Карл Густав Юнг. Жизнь и творчество.

Карл Юнг родился 26 июля 1875 года в Кессвиле, кантон Тургау, на берегу живописного озера Констанц в семье пастора швей­царской реформаторской церкви; дед и прадед со стороны отца были врачами. С детства Юнг был погружен в религиозные и духовные вопросы. Кроме Библии отец обучал его латыни, а мать учила молитвам и читала книжку об экзотических религиях с заво­раживающими рисунками индийских богов.*

В своей автобиографии Юнг вспоминает два сильных детских переживания, повлиявших впоследствии на его отношение к рели­гии. Одно связано со сновидением, привидевшимся ему между тремя и четырьмя годами, которое Юнг описывает в своей авто­биографической книге (ВСР, с. 24):

«Я находился на большом лугу [вблизи дома священника]. Внезапно я заметил темную прямоугольную, выложенную изнутри камнями, яму. Никогда прежде я не видел ничего подобного. Я под­бежал и с любопытством заглянул вниз. Я увидел каменные ступе­ни. В страхе и неуверенности я спустился. В самом низу за зеле­ным занавесом находился вход с круглой аркой. Занавес был боль­шой и тяжелый, ручной работы, похожий на парчовый, и выглядел роскошно. Любопытство требовало узнать, что за ним, я отстранил его и увидел перед собой в тусклом свете прямоуголь­ную палату, метров в десять длиной, с каменным сводчатым потол­ком. Пол тоже был выложен каменными плитами, а в центре лежал большой красный ковер. Там, на возвышении, стоял золотой трон, удивительно богато украшенный. Я не уверен, но воз­можно, что на сидении лежала красная подушка. Это был величе­ственный трон, в самом деле,— сказочный королевский трон. Что-то стояло на нем, сначала я подумал, что это ствол дерева (около 4—5 метров высотой и полметра в толщину). Это была огромная масса, доходящая почти до потолка, и сделана она была из странного сплава — кожи и голого мяса, на вершине находилось что-то вроде круглой головы без лица и волос. На самой макушке был один глаз, устремленный неподвижно вверх. В комнате было довольно светло, хотя не было ни окон, ни какого-нибудь другого видимого источника света. От головы, однако, полукругом исходи­ло яркое свечение. То, что стояло на троне, не двигалось, и все же у меня было чувство, что оно может в любой момент сползти с трона и, как червяк, поползти ко мне. Я был парализован ужасом. В этот момент я услышал снаружи, сверху, голос моей матери. Она воскликнула: «Ты только посмотри на него. Это же людоед!». Это лишь увеличило мой ужас, и я проснулся в испарине, напуганный до смерти. Много ночей после этого я боялся засыпать, потому что боялся увидеть еще один такой же сон».

Долгое время, как пишет далее Юнг, сон преследовал его. Лишь гораздо позже он понял, что это был образ ритуального фаллоса.

Второе переживание имело место, когда Юнгу исполнилось двенадцать лет. Он вышел днем из базельской гимназии, в которой тогда учился, и обратил внимание на солнце, искрившееся на кры­ше соседнего собора. Мальчик задумался о красоте мира, величии церкви, величии Бога, сидящего высоко на небе на золотом троне. Внезапно его охватил ужас, а мысли повлекли туда, куда он не осмеливался следовать, поскольку чувствовал в них что-то свято­татственное. Несколько дней он отчаянно боролся, подавляя запретные мысли. Но, наконец, решился «досмотреть» собствен­ный образ: он снова увидел прекрасный базельский собор и Бога, сидящего на великолепном троне высоко в небе, и вдруг он увидел огромный кусок кала, падающий из-под божьего трона прямо на крышу собора, разбивая ее и сокрушая стены всего собора. Можно лишь вообразить пугающую силу этого видения для мальчика из пасторской благочестивой семьи.

