рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

Влияние различных установок при опросе на отношение

Влияние различных установок при опросе на отношение - раздел Психология, ЗАБЫВАНИЕ НАМЕРЕНИЯ Вн ...

ВН

ВЗ

Различное понимание смысла опроса влечет за собой различия в силе тенденции к воспроизведению, которая оказывает свое влия­ние на соотношение запомненных завершенных и запомненных не­завершенных действий.

В то время как испытуемые первой группы, для которых пере­числение заданий является только рассказом о происходившем, не прилагают особых усилий, чтобы перечислить побольше зада­ний, а перечисляют те задания, которые «спонтанно» выплывают в памяти, испытуемые второй группы стараются перечислить как можно больше заданий. Испытуемый хочет продемонстрировать возможности своей памяти. Так как перечисление воспринимается как одно из заданий и даже как особо важное задание, то те же самые силы, которые оказывали свое ведущее влияние во время выполнения других заданий, теперь вступают в действие с еще бо­лее значительной силой. Прежде всего испытуемый хочет пока­зать, как велики его способности. Вместо высказываний типа: «Не думал, что я так неловок», которые имеют место во время вы*


полнения практических заданий, следуют высказывания: «Неуже* ли у меня такая плохая память!». Честолюбие может выражаться в сходной, но несколько замаскированной форме—в форме пред­остережения: «Я сразу предупреждаю Вас, что у меня очень пло­хая память». Здесь вместе слиты попытки оправдать и извинить себя.

Так как для этих испытуемых перечисление выступает в форме особого задания, которое они тоже хотят довести до конца как можно лучше, то задание остается незавершенным, пока не пере­числено все. Испытуемые также мало расположены прекращать перечисление, ка<к перед этим откладывать выполнение других заданий. При этом они прибегают к различным вспомогательным средствам, например, распределяют задания по группам.

Это состояние «незавершенности перечисления» лишь в незна­чительной степени имеет место у испытуемых первой группы, для которых речь идет лишь о «простом рассказе».

Можно было бы ожидать, что различная сила тенденций к вос­произведению для завершенных и незавершенных действий даст одинаковую прибавку и для ВН и ВЗ, т. е. ничего не принесет в

отношении ВН/ВЗ

Но при ограниченном числе заданий любой рост общего числа перечисленных заданий есть приближение к объективному макси­муму (общему числу всех заданий), имеющее своим следствием сближение между ВН и ВЗ, так как объективно оба-вида заданий встречаются одинаково часто. Особенно ярко выраженная тенден­ция к воспроизведению ведет к возрастанию общего числа воспро­изведенных завершенных заданий и тем самым влечет за собой

уменьшение значения отношения (вн/вз), а именно потому, что ВН уже близко к максимуму, и весь рост идет в пользу ВЗ.

Если рассмотреть положение вещей с динамической точки зре­ния, то отношения будут следующие: при установке испытуемых продемонстрировать возможно более высокий уровень памяти, ква­зипотребности, исходящие из незавершенных действий, могут от-

проявиться в отношении (вн/вз), даже если они относительно мало сильны сами по себе. Это означает, что квазипотребности различ­ной силы вовсе необязательно имеют своим следствием разное значение отношения (вн/вз) и разница эта будет тем меньше, чем

сильнее тенденция к воспроизведению, действующая в том же направлении.


 

езде в Москву работала психологом в психиатрической клинике под ру­ководством Л. С. Выготского, аза­тем в психиатрической больнице им. Соловьева и в психиатрических больницах Ульяновска и Рязани.

Биренбаум Гита Васильевна(19031952)— советский психолог, училась в Берлинском университете в 1923— 1925 и 1927—1930. гг., где под руко­водством К. Левина выполнила 'дип-ломную работу, отрывок из которой публикуется в хрестоматии. По при-

Г. В. Биренбаум

ЗАБЫВАНИЕ НАМЕРЕНИЯ

Цель данного исследования — выяснить некоторые вопросы о сущ ности и основных свойствах намерений. Из повседневной жизни мы знаем, что намерения могут как выполняться, так и забы­ваться. Иногда они выполняются даже тогда, когда к моменту исполнения стали бессмысленными вследствие изменения ситуа­ции. В этом случае действие совершается исключительно потому, что его намеревались совершить.

Выполнение намерения зависит от многих факторов. Во-первых, не все люди одинаковы. Бывают люди особенно пунктуальные в выполнении своих намерений и лица непоследовательные в этом отношении.

Во-вторых, выполнение намерения зависит от его содержания. Намерения бывают более или менее важного содержания. Напри­мер, намерение бросить письмо в почтовый ящик может иметь раз­личный вес в зависимости от важности письма. Деловые перегово­ры или деловой звонок по телефону, в общем, гораздо важнее, чем визит вежливости старой родственнице.

Намерения бывают приятные, неприятные или нейтральные, и этообстоятельство играет большую роль при забывании или запо­минании намерения, что особенно подчеркивал Фрейд («Психопа­тология обыденной жизни», Вена, 1919).

Далее, большое значение имеет, с какой именно частью общей жизни человека связано намерение. Бывают люди, которые добро-


Birenbaum G. Das Vergessen einer Vorahme. «Psychologische Forchsung», Bd. 13, Heft 2—3. Berlin, 1930.


совестно выполняют все намерения, связанные с их работой, и забывчивы в повседневной жизни.

Эта связь специальных намерений с общей деятельностью и це­лями человека составляет важную проблему, которую мы обозна­чаем как вопрос о включении намерений в более широкие целост­ности или внутрипсихические области и которую мы ставим во главу угла нашего исследования.

НАМЕРЕНИЯ И АКТУАЛЬНЫЕ ЦЕЛИ ДЕЙСТВИЯ

Прежде чем перейти к собственно опытам, мы хотим,обсудить некоторые вопросы с целью предварительного ограничения нашей проблемы. Каждое намерение связано с будущим, это означает, что речь идет о собственно намерении только тогда, -когда что-то намечается сделать позднее. На основе намерения возникает по-требностное напряжение, приводящее к его осуществлению. Между актом принятия намерения и выполнением намерения существует временный интервал, в течении которого напряженная система су­ществует, но временно не проявляет себя.

Обозначить все планы и цели как намерения значило бы не­обоснованно расширить применение этого термина. Мы будем го­ворить о намерении только тогда, когда возникающая напряжен­ная система вначале относительно отделена от моторики.

Испытуемым дается инструкция выполнить ряд заданий и ре­шение зафиксировать письменно. Перед испытуемым лежат ма­ленькие листочки бумаги одинакового цвета и величины. Каждое задание должно быть выполнено на новом листе. После того как даны общие инструкции о решении заданий, еще перед постанов­кой отдельных задач экспериментатор предлагает испытуемому в конце каждого задания подписать лист своим именем. Это и есть намерение, забывание или запоминание которого будет особо исследоваться. Испытуемый же думает, что подпись нужна для сортировки листов.

Мы начинаем с серии, в которой рассматриваемое намерение не забывалось никогда (или почти никогда), и сравниваем ее с сери­ей II, где была введена пауза.

В ходе опыта испытуемому предъявлялся ряд однородных за­даний со спичками или городами, которые он воспринимал как основное задание.

Параллельно с серией I проводилась серия II. Серия II отли­чалась от I тем, что после пятого задания вводилась 5—10 минут­ная пауза. После паузы.испытуемый опять возвращался к задани­ям со спичками.

Результаты показали, что в серии,I и первой части серии II, без введения паузы, намерение —подпись выполняется хорошо Перед паузой для испытуемого во время заданий неизменно суще*


ществует ситуация «испытуемого, решающего задания опыта». С паузой же меняется вся ситуация в целом. Испытуемый с удо­вольствием занимается развлекательным заданием, часто сам пока­зывает экспериментатору задания, которые тот не знает. Испытуе­мый вдруг начинает вести себя совершенно свободно. Он уже не видит в своем собеседнике экспериментатора, который хочет про­верить его, а скорее знакомого, с которым он оживленно беседует. После этой «маленькой передышки» снова возвращаются к собст­венно опыту. Испытуемый снова выполняет задания прежнего вида, но забывает подпись. Это кажется сначала странным. Еще более удивительно то, что, начиная со следующего задания, на­мерение опять выполняется регулярно.

