РАЗВИТИЕ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ В РОССИИ

Успехи психологии были обусловлены применением экс­перимента. Научная молодежь в России тоже стремилась освоить этот метод. Многие из тех, кто увлекся психологией, отправлялись с этой целью в Германию, в Лейпциг, ставший благодаря Вундту Меккой экспериментальной психологии. Эксперимент требовал организации специальных лабораторий. В России первые робкие попытки поместить в лабораторию не лягушку или собаку, а человека с его бессмертной душой предпринимались отдельными энтузиастами из круга медиков. Первым из них был казанский врач В.М.Бехтерев. В Москве пионером этого направления выступил А.А.Токарский, в Юрьевском (ныне Тарту) университете В. В. Чиж, в Харьков­ском - П. И. Ковалевский.

В 1893 г. Бехтерев из Казани переехал в Петербург, заняв кафедру нервных и душевных болезней в Военно-медицинской академии. Восприняв сеченовские идеи и концепцию передовых русских философов о целостности человека как существа при­родного и духовного, он искал пути комплексного изучения деятельности человеческого мозга. Пути достижения комплекс­ности виделись ему в объединении различных наук (морфо­логии, гистологии, патологии, эмбриологии нервной системы, психофизиологии, психиатрии и др.). Бехтерев сам вел исследо­вания во всех этих областях. Будучи блестящим организатором, он возглавил многие коллективы, создал ряд журналов, где публиковались статьи также и по экспериментальной психоло­гии. Его любимым детищем стал организованный им Психо­неврологический институт. В нем лабораторией психологии ведал врач по образованию А. Ф.Лазурский (1874-1917).

В 1897 г. в выходившем под редакцией Бехтерева журнале “Обозрение психиатрии” была опубликована первая статья Лазурского “Современное состояние индивидуальной психо­логии”, посвященная проблеме индивидуальных различий. Рассматривая первые достижения этой науки, он подчерки­вал, что ее целью является исследование того, как видоизме­няются “душевные свойства у различных людей и какие типы создают они в своих сочетаниях”.

В своей работе “Очерк науки о характерах” (1909) Лазурский разрабатывал оригинальную концепцию “научной ха­рактерологии”, в основе которой лежала идея о том, что ин­дивидуальные особенности человека связаны с деятельностью нервной системы. Позиция Лазурского во многом отличалась от взглядов Штерна, Бинэ и Гальтона, так как он считал не­обходимым не ограничиваться прикладными исследованиями, но доказывал важность формирования основ научной теории индивидуальных различий. С его точки зрения чисто при- кладной подход к ним сводится в конце концов к полному отрицанию возможности планомерного и систематического изучения людских характеров. Эта точка зрения противостоя­ла, с одной стороны, прагматическому подходу тестологии, а с другой - распространенному в немецкой психологии мне­нию (которого придерживались Вундт, Дильтей и другие уче­ные), будто повседневный опыт, наблюдательность, сопере­живание - самый лучший источник познания душевного склада личности.

Утверждение индивидуальной психологии как теоретической дисциплины не умаляет, как подчеркивал Лазурский, значения опыта, прежде всего наблюдения и эксперимента, о важной роли которых писал ученый. При этом он рассматривал эмпирические данные о различных психических процессах не изолированно, но в системе, доказывая, что главной зада­чей экспериментального исследования является построение целостной картины человека. Исходя из наклонностей, спо­собностей, темперамента и других индивидуальных качеств человека, возможно построение полной естественной класси­фикации характеров, которая и составит, по мнению Лазур­ского, основу новой науки.

Неудовлетворенность лабораторно-экспериментальными методами, существовавшими в начале века, побудила Лазур­ского искать другие способы психологического исследования. Он выступал за естественный эксперимент, при котором преднамеренное вмешательство в жизнь человека совмещает­ся с естественной и сравнительно простой обстановкой опыта. Благодаря этому мы исследуем не отдельные психические процессы, как это обычно делалось в тот период, но психиче­ские функции и личность в целом. Этот подход, изложенный в работе Лазурского “Об естественном эксперименте” (1911), имел особенно важное значение для возрастной психологии и педологии, так как естественный эксперимент в этом случае часто дает не только более полные, но и более объективные данные по сравнению с лабораторным экспериментом, часто неприемлемым в детской психологии.

В курсе лекции “Общая и экспериментальная психология” (1912) Лазурский утверждал, что темперамент и характер со­ставляют эндопсихическую, прирожденную сторону личности. Другая сторона, экзопсихическая, характеризует отношение человека к окружающей действительности.