Но так или иначе, в результате такой визуализации Юнг почувствовал огромное облегчение и вместо ожидаемого прокля­тия испытал чувство благодати:

«Я плакал от счастья и благодарности. Мудрость и доброта Бога открылись мне сейчас, когда я подчинился Его неумолимой воле. Казалось, что я испытал просветление. Я понял многое, чего не понимал раньше, я понял то, чего так и не понял мой отец, — волю Бога. Он сопротивлялся ей из лучших побуждений и из глу­бочайшей веры. Поэтому он так никогда и не пережил чуда благо­дати, чуда, которое всех исцеляет и делает все понятным. Он принял библейские заповеди как путеводитель, он верил в Бога, как предписывала Библия и как его учил его отец. Но он не знал жи­вого Бога, который стоит, свободный и всемогущий, стоит над Библией и Церковью, который призывает людей стать столь же свободными (там же, с. 50).

Отчасти в результате и этих внутренних переживаний Юнг чувствовал себя изолированным от других людей; порой невыно­симо одиноким. Гимназия наводила на него скуку, но развила страсть к чтению; были у него и любимые предметы: зоология, биология, археология и история.

В апреле 1895 года Юнг поступил в Базельский университет, где изучал медицину, но затем решил специализироваться по пси­хиатрии и психологии. Помимо этих дисциплин он глубоко интере­совался философией, теологией, оккультизмом.

По окончании медицинского факультета Юнг написал диссер­тацию «О психологии и патологии так называемых оккультных явлений», оказавшуюся прелюдией к его длившемуся почти 60 лет творческому периоду. Основанная на тщательно подготовленных спиритических сеансах со своей необычайно одаренной медиуматическими способностями кузиной Хелен Прейсверк, работа Юнга представляла описание ее сообщений, полученных в состоянии медиуматического транса. Важно отметить, что с самого начала своей профессиональной карьеры Юнг интересовался бессознательными продуктами психического и их значением для субъекта. Уже в этом исследовании* легко можно увидеть логическую основу всех его последующих работ в их развитии, — от теории комплексов к архетипам, от содержания либидо к представлениям о синхронно­сти и т. д.

В 1900 году молодой выпускник Юнг переехал в Цюрих и стал работать ассистентом у известного в то время врача-психиа­тра Юджина Блейлера в больнице для душевнобольных Бургхольцли (пригород Цюриха). Он поселился на больничной территории, и с этого момента жизнь молодого сотрудника стала проходить в атмосфере психиатрического монастыря. Блейлер был зримым воплощением работы и профессионального долга. От себя и сот­рудников он требовал точности, аккуратности и внимательности к пациентам. Утренний обход заканчивался в 8.30 утра рабо­чей встречей медперсонала, на которой заслушивались сообщения о состоянии больных.

Два-три раза в неделю в 10.00 утра происходили встречи вра­чей с обязательным обсуждением историй болезни как старых, так и вновь поступивших пациентов. Встречи проходили при непре­менном участии самого Блейлера. Обязательный вечерний обход происходил между пятью и семью часами. Никаких секретарей не было, и персонал сам печатал на машинке истории болезни, так что порой приходилось работать до 11 часов вечера. Больничные двери и ворота закрывались в 10 вечера. Младший персонал клю­чей не имел, так что, если Юнг хотел вернуться из города домой позже, он должен был просить ключ у кого-либо из старшего мед­персонала. На территории больницы царил сухой закон. Юнг упо­минает, что первые шесть месяцев он провел совершенно отрезан­ный от внешнего мира и в свободное время читал пятидесятитом­ную «Allgemeine Zeitschrift fhr Psychiatric».

Первоначальный интерес Юнга к работе в клинике был, ско­рее, теоретическим, нежели практическим. Он хотел наблюдать, «как человеческий ум реагирует на зрелище своего собственного распада», полагая, что распад этот был изначально предопределен физическими причинами. Юнг надеялся, что, изучая психические «отклонения от так называемой нормы», он узнает что-то опреде­ленное о природе человеческой души. Его сослуживцы, более заня­тые постановкой диагноза и составлением статистики, часто подсмеивались над его странными занятиями, но Юнг все больше приходил к убеждению, что понятие «душа» не только означает нечто реальное, но «является самым основным, самым реалистиче­ским понятием в психологии».