В качестве возможных причин забывания следует рассмотреть следующее:

1. Можно было бы предположить, что забывание намерения
вызывается увеличением промежуточного времени посредством
перерыва.

Если бы забывание было простой функцией временной отстав-ленности от выполнения, то именно во втором и последующих за­даниях после паузы подпись должна была бы быть по-настоящему окончательно забыта. Этого, однако, не происходит.

Далее, необходимо упомянуть следующее. Спустя одну или не­сколько недель мы иногда проводили с испытуемым два опыта. Временной интервал был гораздо больше того, который получался при заполненной паузе. Несмотря на то что были предъявлены другие основные задания, испытуемые часто сами, без инструкции экспериментатора, начинали с подписи.

Эти факты показывают, что временной интервал не был дейст­вительной причиной забывания намерения после перерыва 5— 10 минут.

2. Тот факт, что частота забывания от первого к последующим
заданиям после паузы сильно уменьшается, убедительно выявляет
очень общий и очень важный для проблемы забывания намерений
факт, а именно: речь идет не о забывании, связанном с памятью.
И там, где забывается намерение, дело не в забывании как «вы­
падении» из памяти. Дело не в том, что испытуемый не в состоянии
вспомнить инструкцию, воспроизвести содержание инструкции.

В нашем случае встает вопрос не о способностях памяти, а о том, являются ли соответствующие намерению цели руководя­щими для действий в определенной ситуации или нет. По всей ве­роятности, обсуждению подлежат не проблемы памяти в узком смысле, а существование и взаимоотношение квазипотребностей, а также факторы, от которых зависит, будет ли квазипотребность в определенной ситуации определять возникновение действий или нет.


К. Л евин

ОБ ЭКСПЕРИМЕНТАХ Г. В. БИРЕНБАУМ И Б. В. ЗЕЙГАРНИК


Левин (Lewin) Курт (9 сентября 189012 февраля 1947) — немецкий психолог, создатель теоретико-поле­вой концепции личности и группы в психологии. В 1926—1933 — проф. философии и психологии Берлинско­го университета, с 1933 жил и рабо­тал в США.

В центре психологии Левина стоит концепция так называемого «жизнен­ного пространства. Жизненное про­странство, по Левину,— совокупность сосуществующих и взаимосвязанных факторов, определяющих поведение индивида в данное время, охватыва­ет и личность и ее психологическое окружение, образуя единое психоло­гическое поле —жизненное простран­ство индивида. Понятийное представ­ление о жизненном пространстве пред­полагает, во-первых, раскрытие струк­туры поля возможных' событий, как оно существует для индивида в дан­ное время, и, во-вторых, установле­ние поля сил, определяющих в каж­дой области жизненного простран­ства наличные в нем тенденции к из­менению. Наблюдаемое при этом по­ведение индивида должно рассматри­ваться лишь как «феноткпическое» выражение некоторого «генотипа» со­бытия, происходящего в жизненном пространстве индивида и представля­ющего собой либо «переход» лично­сти из одной области жизненного пространства в другие (т. н. «локо-моция»), либо изменение самой «ког­нитивной» структуры жизненного про­странства (инсайт). Поскольку пове­дение и развитие индивида оказыва­ются при этом некоторой функцией его жизненного пространства: n=f



(жизненного пространства), то зада­ча объяснения поведения состоит в отыскании способа понятийного пред­ставления жизненного пространства индивида и в определении характера «функции», связывающей поведение индивида со строением его жизнен­ного пространства (т.'е. психологиче­ских законов). Понятийное представ­ление жизненного пространства ста­новится, по Левину, вместе с тем и объяснением наблюдаемого единично­го случая поведения, который рассма­тривается теперь как частная реали­зация определенного типа события. Выполненные в школе Левина ис­следования запоминания и возобнов­ления прерванных действий, насыще­ния, замещения, фрустрации и уров­ня притязаний составили эпоху в раз­витии экспериментальной психологии личности. В американский период своей деятельности Левин попытался разработать теоретико-полевой под­ход применительно к исследованию проблем групповой динамики и соци­ального действия.

Сочинения: Gesets and Expe­riment in der Psychologie. В., 1927; A dynamic theory of personality. N. Y., 1935; Principles of topological Psycho­logy. N. Y., 1936; Resolving social conflicts. N. Y., 1948; Field theory in Social Sciences. N. Y., 1954.

Литература: Cartwright D., Lewinian theory as a contemporary sistematic framework, Psychology: A Study of a Science, vol. 2. N. Y., 1959.Анциферова. О теории личности в работах К, Левина.— «Вопросы пси­хологии», 1960, № 6.


ЗАБЫВАНИЕ НАМЕРЕНИЯ

Ближайший, в известном смысле прямой, путь к исследованию действенной силы намерения есть исследование забывания наме­рений.

Необходимо тщательно разграничить два понятия забывания. Одно относится 'К тому, что обычно понимают под памятью, а имен­но способность воспроизводить ранее приобретенное знание. В этой связи мы будем причислять к процессам репродукции так­же и способность воспроизводить ранее знакомые действия...

Второе понятие забывания относится к невыполнению намере­ния. В этой связи в повседневной жизни говорят о «забывчивости». Само собой ясно, что забывший выполнить предполагаемую в ак­те намерения деятельность может без всякой помощи воспроизвес­ти содержание этого намерения. Следовательно, знание об акте намерения в смысле памяти налицо. Хорошая память, в смысле ярко выраженной способности воспроизводить знания как действия, ни в коем случае не идет рука об руку с добродетелью не остав­лять не выполненными «из-за забывчивости» то, что мы намере­вались сделать (конечно, здесь могут иметь место известные связи).

Впрочем, нельзя упускать из виду еще и третье понятие забы­вания. Смысл его в том, что человек не помнит неприятностей, которыми он обязан какому-нибудь определенному лицу, не мстит ему за них: прощает и забывает. Это большая или меньшая «зло­памятность» важна в особенности в связи с психологией воли и аффектов, не совпадая в то же время с вышеприведенными двумя другими понятиями памяти. Можно иметь плохую память, быть очень забывчивым и в то же время чрезвычайно злопамятным.

У нас, следовательно, идет речь о втором понятии забывания,

0 непреднамеренном невыполнении намерения.

Как уже было упомянуто, впечатление, будто действенность намерения ослабевает пропорционально длительности времени,ни в коем случае неправильно. В психологии, так же как и в физике, ни в коем случае нельзя считать время причиной реального про­цесса. Там, где обнаруживается постепенное падение интенсив­ности какого-нибудь переживания в связи с временем, это падение нужно относить за счет нормальных жизненных процессов. Однако и в этом случае остается правомерным и необходимым вопрос, что же является конкретной причиной конкретного явления внутри гло-

1 См.: Lewin К. Vorsatz, Wille und Bedurfnis. В., 1926.


 


бального жизненного процесса, например забывания определенного намерения.

В экспериментальных исследованиях2 забывания намерений испытуемый должен был выполнить ряд заданий и в конце каждо­го выполненного задания (или на какой-либо другой стадии рабо­ты) на использованном листке поставить свою подпись и дату. Каждый листок по выполнении задания должен быть передан экс­периментатору.

Обнаружилось следующее:

1) Намерение не существует в душе как изолированный факт,
но обнаруживает свою принадлежность к целостной структуре дей­
ствий и к сфере личности.

Переход от той сферы деятельности, в которую включено на­мерение, к другой может привести за собой забывание этого наме­рения. Как пример из опытов упомянем следующее. Подпись часто забывается, если после шести однородных заданий в качестве седь­мой должна быть выполнена работа совершенно другого! рода.

