Пять "смертных грехов" при чтении лекций

1. Неподготовленность. Напутствуя меня на мое первое публичное выступление, мой учительпрофессор Бидль сказал: "Никогда не используйте в лекции более трехпроцентов ваших познаний". Этот совет сослужил мне добрую службу. Новичкам свойственнорассказывать обо всем, что им известно, и они неизбежно путают слушателей,упоминая о вещах, с которыми сам выступающий не очень хорошо знаком. "Хорошобы повторить последний эксперимент с "предварительными результатами", думаетон, а эту последнюю работу по адреналину (или это был адреналон?..) вот быхорошо еще раз просмотреть!" Между тем даже тщательно проверенные факты необязательно приводить, если они мало что добавляют к вашим рассуждениям. Но существует и такая вещь, как переподготовленность. Разумеется, ниодин опытный лектор не станет дословно зачитывать написанный текст (еслитолько это не биография докладчика, которого он должен представитьаудитории, или особенно важное краткое заявление, которое ему нужно сделать,скажем, на пресс-конференции). Но излишне подробные тезисы могут сковывающедействовать как на вас, так и на аудиторию; я уже не говорю о полном текстевыступления, даже если его не зачитывать, а просто держать перед глазами дляориентировки. И хотя делать какие-либо обобщения в связи с различной манерой чтениялекций нельзя, я предпочитаю пользоваться пометками, включающими не болеедюжины ключевых слов. Этого достаточно, чтобы напомнить об основныхположениях, которые я намерен высказать в лекции, и о порядке, в котором ясобираюсь их излагать. К примеру, если мне пришлось бы читать лекцию о"смертных грехах" лекторов, я бы взял маленькую каталожную карточку и оченьразборчиво, большими буквами написал бы следующие пять слов: 1) неподготовленность; 2) многословие; 3) невнятность; 4) углубленность в себя (интроверсия); 5) манерность. Если по поводу какого-либо из этих пяти пунктов можно сказатьчто-нибудь особенно любопытное, я бы добавил к соответствующему заголовкуодно-два слова, не больше. Если бы я написал целые фразы, то, несомненно,забыл бы их прочесть, увлекшись своей речью. А может, и не увлекся бы ею ипрочел их. Из этих двух зол, кстати, меньшим является первое. Даже самый опытный лектор не может читать текст, сохраняя при этомсвежесть, прямоту и колорит свободной речи, как если бы она еще "тепленькой"сходила с "жаровни" вашего разума. Случайная оговорка, жаргонное словечкоили грамматическая ошибка, встречающиеся в обыденной речи образованногочеловека, не повредят лекции, а, напротив, придадут ей живость инепосредственность. Чтобы отшлифовать письменный текст до последней буквы,требуется уйма времени, в то время как, ведя свободную и откровенную беседу,мы никогда не пользуемся абсолютно безупречным языком. Вот почемузачитывание даже самого прекрасного текста и даже самым естественным тономвсегда выглядит искусственно и нарочито, что явно настораживает аудиторию ипрепятствует установлению тесного контакта с ней. Короче, я рекомендую: включайте в лекцию лишь "сливки" своих познаний, оставляя себе дляманевра широкое и безопасное поле накопленных знаний - тот резерв, куда вымогли бы отступить либо под воздействием собственной речи, либоруководствуясь реакцией аудитории; никогда не читайте заранее подготовленный текст (хотя бы дажезаглядывая в него краешком глаза), в качестве ориентира вполне достаточнонескольких хорошо читаемых ключевых слов; помните, что лучше тщательно подготовиться к лекции, чем потомраскаиваться в своей непредусмотрительности; всем нам, грешившим плохоподготовленными лекциями, знакомы многочасовые, а иногда и многодневные(или, что хуже, ночные) терзания после важной лекции, когда без концаповторяешь себе, что мог бы сказать лучше. Лекция должна быть хорошо подготовлена не только лектором, но и ееорганизаторами. Много лекций было испорчено неудачным выбором времени,плохим оповещением потенциальной аудитории, неподготовленностью помещения итехнических средств. Важно также должным образом представить лектораслушателям: куда вероятнее, что они будут слушать его с напряженнымвниманием, если им гарантируют компетентность выступающего в той области, окоторой он собирается говорить. Представить выступающего - не пустаяформальность, но и не пышный панегирик в стиле надгробной речи. Цельвступительной речи - помочь оратору установить контакт с аудиторией. 2. Многословие. Боюсь, что это главный "смертный грех" лектора. Как бы ни был велик вашопыт, возможность улучшить соотношение между количеством слов и сутью вашеговыступления всегда имеется. Искусство быть кратким приобрести сложно, особенно если вы выступаетебез подготовленных тезисов. Начинающий лектор считает, как правило, темусвоей речи настолько сложной, что ее практически невозможно изложить всжатой форме. Нет сомнения, что чем большим временем вы располагаете, тем обольшем вы можете сказать, но даже самый сложный предмет можно объяснитьпросто, понятно и правильно. К примеру, взятое из словаря определениекортизона не в состоянии заменить монографию о нем, но оно вполнеудовлетворит тех, кто никогда о нем не слышал. Как я уже говорил, ни однанаписанная статья не может быть совершенна. В лучшем случае она может бытьтаковой для определенного типа читателей. То же касается лекции илиобъяснения, которое вы даете своему помощнику; любые сообщения должны бытьадаптированы и к слушателю, и ко времени, которым мы располагаем.