моментально из дымки возникла ил­люзия <...> Болезнь еще никогда не благоприятствовала творчес­кой работе — наоборот, она является наиболее грозным препятст­вием для творчества. И точно так же как анализ не может исто­щить бессознательное, анализирование подавлений не в силах раз­рушить истинное творчество» (CW 17, par. 206; КДД, с. 129).

Инстинкт и архетип являются парой противоположностей, связанных довольно сложным образом, и поэтому о них порой очень трудно говорить отдельно.

«Психические процессы кажутся балансиром энергии, теку­щей между духом и инстинктом, хотя вопрос о том, в каком случае процесс должен описываться как духовный, а в каком как инстинк­тивный, остается погруженным во мрак. Подобная оценка или интерпретация целиком зависит от точки зрения или состояния со­знательного разума» (CW 8, par. 407).

Когда сознание становится сверходухотворенным, блуждаю­щим слишком далеко, в результате чего потерявшим свою инстинк­тивную основу, то саморегулирующие процессы внутри психичес­кого активизируются в попытке достичь необходимого равновесия. В сновидениях это часто проявляется появлением животных сим­волов, в особенности змей.

«Змея репрезентирует мир инстинкта, в особенности те витальные процессы, которые, по крайней мере психологически, наименее всего доступны. Сновидения со змеей всегда обозначают какое-то конфликтное расхождение между установкой сознатель­ного разума и инстинктом, расхождение, в котором змея выступает как персонификация угрожающего аспекта этого конфликта» (CW5, 615; СТ, пар. 615).

ИНСТИНКТ ЖИЗНИ(Life instinct; Lebenstrieb) — посколь­ку Юнга весьма интересовало, каким образом прогрессивные и регрессивные силы соединяются в психическом, то он рассматри­вал инстинкт жизни в комплементарной паре наряду с инстинктом смерти. Например, символы и образы смерти можно понимать из их значения и смысла для жизни, а опыт и события жизни следует истолковывать как ведущие к смерти. Жизнь, рассматриваемая как подготовка к смерти, а смерть как полнота жизни в сумме соответ­ствуют взглядам Юнга (КСАП, с. 65)

ИНСТИНКТ СМЕРТИ(Death instinct; Todestrieb) — извест­но определенное критическое отношение, которое Юнг выражал по поводу фрейдовской классификации инстинктов, выделявшей особую группу инстинктов жизни (голод, агрессия, сексуальные инстинкты) и группу инстинктов смерти, тех, «которые стремятся привести живые существа к смерти» (КСП, с. 58). «Тем не менее представления, аналогичные инстинкту смерти, имеются и в ана­литической психологии» (КСАП, с. 66).

«Нейтральная природа психической энергии означает, что она может использоваться в различных целях, и это не исключает пара­доксального применения энергии, когда она направляется на пони­жение энергетического напряжения. В регрессии Юнг видел попытку «дозаправиться» или регенерировать личность столкнове­нием и слиянием с родительским имаго или Бого-образом. Это неизбежно ведет к растворению (или «смерти») эго в его старой форме с последующим понижением напряжений и возбуждений прежнего образа жизни. Метафорически это можно считать смертью, из которой эго-потенциал воссоединяется в более адек­ватной и осознанной форме» (КСАП, с. 66—67).

ИНТЕГРАЦИЯ(Integration) — процесс, с помощью которого части соединяются в целое; на личностном уровне состояние орга­низма, когда все составляющие элементы индивида, его черты или качества действуют согласованно как единое целое.

Юнг использовал этот термин трояко:

1) как описание (или даже диагноз) психологической ситуа­ции индивида. Она подразумевает обследование взаимодействия сознания и бессознательного, мужской и женской составляющей личности, различных пар противоположностей, позиции эго отно­сительно тени и динамики взаимодействий между функциями и установками сознания. Диагностически интеграция обратна диссоциации;

2) как подпроцесс индивидуации (интеграция создает основу для индивидуации). Как следствие интеграция может привести к чувству целостности в результате соединения воедино различных аспектов личности;

3) как стадию развития, типичную для второй половины жиз­ни, когда различные взаимодействия (описанные в п. 1) достигают определенного равновесия (или, правильнее, оптимального уровня конфликта и напряжения) (КСАП, с. 67).

Психическая интеграция служит организации полноголичностного осуществления, подгоняя отдельные части индивидуаль­ности друг к другу так, чтобы в итоге получить единую личность. Интеграция — это существенный шаг на пути индивидуации и самоосуществления (Selbstverwirklichung). Когда разные аспекты личности существуют независимо друг от друга, это может при­вести к диссоциации (разъединению и болезненному расщеп­лению) индивидуальности. Способность интегрироваться является выражением здорового и нормального эго. В особенности при терапии неврозов интеграция отделившихся и вытесненных содержаний является важнейшим процессом.

В сочинениях Юнга понятие «интеграция» имеет основопола­гающее значение в следующих двух областях: во-первых, при столкновении (Auseinandersetzimg) с «тенью» и, во-вторых, в области многослойных взаимоотношений (Interaktion) между сознанием и бессознательным. Часто Юнг говорит об интеграции тени, т. е. темной стороны личности. В то время как многие люди проецируют свою тень на других людей или на «общество», невроз, скорее всего, ведет к тому, чтобы осуществить интеграцию таких сил. Исходя из этого, Юнг охарактеризовал интеграцию бессознательных содержаний как «основную операцию» в аналитической терапии.

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ(Interpretation; Deutung) — действие, в результате которого выраженное на одном языке становится понятным на другом. Врачи, психиатры, аналитики, психотерапев­ты пытаются переводить психологические сообщения, поставляе­мые пациентами, поскольку сновидения, видения и фантазии по существу являются смутными метафорами. Выраженные символи­ческим языком, они передаются при помощи образов.

«Пациенту необходимо знать, как относиться к символическо­му содержанию, но терминология ему незнакома, и нельзя ожи­дать, что он последует по теоретическому пути психотерапевта. Последнему необходимо интерпретировать материал психологиче­ски, чтобы анализировать психические и архетипические явления.

Тем не менее если он слишком быстро продвигается вглубь в своем толковании, возникает опасность пренебречь потенциаль­ной вовлеченностью индивида в свой собственный процесс. Нахо­дясь под впечатлением нуминозности архетипических фигур или знаний и опыта психотерапевта, пациент невольно склоняется к объяснению бессознательных содержаний и не относится серьез­но к необходимости интегрировать их. Его собственное понимание образов может остаться чисто интеллектуальным, но не личност­ным или психологическим. Между ним и его внутренними процес­сами не устанавливаются диалектические взаимоотношения. Бла­гоприятствование, поддержание последних и есть функция интер­претации» (КСАП, с. 69).

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ СНОВИДЕНИЙ(Interpretation of Dre­ams; Traumdeutung) — толкование.

Обращаясь к юнговскому методу интерпретации сновидений, можно выделить следующие положения:

«1) интерпретация должна привнести нечто новое в сознание, но не повторяться и не морализировать. Только обнаруживая не­знакомое, неожиданное или чуждое содержание, интерпретация может уловить компенсаторно-психологическое намерение про­цесса сновидения (см. компенсация);

2) интерпретация должна принимать во внимание личный контекст жизни сновидца и его психобиографический опыт. Эти факторы наряду с влиянием его социального окружения (которое иногда называют коллективным сознанием) выявляются путем ассоциации (см. коллективное);

3) символическое содержание сна — вне зависимости от его сюжета — становится более ценным, если сравнивается с типич­ными культурными, историческими, мифологическими мотивами. Они обогащают личный контекст сна и связывают его с «коллек­тивным бессознательным». Подобные сравнения подразумевают трудоемкую работу по амплификации;

4) интерпретаторам дается совет «оставаться верными образу сна», держаться как можно ближе к содержанию сновидения. Ассоциация и амплификация рассматриваются как способы прида­ния изначальному образу большей живости, значения и доступно­сти. Тем не менее образ сна принадлежит самому сновидцу, и его следует соотносить с его собственной психологической жизнью;

5) основной критерий «плодотворности» интерпретации — делает ли она возможным сдвиг в позиции сознания сновидца» (КСАП, с. 68).

ИНТРОВЕРСИЯ(Introversion) — способ психологической ориентации, в котором движение энергии осуществляется по направлению к внутреннему миру (ср. экстраверсия).

«Интроверсией называется обращение либидо вовнутрь. Этим выражается негативное отношение субъекта к объекту. Интерес не направляется на объект, но отходит от него назад на субъекта. Человек с интровертной установкой думает, чувствует и действует таким способом, который явственно обнаруживает, что мотивиру­ющая сила принадлежит прежде всего субъекту, тогда как объекту принадлежит самое большее вторичное значение. Интроверсия может иметь более интеллектуальный и более чувствующий харак­тер, точно так же она может быть отмечена интуицией или ощуще­нием. Интроверсия активна, когда субъект желает известного замыкания от объекта, она пассивна, когда субъект не в состоянии вновь обратно направить на объект тот поток либидо, который струится от объекта назад, на него. Если интроверсия привычна, то говорят об интровертном типе» (ПТ, пар. 730).

«Он постоянно должен доказывать, что все, что он делает, ос­новывается на его собственных решениях и убеждениях и никогда не зависит от влияния других, желания кому-то понравиться или снискать расположение какого-то лица или мнения» (ПТ, пар. 893).

Интровертное сознание может прекрасно осознавать внешние обстоятельства, но оно не мотивируется ими, не принимает их в расчет. «Отъявленный» интроверт реагирует прежде всего на внут­ренние впечатления.

«Интроверт не столь доступен, он как бы находится в постоян­ном отступлении перед объектом, пасует перед ним. Он держится в отдалении от внешних событий, не вступая во взаимосвязь с ними, и проявляет отчетливое негативное отношение к обществу, как толь­ко оказывается среди изрядного количества людей. В больших ком­паниях он чувствует себя одиноким и потерянным. Чем гуще толпа, тем сильнее нарастает его сопротивление. По крайней мере, он не «с ней» и не испытывает любви к сборищам энтузиастов. Его нельзя отнести к разряду общительных людей. То, что он делает, он делает своим собственным образом, загораживаясь от влияний со стороны. Такой человек имеет обыкновение выглядеть неловким, неуклю­жим, зачастую кажущимся сдержанным, и так уж водится, что либо по причине некоторой бесцеремонности манеры или же из-за своей мрачной недоступности, или чего-либо совершенного некстати, он невольно наносит людям обиду. Свои лучшие качества он прибе­регает для самого себя и вообще делает все возможное, чтобы умолчать о них. Он легко делается недоверчивым, своевольным, часто страдает от неполноценности своих чувств и по этой причине является также завистливым. Его способность постигать объект осу­ществляется благодаря не страху, но тому факту, что объект кажется ему негативным, требующим к себе внимания, непреодолимым или даже угрожающим. Поэтому он подозревает всех во «всех смертных грехах», все время боится оказаться в дураках, так что обычно ока­зывается очень обидчивым и раздражительным. Он окружает себя колючей проволокой затруднений настолько плотно и непроницае­мо, что, в конце концов, сам же предпочитает делать что-то, чем отсиживаться за ней. Он противостоит миру тщательно разработан­ной оборонительной системой, составленной из скрупулезности, педантичности, умеренности и бережливости, предусмотрительно­сти, «высокогубой» правильности и честности, болезненной совест­ливости, вежливости и открытого недоверия. В его картине мира мало розовых красок, поскольку он свсрхкритичен и в любом супе обнаружит волос. В обычных условиях он пессимистичен и обес­покоен, потому что мир и человеческие существа не добры ни на йоту и стремятся сокрушить его, так что он никогда не чувствует себя принятым и обласканным ими. Но он и сам также не приемлет этого мира, во всяком случае не до конца, не вполне, поскольку вна­чале все должно быть им осмыслено и обсуждено согласно собст­венным критическим стандартам. В конечном итоге принимаются только те вещи, из которых, по различным субъективным причинам, он может извлечь собственную выгоду» (ПТ, пар. 976).

Признаком интроверсии у ребенка обычно являются рефлек­тивная задумчивая манера его поведения, сопровождаемая застен­чивостью и некоторым страхом перед незнакомыми объектами, а также сопротивление внешним влияниям.

«Очень рано появляется тенденция отстаивать свои права над знакомыми объектами и пытаться овладеть или управлять ими. Ко всему неизвестному такой ребенок относится с недоверием, внеш­ние влияния обычно воспринимаются с сильным сопротивлением. Ребенок желает все делать своим путем и ни при каких условиях не будет подчиняться тому правилу, которое он не может понять. Когда он задает вопросы, то делает это не из любопытства или желания произвести впечатление, но потому что он хочет, чтобы имена, значения, смыслы и объяснения давали ему субъективную защиту против объекта» (там же, пар. 897).

Интровертная установка склонна обесценивать вещи и других людей, сомневаться в их значимости. Следовательно, путем компенсации крайняя интроверсия ведет к бессознательному подкреп­лению влиятельности объекта. Это переживается как при­вязка с сопутствующими эмоциональными реакциями к внешним обстоятельствам или другому лицу.

«Чем больше эго стремится обеспечить свою независимость, отсутствие обязательств и всяческое преобладание, тем более оно попадает в рабскую зависимость от объективно данного. Свобода духа заковывается в цепи унизительной финансовой зависимости, независимый образ действий раз за разом робко уступает, сломлен­ный общественным мнением, моральное превосходство попадает в болото малоценных отношений, властолюбие завершается жалоб­ной тоской — жаждой быть любимым. Бессознательное печется прежде всего об отношении к объекту и притом таким способом, который способен самым основательным образом разрушить в соз­нании иллюзию власти и фантазию превосходства. Объект прини­мает ужасающие размеры, несмотря на сознательное его уничиже­ние. Вследствие этого эго начинает еще сильнее работать над отры­вом от объекта и стремиться к властвованию над ним. В конце кон­цов, эго окружает себя формальной системой страхующих средств, которые стараются сохранить хотя бы иллюзию преобладания. Но этим интроверт вполне отделяет себя от объекта и совершенно истощается, с одной стороны, в изыскании оборонительных мер, а с другой стороны, в бесплодных попытках импонировать объекту и проложить себе дорогу. Но эти усилия постоянно скрещиваются с теми подавляющими впечатлениями, которые он получает от объ­екта. Против его воли объект настойчиво импонирует ему, он вызы­вает в нем самые неприятные и длительные аффекты и преследует его на каждом шагу. Он постоянно нуждается в огромной внутрен­ней работе, чтобы быть в состоянии «держаться». Поэтому типич­ной для него формой невроза является психастения — болезнь, отличающаяся, с одной стороны, большой сенситивностью, а с дру­гой — большой истощаемостью и хроническим утомлением» (ПТ, пар. 626).

В менее экстремальных случаях интроверты попросту более консервативны, предпочитая привычное домашнее окружение и интимную обстановку с малым числом близких друзей — они экономят свою энергию и препочитают оставаться на месте, неже­ли перемещаться туда-сюда. Лучшее из того, что они делают, все­гда осуществляется по их собственной инициативе, собственными усилиями и индивидуальным образом.

ИНТРОЕКЦИЯ(Introjection; Introjektion) — процесс ассими­ляции объекта субъектом, противоположный проекции; способ интернализации опыта.

«Интроекция есть процесс экстраверсии, потому что для асси­миляции объекта необходима эмпатия и наделение объекта либидо. Можно выделить пассивную и активную интроекцию; первая разновидность проявляется, среди прочего, при лечении неврозов в явлении переноса и вообще во всех случаях, когда объект оказыва­ет на субъекта безусловное влияние — к последней разновидности принадлежит эмпатия, как процесс адаптации» (ПТ, пар. 732).

ИНТРОСПЕКЦИЯ(Introspection; Introspektion) — процесс рефлексии, концентрирующийся на личностных реакциях, стерео­типах поведения и установках.

Разница между интроспекцией и интроверсией заключается в том, что последняя относится к направлению, по которому есте­ственным путем движется энергия, в то время как первая относит­ся к самоанализу и самокритике. Ни интроверты, ни люди с хоро­шо развитой мыслительной функцией не обладают монополией на интроспекцию.

ИНТУИЦИЯ(Intuition) — психическая функция, инфор­мирующая нас о возможностях, которые несет в себе настоящее; осуществление интуитивного процесса достигается за счет дейст­вия бессознательного, проникающего в сознание в виде озарения или инсайта (ср. ощущение].

«Интуиция (от intucri — созерцать) есть в моем понимании одна из основных психологических функций. Интуиция есть та пси­хологическая функция, которая передает субъекту восприятие бес­сознательным путем. Предметом такого восприятия может быть все: и внешние, и внутренние объекты или их сочетания. Особен­ность интуиции состоит в том, что она не есть ни чувственное ощу­щение, ни чувство, ни интеллектуальный вывод, хотя она может проявляться и в этих формах. При интуиции какое-нибудь содержа­ние представляется нам как готовое целое, без того, чтобы мы снача­ла были в состоянии указать или вскрыть, каким образом это содержание создалось. Интуиция есть своего рода инстинктивное схватывание все равно каких содержаний. Подобно ощущению она есть иррациональная функция восприятия. Содержания ее имеют, подобно содержаниям ощущения, характер данности в противоположность характеру «выведенности», «произведенности», прису­щему содсржаниям чувства и мысли. Интуитивное познание носит характер несомнительности и уверенности, что и дало Спинозе воз­можность считать scientia intuitiva за высшую форму познания. Это свойство одинаково присуще интуиции и ощущению, физическая основа которого составляет как раз основание и причину его досто­верности. Подобно этому, достоверность интуиции покоится на определенных психических данных, осуществление и наличность которых остались, однако, неосознанными. Интуиция проявляется в субъективной или объективной форме: первая есть восприятие бессознательных психических данных, имеющих, по существу, субъективное происхождение; последняя есть восприятие фактичес­ких данных, покоящихся на сублиминальных восприятиях, получен­ных от объекта, и на сублиминальных чувствах и мыслях, вызван­ных этими восприятиями. Следует также различать конкретные и абстрактные формы интуиции, в зависимости от степени участия ощущения. Конкретная интуиция передает восприятия, относящиеся к фактической стороне вещей; абстрактная же интуиция передает восприятие идеальных связей. Конкретная интуиция есть реактив­ный процесс, потому что она возникает без дальнейшего, непосред­ственно из фактических данных. Напротив, абстрактная интуиция нуждается — так же, как и абстрактное ощущение, —- в некотором направляющем элементе — в воле или намерении.

Интуиция, наряду с ощущением, характерна для инфантиль­ной и первобытной психологии. В противоположность впечатлени­ям ощущения, ярким и навязывающимся, она дает ребенку и пер­вобытному человеку восприятие мифологических образов, состав­ляющих предварительную ступень идей. Интуиция относится к ощущению компенсирующе: подобно ощущению она является той материнской почвой, из которой вырастают мышление и чувство как рациональные функции. Интуиция есть функция иррациональ­ная, хотя многие интуиции могут быть разложены впоследствии на их компоненты, так что и их возникновение может быть согласова­но с законами разума. Человек, ориентирующий свою общую уста­новку на принципе интуиции, т. е. на восприятии через бессозна­тельное, принадлежит к интуитивному типу. Смотря по тому, как человек пользуется интуицией, — обращает ли он ее вовнутрь, в познание или внутреннее созерцание, либо наружу, в действие и выполнение, — можно различать интровертных и экстравертных интуитивных людей. В ненормальных случаях обнаруживается сильное слияние с содержаниями коллективного бессознательного и столь же сильная обусловленность этими содержаниями, вслед­ствие чего интуитивный тип может показаться в высшей степени иррациональным и непонятным (ПТ, 733—734).

ИНФЛЯЦИЯ(Inflation) — психическое состояние, в котором человек испытывает любое нереальное — либо слишком высокое (мания величия), либо слишком низкое (депрессия) — чувство своей идентичности; преувеличенное ощущение своей важности, которое зачастую компенсируется чувством неполноценности,— дезориентация, сопровождаемая либо чувством огромной значимо­сти и уникальности, либо, наоборот, ощущением своей никчемно­сти и незначительности, — выход личности за пределы своих соб­ственных границ за счет идентификации с персоной или, в патоло­гических случаях, с исторической или религиозной фигурой.

«Сознание в состоянии инфляции всегда эгоцентрично и не способно осознавать ничего, кроме собственного существования. Оно неспособно учиться у прошлого, неспособно понимать проис­ходящее сейчас и неспособно делать правильные заключения отно­сительно будущего. Оно загипнотизировано самим собой, и поэто­му с ним бесполезно спорить. Оно неизбежно обрекает себя на бед­ствия и катастрофу, приводящие, в конечном итоге, к своему собст­венному уничтожению. Парадоксально, однако, то, что инфляция есть регрессия сознания в бессознательное. Это случается всегда, когда сознание берет на себя слишком много бессознательных со­держаний и утрачивает способность к различению, без чего собст­венно (sine qua поп) сознания и нет» (CW 12, par. 563; ПА, пар. 563).

Всегда опасна инфляция эго, достигающая уровня, на котором эго начинает отождествлять себя с самостью. Наш отечественный исследователь С. С. Аверинцев отмечает связь термина «инфля­ция» с церковной фразеологией и полагает, что в русском синони­мическом исполнении он лучше всего может быть передан как «гордыня» (в строго религиозном смысле) или как «надмевание».

ИНЦЕСТ(Incest; Inzest) — в аналитической психологии инцестуальный импульс не понимается буквально и рассматрива­ется как регрессивное стремление обрести безопасность, которую ребенок имел в раннем детстве.

Юнг отмечал некоторые конкретные формы выражения инце­ста в детском возрасте, однако он рассматривал фантазию инцеста как метафору на пути психологического роста и развития. Он истолковывал инцестуальные образы в сновидениях и фантазиях не конкретно, а символически, как показатель потребности челове­ка в новой адаптации, приспособлении, более согласованном с его инстинктами и влечениями. Такая позиция радикально отличалась от психоаналитического подхода Фрейда, что в конечном итоге и привело к разрыву в их профессиональных и личных отношениях.

«Пока ребенок пребывает в состоянии бессознательной иден­тичности с матерью, он остается на уровне животной психики, с тем же высоким уровнем бессознательного. Развитие сознания неизбежно ведет не только к отделению от матери, но к отделению от родителей вообще, от всего семейного круга, и в этом смысле к, в относительной степени, выходу из бессознательного, из мира инстинктивных влечений. Однако страстная тоска по этому поте­рянному миру остается, и когда возникает необходимость в нелег­ком приспособлении, то человек претерпевает всеискушающее стремление уклониться от этого, отступить, вернуться в инфан­тильное прошлое, которое тотчас же начинает подбрасывать инцестуозный символизм» (CW 5, par. 351; К. Г. Юнг. Символы трансформации, пар. 315).

В символике инцеста выражается страстное желание человека возродиться и полностью осуществить себя. Следовательно, речь идет не о сексуальной символике и не о стремлении к сексуаль­ному соединению с родителем противоположного пола, а в высшей степени о соединении с самим собой. Согласно Юнгу, наложение запрета на инцест означает предотвращение сексуального вожде­ления к отцу или к матери, и одновременно побуждение к фантази­рованию, поиск иных возможностей разгадки и символических значений инцеста. В то время как конкретное недопонимание сек­суального вожделения вело бы к роковым связям и симбиозу роди­телей и детей, символическое понимание представляет возмож­ность целостного развития и открывает путь личной свободе. Для Юнга, инцестуозное желание побуждает человека к душевному возрождению и обновлению, которые понимаются не только как психологическая задача, но одновременно являются и религи­озным опытом. В пользу этого понимания в качестве примера из библейского предания можно было бы вспомнить разговор Иисуса с главой общины Никодимом. Когда Иисус рассказывает ему о таинстве возрождения, Никодим представляет себе это совершенно конкретно и полагает, что должен снова войти в утробу матери своей и родиться второй раз. Тогда Иисус толкует ему, подобно тому, как это делает сегодня терапевт, эту симво­лику как духовный опыт (Иоанн 3, 3—8).

ИРРАЦИОНАЛЬНОЕ(Irrational) — не основанное на при­чине (ср. рациональное).

Юнг указывал, что элементарные экзистенциальные факты, укладывающиеся в эту категорию — например, то, что у Земли в качестве спутника есть Луна, [Волга впадает в Каспийское море], хлор является химическим элементом, а вода замерзает при определенной температуре и становится наиболее плотной при четырех градусах Цельсия, могут попадать сюда случайным обра­зом. Они являются иррациональными не потому что нелогичны, а постольку, поскольку пребывают вне причинного основания. В юнговской типологической модели психологические функции интуиции и ощущения описываются как иррациональные.

«Интуиция и ощущение являются функциями, которые нахо­дят свое осуществление в абсолютном восприятии постоянной смены событий. Следовательно, по самой своей природе они будут реагировать на любое возможное обстоятельство и будут настрое­ны на любую абсолютную случайность, утрачивая тем самым все рациональные измерения. По этой причине я называю их функция­ми иррациональными в противоположность мышлению и чувству, которые находят свое осуществление только тогда, когда они ока­зываются в полной гармонии с законами разума» (ПТ, пар. 739).

«Лишь только потому, что иррациональные типы подчиня­ются суждению и восприятию, было бы совершенно неправильным считать их «неразумными». Справедливее было бы сказать, что они оказываются в высшей степени эмпирическими. Они целиком основываются на опыте» (ПТ, пар. 616).

ИСТЕРИЯ(Hysteria; Hysteric) — психическое состояние, характеризующееся преувеличенным раппортом с лицами из непо­средственного окружения и адаптацией к окружающим условиям, доходящей до имитации.

«Мне кажется, что самая частая форма невроза у экстравертного типа есть истерия. Классические случаи истерии всегда отли­чаются преувеличенным отношением к лицам окружающей среды; другой характерной особенностью этой болезни является прямо-таки подражательная приноровленность к обстоятельствам. Основная черта истерического существа — это постоянная тенден­ция делать себя интересным и вызывать впечатление у окружаю­щих. Следствием этого является вошедшая в поговорку внушае­мость истеричных и их восприимчивость к влияниям, идущим от других. Несомненная экстраверсия проявляется также и в сообщительности истеричных, доходящей подчас до сообщения чисто фантастических содержаний, откуда и возник упрек в истеричес­кой лжи. Вначале истерический «характер» есть лишь преувеличе­ние нормальной установки; но в дальнейшем он осложняется при­входящими со стороны бессознательного реакциями, имеющими характер компенсаций, которые, в противовес преувеличенной экстраверсии, принуждают психическую энергию при помощи телесных расстройств к интроверсии. Благодаря реакции бессозна­тельного создается другая категория симптомов, имеющих более интровертный характер. Сюда относится прежде всего болезненно повышенная деятельность фантазии» (ПТ, пар. 566).

ИСЦЕЛЕНИЕ(Healing; Heilung) — следует отличать от объ­ективного лечения; под исцелением Юнг понимал цель анализа.

Для процесса психического исцеления основополагающее значение имеют как доверительные отношения между пациентом и терапевтом (см. перенос), так и трансперсональное событие, в котором скованный и невротический человек вновь обретает связь со своими корнями и испытывает целительные силы архетипических образов. При помощи терапевта, его проникнове­ния и толкований, для пациента становится возможным бороться со своими порождающими страх чувствами и травматическими комплексами, вновь их оживляя и упорядочивая психодинамику. В этом многослойном процессе терапевт не должен открывать пациенту свои связанные с исцелением намерения и убеждения, но должен принимать во внимание и признавать возможности его развития. В процессе оздоровления и исцеления архетипические образы и мифологические представления способствуют тому, чтобы «заставить вибрировать самое глубинное и интимное в человеке», для того чтобы привлечь из душевной глубины цели­тельные силы. Для психологического самоосуществления важно, что вышеназванные жизненные энергии не только ощущаются и воспринимаются, но приводят к функциональному изменению самой жизни. Когда пациент после долгих усилий находит и понимает скрытый смысл невротического симптома, это часто оказывается уже ненужным и бессмысленным. Для процесса выздоровления также важны образы, символы и мифологические представления, потому что они связаны с душевными глубинами и тем самым помогают новой ориентации.

В анализе сама цель или конечный результат определяется с позиций индивида и того, какие формы может принять его потенциальная целостность. Стремление Юнга выделить анализ из официальной медицины в общем и его особое внимание к качеству личности аналитика, в которой он, по примеру Фрейда, искал при­верженность технической стороне дела, в частности, вызывало в нем отношение к исцелению как к искусству, иногда он называл его «практическим искусством». Юнг также связывал исцеление с состраданием — взгляд, который находит отклик в современных попытках охарактеризовать действенные элементы в терапевтичес­ких взаимоотношениях, таких как теплота, искренность и эмпатия психотерапевта. На симптомы можно смотреть с позиций психопа­тологии или как на естественные попытки к самоисцелению (КСАП. с. 73).

К_

КАТАРСИС (Cathersis; Katharsis) — исповедь, признание; черная (из четырех) стадия юнговской аналитической терапии; исповедальный подход к лечению некроза, использующий эмоций, связанных с

«Начало психоанализа фактически является не чем иным, как научным первоткрытием древней истины: даже само имя, данное древнему метолу — катарсису, или очищению. является изначальным в классических ритуалах инициации (посвящения). Изначаль­но китарсичсекнй метод состоял в том. что нацист в состоянии гипноза или без оною включался но взаимодействие со своими ум­ственными «тылами», в то состояние, которое системы йоги на Востоке описывают как медитацию или созерцание. Однако, в отличие от йоги, целью катарсиса является достижение спорадиче­скою возникновения в форме образов или чувств тех смутных изо­бражении, которые отделились во мраке от невидимого царства бсссознаюльного и маячат, словно тени, перед внутренним взором. этим путем возвращаются назад вещи подавленные и забытые. Само по себе что то же приобретение, хотя подчас и болезненное, поскольку и низменное, неполноценное, и даже вовсе ничего не стоящее, никудышное все равно принадлежат мне в виде моей тени и также составляют мою суть и содержательную «массу». Разве я могу быть вполне сущностным. не прояснив свою тень? Я должен иметь и темную сторону, если претендую на целост­ность, — осознавая свою тень, я еще раз подтверждаю, что ничто человеческое мне не чуждо. Во всяком случае, если такое персотрытие своей собственной целостности остается частным и скры­тым, то оно воспроизводит изначальные условия, из которых про­истек невроз, т. е. отщепленный комплекс (the split-off complex). Скрытность продлевает мою изоляцию, и ущерб удается исправить лишь отчасти. А пугем исповеди, признания я отдаю себя «в руки» людского рода, освобождаясь, наконец, от ноши морального изгна­ния. Цель катарсичсского метода — полное признание: не просто мысленное осознание самих фактов одной лишь головой, но их сердечное признание и подлинное освобождение подавленной эмо­ции» (CW К), par. 134; ЮПП, пар. 134).

КАУЗАЛЬНЫЙ (Causal; kausal) — способ интерпретации психических явлений, основанный на причине и следствии (см. также финальный и

КВАТЕРНОСТЬ, или ЧЕТВЕРИЦА (Quaternily; Qualernilat) — образ четырехкратной симметричной структуры, обычно квадрат или круг; психологически этот образ указывает на идею целостности.

«Кватерность следует понимать как некий универсальный apxетип. Последний образует логическую основу для любого целостною суждения. Для такого суждения необходимо наличие четырехкратности. К примеру, если вы хотите описать горизонт как нечто целое, вы называете четыре стороны света <...>. везде вы натыкаетесь на четыре стихии, четыре первичных качества, четыре цвета, четыре касты (в Индии), четыре пути духовною совершен­ства и т. д. Точно так же существуют и четыре способа психологи­ческой ориентации <...> Чтобы сориентироваться, мы должны об­ладать функцией, которая утверждает, что имеется нечто (ощуще­ние): далее, другой функцией, устанавливающей что это — кото­рое нечто — (мышление): третья функция устанавливает, подходит нам это нечто или нет, желаем ли мы его для себя или нет (чувство): И наконец, четвертая функция определяет источник, из которою возникло это нечто и его направление (интуиция). Когда эти действия осуществлены, добавить больше нечего <...> Идеал завершенности или полноты есть круг или сфера, но ее естествен­ное минимальное членение — кватерность (CW 11, par. 246; см. также ОИ, с. 69).

«Кватерность, или кватернион, часто имеет структуру 3+1. в которой один из элементов, её составляющих, занимает отличи­тельное положение и по природе своей несхож с остальными.

(К примеру, трое евангелистов по символике выступают как жи­вотные, а четвертый, святой Лука, представлен в образе ангела). Этот «четвертый», дополняя трех остальных, делает их чем-то «единым», символизируя целостность. В аналитической психоло­гии очень часто «подчиненная» функция» (функция, находящаяся вне сознательного контроля субъекта) представляет «четвертую», и ее интеграция в сознание является одной из главных задач процесса индивидуации (С. J. Jung. Memories, Dreams, Reflections, p. 416).

«Крест, образованный точками четверицы, не менее универ­сален и кроме всего прочего несет в себе — высшее из возмож­ного — моральное и религиозное значение для западного чело­века. Аналогично круг, как символ полноты, завершенности и совершенного бытия, — широко распространенное символическое выражение неба, солнца и Бога; он также символизирует изначаль­ный образ человека и души» (CW 16, par. 405. ЮПП, пар. 405).

«От круга и мотива четверицы следует символ геометрически оформленного кристалла и обработанного камня. Аналогичные образования ведут нас отсюда к городу, крепости, церкви, дому и сосуду. Другой вариант — колесо (rota). Первый мотив подчер­кивает удержание эго в рамках большего размера Самости; послед­ний — выделяет вращение, проявляющееся в виде ритуального обхождения (circumambulation). Психологически это означает кон­центрацию и фиксацию на центре» (CW 9ii, par. 352; А, пар. 352)

Юнг полагал, что спонтанное появление четверичных образов (включая мандалы), как в сознательном контексте, так и в сновиде­ниях или фантазиях, может указывать на способность эго к ассимиляции бессознательного материала. Но они могут быть и частью «магического мышления» в стремлении психического избежать любой опасности дезинтеграции.

КОЛЛЕКТИВНОЕ(Collective; Kollektive) — психические содержания, принадлежащие не отдельному индивиду, а обществу, людям или человечеству вообще (см. также коллективное бессозна­тельное, индивидуация и персона].

«Такими содержаниями являются описанные Леви-Брюлем «коллективные мистические представления» первобытных людей, а также распространенные среди культурных людей общие поня­тия о праве, государстве, религии, науке и т. д. Но коллективными можно называть не только понятия и воззрения, а и чувства. Леви-Брюль показывает, что у первобытных людей их коллективные представления суть одновременно и коллективные чувства <...> У культурного человека с известными коллективными понятиями связываются и коллективные чувства, например с коллективной идеей Бога или права, или отечества и т. д. Коллективный характер присущ не только единичным психическим элементам или содержаниям, но и целым функциям. Так, например, мышление вообще, в качестве целой функции, может иметь коллективный характер, поскольку оно является общезначимым, согласным, например, с законами логики. Точно так же и чувство, как целост­ная функция, может быть коллективным, поскольку оно, например, тождественно с общим чувством, иными словами, поскольку оно соответствует общим ожиданиям, например общему моральному сознанию и т. д. Точно так же коллективным является то ощуще­ние или способ и та интуиция, которые свойственны одновременно большой группе людей. Противоположностью «коллектив­ному» является индивидуальное» (ПТ, пар. 741).

Чем больше человек делается самим собой, т. е. чем более он нацелен на индивидуацию, тем более отчетливо отходит он от кол­лективных норм, стандартов, правил, нравов и ценностей. Оставаясь участником коллективного, как член общества и специ­фической культуры, человек представляет уникальную комбина­цию потенциалов, присущих коллективному как целому.

Когда коллективное воспринимается как резервуар психичес­ких возможностей, то оно оказывается колоссальной силой, спо­собной вызвать грандиозные иллюзии и массовые психозы. Иден­тификация с коллективным ведет к инфляции и, в конце концов, к мании величия.

КОЛЛЕКТИВНОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ(Collective Unconscious; Kollectives Unbewusstes) — структурный уровень че­ловеческой психики, содержащий наследственные элементы. Сле­дует отличать от личностного бессознательного (см. также архетип и архетипический образ).

«Коллективное бессознательное содержит все духовное наследие человеческой эволюции, рождаемое каждый раз заново в мозговой структуре отдельного человека» (CW 8, par. 342).

Юнг пришел к своей теории коллективного бессознатель­ного из-за постоянного присутствия психологических явле­ний, которые никак нельзя было объяснить на основе личного опыта; деятельность бессознательной фантазии, например, распадается на две категории.

«Фантазии одного рода (включая сновидения), составляющие личностную природу, несомненно восходят к личным переживани­ям, вещам забытым или подавленным, и, таким образом, могут быть вполне объяснены индивидуальным воспоминанием. Фанта­зии другого рода безличностной природы (включая сновидения) невозможно свести к индивидуальному прошлому опыту и, таким образом, их невозможно объяснить как нечто приобретенное инди­видуально. Такие фантазии-образы несомненно имеют свои бли­жайшие аналогии в мифологических типах <...> Подобные случаи настолько многочисленны, что мы вынуждены допустить сущест­вование коллективного психического субстрата. Я называю его коллективным бессознательным (CW 9i, par. 262).

Коллективное бессознательное — в той степени, в какой мы вообще можем о нем говорить, — представляется как состоящее из мифологических мотивов или первичных образов по причине чего их реальными выразителями являются мифы всех народов. Факти­чески, вся мифология может рассматриваться как некоторая проек­ция коллективного бессознательного <...> Поэтому коллективное бессознательное можно исследовать двумя путями: в мифологии или путем анализа индивида» (CW 8, par. 325).

Чем больше осознаются содержания личностного бессозна­тельного, тем более обнаруживается богатейший слой образов и мотивов, составляющих коллективное бессознательное.

«На этом пути разрастается сознание, которое больше не за­творено в незначительный, сверхчувствительный личный мир это, а свободно участвует в гораздо более обширном мире объективных интересов. Такое расширенное сознание уже не тот обидчивый, эгоистичный клубок личных желаний, страхов, надежд и амбиций, которые вечно должны компенсироваться или корректи­роваться бессознательными контртенденциями — вместо этого оно представляет функцию отношения с миром объектов, приводя ин­дивида в абсолютную, связующую и нерасторжимую общность с миром в целом» (CW 7, par. 275; см. также ПБ, с. 241).

КОМПЕНСАЦИЯ(Compensation; Kompensation) — естест­венный процесс, направленный на установление или поддержание равновесия в психическом (см. также активное воображение, снови­дения, невроз и саморегуляторная функция психического).

«<...> я представляю понятие компенсации вообще как функ­циональное уравновешивание, как саморегулирование психичес­кого аппарата. В этом смысле я понимаю деятельность бессо­знательного как уравновешение той односторонности в общей установке, которая создается функцией сознания <...> Деятель­ность сознания есть деятельность выбирающая. А выбор требует направления. Направление же требует исключения всего несопри-надлежащего (иррелевантного). Отсюда в каждом данном случае должна возникать известная односторонность в ориентировании сознания. Содержания, исключенные намеченным направлением и задержанные, вытесняются сначала в бессознательное, но, благо­даря своей действенной наличности, они образуют все же противо­вес сознательному ориентированию, который усиливается от воз­растания сознательной односторонности и, наконец, приводит к за­метной напряженности. Эта напряженность обозначает известную задержку (Hemmung) в сознательной деятельности, которую, одна­ко, вначале можно преодолеть повышенным сознательным усили­ем. Но с течением времени напряженность настолько возрастает, что задержанные бессознательные содержания все же сообщаются сознанию, и притом через сновидения и свободно возникающие образы. Чем больше односторонность сознательной установки, тем противоположней бывают содержания, возникающие из бессозна­тельного, так что можно говорить о настоящем контрасте между сознанием и бессознательным. В этом случае компенсация прини­мает форму контрастирующей функции. Это, конечно, крайний случай. Обыкновенно же компенсация через бессознательное бы­вает не контрастом, а уравновешением или восполнением созна­тельной ориентировки. Бессознательное выявляет, например, в сновидении все те содержания, подходящие к сознательной ситу­ации, но задержанные сознательным выбором, познание которых было бы безусловно необходимо сознанию для полного приспо­собления. В нормальном состоянии компенсация бессознательна, т. е. она воздействует на сознательную деятельность, регулируя ее бессознательно. Но при неврозе бессознательное вступает в столь сильный контраст с сознанием, что процесс компенсации наруша­ется. Поэтому аналитическое лечение стремится к тому, чтобы вве­сти в сознание бессознательные содержания, чтобы этим способом вновь восстановить компенсацию» (ПТ, пар. 743—44).