Чтобы отделить эту область действенности намерения, иногда достаточно ввести паузу длительностью несколько минут. После паузы подпись часто забывается. То, что здесь имеет место не простое падение действенности намерения с течением времени, ясно из того, что подпись обычно не забывается даже при отсутст­вии обновления намерения, когда испытуемый все время переходит к выполнению новых действий; далее, из того, что подпись ста­вится и тогда, когда «пауза» длится не пять минут, а целый день.

Намерения, включенные в какую-нибудь психическую сферу, не забываются, если жива соответствующая сфера действий, и только в этом случае.

Также и в повседневной жизни забвение намерения часто мож­но наблюдать тогда, когда тот специальный психический комплекс, в который включено намерение, перестает быть живым. Так, очень частые случаи забвения, которые якобы объясняются тем, что мы «слишком заняты чем-нибудь другим», не могут быть истолкованы просто в том смысле, что исключительную вину в забывании несет интенсивность других переживаний. Если речь идет об интенсивных переживаниях, принадлежащих к сходному психическому комплек­су, то это, наоборот, может только благоприятствовать незабыва­нию. С другой стороны, забывание может наступить и без интен­сивной занятости, если только господствующая в данный момент психическая сфера отстоит достаточно далеко от сферы, в которую включено намерение. При этом, по-видимому, и фактор чистой ин­тенсивности получает известное значение.

2) Для вопроса о забывании существенное значение имеет так­
же и наступление соответствующего случая. Так, например, испы­
туемый с чрезвычайной регулярностью забывает подписывать

2 Опыты произведены Г. В. Биренбаум в Берлинском психологическом институте.


фамилию, если он неожиданно должен выполнить свое задание на бумаге большого формата или иной окраски. Очевидно, бумага сама по себе напоминает испытуемому о намерении, как почтовый ящик — об опускании письма (или узелок на платке, напоминаю­щий о том, что не должно быть забыто). Бумага обладает тем, что я хотел бы назвать характером требования.

Я вынужден ограничиться простым только указанием на значе­ние для забывания включенности намерения в некоторую целост­ность действий или в определенную личную сферу и на значение появления соответствующего случая : и хотел бы перейти к более подробному обсуждению третьего! фактора.

3) В упомянутых выше опытах было задание, которое состояло в рисовании собственной монограммы. С большой регулярностью испытуемые забывали подписывать свою фамилию на этих листках. Если исходить из понятия ассоциации, скорее можно было бы ожи­дать, что при прочной связи монограммы с подписью намерение подписаться в таком задании забывалось бы особенно редко.

Детальный анализ показывает, что здесь имеет место своего рода замещающее выполнение. При прямом размышлении испы­туемый, конечно, мог бы, исходя из всей ситуации, прийти к выво­ду, что для экспериментатора монограмма фактически достаточна, чтобы обозначить -принадлежность работы определенному лицу. И потому подпись без особых размышлений просто «забывается». Потребность подписаться, обусловленная актом намерения, по-ви­димому, как-то удовлетворяется этой подписью-монограммой.

Если обратить внимание на случаи забывания в повседневной жизни, то можно нередко найти такого рода замещающие выпол­нения или частичные выполнения как причины. Я приведу в каче­стве примера два таких действительно имевших место случая: не­кий господин должен купить себе запонку для воротничка. Он по­стоянно забывает об этом. Однажды исключительно, с этой целью он делает окольный путь, чтобы идти по улице, где, несомненно, находятся соответствующие магазины. Он удовлетворен и рад от сознания, «что не забыл о покупке»; он приходит в библиотеку и замечает, что запонки все-таки не купил.

Учительница была намерена спросить об одном определенном деле свою ученицу, которой она давала частные уроки. Приблизи­тельно среди урока она вспоминает об этом и радуется, что «так вовремя ей пришло это на память». В конце концов она идет до­мой, не исполнив своего намерения. В этих случаях, как и вообше в случаях повседневной жизни, нет, конечно, однозначного дока­зательства того, что прохождение по нужной улице или простое воспоминание как замещающие выполнения стали действительной причиной забывания.

Часто можно наблюдать, что даже письменная фиксация на­мерения, которая с точки зрения ассоциации между представле­ниями ситуации и цели скорее должна была бы означать усиление намерения, легко ведет к его забыванию; запись действует почти


как выполнение намерения, как разряжение. Мы надеемся на то, что запись своевременно напомнит, и этим ослабляем внутреннюю потребность не забыть.

4) Где нет никакого замещающего выполнения, забывание мо­жет быть объяснено наличием естественных противоположных по­требностей. Даже повторное намерение написать неприятное пись­мо часто остается невыполненным: как раз тогда, когда есть вре­мя написать письмо, об этом забывают. На это таинственное противодействие указал Фрейд. Конечно, ни в коей мере нельзя всякое забывание объяснять наличием таких естественных потреб­ностей (еще меньше здесь может быть речь о сексуальных потреб­ностях). Но во.всяком случае для проблемы действенности наме­рения центральное значение имеет следующее: намерение прояв­ляет себя как сила, которая может вступать в столкновение с по­требностями и в результате утрачивать свою величину.

Мы уже указывали на положительную связь действенности на­мерения с настоящими потребностями, из которых данное намере­ние вытекает. И забывание наступает с различной степенью лег­кости в зависимости от силы той настоящей потребности, которая побуждает к выполнению намерения. Подпись фамилии забывает-~ся несравненно реже при массовых опытах, чем лри опытах с от­дельным испытуемым: при массовых ответах потребность выделить свою работу бывает существенно сильнее.

От функционирования намерения в рамках определенных гло­бальных волевых целей и естественных потребностей, а не от ин­тенсивности акта намерения зависит то, произойдет или нет пре­одоление всех препятствий при его осуществлении. Также и при исследовании забывания обнаружилось, что намерения, которые первоначально особенно интенсивны и даже поднимаются до сте­пени судорожного напряжения, часто проявляют несравненно мень­шую действенность, чем намерения исключительно спокойные, не отягощенные аффектами. Отчасти это может быть связано с тем, что вообще аффективные или судорожные действия, за некоторы­ми исключениями, имеют гораздо меньший эффект производитель­ности, чем спокойные.

Далее, специально при исследовании актов намерения следует обратить внимание на следующее.

Можно поставить вопрос, при каких обстоятельствах возника­ет вообще акт намерения, особенно интенсивный акт намерения? Поистине поучительная, хотя и преувеличивающая поговорка го­ворит: «Благими намерениями выстлана дорога в ад».

Это значит, что к акту принятия намерения вынуждены прибе­гать лишь тогда, когда нет естественной потребности для данного действия или даже налицо естественная потребность противопо­ложного характера. Если акт намерения не вытекает из настоящей потребности, то он обещает мало успеха. Но именно в этом случае, когда нет настоящей потребности, ее обычно пытаются заменить «интенсивным актом намерения». Несколько заострив, можно ска-


зать, что-либо, нет нужды образовывать особое намерение либо же оно обещает мало успеха.

Уальд (Дориан Грей) говорит: «Добрые намерения — бесполез­ные попытки вмешаться в законы природы. Их источники — чистая суетность, их результат — абсолютный нуль».

ОБ ЭКСПЕРИМЕНТАХ Б. В. ЗЕЙГАРНИК

Будет полезно проиллюстрировать это положение с помощью детального описания первого экспериментального исследования из указанной выше серии, а именно экспериментов Зейгарник по вос­поминанию законченных и незаконченных действий, которые были проведены в 1924—1926 гг. Повторим некоторые следствия и аргу­менты Зейгарник, используя вместе с тем тот формальный аппарат символов и уравнений, который был разработан в последующие годы3.

ОСНОВНЫЕ ДОПУЩЕНИЯ И ГЛАВНОЕ СЛЕДСТВИЕ

Критические эксперименты по «ассоциациям» и «измерению си-лы воли», отмеченные выше, давали право предположить, что действие намерения было эквивалентно созданию напряжения внутри личности. Целью экспериментов Зейгарник была первона­чальная экспериментальная проверка этой теории. Теория содер­жит два основных допущения.