Рассказывают, что, когда некая студентка попросила Эйнштейна дать простоеопределение относительности, он сказал: "Целый час в объятиях твоего дружкакажется тебе минутой, одна минута в горячей печке - целым часом. Вот это иесть относительность". Чтобы уберечься от многословия при чтении лекции, для начала обдумайте,к кому вы будете обращаться и в какое время вы должны уложиться. Потомпротив каждого ключевого слова в своей "шпаргалке" проставьте отведенное длянего время и просто придерживайтесь этого графика. Одно из худших бедствий научного совещания - это "сорвавшийся спривязи" докладчик. Его слова несутся наподобие лавины: каждая невесомаяснежинка мысли, будучи пущена в движение, собирает вокруг себя все больше ибольше бесформенного пуха, пока не превратится в могучее чудище, в концеконцов разлетающееся на огромное количество "чепушинок". 3. Невнятность. Как едко заметил один бывший вундеркинд, большинство наших учебныхкурсов совершенно непригодны для языкового образования среднего студента:"Они знакомят его с английским языком наподобие того, как где-нибудь названом вечере знакомят с хорошенькой девушкой: студент не вполне расслышалее имя и в следующий раз уже ее не узнает" (Норберт Винер). Случайная грамматическая или синтаксическая ошибка, необычный иобразный оборот или, смею надеяться, легкий иностранный либо местный акцентвполне допустимы; такие мелкие погрешности даже придают лекциииндивидуальность. Однако, если у оратора, как говорится, "каша во рту", емуследует учиться дикции, а если у него слабый голос, ему нужно держатьсяпоближе к микрофону. Нечленораздельная речь является, как правило,следствием эмоционального состояния выступающего, связанного с чувствомнапряженности и застенчивости. Это чувство особенно обострено в первыеминуты выступления. Тут можно посоветовать выучить первые несколько фразнаизусть или даже прочесть их, поскольку, начав говорить, оратор уже думаетне о себе, а о теме выступления, и страх перед публикой пропадает. Другой формой невнятной речи является злоупотреблениепрофессионализмами и даже обычным жаргоном. Оратор подсознательно пытаетсяснискать себе расположение публики, как бы говоря: "Смотрите, несмотря наученость, я, в общем-то, такой же простой, как и вы, ребята!" И тем не менеежаргон неуместен на научной лекции, делайте это только в крайних случаях. Наконец, небрежно сделанные слайды, диаграммы и фотографии, а такжепереполненные информацией таблицы и диаграммы создают такие же сложности дляпонимания, как и неразборчивая речь. 4. Углубленность в себя (интроверсия). Хороший оратор должен проецировать себя вовне, на аудиторию, избегаятеатральности. Ему следует учиться держать себя раскованно и свободно.Скромность - это прекрасное качество, но, когда она выливается в излишнююзастенчивость на кафедре, она изолирует оратора от слушателей. Боясь уловитьтень критики на лицах собравшихся, он старается глядеть в сторону, обращаясьв поисках спасения к знакомым строчкам своего текста. Из предыдущего опытаему известно, что, подняв глаза он рискует увидеть то, что наверняка собьетего с толку: зевающую физиономию здоровяка-студента, даму, занятую вязаниеми слушающую его рассказ о находках, стоивших ему многих лет тяжкого труда, сполным равнодушием, смешную яркую шляпку с торчащим пером, кокетливый видкоторой столь неуместен в этой обстановке... Он может обнаружить мальчишку,читающего газету за спиной сидящего впереди него типа, и, что хуже всего, онможет заметить неодобрительную, а порой и саркастическую усмешку. Все этиопасения парализующе действуют на нервную систему. Но чем лучше лектор, темменьше опасность увидеть нечто подобное. В любом случае самый простой способпобороть безразличие и невнимание - это смотреть прямо в лица слушателей.Выберите в разных местах аудитории одно-два приятных вам лица и обращайтесьсперва к одному, потом к другому - точно так же, как если бы вы находились вспокойной обстановке своего кабинета, а эти люди пришли побеседовать с вами. Интроверсия - едва ли не самая тяжелая болезнь лектора - связана совсеми другими перечисленными здесь "смертными грехами". Ее причиной можетбыть неподготовленность, она ведет к многословию, невнятному изложению,манерности - основным "баррикадам" между оратором и слушателем. Интроверсиягубит главное преимущество лекции перед написанной статьей: она устраняетживой контакт между учителем и учеником, столь необходимый в непрерывномпроцессе приспособления устного слова к постоянно меняющейся аудитории. 