Точка зрения бессознательного, являясь компенсаторной, всегда будет выглядеть неожиданной и кажущейся отличной от позиции, занятой сознанием. Юнг отмечал, что «каждый процесс, идущий слишком быстро, неизбежно и немедленно вызывает ком­пенсацию» (ЮПП, пар. 330) (см. энантиодромия). Поэтому компенсация очевидна и во вспышке раздражения у младенца, и в усложненных проявлениях, сопровождающих взаимоотношения аналитика и пациента. По этому поводу Юнг говорит: «Усиливаю­щаяся связь с аналитиком есть компенсация за поврежденное отно­шение пациента к реальности. Эта связь и есть то, что мы подразу­меваем под переносом» (CW 16, par. 282; ЮПП, пар. 282).

КОМПЛЕКС(Complex; Komplex) — эмоционально заряжен­ная группа идей или образов (см. также ассоциативный тест), сгруппированных вокруг сердцевины, имеющей своим источником один или более архетипов и характеризующейся общим эмоцио­нальным настроем; образуя действующую констелляцию, комплек­сы накладывают отпечаток на поведение и характеризуются аффектом, вне зависимости, сознает это человек или нет. Они все­гда относительно автономны.

«Как известно, комплексы — это прежде всего такие психичес­кие величины, которые лишены контроля со стороны сознания. Они отщеплены от него и ведут особого рода существование в темной сфере души, откуда могут постоянно препятствовать или же содей­ствовать работе сознания <..:> Комплексы всегда содержат в себе нечто вроде конфликта или, по крайней мере, являются либо его причиной, либо следствием. Во всяком случае, комплексам прису­щи признаки конфликта, шока, потрясения, неловкости, несовместимости. Это так называемые, «больные точки», по-фран­цузски «betes noires», по-английски «sceletons in the cupboard», о которых не очень-то хочется вспоминать и еще меньше хочется, чтобы о них напоминали другие, но которые, зачастую самым неприятным образом, напоминают о себе сами. Они всегда содер­жат воспоминания, желания, опасения, обязанности, необходимо­сти или мысли, от которых никак не удается отделаться, а потому они постоянно мешают и вредят, вмешиваясь в нашу сознательную жизнь. Очевидно, комплексы представляют собой своего рода неполноценности в самом широком смысле, причем я тут же дол­жен заметить, что комплекс или обладание комплексом не обяза­тельно означает неполноценность. Это значит только, что сущест­вует нечто несовместимое, неассимилированное, возможно даже какое-то препятствие, но это также и стимул к великим устремле­ниям и поэтому, вполне вероятно, даже новая возможность для успеха. Следовательно, комплексы являются в этом смысле прямо-таки центром или узловым пунктом душевной жизни, без них нель­зя обойтись, более того, они должны присутствовать, потому что в противном случае душевная деятельность пришла бы к чреватому последствиями застою. Но они означают также и неисполненное в индивиде, область, где по крайней мере сейчас он терпит поражение, где нельзя что-либо преодолеть или осилить, т. е. без сомнения, это слабое место в любом значении этого слова.

Такой характер комплекса в значительной степени освещает причины его возникновения. Очевидно, он появляется в результате столкновения требования к приспособлению и особого, непригод­ного в отношении этого требования свойства индивида. Так комп­лекс становится для нас диагностически ценным симптомом индивидуальной диспозиции» (Юнг К. Г. Проблемы души нашего времени. М., 1993. С. 94—96).

«Сегодня каждый знает, что люди «имеют комплексы». Что не так хорошо известно, но гораздо более важно теоретически, — это то, что комплексы могут иметь нас» (CW 8, par. 200).

Юнг подчеркивал, что комплексы сами по себе не представля­ют ничего отрицательного — таковым зачастую оказываются след­ствия их деятельности. Аналогично атомам и молекулам, являю­щимся невидимыми компонентами физических объектов, комплек­сы представляют строительные блоки психического и являются источником всех человеческих эмоций.

Идентификация с комплексом, в особенности с анимой, анимусом или тенью, является постоянным источником невроза. Цель анализа в таких случаях: не пытаться избавиться от комплекса — что само по себе бессмысленно и не нужно — а стремиться к минимизации его отрицательного воздействия путем понимания той роли, которую он играет в стереотипах поведения и эмоцио­нальных реакциях.

КОМПЛЕКСНЫЕ ИНДИКАТОРЫ(Complex-indicators; Komplex Indikators) — увеличенное время реакции, ошибки или идиосинкратическое качество ответов, когда стимульные слова затрагивают комплексы, которые субъект желает скрыть или кото­рые он не осознает (см. тест словесных ассоциаций).

КОНКРЕТИЗМ(Concretism; Konkretistik) — определенная специфика мышления или чувства, характеризующаяся архаической природой и недифференцированностью: основана всецело на сенсор­ном восприятии; составляет противоположность абстракции.

«Конкретный значит, собственно говоря, «сросшийся». Конкретно мыслимое понятие есть понятие, которое представляют как сросшееся или слившееся. Такое понятие не абстрактно, не обо­соблено и не мыслится само по себе, но отнесено и свешано. Это не дифференцированное понятие — оно еще застряло в чувственно опосредованном созерцательном материале. Конкретное (Concretistic) мышление вращается исключительно среди конкрет­ных понятий и объектов перцепции, и оно постоянно взаимодейст­вует с ощущением. Точно так же как и конкретное (concretistic), чув­ство никогда не бывает свободно от своего сенсорного контекста.

Примитивное мышление и чувство исключительно конкрет­ны и всегда соотнесены с ощущением. Мысль примитивного чело­века не имеет обособленной самостоятельности, но прилепляется к материальному явлению. Самое большее, куда она поднимается, это уровень аналогии. Точно так же и примитивное чувство всегда отнесено к материальному явлению. Мышление и чувство основа­ны на ощущении и лишь немного отличаются от него. Поэтому конкретизм является и архаизмом. Магическое влияние фетиша переживается не как субъективное состояние чувства, а ощущается как магическое воздействие извне. Это есть конкретизм чувства. Примитивный человек не испытывает мысль о Божестве как субъ­ективное содержание — для него священное дерево есть жилище божества или даже само божество. Это есть конкретизм мышле­ния. У культурного человека конкретизм мышления состоит, например, в неспособности мыслить что-нибудь иное, кроме чув­ственно опосредованных фактов, обладающих непосредственной созерцаемостью, или же в неспособности отличать субъективное чувство от ощущаемого объекта.

Конкретизм есть понятие, подчиненное более общему поня­тию мистическое соучастие. Подобно тому как мистическое со­участие является смешением индивида с внешними объектами, так конкретизм представляет из себя смешение мышления и чувства с ощущением. Конкретизм требует, чтобы предмет мышления и чувства был всегда в то же время и предметом ощущения. Это смешение мешает дифференциации мышления и чувства и удержи­вает обе эти функции в сфере ощущения, т. е. в сфере чувственной отнесенности — вследствие этого они никогда и не могут развить­ся до состояния чистых функций, но всегда остаются в сопровож­дении ощущений. Отсюда возникает преобладание фактора ощу­щения в психологической ориентировке. (О значении этого факто­ра см. ощущение.}

Отрицательная сторона конкретизма состоит в прикрепленности функции к ощущению. Так как ощущение есть восприятие физиологических раздражений, то конкретизм или удерживает функцию в сенсорной сфере, или постоянно приводит ее обратно туда. Этим создается прикрепленность психологических функций к органам чувств, мешающая психической самостоятельности ин­дивида, поскольку отдается преимущество фактам, поставляемым органами чувств. Правда, такая ориентация имеет и свою ценность в смысле признания фактов, но не в смысле их истолкования и их отношения к индивиду. Конкретизм ведет к преобладающему зна­чению фактов, и тем самым к подавлению индивидуальности и ее свободы в пользу объективного процесса. Но так как индивид определен не только физиологическими раздражениями, а и други­ми факторами, которые бывают иногда противоположны внешнему факту, то конкретизм вызывает проекцию этих внутренних факто­ров во внешний факт и тем самым, так сказать, суеверное переоце­нивание голых фактов, совершенно так, как у первобытного челове­ка. Хорошим примером может послужить конкретизм чувства у Ницше, а именно чрезмерная переоценка им диеты, а также мате­риализм Молешота («Человек есть то, что он ест»). Как пример суе­верной переоценки фактов можно назвать также гипостазирование понятия энергии в монизме Оствальда (ПТ, пар. 746—749).

КОНСТЕЛЛЯЦИЯ(лат. constellatio) — исходно астрологи­ческое понятие, обозначающее взаимное положение небесных тел, образование созвездий; у Юнга — любые психические образова­ния, обычно связанные с комплексом и сопровождающиеся пат­терном или набором эмоциональных реакций.

«Данный термин попросту выражает тот факт, что внешняя ситуация высвобождает психический процесс, в котором опреде­ленные содержания скапливаются вместе и готовятся к действию. Когда мы говорим, что та или иная личность «констеллирована», то имеем в виду, что она приняла позицию, в которой от нее следу­ет ожидать вполне определенную реакцию <...> Констеллированные содержания являются определенными комплексами, обладаю­щими своей собственной специфической энергией» (CW 8, par. 198).

КОНСТРУКТИВНОЕ— метод в объяснении психической активности, основанный на рассмотрении целей и намерений субъ­екта, а не на выяснении причин или источников, обусловливающих его деятельность; противоположен редуктивному методу.

«Конструктивный метод применяется в обработке продуктов бессознательного (сновидений, фантазий). Он исходит от продукта бессознательного как от символического выражения (см. символ), которое в порядке предвосхищения изображает этап психологического развития <...> рассматривать бессознательный продукт только как нечто ставшее, как конечный результат, било бы весьма односторонне, ведь тогда пришлось бы отрицать за ним всякий целесообразный смысл <...> Однако нельзя отрицать априори целе­сообразность бессознательных тенденций, хотя бы в виду аналогии с другими психологическими и физиологическими функциями. Поэтому мы понимаем продукт бессознательного как выражение, ориентированное на какую-нибудь цель или задание, но характери­зующее точку направления на символическом языке. Согласно такому пониманию конструктивный метод толкования не занима­ется источниками и исходными материалами, лежащими в основе бессознательного продукта, но стремится свести символический продукт к общему и понятному выражению. И возникающие по наитию, свободные ассоциации к бессознательному продукту рас­сматриваются тогда в отношении их целевой направленности, а не в отношении их происхождения. Они рассматриваются под углом зрения будущего действия или бездействия, при этом заботливо принимается во внимание их отношение к состоянию сознания, потому что деятельность бессознательного, согласно компенсаци­онному пониманию бессознательного, имеет, главным образом, уравновешивающее и дополняющее значение для состояния созна­ния <...> задача конструктивного метода состоит в установлении такого смысла бессознательного продукта, который имеет отноше­ние к будущей установке субъекта. Так как бессознательное, по общему правилу, может создавать лишь символические выраже­ния, то конструктивный метод служит именно для такого разъясне­ния символически выраженного смысла, которое давало бы созна­тельной ориентировке верное указание, помогающее субъекту установить необходимое для его деятельности единение с бессоз­нательным. Конструктивный метод, по необходимости, индивидуа­лен, потому что будущая коллективная установка развивается толь­ко через индивида. В противоположность этому редуктивный метод коллективистичен, потому что он ведет от индивидуального случая назад, к общим основным установкам или фактам (ПТ, пар. 750—753).

В лечении неврозов Юнг рассматривал конструктивный метод как взаимодополнительный редуктивному подходу в класси­ческом психоанализе.

КОНТРПЕРЕНОС(Counter-transference; Gegenhbertragung) — частный случай проекции, используемый для описания бессозна­тельного эмоционального ответа-реакции аналитика на анализанда в терапевтическом взаимоотношении (см. также перенос). Напри­мер, аналитик с комплексом по поводу своего нереализованного же­лания стать артистом может очароваться артистическими способно­стями своего клиента в ущерб аналитическому процессу.

«Переносу соответствует контрперенос со стороны аналитика, когда последний проектирует то или иное содержание, которое он не осознает, но которое тем не менее в нем существует. В этом случае контрперенос, аналогично переносу пациента, может ока­заться полезным и значимым в той же степени, как и мешающим, в зависимости от того, насколько глубоко устанавливается взаимо­связь — раппорт, необходимый и существенный для реализации определенных бессознательных содержаний. Как и перенос, контр­перенос компульсивен по своей природе, демонстрируя насиль­ственную связь, на базе которой он создает «мистическое» или бессознательное отождествление с объектом» (CW 8, par. 519).

Рабочее аналитическое взаимоотношение строится на пред­положении, что аналитик не столь невротичен, как анализанд. Хотя продолжительный личностный анализ является основным требованием в подготовке аналитиков, никакой гарантии от проекции нет.

«Даже если у аналитика нет невроза, а только более обширная область бессознательного сверх обычной, то этого уже достаточно для образования взаимного бессознательного, т.е. контрпереноса. Это явление является одной из главных опасностей при занятии психотерапией. Оно приводит к психическому заражению обоих — и аналитика, и пациента, а сам аналитический процесс к остановке» (CW 16, par. 545; ЮПП, пар. 545).

КОНФЛИКТ(Conflict; Konflikt) — состояние нереши­тельности, неуверенности, сопровождаемое внутренним напря­жением. (См. также противоположности и трансцендент­ная функция).

«Явно невыносимый конфликт есть доказательство правоты нашей жизни. Жизнь без внутреннего противоречия — это либо только полжизни или же жизнь загробная, та, которая предназна­чена только ангелам. Но Господь любит людей больше, чем анге­лов» (С. G. Jung. Letters, vol. 1, p. 375).

«Самость проявляется в противоположностях и в конфлик­тах между ними — это coincidentia oppositorum — совпадение противоположностей. Следовательно, путь к самости начинается с конфликта (CW 12, par. 259; ПА, пар. 259).

Конфликт является признаком невроза, но конфликт отнюдь не невротическое явление. В определенной степени конфликт даже желателен, поскольку без некоторого напряжения между противо­положностями тормозятся процессы развития. Конфликт становит­ся невротичным только когда он мешает нормальному функциони­рованию сознания. Когда конфликт не осознан, напряжение прояв­ляется в физических симптомах, в частности в области желудка, спины и шеи. Сознательный конфликт переживается в виде морального или этического напряжения. Серьезные конфликты, в особенности связанные с любовными переживаниями или чувст­вом долга, обычно проявляются как несоответствие между функ­циями мышления и чувства.

Главным вкладом Юнга в психологию конфликта является его убеждение, что конфликт можно рассматривать в терминах саморегуляции психического. Если напряжение между противопо­ложностями удается удерживать в сознании, то внутренним обра­зом происходит нечто разрешающее сам конфликт. Решение, по сути иррациональное и непредвидимое, возникает обычно как некое иное отношение к самому себе и внешней ситуации вместе с чувством мира и успокоения — энергия, до того запертая в нере­шительности, освобождается и становится возможным движение (прогрессия) либидо (психической энергии). Юнг называл это ter-tiurn non datur (третьего не дано) или трансцендентной функцией, поскольку то, что происходит, превосходит противоположности.

Поддержание напряжения между противоположностями требует терпения и сильного эго, иначе решение будет осуществ­ляться из отчаяния. Тогда сама противоположность начнет констеллироваться еще более интенсивно, и конфликт разгорится с новой силой.

Основная гипотеза Юнга при работе с невротическим кон­фликтом заключалась в том, что в дело оказывались вовлеченными обособленные субличности индивида — комплексы. И до тех пор пока они оставались им не осознанными, они отреагировались вовне с помощью проекции. Конфликты с другими людьми явля­ются, таким образом, по своей сути экстернализациями бессозна­тельного конфликта внутри самого себя.

КОНЪЮНКЦИЯ(Coniunctio — лат.) — в буквальном смыс­ле термин «конъюнкция» используется в алхимии для обозна­чения химических комбинаций, рождения нового элемента, психо­логически он указывает на союз противоположностей и на появ­ление новых возможностей.

Юнг рассматривал конъюнкцию как архетип психического функционирования, символизирующий пример взаимодействия между двумя и более бессознательными факторами. Поскольку из­начально подобные взаимоотношения наблюдателю непонятны и неясны, конъюнкция способна к бесчисленному множеству сим­волических проекций (например, мужчина и женщина, Солнце и Луна, петух и курица, Король и Королева и т. д.)

«Коньюкция— априорный образ, занимающий выдающееся место в истории умственного развития человека. Если мы просле­дим эту идею в обратном направлении, то обнаружим, что она име­ет два источника в алхимии: один христианский, а другой язычес­кий. Христианский источник есть, несомненно, учение о Христе и Церкви, sponsus и sponsa (женихе и невесте), где Христос выполня­ет роль Солнца, а Церковь — роль Луны. Языческий источник является, с одной стороны, гиерогамией, а с другой — брачным союзом мистического (относящегося к религиозным таинствам и обрядам) с Богом» (CW 16, par. 355; ЮПП, пар. 355).

Поскольку конъюнкция символизирует процесс психический, последующие за ним возрождение и трансформация осуществля­ются в рамках психического. Как и все архетипы, конъюнкция име­ет два полюса возможностей: положительный и отрицательный. Это означает, что в опыте мы имеем одновременно и смерть (утра­ту), и возрождение. Скажем, вхождение конъюнкции в сознание (рождение) означает одновременно и освобождение от доселе бес­сознательной (смерть) части личности.

КОРА(Kora) — в греческой мифологии термин для обозначе­ния женской невинности; психологически данный термин обозна­чает архетипический образ потенциального возобновления или возрождения у мужчины или женщины.

Явление Коры по сути биполярно (как и любого архетипа) и ассоциируется с диадой матери-весталки (девственницы). Наблюда­емая в продуктах женского бессознательного, Кора оказывается образом сверхобыденной личности или самости. % мужчины Кора представляет аспект анимы и присутствует в любом символическом воплощении, имеющем отношение к его внутренней личности.

«На практике Кора часто проявляется у женщин в виде незна­комой юной девушки <...> Девственная беспомощность демонст­рирует ее уязвимость для любой опасности, например быть съеден­ной драконом или принесенной в искупительную жертву. Зачас­тую невинный ребенок становится жертвенным участником постыд­ных жестоких и кровавых оргий. Иногда происходит подлинная Некия, погружение в Гадес, подземное царство и поиск «сокро­вища, которое трудно добыть», в той или иной степени слу­чайным образом сопровождающийся оргиастическими сексуаль­ными ритуалами или ритуальными приношениями менструальной крови луне. Весьма странно, что разнообразные непристойности и мучения осуществляются при этом «Матерью-Землей»» (CW 91, par. 311).

«Деметра и Кора, мать и дочь, расширяют пространство феминного сознания вверх и вниз. Они привносят в него новое измерение «более старого и более молодого, более сильного и более слабого» и расширяют пространственно-временные рамки узко ограниченного сознательного разума, обеспечивая его ука­заниями более понимающей и более разбирающейся личности, обладающей более развитым чувством в этом вечном потоке собы­тий. Можно поэтому сказать, что каждая мать несет в себе собст­венную дочь, а каждая дочь — свою мать, и любая женщина простирается назад в сторону своей матери и вперед — в свою дочь. Осознанное переживание этих связей приводит к такому чувству, что собственная жизнь простирается сквозь поколения — первый шаг в сторону непосредственного переживания и убежден­ности преодолимости времени, несущий в себе чувство бес­смертия» (там же, par. 316).

КУЛЬТУРА(Culture; Kultur) — у Юнга термин, используе­мый в качестве синонима общества, т. е. некоей дифференциро­ванной и достаточно осознающей себя группы, принадлежащей к коллективному.

С психологической точки зрения Юнг предполагал, что понятие культуры дополняет представление о группе, кото­рая выработала свою собственную идентичность и само­сознание наряду с ощущением смысла и целевой непрерыв­ности бытия.

Л_

ЛЕЧЕНИЕ(Cure; Kur) — переход от болезни к состоянию здоровья.

Существует распространенное убеждение, что анализ обеспе­чивает нечто сродни лечению. Юнг был другого мнения, полагая маловероятным существование какой-либо психотерапии вообще, осуществляющей подобное «лечение».

Юнг считал, что сама жизнь, по своей сути, преподносит человеку различные трудности и проблемы, иногда являющиеся в форме болезни. Если эти трудности не слишком чрезмерны, то они снабжают его знанием для рефлексии в отношении неадекват­ных форм адаптации эго, и тогда у человека появляется шанс об­рести более подходящие и правильные установки, произвести соответствующие изменения и исправления. Со временем интегра­цию проблемных ситуаций можно рассматривать как инициируе­мую самостью и ведущую к индивидуации. Следовательно, отно­шение психоаналитика к лечению может помочь пациенту прийти к согласию с тем, что невротическое состояние может оказаться и положительным фактором в его жизни. «Не было бы счастья, да несчастье помогло!»

В силу диалектической природы анализа его часто определя­ют как «лечение разговором» или «лечением души». Юнг возражал против такого определения, строго различая аналитическую работу и духовное лечение души, совершаемое священником. С его точки зрения, анализ более близок медицинскому вмешательству с целью раскрыть содержание бессознательного и дать ему возможность интегрироваться в сознание. Здесь он выступал заодно с Фрейдом и всей психоаналитической традицией.

Вместе с тем Юнг считал, что невротические явления имеют внутренний смысл, и принимал телеологическую точку зрения (финальную), считая, что работа аналитика должна служить тем нуждам человека, которые остались незамечен­ными как для врачей, так и для священнослужителей, не допус­кавших возможность спонтанной религиозной функции, действующей в психическом. Весьма важным является подго­товка человека к признанию возможного наличия бессозна­тельного символического смысла в его страданиях.

ЛИБИДО(Libido) — в широком смысле психическая энергия.

Впервые термин «либидо» Юнг употребил в своей работе «Психология раннего слабоумия», написанной в 1907 г. (CW 3; РП). В дальнейшем он анализировал это понятие в ряде статей, большая часть которых собрана в 8-м томе его собрания сочинений (CW 8). В своем представлении о либидо Юнг сознательно дистанцировал­ся от понимания последнего Фрейдом, для которого либидо сохра­няло первостепенное и доминирующее сексуальное значение.

«Я должен допустить, что чисто сексуальная этиология невро­зов оказывается слишком узкой. В такой критике я основываюсь не на каком-либо предрассудке или предубеждении против сексу­альности, но на весьма близком знакомстве с проблемой в целом. Поэтому я предлагаю освободить психоаналитическую теорию от чисто сексуального подхода. Вместо этого я хотел бы внести энер­гетическую точку зрения в психологию неврозов. Все психические явления могут рассматриваться как проявления энергии, подобно тому как все физические явления понимаются как энергетические реализации с того момента, как Роберт Майер открыл закон сохра­нения энергии. Субъективно и психологически эта энергия воспри­нимается и переживается как сильное желание. Я называю ее либидо, используя это слово в его первоначальном смысле, никак не сводимом только к сексуальному значению. Саллюстий исполь­зует его точь-в-точь в том же значении, что и мы, когда говорит: «Они получали больше удовольствия (либидо) в красивом оружии и боевых лошадях, чем в проститутках и пирушках»» (Цит. по: Jung С. G. Selected Writings / Ed. Storr A. N. Y., 1989. P. 56—61; см. также КП, пар. 567 «Психоанализ и невроз»).

«[Либидо] обозначает желание или импульс, которые не под­чиняются никаким авторитетам, морали или чему бы то ни было. Либидо есть потребность организма в самом его естественном состоянии. С генетической точки зрения телесными потребностя­ми, составляющими сущность либидо, являются голод, жажда, сон, секс и эмоциональные состояния или аффекты» (CW 5, par. 194; СТ, пар. 194).

В другом месте Юнг пишет:

«Психическая энергия есть интенсивность психического про­цесса, его психологическая ценность. Ценность в данном случае не представлена в своем качественном выражении, как моральная, эстетическая или интеллектуальная; психологическая ценность всегда имплицируется в своей определяющей (детерминирующей) мощи, выражающей себя в определенных психических эффектах. Я также не представляю либидо как психическую силу, недоразумение, сбившее с пути многих критиков. Я не гипостазирую поня­тие энергии, но использую его, чтобы определить интенсивность и значение. Вопрос о том, существует или нет особая психическая сила, не имеет ничего общего с понятием либидо» (Jung С. G. Dictionary of Analytical Psychology. L., 1983. P. 26—27).

Таким образом, в аналитической психологии либидо рассмат­ривается как психическая энергия, которая направляет и побуж­дает личность к любому виду деятельности. Интерес, внимание, различного рода стимуляция являются разными выражениями либидо. Проявление либидо в отношении какого-либо объекта определяет степень ценности этого объекта для индивида. Либидо может быть сколь угодно трансформируемо или замещаемо, но ни в коем случае не разрушено бесследно. Если либидо, связанное с одним объектом, исчезает, следует ожидать его возникновения где-то еще. Собственно, оно является показателем динамики жиз­ненного процесса, проявляющегося в психической сфере челове­ка. (Рассматривая энергетическую концепцию Юнга в характери­стике психических явлений, небезынтересно отметить сходную позицию по этому вопросу, высказанную в свое время нашим со­отечественником Николаем Гротом. А именно, что понятие психи­ческой энергии так же правомерно в науке, как и понятие физиче­ской энергии, и что психическую энергию можно изменять подобно физической. (См., в частности: Грот Н. Понятие души и психической энергии в психологии // Вопр. философии и психо­логии. 1897. Т. 37—38)

«Либидо непостижимо никак иначе, кроме как в определенной форме, т. е. оно идентично образам фантазии. И мы можем вновь освободить его из бессознательного, лишь поднимая наверх соот­ветствующие ему образы фантазий. Для этого мы даем бессозна­тельному возможность доставить свои фантазии на поверхность» (ПБ, с. 286).

Наряду с убеждением, что психическое представляет саморе­гулирующуюся систему, Юнг связывал либидо с целеполаганием. В общем и целом оно «знает», куда ему следует направляться для обретения психического здоровья.

«Либидо имеет, так сказать, природную склонность, напоминая воду, которая должна иметь перепад, чтобы течь» (CW 5, par. 337; СТ, пар. 337).

Там, где налицо недостаток либидо, как, например, в случае депрессии, последняя направляется вспять, регрессирует для того, чтобы задействовать бессознательные содержания. Цель подобной реверсии — скомпенсировать установки сознания. Малый остаток энергии не позволяет себе быть использованным в сознательно избранном направлении.

«<...> мы не можем произвольно переводить «свободную» энергию на тот или иной рационально выбранный объект. То же самое в общем относится и к тем якобы свободным энергиям, ко­торые мы получаем, с помощью редуктивных, выжигающих средств, разрушая их неподобающие формы <...> Такая энергия в лучшем случае лишь на короткое время может подчиняться управлению. Но по большей части она противится тому, чтобы сколь-нибудь длительный период придерживаться рационально на­вязываемых ей возможностей. Психическая энергия есть реаль­ность прихотливая, которая хочет реализовывать свои собственные условия. Энергии может быть сколько угодно, однако мы не смо­жем использовать ее до тех пор, пока нам не удастся создать для нее надлежащий перепад или градиент» (ПБ, с. 89).

Аналитической задачей в такой ситуации является обнаруже­ние естественного «перепада» личностной энергии.

«Что это, что в данный момент и у данного индивида предста­вляет побуждение жизни? Вот в чем вопрос» (CW 7, par. 488).

ЛИЧНОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ(Personal unconscious; Per-sonlichcs Unbewusstes) — слой или пласт бессознательного, отно­сящийся непосредственно к самой личности в отличие от коллек­тивного бессознательного.

«Личное бессознательное содержит утраченные воспомина­ния, вытесненные (намеренно забытые) тягостные представления, так называемые подпороговые (сублиминальные) восприятия, т. в. чувственные перцепции, которые были недостаточно сильны для того, чтобы достичь сознания, и, наконец, содержания, которые еще не созрели для сознания» (ПБ, с. 105—106).

ЛИЧНОСТЬ(Person; Personlichkeit) — аспекты или ипос­таси души, обитающей в действительном мире; для развиваю­щейся личности существенным является отделение от коллек­тивных ценностей, в частности от унаследованных или уже реализованных персоной.

«Достаточно, например, внимательно понаблюдать за кем-нибудь при различных обстоятельствах, чтобы открыть, как резко меняется его личность при переходе из одной среды в другую, при­чем каждый раз выявляется резко очерченный и явно отличный от прежнего характер <...> В соответствии с социальными условиями и необходимостями социальный характер ориентируется, с одной стороны, на ожиданиях и требованиях деловой среды, с другой стороны — на социальных намерениях и стремлениях самого субъ­екта. Обыкновенно домашний характер слагается, скорее, согласно душевным запросам субъекта и его потребностям в удобстве, поче­му и бывает так, что люди, в общественной жизни чрезвычайно энергичные, смелые, упорные, упрямые и беззастенчивые, дома и в семье оказываются добродушными, мягкими, уступчивыми и сла­быми. Который же характер есть истинный, где же настоящая лич­ность? У такого человека вообще нет настоящего характера, он вообще не индивидуален, а коллективен, т. е. соответствует общим обстоятельствам, отвечает общим ожиданиям. Будь он индивидуа­лен, он имел бы один и тот же характер при всем различии в уста­новке. Он не был бы тождествен с каждой данной установкой и не мог бы, да и не хотел бы препятствовать тому, чтобы его индиви­дуальность выражалась так, а не иначе как в одном, так и в другом состоянии. В действительности он индивидуален, как и всякое существо, но только бессознательно. Своей более или менее пол­ной идентификацией с каждой данной установкой он обманывает по крайней мере других, а часто и самого себя, относительно того, каков его настоящий характер; он надевает маску, о которой он знает, что она соответствует, с одной стороны, его собственным намерениям, с другой — притязаниям и мнениям его среды, при­чем преобладает то один, то другой момент» (ПТ, пар. 697—698).

ЛОГОС(Logos) — принцип логики и структуры, традици­онно ассоциируемый с духом, миром отца и образом Бога; по-гре­чески означает «слово» или «разум»; Гераклит под Логосом представлял универсальный разум, правящий миром, и именно в этом смысле его понимал и использовал Юнг.

«Не существует сознания без различения противоположностей. Именно отцовский принцип, Логос, вечно сражается за высвобожде­ние себя из первичной теплоты и первичной темноты материнской утробы, короче говоря, из бессознательного» (CW 9i, par. 178).

«Под Логосом я имею в виду различение, суждение, прозре­ние, а под Эросом — способность к связи, соединению. Я рассмат­риваю оба понятия в качестве интуитивных идей, которые не могут быть определены точно или исчерпывающе. Это достойно сожаления с научной точки зрения, но с практической сохраняет свою ценность, так как оба понятия очерчивают опытное поле, которое в любом случае трудно определить» (CW 4, pars. 224f; МС, пар. 224).

В своих поздних работах по алхимии Юнг описывает Логос и Эрос как психологические эквиваленты солнечному и лунному сознанию, архетипические идеи, созвучные восточным понятиям Инь и Ян — различным качествам энергии. Юнга никак не смуща­ло то обстоятельство, что Эрос оказывался более «присущ» жен­скому сознанию, а Логос мужскому. Соответственно он наличие Эроса у мужчины объяснял влиянием анимы, а Логоса у женщины воздействием анимуса.

«На сознание в значительной степени влияет лунная анима у мужчины и солнечный анимус у женщины. Даже если мужчина порой и не подозревает о своей одержимости анимой, он имеет в общем и целом, по понятным причинам, более живое впечатле­ние об одержимости анимусом у своей жены, и наоборот» (там же, par. 225).

М_

МАГИЯ(Magic; Magie) — практика вызывания сверхъесте­ственных сил для контроля за естественными явлениями; форма общения со сверхъестественными «надмирными» силами; объяс­нение физических процессов, основывающееся на вере в сверхъ­естественные силы.

Психологически попытка помешать или содействовать бессознательным силам, чтобы использовать, умилостивить или разрушить их и таким путем противодействовать их поражающему могуществу или объединиться с их соперничающими целями. Согласно Юнгу, чем более ограничено поле сознания личности, тем чаще психические содержания проявляются в качестве ква­зивнешних воплощений, либо в форме духов, либо магических сил, спроектированных на живых людей, животных или неодушев­ленные предметы.

Вера в магию предполагает бессознательность как искомое начало, и магические ритуалы в таком случае дают человеку ощущение большей безопасности. Целью магических ритуалов являет­ся установление психического равновесия. Считается, что лицо, способное на проведение магической процедуры (маг, шаман, зна­харь, священник или врач), обладает определенной сверхъестест­венной силой, является архетипической фигурой, соответствую­щей мапа-личиости.

МАНА-ЛИЧНОСТЬ(Mana-personality; Mana-personlich-keiten) — персонифицированный архетипический образ сверхъес­тественной силы.

«Мана-личность является доминантой коллективного бессоз­нательного, хорошо известного архетипа могущественного челове­ка, являющегося в виде героя, лидера, руководителя, колдуна, ма­га, целителя, святого, управителя людей и духов, друга Бога» (CW 7, par. 377; ПБ, с. 300).

Исторически мана-личность реализует себя в герое и бого­подобном бытии, чья земная форма воплощена в священнике. Доколе доктор будет оставаться магом — вот вечные стенания аналитика (там же, par. 389; ПБ, с. 306).

Мана — слово меланезийское, обозначающее колдовские или нуминозные качества у богов или священных объектов. Мана-лич­ность воплощает в себе эту магическую силу. В индивидуальной психологии Юнг использовал ее для описания инфляционного эффекта, ассимилирующего автономные бессознательные содержа­ния, в особенности те, которые ассоциируются с анимой и анимусом.

«Эго присвоило себе нечто такое, что ему и вовсе не принад­лежит. Но принадлежит ли это мана? Если мы действительно име­ем дело с эго, которое завоевало аниму или душу, то тогда мана должна была и в самом деле принадлежать ему, и было бы пра­вильным считать владельца весьма важным. Но почему тогда эта важность мана не возбуждает других, не работает с ними? <...> А не работает потому, что, фактически, никто важным и не стал, а стал идентичным с архетипом, другой бессознательной фигурой. Следовательно, мы должны заключить, что эго никогда и вовсе не владело анимой, поэтому не владело и маной. А все, что проис­ходит, не более чем подделка, новая фальсификация» (там же, par. 380; ПБ, с. 301).

МАНДАЛА(Mandala) — санскритское слово, означающее магический круг; геометрически — фигура, в которой круг заклю­чен е квадрат или квадрат в круг. Мандала обладает более или ме­нее регулярными кратными отношениями, разделена на четыре или кратное четырем число частей; лучи расходятся из центра или на­правлены в центр, что зависит от перспективы.

Юнг интерпретировал мандалу как зримую проекцию психи­ческого, его выражение, и, в частности, представление Самости. В процессе анализа мандалы могут обнаруживаться в сновидениях или различных изображениях (рисунках, пластике, архитектуре). Помимо того, что мандалы выражают стремление к целостности или свидетельствуют о ней на космическом уровне (мандалы тра­диционных религий), они также способны выполнять защитную функцию психологически дезинтегрированных, расщепленных в личностном плане. См. также кватерность и теменос.

МАТЕРИНСКИЙ КОМПЛЕКС(Mother complex; Mutterlich-Komplex) — группа чувственно окрашенных или тонированных идей («комплекс чувств определенного тонуса», по выражению Юнга), связанных с переживанием и образом матери.

Материнский комплекс — это потенциально активный компо­нент любой психики, получающий информацию прежде всего от переживаний личной матери, далее от значащих контактов с други­ми женщинами и коллективными предположениями и допущения­ми. Констелляция материнского комплекса имеет различные эффе­кты (результаты) в зависимости от того, появляется ли он у сына или у дочери.

«Типичными проявлениями у сына является гомосексуаль­ность и донжуанизм, а иногда также и импотенция (хотя здесь так­же играет роль и отцовский комплекс). В гомосексуальности вся гетеросексуальность сына оказывается привязанной к матери в бессознательной форме; в донжуанизме он бессознательно ищет свою мать в каждой встречаемой им женщине» (CW 9i, par. 162).

Материнский комплекс мужчины находится под влия­нием контрсексуального комплекса, а именно анимы. В той степени, в которой мужчина способен установить хорошие отношения со своей внутренней женщиной (вместо того чтобы оказаться одержимым ею), даже негативный материнский комплекс может иметь положительные результаты.

«Его Эрос может быть прекрасно дифференцирован вместо или же в дополнение к гомосексуальности <...> Это дает ему большую способность к дружбе, которая часто создает узы удивительной неж­ности между мужчинами и может даже спасать дружбу между пола­ми из тюрьмы невозможного <...> Аналогично своему негативному аспекту донжуанизм может проявляться и положительно в виде сме­лой и непоколебимой мужественности, амбициозного стремления к высоким целям; в оппозиции ко всевозможной глупости, узколобо­сти, несправедливости и лени; готовности жертвовать ради того, что рассматривается как правое, порой граничащее с героизмом; упорст­во, настойчивость, несгибаемость и твердость воли; любопытство и любознательность, которые не уклоняются от загадок Вселенной; и в конечном итоге, революционный дух, который страждет утвердить новое лицо мира» (там же, par. 164).

У дочери результат материнского комплекса варьирует от сти­муляции женского инстинкта до его подавления. В первом случае, перевес инстинкта делает женщину бессознательной относительно своей собственной личности.

«Преувеличение женской стороны означает интенсификацию всех женских инстинктов, прежде всего материнского инстинкта. Негативный аспект просматривается у женщины, чьей единствен­ной целью является рождение ребенка. У такой женщины муж является прежде всего и в высшей степени лишь инструментом для порождения ребенка, и она рассматривает его просто как объект, за которым необходимо присматривать так же, как необходимо при­сматривать за детьми, как необходимо налаживать отношения, как необходимо присматривать за котами, собаками и домашней утва­рью» (там же, par. 167). «Во втором случае женский инстинкт подав­ляется или полностью стирается. В качестве замены возникает чрезмерно развитый Эрос, и это почти неизменно приводит к бес­сознательному инцестуозному взаимоотношению с отцом. Интен­сифицированный Эрос ставит ненормальный акцент на личность других. Ревность к матери и желание превзойти ее становится главным мотивом последовательно предпринимаемых действий и обязательств» (там же, par. 168).

В другом случае подавление женского инстинкта может при­вести женщину к идентификации (отождествлению) со своей матерью. Она совершенно не осознает свой собственный материнский инстинкт и свой Эрос, который в этом случае является спроектированным на саму мать.

«В качестве суперженщины (непроизвольно обожаемой доче­рью) мать проживает за нее уже заранее все то, что девочка могла бы прожить для самой себя. Она довольствуется тем, что остается верной своей матери безотчетной преданностью и в то же самое время бессознательно стремится почти против собственной воли тиранизировать ее. Естественно, под маской полной лояльности и преданности. Дочь ведет теневое существование, зачастую как бы высасываемая собственной матерью, и она продолжает жизнь своей матери в виде непрерывного переливания крови» (там же, par. 169).

Из-за своей очевидной и видимой «пустоты» женщины такого типа оказываются хорошими крючками для проекций у мужчин (мужских проекций). Оказываясь преданными, жертвенными жена­ми, они часто проектируют свои собственные бессознательные способности, умения, талант на своих мужей. Или по причине сво­ей преданности и жертвенности жены подобного типа часто проек­тируют свои собственные бессознательные достижения и способ­ности на своих собственных мужей.

«И тогда мы имеем сцену абсолютно ничтожного незначи­тельного мужчины, который, казалось бы не имея никакого шанса в жизни, вдруг оказывается воспаряющим на каком-то ковре-самолете к высшим вершинам общественных достижений» (там же, par. 182).

По мнению Юнга, эти три крайних типа связаны вместе мно­жеством промежуточных стадий, самым важным в бытии которых является переполняющее сверхсопротивление матери и всему тому, что она собой знаменует. (Наиболее важным элементом которых является решительное сопротивление матери и всему тому, что она поддерживает.)

«Это самый яркий пример негативного материнского комплек­са. Девизом этого типа является: все что угодно, лишь бы это не напоминало мать <...> Все инстинктивные процессы встречаются с неожиданными трудностями, будь то сексуальность, которая функ­ционирует в соответствующем виде, или дети, которые оказывают­ся нежелательными, или же материнский долг, который оказывает­ся невыносимым, или требования супружеской жизни наталкива­ются на нетерпение и раздражение (или встречают нетерпение и раздражение)» (там же, par. 170).

