По проблеме утомления и трудоспособности

(по публикациям конца XIX – начала XX в. в России)

^*Римские цифры соответствуют обозначениям типов задач в тексте.

В исследованиях рассматриваемого периода работоспо­собность человека рассматривалась как его функциональные возможности осуществления конкретного вида трудовой дея­тельности. Понятие «трудоспособность» использовалось, во-первых, в значении, тождественном термину «работоспо­собность», например, при определении степени снижения воз­можностей выполнения профессиональных обязанностей у пострадавшего от производственной травмы [11]; во-вторых, в значении «возможность выполнения любого вида труда», как, например, в работах [74; 75; 106 и др.]. Работоспособ­ность и трудоспособность не отождествлялись с продуктив­ностью деятельности. Продуктивность служила в роли внеш­него признака, косвенно свидетельствующего о состоянии работоспособности, которое само по себе не дано в непосред­ственном наблюдении, исследовании. В рассматриваемый пе­риод истории не была разработана общепризнанная концеп­ция работоспособности и трудоспособности, но так или иначе использовались представления о труде и трудящемся, призванные объяснять природу, происхождение, формирование и функционирование человека как трудящегося. Больше всего усилий было направлено на объяснение и диагностику сос­тояний сниженного функционирования человека в труде, обозначаемого (состояния) с помощью категории «утомле­ние».

В связи с задачей нормирования количества работы дела­лись попытки определения границ обратимого снижения функциональных возможностей человека, за пределами кото­рых начиналось то, что обозначали термином «переутомле­ние» [103; 104; 124; 176]. Примером такого подхода может быть работа А. П. Нечаева, описанная в задании к данному параграфу. В большинстве других практических задач ока­зывалась возможной сравнительная оценка состояний рабо­тоспособности, которая сама по себе выступала в роли кри­терия оптимальности при выборе вариантов режима труда и отдыха, чередования видов занятий, а также в суждениях об индивидуальном своеобразии работоспособности у конкрет­ных лиц. Таким образом, понятие работоспособности оказы­валось фундаментальным, ибо отражало представление о человеке как «работнике», о его труде, путях и способах це­ленаправленного воздействия на процесс и результаты тру­да (см., например, работу А. Л. Щеглова 1909 г. [224]).

В работах специалистов-практиков - инженеров, педаго­гов, психоневрологов, врачей - можно отметить относитель­ное соответствие предмета исследования объекту воздействия и соответствие методов предмету исследования (в приведен­ной на с. 104 таблице это видно в пунктах V-VIII). Так, например, Ф. Ф. Эрисман, В. М. Бехтерев и соответственно их ученики, последователи стремились в конечном счете улучшить состояние здоровья людей, и предметом их иссле­дований были внешние факторы, отрицательно или положи­тельно влияющие на организм человека. В работе инжене­ров и врачей, занятых предупреждением аварий и травм, объектом воздействия являлся труд человека-деятеля, и они пытались учесть в исследовании комплексно все внешние и внутренние факторы, которые могли быть причиной наруше­ний трудовой деятельности, влекущих за собой аварии, нес­частные случаи [42; 128; 159; 201 и др.]. Педагоги, такие, как П. Ф. Каптерев [74; 75]; занимаясь направленным фор­мированием основ трудоспособности учащихся, делали пред­метом изучения проявление существенных признаков трудо­способности в выполнении учебных занятий, выявляли де­фекты трудоспособности - такие, как лень, - и разрабаты­вали действенные способы коррекции этих дефектов.

Несоответствие предмета исследования объекту воздей­ствия обнаруживается главным образом в попытках решения задачи рационализации нормирования труда (см. пункты I - IV таблицы и соответственно типы задач на с. 103). По­добная оценка касается при этом преимущественно тех ра­бот, авторы которых брались за регламентацию трудовой де­ятельности человека (объектом воздействия является труд), а способ оценки функциональных возможностей деятеля строился на характеристике состояния отдельных функций организма (физиологических, психофизиологических, психи­ческих) [104: 116; 125; 155; 220; 223; 225 и др.].

Другим проявлением только что охарактеризованной кар­тины виденья объекта воздействия являлось отсутствие иерархической упорядоченности знаний о человеке, сужде­ние или неявная презумпция о рядоположенности явлении, происходящих в работающем человеке. Примером может служить, в частности, трактовка понятия «утомление» Г. Лейтензеном [104]. Последний относит к проявлениям утомления следующее: 1) неприятные субъективные ощуще­ния - сигналы нашему сознанию со стороны организма «о переходе через границу физиологии» [Ук. соч. С. 51]; 2) ряд явлений, которые могут быть объективно-научно учтены, а именно: а) утомление мышечной системы, б) утомление ор­ганизма, проявляющееся в дыхании и кровообращении; утом­ление нервной системы, автоинтоксикация продуктами рас­пада. Автор не выделяет наиболее существенных и специ­фичных для данного вида труда (или группы видов труда) проявлений утомления. Для него все названные категории явлений одинаково значимы при оценке функциональных возможностей человека в труде. Поэтому и предмет исследо­вания, и методы изучения и оценки указанных функциональ­ных возможностей (кратко обозначаемых термином «работо­способность») включали рядоположенные критерии. В резуль­тате исследователи оказывались в растерянности, если мето­ды доставляли им противоречивые факты о признаках состо­яния работоспособности человека. Поэтому, говоря о перспек­тивах физиологической и психофизиологической регламента­ции труда в будущем, авторы часто [104; 142; 224] констати­ровали наличие кризисной ситуации в области методов ис­следования утомления человека.

Выход из кризисной ситуации представлялся на пути на­учной разработки концепции утомления и создания адекват­ных методов его оценки [142; 224]. Сложная картина виденья сущности явлений утомления и работоспособности наиболее ярко, на наш взгляд, была отображена в докладе А. Л. Щег­лова на заседании Русского Общества Нормальной и Пато­логической психологии в Петербурге в 1909 г., посвященном изложению программы нового направления прикладной пси­хофизиологии, названного им «эргометрией» (подробнее см. [224]). Нет оснований преувеличивать значение работы А. Л. Щеглова в истории отечественной психофизиологии труда. Но, как нам представляется, появление программы «эргометрии» может быть свидетельством процесса образования но­вого уровня организации научно-психофизиологических и пси­хологических исследований человека в труде, для которого (уровня) характерен переход от анализа частных вопросов, методов к выделению проблем, имеющих общий, фундамен­тальный характер для широкого круга практических задач в сфере труда.

Крайним выражением биологического редукционизма в решении вопросов нормирования и рационализации труда был «энергетический подход», представители которого видели в «методе газообмена» перспективный способ оценки не только физического, но и умственного труда [104; 141; 192].

Как мы могли видеть, разрыв, несогласованность между объектом воздействия (трудовой деятельностью человека) и предметом исследования проявился в публикациях специалис­тов-ученых в большей степени, нежели в работах специалис­тов-практиков (гигиенистов, инженеров, педагогов). Ученые пользовались научными представлениями и методическими средствами, надеясь «приложить» их к практике. Но уровень развития научных знаний о человеке, его деятельности (в той форме, как эти знания были представлены в головах ученых) был, вероятно, дальше от реальной действительности, нежели систематизированные - пусть во многом «житейские», зато комплексные - представления «практиков». Другими слова­ми, отмеченный разрыв предмета изучения и предмета воздей­ствия имел объективно-исторические причины.