доктор Паблоб - из письма Публикатору
Антон не был фаталистом, но к некоторым предсказаниям относился серьезно; пожалуй, даже слишком серьезно, отчего они, как я думаю, и сбывались чаще, чем стоило бы.
По гороскопам выпадало сочетание необычайной одаренности в искусстве с необычайной невезучестью в любви (само по себе объяснимое).
Астрологии мы оба не верили, смеялись, но по жизни получалось, что она все же бывает права...
С другой стороны, не знаю и большего счастливца в любви; но счастье покидало его, как и являлось — внезапно.
В полученной Вами части архива тема эта приоткрывается едва-едва, щелочкой, и я не чувствую себя вправе перетолковывать то, о чем сам Антон умолчал или рассказал зашифрованно; добавлю только немногое.
Женился Антон довольно неожиданно, перед самым окончанием института. Многие пары уже наметились, а у него были метания между четырьмя одновременно пленявшими его девушками — он так и называл их заглазно — «квартет».
Ни одна не подозревала о существовании других. Но однажды та, которую он отождествлял с альтом, неброская, немногословная, но как-то проникновенно женственная, решительно объяснила Антону, что ждет ребенка — и что обойдется не только без аборта, но и без Антона, если он не готов к отцовству.
В загсе деревянно отслушали положенное, потом отправились вчетвером в «свадебное путешествие», предложенное Антоном: трамваем от университета до Чистых Прудов.
Майский, но на редкость неприветливый день. Всю длинную дорогу никто, как мне показалось, не произнес ни словечка, хотя все старались перешучиваться-пересмеиваться.
С нами была мама Антона, отрешенно-светлая, какой я привык ее видеть, только чаще обычного вздрагивала меж бровей едва заметная, но никогда не исчезавшая тень...
Дома, по требованью женатика, все было сугубо по-спартански. Мне удалось скрасить стол только корзиной добытых накануне цветов, похожих на разноцветные ромашки, да притащить коньяк с карамелью. Меню было студенческое, а главное — ни одного приглашенного.
По телефону, правда, некстати вломился Жорка Оргаев — о чем они говорили, не знаю... Вернулся Антон словно подмененный, но это с ним часто бывало и на ровном месте — и сразу к Беккеру: «Ну-ка, Ларчик, сбацаем отходную. Бери скрипку!..»
Не могу простить себе, что так редко решался отправляться с ним в музыкальные странствия. Всякий раз поначалу робел входить в медитации Антона, боялся помешать ему сипеньем и взвываньем от-вычного смычка, а пуще всего — сфальшивить...
Но в музыке нетерпеливость друга — буйная, доходившая порой до дикостей, — сменялась трепетной бережностью, вовлечением таким тончайшим, что я забывал о скудости своих ресурсов и завороженно вступал...
...Глупейшая несообразительность: скрипку-то я и забыл!.. Антон раздосадованно постучал по коленям, но тут же смолк и как бы исчез — пальцы на клавишах...Тишина...
Я посмотрел на женщин. Старшая сидела в тени, полуутонув в большом кресле, опустив веки. Младшая оставалась за столом напротив меня: между сжатых кулачков притулился узенький подбородок; с верхней губы, слишком часто прикусываемой, сошла помада, и рот казался странно недорисованным. Светло-русая прядка волос, заколотых на макушке «башней», вынырнула из плена шпилек и беспризорно свесилась вдоль щеки...
Сперва Тоник развлекал нас «угадайкой». Эта музыкальная игра заключалась в угадывании пародир)-емых вещей, от Палестрины до Шостаковича, — либо в расшифровке портретов всевозможных людей, растений, животных, погод...
Стереокино музыкальными средствами - описать трудно. Иногда слышались запахи цветов...
Потом начал играть что-то незнакомое, но узнаваемое, понятное, дорогое — не берусь описать эту россыпь золотистых, смеющихся звуков, прихотливо-гибкие зигзаги мелодии...
Первой очнулась молодая: «Что это было?!»
— Не что, а кто. Не узнала?..
— Деревце привиделось над водой... Ветер... Ветви... Деревце склоняется, как человек...
— Правильно. Это Ивушка. Наша дочка.
На моей памяти это было первое предсказание, сделанное Антоном. Родившуюся дочку и вправду назвали Ивой, Ивушкой, она же Ивашка.
О ней, если доведется, потом...