Допущение 1: Намерение достигнуть некоторой цели «G» (осу­ществить действие, приводящее к «G») соответствует напряжению (t) некоторой системы (SG) внутри личности, так что t(SG)>0. Это допущение констатирует динамический конструкт (система в состоянии напряжения) с наблюдаемым синдромом, обычно на­зываемым «намерение».

Допущение 2: Напряжение t(SG) снимается, если цель достиг­нута: t(SG)=O, если Р—ЛЗ4.

Зейгарник использовала в качестве симптома существования напряжения тенденцию к воспоминанию деятельностей, соответст­вующих системе в состоянии напряжения. Предположение сущест­вования такой системы основано на следующем.

Допущение 3: Потребности в G соответствует сила fP, G дейст­вующая на личность и вызывающая тенденцию к локомоции по направлению к цели.

1 Lewin К. Formalization and Progres in Psychology. — In- «Yale Studv in Child Welfare», 1938.

4 To есть личность (Р) находится в области цели (G) вжизненном простран­стве (прим. перге.).


Если t(SG)>0, то fP, G>0.

Это допущение определяет отношение между потребностью и локомоцией. Другими словами, оно означает конструкт напряже­ния в личности и конструкт силы для локомоции в среде.

Допущения 1, 2 и 3 являются по своему характеру довольно общими, и они использовались как основные допущения для боль­шого числа выводов и экспериментов. (До известной степени мож­но устранить допущение 3 и заменить его сочетанием допущений 1 и 2). Можно утверждать и без введения конструкта силы локо­моции, что в случае t(SG)>0 из допущения 2 следует тенденция к изменению жизненного пространства так, чтобы t(SG)=O. Мы, однако, предпочитаем ввести допущение 3 как отдельное.

Допущение 3 а: Потребность ведет не только к тенденции осу­ществить актуальную локомоцию по направлению к области цели, но также и к размышлению об этом типе действия, иными слова­ми, сила fP,G существует не только на уровне внешнего действия (реальности), но также и на уровне мышления (нереальности),

если t(SG)>0, то fP,R>0, где R-воспоминание.

Это последнее допущение Зейгарник имеет более конкретный характер. Оно может рассматриваться как конкретизация допуще­ния 3. Для выводов, сделанных Зейгарник, эта конкретная форма нужна больше, чем допущение 3.

Из допущений 1, 2 и 3 вытекает:

Следствие: Тенденция к воспоминанию прерванных действ'ий должна быть больше, чем тенденция к воспоминанию законченных действий. Этот вывод может быть сделан следующим образом. Мы обозначаем завершенное действие буквой С, прерванное действие буквой U и системы S° и Su соответственно.

Теперь мы можем утверждать:

(a) t(Su)>0, согласно'допущению 1;

(в) t(Sc)=O, согласно допущению 2.

Тогда (с) fP,U>fP,C, согласно допущению За на уровне мыш­ления. Другими словами, имеется более сильная тенденция к спон­танному воспроизведению прерванных действий по сравнению с за­вершенными действиями.

Экспериментальное подтверждение. Первой зада­чей Зейгарник было проверить последний вывод эксперименталь­но, и было установлено, что он правильный.

равняется

т, , . воспроизведение прерванных действий RU


Коэффициент---------------------------- *—*■-------------- =------ ; = Т57^

*— =;

воспроизведение законченных действии

примерно 1,9.


 

Сочинения: Философия Плотина. М„ 1918; Современная философия, ч. 1—2. М., 1918—1922; Очерк науч­ной психологии. М., 11921; Педология, М., 1934; Очерки детской сексуаль­ности. М., 1935; Избранные педаго­гические произведения. М, 1961; Из­бранные психологические произведе­ния. М., 1964. Литература: Петровский А. В. История советской психологии. М., 1967.

Блонский Павел Петрович (26 мая

188415 февраля 1941)— советский педагог, психолог и историк филосо­фии, один из крупнейших исследова­телей в области педагогической пси­хологии, а также проблем психоло­гии памяти и мышления, известен своей генетической теорией памяти («Память и мышление», 1935). В начале 20-х годов Блонский один из первых выступил с программой разработки объективной психологин на 'марксистской основе.

П. П. Блонский

ОСНОВНЫЕ ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ ГЕНЕТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ ПАМЯТИ»

1. Основные виды памяти. Разногласия между исследователями памяти можно, конечно, объяснить субъективными причинами. Тео­рии различных исследователей с различной степенью совершенства соответственно квалификации исследователей отражают одно и то же явление — память. Но разногласия настолько велики и в то же время настолько велика квалификация многих из этих исследова­телей, что закрадывается подозрение, в субъективных ли совер­шенствах исследователей только причина их разногласий.

Наш обзор истории проблемы памяти показывает, что с самого начала научной разработки этой проблемы память рассматривает­ся в теснейшей связи с воображением, а объектом памяти счита­ются образы. Так рассматривала память античная психология. Та­кого же взгляда на нее, полностью или частично, придерживается ряд представителей новой психологии. Условимся называть память, имеющую дело с. образами, образной памятью. Тогда мы можем сказать, что многие исследователи изучали, исключительно или преимущественно, образную память, и именно с изучения этой па­мяти началась история проблемы памяти. Но совершенно ясно, что


1 См.: Блонский П. П. Избранные психологические произведения. М., 1964.
10-957 ' • 145


те, которые изучают выучивание движений.. , изучают совершенно .другой вид памяти. Если первые исследователи сближали память с воображением, то эти сближают память с привычкой. Условимся эту память называть, как это нередко делают, моторной памятью (la memo'ire motorics).

Техника экспериментального изучения так называемой механи­ческой памяти обычно состоит в предъявлении тем или иным спо­собом бессмысленного вербального материала, который испытуе­мым известное количество раз вербально повторяется. Правда, не всегда, не во всех случаях давался вербальный материал, и не всегда испытуемый вербально повторял. Но огромное большинство исследований производилось именно так, и именно на них были получены все основные положения экспериментальной психологии памяти. Ясно, что такие исследования были, собственно говоря, исследованиями выучивания определенных речевых движений, по­скольку влияние смысла тщательнейшим образом элиминирова­лось. Понятно поэтому, что эти исследования принципиально мало чем отличались от исследований, например, выучивания ручным движениям. Речь идет все о той же моторной ламяти, памяти-при­вычке.

Но именно эту память устраняет из своего исследования Жане, и не ее он считает памятью в подлинном смысле этого слова. На­оборот, то, что Жане понимает под памятью, во многих отношениях прямая ^противоположность привычке. Если пользоваться обще­принятыми терминами, то память у Жане больше, чем на что-либо иное, похожа на то, что обыкновенно называют логической па­мятью, и является как бы своеобразной разновидностью ее.

Таким образом, когда различные исследователи изучали па­мять, то одни изучали главным образом или даже исключительно образную память, память-воображение, другие — моторную память, память-привычку, а третьи, пожалуй, — логическую память, память-рассказ или память-мышление, как иногда интерпретировали эту память. Не удивительно, что, изучая совершенно различные виды памяти, исследователи приходили к различным результатам, думая, однако, при этом, что все они изучают одно и то же. Еще большая неразбериха получалась, когда один и тот же исследователь или компилятор (чаще всего так поступали именно авторы учебников или сводных работ о памяти) в одной и той же работе, при этом не отдавая себе в том отчета, смешивал воедино подобные различ­ные, порой даже противоположные, результаты.

Моторная память, или память-привычка, образная память, или память-воображение, логическая память, или память-рассказ (на уточнении терминологии мы пока не останавливаемся),— вот три основных вида памяти, как они устанавливались из анализа исто­рии проблемы памяти. Так, например, Аристотель изучал главным образом образную память, Уотсон — память-привычку, а Жане — память-рассказ. Наряду с этими тремя основными видами памяти некоторыми исследователями называется еще один вид памяти —


аффективная память, память чувств. Особенно Рибо настаивал на существовании этой памяти, хотя не было недостатка и в тех ис­следователях, которые отрицали ее. Откладывая разбор дискуссии по этому вопросу до одной из следующих глав, допустим пока в виде предположения существование и этого — четвертого основ­ного вида памяти.

