Знаю, требую от тебя непомерного, но другого нет. Под любым наркотиком достанет тебя непо-сильность жизни без смысла. А смысл жизни непостигаем без постижения смысла смерти.
Идешь к людям не чудеса творить, а сопровождать переходы в жизни иные...
Не целитель, а спутник, разделяющий ношу.
Не спасатель, а провожатый.
Человеку мало знания Истины — человеку нужно найти в ней свое место, свой дом и свое участие. Как соединить с Беспредельным ничтожность собственного существования, мрак страданий, неизбежность исчезновения? — Вот о чем будут тебя спрашивать заблудившиеся дети, как ты сейчас спрашиваешь меня.
Ложь убивает, молчание предает. Если не дашь ответа, побегут за наркотиками. Если будешь учить только счастью, научишь самоубийству.
Когда успех возымеешь, особо поберегись — страшнейшее испытание. Навязывать станут рольку замбога и требовать ответов на все вопросы, лжи во спасение... Не поддайся.
Спасает не знание, но простая вера, что ответ есть. Самый трудный язык — обычные события. Голос Истины всегда тих, оглушительный жаргон суеты его забивает. Силы тьмы все делают, чтобы мы умирали слепыми, не узнавая друг друга, но встречи после прощания дают свет...
Пишу в недалекое время, когда догадаешься, что и я был твоим пациентом. (...)
Из записей Бориса Калгана
...Все эти записи я прочитал потом...
...Я спешил к Бобу, чтобы объявить о своем окончательном решении стать психиатром. Чего со мной ранее никогда не бывало, говорил с ним вслух.
«Все-таки не зря, Боб... Не зря со мной возишься... Я сумею... Я докажу тебе...»
У дверей слышался звук, похожий на храп...
«Странно, Боб... Так рано ты не ложишься...»
Он лежал на том самом месте, где я оставил его в первый раз — на полу возле дивана — рука подмята, голова запрокинута...
Борис Петрович Калган скончался от диабетической комы, не дожив сорока дней до того, как я получил врачебный диплом.
Все книги и барахло вывезли неизвестно откуда набежавшие родственники; мне был отдан маленький серый чемоданчик с наклейкой: "Антону Лялину".
Внутри — несколько зачитанных книг и историй болезни, тетради с записями, ноты, коробочка с орденами и записная книжка с телефонами и адресами.
На внутренней стороне обложки рукой Боба:
ты нужен
Мое знание пессимистично, моя вера оптимистична.
Альберт Швейцер*
Приснилось, что я рисую, рисую себя на шуме, на шуме... Провел косую прямую — и вышел в джунгли. На тропку глухую вышел и двигаюсь дальше, дальше, а шум за спиною дышит, и плачет шакал, и кашель пантеры, и смех гиены рисуют меня, пришельца, и шелест змеи...