5. Манерность. У нервных лекторов вырабатывается поразительное разнообразие ужимок игримас. Подергивание уголка рта, преувеличенно театральная жестикуляция,напыщенность выражений, многократное повторение одних и тех же банальностей,обязательное взирание на пол или на потолок невидящим пустым взглядом - всеэти повадки проистекают из чувства напряженности и страха перед публикой.Как и некоторые из упомянутых выше проявлений интроверсии, они изолируюторатора от аудитории. Слушателю неловко за лектора, за его слабость инеуверенность в себе, проявляющуюся в его ужимках, и он не в состояниивоспринимать содержание выступления. Облегчение наступает, когда гаситсясвет для показа слайдов и все смотрят на экран. И внезапно манерностьдокладчика исчезает, ибо темнота спасла его от ужасающей необходимостивидеть своих слушателей и быть увиденным ими. Если плохому лектору такаязашита нужна, как шпоры пугливой лошади, то для начинающего идеяиспользования большого количества слайдов в качестве частичной заменынаписанного текста и "дымовой завесы" против приводящей его в трепетаудитории представляется плодотворной. Немало ораторов, чье аффектированное и претенциозное поведение накафедре являет собой уже не манерность, а просто невоспитанность. Существуеттип агрессивного лектора, который впустую растрачивает время своихслушателей, пространно и злобно обличая тех, кто не согласен с еговзглядами. Бывают обороняющиеся лекторы, постоянно отстаивающие свойприоритет или подчеркивающие важность своих самых тривиальных наблюдений спомощью хитроумных, но вполне прозрачных аргументов. Характерно, чтонеумеренная красивость речи также является недостатком научной лекции,поскольку отвлекает внимание слушателей от сути объясняемого. Эта опасностьусиливается, когда лекция читается на языке, обладающем особенноймузыкальностью, например на французском или итальянском. Анализ дурных привычек поведения на кафедре помогает с ним справляться.Лично я обнаружил, что те способы поведения, которые могли бы отдалить меняот аудитории, легче всего преодолеть, призвав на помощь способы поведения,имеющие противоположный эффект. Ничто так не способствует теплому контактусо слушателями, как манера поведения, совершенно не свойственная дляофициального выступления, но приемлемая для неформальной беседы с друзьями.Просто облокотившись на край стола, вы уже сняли напряжение, но самое важное- следить за тоном своего голоса и выбором слов. Расслабьтесь. Представьтесебе, что вы рассказываете о своей работе коллегам, которые заглянули к вамв лабораторию...{42} Существует такая манера публичного выступления, которую мы привыклиассоциировать с церковной кафедрой или амвоном. Она создает атмосферуторжественности и почтения авторитету, предполагает скорее безоговорочноесогласие, нежели критический анализ, способствует не пониманию, азапоминанию. Избегайте этого стиля. Ученому лучше намеренно сбросить с себяакадемическую спесь, заменив ее простотой и отсутствием претензий. Еголичный авторитет отнюдь не помогает слушателям независимо и объективносудить о каждом новом факте.

*ЗАКЛЮЧЕНИЕ*

Ну вот и конец моего рассказа, Джон. Заметок, составленных о вещах,которые представлялись мне значительными и которые я собирал в течение всеймоей жизни, оказалось довольно много, и, чтобы привести их в порядок мнепотребовалось больше времени, чем я ожидал. Но вот они готовы, аккуратноперепечатаны, сложены и насколько позволяет моя многоречивость, освобожденыот излишеств. В них -- те впечатления и события, которые оказали наиболеерешающее влияние на мою жизнь. Какова бы ни была их фактическая ценность,сам я извлек огромную пользу из такой систематизированной исповеди Онапомогла мне навести в своих мыслях порядок, порядок - и умиротворение. Ибосовесть мучает нас меньше, если мы осознаем, почему ведем себя так, а неиначе, и если нам удалось, к своему удовлетворению, установить, что, раз ужмы такие, какие есть, именно так нам и следовало действовать. Когда я просматриваю написанное, меня больше всего удивляет - возможно,и тебя тоже - односторонность моих заметок: прямо или косвенно они касаютсянауки, о прочих же ценностях речи нет. Я выгляжу маловосприимчивым к, вещам,которые доставляют удовольствие большинству людей, но, как мне кажется, явсе их обрел в науке. Возвышающее воздействие красоты, грандиозностьсвершений, покров таинственности и даже отдых, который дает нам обычная играили простое безделье,- все это окружает меня здесь, в моей лаборатории. Гдебы еще я ни искал удовольствий, меня всегда постигало разочарование: все мнеказалось тривиальным. Как подсказывает мне моя односторонняявосприимчивость, ни одно из творений рук человеческих по красоте и силевоздействия не может соперничать с тем, что создает Природа. И вот теперь, когда я изложил все эти мысли на бумаге, меня интересует,какую пользу ты можешь извлечь из них? Мне бы хотелось, чтобы эти заметкипобудили тебя к соблюдению трех принципов в науке: простоты, честности имилосердия. Во-первых, я бы хотел призвать тебя к простоте в мыслях и действиях.