Итак, разногласия между исследователями памяти объясняют­ся в значительной степени тем, что они исследовали различные виды памяти. Таким образом, противоречия исследователей в этом отношении являются отражением реальных противоречий в самой изучаемой ими действительности — памяти, отражением тех проти­воречий, которые реально существуют между различными видами памяти.

Но что представляют собой эти виды памяти? Диалектик Ге­гель, как раз разбирая проблему представления, указывал на то, что способности представления или силы души, о которых учит обычная психология, на самом деле являются рядом ступеней раз­вития представления. Нельзя ли попробовать применить эту точку зрения и к видам памяти? Не являются ли различные виды памя­ти лишь различными ступенями развития памяти?

2. Основные виды памяти как генетически различные «уровни» памяти (предварительная гипотеза). Даже самый беглый обзор онтогенетического развития человека показывает, что вышеупомя­нутые четыре основных вида памяти появляются в онтогенезе дале­ко не одновременно. Бесспорно, позже всех других видов памяти развивается память в понимании Жане, которую, не гонясь пока за точностью терминов, условимся называть памятью-рассказом, или логической памятью. По утверждению Жане, эта память имеет­ся у ребенка начиная только с 3 или 4 лет. Когда заканчивается развитие этой памяти, мы не знаем, но педагогический опыт пока­зывает, что развитие этой памяти продолжается еще в юношеском возрасте.

По данным Штерна, первые зачатки свободных воспоминаний наблюдаются только на втором году жизни, и, пожалуй, было бы осторожнее всего именно с этим связывать начало выступания об­разной памяти. Даже если проявить уступчивость и допустить участие «образов» в «припоминании» в виде так называемой свя­занной памяти, когда ребенок припоминает что-либо ассоциирован­ное с данным наличным стимулом, то, по Штерну, такое припоми­нание фигурирует только с 6 месяцев. С другой стороны, если счи­тать для человека наиболее характерной образной памятью зрительную память, то, судя по тому, что эйдетические образы после полового созревания сильно ослабевают, правдоподобно предположить, что во всяком случае уже в юношеском возрасте образная память не прогрессирует.

Аффективная память наименее изучена, и еще даже не улег­лась дискуссия о том, существует ли она. Поэтому здесь наши-предположения могут быть особенно гадательны. Однако кое-какие

10*

предположения, правда довольно неопределенные в смысле сроков, можно попытаться сделать. Если ребенок плачет или испугался после чего-либо, то здесь его плач и испуг — непосредственный результат действия данного стимула. Но если он плачет или испу­гался перед чем-нибудь, только от одного вида его, причем нет оснований предполагать здесь унаследованной инстинктивной реак­ции, то, пожалуй, наиболее правдоподобно предположить, что вид данного стимула оживил его прежнее чувство, т. е. что здесь имеет место аффективная память. Такие аффективные реакции до непо­средственного действия данного стимула почти не изучены, в част­ности относительно сроков появления их. Но во всяком случае, они уже, несомненно, имеются у 6-месячного ребенка, даже, ка­жется, раньше.

«Самый первый сочетательный рефлекс вырабатывается уже на первом месяце жизни ребенка. Он состоит в следующем: если ре­бенка взять на руки в положении кормления, то он проявляет комплекс пищевых реакций без всякого при этом специального воздействия на пищевую зону... Если взять ребенка в вертикаль­ном положении и поднести его к раскрытой груди матери с выдав­ленной каплей молока на ней, пищевой реакции нет. Если же ре­бенка берет в положении кормления сотрудник (мужчина), ребенок начинает делать сосательные движения. Очевидно, что самым ран­ним и первым сочетательным рефлексом является возникновение пищевых реакций в положении кормления. В течение первого ме­сяца этот рефлекс вырабатывается у всех нормальных кормящихся грудью детей, так как при грудном кормлении имеются все необхо­димые для его выработки внешние условия»2. Если считать, вмес­те с Лебом, условные рефлексы «ассоциативной памятью», притом, конечно, моторной, то можно с достаточной правдоподобностью предположить, что моторная память начинает развиваться раньше всякого иного вида памяти. С другой стороны, педагогический опыт показывает*, что младший школьный возраст—возраст, наиболее благоприятный для обучения ручному труду, танцам, катанию на коньках и т. п. На основании этого можно предположить, что, на-" чиная с полового созревания, моторная память, во всяком случае, не прогрессирует.

Учение о врожденных идеях, все равно, будет ли это понятие или представление, отвергнуто. Но существование врожденных дви­жений, притом связей движений (инстинктивные движения), несом­ненно. Если стать на точку зрения тех, кто, подобно Земону, рас­ширяет понятие памяти за пределы приобретаемого в жизни индивидуума опыта, то можно говорить о наследственности ин­стинктивных движений как о той моторной памяти, которой инди­видуум обладает уже при рождении.


Так или иначе, в онтогенетическом развитии раньше всего вы- ступает моторная память и, может быть, затем, но вскоре — аф- фективная память, несколько позже — образная память и гораздо позже — логическая память.

Но, пожалуй, самое яркое подтверждение того, что эти виды памяти — различные «уровни» ее, можно видеть в той последова­тельности, с какой расцвет функционирования одной памяти сме­няет такой же расцвет другой памяти. Простое наблюдение пока­зывает, что именно раннее детство является возрастом максималь­но интенсивного приобретения привычек. Оно же обнаруживает гегемонию так называемого «образного мышления», проще и точ­нее говоря, воображения — воспроизводящего и продуктивного , (фантазия)—в дошкольном возрасте. Наконец, в школьном воз­расте, и чем старше он, тем больше, на первый план выступает логическая память. Этот яркий факт дает основание предполагать, V что виды памяти—на самом деле различные уровни, лучше гово­ря, различные ступени развития памяти.

Приблизительно ту же последовательность в развитии памяти дает рассмотрение филогенеза ее. Та память, о которой говорит Жане, конечно, принадлежит только человеку. Пускаться в пред­положение о существовании образов у животных, вообще, доволь­но рискованно, тем более для автора как незоопсихолога. Однако можно предположить, что образы имеются у животных, видящих сны. Торндайк слишком далеко заходит в своем скептицизме, утверждая, что здесь простое нервное внутреннее возбуждение, для этого поведения..., например, собаки, лающей, ворчащей, махаю­щей хвостом и т. п. во сне, слишком выразительно. Г. Эрхард рас­сказывает: «Как известно, существуют собаки, которые во сне «охотятся». Моя собака при этом лает высокими тонами и двигает' или стучит ногами. Это случается всегда тогда, когда ее перед этим водили гулять в лес... Если она несколько дней не была в лесу, то я могу ее побудить «охотиться» во сне тем, что я только вызову запах леса искусственным образом — запахом сосновых игл»3. Таким образом, у высших млекопитающих с некоторой ве­роятностью можно предположить существование образов, а стало быть, и образной памяти. Но если даже отнестись к этому скепти­чески, то по отношению даже к самым диким племенам человече­ским, когда-либо виденным, никто не станет отрицать у них суще­ствование развитой образной памяти, пожалуй, даже в большей степени, чем у культурного человека. Образная память, несомнен­но, в филогенезе появляется раньше логической и не раз поражала путешественников своей силой у так называемых первобытных племен. Возможно, хотя и сомнительно, что она имеется, пусть еще в слабой степени, и у высших млекопитающих.


 


Бехтерев В. М., Щелованов Н. М. К обоснованию генетической реф­лексологии.— В кн.: Новое в рефлексологии и физиологии нервной системы. Л.—М., 1925.


3Erhard G. Ratzelhafte Sinnesempfindungen bei Tieren. Nature und Technik, 1924, B. 5.