Введение категории отношения было шагом вперед по сравнению с механистическим представлением, согласно ко­торому воздействия среды на организм происходят по типу внешних толчков. А ведь именно такое представление доми­нировало тогда в дифференциальной психологии, не знавшей никаких других факторов, кроме наследственности и механи­стически понятой среды.

Ученик ЛазурскогоМ.Я.Басов (1892-1931) в своих рабо­тах “Методика психологических наблюдений над детьми” (1926), “Общие основы педологии” (1931) развивал идеи Ла­зурского о роли естественного эксперимента как ведущего при исследовании психики детей. Большое внимание Басов уделял популяризации и введению в педагогическую практику мето­да наблюдения, разрабатывая схемы наблюдений, а также методику анализа полученного при наблюдении и естествен­ном эксперименте эмпирических данных. Доказывая, что на­учная психология должна опираться на объективное, внешнее наблюдение, Басов писал, что это единственный метод, “кото­рый может быть применен ко всем формам развития психиче­ских функций”.

Если роль наблюдения связана прежде всего с широкими возможностями его применения, то значительная роль естест­венного эксперимента соотносилась Басовым с его возможно­стью сохранения естественных связей со средой, что практиче­ски исключается в лабораторном эксперименте. Поэтому при исследовании социокультурной среды, определяющей психи­ческое развитие человека, естественный эксперимент имеет более важное значение, чем лабораторный, писал Басов, под­черкивая что “разработка этой методики является одной из самых важных и насущных задач современной психологии”.

Говоря о необходимости нового понимания предмета пси­хологического исследования, Басов выдвинул совершенно новый подход к взаимодействию человека со средой. Главное положение теории Басова - идея о том, что человек есть ак­тивный деятель в объективной, закономерно организованной среде. Таким образом, он впервые показал, что активность человека проявляется не только в приспособлении, но и в изменении среды, а сама среда не аморфная масса, но опреде­ленным образом структурированная ситуация.

А.А.Токарский (1859-1901) прославился в Москве (и за границей) как мастер применения гипноза в психотерапевти­ческих целях. Частная практика позволяла ему вкладывать свои сбережения в обустройство психологической лаборато­рии. Замысел Челпанова простирался значительно дальше. Он рассчитывал на охват научными, опытными методами всего круга явлений, изучаемых психологией как дисциплиной, отличной и от философии и от физиологии. Этот замысел лег в основание программы исследований, консолидировавшей молодежь вокруг ее автора и своего учителя. Эту школу про­шло около 150 человек. Из нее вышли те, кто стал впоследст­вии лидирующими фигурами в советской психологии, в том числе К.Н.Корнилов, П.П.Блонский, А.А.Смирнов, Н.И.Жинкин, С.В.Кравков, Б.М.Теплов, А.Н.Леонтьев и др. Все они были яркими индивидуальностями. Но в том и заключался талант Челпанова как великолепного организатора школы, что он “высматривал” в новом поколении одаренную молодежь, способную самоотверженно заняться не сулящим материальной выгоды и не дающим ничего, кроме радости познания, делом. Терпимость по отношению к тем, кто ищет собственные пути, создание такой идейной среды, в которой можно свободно мыслить, культ ориентации на научные ценности - таковы бы­ли особенности челпановского питомника талантов. Среди тех, кого он пестовал, впоследствии оказались предавшие своего учителя. Но это не умаляет исторической значимости его вкла­да в развитие психологической мысли в России.

Главным же центром разработки проблем эксперимен­тальной психологии стал созданный в Москве Челпановым на средства известного мецената С.И.Щукина Институт экспе­риментальной психологии. Было построено исследователь­ское и учебное заведение, равного которому по условиям ра­боты и оборудованию в то время в других странах не было. (Официальное открытие института состоялось в марте 1914г.)

Обладая большим организаторским и педагогическим талан­том, Челпанов приложил немало усилий для обучения экспе­риментальным методам будущих научных работников в об­ласти психологии.

Именно ему русская психология обязана тем, что в ней возникла самая крупная за всю историю научная школа. Экс­периментальное изучение сознания, его явлений и функций -таково было кредо школы.

У прежних московских профессоров, читавших лекции по психологии и много писавших об ее проблемах, эксперимент не был в чести. Их занятия этой областью знаний отличались умозрительным философским уклоном. Их общение в москов­ских домах и их публикации вращались вокруг вопросов о природе души, свободе воли, границах знания, материальном и духовном и т.п. По свидетельству одного современника, заседания Психологического общества порой затягивались до часу ночи, но и тогда заядлые спорщики отправлялись в рес­торан “К Тестову”, где их горячие дебаты продолжались с удвоенной силой, причем на одном из таких ужинов был по­ставлен на баллотировку вопрос о бессмертии души и “решен в положительную сторону большинством против двух”.