Вскоре он начал публиковать свои первые клинические рабо­ты, а также статьи по применению разработанного им же теста словесных ассоциаций. Юнг пришел к выводу, что посредством словесных связей можно обнаружить («нащупать») определенные совокупности (констелляции) чувственно окрашенных (или эмо­ционально «заряженных») мыслей, понятий, представлений и тем самым дать возможность выявиться болезненным симптомам. Тест работал, оценивая реакцию пациента по временной задержке между стимулом и ответом. В результате выявилось соответствие между словом-реакцией и самим поведением испытуемого. Знача­щее отклонение от норм отмечало присутствие аффективно-нагруженных бессознательных идей, и Юнг ввел понятие «комп­лекс», чтобы описать их целокупную комбинацию.

В феврале 1903 года Юнг женился на двадцатилетней дочери преуспевающего фабриканта Эмме Раушенбах (1882—1955), с которой прожил вместе пятьдесят два года, став отцом четырех дочерей и сына. Вначале молодые поселились на территории кли­ники Бурхгольцли, заняв квартиру этажом выше Блейлера, а позже — в 1906 году —переехали во вновь отстроенный собствен­ный дом в пригородное местечко Кюснахт, что неподалеку от Цюриха. Годом раньше Юнг начал преподавательскую деятель­ность в Цюрихском университете. В 1909 году вместе с Фрейдом и другим психоаналитиком — венгром Ференчи, работавшим в Авст­рии, Юнг впервые приехал в Соединенные Штаты Америки, где прочел курс лекций по методу словесных ассоциаций. Университет Кларка в штате Массачусетс, пригласивший европейских психо­аналитиков и праздновавший свое двадцатилетие со дня основа­ния, присудил Юнгу вместе с другими почетную степень доктора.

Международная известность, а с ней и частная практика, при­носившая неплохой доход, постепенно росли, так что в 1910 году Юнг оставляет свой пост в Бурхгольцльской клинике (к тому вре­мени он стал клиническим директором), принимая все более мно­гочисленных пациентов у себя в Кюснахте, на берегу Цюрихского озера. В это время Юнг становится первым президентом Междуна­родной Ассоциации психоанализа и погружается в свои глубинные исследования мифов, легенд, сказок в контексте их взаимодействия с миром психопатологии.

Появляются публикации, довольно четко обозначив­шие область последующих жизненных и академических интересов Юнга. Здесь же более ясно обозначилась и гра­ница идеологической независимости от Фрейда во взглядах на природу бессознательного психического. Последовавшее «отступничество» Юнга привело, в конечном итоге, к разрыву в 1913 году личных отношений, и каждый далее пошел своим путем, следуя своему творческому гению.

Юнг очень остро переживал свой разрыв с Фрейдом. Факти­чески это была личная драма, духовный кризис, состояние внутрен­него душевного разлада на грани глубокого нервного расстройства. «Он не только слышал неведомые голоса, играл, как ребенок, или бродил по саду в нескончаемых разговорах с воображаемым собе­седником, — замечает один из биографов в своей книге о Юнге, — но он серьезно верил, что его дом населен привидениями».

В момент расхождения с Фрейдом Юнгу исполнилось тридцать восемь лет. Жизненный полдень — притин, акмэ — оказался одно­временно и поворотным пунктом в психическом развитии. Драма расставания обернулась возможностью большей свободы развития своей собственной теории содержаний бессознательного психичес­кого. В работах Юнга все более выявляется интерес к архетипическому символизму. В личной жизни это означало добровольный спуск в «пучину» бессознательного. В последовавшие шесть лет (1913— 1918) Юнг прошел через этап, который он сам обозначил как время «внутренней неопределенности» или «творческой болезни» (Эллен-бергер). Значительное время Юнг проводил в попытках понять значение и смысл своих сновидений и фантазий и описать это — насколько возможно — в терминах повседневной жизни.

В результате получилась объемистая рукопись в 600 страниц, иллюстрированная множеством рисунков образов сновидений и названная «Красной книгой». (По причинам личного характера она никогда не публиковалась.) Пройдя через личный опыт конфронта­ции с бессознательным, Юнг обогатил свой аналитический опыт и создал новую систему аналитической психотерапии и новую структуру психического.