Сейчас наступил критический момент в истории науки, особенно биологии имедицины. Все более детальные исследования и все более усложняющаясяаппаратура, необходимая для их проведения, угрожают погубить искусствонаблюдения с помощью наших естественных органов чувств и интуитивный дарсвязывания воедино наиболее существенных явлений жизни и бытия. Сегоднямногие считают, что в сравнении с современной техникой мои методыисследования устарели, а все те проявления жизни, которые можно наблюдатьневооруженным глазом и изучить путем простых экспериментов, уже описаны. Вэтих заметках я попытался показать, что это не так. Ряд наиболеефундаментальных открытий в области медицины был сделан и делается до сих порбез всякого применения сложной аппаратуры; эти открытия основаны наинтуитивном постижении тех методов, которые использует Природа, и наспособности проникать в ее тайны. Нет сомнения, что применение химических ифизических методов исследования, математического анализа биологическихявлений и создание сложных приборов чрезвычайно плодотворны. Этот основнойпринцип нашего университетского обучения не нуждается в рекламе. Мне жепозволь выступить в защиту ученого-естествоиспытателя, занимающегося простымнаблюдением и обобщением, и всей старой школы биологии, которой угрожаетисчезновение. С моей точки зрения, ученый широкого профиля, который неявляется специалистом ни в одной конкретной области знания -- в нашем случаемедик-"интегратор", -- еще не утратил своей потенциальной ценности для наукии она еще не раз обратится к нему за помощью. Во-вторых, мне хотелось бы, чтобы эти заметки послужили урокомчестности и воспринимались как исповедь человека, всю свою жизньпосвятившего науке и служившего ей "не за страх, а за совесть". Человекэтот, признаюсь, являет собой крайний случай, некую странность, которой необязательно подражать, но которая, как и .многие диковинки Природы, можетчему-то научить. Во всяком случае, как и все живые существа, он отчаяннохочет, пока не поздно, продолжить свой род и чувствует, что он может этосделать, лишь создав тебя, Джон. Если ты тот человек, каким я хочу тебявидеть, ты, не стал бы доверчиво слушать мой рассказ, вздумай я егоприукрасить и сгладить острые углы. И я хочу, чтобы ты увидел, как человек,шедший впереди тебя по той же дороге и подверженный тем же слабостям, что ивсе смертные, обрел счастье и удовлетворение не вопреки своему гуманизму, аблагодаря ему. И наконец, последнее по счету, но не по значению пожелание: я хотел быпризвать к милосердию. В наше время большинство одаренной молодежи, ккоторой обращены мои заметки, увлечены, физикой, химией, космическимиисследованиями и другими сферами знаний, где захватывающий дух. прогрессбросает вызов возможностям интеллекта. Но я хочу спросить: что может бытьблагороднее и важней, чем борьба с болезнями, старостью и смертью?Правительства многих стран тратят миллиарды на исследование космоса. Должнобыть, там действительно есть нечто, стоящее таких усилий и затрат. Ивсе-таки, как я говорил, со времени успешного запуска первого спутника Землинет причин сомневаться в том, что при равном вложении денег и, что ещеважнее, таланта систематическая атака на рак, сердечно-сосудистые болезни истарость будет не менее успешной, чем осуществление нашей мечты - достичьдругих планет. Не думаю, чтобы там можно обнаружить сокровища более важные,благородные и престижные для человечества, чем излечение, скажем от рака илисумасшествия. Пока ты молод и полон сил, ты мало задумываешься о болезнях и смерти,но, проведя длительное время в больнице, ты будешь думать иначе. Когда тыувидишь больных с признаками смерти в глазах, все прочее покажется тебемаловажным. Старайся помнить о них, когда будешь трудиться у себя влаборатории. Старайся помнить их лица, выражающие полное безразличие. Онидаже не пытаются ответить на твою дружескую улыбку - она не стоитпотраченных усилий. Старайся вообразить себе худшее, что только есть восознании неминуемой смерти,- ее унизительность. Ничто так не разрушаетчеловека, как сознание выключенности из жизни, отсутствия будущего, котороекогда-то руководило каждым нашим шагом. Какое это было счастье - идти подороге жизни и предвкушать удовольствие от следующего шага, а вот теперьэтого следующего шага не будет, впереди - пропасть. Борьба за знания,деньги, славу, власть - за все то, что может пригодиться в будущем,- теперьбессмысленна, ибо будущего больше нет... Наши коллеги - физики, химики, математики,- так же, как и мы, а можетбыть, даже и больше чувствуют красоту науки как таковой. Но нет ничего болеедостойного забот человека, чем борьба за его жизнь, за преодолениемучительности и унизительности болезней и смерти. Как бы я ни старался бытьобъективным, отдавая должное другим профессиям, я не вижу ничего, Джон, чемубы ты мог посвятить свою жизнь и что было бы более значительным и достойным,нежели медицина. Величие покорения Вселенной, опасность разрушительнойвойны, последствия перенаселения нашей планеты - все теряет смысл у постелибольного, который обречен, и ты ничем не смог ему помочь. И все это потому,что ты не сумел побольше узнать о его болезни.

*СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ*

Поскольку настоящая книга не является монографией в строгом смыслеслова, а представляет собой довольно разрозненные заметки, в большинствеслучаев наговоренные на магнитофон, постольку ее научный аппарат крайне нестрог. В этой связи список литературы в русском издании книги включает,кроме трудов самого Г. Селье, только те работы, на которые имеются ссылки втексте и которые непосредственно цитируются. Источники всех эпиграфов всписок литературы не включены. --- От редакции. 1. Barzun J. Teacher in America, New York, Doubleday, 1955. 2. Вeveridge W. I. B. The Art of Scientific Investigation, Melbourne,London, Toronto, William Heinemann Ltd., 1951. 3. Boole G. An Investigation of the Laws of Thoutht on Which AreFounded Mathematical Theories of Logic and Probabilities. New York DoverPubl., First ed., 1854. 4. Вridgman P. Q. Reflections of a Physicist. New York, PhilosophicalLibrary, 1955. 5. Cannon W. B. The Way of an Investigator. A Scientist's Experience inMedical Research. New York, W. W. Norton, 1945. 6. Кюри E. Мария Кюри. Перев. с франц., 3 изд., М., 1979. 7. Дарвин Ч. Воспоминания о развитии моего ума и характера(Автобиография), Дневник работы и жизни, М., 1957. 8. Де Крюи П. Охотники за микробами. Перев. с англ., М., 1928. 9. Duсlaux E. Pasteur: Histoire d'un Esprit. Paris, Sceaux, 1896. 10. Fisher R. A. "Has Mendel's work been rediscovered?", Ann. Sci., 1,115, 1936. 11. Fried В. М. Arch. Path., 26, 700, 1938. 12. Jones E. The Life and Work of Sigmund Freud. Years of Maturity,1901 -- 1909. New York, Basic Books, 2, 1955. 13. Koch R. Investigations into the Aetiology of Traumatic InfectiveDiseases. Translation by W. W. Cheyne. London, The New Sydenham Society,1880. 14. Koenigsberger L. Hermann von Helmholtz. Translation by F. A. Welby,Oxford, Clarendon Press, 1906. 15. Пуанкаре А. О науке. М., 1983. 16. Richet С. Le Savant. Paris, Librairie Hachette, 1923. 17. Sсhild A. "On the matter of freedom: the university and thephysical sciences", Canad. As. Univ. Teachers (C.A.U.T.), Bulletin, 11, 4,1963. 18. Schutz Q. Ber. deut. chem. Ges., 23, 1265, 1890. 19. Selye H. "The nomenclature of steroid hormones", Pharm J., 149, 98,1942. 20. Selye H. Textbook of Endocrinology. Montreal, Acta Inc., Med.Publ., First ed. 1947; Second ed. 1949. 21. Selye H. Encyclopedia of Endocrinology. Section I: Classified Indexof the Steroid Hormones and Related Compounds (4 vols.), Montreal, A. W. T.Franks Publ. Co., 1943. 22. Selye H. Stress. Montreal, Acta Inc., Med. Publ., 1950. 23. Selye H. Annual Reports on Stress. (In collaboration with G. Heuserand A. Horava), Volumes I--V, Montreal, Acta Inc., Med. Publ., 1951 -- 1956. 24. Selye H. The Stress of Life. New York, McGraw-Hill., 1956. 25. Selye H. "What makes basic research basic?" In: Adventures of theMind. New York, Vintage Books, 1960. 26. Selye H. The Pluricausal Cardiopathies. Springfield, Charls СThomas Publ., 1961. 27. Selye H. Calciphylaxis. Chicago, The University of Chicago Press,1962. 28. Selye H. and Stone H. On the Experimental Morphology of theAdrenals. Springfield, Charles С Thomas Publ., 1950. 29. Selye H. and Ember G. Symbolic Shorthand Systems for Physiology andMedicine. Montreal, Acta Inc., Med. Publ., 1964. 30. Селье Г. Очерки об адаптационном синдроме, М., 1960. 31. Селье Г. Профилактика некрозов сердца химическими средствами, М.,Медгиз, 1961. 32. Селье Г. На уровне целого организма, М., 1982. 33. Селье Г. Стресс без дистресса, М., 1979, 2-е изд. 1982. 34. Sinclair W. J. Semmelweis, His Life and Doctrine. ManchesterUniversity Press, 1909. 35. Trotter W. Collected Papers of Wilfred Trotter. London, OxfordUniversity Press, 1941. 36. Wallace A. R. My Life. London, Chapman & Hall Ltd., 1908. 37. Wallas G. The Art of Thought. New York, Harcourt, Brace, 1926. 38. Woodger J. H. "The technique of theory construction". In:International Encyclopedia of Unified Science, 2, No 5. Chicago, TheUniversity of Chicago Press, 1939. 39. Zinsser H. As I Remember Him (The Biography of R.S.), Boston,Little, Brown & Co., 1940.