Такая женщина часто выделяется в активностях Логоса, где ее мать не успешествует. В логической деятельности, в деятельности, где правит Логос. Если же она может преодолеть свою простую реактивную установку по отношению к реальности, то позже в своей жизни она может прийти к более глубокому принятию своей женственности.

«Благодаря своей ясности, объективности и маскулинности женщину этого типа можно часто обнаружить на важных социаль­ных постах, на которых (на высоких ступеньках социальной лест­ницы) ее с трудом раскрывающееся материнское качество, управ­ляемое холодным умом, обнаруживает наиболее благоприятное влияние. Эта редкая комбинация женственности и маскулинного понимания оказывается ценной в области интимных взаимоотно­шений, равно как и в практических вопросах» (там же, par. 186).

В центре любого материнского комплекса находится архетип матери, который означает, что за эмоциональными ассоциациями с личной матерью как у мужчин, так и у женщин существует кол­лективный образ вскармливания и безопасности, с одной стороны, и пожирающего обладания — с другой (негативная мать).

МЕДИТАЦИЯ(Meditation) — техника сфокусированной ин­троспекции; Юнг различал медитацию, практикуемую на Востоке, и традиционные западные религиозные упражнения, и использова­ние ее как инструмента самопонимания, в особенности в осозна­нии проекций.

«Если древнее искусство медитации сегодня вообще практи­куется, то оно практикуется только в религиозных или философ­ских кругах, где сама тема медитации выбирается субъективно медитантом или предписывается инструкцией. Как в экзерцисах Игнатия или в определенных теософских практиках, которые раз­вивались под индийским влиянием. Эти методы являются ценными только для расширения и развития концентрации и консолидации сознания. Но не имеют значения в плане воздействия на интегра­цию личности. Наоборот, их цель защитить сознательное от бессо­знательного и подавить его» (CW 14, par. 708; МС, пар. 708).

«Когда медитация связана с субъективными продуктами бессо­знательного, которые достигаются спонтанно, то она объединяет сознание с содержаниями, которые исходят не из сознательной кау­зальной цепи, а из существенного бессознательного процесса <...> часть бессознательных содержаний оказываются спроектирован­ными, но проекция как таковая не распознается. Медитация или критическая интроспекция и объективное исследование объекта необходимы для того, чтобы установить существование проекций. Если индивид приглядывается к себе или исследует самого себя, то существенно важно, чтобы его проекции им распознавались, потому что они фальсифицируют природу объекта и кроме этого содержат те элементы, которые принадлежат его собственной личности и должны быть интегрированы с ней» (там же, par. 710).

Все основные предположения аналитической психологии основываются на том, что психическое мыслит образами, и бли­жайший этому рациональный эквивалент есть метафора или анало­гия. В этом смысле юнговский метод амплификации подразумевает не просто обеспечение более полного критерия для интерпретации; он является еще и поиском подходящей метафоры. Из метафоры рациональное эго может с большей глубиной приблизиться к пони­манию психического сообщения, а сама психика может переориен­тироваться с помощью обогащенного метафорой образа.

МЕТАФОРА(Metaphor; Metapher) — определение и изуче­ние одного путем обращения к образу другого; используется как сознательный литературный или терапевтический прием и всегда употреблялась сказителями и писателями, чтобы придать извест­ную пикантность таинственному или «выразить невыразимое».

МИР ВООБРАЖАЕМЫЙ(Mundus Imaginalis — лат.) — постюнгианский термин; относится к определенному уровню (или порядку) реальности, расположенному точно посередине между чувственными впечатлениями тела и развитой когнитивностью (или духовностью); может пониматься как местоположение архетипической образности или как взаимодействующее и межсубъект­ное поле образов, благоприятствующее взаимоотношению двух людей, например аналитику и пациенту.

МИР ЕДИНЫЙ(Unus Mundus — лат.) — взгляд на мир, который существенно отличается от причинного объяснения; основание для попыток распознать смысл.

Внимание здесь сосредоточивается, главным образом, на отношениях, существующих между «вещами», а не на самих «вещах», а в последующем на отношениях между отношениями.

Это понятие, или образ, используется Юнгом, чтобы говорить о наличии внутренней связи каждого слоя существования со всеми другими слоями и, в меньшей степени, о существовании трансцен­дентного или сверхъестественного плана для координации отдель­ных частей. К примеру, тело и психическое являются взаимосвя­занными, аналогичной может быть и взаимосвязь между психикой и материей.

МИРОВОЗЗРЕНИЕ(Weltanschauung) — философский взгляд на мир и человека как на единое целостное явление. Юнг довольно часто использовал данный термин в своих работах.

МИСТИЧЕСКОЕ СОУЧАСТИЕ(Participation mystique) — термин, заимствованный из антропологии (Леви-Брюль), обознача­ет исходную психологическую связь с объектами или между людь­ми в результате сильной бессознательной соотнесенности; тождество между субъектом и объектом.

«[Это] особого рода связанность с объектом. Она состоит в том, что субъект не в состоянии ясно отличить себя от объекта, что можно назвать частичным тождеством. Это тождество основа­но на априорном единстве субъекта и объекта. Мистическое соуча­стие есть, конечно, явление, которое лучше всего можно наблю­дать у первобытных людей; однако оно встречается очень часто и у людей культурных, хотя и не в такой же распространенности и интенсивности. По общему правилу, у культурных людей оно име­ет место между отдельными лицами, реже между лицом и вещью. В первом случае это так называемое отношение «перенесения», при котором объекту (обыкновенно) присуще, до известной степе­ни, магическое, т. е. безусловное действие на субъекта. Во втором случае дело сводится или к подобному же действию какой-нибудь вещи, или же к своего рода отождествлению субъекта с вещью или ее идеей» (ПТ, пар. 755).

«Психологическое тождество предполагает свою бессознатель­ность. Оно составляет характерное свойство примитивного уклада души и настоящую основу «мистического соучастия», которая есть не что иное, как пережиток первобытной психологической неотличенности субъекта и объекта, т. е. остаток изначального бессозна­тельного состояния; далее, оно есть свойство, характеризующее духовное состояние раннего детства, и, наконец, оно характеризует и бессознательное у взрослого, культурного человека, которое, поскольку оно не стало содержанием сознания, длительно пребы­вает в состоянии тождества с объектами» (там же, пар. 812).

МИФ(Myth; Mythos) — непроизвольное коллективное утвер­ждение, основанное па бессознательном психическом пережива­нии (опыте).

Современная психология, считал Юнг, должна иметь дело с продуктами бессознательной фантазии, включая мифологические мотивы, служащие заявлениями психики о себе.

«Первобытная ментальность (ум) не изобретает мифы, она их переживает. Мифы — это изначальные открытия, обнаружения пресознательной психики <...> Многие из таких бессознательных процессов могут косвенным образом вспыхивать, появляться в соз­нании, но никогда благодаря сознательному усилию или выбору. Другие возникают спонтанно, так сказать, из неотчетливой или не­демонстрируемой сознательной причины» (CW 9i, par. 261).

Согласно Юнгу, мифы не представляли, а, скорее, были пси­хической жизнью первобытных. Когда такие мотивы неожиданно обнаруживаются в ходе анализа, они передают жизненный смысл. И не просто соответствуют определенным коллективным элемен­там, но сами эти элементы реактивируются в душе сегодняшнего человека. Вывод Юнга был таков: предпосылки мифообразования должны быть представлены в структуре самой психики. Именно здесь Юнг предположил существование коллективного бессознательного или хранилища архетипических структур, опыта и тем.

Мифы представляют собой истории архетипических столкно­вений. Так же, как волшебная сказка аналогична работе личного комплекса, миф оказывается метафорой для действий архетипа как такового. Подобно своим предшественникам, современный человек продолжает оставаться мифотворцем, он вновь и вновь разыгрывает драмы тысячелетней давности, основанные на архети­пических темах, и благодаря своей способности к осознанию может освободиться от их принудительных объятий.

МЛАДЕНЧЕСТВО и ДЕТСТВО(Infancy and childhood; Friihe Kindheit und Kindheit) — идеи Юнга относительно данной темы сконцентрированы вокруг главного вопроса: следует ли рас­сматривать ребенка просто как продолжение психологии его роди­телей и как объект их влияния или же в качестве отличного от них существа, обладающего собственной личностью с внутренним микрокосмом, внутрипсихической организацией? Здесь на первый план выдвигается само напряжение между «реальными» фигурами родителей, с одной стороны, и образами, созданными взаимодейст­вием архетипа и опыта — с другой.

«И хотя важность характера и жизненного опыта родителей для развития ребенка в целом не оспаривается, родители — ко все­му прочему — оказываются «не просто родителями» вообще, но и их и.маго: они являются образами, появляющимися из соединения родительских характерных черт и индивидуальной склонности ребенка» (CW 5, par. 505; СТ, пар. 505).

«Отношения матери — ребенка, несомненно, самые глубо­кие и мучительные из всех нам известных <...> это абсолют­ный опыт рода человеческого, органическая истина <...> Сущест­вует врожденная, экстраординарная интенсивность отношений, которая инстинктивно побуждает ребенка держаться матери» (CW 8, par. 723).

Юнг выделял три аспекта в отношениях ребенка с матерью. Во-первых, в процессе взросления имеет место регрессия по отношению к ней или к ее образу. Во-вторых, отделение от мате­ри — это борьба (см. герой). И, в-третьих, очень важна пища (см. объект-отношения).

В отношении отца Юнг рассматривает следующие темы: отец как противоположность матери — воплощение всех ценностей и свойств; отец как «информирующий дух», представляющий духов­ный принцип, персонифицированный двойник Бого-Отца; отец как модель персоны для сына, как то, из чего сын должен вычленить себя; отец как первый «возлюбленный» и образ анимуса для доче­ри (CW 5, par. 70; СТ, пар. 70).

МОРАЛЬ(Morality; Moral) — термин, используемый в отно­шении индивида или группы и обозначающий условия, при кото­рых осуществляются самоконтроль, уверенность в себе и дисцип­линированное поведение.

«За действиями человека стоит не общественное мнение, не всеобщий моральный кодекс, но сама личность, в отношении кото­рой он до поры до времени остается на бессознательном уровне. Каждый из нас всегда есть еще и то, чем он был прежде, и точно так же он непременно есть уже и то, чем только станет» (CW 11, par. 390; ОИ, с. 302).

Психологически моральная проблема формулируется тогда, когда человек сталкивается с вопросом — кем он может стать, в противовес тому, кем он станет, если устоялись определенные установки, решения приняты и действия поощрены без рефлексии.

Юнг утверждал, что мораль не является изобретением обще­ства, но свойственна самим законам жизни. Именно человек, дей­ствующий со знанием своей собственной моральной ответственно­сти перед самим собой, создает культуру в большей степени, чем все остальные.

В отличие от супер-эго Фрейда, Юнг предполагал, что именно врожденный принцип индивидуальности заставляет каждого чело­века придерживаться моральных взглядов, согласующихся с ним самим. Этот принцип и восстанавливает равновесие между созна­тельными и бессознательными силами.

Любое столкновение с архетипами ставит моральную пробле­му. В частности, сильные авторитарные требования выдвигает архетип самости. Здесь Юнг подчеркивает, что можно сознатель­но сказать «нет» власти самости, хотя возможен и союз с ней. Но пытаться игнорировать или отвергать самость аморально, посколь­ку это отрицает уникальный потенциал человеческого существова­ния. Именно конфликт противоположностей ставит перед лично­стью моральную проблему.

МЫШЛЕНИЕ(Thinking; Denken) — умственный процесс интерпретации того, что воспринято.

В типологической модели Юнга мышление представляет одну из четырех базовых функций, используемых для психологической ориентации. Как и чувство, относится к разряду рациональных функций. Если мышление является ведущей функцией, то чувство автоматически становится функцией подчиненной.

«Мышление должно тщательно исключать чувство, если толь­ко оно желает быть настоящим, верным своему принципу мышле­нием. Это, конечно, не исключает существование индивидов, у ко­торых мышление и чувство стоят на одинаковой высоте, причем и то, и другое имеет одинаковую сознательную силу мотивации. Но в таком случае речь идет не о дифференцированном типе, а о срав­нительно неразвитых мышлении и чувстве. Равномерная созна­тельность и бессознательность функций есть, следовательно, при­знак примитивного состояния духа» (ПТ, пар. 667).

«Это [мышление] есть апперцептивная деятельность, как таковая, она делится на активную и пассивную мыслительную дея­тельность; активное мышление есть волевое действие, пассивное мышление лишь свершается — оно есть случившийся факт. В пер­вом случае я подвергаю содержание представлений волевому акту суждения, во втором случае образуются понятийные связи, форми­руются суждения, которые подчас могут и противоречить моему намерению, могут и не соответствовать моей цели и поэтому не вызывать во мне чувства направления, хотя впоследствии я и могу, с помощью активного, апперцептивного акта, дойти до признания их направленности <...> О мышлении же следовало бы говорить, по моему мнению, лишь там, где дело идет о связывании представ­лений при помощи понятий, где, следовательно, иными словами, имеет место акт суждения, безразлично, возникает ли этот акт суждения из нашего намерения, или нет» (ПТ, пар. 757 — 58).

Н_

НАПРАВЛЕННОЕ И ФАНТАЗИРУЮЩЕЕ МЫШЛЕНИЕ(Directed and fantasy thinking; Gerichtetes und Phantasiedenken) — понятия, введенные Юнгом для описания разнообразных форм ум­ственной деятельности и различных способов, с помощью которых психическое выражает самое себя.

«Особенно напряженный ход мыслей протекает более или ме­нее в словесной форме, т. е. так, как если бы хотелось его выска­зать, преподать или убедить кого-либо в его правильности. Такой ход мыслей явно обращен вовне. В этом смысле для нас логичес­кое мышление, протекающее в известном направлении, является действительным мышлением, т. е. мышлением, приспособленным к действительности <...> Мы называем такое мышление также мышлением с направленной внимательностью. Оно обладает той особенностью, что вызывает утомление, почему может быть при­водимо к функционированию лишь по временам <...> есть приспо­собление к окружающему; частью этого приспособления является определенно-направленное мышление, которое, выражаясь биоло­гически, представляет собой не что иное, как процесс душевной ассимиляции» (ЛМС, с. 26).

Направленное мышление подразумевает сознательное использование языка и идей. Оно основывается и конструируется со ссылкой на реальность.

Фантазирующее мышление, с другой стороны, использует образы в самостоятельной или тематической форме, эмоции и интуицию.

«Почти ежедневно мы переживаем при засыпании вплетание наших фантазий в сновидения, так что между сонной мечтой во время дня и во время ночи разница не слишком велика. Мы имеем, стало быть, две формы мышления: определенно-направленное мышление и мечтание или фантазирование. Первое работает в целях общения при помощи элементов речи и является трудным и изнурительным; последнее, напротив, работает без труда, спон­танно, — воспоминаниями. [Оно] отвращается от действитель­ности, высвобождает субъективные желания и оказывается совер­шенно непродуктивным, когда дело идет о приспособлении «(ЛМС, с. 33).

Подобное мышление можно назвать метафорическим, симво­лическим, образным. Юнг указывал на то, что фантазирующее мышление может быть осознанным, но обычно оно в своем тече­нии бессознательное. Направленное и фантазирующее мышление можно сравнить соответственно с первичными и вторичными про­цессами в классическом психоанализе. Типичным выражением фантазирующего мышления являются сновидения и мифология.

НАРЦИССИЗМ(Narcissism; Narzissmus) — психоаналитиче­ский термин, означающий, в узкоклиническом смысле, сексуаль­ную перверзию, при которой предпочитаемым субъектом объектом выступает его же собственное тело; в более широком значении — любое проявление любви к себе.

Юнг допускал употребление этого термина в психопатологии, но при этом ограничивал его тем, что называл «мастурбаторной са­мовлюбленностью» (CW , par. 204). В противном случае Нарцис­сом оказывался «всякий человек, преследующий свою собствен­ную цель» (СС, пар. 102; см. также КСП; с. 93).

НЕВРОЗ(Neurosis; Neurose) — психологический кризис, обу­словленный состоянием разобщения с самим собой, или, более формально, умеренная диссоциация личности, обусловленная ак­тивизацией комплексов.

«Любая несовместимость в характере может стать причиной диссоциации, и слишком большое расщепление между мышле­нием и чувствующей функцией, например, уже можно считать слабым (незначительным) неврозом. Когда вы не вполне едины сами с собой, то вы приближаетесь к невротическому состоянию» (CW 18, par. 383).

«Любой невроз характеризуется диссоциацией и конфликтом, содержит комплексы и демонстрирует следы регрессии и пониже­ние ментального уровня» (CW П, par. 204; КДД, с. 128).

По мнению Юнга, невротический приступ, или взрыв, вспышка, целенаправлен, является благоприятной возможностью осознать, кто же вы есть на самом деле в противоположность тому, кто мы думаем, мы есть. Путем проработки симптомов, которые неизменно сопровождают невроз — беспокойство, страх, депрес­сия, вина и отдельный конфликт — мы все более осознаем свои личностные границы и обнаруживаем свою подлинную силу.

При любом нарушении в деятельности сознания энергия рег­рессирует и бессознательные содержания активизируются в попыт­ке скомпенсировать возникшие неполадки, преодолевая тем самым и очевидную односторонность сознания.

«Неврозы, как и любые болезни, являются симптомами плохо­го приспособления. Как следствие появления какого-либо препятст­вия или мешающего воздействия — конституциональной слабости или дефекта, неправильного образования, воспитания, печального опыта, неадекватной установки и т. д. — человек избегает трудно­стей, которые приносит ему жизнь, стремясь, таким образом, обрат­но в инфантильный мир, мир детства. Бессознательное компенсиру­ет эту регрессию, продуцируя символы, которые, будучи поняты объективно, т. е. путем сравнительного их изучения, реактивируют общие идеи, которые лежат в основе всех таких естественных сис­тем мысли. Таким путем и происходит изменение установки, кото­рая связывает диссоциацию между человеком таким, каков он есть, и человеком, каким он должен быть» (CW 13, par. 473).

Юнг называл свою установку в отношении невроза энер­гетической или финальной, так как она базируется прежде всего на потенциальной энергетической последовательности или прогрессии, нежели на каузальной или механистической причине, приводящей к регрессии. Эти два взгляда нельзя считать несовместимыми, скорее они взаимодополнительны. Механистиче­ский подход обращен к прошлому в поисках причин психического дискомфорта в настоящем; Юнг же фокусируется на настоящем, обращаясь взглядом к будущим возможностям.

«Я больше не ищу причины невроза в прошлом, но пытаюсь отыскать ее в настоящем. Я спрашиваю, в чем заключается необ­ходимая задача, которую пациенту не удалось завершить» (CW 4, par. 570).

«В психических расстройствах в любом случае недостаточно просто привести предполагаемые или реальные причины к соз­нанию. Лечение включает в себя интеграцию содержаний, кото­рые оказались разобщенными, диссоциированными от сознания» (CW 13, par. 464).

Юнг не оспаривал фрейдовскую теорию относительно эдиповых фиксаций, которые могут проявляться как невроз в более позд­нее время (этапы жизни). Он признавал, что определенные перио­ды жизни, и в частности или в особенности раннее детство, мла­денчество, часто имеют постоянное определяющее влияние на лич­ность. Но он также полагал, что такое объяснение выглядит явно недостаточным для тех случаев, в которых нет следа невроза до момента срыва.

«<...> сексуальная теория невроза, выдвинутая Фрейдом, бази­руется на истинном и фактическом принципе. Однако ошибка ее состоит в односторонности и ограниченности исключительно этим принципом, а кроме того, она совершает неосторожность, стремясь схватить неуловимый Эрос с помощью своей грубой сексуальной терминологии. Фрейд и в этом отношении является типичным представителем именно материалистической эпохи, которая надея­лась когда-нибудь разрешить загадку мироздания в пробирке. Фрейд и сам в более пожилом возрасте признал, что его теория страдает неуравновешенностью, и противопоставил Эросу, кото­рый он обозначил как либидо, инстинкт разрушения или соответст­венно смерти» (ПБ, с. 58).

«Если сама фиксация была в самом деле реальной (т. е. перви­чная причина), то мы можем ожидать обнаружить действие ее вли­яния постоянным; другими словами, невроз длится на протяжении всей жизни, но очевидно, что это не тот случай. Психологическая детерминация невроза является только частично обусловленной реальной инфантильной предиспозицией (реальным инфантиль­ным предрасположением). Но также она должна быть обусловлена и некоторой причиной в настоящем. И если мы внимательно посмотрим на сам вид инфантильной фантазии и тот случай, с ко­торым связано само невротическое проявление, то нам придется согласиться, что в них не существует ничего, что было бы специ­фически невротично. Нормальные индивиды имеют весьма много тех же самых внутренних и внешних переживаний и могут с поразительной степенью быть привязаны к ним, но без развития нев­роза» (CW 4. par. 564; КП. пар. 564).

Но что же тогда определяет, почему один человек становится невротичным, в то время как другой в сходных обстоятельствах им не становится? Ответ Юнга таков, что индивидуальное психичес­кое знает как свои границы, так и свой потенциал. Ведь срыв наступает тогда, когда первые не развиваются или же если послед­ние не осознаются. Тогда само психическое действует так, что кор­ректирует саму ситуацию.

«Целым слоям населения и в голову не приходит — несмотря на их явную бессознательность — становиться невротиками. Те немногие, которые отмечены такой судьбой, и есть, собственно, «высшие люди», по каким-либо причинам, однако, слишком задержавшиеся на первобытной ступени. Их природа не смогла в течение длительного срока пребывать в неестественной для них тупости. Вследствие узости своего сознания и ограниченности сво­его существования и жизни они сэкономили энергию, которая бес­сознательно постепенно скопилась и, наконец, взорвалась в форме более или менее острого невроза. За этим простым механизмом вовсе не обязательно скрываться какому-то «плану». Для объясне­ния за глаза хватило бы вполне понятного порыва к самоосуществ­лению. Можно было бы говорить и о запоздалом созревании лич­ности» (ПБ, с. 248—249).

Точка зрения Юнга на невроз отличается радикально от клас­сического редуктивного подхода, но она не меняет ничего сущест­венно из того, что происходит в анализе. Активированные фанта­зии в любом случае должны быть выведены на общее рассмотре­ние, потому что энергия, необходимая для жизни, привязана к ним. Объект, однако, не обнаруживает предполагаемую корневую при­чину невроза, но устанавливает связь между сознанием и бессозна­тельным, которое результируется в возобновленной последовательности (прогрессии) энергии.

НЕГАТИВНАЯ ИНФЛЯЦИЯ(Negative inflation; negativ Inflation) — не имеющее никаких реальных оснований низкое мне­ние о самом себе, возникающее вследствие отождествления с нега­тивной стороной тени.

«Всякий раз, когда возникает ощущение моральной неполно­ценности, оно обозначает не только потребность в ассимиляции бессознательного компонента, но также в самой возможности та­кой ассимиляции» (CW 7, par. 218; ПБ, с. 190).

НИГРЕДО(Nigredo — лат.) — алхимический термин, в пси­хологии соответствует умственной дезориентации, возникающей обычно в процессе ассимиляции бессознательных содержаний, в частности различных аспектов тени.

«Интерес к знанию о себе — это захватывающее приключе­ние, которое с присущей ему неожиданностью тащит нас все даль­ше и глубже. Даже не вполне исчерпывающее знание тени может вызвать серьезное замешательство и помрачение ума, поскольку ведет к таким личностным проблемам, о которых человек прежде и вовсе не догадывался. Уже по одной этой причине можно понять, почему алхимики называли нигредо меланхолией, «черной, чернее, чем черное» ночью, душевным бедствием, частичным затемнением сознания и т. д., или более многозначительно «черным вороном». Для нас ворон кажется всего лишь забавной аллегорией, но для средневекового адепта это была <...> хорошо известная аллегория дьявола» (CW 14, par. 741; МС, пар. 741).

Черный образный мир в алхимии называется нигредо, его металл — свинец. Это мир, в котором темно, мрачно, жутко, страшно, отвратительно, уныло, тоскливо. Погружаясь в него, мы оказываемся на самом дне, в преисподней, лишеные своего «Я» и брошенные на произвол судьбы.

Алхимики считали, что нигредо составляет начальную стадию любого процесса, в котором происходит трансформа­ция, превращение форм. Сначала все должно основательно пере­гнить, как компост, распасться на разрозненные частицы — исходный материал для свободного творчества созидательной силы. По мнению алхимиков, вначале все имеет привкус горечи и гнили. Всякий процесс превращения сначала ведет к распаду или начинается с него.

В нигредо человеку кажется, что на его глазах мир развалива­ется на части, особенно болезненно он переживает кажущуюся нескончаемость нигредо. Будущее видится смутным и беспросвет­ным, без надежды на избавление от пустоты и одиночества. Жиз­ненный ритм сбивается, сознание опустошается. В бездонной про­пасти нигредо единственной реальностью для человека становится смерть (Р. Боснак. В мире сновидений. М., 1991, с. 51—52).

НОЧНОЕ ПЛАВАНИЕ ПО МОРЮ(Night sea journey; Nachtmeerschwiemmen) — архетипический мотив в мифологии, психологически связанный с депрессией и утратой энергии, харак­теризующей невроз.

«Ночное плавание по морю это своего рода спуск в ад descen-sus ad inferos — спуск в Гадес (Ад) и путешествие по земле духов где-то за пределами этого мира, за пределами сознания, следова­тельно, погружение в бессознательное» (CW 16, par. 455; ЮПП, пар. 455).

Мифологически мотив ночного плавания по морю обычно связан с проглатыванием драконом или морским чудовищем. Он также представлен помещением в тюрьму или распятием, расчле­нением или похищением, опыт, который традиционно испытывали на себе солнечные боги и герои: Гильгамеш, Озирис, Христос, Данте, Одиссей, Эней. На языке мистики это темная ночь души.

Юнг интерпретировал подобные легенды символически, как иллюстрации регрессивного движения энергии во вспышке или приступе невроза и их потенциальной прогрессии.

«Герой — символический представитель движения либидо. Вход в дракона представляет регрессивное направление, а путеше­ствие на Восток («ночное плавание по морю») со всеми сопровож­дающими его событиями символизирует усилия приспособиться к условиям психического внутреннего мира. Полное заглатывание и исчезновение героя в чреве дракона представляет полное смеще­ние (уход) интереса и уход его из внешнего мира. Победа над чу­довищем изнутри является достижением адаптации, приспособле­ния к условиям внутреннего мира, и появление («выскальзывание наружу») героя из чрева чудовища с помощью птицы, которая как бы случайным образом появляется в момент восхода солнца, сим­волизирует новое наступление прогрессии» (CW 8, par. 68).

Все мифы о ночном плавании по морю возникли из наблюде­ний над поведением солнца, которое в лирической образной трак­товке у Юнга «плывет по морю, подобно бессмертному богу, каж­дый вечер погружающемуся в материнские воды и возрождающе­муся заново утром» (CW 5, par. 306; СТ, пар. 306). Солнечный закат подобен потере энергии в депрессии и является необходимой пре­людией к возрождению. Очищенное в исцеляющих водах (бессознательное) солнце – читай, эго сознания солнце — читай, эго сознания, — оживает вновь.

НУМИНОЗНЫЙ(Numinous) — термин, относимый к лю­дям, предметам или ситуациям, имеющим глубокий эмоциональ­ный резонанс; психологически это понятие связывается с пережи­ванием самости.

Слово «нуминозный», как и «нуминозность», происходит от латинского numinosum, относимого к динамическому фактору или силе, или эффекту, независимым от сознательной воли.

«<...> numinosum — то есть динамическое существование или действие, вызванное непроизвольным актом воли <...> Оно охва­тывает человека и ставит его под свой контроль; он тут всегда ско­рее жертва, нежели творец нуминозного. Какой бы ни была его причина, нуминозное выступает как независимое от воли субъекта условие. И религиозные учения, и consensus gentium всегда и повсюду объясняли это условие внешней индивиду причиной. Нуминозное — это либо качество видимого объекта, либо невиди­мое присутствие чего-то, вызывающее особого рода изменение сознания» (АС, с. 133).

О_

ОБРАЗ(Image; Bild) — контекст, в который заключен символ, как личный, так и коллективный.

«Когда я говорю об образе, то разумею при этом не психичес­кое отображение внешнего объекта, а такое созерцаемое, которое в поэтике именуется образом фантазии. Такой образ лишь косвенно связан с восприятием внешнего объекта — он покоится, скорее, на бессознательной деятельности фантазии и, будучи ее плодом, он является сознанию более или менее внезапно, как бы вроде видения или галлюцинации, не имея, однако, их патологиче­ского характера, т. е. не входя в клиническую картину болезни. Образ имеет психологический характер фантастических представ­лений и никогда не имеет того якобы реального характера, кото­рый присущ галлюцинации, т. е. он никогда не становится на место действительности и всегда отличается, в качестве «внутреннего об­раза», от чувственной действительности. По общему правилу, он лишен также всякой проекции в пространство, хотя в исключи­тельных случаях он и может появиться до известной степени извне. Случаи такого рода следует называть архаическими, если только они не являются прежде всего патологическими, что, однако, отнюдь, не отменяет их архаического характера. На примитив­ной ступени, т. е. в душевном укладе первобытного человека, внут­ренний образ легко переносится в пространство, как видение или слуховая галлюцинация, не получая от этого патологического значения.

Хотя по общему правилу образ не имеет значения действи­тельного реального явления, однако для душевных переживаний он все же, при известных обстоятельствах, может иметь гораздо большее значение, т. е. ему может быть присуща огромная психо­логическая ценность, слагающая такую внутреннюю «действитель­ность», которая, при известных условиях, перевешивает психологическое значение «внешней» действительности. В таком случае индивид ориентируется не на приспособление к действи­тельности, а на приспособление к внутреннему требованию. Внут­ренний образ есть сложная величина, слагающаяся из самых разно­родных материалов самого разнообразного происхождения. Однако это не конгломерат, но внутренне целостный продукт, име­ющий свой собственный, самостоятельный смысл. Образ есть кон­центрированное выражение общего психического состояния, а не только и не преимущественно — бессознательных содержаний как таковых. Правда, он есть выражение бессознательных содержаний, однако не всех содержаний вообще, а только сопоставленных в данный момент. Это сопоставление (констеллирование) возникает, с одной стороны, в результате самодеятельности бессознательного, с другой стороны, в зависимости от состояния сознания в данный момент, причем это состояние сознания всегда пробуждает и активность относящихся сюда сублиминальных материалов и пре­секает те, которые сюда не относятся. Согласно этому, образ явля­ется выражением как бессознательной, так и сознательной психи­ческой ситуации данного момента. Поэтому толкование его смыс­ла не может исходить ни от одного сознания только, ни от одного бессознательного, но лишь от взаимоотношения того и другого.

Когда образу присущ архаический характер, я называю его изначальным или исконным. Об архаическом характере я говорю тогда, когда образ обнаруживает заметное совпадение с извест­ными мифологическими мотивами. Тогда образ является, с одной стороны, преимущественным выражением коллективно-бессозна­тельных материалов (см. коллективное}, с другой стороны — показателем того, что состояние сознания данного момента под­вержено не столько личному, сколько коллективному влиянию. Личный образ не имеет ни архаического характера, ни коллектив­ного значения, но выражает лично-бессознательные содержания и лично-обусловлснное состояние сознания. Изначальный образ (исконный), названный мной в другом месте архетипом, всегда коллективен, т. е. он одинаково присущ, по крайней мере, целым народам или эпохам. Вероятно, главнейшие мифологические моти­вы общи всем расам и всем временам; так, мне удалось вскрыть целый ряд мотивов греческой мифологии в сновидениях и фанта­зиях душевнобольных чистокровных негров.

Изначальный образ есть осадок в памяти — энграмма (Semon) — образовавшийся путем уплотнения бесчисленных сход­ных между собой процессов. Это есть, прежде всего и с самого начала, осадок, и тем самым это есть типическая основная форма известного, всегда возвращающегося душевного переживания. Поэтому в качестве мифологического мотива изначальный образ всегда является действенным и всегда снова возникающим выра­жением, которое или пробуждает данное душевное переживание, или же соответствующим образом формулирует его. Возможно, что изначальный образ есть психическое выражение для опреде­ленного физиологически-анатомического предрасположения. Если встать на ту точку зрения, что определенная анатомическая струк­тура возникла под воздействием условий окружающей среды на живое вещество, то изначальный (исконный) образ в его устойчи­вом и общераспространенном проявлении будет соответствовать столь же всеобщему и устойчивому внешнему воздействию, кото­рое именно поэтому должно иметь характер естественного закона.

Таким образом, можно было бы установить отношение мифа к природе (например, отношение солнечных мифов к ежедневному восходу и заходу солнца или к столь же бросающейся в глаза сме­не времен года). Но в таком случае остался бы открытым вопрос, почему же тогда солнце и его кажущиеся изменения не являются прямо и неприкрыто содержанием мифа? Однако тот факт, что солнце или луна, или метеорологические процессы облекаются по крайней мере в аллегорическую форму, указывает нам на самосто­ятельное участие психики в этой работе, причем в данном случае психика уже отнюдь не может считаться лишь продуктом или отражением условий окружающей среды. Иначе откуда же она вообще взяла бы свою способность самостоятельной точки зрения вне всяких чувственных восприятий? Откуда взялась бы вообще ее способность давать нечто большее или иное, чем подтверждение чувственных показаний? Поэтому мы неизбежно должны при­знать, что данная мозговая структура обязана тому, что она есть, не только воздействию условий окружающей среды, но настолько же и своеобразным и самостоятельным свойствам живого веще­ства, т. е. закону, данному вместе с жизнью. Поэтому данные свой­ства организма являются, с одной стороны, продуктом внешних условий, а с другой — продуктом назначений, внутренне прису­щих живому. Согласно этому и изначальный образ, с одной стороны, должен быть несомненно отнесен к известным, чувственно воспринимаемым, всегда возобновляющимся и потому всегда дей­ственным процессам природы, а с другой стороны, столь же несом­ненно он должен быть отнесен к известным внутренним предрас­положениям духовной жизни и жизни вообще. Свету организм противопоставляет новое образование, глаз, а процессам природы дух противопоставляет символический образ, воспринимающий процесс природы точно так же, как глаз воспринимает свет. И подобно тому, как глаз есть свидетельство о своеобразной и само­стоятельной творческой деятельности живого вещества, так и изна­чальный образ является выражением собственной и безусловной творческой силы духа.

Итак, изначальный образ есть объединяющее выражение жи­вого процесса. Он вносит упорядочивающий и связующий смысл в чувственные и внутренние духовные восприятия, являющиеся вначале вне порядка и связи, и этим освобождает психическую энергию от прикрепленности ее к голым и непонятным восприяти­ям. Но в то же время он прикрепляет энергии, освобожденные через восприятие раздражений, к определенному смыслу, который и направляет деяния на путь, соответствующий данному смыслу. Наконец, изначальный образ высвобождает никуда неприложимую, скопившуюся энергию, указывая духу на природу и претво­ряя простое естественное влечение в духовные формы. Изначаль­ный образ есть ступень, предшествующая идее, это почва ее зарож­дения. Из нее разум развивает через выделение конкретности, необходимо присущее изначальному образу, некое понятие, имен­но идею, причем это понятие отличается от всех других понятий тем, что оно не дастся в опыте, но открывается как нечто, лежащее даже в основе всякою опыта. Такое свое свойство идея получает от изначального образа, который, являясь выражением специфи­ческой структуры мозга, придает и всякому опыту определенную форму» (ПТ, пар. 761—768).

С каузальной, теоретической или научной точек зрения образ выступает как предположительно объективная данность, по своей же природе он до крайности субъективен. Поскольку образ является вместилищем (контейнером) противополож­ностей, в отличие от символа, посредника противополож­ностей, то он содержит не одну из сторон, но непременно обе. Скажем, образ анимы, являющийся одновременно и внутренним, и внешним опытом.

ОБРАЗ БОГА.см. Бого-Образ.

ОБХОЖДЕНИЕ(Circumambulation; Zirkumambulation), циркумамбуляция — термин, используемый для описания того или иного образа путем рассмотрения его с различных точек зрения. Обхождение отличается от свободной ассоциации тем, что оно не линейное, а круговое. Там, где свободная ассоциация уводит в сто­рону от первоначального образа, обхождение остается тесно с ним связанным.

Психологически обхождение представляется как сосредоточе­ние на этом центральном образе, воспринимаемом в качестве цент­ра круга. В качестве примера обхождения, свидетельствующего о бессознательных процессах, можно рассматривать сновидение.

ОБЩЕСТВО(Society; Gesellschaft). В отличие от коллек­тивного, которое Юнг рассматривал в качестве хранилища психи­ческого потенциала человека, понятие «общество» предполагает наличие: цивилизующего влияния, результата взаимодействия между отдельными личностями и человечеством как целым, и раз­вития, оказывающегося возможным путем осознания. Юнг утвер­ждает, что коллективная психика пребывает в тех же соотноше­ниях с психикой индивидуальной, в каких общество соотносится с личностью.

ОБЪЕКТИВАЦИЯ(Objectivation; Objektivation) — процесс отделения эго как от личности другого человека, так и от содержа­ний бессознательного.

«Ее целью [объективации] является отделение сознания от объекта настолько, чтобы индивид больше не помещал гарантию своего счастья, а иногда и жизни в неких внешних посредников, будь то люди, идеи, обстоятельства. Чтобы он пришел к осозна­нию, что все зависит от того, владеет ли он сокровищем или не владеет. Если он чувствует, что сокровище в его руках, тогда центр тяжести находится в самом индивиде, а не в объекте, от которого он зависит» (АП, с. 120).

Юнг указывает, что традиционно это «сокровище» проектиро­валось на священные фигуры, но что сейчас многие индивиды боль­ше не находят удовлетворения в подобных историко-религиозных символах. Таким требуется индивидуальный способ «обретения формы» для личностных комплексов и архетипических образов.

«Так как, в конечном итоге, они призваны найти эту форму, то и жизнь их течет весьма специфическим образом, иначе индивид оказывается оторванным от самой основы психического бытия и неизбежно становится невротиком, дезориентируется и конфликту­ет с самим собой. Но если он способен объективировать безлично­стные образы и соотноситься с ними, тогда он соприкасается с той жизненно важной психологической функцией, которая с момента пробуждения человеческого сознания находилась под попечением религии» (там же, с. 121).

ОБЪЕКТИВНАЯ ПСИХИКА(Objective Psyche; Objektiv Psyche) — понятие, употребляемое:

1) для обозначения объективного существования психики как источника знания, понимания и воображения;

2) чтобы показать, что определенные психические содер­жания имеют преимущественно объективную, нежели личную или субъективную, природу. В этом отношении приравнивается к коллективному бессознательному.

«Дело в том, что мы должны различать личное бессознатель­ное и не или сверхличное бессознательное. Последнее мы обознача­ем также как коллективное бессознательное именно потому, что оно отделено от личного и является абсолютно всеобщим, и пото­му, что его содержания могут быть найдены повсюду, чего как раз нельзя сказать о личностных содержаниях» (ПБ, с. 105).

«Архетип <...> есть динамический образ, часть объективной психики, которую понимают правильно лишь тогда, когда пережи­вают ее в качестве равного партнера» (там же, с. 160).

Хотя объективная психика означает одну и ту же психичес­кую предпосылку для всех людей, она все же должна индивидуироваться, потому что у нее нет другого выбора, кроме выражения себя через отдельного индивида (КДД, с. 200).

ОБЪЕКТИВНЫЙ УРОВЕНЬ(Objective level; objectiv stand Niveau) — способ понимания значения образов в сновидениях и фантазиях путем соотнесения их с реальными людьми или ситуа­циями во внешнем мире.

«<...> противополагается субъективному уровню, при котором лица или обстоятельства, появляющиеся в сновидении, относятся исключительно к субъективным величинам. Понимание сновиде­ния у Фрейда движется почти исключительно на объективном уровне, поскольку желания в снах истолковываются как относящиеся к реальным объектам или к сексуальным процессам, принадле­жащим к физиологической, следовательно, вне-психологической сфере» (ПТ, пар. 773).