В творческой судьбе Юнга определенную роль сыграли его «русские встречи» — взаимоотношения в разное время и по раз­ным поводам с выходцами из России — студентами, пациентами, врачами, философами, издателями.

Начало «русской темы» можно отнести к концу первого деся­тилетия XX века, когда в числе участников психоаналитического кружка в Цюрихе стали появляться студенты-медики из России. Имена некоторых нам известны: Фаина Шалевская из Ростова-на-Дону (1907 г.), Эстер Аптекман (1911 г.), Татьяна Розенталь из Петербурга (1901 — 1905, 1906—1911 гг.), Сабина Шпильрейн из Ростова-на-Дону (1905—1911) и Макс Эйтингон. Все они впоследствии стали специалистами в области пси­хоанализа. Татьяна Розенталь вернулась в Петербург и в даль­нейшем работала в Институте мозга у Бехтерева в качестве психоаналитика. Являлась автором малоизвестной работы «Страдание и творчество Достоевского». В 1921 году в возрасте 36 лет покончила жизнь самоубийством.

Уроженец Могилева, Макс Эйтингон, в 12 лет вместе с роди­телями переехал в Лейпциг, где изучал философию, прежде чем вступить на медицинскую стезю. Он работал ассистентом Юнга в клинике Бурхгольцли и под его руководством в 1909 году полу­чил докторскую степень в Цюрихском университете. Другая «рус­ская девушка» Сабина Шпильрейн была пациенткой начинающего доктора Юнга (1904 г.), а впоследствии сделалась его ученицей. Завершив образование в Цюрихе и получив степень доктора меди­цины, Шпильрейн пережила мучительный разрыв с Юнгом, пере­ехала в Вену и примкнула к психоаналитическому кружку Фрейда. Некоторое время работала в клиниках Берлина и Женевы, у нее на­чинал свой курс психоанализа известный впоследствии пси­холог Жан Пиаже. В 1923 году вернулась в Россию. Она вошла в состав ведущих специалистов-психоаналитиков образованного в те годы в Москве Государственного психоаналитического инсти­тута. Дальнейшая ее судьба сложилась весьма трагично. После закрытия Психоаналитического института Сабина Николаевна переехала в Ростов-на-Дону к родителям. Запрет на психоаналити­ческую деятельность, арест и гибель в застенках НКВД трех братьев и, наконец, собственная смерть в Ростове, когда она вместе с двумя дочерьми разделила участь сотен евреев, расстрелянных в местной синагоге немцами в декабре 1941 года.

Вена и Цюрих издавна считались центрами передовой психиа­трической мысли. Начало века принесло им известность и в связи с клинической практикой соответственно Фрейда и Юнга, так что ни­чего удивительного не было в том, что туда устремилось внимание тех русских клиницистов и исследователей, которые искали новые средства лечения разнообразных психических расстройств и стремились к более глубокому проникновению в человеческую психику. А некоторые из них специально приезжали на стажировку или для краткого ознакомления с психоаналитическими идеями. В 1907—1910 годах Юнга в разное время посещали московские пси­хиатры Михаил Асатиани, Николай Осипов и Алексей Певницкий.

Из более поздних знакомств следует особо отметить встречу с издателем Эмилием Метнером и философом Борисом Вышеслав­цевым. В период «стычки» Юнга с бессознательным и работы над «Психологическими типами» Эмилий Карлович Метнер, бежавший в Цюрих из воюющей Германии, оказался чуть ли не единственным собеседником, способным к восприятию юнговских идей. (Юнг оставил пост президента Психоаналитической ассоциа­ции, а вместе с ним утратил и многие личные связи с коллегами). Еще живя в России, Метнер основал издательство «Мусагет» и выпускал философско-литературный журнал «Логос». По свиде­тельству сына Юнга, психологическая поддержка со стороны Метнера имела большое значение для его отца. За границей Метнер страдал от частых резких шумов в ушах, по поводу чего вначале обратился к венским фрейдистам. Те ничем помочь не смогли кроме настоятельного совета жениться. Тогда-то и состоялась встреча с Юнгом. Метнер готовился к длительному лечению, но мучающий симптом исчез после нескольких сеансов. Отношения же пациент — аналитик превратились в дружеские и поначалу поч­ти ежедневные. Затем в течение ряда лет Юнг и Метнер встреча­лись раз в неделю, вечером, и обсуждали те или иные философские и психологические вопросы.