*ГАНС СЕЛЬЕ --- ТВОРЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ТВОРЧЕСТВА*

*(Вместо послесловия)*

В августе 1980 г. группа советских историков науки принимала участие вработе международного симпозиум; в Канаде. После завершения работысимпозиума мы посетили Международный институт стресса и встретились с егодиректором -- всемирно известным физиологом Гансом Селье. Цель нашего визитаобъяснялась, во первых, тем, что многие его работы -- "Очерки обадаптационном синдроме" (М., 1960), "На уровне целого организма" (М., 1972),"Стресс без дистресса" (М., 1979) и др. -- вышли в русском переводе.Благодаря его трудам понятие о стрессе вошло в XX в. не только в язык науки,но и любого грамотного человека. Я неоднократно писал об этих трудах, исоблазн увидеть живого классика, побеседовать с ним о его открытиях был,естественно, велик. Кроме того, я изучал творчество физиолога, которого (язнал это по литературе) Селье считал своим учителем, а именно ближайшегодруга Ивана Петровича Павлова американца Уолтера Кеннона, и нами написанабиография Кеннона -- создателя учений о механизме эмоций, о механизмепостоянства внутренней среды организм (гомеостазе) и др. И хотя книга,которую я хотел бы преподнести Селье, написана и издана на русском язьке, новедь на другом языке биографии Кеннона не существует вообще. Поэтому мнепредставлялось, что Селье, который читает по-русски, будет рад познакомитьсяс людьми написавшими книгу о человеке, который всегда служил для негопредметом обожания. И наконец, мой коллега В. П. Карцев был заинтересованвзять интервью для журнала "Вопросы истории естествознания и техники". Наша3-часовая беседа, опубликованная в виде интервью на страницах этого журнала(1981, No 2), и составила основу настоящей публикации. Мы начали с разговора о И. П. Павлове и его влиянии на творчество Г.Селье (дважды приезжая в нашу страну в 30-х гг., Г. Селье, тогда ещеначинающий физиолог, встречался с Павловым). Павлов, как известно, стоял напозициях нервизма, то есть теоретического подхода, согласно которомурешающую роль в работе организма играет нервная система, и в особенностивысший нервный центр -- большие полушария головного мозга. Исследования жеСелье принесли ему успех благодаря открытиям, связанным с гуморальнойсистемой, влиянием гормонов на жизнедеятельность, различным биохимическимпроцессам в крови, лимфе, тканях. Однако, по признанию профессора Селье, онзаимствовал у Павлова очень многое. То, что Павлов трактовал с точки зрениянервной системы, он перевел на язык и термины гуморальной системы. ВеличиеПавлова -- в восприятии организма как целого, в объяснении того, какимобразом это целое непрерывно адаптируется к окружающей среде. Именно этуидею целостности и адаптации он -- Селье -- почерпнул у Павлова, и именноона стала рычагом всей его экспериментальной работы и самой теории стресса.Ведь стресс неразрывно связан с тем, что Г. Селье назвал общим адаптационнымсиндромом, то есть совокупностью реакций организма, и прежде всегоэндокринной системы, с целью мобилизации его защитных сил и приспособления ктрудным ситуациям. Но, кроме признания научных заслуг нашего великогосоотечественника, весь физиологический мир, по словам нашего собеседника,видит в нем образец личности, для которой не существовало ничего, кроместрастного и бескорыстного служения научной истине, имевшего высокийнравственный смысл. Он считал науку именно тем орудием, которое способноспасти человечество от бедствий, болезней и нищеты. Быть может, этотнравственный мотив способен сегодня поддерживать ученого в его изнурительномтруде больше, чем любые другие побуждения. Во всяком случае, в наше времяособенно важно культивировать в деятельности ученых нравственное начало. Ихотя мы не физики, открытия которых изменили судьбу человеческойцивилизации, а биологи -- представители науки о жизни, но и от нас зависитрешение человеческих проблем, ибо при определенных условиях и нашадеятельность может быть направлена на истребление жизни. Еще в 1934 г. И. П.Павлов писал Н. Бору: "Сейчас наука является противоречивой, работаяодновременно и для счастья человечества, и для его гибели. Будет ли этотвопиющий контраст когда-либо разрешен? Уничтожит ли когда-нибудь наука этотпозор для человеческой мысли?" И эти слова были написаны в период, когда,разумеется, ни Павлов, ни его адресат -- знаменитый датский физик -- еще незнали о том, что физика стоит на пороге создания смертоносного атомногооружия. Об открытиях Селье мы, конечно, знали по его книгам. Но в публикацияхученого обычно запечатлеваются результаты его поиска, а не сам поиск --сложный, нередко сопряженный с ошибками процесс познания. Путь к истинеизвилист, а в статьях и книгах он выглядит прямым. Вопрос о природе научногооткрытия волнует не одно поколение исследователей науки. Ведь она -- нетолько система готовых знаний, но и особая, полная противоречийдеятельность, на которой всегда лежит печать конкретной личности с еепорывами, думами, сомнениями, сложными отношениями с коллегами, от судакоторых зависит оценка результата. В этом желании сохранить для истории"самоотчет" ученого о его пути к открытию -- одна из причин созданияпрочитанной Вами книги. Теория стресса, как и всякая большая теория, должна рассматриваться подуглом зрения логики развития науки. Как ни велико значение личности ученого-- творца этой теории, он в своем творчестве обусловлен действиемобъективных законов познания. Этим объясняется, в частности, что зачастуюнаучные открытия делают независимо друг от друга различные ученые. Хорошоизвестен такой классический пример, как открытие великого закона сохраненияэнергии. Он был установлен почти одно-временно тремя учеными, а еще девятьученых вплотную приблизились к нему. Это важное историческое свидетельствотого, что развитие научных идей подчинено объективным законам. У каждой изних имеются предшественники. Что же касается предшественников висследованиях по