Хотя Юнг и был в числе первых, кто прибег к истолкованию снов на субъективном уровне, на котором символическое значение является первостепенным, он также признавал и ценность объек­тивного подхода.

«Прояснение как истолкование на субъективном уровне может оказаться совершенно бесполезным делом, когда жизненно важным моментом во взаимоотношении является содержимое и причина самого конфликта [на задней стороне сна]. Здесь персо­наж сновидения должен быть привязан к реальному объекту. В ка­честве критерия всегда может выступать сознательный материал» (CW8, par. 515).

ОБЪЕКТ-ОТНОШЕНИЯ(Object relations; Objektbezie-hungen, Objektbezichungstheorie) — разработанная в психоанализе теория понимания психической деятельности на основе отноше­ния человека к «объектам» (как к неким сущностям, которые привлекают внимание и/или удовлетворяют потребность), а не к «вещам».

Сам Юнг этим термином не пользовался, но его последовате­ли считают, что его подход имплицитно включает в себя ряд поло­жений теории объект-отношений.

ОДЕРЖИМОСТЬ(Posession; Besessenheit) — понятие, ис­пользуемое для описания идентификации сознания с бессознатель­ным содержанием или комплексом; наиболее распространенные формы одержимости — одержимость тенью, комплексами проти­воположного пола, анимой и анимусом.

«Человек, который одержим тенью, всегда пребывает в собст­венном свете и попадает в собственные ловушки. Везде, где это только возможно, он предпочитает производить неблагоприятное впечатление на других. Удача не сопутствует ему, поскольку он живет ниже своих возможностей, и лучшее из того, что он дости­гает, ему не подходит. В отсутствие социальной лестницы, по которой он мог бы подняться, такой человек изобретает ее для себя сам и верит в полезность проделанного. Одержимость анимой или анимусом являет иную картину. Прежде всего, подобная трансформация личности дает преимущество чертам, характерным для про­тивоположного пола; в мужчине это женские качества, а в женщи­не — мужские. В состоянии одержимости обе фигуры теряют свой шарм и свои ценности; они сохраняют их только тогда, когда обра­щены не к внешнему миру, а вовнутрь, находясь в интровертном состоянии, когда они служат мостами в бессознательное. Обращен­ная к миру анима оказывается непостоянной, капризной, мрачной, бесконтрольной и чисто эмоциональной; иногда она наделена демонической интуицией, а в остальном беспощадна, хитра, невер­на, злобна, двулика и скрытна. Анимус в подобном положении упрям, цепляется за принципы и формальный закон, догматичен, стремится к преобразованию мира, теоретизированию, спорам и господству. Оба схожи своим дурным вкусом: анима окружает себя низкими людьми, а анимус идет на поводу у второсортного мышления» (CW 9i, pars. 222f).

ОРИЕНТИРОВАНИЕ(Orientation; Orientierung) — понятие, используемое для обозначения общего принципа управления лич­ностной установкой или точкой зрения.

Психологическое ориентирование определяет, как человек ви­дит, понимает и интерпретирует реальность. В юнговской типоло­гической модели мыслительная установка ориентирована законами логики; установка на ощущение ориентирована непосредственным восприятием конкретных фактов; интуиция ориентирует себя буду­щими возможностями, а чувство управляется ценностями субъек­тивного порядка. Каждая из вышеназванных установок может дей­ствовать экстравертным или интровертным образом.

«Для полной ориентации все четыре функции — мышление, чувство, ощущение, интуиция — должны сотрудничать на равных; мышление облегчает познание и суждение, чувство говорит нам, в какой степени и как та или иная вещь является для нас важной или не является таковой, ощущение должно передавать нам с по­мощью зрения, слуха, вкуса и т. д. сведения о конкретной реально­сти, а интуиция позволяет нам угадывать скрытые возможности в подоплеке происходящего, поскольку эти возможности также принадлежат целостной картине данной ситуации» (ПТ, пар. 900).

ОСВОБОЖДЕНИЕот напряжения. См. абреакция.

ОСЬ «ЭГО-САМОСТЬ»(Ego-Self axis; Ich-Selbst — Achse) — результат реализуемой способности эго переживать свою связь с Самостью. Эго в этом случае получает более укорененное ощущение своей связи с самой сердцевиной психического. Разви­тое эго может наивно полагать себя единственным центром психи­ческого, но если такое же переживание происходит у слабого или неразвитого эго, то последнее может быть ассимилировано Само­стью, что проявляется в виде психической инфляции и утраты ясной точки зрения в сознании или — в наихудшем случае — временного психоза. Часто переживание «быть Богом» при приеме психоделических препаратов, таких как ЛСД и псилоцибин, есть переживание наркотизированным эго своей архетипической сердцевины в Самости, но без достаточной укорененности в реальности, позволяющей установить устойчивую ось эго — Самость.

Юнг считал, что и эго, и Самость нуждаются друг в друге: без аналитической силы эго и его способности облегчать независимое существование, отделенное от инфантильной и других зависимо­стей, Самость лишается присутствия в повседневном мире. С по­мощью эго ценностные тенденции Самости, благоприятствующие жизни на большей глубине и с более высоким уровнем интеграции, становятся доступными человеку.

Словосочетание «ось эго-самость» было введено современ­ным аналитическим психологом Э. Эдингером в 1972 году.

ОТРЕАГИРОВАНИЕ(Acting out; Agieren) — психоаналити­ческий термин, суть которого заключается в замене мысли дейст­вием в ситуации, когда: 1) отреагируемый импульс никогда не получал словесного выражения; 2) и/или импульс слишком силен, чтобы получить словесную разрядку; 3) и/или у пациента отсутст­вует способность к торможению.

Поскольку психоанализ представляет собой «лечение разгово­ром», проводимое в состоянии рефлексии, отреагирование являет­ся феноменом антитерапевтическим. Оно характерно для психопа­тии и поведенческих расстройств (см. КСАП, с. 118—119).

Юнговское понятие инфляции в некоторой степени анало­гично термину «отреагирование» в классическом психо­анализе в том случае, когда «субъект», находящийся во власти бессознательных желаний и фантазий, вновь переживает их в настоящем с ощущением непосредственности, усиливающейся его отказом признать их подлинный источник, и рецидивным характером подобного переживания.

Здесь, как и в случаях идентификации с архетипом, мы на­блюдаем принудительный, преследующий и рецидивный характер действия, которое не фиксируется и не поддается контролю эго. Утрата в данном случае власти эго проистекает из отказа или неспособности признать наличие мотивирующей силы. Тем самым субъект избегает сознательного понимания. При этом игнорируется и символическая природа вторгающихся психических содержаний (см. КСАП, с. 103).

ОТЦОВСКИЙ КОМПЛЕКС(Father complex; Vater Komp-lex) — группа чувственно-тонированных идей, связанных с пере­живанием и образом отца.

«У мужчин положительный отцовский комплекс очень часто создает определенную доверительность в отношении к авторитету и отчетливо выраженную готовность признать любые духовные догмы и ценности; у женщин же он вызывает наиживейшее духов­ное вдохновение и интерес. В сновидениях отцовский комплекс всегда воплощен в фигуре отца, от которого исходят запреты, муд­рые советы и убедительные осуждения» (CW 9i, par. 396).

В самом общем виде отцовский комплекс у мужчины прояв­ляется в персоне через идентификацию, а также в виде аспектов его тени. У женщины он воплощен в природе анимуса, окрашен­ного проекцией ее отцовской анимы.

Отец оказывает свое влияние на разум или дух своей доче­ри — на ее Логос. Он осуществляет это путем ее интеллектуально­го роста и развития, зачастую до патологического уровня, который в своих последних работах я описал как «одержимость анимусом» (CW 5, par. 272; СТ, пар. 272).

ОЩУЩЕНИЕ(Sensation; Empfmdung) — психологическая функция, постигающая непосредственную реальность с помощью органов чувств.

«Под ощущением я понимаю то, что французские психологи называют «la fonction du reel» (функция реальности), которая со­ставляет совокупность моей осведомленности о внешних фактах, полученных мной через функцию моих органов чувств. Ощущение говорит мне, что нечто есть', оно не говорит мне, что это, но лишь свидетельствует, что это нечто присутствует» (АП, с. 18).

«Ощущение следует строго отличать от чувства, потому что чувство есть совсем другой процесс, который может, например, присоединиться к ощущению в качестве «чувственной окраски», «чувственного тона». Ощущение относится не только к внешнему физическому раздражению, но и к внутреннему, т. е. к изменениям во внутренних органических процессах» (ПТ, пар. 775).

«Поэтому ощущение есть прежде всего чувственное воспри­ятие, т. е. восприятие, совершающееся посредством чувственных органов и «телесного чувства» (ощущения кинестетические, вазо­моторные и т. д.). Ощущение является, с одной стороны, элемен­том представления, потому что оно передает представлению пер­цептивный образ внешнего объекта, с другой стороны — элемен­том чувства, потому что оно через перцепцию телесного изме­нения придает чувству характер аффекта. Передавая сознанию телесные изменения, ощущение является представителем и физио­логических влечений. Однако оно не тождественно с ними, потому что оно является чисто перцептивной функцией» (там же, пар. 776).

«Следует понимать различие между чувственным (сенсуозным) или конкретным ощущением и ощущением абстрактным <...> Дело в том, что конкретное ощущение никогда не появляется в «чистом» виде, а всегда бывает смешано с представлениями, чув­ствами и мыслями. Напротив, абстрактное ощущение представляет собой дифференцированный вид восприятия, который можно было бы назвать «эстетическим» постольку, поскольку он, следуя сво­ему собственному принципу, обособляется как от всякой примеси различий, присущих воспринятому объекту, так и от всякой субъ­ективной примеси чувства и мысли, поскольку он тем самым воз­вышается до степени чистоты, никогда не доступной конкретному ощущению. Например, конкретное ощущение цветка передает не только восприятие самого цветка, но и его стебля, листьев, места, где он растет и т.д. Кроме того, оно тотчас же смешивается с чув­ствами удовольствия или неудовольствия, вызванными видом цветка, или с вызванными в то же время обонятельными воспри­ятиями, или же с мыслями, например, о его ботанической класси­фикации. Напротив, абстрактное ощущение тотчас же выделяет какой-нибудь бросающийся в глаза чувственный признак цветка, например его ярко-красный цвет, и делает его единственным или главным содержанием сознания, в обособлении от всех вышеука­занных примесей» (там же, пар. 777).

«Ощущение, поскольку оно является элементарным феноме­ном, есть нечто безусловно данное, не подчиненное рациональным законам, в противоположность мышлению или чувству. Поэтому я называю его функцией иррациональное, хотя рассудку и удается вводить большое число ощущений в рациональные связи. Нормальные ощущения пропорциональны, т. е. при оценке они соот­ветствуют — в той или иной степени — интенсивности физичес­ких раздражений. Патологические же ощущения — не пропорцио­нальны, т. е. они или ненормально снижены, или ненормально завышены; в первом случае они задержаны, во втором — преуве­личены. Задерживание возникает от преобладания другой функции над ощущением — преувеличение же от ненормального слияния с другой функцией, например от слитности ощущения с еще не­дифференцированной функцией чувства или мысли (ПТ, пар. 779).

П_

ПАРАНОИДНО-ШИЗОИДНОЕ СОСТОЯНИЕ(Paranoid-schisoid position; Paranoid-schizoide Position) — понятие, введенное Мелани Клейн для обозначения некоторого момента в развитии объект-отношений до того, как ребенок осознает, что образы хоро­шей матери и матери плохой, с которыми он имел дело, относятся к одному и тому же лицу.

В структуре развития следует за состоянием первичной идентичности. Качество беспокойства на этой стадии является па­раноидным (т. е. детский страх может быть вызван наказанием или нападением). Средством его защиты оказывается расщепление объ­екта, т. е. шизоидный маневр. Ребенок раскалывает образ матери таким образом, чтобы обладать хорошей ее частью и контролиро­вать плохую. Он также раскалывается и внутри себя самого из-за напряженного беспокойства, вызванного присутствием явно проти­воречивых чувств любви и ненависти.

Параноидно-шизоидное состояние соответствует тому типу сознания, который Юнг назвал «героическим» и который характе­ризуется весьма решительной и целенаправленной манерой пове­дения (КСАП, с. 104).

ПАРТ-ОБЪЕКТ(Part-object; Partialobjekt) — объект, пред­ставляющий собой часть человека, например пенис или грудь. Раз­личение объекта как целого и парт-объекта используется в пси­хоанализе для выявления другого различия, а именно между осоз­нанием объекта как человека, чьи чувства и потребности так же важны, как и свои, и обращением с объектом как существующим исключительно для удовлетворения потребностей субъекта.

ПАТОЛОГИЯ(Pathology; Pathologic) — в широком смыс­ле — изучение болезни с целью понимания ее причин и примене­ния полученного знания к лечению больного.

По истечении нескольких лет психиатрической и психоанали­тической практики Юнг стал меньше уделять внимания определе­нию так называемых патологических состояний. Он усматривал отчетливые различия между медицинским и психотерапевтическим подходами к патологии, хотя и относил психотерапию к медицин­ской дисциплине. Вероятно, и поэтому он настаивал на совмест­ном сотрудничестве врачей и психоаналитиков, не имевших медицинской подготовки. Рассматривая различия между медиком и психотерапевтом в их подходе к патологии, Юнг указывал, что тог­да как врач пытается лечить патологию, психотерапевт должен всегда помнить, что страдающая психика заключает в себе всего человека. Следовательно, диагноз, имеющий первостепенное зна­чение для врача, обладает лишь относительной ценностью для пси­хотерапевта. Среди прочего психотерапия должна не столько атако­вать симптом, сколько руководствоваться логикой психо­логии, т. е. осознать психологические образы, лежащие в основе самого расстройства. Когда такие образы оказываются неприем­лемы ни для человека, ни для общества, они могут маскироваться под болезнь.

ПЕРВИЧНАЯ МАТЕРИЯ(Prima materia) — алхимический термин, используемый для обозначения «изначального веще­ства», «первичной субстанции»; в психологическом смысле озна­чает как инстинктивную основу жизни, так и «полуфабрикат», с которым человек работает в анализе — сновидения, эмоции, конфликты и т. д.

ПЕРВИЧНАЯ СЦЕНА(Primal scene; Urszene) — отдельные воспоминания из раннего детства, основанные на реальном или воображаемом переживании наблюдения за половым актом родите­лей. (См. младенчество и детство).

ПЕРВИЧНАЯ ФУНКЦИЯ,[Ведущая, Дифференцирован­ная, Высшая] (Primary Function; Superior Funktion) — наиболее раз­витая психологическая функция в типологической структуре инди­вида; в юнговской модели — функция, которой мы пользуемся автоматически, поскольку она включается естественным образом.

«Как показывает опыт, почти невозможно, вследствие небла­гоприятных общих условий, чтобы кто-нибудь развил одновремен­но все свои психологические функции. Уже социальные требова­ния ведут к тому, что человек прежде всего и больше всего диффе­ренцирует (развивает) ту из своих функций, к которой он или от природы наиболее одарен, или которая дает ему самые очевидные реальные средства для достижения социального успеха. Очень часто, почти регулярно, человек более или менее всецело отожде­ствляет себя с функцией, поставленной в наиболее благоприятные условия и поэтому особенно развитой. Так слагаются психологиче­ские типы.

При односторонности этого процесса развития одна или несколько функций неизбежно отстают в развитии. Поэтому их мо­жно подходящим образом охарактеризовать как «неполноценные» и притом в психологическом, а не в психопатологическом смысле, ибо эти отсталые функции совсем не являются болезненными, но лишь отсталыми в сравнении с функцией, стоящей в благоприят­ных условиях» (ПТ, пар.780).

Чтобы решить вопрос, какая из четырех функций — мыш­ление, чувство, ощущение или интуиция — является первичной, следует внимательно понаблюдать, какая из них более или менее контролируется сознанием, а какие носят случайный или необду­манный характер. Высшая функция (проявляющаяся либо экстравертным, либо интровертным путем) всегда более высоко диф­ференцирована, нежели другие, обремененные инфантильными чертами и грубыми качествами.

«Ведущая функция всегда является выражением сознательной личности, ее целей, воли, достижений, в то время как менее диффе­ренцированные функции принадлежат к той категории, в которой события с человеком «просто случаются». Эти случайности не все­гда проявляются в форме lapsus linguae (языкового ляпсуса) или calami (письма), или других упущений; они могут быть наполови­ну или на три четверти намеренными, поскольку менее дифферен­цированные функции обладают, хотя и меньшей, сознательностью» (там же, пар. 515).

ПЕРВИЧНЫЙ и ВТОРИЧНЫЙ ПРОЦЕССЫ(Primary and secondary process; Primar- und Secundarprocess) — два фундамен­тально отличающихся друг от друга типа психической деятельно­сти, впервые описанные Фрейдом в одной из его ранних работ «Проект для научной психологии» (1895).

Согласно Фрейду, первичный процесс является самой ранней, наиболее примитивной формой мыслительного процесса. Его дейст­вие бессознательно; одиночные образы могут суммировать большие зоны конфликта или относиться к другим элементам; пространствен­но-временные категории не учитываются. Первичный процесс напра­влен к непосредственной и полной разрядке путем рекатектизации (реинвестирования энергии либидо на объект) следа иконической па­мяти объекта, удовлетворяющего ту или иную потребность в соот­ветствии с принципом удовольствия (так называемое галлюцинатор­ное осуществление желаний). Катексис, свободно перемещающийся в бессознательном, позволяет одной идее символизировать другую (процесс, известный как смещение (displacement)); одна идея может также символически выражать несколько других (конденсация); тем самым неприемлемые идеи могут ускользать от цензуры Предсознательной-Сознательной системы.

В процессе развития первичный процесс постепенно (хотя и никогда полностью) подавляется в нормальном бодрствующем состоянии вторичным процессом. Последний действует в связке катексиса и вербальных обозначающих символов. Управляемый принципом реальности, он является выражением эго и отвечает за настроенные на реальность, логически оформленные мысли, при­мером которых может служить решение проблемы методом проб и ошибок. Эго не может функционировать без подавления действия первичного процесса; следовательно, первичный и вторичный про­цессы антипатичны.

В современной психоаналитической теории первичные и вто­ричные процессы мышления образуют континуум; все мыслитель­ные продукты (сновидения, симптомы, оговорки, фантазии, днев­ные грезы, направленное решение проблемы) демонстрируют раз­личные степени организующей структуры и смеси первобытных, регрессивных, защитных и зрелых механизмов (см. направленное и фантазирующее мышление).

ПЕРВОБЫТНЫЙ(Primitive; Primitiv) — относится к изна­чальной, архаической или недифференцированной человеческой психике.

«Я использую термин «первобытный» в смысле «первичный», «исконный» и не привношу сюда никакого оценочного суждения.

Также когда я говорю об «остаточной» первобытности, то во­все не имею в виду, что это состояние рано или поздно придет к своему концу. Напротив, я не вижу никаких причин, почему оно не должно оставаться до тех пор, пока существует человечество» (CW8, par. 218).

ПЕРВОБЫТНЫЙ,или первичный, ОБРАЗ(Primordial image; Urbild) — термин, заимствованный К. Юнгом у Я. Буркхардта и использованный им первоначально вместо архетипа (см. архетипический образ).

ПЕРЕНОС(Transference; Ubertragung) — частный случай проекции при описании бессознательной эмоциональной связи, возникающей у анализанда по отношению к психоаналитику.

«Бессознательные содержания вначале неизменно проектиру­ются на конкретных людей и конкретные ситуации. Многие из проекций, в конце концов, возвращаются обратно к индивиду, как только он распознал их субъективное происхождение; другие же противятся такой интеграции: их можно отделить от первоначаль­ных объектов, по тогда они переносятся на доктора. Среди таковых важную роль играет связь с родителем противоположного пола, т. е. связь сына с матерью, дочери с отцом, а также брата с сестрой» (CW 16, par. 357: ЮПП, пар. 357).

Перенос может быть положительным или отрицательным. К первом случае возникает чувство привязанности и почтения, во втором — враждебности и сопротивления.

«Для одного типа личности (называемого инфантильно-про­тестующим) положительный перенос является — для начала — ва­жным достижением с исцеляющим эффектом; для другого (инфан­тильно-послушного) он — опасное отступничество, удобный спо­соб избегнуть, ускользнуть от жизненных обязательств. Для перво­го отрицательный перенос означает расширение неповиновения, а, следовательно, отступничество и уклонение от жизненных обяза­тельств, для второго — это шаг в направлении исцеления» (CW 4, par. 659; КП, пар. 659).

Юнг не рассматривал перенос только как проекцию инфантильно-эротических фантазий. Хотя они и могут присут­ствовать в начале анализа, но впоследствии путем редукции распадаются и исчезают. И тогда главной темой и путевод­ной нитью становится цель переноса.

«Исключительно сексуальная интерпретация сновидений и фантазий — серьезное насилие над психологическим материалом пациента: инфантильно-сексуальная фантазия еще никак не вся ис­тория, а психологический материал содержит также и творческий элемент, цель которого наметить путь выхода из невроза (CW 16, par. 277; ЮПП, пар. 277).

«Вообще же, хотя перенос несомненно играет важную роль в анализе, когда он имеет место, эта роль в смысле терапевтическо­го эффекта может быть самой разной.

Явление переноса — неизбежный спутник любого полноцен­ного анализа, поскольку необходимо, чтобы доктор мог как можно яснее разглядеть направление личностного развития пациента» (там же, par. 283).

«Мы работаем не с «переносом на аналитика», а против него и несмотря на него» (CW 4, par. 601, КП, пар. 601).

«Перенос никогда не бывает преимуществом, он всегда — по­меха (АП, с. 104). Медицинское лечение переноса дает пациенту бесценную возможность изъять обратно свои проекции, извлечь пользу из своих потерь и интегрировать свою личность» (CW 16, par. 420, ЮПП, пар. 420).

«Профессионально подготовленный психоаналитик посредни­чает в деле появления трансцендентной функции у пациента, т. е. помогает ему свести вместе сознание и бессознательное и таким путем прийти к новой установке. В этой функции аналитик соот­ветствует одному из важных значений переноса. С помощью пос­леднего пациент прилипает к тому лицу, которое кажется пациенту обещающим обновление установки; он стремится к изменению, ко­торое для него жизненно важно, даже если он и не осознает, что поступает именно так. Поэтому для пациента аналитик представля­ется фигурой незаменимой, абсолютно необходимой для жизни» (CW 8, par. 146).

Все то бессознательное и нуждающееся в здоровом функцио­нировании, что пребывает в анализанде, спроектировано на анали­тика. Оно включает архетипические образы целостности с тем результатом, что аналитик получает статус мана-личности. В зада­чу анализанда входит понимание таких образов на субъективном уровне; иными словами, пациент должен образовать в себе внут­реннего аналитика.

Важным целеполагающим элементом в переносе является эмпатия. С помощью эмпатии анализанд пытается подражать изна­чально более здоровой установке аналитика и тем самым выйти на более значимый уровень адаптации. Юнг считал, что анализ переноса крайне важен для возвращения спроектированных содержа­ний, необходимых для индивидуации анализанда. Но он также указывал, что даже после того, как проекции возвращены назад, между двумя сторонами остается сильная связь. И эта связь есть результат инстинктивного фактора, имеющего в современном обществе свой выход, нечто вроде отдушины: родственное либидо.

«Сегодня каждый оказывается незнакомцем среди незнакомцев. Родственное либидо, которое все еще вызывает удовлетворяющее чувство совместной принадлежности друг другу, как, например, в раннехристианских общинах, давно лишилось своего объекта. Но, оставаясь инстинктивным, оно никак не удовлетворено любой простой заменой, такой, скажем, как общая вера, партия, на­ция или государство. Оно взыскует человеческой связности. Это — ядро всего явления переноса, и это совершенно невозможно оспо­рить, поскольку отношение с самостью есть тотчас же отношение с равным себе человеком, но никто не может быть связан с последним, пока он не связан с самим собой» (CW 16, par. 445; ЮПП, пар. 445).

ПЕРСОНА(persona — лат. актерская маска) — социальное «Я», роль человека, проистекающая из общественных ожиданий и обучения в раннем возрасте; обычно идеальные аспекты личности, вынесенные во внешний мир.

«Персона есть комплекс функций, создавшийся на основах приспособления или необходимого удобства, но отнюдь не тожде­ственный с индивидуальностью. Комплекс функций, составляю­щий персону, относится исключительно к объектам (ПТ, пар. 700).

Персона есть то, чего в действительности вовсе и нет, но о чем ее представитель, равно как и другие люди, думает как о существующем (CW 9i, par. 221).

Есть такие люди с неразвитой персоной, которые из одной публичной неловкости, сами того не ведая, попадают в другую, со­вершенно бесхитростно и невинно, душевные недоедалы, или тро­гательные дети, или, если это женщины, внушающие страх своей бестактностью Кассандры, вечно не так понимающие, не ведаю­щие, что творят, и потому всегда рассчитывающие на прощение; они не видят мир, а только грезят его <...> Такие люди могут избе­жать разочарований и страданий всякого рода, сцен и актов наси­лия, лишь когда они научатся понимать, как следует вести себя в обществе. Им надо научиться понимать, чего ожидает от них социум; они должны увидеть, что в мире есть обстоятельства и люди, которые намного их превосходят; они должны знать, что означают их поступки для другого и т. д.» (ПБ. с. 266).

Персона переживается как индивидуальность на этапе, пред­шествующем отделению себя от эго. Фактически очень мало индивидуального в том, что персона воспринимается, с одной сто­роны, как социальная идентичность, а с другой — в качестве иде­ального образа.

«<...> если мы рискнем предпринять точное различение того, что следует считать личностным, а что — неличностным психичес­ким материалом, то вскоре окажемся в величайшем затруднении, поскольку и о содержаниях персоны, в сущности, должны будем сказать то же самое, что сказали о коллективном бессознательном, а именно что оно всеобще. Лишь благодаря тому обстоятельству, что персона — это более или менее случайный или произвольный фрагмент коллективной психики, мы можем впасть в заблуждение, посчитав, что она in toto (полностью, целиком) есть нечто «инди­видуальное»; но она, о чем свидетельствует ее имя, лишь маска коллективной психики, маска, которая инсценирует индивидуаль­ность, которая заставляет других и ее носителя думать, будто он индивидуален, в то время как это всего лишь сыгранная роль, кото­рую произносит коллективная психика. Когда мы анализируем персону, то снимаем маску и обнаруживаем следующее: то, что ка­залось индивидуальным, в основе своей коллективно; иначе говоря, персона была лишь маской коллективной психики. В сущ­ности, персона не является чем-то «действительным». Она — ком­промисс между индивидом и обществом по поводу того, «кто кем является». Этот «кто-то» носит имя, получает титул, представляет должность и является тем-то и тем-то. Конечно, в известном смыс­ле, так оно и есть, но в отношении индивидуальности того, о ком идет речь, персона выступает в качестве вторичной действительности, чисто компромиссного образования, в котором другие иногда принимают гораздо большее участие, чем он сам. Персона есть видимость, двумерная действительность, как можно было бы назвать ее в шутку» (там же, с. 26—2П).

Построение персоны, пригодной коллективным представле­ниям, означает внутреннее самопожертвование, в свою очередь принуждающее Я к отождествлению с персоной. И довольно часто нам встречаются люди, искренне думающие, будто являются теми, кем себя представляют. Подобная идентификация с социаль­ной ролью является источником всякого рода неврозов вообще.

«Человек не может безнаказанно отделаться от самого себя в пользу искусственной личности. Уже только попытка этого обык­новенно вызывает бессознательные реакции, настроения, аффекты, фобии, навязчивые представления, слабости, пороки и т. д. Социаль­но «сильный мужчина» в частной жизни — чаще всего обыкновен­ное дитя по отношению к состоянию собственных чувств, его обще­ственная дисциплинированность (которой он так настойчиво требу­ет от других) в частной жизни жалко буксует. Его «любовь к своей профессии» дома обращается в меланхолию; его «безупречная» пуб­личная мораль под маской выглядит поразительно — мы уже гово­рим не о поступках, а только о фантазиях <...>» (там же, с. 260).

«Требования приличий и добрых нравов довершают мотива­цию удобной маски. Тогда под ней возникает то, что называется «частной жизнью». Этот уже набивший оскомину разрыв сознания на две частенько до смешного различные фигуры — радикальная психологическая операция, которая не может пройти бесследно для бессознательного» (там же, с. 258).

Среди последствий отождествления с персоной наблюдается утрата индивидуального взгляда на самого себя, реакции такого че­ловека предопределены коллективными ожиданиями (мы чувству­ем, думаем и поступаем так, как «должна» чувствовать, думать и поступать наша персона). В этом случае близкие люди будут жало­ваться на эмоциональную остраненность такого индивида, он же с трудом может вообразить себе жизнь без этого.

В той степени, в какой эго сознания отождествлено с персо­ной, внутренняя жизнь отвергнута. Она оказывается персонифици­рованной тенью и анимой или анимусом и активизируется компен­саторным путем. Последствия могут проявляться в невротических симптомах и могут стимулировать процесс индивидуации.

«[Следует признать], что в той или иной качественной опреде­ленности персоны уже заключено нечто индивидуальное и что, вопреки исключительному тождеству эго-сознания и персоны, бес­сознательная самость или собственно индивидуальность тем не менее всегда присутствует и если не прямо, так хотя бы косвенно дает о себе знать. Несмотря на то что эго-сознание поначалу иден­тично персоне — этому компромиссному образованию, в качестве которого «кто-то» выступает перед коллективностью и постольку играет роль, — бессознательная самость все же не может быть вытеснена до такой степени, чтобы не давать о себе знать. Ее влия­ние сказывается прежде всего в особой разновидности контрасти­рующих и компенсирующих содержаний бессознательного. Чисто личностная установка сознания вызывает со стороны бессознатель­ного реакции, которые наряду с личностными вытеснениями под маской коллективных фантазий содержат семена индивидуального развития» (ПБ, с. 217—218).

ПЕРСОНИФИКАЦИЯ(Personification; Personifikation) — стремление или тенденция психических содержаний либо комплек­сов обрести отличную от себя личность, обособленную от это.

«<...> Любой автономный или хотя бы только относительно автономный комплекс имеет свойство являться в качестве лично­сти, т. е. персонифицированно. Легче всего, пожалуй, это можно заметать в так называемых спиритических явлениях автоматичес­кого письма и тому подобном. Получившиеся предложения всегда являются личностными высказываниями и излагаются от первого лица, как если бы за каждой записанной частью предложения тоже стояла личность. Поэтому наивный рассудок тотчас непременно подумает о духах. Подобное, как известно, можно наблюдать и в галлюцинациях душевнобольных, хотя эти галлюцинации часто еще более явно, чем записи спиритов, суть просто мысли или фраг­менты мыслей, связь которых с сознательной личностью часто сразу очевидна» (ПБ, с. 263).

В работах более позднего периода Юнг говорил о персони­фикации в связи с психологией первобытных, связывая ее с бессо­знательной идентификацией или проекцией бессознательного со­держания на объект до тех пор, пока оно не будет интегрировано в сознание. Сам Юнг персонифицировал те понятия, которые наблюдал эмпирически (тень, самость, Великая Мать, мудрый ста­рец, анима, анимус и др.).

«Тот факт, что бессознательное самопроизвольно персонифи­цирует, <...> послужил причиной того, почему я включил эти пер­сонификации в мою терминологию и дал им имена» (CW 9i, par. 51).

Эго может также весьма свободно персонифицировать бессоз­нательные содержания или аффекты, от них исходящие, используя метод активного воображения, с тем чтобы облегчить связь между сознанием и бессознательным.

ПЛЕРОМА(Pleroma) — термин, введенный гностиками, ис­пользовался Юнгом для обозначения «места» за пределами про­странственно-временных представлений, в котором угасают или раз­решаются все напряжения между противоположностями. В отли­чие от целостности или индивидуации плерома оказыва­ется изначальной данностью, а не достижением. Состояние «един­ства», присущее плероме, отличается от целостности, возникающей в результате совмещения несопоставимых элементов личности.

ПОДЧИНЕННАЯ ФУНКЦИЯ(Inferior function; Minder-wertige Funktion) — наименее дифференцированная из всех четырех психологических функций.

При описании психологических функциональных типов Юнгом был сделан акцент на то, что каждый человек, как правило, кроме основной функции для ориентации в жизни имеет еще и две вспомогательные функции. Согласно типологической модели, подчиненная функция (ее также называют подчиненной или низшей («неразвитой») функцией) противоположна высшей (первичной или основной) функции, и из-за чрезвычайного внимания к ней может отстать в развитии

«Сущность подчиненной функции — автономность: она независима, она нападает, очаровывает, пленяет и так раскручивает нас, что мы перестаем быть хозяевами самих себя и не можем больше правильно различать между собой и другими» (К. Г. Юнг. Психология бессознательного. М. 1995. С. 96).

Поскольку подчиненная функция прежде всего переплетена с бессознательными душевными содержаниями, то в случае невроза она может легко подпадать под негативные влияния бесознательного. В дальнейшем содержания подчиненной функции с помощью регрессии оживляют и усиливают в бессознательном еще и архаические силы, потому что последние не связаны с созна­нием, которое воздействовало бы на них в качестве упорядочи­вающих и структурирующих. Зачастую происходит так, что «врожденная» или имеющая преимущество ведущая функция претерпевает самую разнообразную дифференциацию и получает возможности развития, вследствие чего подчиненная функция обречена в дальнейшем на вытеснение в бессознательное. Юнг особо подчеркивает то, что в бессознательных и до сих пор нахо­дящихся в небрежении функциях дремлют именно индиви­дуальные ценности, которые содействуют конкретному человеку в расширении сознания, способствуют его более полному осущест­влению и придают радость жизни вообще.

В Юнговской типологической модели подчиненная или четвертая функция неизменно оказывается той же самой природы, что и функция ведущая: когда рациональная мыслительная Функция наиболее развита, то другая рациональная функция, чувство, будет подчиненной; если доминирует ощущение, то интуиция, другая иррациональная функция, будет четвертой функцией и так далее.

Это согласуется с общим опытом: мыслитель регулярно спотыкается о чувственные оценки; практический ощущаю­щий тип легко попадает в колею слепоты к возможностям, «видимым» интуицией; чувствующий тип глух к заключениям, представляемым логическим мышлением; а интуитив, настро­енный на внутренний мир, двигается сквозь «скверну» конкретной реальности.

«Хотя подчиненная функция может осознаваться как явление, тем не менее ее истинное значение остается нераспознанным. Она ведет себя подобно многим подавленным или недостаточно приемлемым содержаниям, отчасти осознаваемым, а отчасти нет... Таким образом, в нормальных случаях подчиненная функция остается осознаваемой, по крайней мере, в своих проявлениях: но в неврозе она полностью или частично погружается в бессозна­тельное» (ПТ; пар. 781).

ПОЛ, биологический (Sex; Geschlecht), женственное, феминное/мужское, маскулинное — половая идентификация по биологи­ческому признаку.

В человеческом сообществе существуют культурно-историче­ские признаки (разные, впрочем, для разных времен и народов) принадлежности как женскому, так и к мужскому. Очень условно (в силу языковой ограниченности) другую оппозицию женское/муж­ское мы относим к половой идентификации по врожденным биологическим свойствам и качествам. В английском языке эта разница вычленяется более легко за счет использования разных слов gender и sex. Принципиально то, что выделяются две половые ориента­ции: биологическая и культурная. Юнга очень серьезно интересо­вали вопросы психологии мужественности и женственности в свя­зи с изменениями, базирующимися на культуре. Его исследования в определенном смысле предвосхитили и заложили путь к сегод­няшней дискуссии о половой идентичности.

ПОЛ, культурный (Gender; Geschlechtsrolle) — человеческое, а значит, культурно обусловленное деление полов на мужской и женский.

Работы Юнга и его жены Эммы Юнг (также аналитика) в известной степени предвосхитили и проложили путь сегодняшним исследованиям вопросов культурно-половой ориентации и динами­ки ее различий. Здесь можно выделить ряд тем и направлений:

1) в какой степени культурно-половые различия оказываются связанными с половыми признаками;

2) психологические эффекты при реальных сдвигах в культур­но-половой ориентации и половом статусе;

3) обнаруживают ли исследования традиционных образных структур что-либо относительно культурных форм, отражающих, скажем, более женское психическое начало;

4) изучение самой возможности существования связи между культурно-ориентированным полом и творчеством.

ПОЛИТЕИЗМ(Polytheism; Polytheismus) — вера в несколь­ких богов или поклонение нескольким богам вместо одного.

Юнг использовал это понятие внутри исторического контек­ста, т. е. хаос политеизма предшествовал христианскому порядку. Психологически же само разнообразие архетипов, имеющих ста­тус, соответствующий — в былые времена — богам, можно рас­сматривать как «политеистическое», находящееся, правда, в посто­янном напряжении со сверхординарной «монотеистической» Самостью.

ПОНИЖЕНИЕ МЕНТАЛЬНОГО УРОВНЯ(Abaissement du niveau mental) — понижение уровня сознания, ментальное и эмоциональное состояние, переживаемое как «потеря души».

«Это уменьшение напряжения сознания можно сравнить с низким столбиком барометра, предсказывающим плохую погоду. Гонус понижается, и человек чувствует себя равнодушным, замкну­тым и подавленным. У него нет больше ни желания, ни смелости встретиться с проблемами дня. Тело его как будто наливается свинцом и кажется, что ни один его член не хочет двигаться. И все это результат того, что человек не имеет никакой дополнительной энергии. Это хорошо известное явление аналогично потере души у первобытного человека. Безразличие и паралич воли могут зайти так далеко, что цельная личность распадается и сознание утрачивает свое единство. Отдельные части личности становятся независимыми и поэтому выходят из-под контроля разума, как это бывает с анесте­зируемыми участками тела или при систематической амнезии.

Понижение ментального уровня может быть результатом психической и умственной усталости, заболеваний тела, сильных переживаний и шока, причем последний оказывает особенно вредное влияние на уверенность человека в себе. Понижение ментального уровня всегда имеет ограничительное влияние на личность в целом. Оно снижает уверенность в себе, дух предпри­имчивости и, как результат возрастающей эгоцентричности, сужает интеллектуальный кругозор.» (К. Г. Юнг. О возрождении. В: Душа и миф. Киев. 1996; с. 258).

Впервые термин был введен французским психологом Пьером Жане для объяснения симптоматологии истерии и других психогенных симптомов. В своей работе над тестом словесных ассоциаций Юнг обнаружил данный феномен в спонтанных вмешательствах в сознание содержаний, связанных с личностными комплексами. В дальнейшем он использовал этот термин при описании пограничного состояния, при котором возникало осознание определенных бессознательных содержаний. Помимо того, что подобное состояние в случае душевных болезней возни­кает непроизвольно, оно также может оказаться сознательно поощряемой подготовкой к активному воображению (см.).

ПОТЕРЯ ДУШИ(Loss of soul; Seelenverlust) — понятие, заимствованное из антропологии, психологически относится к состоянию общей тревоги, чувству обеспокоенности и неудовле­творенности.

«Специфическое состояние, описываемое этим термином, рассматривается первобытными как исчезновение души, по аналогии с собакой, убежавшей ночью от своего хозяина. Задачей знахаря в этом случае является возвращение «беглянки» обратно <...> Нечто сходное может произойти и с современным че­ловеком с той лишь разницей, что последний не описывает это как «потерю души», а как «понижение умственного уровня»» (CW9i, par. 213).

ПРИЧИННЫЙ(Causal; Kausal) см. каузальный.

ПРОГРЕССИЯ(Progression; Progression) — постоянное про­движение и совершенствование процесса психологической адапта­ции; противоположно регрессии; прогрессия в контексте адаптации к внешним условиям может рассматриваться, хотя и очень условно, как экстраверсия.

«Прогрессия есть жизненное движение вперед в том же самом смысле, в каком вперед движется время. Это движение может осу­ществляться в двух различных формах: либо экстравертно, когда прогрессия преобладающим образом обусловлена влиянием окру­жающей среды и объектными условиями, либо интровертно, когда она вынуждена приспосабливаться к условиям эго (или точнее, «субъективного фактора»). Аналогично, регрессия происходит двумя путями: либо как уход от внешнего мира (интроверсия), ли­бо в форме бегства в экстравагантное переживание внешнего мира (экстраверсия). Неудача в первом случае вводит человека в состоя­ние тупой задумчивости, во втором же — он становится прожига­телем жизни или неприкаянным бродягой» (CW 8, par. 77).

