В десятом классе нас ненадолго сблизило общее увлечение живописью.
За этюдником с него что-то слетало. (Один раз мне даже почудилось, будто серая тень выскользнула из-за спины и нырнула в стенку...)
С дрожащим взглядом, с дремотной улыбкой работал кистью... Краснел, бледнел, переставал слышать.. Настоящий творческий транс. Если бы я не видел его и ТАКИМ, все было бы проще...
О живописи он знал все, что было доступно в те сумеречные времена. Открыл мне постимпрессионистов и абстракционистов первого поколения.
Я рисовал его, а он меня во всевозможных манерах; к семнадцатилетию подарил мне масляный тетраптих «Антоний» — феерию цветовых пятен.
Я не мог в них себя опознать, но пришел в музыкальный восторг, восхищаюсь и по сей день. Не сомневаюсь, в нем бушевал художник с несравненным своеобразием чувства цвета. Он бы и сам в этом не сомневался, если бы не одна досадная недостача.
Линия не давалась. Полнейшая беспомощность, топорность рисунка. Зрительно-двигательная память была никуда... «Как это ты можешь, Антоний, как? Ну объясни! Как ты ЗТО можешь?!»
Что я мог объяснить?.. Брал бумагу и карандаш, закрывал глаза и опускал руку. Готово: портрет, движение... Цветы, звери... Ну как объяснить?..
«Зачем тебе, ты цветовик, я рисовальщик». — «Нет, мы должны развиваться вместе. Искусство жестоко: все или ничего. Ты научишь меня. А я тебя дотяну до Фалька и до мусатовского нюанса...»
Однажды у него дома, в отсутствие бабушки, я таким вот слепым способом смеха ради нарисовал пять танцующих обнаженных женских фигурок и возле каждой — Жоркины физиономии, с выражением лиса в винограднике.
Открываю глаза. Жорки нет.
— Жорк... Ты где? Молчание.
Скрип за зеркальным шкафом.
— Жорк! Ты где, а?..
— ОГЛЯНИСЬ. ..............Фьють!
Хлебный нож, просвистев мимо моего уха, ударился в стенку и упал мне под ноги.
— ПОДНИМИ НОЖ.
— Ты что, Жорк?..
— ПОДНИМИ НОЖ. ВСТАНЬ НА МОЕ МЕСТО. КИДАЙ В МЕНЯ.
— Жорк, ты что?!.
— Нам вдвоем не жить на этом свете. Кто-то должен уйти... Кто-то должен уйти... Уходи, слышишь, уходи быстро... СТОЙ.
— Стою. Ну.
— ВОЗЬМИ НОЖ И УБЕЙ МЕНЯ.
— Кончай шуточки, Жорк, мне не нравится. Ты что, из-за этой моей мазни опсихел? Щас порву.
— Нет. Нет...Хе-хе-хе-хе-хе-хе-хо-о-о-о-о-о!!!... Это была его первая открытая истерика.
О других я не догадывался.
Sw нюансы
Волосы цвета хозяйственного мыла (сам Жорик обозначал — «нечищеного серебра»).
Якорная дуга подбородка — отметина прирожденного организатора.
А чтобы узреть глаза, нужно спуститься по крутизне лба в промоину между мощными надбровными дугами: здесь эпицентр магнетизма, воронка... нет... осторожно, в зрачки не надо...
Радужка цвета январской предутренней мглы, с невычислимым процентом сиреневого.
В девятом классе он был еще девственником.
Мы учились в эпоху раздельного обучения и по этой причине все были сексуально озабоченными, почти у всех выпирало. Я говорю «почти», потому что Жорик, например, к этой категории не относился, его что-то тормозило. С девчонками напрягался, куда-то девались и красноречие, и самоуверенность.
Прорвало потом: «Знаешь, блондиночки лучше всего трахаются под гипнозом». ■— «Брюнетки тоже?» — «Они и так в трансе».
Говорил на эти темы редко, но метко. Жадно расспрашивал о моем опыте. Заявил как-то: «Когда я начну трахаться, я твоих глупостей повторять не буду. Пошла на... любовь, они у меня все как овечки будут. Мужскую силу будут чувствовать, сучки. Мужская сила — это гипноз. Это власть».