Что же касается Челпанова. то его подвигала идея на вне­дрение научных стандартов в изучение психической реально­сти, с тем чтобы знание о ней добывалось не в дебатах на соб­раниях или на журфиксах, а в лаборатории, под строгим кон­тролем эксперимента и индуктивных методов. Конечно, он здесь не был оригинален. Делая задолго до создания собст­венного института обзор состояния экспериментальной пси­хологии за первую половину 90-х годов, Челпанов писал: “У нас при Московском университете имеется "психологический институт", устроенный на частные средства по западноевро­пейскому образцу”.

При организации эксперимента Челпанов продолжал от­стаивать как единственно допустимую в психологии такую разновидность эксперимента, которая имеет дело со свиде­тельствами наблюдений субъекта за своими собственными состояниями сознания. Иначе говоря, решающее отличие пси­хологии от остальных наук усматривалось в ее субъективном методе. Сам метод претерпел в работах западных психологов изменения и это отразилось на позиции Челпанова, неизменно находившегося в курсе мировой психологической литературы.

В 1917 г. институт начал издавать печатный орган “Пси­хологическое обозрение” (под редакцией Г.И.Челпанова и Г.Г.Шпета). Первый выпуск открывался программной статьей Челпанова “Об аналитическом методе в психологии”. По этой статье нетрудно судить о программе, которая предлагалась институтом на великом историческом переломе. Теперь Челпа­нова не устраивала даже вюрцбургская школа, которой он не­давно курил фимиам. Он подвергает критике мнение Аха и Марбе о том, что нельзя считать исследование психологиче­ским, если оно не использует эксперимент, ведь сам экспе­римент базируется на первичных понятиях. Они существуют априорно как элементы идеального знания, обладающего абсо­лютной, аподиктической достоверностью. Извлечь эти элемен­ты можно только из внутреннего опыта путем их непосредст­венного усмотрения. Это и есть аналитический метод, который должен лечь в основу всех видов конкретного психологическо­го исследования - экспериментального, генетического и т.д.

Челпанов отмечал сходство предлагаемого им метода с феноменологией Гуссерля. Так завершилась его эволюция в качестве “эмпирического” психолога. Сперва он пропаганди­ровал вундтовский эксперимент, затем - данные вюрцбуржцев, сделавших упор на внутренней активности и внечувственности мышления, и, наконец, главную задачу психолога он увидел в том, чтобы “очистить” сознание от влияния исполь­зуемых в экспериментах стимулов (физических и вербальных), с тем чтобы созерцать образующие его начальные сущности.

Стремление к предельной отрешенности от реальности, от суетного мира, где происходили события, взрывавшие до осно­вания прежние социальные порядки, - такой была в 1917 г. позиция не одного Челпанова. В этом же году С.Франк высту­пил с книгой “Душа человека”, полной близких феноменализму размышлений о том, что лишь изнутри открывается человеку глубина бытия. Л.Лопатин в 1917 г. опубликовал статью “Не­отложные задачи современной мысли”. Эти задачи он усматри­вал в том, чтобы покончить с “неисправимым” натуралистиче­ским мировоззрением и спасти веру в бессмертную душу.

В течение десятилетий русские идеалисты отвергали детер­минизм во имя независимой ни от чего внешнего духовной активности субъекта. Достойным человека они считали лишь один ее вектор - самоуглубление. Это сопрягалось с социаль­но-идеологической концепцией, по которой путь к новой Рос­сии пролегает через переустройство души, ее внутреннее со­вершенствование.

Научная и педагогическая деятельность Челпанова, к со­жалению, прерывается в 20-е годы. После революции судьба его складывается трагически. В 1923 г. его изгоняют не только из университета, но и из созданного им Психологического института, причем инициаторами его ухода становятся его же бывшие ученики и сотрудники - Корнилов, Блонский и дру­гие, выступавшие за построение психологии на основе мар­ксизма. Челпанов, который писал о том, что психология, как и математика, физика и другие положительные науки, должна быть вне любой философии, в том числе и марксистской, ос­тался без работы.

Однако в первое время судьба остается еще милостивой к нему. В конце 1923 г. он начинает работу в Государственной академии художественных наук (ГАХН), вице-президентом которой становится Шпет. Работа в физико-психологическом отделении, главным образом в комиссии по восприятию про­странства, привлекает Челпанова возможностью продолже­ния его научной работы по изучению пространства, которая была начата им еще в Киевский период. В этот же период Челпанов читает цикл научно-популярных лекций по психо­логии в доме ученых о истории и основных психологических школах, существовавших в начале века. Последняя книга Челпанова была опубликована в 1927 г. Его надеждам на дальнейшую работу не суждено было сбыться.