Сын Юнга помнил, что отец именовал Метнера «русским философом».

Спустя годы Метнер публикует первую рецензию на вышед­шую книгу «Психологические типы», а позже становится издате­лем трудов Юнга на русском языке, пишет предисловия к ним. Смерть Метнера помешала довести до конца начатое дело по пуб­ликации четырех томов трудов К. Г. Юнга. Эту работу довершил другой «русский» — философ Борис Петрович Вышеславцев (1877—1954). Высланный большевиками в 1922 году из России, вначале работал в созданной Н. А. Бердяевым Религиозно-фило­софской академии. Позже читал лекции в парижском богословском институте. В 1931 году опубликовал книгу «Этика преображенного эроса», в которой под влиянием, в частности, идей К. Юнга выдви­нул теорию этики сублимации Эроса. В те годы между Юнгом и Вышеславцевым завязывается переписка, в которой Вышеславцев объявляет себя учеником Юнга. В конце 30-х годов стараниями Вышеславцева четырехтомное собрание трудов Юнга было завер­шено. Накануне окончания войны в апреле 1945 года Юнг помог Вышеславцеву с женой перебраться из Праги в нейтральную Швейцарию.

После выхода в свет «Психологических типов» для 45-летне­го мэтра психологии наступил нелегкий этап укрепления завоеван­ных им в научном мире позиций.

Постепенно Юнг приобретает все большую международную известность не только среди коллег — психологов и психиатров — но его имя начинает вызывать серьезный интерес у представителей других направлений гуманитарных знаний: философов, историков культуры, социологов и пр.

В 20-е годы Юнг совершает ряд длительных увлекательных путешествий в различные районы Африки и к индейцам пуэбло в Северной Америке. «Здесь ему впервые открылся необъятный мир, где люди живут, не ведая неумолимой размеренности часов, минут, секунд. Глубоко потрясенный, он пришел к новому пони­манию души современного европейца». Отчет об этих исследо­вательских поездках (включая еще и поездку в Индию, состоявшуюся позже, в 1938 году), а точнее, своеобразное культурно-психо­логическое эссе составили позднее главу «Путешествия» в его автобиографической книге.

В отличие от беззаботно-любопытствующих туристов Юнг смог взглянуть на другую культуру с точки зрения раскрытия содержащегося в ней смысла. Здесь заключены две главные темы: Юнга — психолога и психотерапевта, и Юнга — культуролога. Это тема личностного развития — индивидуации и тема коллективного бессознательного. Юнг рассматривал индивидуацию как бытие, направленное в сторону достижения психической целостности, и использовал для его характеристики многочисленные иллюстрации из алхимии, мифологии, литературы, западных и восточных рели­гий, пользуясь и своими собственными клиническими наблюдения­ми. Что касается «коллективного бессознательного», то это поня­тие также выступает ключевым для всей аналитической психоло­гии и, по мнению многих авторитетных ученых и мыслителей, является «наиболее революционной идеей XX века», идеей, серьез­ные выводы из которой так и не были сделаны до сего времени.

Юнг возражал против той мысли, что личность полностью детерминирована ее опытом, обучением и воздействием окружаю­щей среды. Он утверждал, что каждый индивид появляется на свет с «целостным личностным эскизом <...> представленным в потен­ции с самого рождения» и что «окружающая среда вовсе не дарует личности возможность ею стать, но лишь выявляет то, что уже было в ней [личности] заложено».