стрессу, то их, по словам Г. Селье, было очень много. "Ещев 1842 г. английский врач Томас Керлинг описал острые желудочно-кишечныеизъязвления у больных с обширными ожогами тела. В 1867 г. венский хирургАльберт Бильрот сообщил о таких же язвенных явлениях после хирургическихопераций, необходимость которых была вызвана инфекцией. Пьер Ру и АлександрЙерсен в Пастеровском институте наблюдали увеличение надпочечников узараженных дифтерией морских свинок. В медицинской литературе довольно частосообщалось также о "случайной" атрофии вилочковой железы и потере веса унекоторых больных. Никто не попытался соотнести эти явления с открытой Кенноном"экстренной секрецией адреналина" при страхе и ярости и ролью в этихпроцессах гипофиза или коры надпочечников. Самому Кеннону трудно былопринять идею о неспецифической адаптивной реакции. Он не смог увидеть в этихчастных проявлениях действие единого адаптационного синдрома" (с. 145журнала). Отмеченный профессором Селье факт несогласия с ним Кеннона,приезжавшего из Гарварда в Монреаль, чтобы ознакомиться с данными,положенными в основу теории стресса, свидетельствует о том, что ученыезачастую под влиянием сложившихся у них научных ориентации оценивают одни ите же эмпирические факты совершенно по-разному. Между тем, по мнениюканадского) ученого, неприятие еще незрелого замысла другимвысокоавторитетным ученым может отрицательно сказаться на психологиигенератора новой идеи. Из-за скептического отношения Кеннона к замыслу,приведшему к созданию теории стресса, самому Селье пришлось пережитьнеприятные минуты. В результате только 10 лет спустя он вернулся кразработке своих идей по стрессу. Как убедился читатель, проблеме соотношения эмпирического итеоретического в познании Г. Селье уделяет много внимания в своей книге,используя при этом данные как собственного многолетнего опыта, так иматериалы, почерпнутые в историко-научных исследованиях (см. об этом гл. 2,7 и 8 настоящего издания). Как известно, наука -- это особая система, особый "организм", укоторого имеется своя среда -- научная. Именно этому "организму" и этойнаучной среде, ее обитателям -- ученым, их психологии, отношениям между нимипосвятил Селье специальную книгу "От мечты к открытию". На вопрос о том, какбыла встречена его новаторская идея о неспецифической реакции организма настрессоры в научной среде, автор теории стресса ответил следующее: "Конечно,научный факт говорит сам за себя и рано или поздно будет оценен подостоинству, независимо от своего первооткрывателя. Но, к сожалению, историянауки знает множество примеров, когда научные факты значительной ценности втечение десятков лет были похоронены в малоизвестных журналах, а затемпереоткрыты, и никто даже не задумывался над тем, что это "уже известно". Нокому известно? Ученому, сделавшему открытие и умершему много лет назад? Но история науки учит также, что серьезное значение имеет умелаяпропаганда самими исследователями своих необычных с традиционной точкизрения идей. Поэтому я решил для себя, что лучшим путем распространения моихвыводов и гипотез будет их пропаганда через книги, через теле- ирадиоинтервью, поскольку они позволяют обращаться к самым широким кругам. Ятакже посвящал довольно много времени чтению лекций во всех странах мира.Стоит упомянуть то обстоятельство, что разъяснение концепции онеспецифической реакции организма в специальной научной аудитории всегдабыло для меня весьма тяжелым бременем. В то же время так называемая широкаяаудитория восприняла эту концепцию с большим пониманием, чем крупныеспециалисты, притом весьма компетентные и уважаемые. Много лет я боролся за свою концепцию стресса, пока она была принята.Мне доставляет необычайное удовольствие осознавать, что некоторые положения,вызывающие особенно яростные нападки, сейчас считаются общепринятыми. Я живопомню, как ученый мир сопротивлялся введению мной концепций и понятийбиологического стресса, стрессоров, неспецифичности, кортикоидов и др." (с.146 журнала). Вопрос о сопротивляемости научной среды новаторским идеям, онеобходимости их защищать, вступать в полемику с научными противниками и т.п. Селье подверг всестороннему анализу в книге "От мечты к открытию". На егорешение отвлечься от работы физиолога и обратиться к этой книге, посвященнойнеобычному для естествоиспытателя предмету, несомненное влияние, попризнанию самого Селье, оказала книга Кеннона "Путь исследователя". Этакнига представляет собой замечательный, можно сказать, классический образецотчета ученого о своем подходе к таким повседневным проблемам, мнение окоторых высказывается обычно лишь в кругу своих близких или коллег. Вовсяком случае, в печати ученый делится такими мыслями лишь в исключительныхслучаях. Между тем в условиях, когда занятия наукой приобретают широкоераспространение, как это произошло в условиях современной научно-техническойреволюции, чрезвычайно важно свой личный опыт организации исследований,отбора талантов, их воспитания, создания у них сильной мотивации насамоотверженный труд, обмена информацией, участия в дискуссиях -- иначеговоря, все тайны творческой лаборатории -- сделать общим достоянием.