 




С гораздо большей уверенностью можно утверждать, что мотор­ная и аффективная память в филогенезе появляются очень рано. Как в этом убеждают опыты Иеркеса, повторенные в более уточ­ненной форме Гекком, эти виды памяти имеются уже у дождевых червей. Опыты состояли в том, что червяку, доползшему до опре­деленного места, нужно было обязательно свернуть или вправо, или влево, так как дальше нельзя было прямо ползти.' При этом на одной стороне, если червяк поворачивал туда, он получал элек­трический удар. В первых опытах червяк одинаково часто свора­чивал то вправо, то влево, но затем, примерно после 80—100 опы­тов, ясно обнаружилось, что в ту сторону, где получался электри­ческий удар, он сворачивал гораздо реже, и в конце дрессировки, после 120—180 опытов, на 20 сворачиваний в сторону без электри­ческого удара приходилось максимум 1—3 сворачивания в обрат­ную сторону. Эти опыты решительно опровергают ранее пользо­вавшееся авторитетом мнение, что у червей, в отличие от высших животных, отсутствует «ассоциативная память». Больше того, наи­более простым объяснением возможности подобной дрессировки червей посредством боли является предположение о существова­нии у них аффективной памяти. В данном случае проще и правдо­подобнее всего предположить, что дождевые черви запоминали боль, причем запоминали, разумеется, не в виде представлений — мыслей или образов, а единственное, что остается предположить, — в виде чувства, т. е. аффективной памяти4.

Что касается моторной памяти, то, если доверяться авторитет­ным зоопсихологам, ее можно обнаружить даже у простейших (protozoa). Описывая соответствующие опыты над paramaecium, Гемпельманн говорит о «выучивании путем упражнения» у этого-животного и заключает: «Физиологические изменения, необходи­мые для выполнения соответствующей совокупности движений, про­текают вследствие частого повторения все быстрее. Должен, ко­нечно, после каждого протекания реакции оставаться, сохраняться, «энграфироваться» след, остаток, благодаря чему облегчается сле­дующее протекание. Мы, стало быть, имеем дело с мнемическим процессом в смысле Земона!»5.

Таким образом, и в филогенезе мы имеем все тот же ряд: мо­торная память — аффективная память — образная память — логи­ческая память в смысле Жане. Каждый из членов этого ряда сле­дует в определенной последовательности за другим.

Так, на основании онтогенетических и филогенетических данных удалось установить, что основные виды памяти являются как бы членами одного и того же последовательного ряда, и в филогенезе

*Hemphelmann F. Tierpsychologre. Vom Standpunkte des Biologen «Akad.

verlagsgesellschafb. Leipzig, 1926. S. 165. 5 T а м ж е, с 77.


и в онтогенезе они развиваются в определенной последовательнос­ти друг за другом.

Чем ближе к началу этого ряда, тем в меньшей степени имеет место сознание, и даже, наоборот, активность его мешает памяти. Инстинктивные и привычные движения обычно совершаются авто­матически, без участия сознания, а когда мы на автоматически совершенные привычные движения направляем сознание, то этим призводство таких движений скорее затрудняется. Даже очень опытный танцор может сбиться, думая, как ему двигать ногами. Дискуссия о том, существует ли аффективная память, как мы уви­дим, возникла в значительной мере потому, что произвольная ре­продукция чувств трудна, почти невозможна, тогда как непроиз­вольно они то и дело репродуцируются.

Как образная, так и логическая память лежат уже в сфере сознания. Но и здесь их положение по отношению к сознанию различно: вряд ли кто станет оспаривать, что в логической памяти сознание принимает гораздо большее участие.

Та«им образом, можно предположить, что различные виды, па­мяти, развивающиеся последовательно один за другим, находятся на различных уровнях сознания, относятся к различным ступеням развития сознания. Это еще раз укрепляет нас в предположении, что виды памяти не что иное, как различные уровни памяти, или, точнее и правильнее, различные стадии развития памяти, различ­ные ступени.

Понятие «уровень», введенное в неврологию английскими невро­патологами (Джексон, Хед) и отсюда перенесенное некоторыми исследователями (в том числе и мной) в психологию, нельзя при­знать вполне удовлетворяющим. Еще менее может удовлетворять как будто более распространенное среди генетических психологов, особенно немецких (Шторх, Вернер), понятие «слой». Эти понятия слишком статические, механистические. Они не внушают идеи дви­жения, перехода. А между тем движение, переход, несомненно, имеют место.

Память-привычка — моторная память. Не случайно условные рефлексы, считаемые некоторыми одним из видов этой памяти, а другими интерпретируемые как, вообще, ассоциативная (мотор­ная) память, собственно говоря, являются предметом физиологии, а не психологии; здесь есть движение, но не сознание. С другой стороны, та память, о которой говорит Жане, очень походит на мышление. Так, установленный выше ряд памяти имеет своим нача­лом движение без участия сознания, а концом — мышление.

История изучения 'памяти показывает, что это изучение нача­лось со сближения памяти и воображения, да и сейчас в обычных курсах психологии обе эти функции оказываются часто смежными, близко родственными друг другу. И в. этом есть большой смысл: именно образная память есть, так сказать, типичная память, па­мять как таковая. Память, в понимании Жане, не воспроизводит факт, а рассказывает о нем, и это так же похоже на воспроизведе-


ние воспринятого факта, как книга похожа на тот предмет, кото­рый является ее темой, например как книга о сражении похожа на сражение. С другой стороны, привычка не воспроизводит в соз­нании, а просто повторяет снова то же движение, и это так же можно назвать воспоминанием, как повторную порцию кушанья можно назвать воспоминанием о первой порции его.

Таким образом, в нашем ряде различных видов или «уровней» памяти каждый из них обладает своеобразными особенностями, отличающими его от других, но в то же время между ними суще ствуют связь и взаимопереходы.

Вопрос об отношении между памятью и привычкой привлекал к себе большое внимание исследователей, и разбор его проник даже в современные курсы психологии, которые обычно уделяют ему известное место. Совершенно иначе обстоит дело с вопросом об отношении между памятью и мышлением. Если раньше, в пре­дыдущие столетия, этот вопрос привлекал внимание, правда, ско­рее философов, и преимущественно поскольку он был связан с воп­росом об отношении между простым опытом и научным познанием, то в современной психологии он не пользуется даже и таким вни­манием. Господствовавшая эмпирическая психология, находящаяся под сильнейшим влиянием эмпирической философии, не была склонна, судя по сравнительно небольшому количеству работ, да и не могла по своим узким эмпирическим философским установкам заняться как следует проблемой мышления. То философское на­правление, которое, по словам Энгельса, «чванясь тем, что оно пользуется только опытом, относится к мышлению с глубочайшим презрением»6, не давало эмпирической психологии ни желания, ни возможности исследовать мышление. Любые курсы эмпириче» ской психологии более или менее содержательны, пока речь идет об ощущениях, восприятии, внимании и памяти, но чем ближе к мышлению, тем они становятся все более бессодержательными. Проблема психологии мышления как бы уступалась представите­лям так называемой «философской психологии», где она трактова­лась в духе старомодной идеалистической болтовни.

Эмпирическая психология обрывалась -на памяти, да и ту изу чала далеко не до конца. Для этой психологии характерно, что как раз та память, которая ближе всего стоит к мышлению, ею наи­менее изучалась. Наоборот, самая элементарная с генетической точки зрения память, память-привычка, моторная память (вклю­чим сюда и вербальную, т. е. моторную память речевых движе­ний), пользуется максимальным вниманием современных предста­вителей эмпирической психологии. Так, стало быть, даже главу о памяти они дорабатывают не до конца, застревая скорее на пер­вых разделах ее. С такой главой о памяти и с почти совершенно не разработанной главой о мышлении эмпирическая психология, ко­нечно, не могла не только разрешить, но даже правильно поста-


вить вопрос об отношении между памятью и мышлением. Точно так же не могла ни решить, ни правильно поставить этот вопрос идеалистическая, так называемая «философская психология», уси­лия которой под влиянием ее идеалистических установок были на­правлены скорее на то, чтобы между памятью и мышлением соз-. дать непроходимую пропасть.