Согласно Юнгу, существует определенная наследуемая струк­тура психического, развивавшаяся сотни тысяч лет, которая застав­ляет нас переживать и реализовывать наш жизненный опыт вполне определенным образом. И эта определенность выражена в том, что Юнг назвал архетипами, которые влияют на наши мысли, чувства, поступки. «<...> бессознательное, как совокупность архетипов, является осадком всего, что было пережито человечеством, вплоть до его самых темных начал. Но не мертвым осадком, не брошен­ным полем развалин, а живой системой реакций и диспозиций, которая невидимым, а потому и более действенным образом опре­деляет индивидуальную жизнь. Однако это не просто какой-то гигантский исторический предрассудок, но источник инстинктов, поскольку архетипы ведь не что иное, как формы проявления инстинктов».

В начале 20-х годов Юнг познакомился с известным синоло­гом Рихардом Вильгельмом, переводчиком известного китайского трактата «Книга перемен», и вскоре пригласил его прочесть лек­цию в Психологическом клубе в Цюрихе. Юнг живо интересовался восточными гадательными методами и сам с некоторым успехом экспериментировал с ними. Он также участвовал в те годы в ряде медиуматических экспериментов в Цюрихе совместно с Блейлером. Сеансами руководил известный в те годы австрийский меди­ум Руди Шнайдер. Однако Юнг долгое время отказывался делать какие-либо заключения по поводу этих экспериментов и даже избе­гал всякого о них упоминания, хотя впоследствии открыто призна­вал реальность этих феноменов. Он также проявлял глубокий инте­рес к трудам средневековых алхимиков, в лице которых увидел провозвестников психологии бессознательного. Позже благодаря обширному кругу друзей в его руках оказалась совершенно новая и вполне современная модель алхимической реторты — лекционный зал под открытым небом, среди голубизны водной глади и велича­вых вершин близ Лаго Маджоре. Каждый год, начиная с 1933-го, сюда со всего мира съезжались целые созвездия ученых, чтобы вы­ступить со своими докладами и принять участие в дискуссиях по самым разнообразным вопросам, созвучным юнговской мысли. Речь идет о ежегодных собраниях общества «Эранос», проходив­ших в поместье его основательницы, фрау Ольги Фройбс-Каптейн, в Асконе, Швейцария.

В 1923 году Юнг приобрел небольшой участок земли на бере­гу Цюрихского озера в местечке Боллинген, где он выстроил зда­ние башенного типа, с годами менявшее свои формы, и где в тиши­не и уединении проводил воскресные дни и отпускное время. Здесь не было ни электричества, ни телефона, ни отопления. Пища готовилась на печи, вода доставалась из колодца. Как удачно заме­тил Элленбергер, переход из Кюснахта в Боллинген символизиро­вал для Юнга путь от эго к Самости или, другими словами, путь индивидуации.

В 30-е годы известность Юнга приобрела международный характер. Он был удостоен титула почетного президента Психоте­рапевтического общества Германии. В ноябре 1932 года цюрихский городской совет присудил ему премию по литературе, приложив к ней чек на 8000 франков.

В 1933 году в Германии к власти пришел Гитлер. Психотера­певтическое общество было немедленно реорганизовано в соответ­ствии с национал-социалистическими принципами, а его прези­дент Эрнст Кречмер подал в отставку. Президентом Международ­ного общества стал Юнг, но само Общество стало действовать по принципу «крышечной организации», состоящей из национальных обществ (среди которых германское общество было лишь одним из) и индивидуальных членов. Как впоследствии объяснял сам Юнг, это была своего рода увертка, позволившая психотерапевтам-евреям, исключенным из германского общества, оставаться внутри самой организации. В связи с этим Юнг отверг всяческие последовавшие позже обвинения относительно его симпатий к нацизму и косвенных проявлений антисемитизма.

В 1935 году Юнг был назначен профессором психологии швейцарской политехнической школы в Цюрихе; в том же году он основал Швейцарское общество практической психологии. По мере того как международная ситуация становилась все хуже, Юнг, который до того никогда не выказывал сколь-нибудь явного интере­са к мировой политике, стал проявлять к ней все больший интерес. Из интервью, которые он давал в те годы разным журналам, можно понять, что Юнг пытался анализировать психологию госу­дарственных лидеров, и в особенности диктаторов. 28 сентября 1937 года во время исторического визита в Берлин Муссолини Юнг случайно оказался там и имел возможность близко наблюдать поведение итальянского диктатора и Гитлера во время массового парада. С этого времени проблемы массовых психозов сделались одним из фокусов внимания Юнга.