Прогрессия отличается от психологического развития или индивидуации. Это скорее векторная энергетическая характеристика. Она лишь олицетворяет непрерывный жизненный поток или тече­ние жизни. Этот поток обычно прерывается конфликтом или не­умением приспособиться к изменившимся обстоятельствам или жизненным условиям.

«Во время прогрессии либидо пары противоположностей объ­единяются в скоординированном потоке психических процессов. Их совместная работа делает возможным сбалансированную пра­вильность этих процессов, что в условиях отсутствия внутренней полярности могло бы стать односторонним и неблагоразумным. Поэтому мы справедливо рассматриваем всякое экстравагантное и чрезмерное поведение как утрату равновесия, поскольку налицо слабо выраженный координирующий эффект противоположного импульса. Но в приостановке либидо, случающейся, когда про­грессия становится невозможной, положительное и отрицательное не могут больше объединяться в координированное действие, поскольку оба обрели равную ценность, что и удерживает равнове­сие (CW 8, par. 61).

Борьба между противоположностями может продолжаться не ослабевая, пока не будет задействован процесс регрессии, обратно­го движения либидо, с целью скомпенсировать сознательную установку.

ПРОЕКТИВНАЯ ИДЕНТИФИКАЦИЯ(Projective identifi­cation; Projektive Identifizierung) см. мистическое соучастие.

ПРОЕКЦИЯ(Projection; Projektion) — автоматический про­цесс, посредством которого содержания бессознательного у инди­вида воспринимаются им как наличествующие у других людей.

«Точно так же как мы склонны предполагать, что мир являет­ся таким, каким мы его видим, мы по наитию считаем, что и люди таковы, какими мы их себе воображаем. Все содержания нашего бессознательного оказываются постоянно спроектированными на наше окружение, и только распознавая определенные свойства объектов как проекции или образы (imagos), мы оказываемся в состоянии отделить их от действительных объектных качеств <...> Cum grano salis, мы всегда видим наши собственные непризнавае­мые нами ошибки в нашем оппоненте. Превосходные примеры этого можно отыскать во всех личных ссорах. Пока мы не (достиг­ли) овладели редкой (необыкновенной) степенью само-осознания, мы никогда не сможем видеть сквозь свои проекции и должны все­гда им уступать, потому что разум в его естественном состоянии заранее предполагает наличие таких проекций. Для бессознатель­ных содержаний естественно, как данность, быть проектируемыми» (CW 8, par. 501).

«Проекция есть переложение субъективного внутреннего содержания (события) во внешний объект; противоположна интроекции. Согласно этому, проекция есть процесс диссимиляции, в котором субъективное содержание отчуждается от субъекта и, в известном смысле, воплощается в объекте. Это бывает и с мучи­тельными, невыносимыми содержаниями, от которых субъект отделывается при помощи проекции, но бывает и с положитель­ными, которые, по тем или иным причинам, например вследст­вие самоуничижения, оказываются недоступными субъекту» (ПТ, пар. 782).

Проекция — процесс бессознательный. Она не является волевым актом, а происходит спонтанно.

«Невозможно одновременно осознавать и проектировать, по­скольку в этом случае узнаешь, что проектируешь компоненты собственной психики, а следовательно, невозможно локализовать последние в объекте, так как знаешь, что в действительности они принадлежат тебе» (АП, с. 91).

Общей психологической причиной проекции всегда является активированное бессознательное, ищущее своего выражения (CW 18, par. 352).

Возможным становится и проектирование на другого челове­ка каких-либо характеристик, которыми тот и вовсе не обладает, но тот, на кого подобная проекция осуществляется, может бессозна­тельно ее поддерживать.

«Зачастую происходит так, что сам объект предлагает крючок для проекции и даже приманивает на нее. Обычно это тот случай, когда объект (или объекта) не осознает суть происходящего: здесь воздействие осуществляется непосредственно на бессозна­тельное проектирующего. Объект проекции не осознает характер­ную особенность проектируемого на него субъектом, а это приво­дит к общему следствию, а именно: все проекции вызывают контрпроекции» (CW 8, par. 519).

С помощью проекции человек может создавать целые серии воображаемых взаимоотношений, часто имеющих очень мало или вообще не имеющих ничего общего с внешней реальностью.

«Цель проекции — изолировать субъекта от окружающей его среды, поскольку вместо действительного отношения к нему теперь наличествует лишь иллюзорное. Проекции превращают мир в копии собственного неведомого лица индивида (CW 9ii, par. 17; А, пар. 17).

Проекция имеет также и положительные стороны. В повсе­дневной жизни она значительно облегчает межличностные взаимо­отношения. Кроме того, когда мы допускаем, что некоторые качест­ва или характерные особенности присутствуют в другом человеке, а впоследствии обнаруживаем, что это не так, то мы узнаем кое-что о самих себе. Это приводит к изъятию или ликвидации проекций.

«Пока либидо использует эти проекции в качестве согласи­тельных и подходящих мостов между индивидом и внешним ми­ром, они — проекции — будут облегчать жизнь положительным образом. Но как только либидо захочет избрать иной путь и с этой целью начнет двигаться назад по прежним мостам проекции, пос­ледние заработают как величайшие препятствия, которые только можно себе вообразить, поскольку они действительно мешают лю­бому реальному отторжению от бывшего объекта» (CW 8, par. 507).

Потребность в изъятии или ликвидации проекций возникает, как правило, по сигналу несостоявшихся надежд во взаимоотноше­ниях и сопровождается сильным аффектом. Но Юнг считал, что до тех пор пока существует очевидное несоответствие между воспри­нимаемым в качестве истинного и той реальностью, с которой нам приходится иметь дело, нет никакой необходимости говорить о проекциях, не говоря уже об их ликвидации.

«Проекция основывается на архаическом тождестве субъекта и объекта, но называть это явление проекцией можно лишь тогда, когда возникает необходимость распадения этого тождества с объектом. Возникает же эта необходимость тогда, когда тождество становится помехой, т. с. когда отсутствие проецированного содер­жания начинает существенно мешать приспособлению и возвраще­ние проецированного содержания в субъекта становится желатель­ным. Начиная с этого момента прежнее частичное тождество полу­чает характер проекции. Поэтому выражение «проекция» обозна­чает состояние тождества, которое стало заметным и -вследствие этого подверженным критике — будь то собственная критика субъекта или же критика кого-нибудь другого» (ПТ, пар. 782).

Юнг различал пассивную и активную проекции. Пассивная проекция полностью автоматическая и непреднамеренная, сродни, скажем, влюбленности. Чем меньше мы знаем что-либо о другом человеке, тем легче пассивно спроектировать на него собственные бессознательные аспекты.

Активная проекция больше известна как эмпатия, мы чувст­вуем себя, что называется, в «его тарелке». Эмпатия, расширяюща­яся до такой степени, что утрачивается собственная позиция, ста­новится идентификацией.

Проекция личной тени приходится обычно на лиц одного и то­го же пола. На коллективном уровне это приводит к войне, поиску козла отпущения и конфронтации между политическими партиями. Проекция, возникающая в контексте терапевтического взаимодейст­вия, называется переносом или контрпереносом, в зависимости от того, кто проектирует — анализанд или психоаналитик.

В терминах комплексов противоположного пола, а именно анимы и анимуса, проекция является и общей причиной враждеб­ности, и единственным источником жизненной энергии.

«Когда анимус и анима встречаются, анимус вытаскивает меч своего могущества и силы, а анима извергает свой яд иллюзии и совращения. Результат не обязательно всегда оказывается нега­тивным, так как оба в одинаковой степени могут влюбиться» (CW 9ii, par. 30; А, пар. 30).

ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ(Opposites; Gegensatze) — пси­хологически — эго и бессознательное.

Описания противоположностей, основывающиеся на самом разнообразном опыте, и интеграция этих противоположностей в полном осуществлении личности занимают в юнгианской психологии центральное место. Едва ли найдется хоть одно произведение К. Г. Юнга, в котором он подробно и неоднократно не говорил бы на эту тему. Так, к примеру, Юнг изображает созна­ние и бессознательное как «противоположности», которые, с одной стороны, дополняют и компенсируют друг друга, а с другой, проти­воречат или даже идут наперекор друг другу. Любой человек, даже при самом поверхностном обращении к самому себе, может обнаружить в своей личной жизни такого рода противоположности и вызываемую ими напряженность. К ним в особенности принад­лежат наши неразвитые и отвергаемые нами стороны. Эти злые и темные стороны, которые Юнг называет «тенью», должны быть восприняты нами и интегрированы в целостность личности.

Юнговское понимание противоположностей приобретает все возрастающее значение в междисциплинарном диалоге естество­знания и гуманитарных наук. В то время как одни продвигаются в постижении единой действительности по пути взвешивания и измерения материи, другие производят подобные действия при исследовании духовных феноменов. Для Юнга духовное, как и материальное, являются полярными архетипами, которые пересе­каются в области психического и переплетаются в многослойных способах проявления психического (к примеру, в наглядном и пси­ходинамическом облике). В своих «Теоретических размышлениях о сущности психического» и в других местах Юнг ссылается на опыты с электромагнитными колебаниями. Видимый спектр этих колебаний соответствовал бы душевной области (seelischer Bcreich), которая проникает через инфракрасный рубеж в область физиологии (инстинкты), а переходя ультрафиолет — в духовную область (архетипы). Согласно Юнгу, психика и материя — два полярных аспекта одного и того же.

Важным примером и образом объединения противоположнос­тей являются многочисленные формы парных сочетаний. В облас­ти инстинктов это проявляется в сексуальности, а в духовной и в спиритуальной сфере — как «единение души с Богом», как встреча с самостью или космическим символом.

«Противоположности являются неискоренимыми и незамени­мыми предварительными условиями всей психической жизни» (CW 14, par. 206; МС, пар. 206).

«Без различения противоположностей не существует созна­ния» (CW 8, par. 706).

«Нет ни одной человеческой трагедии, которая до известной степени не проистекала бы из конфликта между эго и бессозна­тельным» (CW 8, par. 706).

Какая бы установка ни наличествовала в сознательном разуме и какая бы психологическая функция ни доминировала, в бессозна­тельном неизбежно гнездится противоположность. Такое положе­ние дел редко способствует кризису в первой половине жизни. Но людям более старшего возраста, оказавшимся в тупике вследствие односторонней сознательной установки и блокады энергии, необ­ходимо вынести на свет те психические содержания, которые были подавлены.

«<...> где нет создаваемого противоположностями напряже­ния, там нет энергии; поэтому должна быть найдена противополо­жная установка сознания <...> Логической противоположностью любви является ненависть, или, иначе говоря, Эросу противостоит Фобос (страх); психологически это, однако, означает волю к вла­сти. Где господствует любовь, там отсутствует воля к власти, и где преобладает власть, там отсутствует любовь. Одно есть Тень дру­гого. Для того, кто находится па позиции Эроса, компенсирующей противоположностью будет воля к власти. Для того же, кто делает упор на власть, компенсацией является Эрос. С точки зрения одно­сторонней установки сознания Тень есть не имеющий ценности и поэтому вытесненный сильным противодействием момент лично­сти. Но чтобы возникло напряженное соотношение противополож­ностей, без которого невозможно дальнейшее движение, для этого то, что вытеснено, должно быть осознано. Сознание располагается в определенном смысле сверху, а Тень — снизу, и так как высокое стремится к низкому и горячее — к холодному, то каждое созна­ние, возможно, не догадываясь об этом, ищет свою бессознатель­ную противоположность, без которой оно осуждено на застой, измельчание и закоснение. Лишь от противоположности зажигает­ся жизнь» (ПБ, с. 90—91).

В свою очередь это активизирует процесс компенсации, веду­щий к иррациональному «третьему», трансцендентной функции. Из столкновения противоположностей в бессознательном психиче­ском всегда создается третье начало, иррациональное по своей природе. Это начало сознательный разум никак не предвосхищает и не понимает. Оно представляет себя в форме, которая не соответ­ствует ни определенному «да», ни определенному «нет».

Потенциальное обновление личности Юнг объяснял в физи­ческих терминах, как принцип или закон энтропии, согласно кото­рому в относительно закрытой системе может осуществляться пре­образование энергии, но оно возможно лишь вследствие разницы в ее интенсивности.

«Психологически данный процесс можно наблюдать в дейст­вии в развитии длительной и относительно неизменной установки. После ряда бурных колебаний противоположности вначале прихо­дят к некоторому равновесию, после чего постепенно начинает развиваться новая установка, окончательная стабилизация которой зависит от величины первоначальной разницы. Чем выше будет на­пряжение между парами противоположностей, тем больше будет та энергия, которая исходит от них, и меньше шанс последу­ющих нарушений душевного равновесия, которые могут возник­нуть вследствие разногласий с материалом, прежде не входившим в констелляцию» (CW 8, par. 49).

Некоторая степень напряжения между сознанием и бессозна­тельным неизбежна и необходима. Цель анализа поэтому заключа­ется не в том, чтобы исключить напряжение, а прежде всего в том, чтобы понять ту роль, которую оно играет в саморегуляции психи­ческого. Так что вопрос о полном перемирии даже и не ставится. Даже более или менее целостная личность никогда не утратит бо­лезненного чувства врожденной дисгармонии.

«Полное искупление грехов и освобождение от страданий это­го мира остается — и должно оставаться — иллюзией. Подобно то­му как земная жизнь Христа закончилась не в самодовольном бла­женстве, а на кресте» (CW 16, par. 400, ЮПП, пар. 400).

Юнг также считал, что любой, кто пытается решать проблему противоположностей на личностном уровне, вносит значительный вклад в дело всеобщего мира.

«Психологическое правило гласит: когда внутренняя ситуа­ция не осознается, она воспринимается как происходящая вовне, в обезличенном образе судьбы. Иначе говоря, когда индивид остается неразделенным и не осознает свою внутрен­нюю противоположность, сам мир должен волей-неволей отыграть этот конфликт и ворваться в противоположную поло­вину» (CW 9ii, par. 126; А, пар. 126).

ПСИХИЗАЦИЯ(Psychization) — процесс рефлексии, с помо­щью которого влечение (инстинкт) или бессознательное содержа­ние становится осознанным.

ПСИХИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ(Psychic reality; Psychische Wirklichkeit) — одно из ключевых понятий в аналитиче­ской психологии; рассматривается как опыт, как образ и как сама природа и функция психического.

В качестве опыта или переживания психическая реальность включает в себя все, что кажется человеку реальным или содержа­щим в себе силу реальности. Согласно Юнгу, человек переживает жизнь и жизненные события прежде всего в категориях правды субъективного повествования, а не исторической истины (так называемый личный миф). Переживаемое как психическая реаль­ность может быть и формой самовыражения. Ее иллюстрацией среди прочего является тенденция бессознательного персонифици­ровать свои содержания. Персонификация для Юнга была эмпирической демонстрацией психической реальности.

Существование мнений, верований, идей и фантазий не озна­чает, что то, к чему они относятся, в точности совпадает с тем, на что они могут претендовать. Психическая реальность двух людей, например, будет заметно различаться. И иллюзорная система, пси­хологически реальная, не будет обладать объективным статусом. Отношение психической реальности к гипотетической, внешней или объективной реальности является важным прежде всего с кли­нической точки зрения.

Во взглядах Юнга на психическую реальность как образ мож­но обнаружить известное их противопоставление позиции Фрейда, «чья идея о «психической реальности» никогда не ослабляла его веры в объективную реальность, которую можно открыть и затем измерить научными методами» (КСАП, с. 119). Согласно Юнгу, соз­нание имеет косвенную отраженную природу, опосредованную нер­вной системой и другими психосенсорными процессами, включая и психолингвистические. Переживания, скажем, возбуждения или боли, достигают нас во вторичной форме. Происходит немедленное конструирование образов, и как внешний, так и внутренний миры переживаются с помощью образной системы. Метафорическими образами являются также и сами понятия внутреннего и внешнего миров. Сам образ — это то, что непосредственно предъявляет себя сознанию. Мы осознаем свой опыт путем столкновения с его обра­зом. Юнг пришел к выводу, что в силу своей образной композиции психическая реальность является единственной реальностью, кото­рую мы можем переживать непосредственно.

В аспекте психической реальности, как обозначения природы и функции психического, последнее, согласно Юнгу, действует как промежуточный мир между физической и духовной сферами, спо­собными к соприкосновению и смешению. Под «физическим» сле­дует понимать как органические, так и неорганические аспекты материального мира. Психическое возникает, чтобы занять среднее положение между такими явлениями, как чувственные впечатления и растительная или минеральная жизнь, с одной стороны, а с дру­гой — интеллектуальная и духовная способность к формированию и восприятию идей.

ПСИХИЧЕСКАЯ ЭНЕРГИЯ(Psychic energy; Psychische Energie) см. либидо.

ПСИХИЧЕСКОЕ(Psyche) [Психика; Псюхе] (Перевод термина psyche на русский язык в контексте аналитико-психологических представлений вызывает ряд разночтений. В различных переводных работах Юнга можно встретить «псюхе», «психея», «психика», «душа» и др. Хотя этимологически лот термин соответствует латинской транскрипции греческого слова «Психея» — Душа, представляется более точным обозначить его на русском языке как «психиче­ское». Согласно Юнгу, Psyche вмещает в себя полноту всех психических процессов, включая и коллективное бессознательное, в то время как «душа» (Seele, Soul) есть обособленный функциональный комплекс, который лучше всего было бы охарактеризовать как «личность», комплекс, строго организованный в соотношении с Эго. — полная целокупность всех психических процессов — сознательных и бес­сознательных.)

«Психическое — далеко не гомогенное образование; напро­тив, это кипящий котел противоположных импульсов, запретов, аффектов, и для многих людей сам конфликт между последними является столь невыносимым, что они жаждут спасения, которое проповедуют теологи» (CW 9i, par. 190).

Психическое проявляется в сложном взаимодействии множе­ства факторов, включающих возраст, пол, наследственность, пси­хологический тип, степень сознательного контроля над влечениями индивида. Громадная сложность психических явлений привела Юнга к убеждению, что попытки сформулировать всестороннюю и исчерпывающую теорию психического обречены на неудачу.

«Любые предпосылки всегда оказываются чрезмерным упро­щением. Психическое является точкой отсчета любого человечес­кого переживания, и всякое знание, полученное нами, в конечном итоге приводит обратно к психическому. Оно — начало и конец любого познания. Оно — не только объект своей собственной науки, но и ее предмет. Психическое предоставляет психологии уникальное место среди всех других наук: с одной стороны, сохра­няется извечное сомнение в принадлежности психологии к науке вообще, в то время как с другой — психология завоевала право ставить теоретическую проблему, решение которой окажется одной из наиболее трудных задач у будущей философии» (CW 8, par. 261).

Согласно Юнгу, психическое — это не придаток мозговых функций или эпифеномен телесных процессов, а микрокосмос, в котором эго-сознание представлено лишь ограниченным сектором, окруженным бессознательным, не имеющим границ. В психиче­ском существуют определенные «врожденные» паттерны функцио­нирования и поведения, «то есть некоторые способы мыслить, чувствовать, представлять, которые везде и во все времена можно обнаружить независимо от любой культурной традиции» (К. Г. Юнг, Практика психотерапии, пар 206).

ПСИХОАНАЛИЗ(Psychoanalysis; Psychoanalyse) — система психологии и метод лечения психических и нервных расстройств, основанный Зигмундом Фрейдом. Характеризуется динамическим взглядом на все аспекты умственной жизни, сознания и бессозна­тельного, с особым акцентом на явления бессознательного. Клини­чески использует приемы диагностики и лечения, основанные на использовании непрерывных свободных ассоциаций.

Среди современных подходов к психоанализу выделяют:

а) метод лечения психических расстройств;

б) систему знаний о психике человека;

в) метод исследования бессознательного;

г) правила интерпретации человеческой деятельности;

д) специфический процесс человеческого взаимодействия.

Вклад Юнга в психоанализ по представлениям самого Фрейда можно свести к следующему:

1) введение экспериментального исследования психоана­литических понятий;

2) введение понятия комплекса;

3) институализирование учебного анализа как важной части в подготовке новых аналитиков;

4) применение в анализе мифологического и антропологичес­кого материала;

5) использование психоаналитический теории и терапии для понимания и лечения психозов.

Как известно, личная дружба Юнга и Фрейда, начавшаяся в 1907 году, закончилась к 1913 году окончательным разрывом. Оценки этого разрыва варьируются довольно широко, но после него Юнг обозначил свой подход к психологии как «Аналитичес­кая Психология».

Можно выделить (КСАП, с. 121 —122) шесть пунктов несог­ласия между Фрейдом и Юнгом, помогающих обрисовать различия между психоанализом и аналитической психологией.

Первое, Юнг не мог согласиться с исключительно сексуаль­ной, по его мнению, интерпретацией Фрейдом человеческой моти­вации. Это привело его к модификации фрейдовской теории либидо.

Второе несогласие касалось общего подхода Фрейда к психи­ческому, который был, по мнению Юнга, механистическим и кау­зальным. Человеческие существа не живут по законам, аналогич­ным физическим или механическим принципам.

Третье. Фрейд критиковался Юнгом за то, что делал слишком жесткое разграничение между «галлюцинацией» и «реальностью». Юнг представлял психическую реальность как нечто, переживае­мое самим индивидом. В этом контексте бессознательное рассмат­ривается не в качестве врага, а скорее как потенциально полезное и созидательное. Сновидения, например (по Юнгу), перестают быть чем-то обманчивым, требующим расшифровки. Иначе Юнг вос­принимал и символы.

Четвертая область расхождений затрагивает вопрос о балансе врожденных конституциональных факторов и внешней среды при формировании личности.

Пятое различие существовало по поводу происхождения совести и морали. См. также супер-эго.

Шестая область разногласий имела отношение к Эдипову комплексу. Юнга интересовали более первичные отношения между младенцем и матерью (см. младенчество и детство; объект-отношения).

ПСИХОАНАЛИЗ ДИКИЙ(непрофессиональный) (wild analysis; wilde Psychoanalyse) — обозначает: 1) психотерапевтиче­скую практику неопытных психоаналитиков, неправильно исполь­зующих аналитические понятия при истолковании симптомов, речевого поведения, снов, поступков и др.; 2) психоанализ, не учитывающий конкретную ситуацию лечебного процесса, его реальную динамику и специфику, направленный на вытесненные психические содержания без учета переноса и сопротивления. Дикий психоанализ следует отличать от так называемого лэй-анализа (lay-analysis), когда речь идет о лечебной практике, которая ведется психоаналитиком, не имеющим медицинского образова­ния, — клиническим психологом, педагогом или лицом другой профессии, связанной с психическим здоровьем человека.

ПСИХОГЕННЫЙ(Psychogenic; psychogen) — относится к описанию умственных расстройств, имеющих преимущественно психологическое, а не физиологическое происхождение.

«Никто не сомневается, что неврозы являются психогенными образованиями. «Психогенезис» означает, что главная причина невроза или условие, при котором он возникает, — психического свойства. Это может быть, к примеру, психический шок, тяжелый конфликт, неправильная психическая адаптация, фатальная иллю­зия и так далее» (CW 3, par. 496).

ПСИХОЗ(Psychosis; Psychose) — крайняя степень фрагментирования личности.

Аналогично неврозу, психотическое состояние обязано своим возникновением активности бессознательных комплексов и явлению расщепления. И если в неврозе комплексы лишь отно­сительно автономны, то в психозе они полностью отмежеваны от сознания.

«Наличие комплексов само по себе — нормальное явление; но если комплексы несовместимы друг с другом, то тогда часть лич­ности, наиболее противоположная ее сознательной части, отщепля­ется. Если подобное расщепление достигает органических струк­тур, то размежевание оказывается психозом, шизофреническим состоянием, на что указывает и сам термин. Каждый комплекс тог­да живет своей собственной жизнью, и личность уже не в состоя­нии связать их вместе (CW 18, par. 382; см. также русский перевод: Тавистокские лекции. Киев., 1995, с. 174).

Юнг был убежден, что многие психозы, в частности шизофре­ния,— явления психогенного характера, возникающие вследствие понижения ментального (умственного) уровня и слишком слабого это, неспособного к отражению натиска бессознательных содер­жаний.

ПСИХОИД(Psychoid) — душеподобный или квазипсихичес­кий — понятие, применимое фактически к любому архетипу, выра­жающее, по сути, неизвестную, но доступную переживанию связь между психическим и материальным.

«Психическое представляет существенный конфликт между слепым инстинктом (влечением) и волей (свободой выбора). Там, где преобладает инстинкт, там начинаются психоидные процессы, принадлежащие сфере бессознательного в качестве элементов, неспособных осознаваться. Но психоидный процесс не является бессознательным как таковым, поскольку значительно превышает границы последнего» (CW 8, par. 380).

Юнг подчеркивает то обстоятельство, что реальная природа архетипа не может быть непосредственно представлена или «зри­мо» осознана, что она трансцендентна; в силу «непредставимости» последней он вынужден дать ей специфическое имя — психоид. (там же, par. 840).

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ(Psychological Types; Psy-chologische Typen) см. тип и типология.

ПСИХОПОМП(Psychopomp; Psychopompos) — психичес­кий фактор, являющийся связующим звеном между бессознатель­ными содержаниями и сознанием; очень часто персонифицируется в образе мудрого старца или старухи, иногда — помогающего животного, например Серого Волка.

ПСИХОТЕРАПИЯ(Psychotherapy; Psychotherapie) — комп­лексное лечебное вербальное и невербальное воздействие на пси­хику человека при многих психических, психосоматических и нерв­ных расстройствах.

Условно различают клинически ориентированную психотера­пию и личностно' ориентированную. Пользование той и другой психоаналитическими или аналитико-психологическими методами в сочетании с другими техниками представляет, строго говоря, ана­литически ориентированную психотерапию, но не психоанализ или аналитическую психологию.

Юнг развил свою собственную теорию психотерапии, считая ее первичной целью — способствовать индивидуальному разви­тию; он прослеживал происхождение психотерапевтических эле­ментов в исцеляющих церемониалах древних, в которых «человек становится тем, кем он всегда был». Поскольку психику невозмож­но лечить фрагментарным путем, так как в психических расстрой­ствах все взаимосвязано и аффектированной оказывается личность в целом, то аналитический психотерапевтический процесс предста­вляет собой диалектическое взаимоотношение между двумя психи­ческими системами, реагирующими и отвечающими друг другу.

Психотерапевт — это не просто посредник в лечении или абстрактный «лечебный фактор», но активный соучастник лечеб­ной работы. Он имеет дело с символическими проявлениями с множественными скрытыми смыслами и, как минимум, различ­ными соблазнами. Это требует от самого психотерапевта способно­сти к «моральному разграничению», иначе «психотерапевт-невро­тик будет неизменно лечить у пациента свой собственный невроз» (CW 16, par. 23; ЮПП, пар. 23).

В аналитической психологии психотерапия строится на прин­ципе, когда символические фрагменты из бессознательного перехо­дят в сферу сознательной жизни, и результатом этого оказывается некоторая форма психического существования, не только более здоровая, но и способствующая дальнейшему оздоровлению, пото­му что она более полно соответствует собственной личности индивида. При аналитическом психотерапевтическом лечении вос­становительный процесс пациента активизирует наличествующие в нем архетипические и коллективные содержания. Причиной нев­роза считается несоответствие между сознательной установкой и намерением бессознательного. Данная диссоциация, в конечном счете, перекрывается ассимиляцией или интеграцией бессознатель­ных содержаний.

Юнг различал «большую психотерапию», имеющую дело со случаями резко выраженных неврозов или пограничными психоти­ческими состояниями, и «малую психотерапию», в которой порой достаточно доброго совета или объяснения. Он считал, что ни медицинское образование, ни академическая психология сами по себе недостаточны для занятий практической психотерапией, полагая необходимым основательную и продолжительную работу с будущими психотерапевтами.

ПУЭР(Puer) см. вечное дитя.

Р_

РАЗВИТИЕ(Development; Psychogenese) — психоанализ утверждает, что поведение человека можно рассматривать в его развитии, т. е. интерпретировать поведение взрослого как усложне­ние или эволюцию детского (инфантильного) поведения, и что «высшие» формы последнего можно понимать как усложнение примитивных влечений и поведенческих стереотипов (паттернов).

Термин «психическое развитие человека» употребляется в юнгианской психологии в связи с самыми различными понятиями и представлениями, служащими в качестве моделей. Если мы обратим свой взор на телесные, духовные и душевные возмож­ности развития, которые имеют место в течение всей жизни, то для нас станет очевидным, сколь разнообразны и многослойны эти процессы. В первые годы жизни детское сознание, постоянно увеличиваясь, развивается из состояния, в котором ребенок еще целиком слит с фигурой матери и окружающим миром. Хотя ребенок и начинает говорить «Я», континуальность сознания часто прерывается бессознательностью. Юнг полагал, что в целом раз­витие сознания у женщин заканчивается в двадцатилетнем возрас­те, а у мужчин — в двадцатипятилетнем. Завершенное психическое развитие делает возможной непрерывную связь Я с бессозна­тельным.

Психическая энергия — это внутренний процесс развития, который длится в течение всей жизни, причем может направляться не только благими намерениями или волей. Важными «помощ­никами» в развитии являются живые символы, которые способст­вуют разрушению психической бессознательности и бессознатель­ной идентификации ребенком себя и своих родителей, благодаря чему он замещает их персональными объектами. Часто эти избранные замещающие объекты (Ersatzobjekte) имеют более или менее большое сходство с личностями родителей.

Процессы психической энергии особенно ярко отражаются в сновидениях и являющихся в них символах. Дальнейший энергетический процесс осуществляется в развертывании персо­нальной типологии, когда человек приспосабливается как к внешней реальности, так и к внутренней действительности. Равным образом человек выстраивает свою энергию с помощью четырех функций, а именно: мышление содействует познанию и способности суждения, чувства позволяют оценить что-либо по достоинству, ощущения способствуют чувственному восприятию, а интуиция как способность предчувствия проясняет скрытый задний план. Целью психической, равно как и типологической энергии является полное осуществление личности.

Взгляды Юнга на развитие личности содержат в себе синтез врожденных структурных факторов (см. архетипы) с обстоятельст­вами, в которых оказывается индивид. Развитие можно рассматри­вать с точки зрения отношения к себе (см. индивидуация; самость) или к объектам (см. объект-отношения', эго), или к ин­стинктивным импульсам (см. энергия).

В развитии сосуществуют регрессивные и прогрессивные тенденции (см. интеграция; прогрессия; регрессия), и сам процесс не бессмыслен (см. смысл; стадии жизни; саморегуляторная функция психического).

РАЗЫГРЫВАНИЕ(Enactment; Inszenieren, Inszenierung) — в отличие от отреагирования определяется как признание и приня­тие архетипического стимула, взаимодействия с ним, что при сохранении контроля эго дает возможность раскрываться метафо­рическому смыслу этого стимула личным, индивидуальным обра­зом. В противоположность отреагированию разыгрывание требует появления сознательного эго таким образом, чтобы можно было придать индивидуализированное выражение вторгающимся архетипическим элементам. Допуская присутствие и силу бессозна­тельной мотивации, человек тем не менее противостоит ее давлению, не впадая в регрессию и не позволяя себе быть ею побежденным (см. инфляция, одержимость). Имеется в виду, что вторгающийся стимул символизирует нечто, чего недостает в лич­ном опыте, чего сама личность не осознает. Человек смиряется или страдает в присутствии архетипического элемента до тех пор, пока он скрыт, пока его символический смысл не стал явным (КСАП, с. 113—114).

РАНЕНЫЙ ЦЕЛИТЕЛЬ(Wounded Healer; Verwundeter Hciler) — возможная архетипическая динамика, констеллируемая в аналитическом взаимодействии; мотив раненого целителя — это символический образ, отчасти архетипической природы.

Сам термин возник из легенды об Асклепии, боге врачевания, известном тем, что в память о собственных ранах и страданиях он основал святилище в Эпидавре, где могли исцеляться все желаю­щие. Отсюда возникла параллель между древней целительной пра­ктикой и аналитическим лечением. Исцеление в святилище прохо­дило в теменосе или отгороженной территории, прилегавшей к храму, что благоприятствовало отдыху «пациента», а также давало надежду, что он увидит исцеляющие сны. Обучающий искусству исцеления кентавр Хирон обычно изображался страдавшим от неизлечимых ран. В нашем случае аналитик рассматривается как раненый целитель, а сама аналитическая процедура, позволяющая совершиться регрессии и отказу от излишних сознательных функ­ций, как теменос.

РАННЕЕ СЛАБОУМИЕ(Dementia Praecox шизофрения; тест словесных ассоциаций.- лат.) см. шизофрения

РАППОРТ(Rapport; Rapport) — чувство согласия между собой и другими.

«Раппорт состоит прежде всего в чувстве существующего сог­ласия, несмотря на признанное различие. Даже признание сущест­вующих различий, если только оно обоюдное, есть уже раппорт, чувство согласия. Если мы при случае осознаем это чувство в более высокой мере, то мы откроем, что это не просто чувство, не поддающееся в своих свойствах дальнейшему анализу, но также и постижение или содержание познания, передающее пункты согла­шения в мыслительной форме. Это рациональное изображение применимо исключительно к рационалисту, а отнюдь не к ирраци­ональному человеку, ибо его раппорт основан вовсе не на сужде­нии, а на параллельности свершающегося и живых происшествий вообще. Его чувство согласия есть совместное восприятие какого-нибудь ощущения или интуиции. Рациональный сказал бы. Что раппорт с иррациональным основан на чистой случайности, если случайно объективные ситуации согласуются между собой, вот тогда осуществляется нечто вроде человеческого отношения, но никто не знает, каково будет значение и какова длительность этого отношения. Для рационалиста часто бывает прямо мучительна мысль, что отношение длится как раз лишь до тех пор, пока внеш­ние обстоятельства случайно допускают такую совместность. Это представляется ему не особенно человечным, тогда как иррацио­нальный именно в этом случае усматривает особенно красивую человечность. Результатом этого является то, что они смотрят друг на друга как на людей, лишенных отношений, как на людей, на которых нельзя положиться и с которыми совсем невозможно по-настоящему ужиться. Однако к такому результату можно прий­ти лишь тогда, если сознательно попытаться отдать себе отчет в своих отношениях к ближнему. Но такая психологическая добро­совестность не очень обыкновенна, поэтому часто оказывается, что, несмотря на абсолютное различие в точках зрения, все-таки устанавливается нечто вроде раппорта и притом таким образом: первый, с молчаливой проекцией, предполагает, что второй в существенных пунктах имеет такое же мнение; а второй предчув­ствует или ощущает объективную общность, о которой, однако, первый сознательно и представления не имеет и наличность кото­рой он тотчас же начал бы отрицать, совершенно так же, как вто­рому никогда и в голову не могло бы прийти, что его отношение покоится на общности мнений. Такой раппорт является наиболее частым; он основан на проекции, которая впоследствии становится источником недоразумений (ПТ, пар. 618).

РАСЩЕПЛЕНИЕ(Splitting: Zerspalten, Zersplittern) — про­цесс, посредством которого психическое утрачивает свою целост­ность, образуя ряд подструктур; характеризуется установками и стереотипами поведения, определяемыми теми или иными ком­плексами. Термин используется для описания диссоциации личности.

«Хотя это свойство личности легче всего наблюдать в психо­патологии, по своей сути оно представляет собой нормальное явле­ние, которое также легко опознается в проекциях первобытной психики. Эта тенденция к расщеплению означает, что части психи­ческого отделяются от сознания до такой степени, что не только выглядят чужими и незнакомыми, но и ведут свою относительно независимую жизнь. И здесь речь не идет об истерической множе­ственной личности или шизофренических личностных изменениях, но просто о так называемых «комплексах», которые появляются исключительно в пределах нормы» (CW 8, par. 25

РАЦИОНАЛЬНОЕ(Rational; Rational) — термин, используе­мый для описания мыслей, чувств и действий, согласуемых с разу­мом; установка, базирующаяся на объективных ценностях, полу­ченных в результате практического опыта.

«Объективные ценности устанавливаются в опыте среднего разума, посвященном, с одной стороны, внешним фактам, а с дру­гой — фактам внутренним, психологическим. Подобные пережива­ния не могли бы, конечно, представлять собой объективных «цен­ностей», если бы они, как таковые, «оценивались» субъектом, что было бы уже актом разума. Но разумная установка, позволяющая нам утверждать объективные ценности как значащие, не является делом отдельного субъекта, а предметом истории человечества. Большинство объективных ценностей — а вместе с тем и разум — суть наследие древности, это крепко спаянные комплексы предста­влений, над организацией которых трудились бесчисленные тыся­челетия с той же необходимостью, с какой природа живого орга­низма реагирует вообще на средние и постоянно повторяющиеся условия окружающего мира и противопоставляет им соответству­ющие комплексы функций, — как, например, глаз, в совершенстве соответствующий природе света <...>

Вследствие этого разум есть не что иное, как выражение при­способленности к среднему уровню происходящих событий, осев­шему в виде комплексов представлений, мало-помалу крепко соорганизовавшихся и составляющих как раз объективные ценности. Итак, законы разума суть те законы, которые обозначают и регули­руют среднюю «правильную», приспособленную установку. Рацио­нально все то, что согласуется с этими законами; и, напротив, ирра­ционально все, что с ними не совпадает. Мышление и чувство явля­ются функциями рациональными, поскольку решающее влияние на них оказывает момент размышления, рефлексии. Эти функции наи­более полно осуществляют свое назначение при возможно совер­шенном согласовании с законами разума. Иррациональные же функции суть те, целью которых является чистое восприятие, тако­вы интуиция и ощущение, потому что они должны для достижения полного восприятия всего совершающегося как можно более отре­шаться от всего рационального, ибо рациональное предполагает исключение всего внеразумного (ПТ, пар, 784—786).

РЕГРЕССИВНОЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПЕРСОНЫ(Regressive restoration of the persona) — выражение, использован­ное Юнгом для описания действия, которое возможно в случае краха сознательной установки личности.

«В отношении этой формулировки, звучащей столь техничес­ки, читатель вправе предположить, что речь идет о сложной психи­ческой реакции, которую можно наблюдать в ходе аналитического лечения.

Было бы, однако, заблуждением думать, будто этот случай встречается только в аналитической практике. Этот процесс столь же хорошо, а часто даже намного лучше можно наблюдать в дру­гих жизненных ситуациях, нежели непосредственно в медицин­ской практике, а именно во всех тех жизненных перипетиях, где разрушительно вмешивается какая-нибудь жестокая судьба.

Превратности судьбы испытал на себе, наверное, каждый, но это по большей части раны, которые лечатся и не оставляют после себя увечий. Но здесь речь идет о разрушительных переживаниях, которые могут полностью сломить или по крайней мере надолго сделать человека больным. Возьмем для примера бизнесмена, который чересчур сильно рискнул и потому стал банкротом. Если он не даст этому удручающему переживанию лишить себя мужест­ва, а будет держаться стойко и отважно, то, может быть, произой­дет целительное смягчение, и его рана заживет без серьезных последствий. Но если он из-за этого надломится, откажется от вся­кого дальнейшего риска и будет пытаться «заштопать» свою социальную репутацию в рамках намного более ограниченной лич­ности, с ментальностью запуганного ребенка исполняя второсорт­ную работу на крохотной должности, работу, которая, несомненно, ниже уровня его возможностей, то он, выражаясь технически, восстанавливает свою персону регрессивным путем.

Испугавшись, он сполз на более раннюю ступень развития своей личности, съежился и принял такой вид, будто он все еще находится накануне критического переживания, но в полной не­способности даже просто подумать о том, чтобы вновь пойти на такой риск. Может быть, раньше он хотел большего, чем мог до­биться; теперь он не отваживается даже на то, что ему, собственно говоря, по силам» (ПБ, с. 225—226).

«Регрессивное восстановление персоны лишь тогда может стать фактом, когда кто-то кризисным провалом своей жизни обя­зан своей собственной «раздутости». С «уменьшением» своей лич­ности он возвращается к той мере, которую в состоянии исчерпать. В любом другом случае, однако, полная покорность и самоуничи­жение означают отступление, которое может поддерживаться дли­тельный срок только невротической хворью» (там же, с. 230).

РЕГРЕССИЯ(Regression; Regression) — возвратное движе­ние либидо к более раннему способу адаптации, часто сопровожда­емому инфантильными фантазиями и желаниями.

