...Вы чувствуете себя частичкой мироздания, это доставляет вам неизъяснимое наслаждение...»
Вдруг тоненькая черноволосая девушка, только что бывшая Надей Павловой и выделывавшая немыслимые антраша, начинает с закрытыми глазами раскачиваться и всхлипывать.
Страдальческая судорожная гримаска...
Я понимаю, что с ней происходит: вскрывается внутренний конфликт, осложнение, потом будет плохо... Нужно немедленно ее усыпить поглубже, а затем мягко, успокоительно пробудить с лечебным внушением. Но Оргаев этого не сделает: если что, просто выгонит вон со сцены, к чему возиться.
А что такое с Антоном?!.. И он качается. Не глядя на девушку, повторяет все ее движения и мимику с абсолютной точностью — медиумирует...
Я уже поднялся, чтобы взбежать на сцену, как вдруг произошло нечто фантастическое.
Антон поднимается в воздух... Мне это, конечно, привиделось, показалось, я тоже был не в себе...
Поднимается — и — медленно плывет в глубину сцены — к роялю...
Берет несколько аккордов.
Еще. Еще.
Все поднимают головы.
Оргаев смотрит окаменело: узнал.
Девушка открывает глаза: проснулась.
Антон играет.
Я помню эту музыку. Она не состояла из нот. Это была Свобода. Пробудились все, один за другим. Несколько человек подошли к роялю. Другие начали двигаться в такт музыке — легко, радостно, осво-божденно... Улыбаясь, пошли со сцены...
В этот только момент Оргаев вышел из оцепенения и, брызнув потом, взревел диким голосом: «Сто-о-о-пН. Стоя-а-ать!!.. Спа-а-ать!!..»
Никто не обратил на это внимания.
Дальше смутно... Я погрузился в музыку Антона и утратил ощущение времени...
Оргаев бросается за кулисы. Антон играет. Сцена пуста. Занавес. Музыка продолжается.
Тишина. Лавина аплодисментов неизвестно кому.
Не помню, как возле меня очутился Антон:
— Я ему ее вернул... Вернул ту дурацкую клятву, нашей кровью подписанную и его краской. Вот и исполнилось им самим...