Естественно-научная ориентация психологии Отличную от идейной линии Челпанова позицию занял профессор Новороссийского университета (Одесса)Н.Н.Ланге (1858- 1921). Именно он в те годы выступал как главный оппонент Челпанова. Ланге при­обрел известность не только в России, но и на Западе своими экспериментальными исследованиями восприятия, сформиро­вав концепцию его стадиальности (фазовости).

Предполагалось, что образ воспринимаемого предмета складывается постепенно. Всякое ощущение начинается с “про­стого толчка” в сознании, затем осознается род раздражителя (цвет, звук, поверхность), форма предмета, его место в про­странстве. Ланге разработал моторную теорию внимания, со­гласно которой движение рассматривалось как условие, не только сопровождающее, но и улучшающее восприятие. Двига­тельный компонент считался представленным и в процессах мышления. Воля же - это импульс, предшествующий любому сознательному движению, этот объективный импульс не осоз­нается субъектом. Осознается лишь само движение в виде со­провождающей его суммы “обратных ощущений”, идущих от мышц. Следуя Сеченову, Ланге считал двигательные реакции организма первичными по отношению к внутренним психоло­гическим актам. Основная функция психики, согласно Ланге, “круговая реакция”, включающая центростремительный ток. Иначе говоря, из работающей мышцы в мозг непрерывно идет сигнал, сообщающий организму о достигнутом результате.

Ланге критиковал Челпанова за его страстную защиту субъективного метода, в том числе и того нового варианта этого метода, который предложила вюрцбургская школа пси­хологии мышления. Ее данные, утверждал Челпанов, доказы­вают, что активность мышления не требует чувственной ос­новы в виде ощущений. “А это, - писал Челпанов, - служит подтверждением того взгляда, что душа может не только дей­ствовать, но и существовать независимо от тела”.

Ланге, в противовес Челпанову, назвал интроспекцию, ко­торую культивировала вюрцбургская школа, “игрою вообра­жения”, которая “почти так же далека от действительного исследования, как воображаемая охота на воображаемых львов в воображаемой Сахаре - от действительной охоты”. Книга Ланге “Психология” (1914) запечатлела новую, естественно­научную трактовку психических явлений, показала их биоло­гический смысл и важность ориентации на факторы культуры при изучении психики человека.

Он выделял ряд стадий в развитии психики, соотнося их с изменениями, претерпеваемыми нервной системой: стадию не­дифференцированной психики, дифференцированных ощуще­ний и движений инстинктивного типа, стадию индивидуально приобретенного опыта и, наконец, качественно новую ступень -развитие психики у человека как социокультурного существа.

Менее всего он был склонен считать, будто законы челове­ческого поведения исчерпываются биологическими детерми­нантами. Согласно его твердому убеждению, “душа человече­ской личности в 99% есть продукт истории и общественности”.

Это общее, философское по своему смыслу положение тре­бовалось перевести в понятия конкретной науки, объяснить, каким образом история общества и культуры определяет ра­боту психофизиологического механизма в особом, истинно человеческом режиме жизнедеятельности. Самоочевидным во­площением жизни социокультурного мира, в которую изна­чально погружен человеческий индивид, является язык.

Слово выступает в роли главного фактора психического развития человека как существа “общественного и историче­ского”, сознание которого обусловлено не тем, что заложено в генах, и не самостоятельно выработанными (посредством проб и ошибок) индивидуальными способами приобщения к среде, а миллионолетним опытом прежних поколений. Ланге писал: “... язык с его словарем и грамматикой формирует всю умственную жизнь человека, вводя в его сознание все те категории и формы, которые исторически развивались в преды­дущих поколениях”.

Согласно эмпирической доктрине, психические процессы начинаются и кончаются в индивидуальном сознании. Ланге же ставил его в зависимость от недоступных рефлексии субъекта, уходящих в глубь веков “напластований”, “археологии” мысли. Такой подход не только требовал изменить стратегию изучения человеческой психики, соотнеся ее с детерминационным воздей­ствием знаковой системы языка. Он еще под одним углом вы­свечивал бессмысленность философии “чистого” опыта, пози­тивистской веры в возможность мысли добраться до “твер­дого” эмпирического материала как последней, прочной точки научного знания. Несомненно, и эту философию имел в виду Ланге, когда писал следующее: “...Вглядываясь внимательно в любое наше чувствование или мысль, в значение любого слова или флексии, мы находим в них огромное число планов или полей сознания, уходящих все глубже в неопределенную тем­ную даль, и дойти в этих глубинах до твердого дна, т.е. непо­средственного факта, подобного физическому, в котором не было бы примеси рефлексии, оказывается невозможным...”.