«Регрессия, со своей стороны, выступает как адаптация к условиям внутреннего мира, вытекающая из жизненной потребно­сти удовлетворять требованиям индивидуации. Человек — не машина в том смысле, чтобы постоянно поддерживать тот же самый рабочий выход. Он в состоянии обеспечивать идеальным образом требования внешней необходимости только тогда, когда он также приспособлен и к своему внутреннему миру, т. е. если он пребывает в согласии с самим собой. Соответственно, он может приспособиться к своему внутреннему миру и достичь гармонии с самим собой лишь тогда, когда он адаптирован к условиям окружа­ющей среды» (CW 8, par. 75).

«То, что лишает Природу ее очарования и радости жизни — это привычка оглядываться назад ради чего-то, что пребывает вовне, вместо того чтобы вглядываться вовнутрь, в глубины деп­рессивного состояния. Такое оглядывание назад ведет к регрессии и оказывается первым шагом на пути к ней. К тому же регрессия является непроизвольной интроверсией, поскольку прошлое явля­ется объектом памяти и составляет психическое содержание, эндопсихичсский фактор. В сущности, это обратное впадение в прошлое, вызванное депрессией в настоящем» (CW 5, par. 625; СТ, пар. 625).

Юнг считал, что блокировка поступательного движения энер­гии возникает вследствие неспособности доминирующей созна­тельной установки адаптироваться к изменяющимся обстоятельст­вам. Однако тем самым активируются бессознательные содержа­ния, несущие в себе семена новой прогрессии. Противоположная или подчиненная функция, потенциально способная модифициро­вать неадекватную сознательную установку, всегда «незримо присутствует за кулисами».

«Если мышление терпит неудачу в качестве функции приспо­собления, имея дело с ситуацией, в которой адаптация возможна лишь с помощью чувства, то бессознательный материал, активизи­ровавшийся путем регрессии, будет удерживать недостающую чув­ствующую функцию, пусть даже и в неразвитой, эмбрионической, архаической форме. Аналогично, в противоположном типе регрес­сия будет активизировать мыслительную функцию, способную эф­фективно скомпенсировать неадекватное чувство» (CW 8, par. 65).

В отличие от фрейдовского, почти всегда отрицательного отношения к регрессии (регрессия для Фрейда то, что следует прогнать и преодолеть), Юнг считал, что регрессия энергии прежде всего ставит нас перед проблемой собственной психологии. Он настаивал на терапевтических и совершенствующих личность аспектах краткосрочной регрессии, не отрицая вреда продолжи­тельной и непродуктивной регрессии. С телеологической (финаль­ной) же точки зрения регрессия вообще оказывается столь же необ­ходимой в процессе развития, как и прогрессия.

«Рассматриваемая причинно, регрессия определяется, так ска­зать, «фиксацией на матери». Но с финальной точки зрения либидо регрессирует в имаго матери, с тем, чтобы отыскать там ассоциа­ции памяти, с помощью которых будет иметь место дальнейшее развитие, например из половой системы в интеллектуальную и ду­ховную. Первое объяснение исчерпывается в подчеркивании важ­ности причины и совершенно пропускает целевое назначение рег­рессивного процесса. Под этим углом зрения все здание человечес­кой цивилизации оказывается простым замещением невозможно­сти инцеста. Но другое объяснение позволяет нам предвидеть то, что последует из регрессии, и в то же самое время помогает нам понять значение тех образов памяти, которые были реактивирова­ны» (там же, par. 43f).

Юнг полагал, что за мирскими обывательскими симптомами регрессии лежит ее символическое значение, а именно потреб­ность в психологическом обновлении. Последняя находит свое отражение в мифологии в форме путешествия героя.

«<...> в этом регрессивном страстном стремлении, которое Фрейд, как известно, рассматривал как «инфантильное закрепле­ние» или «стремление к инцесту», заключены особая ценность и особая необходимость, выраженные, например, в мифах, когда именно самый сильный и лучший в народе, т. е. герой, следует за регрессивным страстным стремлением и умышленно подвергает себя опасности быть проглоченным чудовищем материнской праосновы. Но он — герой лишь потому, что не дает проглотить себя окончательно, а побеждает чудовище, и притом не просто один раз, а много раз. Только победа над коллективной психикой и выявляет истинную ценность — завладение сокровищем, непобе­димым оружием, магическим защитным средством или еще чем-то иным, что миф считает благами, достойными стремления. Поэтому тот, кто идентифицирует себя с коллективной психикой, а выража­ясь языком мифа, кто дает себя проглотить чудовищу и таким образом растворяется в нем, тот хотя и находится возле клада, который сторожит дракон, но отнюдь не по своей воле и к своему собственному величайшему ущербу» (ПБ, с. 232).

РЕДУКТИВНОЕ(Reductive; Reduktive) — буквально, «веду­щее обратно»; понятие, используемое при описании неврозов, а также при толковании сновидений, обозначающее способ, кото­рый рассматривает бессознательный продукт не символически, а семиотически, т. е. как знак или симптом некоего базового процесса.

«Редуктивный метод рассматривает бессознательный продукт в смысле обратного сведения его к элементам, к основным процес­сам, — будь то воспоминания о действительно имевших место событиях или элементарные психические процессы. Поэтому редуктивный метод (в противоположность методу конструктивно­му, см. конструктивное) ориентируется назад или в историческом смысле, или же в смысле переносном, т. е. сводя сложную и диф­ференцированную величины обратно — к более общему и элемен­тарному. Метод толкования Фрейда, а также и Адлера редуктивен, потому что и тот, и другой сводят явление к элементарным процес­сам желания и стремления, имеющим, в конечном счете, инфан­тильную или физиологическую природу. При этом на долю бессоз­нательного продукта неизбежно выпадает лишь значение несобст­венного выражения, для которого термин «символ», в сущности, не следовало бы употреблять. Редукция действует разлагающим образом на значение бессознательного продукта, который или сво­дится к своим историческим первоступеням и тем самым уничто­жается, или же вновь интегрируется в тот элементарный процесс, из которого он вышел (ПС, пар. 787).

В толковании сновидений редуктивный метод (его еще назы­вают механистическим) стремится объяснить образы людей и ситуации на языке конкретной реальности. Конструктивный или целеполагающий (финальный) подход фокусируется на символиче­ском содержании сна. Юнг использовал слово «редуктивный» для обозначения ядра фрейдовского метода, с помощью которого тот стремился обнаружить первобытные, инстинктивные, инфантиль­ные основы или корни психологической мотивации. Как видно из вышеприведенной цитаты, Юнг был достаточно критичен к редуктивному методу, поскольку полный смысл бессознательного проду­кта (симптома, сновидения, образа, обмолвки) при этом не раскры­вался. Связывая бессознательный продукт с прошлым, можно утра­тить его сегодняшнюю ценность для индивида.

Хотя сам Юнг и старался следовать конструктивному подходу, он рассматривал редуктивный анализ как важный первый шаг в лечении психологических проблем, в особенности в первой половине жизни.

Источником возникновения неврозов у молодых людей, как правило, выступает конфликт между силами реальности и неадек­ватной, инфантильной установкой, которая каузально характеризу­ется аномальной зависимостью от реальных или воображаемых родителей, а с точки зрения цели — недостижимыми фикциями (т. е. намерениями и устремлениями). Здесь вполне уместны редук­ции Фрейда и Адлера (ПБ, с. 98).

РЕИФИКАЦИЯ(Reification; Reifikation) — овеществление идей и понятий; обращение с ними таким образом, как если бы они были осязаемыми объектами.

РЕЛИГИОЗНАЯ УСТАНОВКА(Religious attitude; religios Einstellung) — психологически установка, сообщаемая тщатель­ным наблюдением за невидимыми силами, почитанием их и лич­ным переживанием по этому поводу.

«Ясно, что под понятием «религия» я не имею в виду вероуче­ние. Верно, однако, что всякое вероучение основывается, с одной стороны, на опыте нуминозного, а с другой — на вере, на предан­ности, верности, доверии к определенным образом испытанному воздействию нуминозного и к последующим изменениям сознания. Можно сказать, что «религия» — это понятие, обозначающее особую установку сознания, измененного опытом нуминозного» (CW 11, par. 9; АС. с. 134).

«Религия есть врожденная инстинктивная установка в челове­ке. В ней осуществляется наблюдение и уяснение неких невиди­мых и неконтролируемых человеком факторов. Проявления этой установки можно проследить во всей духовной истории. Ее целью является сохранение психического равновесия: естественный человек имеет столь же естественное знание о пересечениях своего сознания с неподвластными ему факторами» (CW 10, раг.512. Рус­ский перевод: АППН. с. 113—166, а также: В. Одапник. Психоло­гия политики». 1995, с. 218).

Религиозная установка глубоко отлична от веры, связываемой со специфическим вероучением и вероисповеданием.

«Вероучение и вероисповедание — это выражение определен­ных коллективных убеждений, тогда как религиозное переживание отражает субъективное отношение к неким метафизическим, то есть внемирским факторам. Конфессиональная жизнь осуществля­ется в мирской среде и, таким образом, является внутримирским делом, в то время как смысл и предназначение религии лежит во взаимотношении между индивидом и Богом (христианство, иуда­изм, ислам) либо на пути спасения и освобождения (буддизм).

Из этого проистекает теперешняя этика, которая — вне индивидуальной ответственности перед Богом — означает лишь конвенциональную мораль.

Являясь не более чем компромиссом с мирской действитель­ностью, вероучения склоняются ко всевозрастающей кодификации своих воззрений и обычаев. Тем самым они настолько овеществля­ются, что на задний план отходит их подлинно религиозная сущ­ность, а именно живое отношение, непосредственная встреча с внемирским» (CW 10, par. 507).

Юнг полагал, что невроз во второй половине жизни редко вы­лечивается без развития религиозной установки, побуждаемой спонтанным духовным откровением.

«Дух этот есть автономное психическое событие, затишье пос­ле бури, умиротворяющий свет, проливающийся во мраке челове­ческого разума, и потаенный упорядочивающий принцип царящего в нашей душе хаоса.

Святой Дух — Утешитель, как и Отец, это тихое, вечное и бездонное Единое, в котором любовь Божья и страх Божий сплав­лены в бессловесное единство. И именно в этом единстве воссозда­ется первозданный смысл все еще бессмысленного отцовского ми­ра, проникая в пространство человеческого опыта и рефлексии» (ОИ, с. 79).

Утверждая психологическую точку зрения, Юнг стремился прояснить, что под религией он понимает не свод законов, запове­дей, вероучение или догму.

«Бог есть тайна, и все, что мы говорим о нем, говорится и веруется людьми. Мы создаем образы и идеи, но когда я говорю о Боге, я всегда имею в виду образ, который из него сделал чело­век. Но никто не знает, каков и как выглядит этот образ и может ли он быть Богом» (С. С. Jung. Letters. 1957, vol. 2, p. 383).

Психологическим носителем Бого-образа в человеке Юнг считал самость. Он полагал, что она действует в роли руково­дящего принципа личности, отражающего потенциальную целост­ность индивида, побуждая жизнь к большей состязательности и подтверждению смысла. Почти все, что связывает человека с эти­ми атрибутами, может использоваться как символ самости, но неко­торые освященные временем фундаментальные формы, такие, как крест и мандола, признаются коллективным выражением высших религиозных ценностей человека; крест символизирует напряже­ние между крайними противоположностями, а мандала представ­ляет разрешение этого противостояния. Психологически Юнг приписывал трансцендентной функции задачу связи человека и Бога (личности и ее конечного потенциала) через образование символов.

Говоря о своих личных религиозных взглядах, Юнг писал: «Я не верю, но знаю о силе подлинной личностной природы и непреодолимого воздействия. Я называю эту силу Богом» (С. G. Jung. Letters, 1955, vol.2, p. 274).

РЕФЛЕКСИЯ(Reflection; Reflexion) — умственная актив­ность, концентрирующаяся на определенном содержании созна­ния; инстинкт или влечение, включающие в себя религию и поиски смысла.

«Обращенность сознания назад или к внутреннему миру, при которой вместо непосредственной, немедленной и непреднамерен­ной реакции на объективные стимулы в «дело» вступает психоло­гическое размышление. Результат подобного размышления не­предсказуем, и как следствие свободной мысли возможны весьма индивидуализированные и относительные ответы. Рефлексия «пов­торно разыгрывает процесс возбуждения», давая толчок серии вну-трипсихических образов еще до того, как предпринято само дейст­вие. С помощью рефлективного инстинкта стимул становится пси­хическим содержанием, опытом, посредством которого становится возможным преобразовать естественный или автоматический про­цесс в осознанный и созидающий» (КСАП, с. 131).

«Обычно мы не думаем о «рефлексии» как о чем-то инстинк­тивном, а связываем ее с сознательным состоянием разума. Reflexio означает «повернутый назад» или «согнутый назад» и в психологическом применении обозначает тот факт, что в реф­лекс, который доводит стимульный материал до своей инстинктив­ной разрядки, вмешивается психизация <...> Таким образом, на ме­сте компульсивного (навязчивого) действия возникает некоторая степень свободы, а вместо предсказуемости появляется относи­тельная непредсказуемость по отношению к воздействию импульса (CW 8, par. 241).

По мнению Юнга, богатство человеческой психики и ее сущностный характер определяются инстинктом рефлексии. «Однако рефлексия хотя и инстинктивна, в то же время выступает как про­цесс сознательный, предполагающий использование воображения при принятии решений и последующего действия» (КСАП, с. 132)

«Рефлексия является культурным инстинктом par excellence (по преимуществу), и ее сила продемонстрирована в мощной спо­собности культуры поддерживать себя перед лицом дикой приро­ды» (CW 8, par. 243).

Именно рефлексии мы обязаны равновесием противополож­ностей. Но чтобы это произошло, сознание должно распознаваться как нечто большее, чем знание, а сам рефлсктивнй процесс воспри­ниматься как «взгляд внутрь». Здесь наша индивидуальная свобода раскрывается наиболее поразительно. Рефлексия влечет за собой сновидения, символы и фантазии. Точно так же, как Юнг обнару­живает аниму во взаимосвязи и родстве с мужским сознанием, он заявляет, что анимус обеспечивает женскому сознанию способ­ность к рефлексии, размышлению и самопознанию. Напряженные отношения между этими двумя началами не решаются по прин­ципу «либо — либо», но требуют столкновения и интеграции, которые творчески проявляют себя в трансформации отношений между ними.

«Мое внимание привлекает тот факт, что помимо области рефлексии существует другая, не менее, если не более обширная зона, в которой рациональное понимание и рациональные формы представления вряд ли обнаружат что-нибудь сверх того, что они способны охватить умом. Это — область Эроса» (MDR. Flaminco, 1989, р. 386).

РИТУАЛ(Ritual) — служба или церемония, проводимые с ре­лигиозной или терапевтической целью или намерением, как созна­тельным, так и бессознательным.

Ритуальные действия основываются на мифологических и архетипических темах, выражают их содержания символически, пол­ностью вовлекают человека и вызывают у него ощущение возвы­шенного смысла и в то же самое время опираются на представле­ния, соответствующие духу времени (КСАП, с. 132).

Ритуал — это психический канал, посредством которого осу­ществляется личностная трансформация, когда психологический баланс личности оказывается под угрозой воздействия внезапной нуминозной силы; структурированный этап изменения одного ста­туса личности или способа его бытия на другой.

Юнг считал, что в ритуале человек выражает свои наиболее важные и фундаментальные психические содержания, и в случае отсутствия соответствующих ритуалов люди спонтанно и бессоз­нательно создают их, чтобы обезопасить устойчивость личности, коль скоро переход из одного психологического состояния в другое произошел. Сам по себе ритуал не влияет на трансформацию, он просто содержит ее в себе.

РОДИТЕЛЬСКИЙ КОМПЛЕКС(Parental complex; elterlich Komplex) — группа или совокупность эмоционально нагруженных образов и идей, связанных с родителями. Юнг полагал, что нулшнозность, окружающая фигуры собственных родителей, когда их магическое влияние так или иначе очевидно, в значительной степени связана с архетипическим образом первобытных родите­лей, пребывающим в психике любого человека.

«Важное значение, которое современная психология приписы­вает «родительскому комплексу», есть непосредственное продол­жение первобытного переживания опасной действенной силы родительских духов. Даже та ошибка, которую совершают дикари, предполагая (не с помощью мышления), что духи суть реальности внешнего мира, находит свое продолжение в нашем (лишь отчасти верном) предположении, что действительные родители ответствен­ны за родительский комплекс. В старой теории травмы фрейдов­ского психоанализа и даже за его пределами это предположение признается чуть ли не в качестве научного объяснения. Чтобы из­бежать этой двусмысленности я предложил выражение «родитель­ское имаго»» (CW 7, par. 293; ПБ, с. 251).

Имаго возникает как итог воздействия родителей и специфи­ческих реакций ребенка; поэтому она (Imago — женского рода) является образом, лишь весьма условно воспроизводящим объект. Наивный человек, конечно, верит в то, что родители таковы, каки­ми он их видит. Этот образ проецируется бессознательно, и, когда родители умирают, спроецированный образ продолжает действо­вать, как если бы он был самостоятельно существующим духом. Первобытный в этом случае говорит о родительских духах, возвра­щающихся по ночам (revenants), современный же человек называет это отцовским или материнским комплексом (там же)

Пока позитивное или негативное сходство с родителями остается решающим фактором в выборе объекта любви, освобож­дение от родительского имаго, а следовательно, уход из детства, остаются незавершенными (CW 10, par. 74).

С_

САМОРЕГУЛЯТОРНАЯ ФУНКЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО(Selfregulatory function of the Psyche; Selbstregulatorische Funktion der Psyche) см. компенсация.

САМОРЕГУЛЯЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО(Self-regulation of the Psyche; Selbstregulatorische Funktion der Psyche) — понятие, базирующееся на компенсаторных взаимоотношениях между соз­нанием и бессознательным.

Идея саморегуляции проходит через всю юнговскую структу­ру действия психического и, в частности, является одним из базо­вых положений в анализе сновидений и вообще в их месте в пси­хической жизни индивида. Фрейд полагал, что суть большинства снов — неисполненные желания, переместившиеся в сон, дабы выразиться косвенным образом. Он отмечал, что «зримое содержа­ние сна» — всего лишь покрывало на «скрытом» содержании, являющемся, как правило, подавленным сексуальным желанием раннего детства. Юнг же рассматривал сны как каналы связи с бес­сознательным, как некие сообщения, передаваемые символическим языком. Этот язык труден для понимания, но сами сообщения не обязательно касаются каких-то желаний или являются способами скрыть что-то неприемлемое. Чаще всего сны дополняют сознание, компенсируя какие-то проявления индивида, непонятые им или попросту отброшенные. Либо наряду с невротическими симптома­ми сны предупреждают о сходе с правильного пути.

Идея саморегуляции и компенсации увязывалась и с юнговской психологической типологией. Здесь Юнг изначально предположил, что индивидам свойственно различие в привычном отноше­нии к жизни. Это различие определяется разнообразием их интер­претаций восприятия и переживания. Так, интересы экстраверта направлены на внешний мир, а интроверта — во внутренний, в мир его психического. Далее Юнг высказал идею, что психичес­кое управляется четырьмя функциями: мышлением, чувством, ощущением и интуицией. В переживаниях индивида любая из них может оказаться главной, доминирующей.

Процесс саморегуляции психического происходит постоянно. Но он может замечаться самим индивидом лишь когда его эго соз­нания оказывается в затруднении в связи с приспособлением к внешней или внутренней реальности.

Общая схема саморегуляции выглядит следующим образом (по Шарпу):

1. Трудность в адаптации. Либидо прогрессирует незначи­тельно.

2. Регрессия энергии (депрессия, недостаток свободной энергии).

3. Активация бессознательных содержаний (фантазии, комп­лексы, архетипические образы, подчиненная функция, противопо­ложная установка, тень, анима/анимус, и г. д.).

4. Симптомы невроза (замешательство, страх, беспокойство, вина, капризы, аффект и т. д.).

5. Бессознательный или полусознательный конфликт между эго и содержаниями, активированными в бессознательном. Внут­реннее напряжение. Защитные реакции.

6. Активация трансцендентной функции, вовлекающей са­мость и архетипические паттерны целостности.

7. Образование символов (нуминозность, синхронность).

8. Передача энергии между бессознательными содержаниями и сознанием. Расширение и увеличение эго, прогрессия энергии.

9. Ассимиляция бессознательных содержаний. Индивидуация (D. Sharp. Jung Lexicon, p. 121).

Сознание и бессознательное редко находят согласие в своих тенденциях и по поводу своих психических содержаний. Саморегуляторная деятельность психического, проявляющаяся в сновидениях, фантазиях и синхронных переживаниях, направ­лена на то, чтобы корректировать любое сколь-нибудь зна­чительное нарушение равновесия и тем самым удерживать личность в режиме целостности.

САМОСТЬ(Self; Selbst) — архетип целостности — наипол­нейшего человеческого потенциала и единства личности как цело­го; регулирующий центр психического.

Самость как объединяющий принцип в области человеческой психики занимает центральное место в управлении психической жизнью и поэтому является высшей властью в судьбе индивида.

«Как эмпирическое понятие, самость обозначает целостный спектр психических явлений у человека. Она выражает единство личности как целого. Но в той степени, в какой целостная лич­ность по причине своей бессознательной составляющей может быть сознательной лишь отчасти, понятие самости является отчас­ти лишь потенциально эмпирическим и до этой степени постулятивным. Другими словами, оно включает в себя как переживабель-ное, так и непереживабельное (или еще не пережитое). Эти качест­ва присущи, в равной мере, многим другим научным понятиям, оказывающимся более именами, нежели идеями. В той степени, в какой психическая целостность, состоящая из сознательных и бес­сознательных содержаний, оказывается постулятивной, она пред­ставляет трансцендентальное понятие, поскольку оно предполага­ет существование бессознательных факторов на эмпирической основе и, таким образом, характеризует некое бытие, которое мо­жет быть описано лишь частично, так как другая часть остается (в любое данное время) неузнанной и беспредельной» (ПТ, пар. 788).

«Самость не только центр, но также и вся окружность, которая включает в себя как сознательное, так и бессознательное; она явля­ется центром этой всеобщности, точно так же как эго является цен­тром сознания» (CW 12, par. 44; ПА, пар. 44).

«Подобно тому как сознательные и бессознательные явления дают о себе знать практически, при встрече с ними самость как психическая целостность также имеет сознательный и бессозна­тельный аспекты. Эмпирически самость проявляется в сновидени­ях, мифах, сказках, являя персонажи «сверхординарной личности» (см. эго), такие как король, герой, пророк, спаситель и т. д., или же в форме целостного символа— круга, квадрата, креста, квадра­туры круга (quadrature circuli) и т. д. Когда самость репрезентирует complexio oppositorum, единство противоположностей, она также выступает в виде объединенной дуальности, например в форме дао, как взаимодействия инь и янь, или враждующих братьев, или героя и его противника (соперника) (заклятого врага, дракона), Фауста и Мефистофеля и т. д.

Поэтому эмпирически самость представлена как игра света и тени, хотя и постигается как целостность и союз, единство, в кото­ром противоположности соединены. Так как такое понятие непредставимо — третьего не дано, — то самость оказывается трансцен­дентальной и в этом смысле. Рассуждая логически, здесь мы имели ? бы дело с пустой спекуляцией, если бы не то обстоятельство, что самость обозначает символы единства, которые оказываются обна­руживаемы эмпирически» (ПТ, пар. 789).

Переживание Самости характеризуется нуминозностью рели­гиозного откровения. В этом смысле Юнг полагал, что нет сущест­венной разности между Самостью как эмпирически постигаемой психологической реальностью и традиционным представлением о верховном божестве.

«С интеллектуальной точки зрения самость — не что иное, как психологическое понятие, конструкция, которая должна выражать неразличимую нами сущность, саму по себе для нас непостижи­мую, ибо она превосходит возможности нашего постижения, как явствует уже из ее определения. С таким же успехом ее можно назвать «богом в нас». Начала всей нашей душевной жизни, кажется, уму непостижимым образом зарождаются в этой точке, и все высшие и последние цели, кажется, сходятся на ней. Этот парадокс неустраним, как всегда, когда мы пытаемся охарактери­зовать что-то такое, что превосходит возможности нашего разума» (ПБ, с. 312).

В разнообразной современной литературе по аналитической психологии очень часто встречается написание термина с заглав­ной буквы. Юнговское представление о Самости значительно отличается от того, как это понятие используется в другой психо­аналитической литературе. Эта разница зависит прежде всего от понимания архетипов: юнговская концептуализация Самости видит ее укорененной в трансличностном измерении. Отсюда и частое написание слова с заглавной буквы. Но существует и клини­ческий аспект самости, часто более тесно связанный с областью эго сознания; в работах клинического характера термин «самость» часто пишут с маленькой буквы. Таким образом, заглавная буква появляется в тех случаях, когда автор текста хочет выделить транс­личностную, архетипическую основу Самости.

СВЯЩЕННЫЙ БРАК(Sacred marriage; heilig Ehe) 1981 см. гиерогамия.

CEHEKC(Senex — лат. «старый человек») — алхимический термин; в аналитической психологии обозначает персонификацию определенных психологических черт, присущих, как правило, пожилым людям. Например, уравновешенность, контроль за свои­ми поступками, дисциплинированность, ответственность, рациона­лизм, стремление к порядку, мудрость, дальновидность, консерва­тизм и др. Это понятие психологическое, а не возрастное: малые дети могут обнаруживать черты, присущие сенексу, равно как существуют пожилые люди с психологией ребенка.

Мифологически, сенекс представлен в образе античного бога Аполлона. В архетипической связке противоположностей тенью сенекса является пуэр или вечное дитя, ассоциируемые с Дионисом — безграничным в своих инстинктивных прояв­лениях, беспорядочным, капризным, вечно возбужденным и опья­ненным.

СЕРЕДИНА ЖИЗНИ(Midlife; Lebensmitte) см. ста­дии жизни.

СИЗИГИЯ(Syzygy; Syzygie) — любая комплементарная пара противоположностей как в состоянии объединения, так и в состоянии оппозиции.

Юнг использовал это понятие чаще всего применительно к пар­ной связи анима — анимус. Он отмечал, что эта связь психологичес­ки определяется тремя элементами: женственностью, присущей муж­чине, и мужественностью, свойственной женщине; переживаниями, которыми мужчина располагает к женщине и наоборот (здесь самую важную роль играют события раннего детства); и мужским, и жен­ским архетипическим образом (CW 9ii, par. 41. А, пар. 41).

Юнг пришел к заключению, что образы парной сизигии «мужского — женского» столь же универсальны, как и само суще­ствование мужчины и женщины. При этом он ссылался на повторя­ющийся мотив мужских-женских пар в мифологии и на понятия Инь-Янь в китайской философии.

СИМБИОЗ(Symbiosis) — психологическое состояние, в котором содержания личного бессознательного одного человека переживаются у другого.

Симбиоз проявляется в бессознательных межличностных свя­зях, динамически он легко возникает и устанавливается, но прекра­тить его довольно трудно. Юнг приводил пример симбиоза в кон­тексте экстраверсии — интроверсии. Там, где одна из этих устано­вок доминирует, другая, оказываясь бессознательной, автоматичес­ки проектируется,

«<...> в брак вступают преимущественно люди, относящиеся к разным типам, и причем — бессознательно — для взаимного дополнения. Рефлексивная сущность интроверта побуждает его постоянно размышлять или собираться с мыслями перед тем, как действовать. Тем самым, разумеется, его действия замедляются. Его робость перед объектами и недоверие к ним приводят его к не­решительности, и таким образом он всегда имеет трудности с при­способлением к внешнему миру. Экстраверт, наоборот, имеет позитивное отношение к вещам. Они, так сказать, притягивают его <...> Как правило, он сначала действует и лишь затем раздумывает об этом. Поэтому его действия скоры и не подвержены сомнениям и колебаниям. Эти два типа поэтому как бы созданы для симбиоза. Один берет на себя обдумывание, а другой — инициативу и прак­тические действия. Поэтому брак между представителями этих двух различных типов может быть идеальным. Пока они заняты приспособлением к внешним нуждам жизни, они великолепно под­ходят друг другу. Но если, например, муж заработал уже достаточ­но денег или если судьба послала им большое наследство и тем са­мым трудности жизни отпадают, то у них появляется время, чтобы заняться друг другом. До этого они стояли спиной к спине и защи­щались от нужды. Теперь же они поворачиваются друг к другу лицом и хотят друг друга понять — и делают открытие, что они никогда не понимали друг друга. Они говорят на разных языках.

Так начинается конфликт двух типов. Этот спор язвителен, связан с насилием и взаимным обесцениванием, даже если он ведется очень тихо и самым интимным образом. Ибо ценность одного есть отрицательная ценность другого. Было бы разумно полагать, что один, осознавая свою собственную ценность, спокой­но мог бы признать ценность другого и что таким образом всякий конфликт стал бы излишним. Я наблюдал много случаев, когда вы­двигалась аргументация подобного рода и тем не менее не достига­лось ничего удовлетворительного. Там, где речь идет о нормаль­ных людях, такой критический переходный период преодоле­вается более или менее гладко. Нормальным считается тот человек, который может существовать абсолютно при всех обстоятельствах, которые обеспечивают ему необходимый минимум жизненных возможностей.

Однако многие на это не способны; поэтому-то и не слишком много нормальных людей. То, что мы обычно понимаем под «нор­мальным человеком» — это, собственно, некий идеальный человек, и счастливое сочетание черт, определяющих его характер — явление редкое. Подавляющее большинство более или менее дифференцированных людей требует жизненных условий, дающих больше, чем относительно обеспеченное питание и сон. Для них конец симбиотических отношений означает тяжелое потрясение» («Проблема типа установки», ПБ, с. 92—93).

СИМВОЛ(Symbol) — наилучшее из возможных выражение или изображение чего-либо неизвестного. Понятие символа следу­ет отличать от понятия знака.

«Каждый психический продукт, поскольку он является в дан­ный момент наилучшим выражением для еще неизвестного или сравнительно известного факта, может быть воспринят как символ, поскольку есть склонность принять, что это выражение стремится обозначить и то, что мы лишь предчувствуем, но чего мы ясно еще не знаем. Поскольку всякая научная теория заключает в себе гипотезу, т. е. предвосхищающее обозначение, по существу, еще неизвестного обстоятельства, она является символом. Далее, каждое психологическое явление есть символ при допущении, что оно говорит или означает нечто большее и другое, такое, что ус­кользает от современного познания. Такое возможно, безусловно, всюду, где имеется сознание с установкою на иное возможное зна­чение вещей. Оно невозможно только там, и то лишь для этого самого сознания, где последнее само создало выражение, должен­ствующее высказать именно столько, сколько входило в намерение создающего сознания, — таково, например, математическое выра­жение. Но для другого сознания такое ограничение отнюдь не существует. Оно может воспринять и математическое выражение как символ, напр., для выражения скрытого в самом творческом намерении неизвестного психического обстоятельства, поскольку это обстоятельство подлинно не было известно самому творцу семиотического выражения и поэтому не могло быть сознательно использовано им» (ПТ, пар. 794).

«Всякое понимание, которое истолковывает символическое выражение, в смысле аналогии или сокращенного обозначения для какого-нибудь знакомого предмета, имеет семиотическую приро­ду. Напротив, такое понимание, которое истолковывает символи­ческое выражение как наилучшую и потому ясную и характерную ныне непередаваемую формулу сравнительно неизвестного пред­мета, — имеет символическую природу. Понимание же, которое истолковывает символическое выражение как намеренное описа­ние или иносказание какого-нибудь знакомого предмета, имеет аллегорическую природу. Объяснение креста как 'символа божест­венной любви есть объяснение семиотическое, потому что «боже­ственная любовь» обозначает выражаемое обстоящие точнее и луч­ше, чем это делает крест, который может иметь еще много других значений. Напротив, символическим будет такое объяснение кре­ста, которое рассматривает его, помимо всяких других мыслимых объяснений, как выражение некоторого, еще незнакомого и непо­нятного, мистического или трансцендентного, т. е. прежде всего, психологического обстояния, которое, безусловно, точнее выража­ется в виде креста» (там же, пар. 792).

Характер сознательной установки определяет, в конечном итоге, что считать символом, а что — нет.

«Поэтому весьма возможно, что кто-нибудь создает такое об­стоятельство, которое для его воззрения совсем не представляется символическим, но может представиться таковым сознанию друго­го человека. Точно так же возможно и обратное. Мы знаем и такие продукты, символический характер которых зависит не только от установки созерцающего их сознания, но обнаруживается сам по себе, в символическом воздействии на созерцающего. Таковы про­дукты, составленные так, что они должны были бы утратить вся­кий смысл, если бы им не был присущ символический смысл. Тре­угольник с включенным в него оком является в качестве простого факта такой нелепостью, что созерцающий решительно не может воспринять его как случайную игру. Такой образ непосредственно навязывает нам символическое понимание. Это воздействие под­крепляется в нас или частым и тождественным повторением того же самого образа или же особенно тщательным выполнением его, которое и является выражением особенной, вложенной в него цен­ности» (там же, пар. 795).

Установку, воспринимающую какое-либо явление как симво­лическое, Юнг называет символической.

«Она лишь отчасти оправдывается данным положением ве­щей; с другой же стороны, она вытекает из определенного миро­воззрения, приписывающего всему совершающемуся — как вели­кому, так и малому, — известный смысл и придающего этому смы­слу известную большую ценность, чем чистой фактичности. Этому воззрению противостоит другое, придающее всегда главное значе­ние чистым фактам и подчиняющее фактам смысл. Для этой пос­ледней установки символ отсутствует всюду, где символика покоится исключительно на способе рассмотрения. Зато и для нее есть символы, а именно такие, которые заставляют наблюдателя пред­полагать некий скрытый смысл. Идол с головою быка может быть, конечно, объяснен как туловище человека с бычачьей головой. Однако такое объяснение вряд ли может быть поставлено на одну доску с символическим объяснением, ибо символ является здесь слишком навязчивым для того, чтобы его можно было обойти. Символ, навязчиво выставляющий свою символическую природу, не должен быть непременно жизненным символом. Он может, напр., действовать только на исторический или философский рас­судок. Он пробуждает интеллектуальный или эстетический инте­рес. Жизненным же символ называется только тогда, когда он и для зрителя является наилучшим и наивысшим выражением чего-то лишь предугаданного, но еще непознанного. При таких обстоятельствах он вызывает у нас бессознательное участие. Дей­ствие его творит жизнь и споспешествует ей. Так Фауст говорит: «Совсем иначе этот знак влияет на меня» (там же, пар. 796).

Юнг также различал символ и симптом.

«Существуют индивидуальные психические продукты, явно имеющие символический характер и непосредственно принуждаю­щие нас к символическому восприятию. Для индивида они имеют сходное функциональное значение, какое социальный символ имеет для обширной группы людей. Однако происхождение этих продуктов никогда не бывает исключительно сознательное или ис­ключительно бессознательное — они возникают из равномерного содействия обоих.

Чисто сознательные, так же как и исключительно бессозна­тельные продукты не являются per se символически убедитель­ными — признание за ними характера символа остается делом символической установки созерцающего сознания. Однако они настолько же могут восприниматься и как чисто каузально обус­ловленные факты, напр., в том смысле, как красная сыпь скарлати­ны может считаться «символом этой болезни». Впрочем, в таких случаях правильнее говорить о «симптоме», а не о символе. Поэто­му я думаю, что Фрейд, со своей точки зрения, совершенно верно говорит о симптоматических, а не о символических действиях (Symptomhandlungen), ибо для него эти явления не символичны в установленном мною смысле, а являются симптоматическими знаками определенного и общеизвестного, основного процесса. Правда, бывают невротики, считающие свои бессознательные про­дукты, которые суть прежде всего и, главным образом, болезнен­ные симптомы, за в высшей степени значительные символы. Но в общем, это обстоит не так. Напротив, современный невротик слишком склонен и значительное воспринимать как простой «симптом» (там же, пар. 798).

Теоретический разрыв Юнга с Фрейдом был частично связан с вопросом, что понимать под «символом»: само понятие, интенциональное выражение или же цель и содержание. Согласно Юнгу:

«Содержания сознания, заставляющие подозревать присутст­вие бессознательного фона, Фрейд неоправданно называет «симво­лами», тогда как в его учении они играют роль простых знаков или симптомов подспудных процессов, а никоим образом не роль под­линных символов; последние надо понимать как выражение для идеи, которую пока еще невозможно обрисовать иным или более совершенным образом» (СС, т. 15, пар. 105).

Очевидно, полагает Юнг, что символ является чем-то боль­шим, нежели «простым» выражением подавленной сексуальности или любого другого безусловного содержания.

«Их [символов] творчески насыщенный язык всегласно заяв­ляет, что в них скрыто больше, чем объявлено. Мы можем тотчас же, что называется, указать пальцем на символ, даже и тогда, когда не можем, к вящему удовольствию, с полной убедительностью раз­гадать его смысл. Символ остается вечным вызовом нашим мыс­лям и чувствам. Возможно, этим объясняется столь стимулирую­щий характер символической работы, почему она захватывает нас столь интенсивно, а также и то, почему она так редко доставляет нам чисто эстетическое наслаждение» (СС, т. 15, пар. 119).

СИМПТОМ— под симптомом в глубинной психологии понимается то или иное проявление болезни, состоящее из разнообразных психоневротических компонентов и форм, душевных травм и задержек в психическом развитии. Предполагается, что симптом представляет собой предварительное, компромиссное решение между сознанием и бессознательным, между инстинктив­ными потребностями индивида и духовно-душевными интересами личности. В этом случае особенно важно понять символическое послание, выраженное в том или ином симптоме. Если в суггестив­ной (директивной) психотерапии лечение начинается с подавления симптомов (как это происходит и сейчас в самых широких областях медицины), то в психотерапии аналитической, наряду с клиниче­ским разбором симптомов, речь идет о личностном развитии человека в целом.

Психотерапевтические симптомы вызываются эмоционально заряженными группами идей или образами (комплексами — см.), источник которых находится в бессознательном. Так как опреде­ленные комплексы способны обособиться от целостной личности и вести автономную жизнь, они могут вызывать психически обусловленные телесные функциональные расстройства, которые иначе можно обозначить как психосоматические расстройства, или неврозы. Симптомы снимаются сами собой тогда, когда выражаю­щиеся ими конфликты переварены и стали достоянием сознания. Этому соответствует и перераспределение психической энергии (см.), которая ранее была связана и заключена в комплексах, прояв­ленных в симптомах. Для установления психического равновесия и внутреннего энергетического баланса основополагающее значение играют символы (см.). В общих чертах мы можем обозначить сим­волы как «энергетические трансформаторы», с помощью которых связанная ранее в симптомах психическая энергия может теперь интегрироваться в жизнь. Этот тяжелый и тернистый путь от симп­тома к символу представляет собой существенный шаг в процесс аналитической терапии.

СИНТЕТИЧЕСКОЕ(Synthetic; Synthetische) см. конструктивное.

СИНХРОНИЯ(Synchronicity; Synchronizitat) — явление, в котором событие во внешнем мире совпадает значащим образом с психологическим состоянием того или иного человека. Повторя­ющиеся переживания, отражающие события, не подчиняющиеся законам времени, пространствам причинности.

В общих положениях юнговское представление о синхронии сводится к следующему. Она есть:

1 ) акаузальный связующий принцип;

2) класс событий, связанных по смыслу, а не по причине (т. е. не совпадающих во времени и пространстве);

3) событие, совпадающее во времени и пространстве, но которое можно рассматривать и как имеющее значимые психологи­ческие связи;

4) явление, связующее психический и материальный миры.

«Синхрония соответственно состоит из двух факторов: а) бес­сознательный образ входит в сознание либо непосредственно (т. е. буквально), либо неявным образом (символическим или суг­гестивным) в форме сновидения, идеи или предчувствия; б) объек­тивная ситуация совпадает с этим содержанием. Субъект озадачен ситуацией. Как мог возникнуть бессознательный образ и каким образом произошло совпадение?» (CW 8, par. 858.)

«Акаузальный связующий принцип» — непроясненная загадо­чная связь между индивидуальной психикой и материальным ми­ром — зиждется, как полагал Юнг, на том факте, что и психическое, и материальное представляют всего лишь разные виды энергии.