Другой поворотный пункт в жизни Юнга следует отнести в концу Второй мировой войны. Он сам отмечает этот момент в своей автобиографической книге. В начале 1944 года, пишет Юнг, он сломал ногу, а также у него приключился инфаркт, во время которого он потерял сознание и почувствовал, что умирает. У него возникло космическое видение, в котором он рассматривал нашу планету со стороны, а самого себя не более чем сумму того, что он когда-то сказал и сделал в течение своей жизни. В следую­щий момент, когда он собирался переступить порог некоего храма, он увидел своего доктора, идущего ему навстречу. Вдруг доктор принял черты короля острова Кос (родина Гиппократа), чтобы вер­нуть его обратно на землю, и у Юнга возникло такое чувство, что жизни доктора что-то угрожало, в то время как его, Юнга, собствен­ная жизнь была спасена (и действительно, через несколько недель его врач неожиданно умер). Юнг отметил, что впервые почувство­вал горькое разочарование, когда вернулся обратно к жизни. С этого момента что-то изменилось в нем бесповоротно, и его мысли при­няли новое направление, что можно увидеть и из его работ, напи­санных в то время. Он сделался «мудрым старцем из Кюснахта»...

В апреле 1948 года в Цюрихе распахнул свои двери Институт К. Г. Юнга. В его задачу входило обучение юнговским теориям и методам аналитической психологии. Институт вел подготовку на немецком и английском языках и обеспечивал учебный (лично­стный) анализ для обучавшихся. При Институте работали библио­тека и исследовательский центр.

Ближе к концу жизни Юнг все меньше отвлекался на внешние перипетии каждодневных событий, все более направляя свое вни­мание и интерес к общемировым проблемам. Не только угроза атомной войны, но и все возрастающая перенаселенность Земли и варварское уничтожение природных ресурсов наряду с загрязнени­ем природы глубоко волновали его. Возможно, впервые за всю историю выживание человечества как целого проступило в угрожа­ющем свете во второй половине XX века, и Юнг сумел почувство­вать это гораздо раньше других. Поскольку на кон поставлена судь­ба человечества, то естественно спросить: а не существует ли архе­тип, который представляет, так сказать, целое человечества и его судьбу? Юнг видел, что почти во всех мировых религиях, да и в ряде других религиозных конфессий такой архетип существует и обнаруживает себя в образе так называемого изначального (перво-человека) или космического человека, антропоса. Антропос, гигантский космический человек олицетворяет жизненный принцип и смысл всей человеческой жизни на Земле (Имир, Пуруша, Пан-ку, Гайомарт, Адам). В алхимии и гностицизме мы находим сходный мотив Человека Света, который падает во тьму или оказы­вается расчлененным тьмой и должен быть «собран» и возвращен свету. В текстах этих учений существует описание того, как Чело­век Света, идентичный Богу, вначале живет в Плероме, затем побеждается силами Зла — как правило, это звездные боги, или Архоны, падает или «соскальзывает» вниз и, в конечном итоге, оказывается разбросанным в материи в виде множества искр, где ему предстоит ожидание своего спасения. Его искупление или освобождение заключается в собирании всех разбросанных частей и возвращении в Плерому. Эта драма символизирует процесс индивидуации у индивида; каждый поначалу состоит из таких хаотиче­ских многообразных частиц и постепенно может стать одной лич­ностью путем сбора и осознания этих частиц. Но эта драма может быть понята и как образ медленного постепенного развития чело­вечества в направлении высшего сознания, о чем Юнг весьма под­робно написал в своих работах «Ответ Иову» и «Айон».