В предреволюционной русской психологии Ланге был пионером в постановке вопроса о необходимости перехода из биологического в социокультурный план анализа человече­ской души, чтобы объяснить ее суть и судьбу.

ЗоопсихологическиеисследованияВ. А. Вагнера Под влиянием дарвиновских идей одной из важных отраслей психологии становится изучение поведения животных. Наряду с их индивидуально- вариативными реакциями, которые обеспечивают адап­тацию к изменчивой среде, большой инте­рес вызывают инстинктивные формы поведения. Сам Дарвин написал насыщенный фактами и идеями этюд “Инстинкт”.

Основоположником зоопсихологии в России стал зоолог В.А.Вагнер (1849-1934). Отстаивая эволюционный подход, он провел цикл экспериментальных исследований инстинктивного поведения животных, главным образом при возведении ими различных построек: о строительных инстинктах у пауков (1894), о водяном жуке-серебрянке (1900), о жизни шмелей (1907).

Эти работы служили обоснованием выдвинутой автором программы построения зоопсихологического знания, исходя из объективного метода.

Научный подход в истории проблемы развития психики характеризуется, по Вагнеру, столкновением двух противопо­ложных школ. Одной из них присуща идея о том, что в человеческой пси­хике нет ничего, чего не было бы в психике животных. А так как изучение психических явлений вообще начиналось с чело­века, то весь животный мир был наделен сознанием, волею и разумом. Это, по его определению, “монизм ad hominem (при­менительно к человеку), или “монизм сверху”.

Вагнер показывает, как оценка психической деятельности животных по аналогии с человеком приводит к открытию “сознательных способностей” сначала у млекопитающих, птиц и других позвоночных, потом у насекомых и беспозвоночных до одноклеточных включительно, затем у растений. Призна­вая необходимым сравнение психики человека и животных (без этого не было бы сравнительной психологии), Вагнер отрицал необходимость и возможность метода прямых анало­гий с психикой человека в биопсихологии.

Другое направление, противоположное “монизму сверху”, Вагнер именовал “монизмом снизу”. В то время как антропо-морфисты, исследуя психику животных, мерили ее масштабами человеческой психики, “монисты снизу” (к их числу он отно­сил Ж.Леба, К.Рабля и других), решая вопросы психики чело­века, определяли ее наравне с психикой животного мира мерою одноклеточных организмов.

Если “монисты сверху” везде видели разум и сознание, ко­торые в конце концов признали разлитыми по всей вселенной, то “монисты снизу” повсюду (от инфузории до человека) ус­матривали только автоматизмы. Если для первых психический мир активен, хотя эта активность и характеризуется теологиче­ски, то для вторых животный мир пассивен, а деятельность и судьба живых существ предопределены “физико-химическими свойствами их организации”. Если “монисты сверху” в основу своих построений клали суждения по аналогии с человеком, то их оппоненты видели такую основу в данных физико-химических лабораторных исследований.

В последней, оставшейся неопубликованной работе “Срав­нительная психология, область ее исследования и задачи” Вагнер вновь обращается к проблеме инстинкта, формулируя теорию колебания инстинктов (теорию флуктуации).

Продолжая подчеркивать рефлекторное происхождение . инстинктов, он еще раз оговаривает иной подход к их генези­су, нежели тот, который был присущ исследователям, линейно располагавшим рефлекс, инстинкты и разумные способности. Не линейно, как у Г. Спенсера, Ч.Дарвина, Дж.Роменса: реф­лекс-инстинкт-разум, или как у Д.Г.Льюиса и Ф.А.Пуше: рефлекс-разум-инстинкт (в последнем случае разум подвергается редукции). По Вагнеру, здесь наблюдается расхождение психических признаков:

Для понимания образования и изменения инстинктов он использует понятие видового шаблона. Инстинкты, писал Ваг­нер, представляют не стереотипы, которые одинаково повто­ряются всеми особями вида, а способность действовать, неус­тойчивую и колеблющуюся в определенных, наследственно фиксированных пределах (шаблонах), для каждого вида сво­их. Понимание инстинкта как видового шаблона, который наследственно складывался на длинном пути филогенетиче­ской эволюции и который, однако, не является жестким сте­реотипом, привело Вагнера к выводу о роли индивидуально­сти, пластичности и вариабельности инстинктов, о причинах, вызывающих новообразования инстинктов.