«Не только возможно, на даже весьма возможно, что психика и материя есть два разных аспекта одного и того же. Явления син­хронии, как мне кажется, указывают именно в этом направлении, так как они показывают, что не-психическое ведет себя как психи­ческое, и наоборот, без какой-либо причинной связи между ними» (CW 8, par. 440).

СМЫСЛ(Meaning; Sinn) — качество, приписываемое чему-либо и придающее ему определенную ценность.

«Вопрос смысла был центральным для Юнга как личности, врача, психотерапевта, ученого и человека глубоко религиозного темперамента. Он отыскивал смысл во всем, чем занимался, осо­бенно в связи с проблемами добра и зла, света и тьмы, жизни и смерти. Юнг пришел к заключению, что локус (место) смысла — в психическом, и что только психика способна выделять смысл из опыта. Это подтверждает решающую функцию рефлексии в психи­ческой жизни и подчеркивает то обстоятельство, что сознание не ограничивается интеллектом» (КСАП, с. 140).

Смысл составляет основу юнговского подхода к этиологии невроза, поскольку обретение смысла несет в себе исцеляю­щую силу.

«Психоневроз должен быть, в конце концов, понят как страда­ние души, не нашедшей своего смысла. Но всякое творчество в области духа, равно как и любое психическое продвижение чело­века, возникает из страдания души, а причиной страдания является духовная стагнация или психическое бесплодие» (CW 11, par. 497).

Согласно Юнгу, смысл парадоксален по своей природе и вос­принимается как архетип. Отсюда в вопросе о смысле каждый ответ выступает в форме личного истолкования, предположения, исповеди или веры. Но смысл обнаруживается сознанием, и поэто­му сознание имеет как духовную, так и познавательную функцию.

«Без рефлектирующего сознания человека мир оказывается гигантской бессмысленной машиной, так как, насколько нам изве­стно, человек — единственное создание, способное улавливать смысл» (К. Г. Юнг. Из письма 1959 г. Цит. по: КСАП, с. 141).

СНОВИДЕНИЯ(Dreams; Traume) — независимые, спонтан­ные проявления бессознательного; фрагменты непроизвольной психической активности, достаточно осознаваемые, чтобы быть воспроизведенными в бодрствующем состоянии. Юнг определял сон как «спонтанное рисование своего портрета в символической форме, изображение действительной ситуации, совершающейся в бессознательном» (CW &, par. 505).

«Сновидения не являются преднамеренными или случайными выдумками — они представляют собой естественные явления, не претендующие на большее, чем они сами. Они не обманывают и не лгут, не маскируются под нечто другое и не искажают существую­щее, но наивно заявляют, что они есть и нечто значат. Они раздра­жают и сбивают с толку только потому, что мы не понимаем их. Они не прибегают ни к каким махинациям и проделкам, чтобы что-то скрыть, а информируют нас о своем содержимом со всей возмо­жной в пределах их своеобразия ясностью. Мы также можем понять и то, что делает их столь странными и трудноуловимыми: поскольку мы постигаем из опыта, что они неизменно ищут воз­можность выразить нечто, чего эго не знает и не понимает. Их неспособность к более ясному самовыражению соответствует неспособности или нерасположенности сознательного разума понять суть вопроса» (CW 17, par. 189; КДД, с. 115—116).

В символической форме сновидения изображают текущую ситуацию в психическом с точки зрения бессознательного.

«Так как значение большинства снов оказывается не в согла­сии с тенденциями сознательного разума, демонстрирует специфи­ческие отклонения, то мы должны допустить, что бессознательное, матрица сновидений, выполняет независимую функцию. Это то, что я называю автономностью бессознательного. Сновидение не только не подчиняется нашему желанию, но очень часто встает в возмутительную оппозицию к нашим сознательным намерениям. Эта оппозиция не всегда заметна — иногда сновидение лишь немного отклоняется от сознательной установки и включает незна­чительные изменения — случайно оно может даже совпасть с соз­нательными тенденциями и намерениями. Когда я попытался вы­разить такое поведение в формуле, единственно адекватным пока­залось мне понятие компенсации, так как оно одно способно объединить все многочисленные способы поведения сна. Компен­сацию необходимо отличать от комплементации (дополнитель­ности). Понятие дополнительности слишком узко и ограни­чено — его недостаточно для объяснения функции сновидений, потому что оно обозначает отношение, в котором две вещи допол­няют одна другую более или менее механически. Компенсация, со своей стороны, что подразумевает сам термин, означает уравнове­шение и сравнение различных данных или точек зрения так, чтобы произвести уточнение или исправление» (CW 8, par. 545).

Юнг допускал, что в некоторых случаях сновидения выполня­ют функцию осуществления желаний и предохраняют сам сон от прерывания (Фрейд) или же обнаруживают инфантильное устрем­ление к власти (Адлер), но сам он фокусировался на их символиче­ском содержании и их компенсаторной роли в саморегуляции пси­хического — сновидения обнаруживают те аспекты человека, кото­рые обычно не осознаются, они раскрывают бессознательные мо­тивации, действующие во взаимоотношениях и представляют но­вые точки зрения в конфликтных ситуациях.

«В этом отношении существуют три возможности. Если соз­нательная установка к жизненной ситуации в большей степени оказывается односторонней, то сновидение принимает противопо­ложную сторону. Если сознание занимает позицию, близкую к «се­редине», сновидение удовлетворяется вариациями. Если сознатель­ная установка «правильная» (адекватная), то и сновидение совпа­дает с ней и подчеркивает эту тенденцию, хотя и не лишаясь своей специфической автономии. Поскольку никто не может знать с уве­ренностью, как пациент сознательно оценивает ту или иную ситуа­цию, толкование сновидений, естественно, невозможно без опроса сновидца. Но даже, если мы и знаем сознательную ситуацию, мы не знаем ничего об установке бессознательного. Так как бессозна­тельное является формой или матрицей не только сновидений, но и психогенных симптомов, то вопрос об установке бессознательного составляет огромную практическую важность (там же, пар. 546).

В отличие от фрейдовской школы, считавшей манифестное 2081 содержание сна «маской», «фасадом», чем-то «нереальным» или «символическим», Юнг рассматривал это лишь как частный слу­чай и шаг к тому, что «сновидение часто говорит о сексуальности, но не всегда имеет ее в виду — часто говорит об отце, но в дейст­вительности подразумевает самого сновидца». И далее:

«<...> если наши сновидения воспроизводят определенные идеи, то эти идеи являются, прежде всего, нашими идеями, в струк­туре которых разворачивается наше целостное бытие. Они высту­пают как субъективные факторы, группируясь точно так же, как и в сновидении, и выражая это или то значение не по внешним при­чинам, а по глубоко интимным подсказкам своего психического. Вся сновидческая работа, в сущности, субъективна, и сновидение есть театр, в котором сновидец оказывается сценой, актером, суф­лером, режиссером, автором, публикой и критиком. Эта простая истина образует основу для понимания смысла сновидения, кото­рое я назвал толкованием на субъективном уровне. Такое толкова­ние рассматривает все персонажи сновидения как персони­фицированные черты собственной личности сновидца» («Общие аспекты психологии сновидений», CW 8, par. 509).

Толкование на объективном уровне относит образы сновиде­ния к людям и ситуациям во внешнем мире.

Многие сновидения имеют классическую структуру драмы. В них присутствует экспозиция (место, время и персонажи), кото­рая демонстрирует изначальную ситуацию сновидца. Далее нали­чествует развитие фабулы, сюжета (имеет место действие). На третьей фазе возникает кульминация (происходит решающее событие). Заключительный этап — лизис — происходит как результат или разрешение случившегося действия.

Юнг полагал, что сны касаются будущего человека, называя их «бессознательным предвидением сознательного достижения». Тем не менее он рекомендовал рассматривать тот или иной сон лишь как предварительную схематическую карту или черновой план, а не как пророчество или указующую директиву.

Циклы сновидений часто помогают в раскрытии процесса индивидуации и обнаруживают личностный символизм того или иного человека, его «индивидуальный театр».

Сон и сновидец неразрывно связаны, и здесь опасны пере­оценки как бессознательного, так и сознательного эго. Понимание динамики сновидения многосторонне и затрагивает всю личность, а не только интеллект человека.

СОЗНАНИЕ(Consciousness; Bewusstheit) — функция или деятельность, поддерживающая взаимоотношение психических содержаний с эго.

«Сознание для меня не тождественно с психическим — ибо психическое представляется мне целокупностью всех психических содержаний, из которых не все они непременно связаны с эго, т. е. связаны с ним в такой степени, что приобретают свойство созна­ния. Есть множество психических комплексов, из которых далеко не все по необходимости связаны с эго» (ПТ, пар. 807).

В своем определении сознания Юнг подчеркивает дихотомию между сознанием и бессознательным как исходную противопо­ложность психической жизни.

«Не существует сознания без установления различия противо­положностей» (CW 9i, par. 178).

С самого начала психоаналитической эпохи различие между сознанием и бессознательным находилось в центре внимания. Юнг усовершенствовал представления об их взаимоотношении, устано­вив, во-первых, существование коллективного бессознатель­ного наряду с личностным, наделив, во-вторых, само бессознатель­ное функцией компенсаторности по отношению к сознанию (см. компенсация) и утвердив, в-третьих, само сознание как предва­рительное условие в становлении человечества, человеческой при­роды, равно как и становлении отдельного индивида.

«Коллективное бессознательное является огромным духовным наследием, возрожденным в каждой индивидуальной структуре моз­га. Сознание же, наоборот, является эфемерным явлением, осущест­вляющим все сиюминутные приспособления и ориентации, отчего его работу, скорее всего, можно сравнить с ориентировкой в про­странстве. Бессознательное содержит источник сил, приводящих ду­шу в движение, а формы или категории, которые все это регулиру­ют, — архетипы. Все самые мощные идеи и представления челове­чества сводимы к архетипам. Особенно это касается религиозных представлений. Но и центральные научные, философские и мораль­ные понятия не являются здесь исключениями. Их можно рассмат­ривать как варианты древних представлений, принявших свою ны­нешнюю форму в результате использования сознания, ибо функция сознания заключается не только в том, чтобы воспринимать и узна­вать через ворота разума мир внешнего, но и в том, чтобы творчески переводить мир внутреннего во внешнее (ПДНВ, с. 132—133).

СОКРОВИЩЕ, КОТОРОЕ ТРУДНО ДОБЫТЬ(Treasure hard to attain) — в широком смысле, имеет отношение к аспектам знания о себе (само-знании), необходимым для психологической индивидуальности; в узком смысле — метафора цели индивидуа-ции, хорошего рабочего взаимоотношения с самостью.

СТАДИИ ЖИЗНИ(Stages of life; Lebensphasen) — естест­венные или общепризнанные этапы процесса развития (человека), характеризующиеся типами поведения, психологическими или биологическими особенностями или проявлениями.

Юнг особое внимание уделял психологическому переходу, который, по его мнению, происходит в середине жизни. Он описы­вает его как «кризисный» или проблемный период, иллюстрируя случаями из своей психотерапевтической практики. В них демонстрируются последствия неудачной адаптации к требовани­ям второй половины жизни, неспособность упредить эти возника­ющие требования.

В идеале психологические достижения первой половины жиз­ни включают отделение от матери и формирование сильного разви­того эго, отказ от положения дитяти и обретение статуса взрослого. Сюда включается социальный статус, ролевые взаимоотношения, вхождение в роль родителя, профессиональная зрелость и др. Во второй половине жизни акцент смещается с межличностного или внешнего на осознанное взаимодействие с внутрипсихическими процессами.

«Зависимость от эго сменяется отношениями с самостью, устремление к внешнему успеху и благополучию замещается заин­тересованностью к поискам смысла и духовных ценностей. Во вто­рой половине жизни реальностью становится и приближение смер­ти. В конечном итоге, устанавливается уровень самоприятия, есте­ственная наполненность или расцвет и чувство удовлетворенности жизнью, прожитой в согласии со своими возможностями» (КСАП, с. 146).

СТАРЕЦ-МУДРЕЦ/МУДРАЯ СТАРУХА(Wise old man/wise old woman; Alte Weise/Alter Weiser) — архетипический образ смысла и мудрости.

В юнговской терминологии старец-мудрец есть персонифика­ция мужского духа; соответственно мудрая старуха является воплощением женской души или анимы. В мужской психологии анима связана с мудрым старцем как дочь с отцом. У женщины старец-мудрец представляет аспект анимуса. Женским эквивален­том у обоих является Великая Мать.

«Фигура мудрого старца возникает так органично не только в сновидениях, но также и в видениях во время медитации (или в том, что мы называем «активным воображением»), что она берет на себя роль гуру, духовного учителя. Старец-мудрец появляется в снах в облике волшебника, доктора, священ­ника, учителя, профессора, дедушки или кого-либо еще, обладаю­щего авторитетом. Архетип духа в образе человека, карлика или животного всегда под рукой, когда необходимо понимание, само­анализ, добрый совет, планирование и т. д., но своих ресурсов на это человеку не хватает. И тогда архетип компенсирует такое состояние духовного дефицита определенным содержанием, призванным заполнить пустоту» (К. Г. Юнг. Дух Меркурий. М: Канон, 1996. С. 210).

СУБЪЕКТИВНОЕ ПСИХИЧЕСКОЕ(Subjective psyche; subjektiv Psyche) см. личное бессознательное.

СУБЪЕКТИВНЫЙ УРОВЕНЬ(Subjective level) — под­ход к интерпретации сновидений и других образов, в кото­ром люди или ситуации рассматриваются как символические репрезентации факторов, полностью принадлежащих психике субъекта.

«<...> так что тот образ человеческого объекта, который мы в себе слагаем, оказывается, при всяких обстоятельствах, в высшей степени субъективно обусловленным. Поэтому в практической психологии поступают правильно, когда строго отличают образ, или имаго человека, от его действительного существования. Вслед­ствие крайне субъективного возникновения имаго, оно нередко яв­ляется скорее отображением субъективного комплекса функций, нежели самого объекта. Поэтому при аналитическом разборе бес­сознательных продуктов важно, чтобы имаго отнюдь не отождест­влялось без оговорок с объектом, а, скорее, понималось как образ субъективного отношения к объекту. Это и есть понимание на субъективном уровне. Исследование бессознательного продукта на субъективном уровне обнаруживает наличность субъективных суждений и тенденций, носителем которых становится объект. И вот, если в каком-нибудь бессознательном продукте появляется имаго объекта, то это вовсе не значит, что дело само по себе идет о реальном объекте, а точно так же, или, может быть, даже скорее, о субъективном функциональном комплексе (см. душа). Применяя истолкование на субъективном уровне, мы получаем доступ к ши­рокой психологогической интерпретации не только сновидений, но и литературных произведений, в которых отдельные действующие лица являются представителями относительно автономных функ­циональных комплексов автора» (ПС, пар. 808—809).

Одной из первейших задач аналитического процесса является осознание анализандом объективной и субъективной сторон содер­жаний бессознательного.

«Чтобы сформировать подлинно зрелую установку, пациент должен понять субъективную оценку всех тех образов, которые вызывают у него беспокойство. Он должен ассимилировать их в свою собственную психологию; должен обнаружить, в каком смысле они составляют часть его самого; каким образом он даст положительную оценку тому или иному объекту, когда в действительности это он сам, кто может и должен совер­шенствовать эту оценку. Точно так же, когда он проектирует негативные качества и, соответственно ненавидит и презирает объект, ему следует понять, что он проектирует свою собствен­ную низменную сторону, свою тень, предпочитая сохранять, так сказать, оптимистически-односторонний образ самого себя» (АП, с. 113).

СУГГЕСТИЯ(Suggestion) см. внушение.

СУПЕР-ЭГО(Super-ego; Uber-Ich) — психоаналити­ческий термин, обозначающий ту часть эго, в которой развиваются самонаблюдение, самокритика и другие виды рефлективной деятельности.

Юнг редко пользовался этим термином, что можно объяснить и тем, что он настаивал на врожденной природе морали, которая представляет «предсуществующий нравственный канал, пропуска­ющий поток психической энергии» (КСАП, с. 147).

Юнг приравнивает супер-эго к коллективной морали (см. коллективное), поддерживаемой культурой и традициями. Относительно основ такой коллективной морали человек должен выработать свою собственную систему ценностей и этических правил (см. индивидуация).

Т_

ТЕЛЕОЛОГИЧЕСКАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ(Teleological point of view; Tcleologischer Gesichtspunkt) — в комплементарной дополнительности к каузальному подходу постулирует особый вид причинности: целевой, отвечающей на вопрос -— для чего, ради какой цели совершается тот или иной психический процесс, см. финальный.

ТЕЛО (Body; Кофег) — материальная субстанция индивида.

Тело рассматривалось Юнгом как выражение «физической материальности психического» (CW 9, par. 392). То, что тело дела­ет, испытывает, в чем оно нуждается — все это отражает психоло­гические императивы. Тело в этом смысле выглядит как «умное тело». Взаимодействие между психическим (образ) и телесным (инстинкт) осуществляется через архетипы.

В теле сконцентрированы многие аспекты тени. Если чело­век пытается жить исключительно интересами тела, то бес­сознательно он попадает в объятия духа. Признание же тела (не того, которое действует по принуждению) есть вещь совершен­но иная, — оно необходимо для психологического развития и индивиду ации.

ТЕМЕНОС(Temenos) — греческое слово, обозначающее священное, оберегаемое место. Как правило, таким местом в анти­чной Греции была территория храма, в пределах которой можно было ощутить и пережить присутствие божественного. Психологи­чески теменос описывает личное пространство-вместилище и ощу­щение приватности, окружающие аналитические взаимоотноше­ния. Иначе, психически нагруженная аналитическая область (ситу­ация переноса), внутри которой и аналитик, и пациент ощущают потенциальное присутствие бессознательной силы. Это та психи­ческая зона, которая наиболее чужда эго и характеризуется своей нуминозностью.

Согласно Юнгу, потребность в установлении и поддержании пространства теменоса зачастую проявляется рисунками или образами сновидений четверичной природы (кватерности), такими, например, как мандаты.

«Символ мандалы несет в себе именно это значение: священ­ное пространство (temenos), защищающее центр. Этот символ яв­ляется одним из наиболее важных мотивов при объективации бес­сознательных образов. Это одно из средств защиты центра лично­сти от посягательств извне или попыток выставить его наружу» (К. (К. Г. Юнг, «Тавистокские лекции», с. 186).

Алхимическим синонимом теменоса является «герметически запечатанный сосуд». В алхимии под этим подразумевается закры­тое вместилище, в котором совершается превращение (трансмута­ция) противоположностей.

ТЕНЬ(Shadow; Schatten) — спрятанные или бессознательные аспекты психологической структуры личности, ее негативная сто­рона, обычно отвергаемая сознательным эго. Сумма всех неприятных личностных качеств.

«Это как то, чем человек не хотел бы быть» (CW 16, par. 470; ЮПП, пар. 470).

Юнг утверждал, что каждый человек имеет свою тень, подоб­но любой другой материальной субстанции. И эго соотносится с тенью, как свет с мраком, и именно наличие тени делает нас людьми.

«Каждый носит с собой тень, и чем меньше она подключена к индивидуальной сознательной жизни, тем она темнее и гуще. Если плохое качество осознано, то всегда есть шанс его исправить. Помимо этого, оно находится в постоянном контакте с другими интересами, так что подвержено непрерывной модификации. Но если теневая сторона подавлена и изолирована от сознания, то она никогда не будет исправлена, и постоянно имеется возможность ее внезапного прорыва в самый неподходящий момент. Так что, по всем подсчетам, она создаст бессознательное препятствие, мешая нашим самым благонамеренным побуждениям и порывам. Мы несем в себе свое прошлое, а именно примитивного, низкого чело­века с его желаниями и эмоциями. Лишь приложив значительные усилия, мы можем освободиться от этой ноши. Если дело доходит до невроза, то мы неизменно сталкиваемся с сильно увеличившей­ся тенью. И если мы хотим излечить невроз, то нам нужно найти способ сосуществования сознательной личности человека и его тени» (АС. с. 182).

До того как бессознательные содержания не дифференцирова­лись, тень составляет, по сути, всю полноту бессознательного. Как правило, она персонифицируется в сновидениях лицами того же пола, что и сновидец. Тень состоит по большей части из вытеснен­ных желаний и грубых побуждений, низменных мотивов, детских фантазий и негодований — всего того относительно своего носи­теля, чем ему не приходится гордиться. Эти и подобные им неприз­нанные личностные характеристики очень часто переживаются субъектом посредством механизма проекции, как принадлежащие другим людям.

«Хотя с помощью инсайта и доброй воли тень способна в не­которой степени быть ассимилированной сознательной личностью, опыт показывает, что существуют определенные черты, которые оказывают наиболее упорное сопротивление моральному контролю и делают невозможным хоть какое-то на них влияние. Эти сопротивления обычно связаны с проекциями, которые не рас­познаются как таковые, и распознание их становится делом нелег­кого морального усилия личности. До тех пор пока черты, специ­фические для тени, опознаются без особого усилия, как чьи-то лич­ностные качества, любые прозрения и добрая воля будут оставать­ся тщетными, поскольку сама причина эмоции лежит по другую сторону всех возможных сомнений, а именно в другой лич­ности (CW 9ii, par. 16; А, пар. 16).

Реализации тени препятствует персона. В той степени, в какой мы отождествляем себя со светлой и яркой персоной, тень соответственно играет роль тьмы. Тень и персона оказываются в компенсаторной взаимосвязи, и конфликт между ними неизменно вырастает в невротическую вспышку.

Общей эффективной техники для ассимиляции тени не суще­ствует. Скорее это вопрос такта, и каждый раз он решается индиви­дуально. Прежде всего следует признать существование тени как таковой, и отнестись к ней серьезно. Тень искоренить невоз­можно, и единственное, что остается — и к чему, в частности, и направлен анализ, — это прийти к соглашению с тенью.

«Конфронтация сознания с тенью — вот первое, что необхо­димо в любой полноценной психотерапии. В конце концов, это должно привести к какому-то союзу, пусть даже союз этот понача­лу и выступает в виде открытого конфликта и остается таковым достаточно долго. Это противостояние не может быть отменено рациональным путем. Когда конфликт преднамеренно вытеснен, то продолжает существовать в бессознательном и выражает себя неявным и все более угрожающим образом, так что никакой выго­ды здесь не получается. Борьба длится до тех пор, пока «противни­ки» не выдохнутся. Заранее нельзя ничего сказать, чем все это кон­чится. Единственное, что очевидно — то, что обе стороны изме­нятся» (CW 14, par. 514; МС, пар. 514).

Ответственность за тень лежит на эго. Именно поэтому тень является моральной проблемой. Одно дело — признать, что есть на самом деле и на что мы способны, и совершенно другое — определить для себя, как с этим жить дальше.

Другой аспект тени состоит в том, что она не является лишь темным скопищем, населяющим изнанку личности. Тень также состоит из влечений, способностей и положительных моральных качеств, которые либо были когда-то похоронены личностью, либо никогда ею не осознавались.

«Если бы вытесненные склонности, называемые мной тенью, были только злом, то не возникало бы особых проблем. Но тень — это не что-то целиком скверное, а просто низшее, примитивное, неприспособленное и неудобное. В нее входят и такие низшие качества, детские и примитивные, которые могли бы обновить и украсить человеческое существование, «сего не дано»» («Психоло­гия и религия», АС, с. 183).

ТЕОРИЯ(Theory; Theorie) — основываясь на эмпиричности подхода, Юнг рассматривал теорию с точки зрения ее интеграции. Тот или иной аналитик не может практиковать, пользуясь чуждыми ему или не проверенными на собственном опыте теориями. Нельзя рассматривать пациента как подходящего под ту или иную теорию. Отсюда требование изменения теории, наличествующей у аналити­ка, ее интеграция. С точки зрения академической психологии ана­литическая психология (как, впрочем, и вся глубинная психология) не имеет статуса научной теории, поскольку она не является ни до­казуемой, ни недоказуемой. Тем не менее это положение в послед­ние годы стало меняться.

ТЕСТ СЛОВЕСНЫХ АССОЦИАЦИЙ(Word associa­tion test; Assoziation-experiment) — разработанный Юнгом экспериментальный метод для определения автономных бессознательных комплексов человека путем изучения спонтан­ных психологических реакций и ассоциаций.

«Эксперимент прост: я читаю перечень из ста хорошо знако­мых слов, а тестируемый человек должен как можно быстрее отреагировать на каждое произнесенное мной слово другим словом, уже своим. Объясните пациенту, что от него требуется произнести первое пришедшее ему в голову слово. Фикси­руйте время каждой реакции с помощью секундомера. Экс­перимент после первого чтения повторяется снова. Вы повторяете слова-стимулы, и испытуемый должен воспроизвести свои преды­дущие ответы. В некоторых случаях его память дает «осеч­ку» и воспроизведение оказывается с другим значением, либо и вовсе затрудненным. Подобные сбои очень важны для иссле­дователя. Первоначально совершенно не предполагалось, что для этого эксперимента будет найдена нынешняя область применения; он предназначался для изучения умственных ассо­циаций. Для этого он оказался слишком примитивен. Но вот ошиб­ки, допущенные тестируемым, могут помочь вам кое-что узнать. Вы произносите простейшее слово, знакомое даже ребенку, а высокообразованный человек не может вам ответить. Почему? Просто это слово натолкнулось на то, что я называю комплексом. Комплекс — это то, что обычно тщательно скрывают. И тут словно острая молния пронзает плотную оболочку персоны и попадает в глубинный пласт психического. Человек с комплексом на почве денег запнется, например, на словах «покупать», «деньги», «пла­тить»» (АП. с. 40—41).

В результате можно составить «карту» личных комплексов, имеющих ценность как для самопонимания, так и для распоз­навания разрушительных факторов, которые обычно портят отношения.

«То, что происходит в тесте словесных ассоциаций, случается в любом споре между людьми. В обоих случаях мы имеем дело с экспериментальной ситуацией, которая констсллирует комплексы, ассимилирующие обсуждаемую тему как целое, ибо она-то и представляет для сторон общий интерес. Обсуждение утрачивает свой объективный характер и реальную цель, так как констеллированные комплексы нарушают намерения говорящих и могут даже, что называется, «вставить ответы в их рты», ответы, которые спорящие могут впоследствии и не вспомнить» (CW8, par. 199).

ТИП(Туре) — общая характеристика установки или функции.

«Из многочисленных установок, действительно встречающих­ся и возможных, я выделяю в настоящем своем исследовании в общем четыре установки, а именно тс, которые ориентируются, главным образом, на четырех основных психологических функциях (см. функция), т. с. на мышлении, чувстве, интуиции и ощущении. Поскольку такая установка привычна и тем накладывает определен­ный отпечаток на характер индивида — я говорю о психологичес­ком типе. Эти типы, базированные на четырех основных функциях, которые можно обозначить как мыслительный, чувствующий, интуитивный и ощущающий, могут быть в зависимости от качества основной (ведущей) функции разделены на два класса: на типы рациональные и типы иррациональные. К первым принадлежат мыслительный и чувствующий типы, к последним — интуитивный и ощущающий. Дальнейшее разделение на два класса зависит от преимущественного движения либидо, а именно от интроверсии и жстраверсии. Все основные типы могут принадлежать как к одно­му, так и к другому классу, смотря по их преобладающей установ­ке, более интровертной или более эксгравертной. Мыслительный тип может принадлежать и к интровертному, и к экстравертному классу; также и вес остальные типы. Разделение на рациональные и иррациональные типы составляет другую точку зрения и не имеет ничего общего с интроверсисй и экстраверсией» (ПТ. пар. 810).

«<...> двое детей у одной и той же матери могут уже рано обнаружить противоположные типы, без того, чтобы в установке матери можно было отметить хотя бы малейшее изменение. Хотя я ни при каких обстоятельствах не хотел бы недооценить неизмери­мую важность родительских влияний, но все же это наблюдение за­ставляет нас сделать тог вывод, что решающий фактор следует ис­кать в предрасположении ребенка. Вероятно, в конечном счете, это следует приписать индивидуальному предрасположению, что при возможно наибольшей однородности внешних условий один ребе­нок обнаруживает такой тип, а другой ребенок — другой. При этом я. конечно, имею в виду лишь те случаи, которые возникают при нормальных условиях. При ненормальных условиях, т. е. когда мы имеем дело с крайними и поэтому ненормальными установками у матерей, детям может быть навязана относительно однородная ус­тановка, причем насилуется их индивидуальное предрасположение, которое, может быть, выбрало бы другой тип, если бы извне не вторглись и не помешали ненормальные влияния. Там, где происхо­дит такое обусловленное внешними влияниями искажение типа, ин­дивид впоследствии обычно заболевает неврозом, и исцеление воз­можно лишь при условии выявления той установки, которая, есте­ственно, соответствует данному индивиду» (ПТ, пар. 560).

ТИПОЛОГИЯ(Typology; Typologie) — система индивиду­альных установок и поведенческих стереотипов, образованная с целью объяснения разницы между людьми. Юнг хотел объ­яснить, почему сознание у разных людей действует по-разному. С этой целью он создал психологическую типологию на базе обширных исторических исследований типов в литературе, мифо­логии, эстетике, философии и психопатологии. В отличие от более ранних классификаций, основывавшихся на наблюдениях за пове­денческими стереотипами, которые, в свою очередь, определялись темпераментом человека или его физиологическими особенностя­ми, юнговская модель связана с движением энергии и теми путями, по которым тот или иной человек привычно или предпочтительно ориентируется в мире.

«Целью психологической типологии не является классифика­ция людей на категории — само по себе это было бы довольно бес­смысленным делом. Ее цель, скорее, — обеспечить критическую психологию возможностью осуществлять методическое исследова­ние и представление эмпирического материала. Во-первых, это критический инструмент для исследователя, нуждающегося в опорных точках зрения и направляющей линии, если он стремит­ся свести хаотический избыток индивидуального опыта к некото­рому порядку. В этом отношении типологию можно сравнить с тригонометрической сеткой или, еще лучше, с кристаллографи­ческой системой осей. Во-вторых, типология — большой помощ­ник в понимании широкого разнообразия, имеющего место среди индивидов, а также она предоставляет ключ к фундаментальным различиям в ныне существующих психологических теориях. И на­конец, что не менее важно, это существенное средство для опре­деления «личностного уравнения» практического психолога, кото­рый, будучи вооруженным точным знанием своих дифференци­рованной и подчиненной функций, может избежать многих серь­езных ошибок в своей работе с пациентами. Предлагаемая мной типологическая система является попыткой, основанной на прак­тическом опыте, дать объяснительную основу и теоретический каркас для безграничного разнообразия, которое до этого преобла­дало в формировании психологических понятий. В такой молодой науке, как психология, ограничение понятий рано или поздно ста­нет неизбежной необходимостью. Когда-нибудь психологи будут вынуждены согласиться относительно ряда основных принципов, позволяющих избежать спорных интерпретаций, если психология не собирается остаться ненаучным и случайным конгломератом индивидуальных мнений» (ПТ, пар. 986 — 987).

Юнг различал восемь типологических групп: две личностные установки — интроверсию и экстраверсию — и четыре функции — мышление, чувство, ощущение и интуицию, каждая из которых может действовать интровертным или экстравертным образом.

Интроверсия и экстраверсия являются психологическими формами приспособления. В интроверсии движение энергии направлено во внутренний мир. В экстраверсии интерес направлен в сторону внешнего мира. В одном случае субъект (внутренняя реальность), а в другом объект (предметы, другие люди, внешняя реальность) играют первостепенную важность.

«<...> на основе множества наблюдений и опытов [я] пришел к выводу о наличии двух основных установок или типов установки, а именно интроверсии и экстраверсии. Первый тип установки — в норме — характеризует человека нерешительного, рефлексивного, замкнутого, который нелегко отвлекается от себя, избегает объек­тов, всегда находится как бы в обороне и охотно прячется, уходя в недоверчивое наблюдение. Второй тип — в норме — характеризу­ет человека любезного, по видимости открытого и предупреди­тельного, который легко приспосабливается к любой данной ситуа­ции, быстро вступает в контакты и часто беззаботно и доверчиво, пренебрегая осторожностью, ввязывается в незнакомые ситуации. В первом случае определяющую роль явно играет субъект, а во втором — объект» (ПБ, с. 77—78).

На практике продемонстрировать экстравертную и интровертную установки как таковые невозможно; в изолированном виде они просто не существуют. Принадлежность человека к тому или иному типу становится более очевидной лишь в связи с одной из вышеуказанных четырех функций.

Ощущающая функция устанавливает то, что нечто существу­ет, мышление говорит нам, что представляет собой это нечто существующее, чувство сообщает, что чего стоит, а через интуи­цию мы получаем смысл того, что с этим может быть сделано. Лю­бая функция сама по себе еще не является достаточной для упоря­дочивания нашего опыта относительно нас самих или окружающе­го нас мира, для этого, пишет Юнг, требуются все четыре:

«Для полной ориентации все четыре функции должны внести одинаковый вклад: мышление обязано облегчить опознание и ос­мысление, чувство расскажет нам о том, в какой степени те или иные вещи оказываются важными или неважными для нас, ощущение сообщает о конкретной реальности посредством зрения, слуха, вкуса и т. д., а интуиция делает нас способными к предугадыванию скрытых возможностей, гнездящихся в подоплеке явлений, на их заднем плане, поскольку последние также принадлежат целостной картине данной ситуации (ПТ, пар. 900).

На практике эти четыре функции оказываются представлен­ными субъекту не в равной степени осознанной доступности; т. е. они не являются развитыми одинаковым образом или не диффе­ренцированы у любого индивида одинаково хорошо. Неизменно и неизбежно та или иная функция оказывается более развитой; Юнг назвал ее ведущей или первичной, доминирующей, в то время как остальные остаются подчиненными и относительно менее диффе­ренцированными. Разумеется, здесь речь не идет об оценочных суждениях типа «лучше — хуже». Ни одна из функций не может быть лучше, нежели любая другая. Ведущая функция выступает в том смысле, что у какого-либо человека она используется с наи­большей вероятностью; аналогичным образом, подчиненная вовсе не означает какой-либо патологии — она попросту используется гораздо меньше (или вовсе не используется) по сравнению с функ­цией «излюбленной».

Здесь позволительно задать вопрос, а что же тогда происходит с этими «малоиспользуемыми» функциями?

«Они пребывают в более или менее примитивном и инфан­тильном состоянии, зачастую осознаются лишь частично или даже и вовсе не осознаются. Относительно неразвитые функции состав­ляют некую специфическую неполноценность, характеризующую любой тип и являющуюся интегральной (составляющей) частью его целостного характера. Односторонний акцент на мышление всегда сопровождается неполноценным чувством, а дифференци­рованное развитое ощущение вредит интуиции и наоборот» (ПТ, пар. 955).

В зависимости от характера ведущей функции Юнг раз­личал два класса типов: рациональные и иррациональные. К первым он относил мыслительный и чувствующий типы; ко вторым — интуитивный и ощущающий. Применение тер­мина «иррациональный» не означает чего-то неблагоразум­ного, подразумевая лишь нечто выходящее за рамки рассудоч­ного. Юнг комментирует:

«Лишь просто потому, что [иррациональные типы] подчиняют суждение восприятию, было бы совершенно неправильным счи­тать их «неблагоразумными». Гораздо более правильным было бы сказать, что они являются в высшей степени эмпирическими. Иррациональные типы основываются исключительно на пережива­нии — настолько исключительно, что, как правило, их суждения никак не могут поспеть за их переживаниями» (ПТ, пар. 6 6).

ТРАВМА(Trauma) — мощный эмоциональный шок, часто сопровождаемый вытеснением и расщеплением личности.

ТРАНСФОРМАЦИЯ(Transformation; Wandlung) — психоло­гический переход, включающий в себя регрессию и временную утрату эго, к сознанию и реализации ранее не осознанной психоло­гической потребности.

Трансформация рассматривается как цель психотерапии; в анализе трансформация включает исследование тени.

Символизм трансформации отражен в ритуалах первобытной инициации, в алхимии и религиозном ритуале; непосредственно сам обряд предназначен для предотвращения возможных психи­ческих эксцессов во время перехода и включает в себя символиче­скую смерть и возрождение.

ТРАНСЦЕНДЕНТНАЯ ФУНКЦИЯ(Transcendent function; Transzendente Funktion) — психическая функция, возникающая в результате напряжения между сознанием и бессознательным и поддерживающая их объединение; функция связи между противоположоностями.

«Если же имеется налицо полное равенство и равноправие противоположностей, засвидетельствованное безусловной прича­стностью эго и к тезису, и к антитезису, то вследствие этого созда­стся некоторая приостановка воления, ибо невозможно больше хо­теть, потому что каждый мотив имеет наряду с собою столь же сильный противоположный мотив. Так как жизнь совершенно не выносит застоя, то возникает скопление жизненной энергии, кото­рое привело бы к невыносимому состоянию, если бы из напряжен­ности противоположностей не возникла новая объединяющая функция, выводящая за пределы противоположностей. Но она воз­никает естественно из той регрессии либидо, которая вызвана ее скоплением. Так как, вследствие полного раздвоения воли, про­гресс становится невозможным, то либидо устремляется назад, поток как бы течет обратно к своему источнику, т. е. при застое и бездейственности сознания возникает активность бессознатель­ного, где все дифференцированные функции имеют свой общий архаический корень, где живет та смешанность содержаний, мно­гочисленные остатки которой еще обнаруживает первобытная ментальность (ПТ, пар. 801).

«Этот описанный только что процесс, в его целом, я назвал трансцендентной функцией, причем под «функцией» я разумею не основную функцию, а сложную, составленную из других функций, а термином «трансцендентный» я обозначаю не какое-нибудь ме­тафизическое качество, а тот факт, что при помощи этой функции создается переход из одной установки в другую. Сырой материал, обработанный тезисом и антитезисом и соединяющий в процессе своего формирования обе противоположности, есть жизненный символ. В его надолго неразрешимом сыром материале заложено все присущее ему богатство предчувствиями, а в том образе, кото­рый принял его сырой материал под воздействием противополож­ностей, заложено влияние символа на все психические функции (там же, пар. 805).

Трансцендентная функция представляет связь между реаль­ными и воображаемыми или рациональными и иррациональными данными, перекидывая тем самым мост через пропасть между сознанием и бессознательным.

«Это естественный процесс — проявление энергии, возникаю­щей из напряжения противоположностей, он представляет собой серию событий-фантазий, проявляющихся в снах и видениях. Подобный процесс можно также наблюдать в начальных стадиях некоторых форм шизофрении» (ПБ, с. 123).

Юнг рассматривал трансцендентную функцию как наиболее значимый фактор в психологическом процессе. Он подчеркивал, что она появляется в результате конфликта между противополож­ностями, но не задавался вопросом, а почему это происходит, сосредоточиваясь вместо этого на вопросе зачем! Он полагал, что на этот вопрос можно скорее ответить на языке психологии, неже­ли с помощью понятий религии или метафизики.

«И вот активность бессознательного выявляет наружу некое содержание, установленное одинаково — как тезисом, так и анти­тезисом и компенсирующее как тот, так и другой (см. компенса­ция). Так как это содержание имеет отношение как к тезису, так и к антитезису, то оно образует посредствующую основу, на которой противоположности могут соединиться. Если мы возьмем, напри­мер, противоположность между чувственностью и духовностью, то среднее содержание, рожденное из бессознательного, дает, благо­даря богатству своих духовных отношений, желанное выражение духовному тезису, а в силу своей чувственной наглядности оно ухватывает чувственный антитезис. Но эго, расщепленное между тезисом и антитезисом, находит свое отображение, свое единое и настоящее выражение именно в посредствующей основе, и оно жадно ухватится за него, чтобы освободиться от своей расщеплен­ности. Поэтому напряженность противоположностей устремляется в это посредствующее выражение и защищает его от той борьбы противоположностей, которая вскоре начинается из-за него и в нем, причем обе противоположности пытаются разрешить новое выражение, каждая в своем смысле. Духовность пытается создать нечто духовное из выражения, выдвинутого бессознательным, чув­ство же — нечто чувственное; первая стремится создать из него науку или искусство, вторая — чувственное переживание. Разре­шение бессознательного продукта в то или другое удается тогда, когда эго оказывается не вполне растепленным, а стоит более на одной стороне, чем на другой. Если одной из сторон уда­стся разрешить бессознательный продукт, то не только этот про­дукт, но и эго переходит к ней, вследствие чего возникает иденти­фикация эго с наиболее дифференцированной функцией. Вследст­вие этого процесс расщепления повторится впоследствии на выс­шей ступени» (там же, пар. 802).

