На бульваре, в куче песка, белобрысый широкоголовый мальчик играет в солдатиков. Много-много солдатиков, целый дивизион.
— Тум-бара, пу-пум-бара!.. Ать-два! Огонь — пли!.. Пиф-ф-ф!.. Па-бааамс!
Я подхожу. Я в таком же возрасте. Завязываю знакомство:
— А у меня спички есть.
— Нельзя. Бабушка. Тум-бурум-пум-пум-бвв-пх!..
— А у меня нет бабушки.
— Па-ба-а-ам! Дз-з-хп... И-у-и-у-у-др!.. Ты убит. Падаю, как полагается, но я только ранен. Заползаю в окоп, отстреливаюсь:
— Ты-ты-ты-ты-ты!..
— Ты убит. Кому сказано?
— Никому. Убитому не говорят. Я только ранен. У меня зуб скоро выпадет.
— Покажи.
— Не покажу.
— Врешь. Не выпадет.
Нажимаю языком — трык! — готово: новенький молочненький клык. На ладони. Протягиваю.
— Хе-хо. Дай.
— Не дам.
— За солдата.
— Не дам.
— За лейтенанта.
— А кто лейтенант?
— Вот этот.
Что-то было нечистое в продаже зуба за лейтенанта, я это почувствовал.
Поиграл, но домой покупку не взял. У меня никогда не было своих солдатиков, ни одного.
А зачем Жорке понадобился мой клык?..
Пару раз в наших последующих драчках он меня укусил, не им же?..
Жорик Оргаев жил в переулке, похожем на мой, по другую сторону Чистых Прудов.
Мы оказались в одном классе, который потом разделили, потом снова соединили, опять разделили... Такая вот пересекающаяся параллельность и дальше сводила и разводила нас.