Ответом на запросы времени, по мнению Селье, и стала его книга "От мечты коткрытию". Для начала он прочитал почти все, что говорилось о науке и еелюдях в специальной литературе, в книгах философов и социологов, но осталсяэтими книгами неудовлетворен. Суждения их авторов не соответствовали тому,что говорила его собственная многолетняя исследовательская практика, егонаблюдения за ситуациями, в которых повседневно оказываются ученые --молодые и опытные. Философы анализировали науку извне, с высоты общихпредставлений о структуре и нормах рационального познания о том, каким онодолжно быть соответственно их критериям. Селье же задумал рассмотреть наукуизнутри, описать, как в действительности живут и работают обитатели миранауки. Он с самого начала не претендовал на теоретические обобщения,подобные тем, к которым пришел, изучая стресс и его механизмы. Для негоглавной задачей являлось поведать об искусстве исследователя и нужных дляуспеха личностных качествах, о заботах организатора и руководителя научнойгруппы. Образ ученого как одинокого искателя истины, доставшийся от прежнихэпох, ничего общего не имеет с реальностью. Но это вовсе не означает, будтоутратили значение свойства личности, будто люди науки взаимозаменяемы вмеханизме производства новых знаний. Предложенная Г. Селье типология ученых известна у нас в стране (см.:"Стресс без дистресса" и с. 35--46 настоящего издания). Она интересна, новызывает много споров. Однако крайне желательна ее дальнейшая разработка,ибо история науки важна не только для того, чтобы прослеживать историювозникновения научных идей, ее примеры нужно использовать и для воздействияна организацию современной научной деятельности. Следовало бы предостеречьот американского опыта, когда ученые превращаются в администраторов, потомучто не способны ни на что другое. Складывается пагубная для науки картина,когда в университетах преподают те, кто не может заниматься научнымиисследованиями, а наукой управляют люди, не способные к самостоятельнойнаучной работе. И хотя наш крупнейший физик академик Петр Леонидович Капицапридерживается такого же мнения, в современных условиях, на мой взгляд,сформировать универсальный тип организатора науки -- задача крайне сложная.Ведь, по существу, организатору нужны не только волевые, но и особыеинтеллектуальные качества. Известно, что, решая организационные задачи, оноперирует другими схемами и категориями, нежели когда, изучая биологическиеобъекты, ставит эксперименты или производит вычисления. В книге "От мечты коткрытию" как раз и показана неверность широко распространенныхпредставлений о так называемом логическом научном методе, якобыгарантирующем, подобно алгоритму, безошибочное решение научной проблемы. Вдействительности логика научного исследования совсем не такова, какой ееизображают учебники по логике. В творчестве ученого многое зависит от егоинтуиции, воображения, от случая и обстоятельств, которые ученый, приступаяк исследованию, не может предвидеть. И тем не менее случайное открытиевсегда предполагает упорный систематический труд. Известно изречениеПастера: "Случай благоприятствует подготовленному уму". История наукисодержит немало прецедентов, которые подтверждают этот афоризм,предостерегая молодежь от соблазна надеяться на озарение, которое, согласнолегендам, находит на великих ученых во сне. Для продуктивной работы в наукеважное значение имеет также общий подход ученого к объектам изучения,своеобразие которого заключается, по словам Селье, в следующем: "Я ощущаюсебя как-то ближе к Матери-Природе, когда могу наблюдать ее непосредственнотеми органами чувств, которые она сама мне дала, чем когда между нами стоятинструменты, так часто искажающие ее облик. ...Порой мне казалось, что явыгляжу "отсталым" в этой моей страсти к простоте и всеохватывающемуподходу. Тем более что в науке сегодня действует совершенно противоположнаятенденция. Создаются все более сложные средства для все более глубокого"копания" в каком-то одном месте. Разумеется, это необходимо, но не длявсех... Узкий специалист теряет общую перспективу; более того, я уверен, чтовсегда будет существовать потребность в ученых-интеграторах, натуралистах,постоянно стремящихся к исследованию достаточно обширных областей знания"(с. 12--13 настоящего издания). Учение о стрессе, оказавшее существенное влияние на ряд направлений висследовании организма, отдельных биологических функций и поведения в целом,перспективы развития учения о стрессе Селье мыслит в рамках изучениябелковых структур на церебральном уровне и открытия гормонов головногомозга. Г. Селье положительно оценил работы советских ученых попсихологическому стрессу в русле учения о высшей нервной деятельности,которое открыло новый путь к объяснению кортико-висцеральных регуляций. Заканчивая нашу беседу, мы спросили о творческих планах выдающегосяканадского ученого. "Это хороший вопрос. Меня редко спрашивают о планах набудущее. Многие полагают, что, когда человеку далеко за семьдесят,творческие планы не играют в его жизни существенной роли. Что касается меня,мне нужно закончить ряд исследований. Будущее и прошлое для меня слиты. Я неимею намерения менять свою жизненную задачу. Я начал исследования сприменения биохимических и гистологических методов и довел их до клиническихприменений. Моя основная задача сейчас -- разработать утвердить более общуюточку зрения на исследования области стресса, подготовить интерпретацию,основанную на еще более широких коррекциях. Мне кажется, что мне этоудастся. Меня вдохновляет пример Томаса Манна, который написал "ДоктораФаустуса", когда ему было за семьдесят, а "Феликса Круля", когда ему былопочти восемьдесят. А вспомните творческие успехи, которых в довольнопреклонном возрасте достигли Микеланджело, Пикассо, Тосканини, АртурРубинштейн, Павлов, Бертран Рассел! Я часто думаю о своем преклонномвозрасте и полагаю, что каждый период в жизни человека имеет своипреимущества. У нас накапливается громадный опыт. Природа снабдила насмногочисленными компенсаторными механизмами: когда один канал блокируется,мы развиваем другой. Наша цель -- не достижение абсолютного совершенства влюбом отношении, но достижение наиболее высокой из достижимых целей" (с. 147журнала). Над входом в Международный институт стресса начертаны следующие слова:"Ни престиж предмета твоих исследований, ни мощь твоего инструментария, нистепень твоей эрудиции, ни точность твоего планирования не смогут заменитьоригинальности твоего подхода и остроты твоего наблюдения". Именнооригинальность того подхода к жизнедеятельности, который отстаивал Селье и окотором он стремился поведать читателю в своей книге "От мечты к открытию",обусловила его выдающийся вклад в науку XX столетия. М. Г. Ярошевский