Трансцендентная функция является существенным компонен­том саморегуляции психического. Проявляясь по большей части символически, она переживается как новая установка к жизни и к своему носителю.

«Если бессознательное выражение до такой степени сохраня­ется, то оно является сырым материалом, подлежащим не разреше­нию, а формированию, и представляющим собой общий предмет для тезиса и антитезиса. Вследствие этого такое бессознательное выражение становится новым содержанием, овладевающим всей установкой, уничтожающим расщепление и властно направляю­щим силу противоположностей в одно общее русло. Этим застой жизни устраняется, и жизнь получает возможность течь далее с но­вой сплои и новыми целями» (там же, пар. 804).

ТРИКСТЕР(Trickster) — психологически обозначает бессознательные теневые тенденции амбивалентной деятельной переменчивой натуры.

«Встреча с фигурой трикстера может впечатлять любого куль­турного человека. Трикстер — предвестник спасителя. Он одно­временно и сверхчеловек, и недочеловек, животное и божествен­ное бытие, чьей главной и наиболее тревожащей характеристикой является его бессознательное. Именно благодаря ему трикстер отстранен от своих (очевидно, человеческих) собратьев, которые не устают указывать ему, что он пал ниже их уровня сознательно­сти. Он настолько не осознает самого себя, что даже его тело не составляет с ним единства, а его руки борются одна с другой (CVV 9i, par. 472).

Так называемый цивилизованный человек забыл Трикс­тера. Он вспоминает лишь переносный и метафорический смысл его образа, когда, раздраженный своей несостоятельностью, говорит о судьбе, играющей с ним злые шутки, или о вещах закол­дованных. Он совсем не подозревает, что его собственная скры­тая и, очевидно, безвредная тень обладает такими качествами, опасность которых превосходит его самые ужасающие сны (там же, par. 478).

У_

УРОБОРОС(Uroboros) — универсальный мотив змеи, свернувшейся в кольцо и кусающей свой собственный хвост.

Как символ уроборос предполагает первичное состояние, подразумевающее темноту и саморазрушение, равно как и плодородность, и творческую потенцию. Он отображает этап, существующий между описанием и разделением проти­воположностей.

В аналитической психологии понятие уробороса исполь­зуется в качестве основной метафоры для обозначения ранней стадии развития личности. Инстинкт жизни и инстинкт смерти не установлены в своих очертаниях, равно как и любовь и агрес­сия; половая идентичность не оформлена; нет разницы между едящим и накормленным, есть лишь вечно пожирающий рот. В известной степени это составляет большую часть психиче­ской жизни младенца, и эта стадия развития характеризуется как уроборическая.

УСПЕНИЕ БОЖЬЕЙ МАТЕРИ, ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ ДОГМЫ(Assumption of the Virgin Mary, Proclamation of Dogma; Himmelfahrt der Jungfrau Maria, Verkundigung des Dogma) — соглас­но христианским канонам, день кончины Пресвятой Богоро­дицы; христианский праздник.

Завершение земной жизни Святой Девы Марии и принятие ее души и тела на небеса было провозглашено католической церко­вью в 1950 году в качестве догматической (верховной) истины. Юнг усмотрел в этом упрочение христианской версии архетипа ма­тери, возведенного до уровня догмы (CW 9i, par. 195), и символи­чески прибавил четвертый, женский принцип к тому, что он рас­сматривал как, в сущности, мужскую Троицу.

Не являясь изначально божественной, Дева Мария представ­ляет тело, и ее присутствие в аналитическом смысле исцеляет «раскол» между противоположностями материи и духа. Богома­терь представляется посредницей, выполняющей в божественном образе роль, которую берет на себя женская анима в человеческой психике. Ее присутствие объединяет, как говорил Юнг, гетероген­ные и несоизмеримые факторы в едином образе целостности (КСАП, с. 160).

Ф_

ФАНТАЗИЯ(Fantasy; Phantasie) — поток психической энер­гии или совокупность образов и идей в бессознательном психичес­ком, составляющие деятельность воображения; следует отличать от мыслительного или познавательного процессов вообще.

«Фантазию следует понимать и каузально, и финально. Для ка­узального объяснения она есть такой симптом физиологического или личного состояния, который является результатом предшеству­ющих событий. Для финального же объяснения фантазия есть символ, который пытается обозначить или ухватить с помощью имеющегося материала определенную цель или, вернее, некоторую будущую линию психологического развития. Так как активная фан­тазия составляет главный признак художественной деятельности духа, то художник есть не только изобразитель, но творец и, следо­вательно, воспитатель, ибо его творения имеют ценность симво­лов, предначертывающих линии будущего развития» (ПГ, пар. 828).

Фантазия толковалась Юнгом как изначально независимая от эго сознания, хотя и связанная с ним потенциально. Бессознатель­ная фантазия является прямым результатом действия архетипических структур (см. архетип).

Юнг подразделял фантазии на активные и пассивные. Первые, характеризующие творческую деятельность, вызыва­ются интуитивной установкой, направленной на восприятие бессознательных содержаний; пассивные фантазии являются спонтанными и автономными проявлениями бессознательных комплексов.

«Пассивная фантазия всегда нуждается в сознательной крити­ке, если она не должна односторонне давать дорогу точке зрения бессознательной противоположности. Напротив, активная фанта­зия как продукт, с одной стороны, сознательной установки, отнюдь не противоположной бессознательному, с другой стороны, бессоз­нательных процессов, также не противоположных сознанию, а лишь компенсирующих его, нуждается не в критике, а в понима­нии» (ПТ, пар. 822).

Юнг разработал метод активного воображения как способ ассимиляции значения фантазий. Важным в нем является необхо­димость не интерпретировать фантазию, а пережить ее.

Как и сновидения, фантазии можно истолковывать. Фанта­зия, по мнению Юнга, имеет свое проявление и скрытое содер­жание, допускающее как редуктивную, так и синтетическую интерпретации.

Фантазии не являются вторичными, кодированными вер­сиями эмоциональных или поведенческих проблем, поскольку аналитическая психология — это психология бессознатель­ного, и бессознательное является изначальным динамическим фактором.

ФИКСАЦИЯ(Fixation; Fixierung) — процесс, посредст­вом которого человек становится или остается амбивалент­но привязанным к объекту, уместному на более ранней стадии развития. Юнговский отход от чисто психоаналитического (редуктивного) подхода к интерпретации той или иной фик­сации состоит в том, что идея «точек фиксации» ни в коей мере не акцентируется.

ФИЛЕМОН(Filemon) — вымышленный образ мудрого стар­ца, которому Юнг дал имя Филемон; символизирует высший взгляд внутрь себя; для Юнга он выступал в роли учителя или гуру.

ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ(Philosopher's stone) — в алхи­мии назывался также «Порошок Проекции». Алхимическая мета­фора для успешного превращения исходного простого металла в чистое золото; психологически соответствует архетипическому образу целостности.

Юнг приводит цитату из средневекового алхимического трак­тата «Rosarium Philosophorum»:

«Сделай из мужчины и женщины круглый круг, извлеки из него четырехугольник, а из него треугольник. Сделаешь круг круг­лым, и ты получишь философский камень» (АС, с. 168).

В мистических трактатах философский камень символизиру­ет преобразование низшей животной природы человека в высшую и божественную.

ФИНАЛЬНЫЙ(Final) — точка зрения, более основанная на потенциальном результате или цели психической активности, нежели на ее причине; комплементарна каузальному подходу.

«Психологические данные с неизбежностью порождают двой­ную точку зрения, а именно каузальную и финальную. Я использую слово финальность намеренно, с тем чтобы избежать путаницы с понятием телеологии. Телеология подразумевает предвосхищение определенного конца или цели; финальность предполагает цель, но цель, существенно неведомую. Поэтому под финальностыо я под­разумеваю просто имманентное психологическое побуждение к це­ли. Вместо «побуждение к цели» можно также сказать «ощущение цели». Все психологические явления имеют такое присущее им ощущение цели, включая и самые простые реактивные явления, как эмоциональные реакции» (CW 8, par. 456).

Юнг также называл финальную точку зрения энергетической, в противовес механистической или редуктивной.

«Механистическая точка зрения является сугубо каузальной; она постигает событие как результат причины в том смысле, что неизменные вещества меняют свои отношения друг к другу соглас­но жестким законам. Энергетическая точка зрения, со своей сторо­ны, по сути своей является финальной; событие прослеживается обратно от результата к причине в предположении, что определен­ного вида энергия лежит в основе тех изменений в явлении, кото­рыми оно себя же и поддерживает в течение всего времени и, в конечном итоге, приводит к энтропии, условию общего равнове­сия. Поток энергии имеет определенное направление (цель), в котором он следует градиенту потенциала таким образом, что возвратное движение невозможно» (CW 8, par. 2f).

Юнг считал, что законы, управляющие физическим сохране­нием энергии, равным образом применимы и к психическим явле­ниям. Психологически это означает, что если в одном месте имеет­ся переизбыток энергии, то другая психическая функция оказыва­ется в явном энергетическом недостатке; соответственно, когда ли­бидо «исчезает», как это можно наблюдать в депрессии, то она дол­жна появиться в другой форме, например в качестве симптома.

Энергетическая или финальная точка зрения в паре с поня­тием компенсации привела Юнга к убеждению, что невротический взрыв является существенной попыткой психического к самоизле­чению; см. телеологическая точка зрения.

ФУНКЦИЯ(Function; Funktion) — форма психической активности или проявление либидо, принципиально остающаяся неизменной в меняющихся условиях.

Юнговская типологическая модель зиждется на четырех психо­логических функциях: мышлении, чувстве, ощущении и интуиции.

«Меня чуть ли не с упреком спрашивали, почему я говорю ровно о четырех функциях, не больше и не меньше. То, что их ровно четыре, получилось прежде всего чисто эмпирически. Но то, что благодаря им достигнута определенная степень цель­ности, можно продемонстрировать следующим соображением. Ощущение устанавливает, что происходит фактически. Мышле­ние позволяет нам распознать его значение, чувство рассказывает, какова его ценность, и, наконец, интуиция указывает на возмож­ные «откуда» и «куда», заключенные в том, что в данный момент имеется. Благодаря этому ориентация в современном мире может быть такой же полной, как и определение места в пространстве с помощью географических координат. Четыре функции являются своего рода четырьмя сторонами горизонта, столь же произволь­ными, сколь и необходимыми. Ничто не мешает сдвинуть точку координат в ту или иную сторону и вообще дать им другие назва­ния. Все зависит от того, как мы договоримся и насколько это целесообразно» (ПТ, пар. 958).

Хотя любой человек располагает всеми четырьмя функциями, одна функция всегда и неизменно более развита и более сознатель­на, чем все остальные. Здесь лежит начало развития односторонно­сти, способной зачастую приводить к неврозу.

«Как показывает повседневный психологический опыт, есть очень много людей, которые всецело отождествляются со своей направленной функцией («ценной» функцией); таковы, между про­чим, типы, обсужденные здесь. Отождествление с направленной функцией имеет то неоспоримое преимущество, что этим человек лучше всего приспособляется к коллективным ожиданиям и требо­ваниям, и, кроме того, получает еще возможность <...> самоот­чуждения от своих подчиненных (неполноценных), не дифферен­цированных и не направленных функций. К тому же с точки зре­ния социальной морали «самоотверженность» является особенной добродетелью.

Однако, с другой стороны, отождествление с направленной функцией имеет и крупный минус, а именно дегенерацию индиви­да. Несомненно, человек в широкой мере способен к механизации, но все-таки не до такой степени, чтобы он мог совсем отказаться от себя, не потерпев от этого вреда. Ибо чем больше он отождеств­ляет себя с одной функцией, тем более он вкладывает в нее либидо и тем более он отвлекает либидо от других функций. В течение до­вольно долгого времени эти функции выносят значительное отвлечение либидо; но однажды они начинают реагировать. Ибо вследствие того, что либидо отвлекается от них, они понемногу опускаются под порог сознания, их ассоциативная связь с созна­нием ослабевает, и от этого они мало-помалу погружаются в бессо­знательное. Это равносильно регрессивному развитию, именно — возвращению относительно развитой функции на инфантильную и, наконец, на архаическую ступень. А так как человек провел в куль­тивированном состоянии много сотен тысяч лет, то функции арха­ического характера еще чрезвычайно жизнеспособны у него и лег­ко поддаются новому оживлению. И вот, когда благодаря оживле­нию либидо известные функции подвергаются дезинтеграции, то в бессознательном начинают функционировать их архаические основы. Такое состояние означает диссоциацию личности, ибо архаические функции не имеют прямых отношений к сознанию, т. е. нет удобопроходимых мостов между сознательным и бессоз­нательным. Поэтому чем далее идет самоотчуждение, тем далее за­ходит и архаизация обездоленных функций. Вместе с тем возраста­ет и значение бессознательного. Тогда бессознательное начи­нает симптоматически расстраивать направленную функцию, и вместе с тем начинается тот характерный порочный круг, который мы находим в целом ряде неврозов: человек пытается компен­сировать бессознательно расстраивающие его влияния посредст­вом особых напряжений направленной функции, и это состояние продолжается в известных случаях вплоть до нервного крушения (ПТ, пар. 502).

Ц_

ЦЕЛОСТНОСТЬ(Wholeness; Ganzheit) — состояние, в кото­ром сознание и бессознательное сотрудничают вместе в гармони­ческом согласии.

Согласно Юнгу, целостность соответствует здоровью, одно­временно представляя потенциал и способность. Отсюда достиже­ние целостности можно рассматривать как цель или назначение жизни. Взаимодействие со средой и другими людьми может спо­собствовать или, напротив, мешать этому процессу в зависимости от обстоятельств. Для Юнга целостность больше означала «полно­ту», нежели «совершенство».

Идея целостности связана с понятием противоположности. Если две конфликтующие противоположности сходятся вместе и синтезируются, то результат входит в большую целостность.

Порой жажда целостности может обернуться бегством от психологического конфликта.

ЦИРКУМАМБУЛЯЦИЯ(Circumambulation; Zirkumambulation) см. обхождение.

Ч_

ЧАСТИЧНЫЙ ОБЪЕКТ(Part-object; Partialobjekt) см. парт-объект.

ЧУВСТВО(Feeling; Geffihl) — психологическая функция, которая информирует субъекта о ценности для него тех или иных вещей; об их значимости.

«Чувство есть прежде всего процесс, происходящий между эго и каким-нибудь данным содержанием, притом процесс, придаю­щий содержанию известную ценность в смысле принятия или от­вержения его («удовольствие» или «неудовольствие») — но далее, это есть также процесс, который помимо определенного содержа­ния сознания или ощущений данного момента может возникнуть, так сказать, изолированно, в качестве настроения. Этот последний процесс может стоять в причинной связи с более ранними содержаниями сознания, хотя необходимости в этом нет, ибо он столь же легко возникает и из бессознательных содержаний, что вполне доказывается психопатологией. Однако и настроение — будь оно общим или же лишь частичным чувством, — свидетельствует об оценке, но об оценке не определенного, единичного содержания сознания, а всего наличного в настоящий момент состояния созна­ния, и притом опять-таки в смысле принятия или отвержения его. Поэтому чувство есть прежде всего вполне субъективный процесс, который может быть во всех отношениях независим от внешнего раздражения, хотя он пристегивается к каждому ощущению. Даже «безразличное» ощущение имеет «чувственную окраску», а имен­но окраску безразличия, что опять-таки выражает известную оцен­ку. Поэтому чувство есть также разновидность суждения, отлича­ющаяся, однако, от интеллектуального суждения постольку, поскольку оно состаивается не для установления логической связи, а для установления прежде всего субъективного принятия или отвержения. Оценка при помощи чувства распространяется на вся­кое содержание сознания, какого бы рода оно ни было. Если ин­тенсивность чувства повышается, то возникает аффект, который есть состояние чувства с заметными телесными иннервациями. Чувство отличается от аффекта тем, что оно не вызывает заметных телесных иннервации, т. е. вызывает их не больше и не меньше, чем обычный мыслительный процесс» (ПТ, пар. 835).

Человек, чья повседневная установка ориентируется чувству­ющей функцией, принадлежит к чувствующему типу.

Ш_

ШИЗОФРЕНИЯ(Schizophrenia; Schizophrenic) — психи­ческое расстройство, характеризующееся психотическими симптомами, органическая природа или аффективный харак­тер которых не выявлены

С изучения шизофрении началась исследовательская карьера К. Юнга в клинике для душевнобольных в Бурхгольцли непода­леку от Цюриха. Результаты исследований как раз и привели его к созданию иного, чем у Фрейда, более широкого взгляда на приро­ду психической энергии. Фрейд полагал, что шизофрения наряду с другими психическими расстройствами развивалась из-за подавления сексуальности и перемещения эротического интереса с объектов внешнего мира во внутренний мир больного. Юнг же считал, что контакт с внешним миром поддерживается и иными способами, помимо сексуального, а потерю контакта с реально­стью, характерную для шизофрении, нельзя связывать лишь с сек­суальным перемещением.

Юнг строил свой подход, исходя из общего постулата о том, что психическое расстройство характеризуется разъединенностью личности, тогда как психическое здоровье есть проявление лично­стного единства. При шизофрении личность представала раздроб­ленной на множество частей, а не на две-три, как при истерии. Кроме того, если истерик сохранял контакт с реальностью с помо­щью определенной части личности, которую к тому времени уже называли «это», то у шизофреника такой контакт был утрачен, поскольку эго стало жертвой вторжений из бессознательного и сде­лалось всего-навсего одним «голосом» среди множества.

По мере развития своих представлений о коллективном бессо­знательном и теории архетипов Юнг пришел к убеждению, что психоз вообще и шизофрению в частности можно объяснить как: а) переполненность эго содержаниями коллективного бессознатель­ного; и б) давление на личность отколовшегося комплекса или ком­плексов.

«<...> я утверждаю, что в громадном большинстве случаев так называемой dementia praecox (прежнее название шизофрении. — В. 3'.) субъект вследствие прирожденного или, реже, благоприобре­тенного аномального расположения вовлекается в психологичес­кие конфликты, по существу своему еще отнюдь не патологичес­кие, а общечеловеческие. Конфликты эти вследствие особой своей интенсивности являются несоразмерными с остальными душевны­ми способностями и поэтому их нельзя побороть обычным челове­ческим способом, т. е. ни развлечением, ни разумным самооблада­нием. Эта невозможность разрешить конфликт и вызывает дейст­вительную болезнь. Когда данный субъект почувствует, что никто не в состоянии ему помочь и что сам он также не в силах справиться с внутренними затруднениями, его охватывает паника, приводя­щая к хаосу душевного расстройства» («О психогенезисе в dementia praecox», Избранные труды по аналитической психологии (ИТАП). том 3, Цюрих. 1939, с. 341; РП, пар. 529).

Э_

ЭГО(Ego; Ich) — центральный комплекс в области сознания.

«Эго, субъект сознания, вступает в существование как комп­лексная величина, состоящая частично из унаследованной диспо­зиции (составляющие характера), а отчасти из бессознательно усвоенных впечатлений и сопровождающих их явлений. Психичес­кое само по себе в отношении к сознанию является пред-существующим и превосходящим» (CW 17, раг.69; КДД, с. 101).

Юнг указывал, что представление об эго личности часто путают с самопониманием.

«Любой обладающий мало-мальским эго-сознанием считает само собой разумеющимся, что он себя знает. Но эго знает только свои собственные содержания, оно не знает бессознательное и его содержания. Люди измеряют свое знание о себе тем, что знает о себе средний человек в их социальном окружении, а не теми реальными психическими фактами, которые по большей части ока­зываются скрытыми от них. В этом отношении психическое ведет себя подобно телу, о физиологической и анатомической структуре которого среднему человеку тоже известно очень мало. Хотя человек живет в своем теле и со своим телом, большая часть его человеку-неспециалисту абсолютно неизвестна, и для этого необ­ходимо специальное научное знание, не говоря уже о всем том, что не известно вообще, но что также существует» (CW 10, par. 491; АППН, с. П5;ПП,с. 207).

В процессе индивидуации одной из первейших задач является установление отличия эго от других комплексов в личностном бес­сознательном, в частности от персоны, тени, анимы и анимуса. Сильное эго способно к объективной связи с ними и другими содержаниями бессознательного без какого-либо отождествления. Поскольку эго переживает себя как центр психического, ему осо­бенно трудно сопротивляться отождествлению с самостью, которой оно обязано своим существованием, и которой в иерархии пси­хического оно подчинено.

«Эго в отношении самости выступает как движимое к движителю или как объект к субъекту, потому что определяю­щие факторы, исходящие из самости, окружают эго со всех сторон и оказываются поэтому сверхположенными по отношению к нему. Самость, подобно бессознательному, оказывается суще­ствующей априори, и из нее развивается эго» ( CW 11, par. 391; ОИ, с. 303).

Идентификация (отождествление) с самостью может про­являться двумя путями: ассимиляцией эго самостью, в этом слу­чае эго попадает под контроль бессознательного, или ассимиля­цией самости эго, где особо выделенным становится эго. В обоих случаях результатом оказывается инфляция с расстройствами адаптации.

«В первом случае действительность требует защиты от архаи­ческого состояния подобного сновидения; во втором — следует потесниться, уступив место сновидению за счет сознательного мира. В первом случае отмечается мобилизация всех здоровых сил; во втором — высокомерие эго может быть подавлено лишь моральным поражением» (CW 9i, par. 179).

Юнг воспринимал аналитическую психологию как реак­цию на сверхрациональный и сверхсознательный подход, сложив­шийся в современной ему психологии. Подход, который — как он считал — изолирует человека от его естественного мира, включающего и собственную человеческую природу, и, таким образом, ограничивает его. Что касается продуктов бессозна­тельного в образах сновидений и фантазий, то Юнг полагал, что они не могут использоваться непосредственно для «прирастания» жизни. Они являются лишь своего рода полуфабрикатом, необработанным материалом, источником символов, которые еще необходимо перевести на язык сознания и усвоить с помощью эго. Роль эго в такой работе заключается в том, чтобы разделить противоположности, противостоять их напряжению, дать им воз­можность благополучно разрешиться, и обеспечить защиту новому, появившемуся, что, как ожидается, будет расширять и укреплять эго сознания.

ЭДИПОВ КОМПЛЕКС(Oedipus complex; Odipuskomplex) — психоаналитический термин, означающий группу чувственно-то­нированных идей, как правило бессознательных, концентрирую­щихся вокруг желания обладать родителем противоположного пола и устранить родителя своего пола.

В классическом психоанализе эдипов комплекс возникает на этапе эдиповой фазы развития либидо и эго, т. е. в возрасте от 3 до 5 лет, хотя эдиповы проявления могут присутствовать и раньше.

Название комплекса связано с мифологическим царем Эди­пом, который убил своего отца и женился на своей матери, не зная, что они были его родителями.

ЭКСТРАВЕРСИЯ(Extraversion; Extraversion) — отношение или позиция, характеризующиеся концентрацией интереса к внеш­ним объектам. Способ психологической ориентации, в котором движение энергии осуществляется по направлению к миру внеш­нему ( ср. интроверсия).

«Экстраверсия характеризуется интересом к внешнему объекту, отзывчивостью и готовностью воспринимать внешние события, же­ланием влиять и оказываться под давлением событий, потребностью вступать во взаимодействие с внешним миром, способностью выно­сить суматоху и шум любого рода, а в действительности, находить в этом удовольствие, способностью удерживать постоянное внима­ние к окружающему миру, заводить много друзей и знакомых без особого, впрочем, разбора, и, в конечном итоге, присут­ствием ощущения огромной важности быть рядом с кем-то избран­ным, а следовательно, сильной склонностью демонстрировать самого себя.

Соответственно жизненная философия экстраверта и его этика несут в себе, как правило, высококоллективистскую природу (начало) с сильной склонностью к альтруизму. Его совесть в значительной степени зависит от общественного мнения» (ПТ, пар. 9.2).

Юнг был убежден, что вычленение того или иного типа начи­нается на самых ранних этапах жизни.

«Самым ранним знаком экстраверсии у ребенка является его быстрая адаптация к окружающей среде и то необычное внимание, которое он уделяет объектам, в особенности тем эффектам, кото­рые он на них оказывает. Страх перед объектами минимален — ребенок живет и перемещается среди них с уверенностью. Его способность к пониманию быстрая, но не точная и не аккуратная. Раз­вивается он более быстро, чем интровертный ребенок, так как он менее рефлективен и обычно бесстрашен. Он не чувствует прегра­ды между собой и объектами и может поэтому играть с ними сво­бодно и учиться через контакт с ними. Ему нравится доводить свои начинания до крайности, он выказывает склонность к риску. Все неведомое и неизвестное соблазнительно» (ПТ, пар. 896).

По сути, экстраверт пребывает в полном соответствии с пси­хическим материалом, получаемым извне, и не склонен как-то учи­тывать собственные мотивации.

«Нежелание подчинять свои собственные мотивы и побужде­ния критическому осмыслению выражено очень явственно. У него нет секретов, он не может хранить их долго, поскольку всем делит­ся с другими. Если же нечто не могущее быть упомянутым коснет­ся его, такой человек предпочтет это забыть. Избегается все, от че­го может потускнеть парад оптимизма и позитивизма. О чем бы он ни думал, чего бы ни делал или не намеревался сделать, подается убедительно и тепло» (ПТ, пар. 973).

«Психическая жизнь данного личностного типа разыгрывает­ся, так сказать, за пределами его самого, в окружающей среде. Он живет в других и через других — любые размышления о себе приводят его в содрогание. Прячущиеся там опасности лучше всего преодолеваются шумом. Если у него и имеется «комплекс», он находит прибежище в социальном окружении, суматохе и позволяет по несколько раз на дню быть уверяемым, что вес в порядке. В том случае, если он не слишком вмешивается в чужие дела, не слишком напорист и не слишком поверхностен, он может быть ярко выраженным полезным членом любой общины» (ПТ, пар. 974).

Психическая жизнь экстраверта, так сказать, в крайнем его проявлении разыгрывается всецело как реакция на внеш­нюю среду, формирующую личностную позицию. Но чрезмерная «экстравертизация» может приводить и к самопожертвованию во имя определенных объективных «требований», как-то потребно­стей других людей или надличностных структур (Родины, госу­дарства и др.).

«Опасность для экстравертного типа заключается в том, что он вовлекается в объекты и совершенно теряет в них себя самого. Возникающие вследствие этого функциональные (нервные) или действительно телесные расстройства имеют значение компенсаций, ибо они принуждают субъекта к недобровольному самоогра­ничению. Если симптомы функциональны, то благодаря их своеоб­разной структуре они могут символически выражать психологи­ческую ситуацию: так, например, у певца, слава которого быстро достигла опасной высоты, соблазняющей его на несоразмерную затрату энергии, вдруг, вследствие нервной задержки, не звучат высокие ноты. У человека, начавшего свою деятельность в самом скромном положении и очень быстро достигшего влиятельного, с широкими перспективами социального положения, психогенно появляются все симптомы горной болезни. Человек, собирающий­ся жениться на обожаемой и безмерно переоцененной женщине очень сомнительного характера, заболевает нервной судорогой глотки, принуждающей его ограничиваться двумя чашками молока в день, прием которых каждый раз требует трех часов. Таким обра­зом, создается реальное препятствие, мешающее ему посещать свою невесту, и ему остается только заниматься питанием своего тела. Человек, который не оказывается больше на высоте требова­ний торгового дела, созданного и расширенного его собственными заслугами и трудами до огромных размеров, становится жертвой приступов нервной жажды, которые доводят его до истерического алкоголизма» (ПТ, пар. 565).

Юнг полагает, что наиболее частой формой невротического проявления у экстравертов является истерия.

«Классические случаи истерии всегда отличаются преувели­ченным отношением к лицам окружающей среды; другой харак­терной особенностью этой болезни являются прямо-таки подра­жательная приноровленность к обстоятельствам. Основная черта истерического состояния — это постоянная тенденция делать себя интересным и вызывать впечатление у окружающих. Следствием этого является вошедшая в поговорку внушаемость истеричных и их восприимчивость к влияниям, идущим от других. Несомнен­ная экстраверсия проявляется также и в сообщительности исте­ричных, доходящей подчас до сообщения чисто фантастических содержаний, откуда и возник упрек в истерической лжи. В начале истерический «характер» есть лишь преувеличение нормальной установки; но в дальнейшем он осложняется привходящими со стороны бессознательного реакциями, имеющими характер ком­пенсаций, которые, в противовес преувеличенной экстравсрсии, принуждают психическую энергию при помощи телесных рас­стройств — к интроверсии. Благодаря реакции бессознательного создается другая категория симптомов, имеющих более интроверт­ный характер. Сюда относится прежде всего болезненно повышен­ная деятельность фантазии» (ПТ, пар. 572)

ЭМОЦИЯ(Emotion; Emotion) — непроизвольная реак­ция, вызванная активизацией комплекса (см. также аффект).

«С одной стороны эмоция есть алхимический огонь, теплота которого оживляет все и чей жар испепеляет все излишество (omnes superfluitates comburit). Но, с другой стороны, эмоция есть тот самый момент, когда сталь ударяет о кремень и выскакивает искра, поэтому эмоция является главным источником сознания. Без эмоции нет разницы между светом и темнотой или инерцией и движением» (CW 9i, par. 179).

ЭМПАТИЯ(Empathy; Einfuhlung) — интроекция объекта, осно­ванная на бессознательной проекции субъективных содержаний.

«Эмпатия предполагает субъективное отношение доверия или уверенности в объекте. Это готовность встретить объект на пол­пути, субъективная ассимиляция, приводящая к хорошему понима­нию между субъектом и объектом или по крайней мере изобража­ющая таковое» (ПТ, пар. 489).

В противоположность абстракции, ассоциируемой с интроверсией, эмпатия соответствует экстравертной установке.

«Человек с установкой на эмпатию обнаруживает себя в мире, нуждающемся в его субъективном чувстве, с тем, чтобы иметь жизнь и душу. Он доверчиво наделяет его своим воодушевлением» (там же, пар. 492).

ЭМПИРИЗМ(Empiricism; Empiric) — в философии — напра­вление в теории познания, признающее источником знания чувст­венный опыт и полагающее, что содержание знания может быть либо представлено как описание этого опыта, либо сведено к нему.

Эмпирический подход в психологии описывает и изучает кон­кретные явления психической жизни. Юнг определял свою психо­логию как эмпирическую, подразумевая при этом, что в большей степени она основывается на конкретных исследованиях и экспе­рименте, нежели на теории.

«Он рассматривал это как противоположность умозрению или идеологии и считал, что эмпиризм обладает преимуществом в пред­ставлении фактов наиболее точным образом, хотя и ограничен недо­оценкой ценности идей. Эмпирическое мышление не менее рацио­нально, чем мышление идеологическое; Юнг обсуждал эти два подхода по отношению к интроверсии, которую рассматривал как выра­жение эмпиризма, в то время как экстраверсия оказывалась более присущей идеологическому типу (КСАП, с. 167).

ЭНАНТИОДРОМИЯ(Enantiodromia; Enantiodromie) — предрасположенность любых поляризованных феноменов или яв­лений переходить в собственную противоположность. Буквально означает «бегущий(ая) навстречу» (вспять, в обратном направле­нии), относится к проявлению бессознательной противополож­ности во временной последовательности. Психологический закон, предложенный греческим философом Гераклитом и означающий, что рано или поздно все превращается в свою противоположность.

««Из живого делается мертвое, а из мертвого живое, из юного старое, а из старого юное, из бодрствующего — спящее и из спя­щего — бодрствующее, поток порождения и уничтожения никогда не останавливается». «Созидание и разрушение, разрушение и со­зидание, — вот норма, охватывающая все круги природной жизни, самые малые и самые великие. Ведь и самый космос, как он возник из первоначального огня, так должен и вернуться в него снова,-— двойной процесс, совершающийся в размеренные сроки, будь то даже огромные периоды времени, — процесс, которому предстоит совершаться все снова». Такова энантиодромия Гераклита по сло­вам призванных истолкователей его учения (цит. по: Целлер. Исто­рия греческой философии — Гомперц, Греческие мыслители). Обильны изречения самого Гераклита, выражающие такое его воз­зрение. Так, он говорит: «И природа стремится к противоположно­стям и создает созвучие из них, а не из одинакового». «Родившись, они начинают жить, тем самым приобщаются смерти» <...> Харак­терное явление [энантиодромии] встречается почти повсюду, где сознательной жизнью владеет крайне одностороннее направление, так что со временем вырабатывается столь же мощная бессозна­тельная противоположность, которая проявляется сначала в виде тормоза (Hemmung) при сознательной работе, а затем в виде пере­рыва в сознательном направлении. Хорошим примером энантио­дромии является психология апостола Павла и его обращение в христианство»» (ПТ, пар. 843—44).

Признание Юнгом неизбежности энантиодромических изме­нений помогало ему в предвидении психических изменений. Юнг полагал также возможность установления связи с энантиодромичекими изменениями, связи, составляющей, по его мнению, сущ­ность сознания. Если сознательную жизнь определяет какая-то крайне односторонняя тенденция, то через некоторое время в пси­хическом возникает равная по мощи контрпозиция. Вначале она не имеет доступа к сознательному проявлению, но затем прорывает запреты эго и сознательный контроль. Закон энантиодромии опре­деляет и юнговский принцип компенсации.

ЭНЕРГИЯ(Energy; Energie) — в аналитической психо­логии это понятие, взятое из физики, представляет сложную метафору.

«Я не гипостазирую понятие энергии, а пользуюсь им как термином для обозначения интенсивностей или ценностей. Воп­рос о том, существует или не существует особенная психическая сила, не имеет ничего общего с понятием либидо. Я нередко поль­зуюсь термином либидо вперемежку с термином «энергия»» (ПТ, пар. 754).

Согласно Юнгу, понятие «энергия» носит архетипический характер и в области переживаний проявляется как комплекс, обладающий автономными стимулами. Юнг описывает эти феномены также при помощи моделей энергетических систем, которые, если их рассматривать с теоретической точки зрения, характеризуются абсолютной взаимозаменяемостью. В психиче­ской системе энергия вызывает продолжительное возбуждение. В разнообразном душевном опыте психика проявляет свой энергети­ческий облик.

В доэдиповых фазах развития энергия принимает и другие формы: питательную, пищеварительную и т. д.

ЭНЕРГИЯ ПСИХИЧЕСКАЯтермин «психическая энергия» служит для выражения психодинамики души и управляющих ею жизненных процессов. Воздействие психической энергии мы испытываем в наших аффектах и страстях, в инстинк­тах и желаниях, а также во всех динамических жизненных прояв­лениях и процессах, стимулирующих сновидения. Пожалуй, мы могли бы лучше всего представить себе психическую энергию как некий внутренний космос, в котором комплексы в качестве энергетических полей или центров расположены по отношению друг к другу подобно тому, как планеты во Вселенной. Психиче­ская энергия, согласно Юнгу, считается ограниченной количест­венно и неразрушимой, что соответствует позиции в классическом психоанализе. Оспаривается лишь исключительно сексуальный характер, которым Фрейд наделял либидо или психическую энер­гию. Для Юнга психическая энергия выступала как одна из форм жизненной энергии, нейтральной по своему характеру.

Некоторые возможности для понимания этого сложного понятия мы получаем также благодаря языку, который при помощи слова «энергичный» проясняет связь предмета высказывания с какой-либо энергией. Когда человек действует энергично или энергично берется за дело, энергично говорит или энергично добивается своего, то такие языковые выражения указывают на то, что здесь подразумевается какая-то энергия. Наш язык знает много энергетических слов, которые выражают некоторые стороны психической интенсивности. Мы говорим о порыве и о жажде деятельности, о влечении и об увлеченности человека. Психиче­ский потенциал проявляется в мощности, в ударной силе и в раз­личных убеждениях. Действие психической энергии мы воспринимаем как ее излучение, скажем, когда человек вооду­шевлен. Негативные воздействия энергии переживаются в депрессиях, при меланхолии и разных мрачных настроениях. Во всех, приведенных здесь только в качестве примеров, действиях выражается «жизненная энергия», в основание которой Юнг кладет более узкое понятие психической энергии.

Существенным аспектом юнговской теории энергии, в конечном счете, является еще и финальная ориентация психиче­ской энергии, которая направляет течение энергии жизни, жизнен­ную энергию к самым различным целям. При переориентации энергии влечения на духовные или идеальные цели символы выполняют важную функцию в качестве «энергетических преоб­разователей».

ЭРОС(Eros) — в греческой мифологии, поэзии и культе бог любви — персонификация любви, космогоническая сила природы; психологически Эрос олицетворяет связующее начало, функцию связи, родства (см. также логос). Как принцип психической актив­ности соответствует, по мнению Юнга, женской психологии. В данном контексте соответствующий принцип в мужской психо­логии — логос. Правда, во многих случаях Юнг считает возмож­ным сосуществование эроса и логоса в пределах одного индивида любого пола.

В более широком глубинно-психологическом смысле Эрос как принцип персонифицирует жизненную силу в отличие от Танатоса — бога смерти, который персонифицирует инстинкт смерти. Здесь фигура Эроса ближе к поэтической-метафоре, уместность которой связана и с тем, что Эрос был тайным возлюбленным Пси­хеи — читай, психического. К тому же ему отводилась роль коор­динатора элементов, составляющих Вселенную. Именно Эрос вно­сит гармонию в хаос и дает жизни на земле возможность раз­виваться.

«Я использую Эрос и Логос в качестве концептуальной под­моги, чтобы описать тот факт, что женское сознание в большей степени характеризуется связующим качеством Эроса, чем способ­ностью различать и познавать, связанной с Логосом. У мужчин Эрос, функция связанности, родства, обычно развита менее, чем Логос. С другой стороны, Эрос у женщин является выражением их истинной природы, а Логос зачастую присутствует как случайный элемент» (CW 9ii, par. 29).

«Эрос — весьма сомнительный малый и всегда таковым и останется <...> Он принадлежит, с одной стороны, изначальной животной природе человека, которая будет существовать до тех пор, пока человек имеет животное тело. С другой стороны, он свя­зан с высшими формами духа. Но он преуспевает только тогда, ко­гда дух и инстинкт пребывают в подлинной гармонии» (CW 7, par. 22; ср. ПБ, с.57-58).

«Там, где царствует любовь, нет стремления к власти, а где верховодит стремление к власти, там любовь влачится на задвор­ках. Одно составляет тень другого: человек, принимающий пози­цию Эроса, обнаруживает свою компенсаторную противополож­ность в стремлении к власти, а для человека, выбравшего власть, компенсацией станет Эрос» (CW 7, par. 78; ПБ, с. 90).

«Бессознательный Эрос всегда выражает себя в стремлении к власти» (CW 9i, par. 167).

Юнг предположил, что потребность женщины в психической близости составляет ее характерную особенность и доминирует над нуждой в чисто сексуальных отношениях как таковых, хотя и был далек от абсолютизации данного предположения. Он пришел к выводу, что Эрос не может рассматриваться как синоним секса, но остается неотделимым от него или выступает как один из его аспе­ктов в контексте других действий психической природы — эстетических, духовных, бытовых.

Юнг предложил пять стадий эротического выражения: биологи­ческую, сексуальную, эстетическую, духовную и в форме мудрости.

ЭТИКА(Ethics; Ethik) — система моральных установок и требований.

Юнг полагал, что нравственный закон отдельного человека выражает психический факт, который, возможно, подвергся реф­лексии и «суду» его собственных бессознательных суждений, а воз­можно, и нет. Развитие сознания требует рассмотрения вещей, включая и религиозное созерцание как с общезначимой, так и с личной точки зрения. Согласно Юнгу, это есть область этики.

ЭТИОЛОГИЯ НЕВРОЗА(Aetiology of neurosis; Aliologie der Neurose) — в период своего сотрудничества как Фрейд, так и Юнг пришли к выводу, что невроз возникает не только в силу воздейст­вия специфического травматического опыта. Юнг включал в этио­логию невроза и личную установку в качестве содействующего фактора, а также и архетипические проекции фантазии. Он опро­вергал представление, что все неврозы возникают в детстве и что пациент, для того чтобы излечиться, должен осознать этиологичес­кий фактор. В большинстве случаев, считал Юнг, коренная причи­на неврозов связана с утратой смысла и ценности.