А между тем мы видим, что память, поднимаясь в связи с раз­витием все на более и более высокую ступень сознания, тем самым все более и более приближается к мышлению в конце концов на­столько близко, что даже в повседневной речи в этих случаях без различения употребляются слова «вспомнил» и «подумал», да и -специалист-исследователь теряется в своем анализе, где кончается в таких случаях память, а где начинается мышление. Тем настоя­тельней становится вопрос об отношении между памятью и мыш­лением.


6 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., 2-ое изд., т. 20, с. 373.


Л. С. Выготский


Выготский Лев Семенович (5 ноября 189611 июня 1934) — советский пси­холог. Л. С. Выготский разработал «культурно-историческую» теорию по­ведения. Различив две линии развития человеческого поведения:^ естествен­ную и культурную, специфику послед­ней (по которой идет развитие всех так называемых «высших психологических функций») Выготский видел в при­менении и употреблении таких при­емов поведения, в основе которых лежит изготовление и употребление знаков в качестве особых средстз осуществления психологической опе­раций. По Выготскому, человек овла­девает собой, своим поведением, в общем тем же путем, что и внеш­ней природой, т. е. извне, при помо­щи особой общественной по своему происхождению «техники» знаков. При этом первоначально внешний культурный прием организации по­ведения впоследствии может как бы «вращиваться», становясь внутренним (явление «интериоризации»), С пере­ходом к изучению культурных форм поведения и их истории материалом психологии становятся культурные приемы и средства поведения. Рас­крывая их функциональную структу­ру и генезис, исследователь должен воссоздать строение соответствующе­го им психологического процесса. Этот метод распространен Выготским не только на изучение отдельных пси­хологических функций (таких, как память, внимание и т. д.), но и на исследование личности и сознания (Этюды по истории поведения. М., 1930, ссвм. с А; Р. Лурия). Идеи


культурно-исторической теории выс­ших психологических функций чело­века, выросшие у Выготского прежде всего из анализа проблемы компен­сации дефектов психического разви­тия ребенка, во многом, однако, был» подготовлены уже ранними его ра-ботами по психологии искусства. Вы­готский оказал значительное влия­ние на развитие советской психоло­гии, приведя к образованию одной из крупных школ в ней (А. Р. Лурия, А. Н. Леонтьев, А. В. Запорожец, Л. И. Божович, Д. В. Эльконии, П. Я. Гальперин и др.). Сочинения: Сознание как пробле­ма психологии поведения.— В кн : Психология и марксизм. М., 1925; Педагогическая психология. М., 1926; Дефект и сверхкомпенсация.— В кн.: Умственная отсталость, слепо­та и глухонемота. М., 1927; Педоло­гия подростка (задания 1—8). М., 1929; то же (задания 9—16). М., 1931; Умственное развитие детей в процес­се обучения. М.— Л., 1935; Основы педологии. М., 1934; Диагностика раз­вития и педологическая клиника труд-_ ного детства. М., 1936; Избранные психологические исследования. М., 1956; Развитие высших психических функций. М., 1960; Воображение и творчество в школьном возрасте, 2-е изд., М., 1968; Психология искусства, 2-е изд. М., 1968.

Литература: Леонтьев А. Н., Лу­
рия А. Р. Психологические воззре­
ния Л. С. Выготского. — В кн.:
Выготский Л. С. Избранные
психологические исследования. Мч
1956. .


ПАМЯТЬ И ЕЕ РАЗВИТИЕ 8 ДЕТСКОМ ВОЗРАСТЕ

В обсуждении проблемы памяти мы имеем ряд дискуссий, столк­новение различных мнений, и не только в плане общих философ­ских взглядов, но и в плане чисто фактического и теоретического исследования.

Основная линия борьбы идет здесь прежде всего между атомис­тическими и структурными взглядами. Память была излюбленной главой, которая в ассоциативной психологии клалась в основу всей психологии: ведь с точки зрения ассоциации рассматривались и восприятие, и память, и воля. Иначе говоря, законы памяти эта психология пыталась распространить на все остальные явления и учение о памяти сделать центральным пунктом во всей психологии. Структурная психология не могла атаковать ассоциативные пози­ции в области учения о 'памяти, и понятно, что в первые годы борьба между структурными и атомистическими направлениями развертывалась в отношении учения о восприятии, и только по­следние годы принесли ряд исследований практического и теоре­тического характера, в которых структурная психология пытается разбить ассоциативное учение о памяти.

Первое, что пытались показать в этих исследованиях, — это то, что запоминание и деятельность памяти подчиняются тем же струк­турным законам, которым подчиняется и,восприятие.

Многие помнят доклад Готтштальда, который был сделан в Москве в Институте психологии и вслед за которым он выпус­тил специальную часть своей работы. Этот исследователь предъ­являл различные комбинации фигур настолько долго, что эти фи­гуры усваивались испытуемым безошибочно. Но там, где та же самая фигура встречалась в более сложной структуре, испытуемый, который в первый раз видел эту структуру, скорее запоминал ее, чем тот, который 500 раз видел части этой структуры. А когда эта структура появлялась в новом сочетании, то виденное много сотен раз сводилось на нет, и испытуемый не мог выделить из этой струк­туры хорошо, известную ему часть. Идя по путям Кёлера, Готт-штальд показал, что самое сочетание зрительных образов или за­поминание зависит от структурных законов психической деятель­ности, т. е. от того целого, в составе которого мы видим тот или иной образ или его элемент... С другой стороны, исследования К. Левина, которые выросли из изучения запоминания бессмыслен­ных слогов, показали, что бессмысленный материал запоминается с величайшим трудом именно потому, что между его элементами с чрезвычяйным трудом образуется структура и что в запоминании частей не удается установить структурное соответствие. Успех па-

1 См.: Выготский Л. С. Развитие высших психических функций. М., 1960.


 




 


мяти зависит от того, какую структуру материал образует в созна­нии испытуемого, который заучивает отдельные части.

Другие работы перебросили исследование деятельности памяти в новые области. Из них упомяну только два исследования, кото­рые нужны для постановки некоторых проблем.

Первое, принадлежащее Б. Зейгарник, касается запоминания законченных и незаконченных действий и наряду с этим и закон­ченных и незаконченных фигур. Оно заключается в том, что мы предлагаем испытуемому проделать несколько действий в беспо­рядке, причем одни действия даем ему довести до конца, а другие прерываем раньше, чем они кончатся. Оказывается, что прерван­ные незаконченные действия испытуемым запоминаются в два ра­за лучше, чем действия законченные, в то время как в опытах с восприятием — наоборот: незаконченные зрительные образы запо-минаются хуже, чем законченные. Иначе говоря, запоминание сво­их собственных действий и запоминание зрительных образов под­чиняется разным закономерностям. Отсюда только один шаг до наиболее интересных исследований структурной психологии в об­ласти памяти, которые освещены в проблеме забывания намерений. Дело в том, что всякие намерения, которые мы образуем, требуют участия нашей памяти. Если я решил что-нибудь сделать сегодня вечером, то я должен вспомнить, что я должен сделать. По знаме­нитому выражению Спинозы, душа не может сделать ничего по своему решению, если она не вспомнит, что нужно сделать: «На­мерение— есть память».

И вот, изучая влияние памяти на наше будущее, эти исследова­тели сумели показать, что законы запоминания предстают в новом виде в запоминании оконченных и неоконченных действий по срав­нению с заучиванием словесного и всякого другого материала. Иначе говоря, структурные исследования показали многообразие различных видов деятельности памяти и несводимость их к одному общему закону, и в частности к закону ассоциативному.

Широчайшую поддержку эти исследования встретили со сторо­ны других последователей.

Как известно, К- Бюлер сделал следующее: он воспроизвел в отношении мысли опыт, который ассоциативная психология ста­вит с запоминанием бессмысленных слогов, слов и т. д. Он соста» вил ряд мыслей, причем каждая мысль имела еще вторую соот­ветствующую ей мысль: первый член этой пары и второй член этой пары давались в разбивку. Заучивание показало, что мысли запоминаются легче, чем бессмысленный материал. Оказалось, что 20 пар мыслей для среднего человека, занимающегося умственным трудом, запоминаются чрезвычайно легко, в то время как 6 пар бессмысленных слогов оказываются непосильным материалом. Ви­димо, мысли движутся по иным законам, чем представления, и их запоминание происходит по законам смыслового отнесения одной мысли к другой.