Уверенность Юнга в абсолютном единстве всего сущего привела его к мысли, что физическое и ментальное, подобно пространственному и временному, суть категории человеческие, психические, не отражающие реальность с необходимой точно­стью. Вследствие самой природы своих мыслей и языка люди неиз­бежно вынуждены (бессознательно) все делить на свои противопо­ложности. Отсюда антиномность любых утверждений. Фактически же противоположности могут оказаться фрагментами одной и той же реальности. Сотрудничество Юнга в последние годы жизни с физиком Вольфгангом Паули привело обоих к убеждению, что изу­чение физиками глубин материи, а психологами — глубин психи­ческого, могут быть лишь разными способами подхода к единой, скрытой реальности Ни психология не может быть достаточно «объективной», поскольку наблюдатель неизбежно влияет на наблюдаемый эффект, ни физика не способна на субатомном уров­не измерить одновременно количество движения и скорость час­тицы. Принцип дополнительности, ставший краеугольным камнем современной физики, применим и к проблемам души и тела.

В течение всей жизни на Юнга производили впечатление последовательности разных, внешне не связанных друг с другом событий, происходящих одновременно. Скажем, смерть одного человека и тревожный сон у его близкого родственника, случивши­еся одномоментно. Юнг ощущал, что подобные «совпадения» тре­бовали какого-то дополнительного объяснения кроме утверждения о некоей «случайности». Такой дополнительный принцип объясне­ния Юнг назвал синхронностью. По мысли Юнга, синхронность основывается на универсальном порядке смысла, являющемся дополнением к причинности. Синхронные явления связаны с архе­типами. Природа архетипа — не физическая и не ментальная — принадлежит к обеим областям. Так что архетипы способны прояв­ляться одновременно и физически, и ментально. Здесь показателен пример — случай со Сведенборгом, упоминаемый Юнгом, когда Сведенборг пережил видение пожара в тот самый момент, когда пожар действительно бушевал в Стокгольме. По мнению Юнга, определенные изменения в состоянии психики Сведенборга дали ему временный доступ к «абсолютному знанию» — к области, где преодолеваются границы времени и пространства. Восприятие структур упорядочивания воздействует на психическое как смысл.

В 1955 году в честь восьмидесятилетия Юнга в Цюрихе состоялся Международный конгресс психиатров под председатель­ством Манфреда Блейлера, сына Юджина Блейлера (у которого Юнг начинал свою карьеру психиатра в Бурхгольцли). Юнгу было предложено сделать доклад о психологии шизофрении, теме, с которой начались его научные исследования в 1901 году. Но в то же время вокруг него разрасталось одиночество. В ноябре 1955 года умерла Эмма Юнг, его жена, бессменный спутник на протяжении более полувека. Из всех великих пионеров глубинной психологии Юнг был единственным, чья жена стала его учеником, усвоила его методы и приемы и на практике применяла его психотерапевтичес­кий метод.

С годами Юнг ослабевал физически, но его ум оставался жи­вым и отзывчивым. Он поражал своих гостей тонкими размышле­ниями о тайнах человеческой души и будущем человечества. В это время Юнг завершил тридцатилетние алхимические штудии работой «Mysterium Coniunctionis»; здесь, отметил он с удовлетво­рением, «наконец, определено место в реальности и установлены исторические основания моей психологии. Таким образом, моя задача выполнена, моя работа завершена, и теперь можно остано­виться» (Кэмпбелл, с. 221).

В восемьдесят пять лет Карл Густав Юнг получил титул по­четного гражданина Кюснахта, в котором поселился в далеком 1909 году. Мэр торжественно вручил «мудрому старцу» церемони­альное письмо и печать, а Юнг выступил с ответной речью, обра­тившись к собравшимся на своем родном базельском диалекте.

Незадолго до смерти Юнг завершил работу над автобиогра­фической книгой «Воспоминания, сновидения, размышления», а также вместе учениками написал увлекательную книгу «Человек и его символы», популярное изложение основ аналитической психологии.*

Карл Густав Юнг умер в своем доме в Кюснахте 6 июня 1961 года. Прощальная церемония состоялась в протестантской церкви Кюснахта. Местный пастор в своей погребальной речи назвал покойного «пророком, сумевшим сдержать всеохватываю­щий натиск рационализма и давшим человеку мужество вновь обрести свою душу». Два других ученика Юнга — теолог Ганс Шер и экономист Юджин Бюлер отметили научные и человеческие заслуги своего духовного наставника. Тело было кремировано, а пепел захоронен в семейной могиле на местном кладбище.