Другой факт указывает на то же явление: я имею в виду тот

156 '•*


факт, что мы запоминаем смысл независимо от слов. Например, в сегодняшней лекции мне приходится передавать содержание це­лого ряда книг, докладов, и вот я помню хорошо смысл, содержа­ние этого, но в то же время я затруднился бы воспроизвести сло­весные формы всего этого.

Вот эта независимость запоминаний смысла от словесного изло­жения была вторым фактом, к которому приходит ряд исследова­ний. Эти положения подтверждались другими экспериментально добытыми фактами из зоопсихологии. Торндайк установил, что имеются два типа заучивания: первый тип, когда кривая ошибок падает медленно и постепенно, что показывает, что животное зау­чивает материал постепенно, и другой тип, когда кривая ошибок падает сразу. Однако Торндайк рассматривал второй тип запоми­нания скорее как исключение, чем как правило. Наоборот, Кёлер обратил внимание как раз на этот тип заучивания — интеллекту­альное запоминание, заучивание сразу. Этот опыт показал, что, имея дело с памятью в таком виде, мы можем получить два раз­личных типа деятельности памяти. Всякий учитель знает, что есть материал, который требует заучивания и повторения, и есть мате­риал, который запоминается сразу: ведь нигде никто никогда не пытался заучивать решения арифметических задач. Достаточно один раз понять ход решения, для того чтобы в дальнейшем иметь возможность эту задачу решить. Так же точно изучение геометри­ческой теоремы основывается не на том, на чем основывается изу­чение латинских исключений, изучение стихотворений или грамма­тических правил. Вот это различие памяти, когда мы имеем дело с запоминанием мысли, т. е. с запоминанием материала осмыслен­ного, и с деятельностью памяти в отношении запоминания мате­риала неосмысленного, вот это противоречие в различных отраслях исследования и стало выступать для нас все с большей и большей отчетливостью. Таким же образом как и пересмотр проблемы па­мяти в структурной психологии, так и те опыты, которые шли с разных сторон и о которых я буду говорить в конце, дали нам такой громадный материал, который поставил нас перед совер­шенно новым положением вещей.

Современные фактические знания совершенно по-иному ставят проблему памяти, чем ее ставил, например, Блейлер; отсюда и возникает 'попытка сообщить эти факты, передвинуть их на новое место.

Мне думается, мы не ошибемся, если скажем, что центральным фактором, в котором сосредоточен целый ряд знаний как теорети­ческого, тйк и фактического характера о памяти, является пробле­ма развития памяти.

Нигде этот вопрос не оказывается так запутанным, как здесь. С одной стороны, память о

– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

ЗАБЫВАНИЕ НАМЕРЕНИЯ

На сайте allrefs.net читайте: ЗАБЫВАНИЕ НАМЕРЕНИЯ...

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Влияние различных установок при опросе на отношение

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

Хрестоматияпо общей психологии. Психология памяти. Под ред. Ю. Б. Гиппенрейтер, В. Я. Рома­нова. М., Изд-во Моcк, ун-та, 1979. с. 272.
Данная хрестоматия продолжает серию хрестоматий по психологии, представляющих собой учебные пособия по курсу общей психологии психологических факультетов университетов. Дается представление об осно

Уотсон (Watson) Джон Бродес
(9 января 1878 — 25 сентября 1958)— американский психолог, основопо­ложник бихевиоризма. Концепция Уотсона, созданная на основе исследований животных, яви­лась реакцией на методы интроспек­т

Pound;0
6—957   Вплоть до настоящего времени продолжает стойко держаться представление о двигательном навыке как о цепочке усло

И отношение
Если верно предположение, что особенно сильная тенденция к воспроизведению снижает относительное преобладание незавер­шенных заданий, в том числе при наличии потребностного напря­жения, то исследов

Ход процесса перечисления
Все испытуемые вначале очень быстро называют задания одно за другим. После немедленного перечисления наступает заминка. Испытуемый повторяет несколько раз: «Больше я не помню; мне кажется, это все»

Различные формы понимания испытуемыми процесса перечисления
Требование экспериментатора перечислить задания отдельны­ми испытуемыми понимается по-разному: 1. Перечисление — это простой рассказ о том, что происходило, не имеющий специальной ц

ИСКУССТВО ЗАБЫВАТЬ
I Мы подошли вплотную к последнему вопросу, который нам нужно осветить, характеризуя память Ш. Этот вопрос сам по себе парадоксален, а ответ на него остается неясным. И все-таки мы должны

I. МЕТОДОЛОГИЯ
1. Методы исследования памяти Первые экспериментальные методы изучения мнемических про­цессов были предложены Германом Эббингаузом (1850—1909). Эббингауз" нашел однажды у одного париж

А. Метод заучивания Эббингауза
Цель его состоит в том, чтобы добиться полного усвоения ис­пытуемым материала, который требуется заучить. Наиболее часто применяемым критерием усвоения является первое безошибочное воспроизведение

Б. Метод постоянного числа предъявлений
Фактически речь идет о разновидности предыдущего метода. Вместо критерия усвоения принимают постоянный для всех испы­туемых критерий упражнения. Этот критерий представляет собой определенное число

Г. Метод антиципации Эббингауза
Испытуемому один или несколько раз предъявляются элементы материала, сгруппированного в ряды a-+-b-+c-^-d и т. д., после'чего он должен постараться воспроизвести их; соблюдая установленны

Д. Метод парных ассоциаций Калкинса
В соответствии с методикой, разработанной Калкиисом (1894), элементы материала располагаются попарно, как во французско-английском словаре. При исследовании запоминания первый эле-

Е. Метод узнавания
При этом методе элементы материала, подлежащего заучива­нию, располагаются в порядке, который испытуемый не может предугадать, среди новых, но однородных элементов (заучиваемые слоги смешива

Ж. Метод реконструкции Мюнстерберга и Бигхэма
Заучиваемые элементы предъявляются в одном и том же по­рядке, который требуется запомнить во время заучивания. После окончания заучивания испытуемому предъявляют те же элементы, но в ином порядке.

Метод сбережения Эббингауза
Этот метод был разработан в целях изучения динамики изме­нения памяти (и особенно забывания) во времени; в равной мере он используется для определения феноменов переноса и интерфе­ренции задач.

Фон Ресторф
Что бывает, когда элементы материала являются разнородны­ми, например, если числа чередуются в различных пропорциях со слогами или цветами? Ответ на этот вопрос содержится в работах, выполненных в

А. Исследование ассоциативной силы вербальных стимулов
Под степенью осмысленности — а в более общем виде — под «ассоциативной силой» бессмысленного вербального стимула под­разумевают относительную частоту возникновения осмысленных ассоциаций при предъя

Б. Влияние осмысленности материала на научение и память
Как правило, хорошо осмысленный материал легче заучива­ется, чем слабо осмысленный. Исследования зависимости эффек­тивности научения от осмысленности материала выявили следую­щие закономерности:

Проблема оптимального распределения упражнений
Исходя из только что изложенных общих принципов, можно теперь поставить вопрос о наилучшем распределении периодов упражнения и отдыха для достижения наибольшей эффективности научения. Этот вопрос и

Гипотезы, объясняющие эффекты распределения упражнений
Основные гипотезы, имевшие целью объяснить влияние распре­деления упражнений на заучивание и сохранение, следует разде­лить на две группы: одни — гипотезы мысленного обзора, персеве­рации Мюллера и

Феномен Бэлларда
Количественное улучшение сохранения при последовательных воспроизведениях наблюдали в начале века5 Гендерсон (1903), Бине (1904) и Лобзин (1904). Этот эффект привлек внимание пси­хологов

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги